Текст книги "Смерть и приговор с отсрочкой"

Автор книги: Даринда Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Даже описать сложно, как мы ему благодарны. Дело вовсе не в том, что нам не по душе его присутствие здесь.

– А в чем тогда? – спросила я, уж не знаю зачем.

Вести этот разговор не хотелось ни капельки. Пусть это и по-детски, но я до сих пор их не простила, а беседа по душам неизбежно толкала к такому финалу.

– Просто мы… мы волнуемся. Вот и все. Он намного опаснее, чем ты можешь себе представить.

– Я в курсе. – Пришлось заставить себя принять безразличный вид. – Вы уже говорили. Теперь я могу заняться домашними заданиями?

Глубоко вздохнув, бабушка кивнула, а я снова постаралась не замечать боли в ее глазах.

– В кухне есть фрукты.

– Надеюсь, в виде начинки в тостах? – спросила Бруклин, которая пришла к нам, как только исчезла угроза нежелательных сантиментов.

– Не без того, – отозвалась бабушка и посмотрела мимо нас куда-то в сторону кухни. – Кэмерон, перекуси чем-нибудь. Скоро будет ужин.

Ласк робко улыбнулся:

– Спасибо, миссис Джеймс.

Вздохнув, я пошаркала в кухню делать Кэмерону тост. Мне самой есть нисколько не хотелось. Настроение посерело в тон небу.

– Что ты творишь? – шепнула мне Брук.

– Делаю перекус для Кэмерона.

– Сейчас? Нам, вообще-то, есть что обсудить.

Я перевернула вишневый тост и стала доставать его наружу одной вилкой. А что? Я могу быть беспечной. Опасность – мое второе имя.

– К тому же Кэмерону надо обойти периметр, – добавила Брук и потянула меня за руку.

– Надо? – удивленно переспросил Ласк, забрал у меня тост и подул на него.

– Еще как надо!

– То есть вы гоните меня на улицу? – улыбнулся он нам обеим, потом только Бруклин и откусил кусок как ни в чем не бывало.

Брук уже затащила меня на лестницу, но все-таки повернулась к нему:

– Конечно, нет. Просто нам нужно поговорить о своем, о женском.

– Я думал, вы домашкой займетесь, – сказал Ласк достаточно громко, чтобы услышала бабушка.

Я внутренне съежилась и бросила на него сердитый взгляд, но уже через секунду Кэмерон исчез из поля зрения.

– Мне, вообще-то, больно, – процедила я, когда Брук затолкала меня в мою же спальню.

На улице бушевала настоящая буря. От ветра, казалось, трясло весь мир. В окно бился мощными волнами натуральный ливень. И снова я могла думать лишь о том, что Джаред где-то там, посреди этой бури, и молиться, чтобы ему удалось найти приют.

– Надо торопиться, – заявила Брук, копаясь в рюкзаке. – Я знаю, ты не хочешь никому рассказывать о своем новом таланте, поэтому нам стоит потренироваться, пока не вернулся твой телохранитель.

Иными словами, старая добрая Бруклин вернулась во всеоружии. Я-то думала, что получила передышку, когда рассказала ей, как именно переживаю каждое новое видение. Видимо, ошиблась.

Я почесала внутреннюю сторону предплечья.

– Я не шутила по поводу того, что мне больно. У тебя мертвая хватка, блин.

– Мы должны изучить твой новый талант.

– Во всех смыслах мертвая.

– Ты сама сказала, что хочешь узнать об этом побольше, прежде чем кому-то рассказать.

– Вот только никаких видений я не хочу, забыла?

– Но тут нет никаких опасностей. Ты видишь только то, что запечатлели на фотке, причем в тот самый момент, когда был сделан снимок. Никаких эмоций, никаких будущих кошмаров и мыслей о самоубийстве. Наверняка будет даже весело. Садись.

Брук явно не замечала, как я раздражена. Я села на кровать, а подруга достала фотоальбом, пролистала его и протянула мне выбранное фото.

– Что ж, давай посмотрим, что из этого выйдет.

Демонстративно громко вздохнув, я придвинулась к изголовью. Брук села на свою кровать, но прислонилась спиной к стене, чтобы иметь возможность наблюдать за мной, отчего мне было только слегка не по себе.

Я глянула на снимок. Это была фотография Кэмерона с отцом у озера. Ласку было лет двенадцать, не больше. Светлые волосы он стриг короче, чем сейчас, но уже тогда был высоким, хотя и намного худее. В глазах, казалось, стояла печаль. Отец обнимал его за талию и улыбался. Белые зубы почти сияли на фоне смуглой кожи. А вот улыбка Кэмерона выглядела какой-то натянутой, осторожной.

– Где ты это взяла? – спросила я у Брук.

– В машине Кэмерона. Сам бы он фотку не отдал, поэтому пришлось стащить.

– Брук! – обалдела я.

– А что такого? Он знает, что фотка у меня. Я прямо при нем взяла ее из кармашка на козырьке и засунула в карман. – Подруга словно задумалась. – Он ничего не сказал, только странно на меня глянул, как будто не мог взять в толк, зачем вообще мне понадобилось его фото.

– Наверное, его не назвать самым уверенным в себе парнем.

– Есть такое дело, но выражение его лица на этом снимке вызвало у меня любопытство. Вот я и подумала, что ты, возможно, увидишь, в чем там дело было.

Теперь мне тоже стало любопытно. Вот гадство! Глубоко вздохнув, я сосредоточилась и представила себе прозрачный занавес. Первые попытки отодвинуть его ни к чему не привели. Занавес проходил сквозь пальцы. Только там, где я вроде как к нему прикасалась, клубился дым. Я сделала паузу, тряхнула головой и попробовала еще раз.

Наконец с пятой попытки занавес сделался осязаемым и пропустил меня в невероятно яркий день. Я моргнула и попыталась прикрыть рукой глаза от солнца, но, похоже, никакой руки у меня здесь не было. Потому что и меня самой здесь по-настоящему не было. В смысле в материальном виде. Казалось, будто я иду по канату в трехстах метрах от земли и все жду, когда появится что-то твердое, за что можно держаться, и чего на самом деле попросту не существует.

Я осмотрелась по сторонам. На берегу озера стоял Кэмерон в ярких шортах, без футболки и босиком. К ногам льнула вода и слегка разбрызгивалась в стороны.

– Похоже, эта штука не работает, – послышался голос мистера Ласка.

Я глянула влево. Мистер Ласк пытался разобраться с фотоаппаратом.

Даже здесь, с темной кожей и такими же волосами, он был намного ниже Кэмерона и представлялся едва ли не полной противоположностью своему бледнокожему сыну.

– Может, просто надо на кнопку нажать?

Мистер Ласк смерил сына шутливо-сердитым взглядом, и Кэмерон тихо рассмеялся, а потом отвернулся посмотреть на синюю гладь. Когда я снова взглянула на мистера Ласка, оказалось, что он пристально глядит на сына. Словно изучает. В его взгляде одновременно плескались печаль и гордость.

– Ну наконец-то, – сказал он, поставил фотоаппарат на камень и, подбежав к Кэмерону, обнял его одной рукой.

Кэмерон улыбнулся для снимка.

Уже в таком юном возрасте Ласк возвышался над отцом. И даже если бы им заплатили, они не могли бы выглядеть еще более непохожими друг на друга. Кэмерон был высоким, худым и очень светлым, а мистер Ласк – крепким, среднего роста и весь в темных оттенках. Даже по коже становилось понятно, что этот человек годами работал на улице. Он был красивым, как и Кэмерон, но его привлекательность была совершенно другой.

Конечно же, все это объяснялось тем, что мистер Ласк не настоящий отец Кэмерона. Его настоящий отец – ангел Джофиэль. Но мистер Ласк обожал сына и во всем поддерживал.

– Я горжусь тобой, сынок, – сказал он, пока оба ждали, когда сработает таймер.

Кэмерон неловко переступил с ноги на ногу.

– Спасибо, пап.

Буквально перед щелчком камеры мистер Ласк добавил:

– И она тоже тобой гордится.

Улыбка Кэмерона почти полностью угасла, а мистер Ласк, наоборот, широко улыбнулся. Секунду спустя полыхнула вспышка, и я вернулась в свою комнату.

Моргнув, я глубоко вздохнула, словно только что вынырнула из воды, и отложила фотографию подальше, внезапно почувствовав себя так, будто вторглась туда, куда не приглашали.

– Что ты делаешь? – разволновалась Бруклин. – Продолжай попытки. Нельзя просто так сдаваться…

– Получилось.

Брук застыла.

– Но ты же только что тряхнула головой. Буквально за долю секунды до того, как отложила фотку. И все получилось? Тебе удалось туда попасть?

– Ага. Причем я пробыла там не меньше минуты. А может, и дольше.

Подруга задумчиво сползла по стене.

– Надо же, как странно! Тебя… – Она глянула на меня, подбирая слова. – Ну, тебя не было всего мгновение. Как будто время там течет иначе. Должно быть, видения у тебя длятся всего секунду, а твой мозг интерпретирует увиденное как более длительный процесс.

Брук достала блокнот, в который вечно что-то записывает, и нацарапала туда то, что только что произошло. Оставалось только молиться, чтобы никто и никогда не нашел этот блокнот. Впрочем, даже если кто-то и найдет, наверняка решит, что все это выдумки.

– Возможно. Понятия не имею, как это работает.

– Так что ты там увидела?

Я опустила голову.

– Прямо перед тем, как была сделана фотография, отец Кэмерона сказал ему, что гордится им.

– И почему это так расстроило Кэмерона? – Брук взяла в руки фото. – Он тут очень грустный.

– Потому что еще мистер Ласк добавил, что мама им тоже гордится.

– Ого… – Похоже, я застала подругу врасплох. – Теперь все ясно.

– Посмотри на дату на фотке.

Брук посмотрела на цифры и уставилась на меня.

– Мама Кэмерона, – объяснила я, – умерла за девять лет до того, как сделали снимок. Это была годовщина ее смерти.

Бруклин резко выдохнула:

– Почему я сама не додумалась? Ну и дура же я!

– Ничего подобного.

– Надо вернуть фотографию Кэмерону. Так будет правильно.

– Если бы он хотел ее вернуть, то так бы и сказал. – Я придвинулась поближе к подруге. – Думаю, ему нравится, что эта фотография теперь у тебя.

Ее губы сложились в подобие улыбки.

– Расскажи, как это происходит.

Сразу было ясно, что она имеет в виду видения через фотки. Я рассказала Брук о занавесе, о том, как отодвигаю его в сторону и как будто вхожу в снимок. Рассказала, как я себя чувствую, находясь внутри картинки и не имея физического воплощения. Описать ощущения было нелегко, но Бруклин умная девочка. Она вполне способна вообразить все, что угодно, и поставить себя на мое место.

– Выходит, каждый раз, когда ты возвращаешься, ты сначала видишь вспышку, как раз когда делают фото?

– Да, но я уже начинаю думать, что этот свет вовсе не вспышка камеры, а как бы мой путь обратно в настоящее.

– Должна сказать, Лор, что в мире нет ничего круче. И все это происходит в тот момент, когда я решила, что круче тебе становиться уже некуда.

Я неуверенно хихикнула:

– Даже не знаю. Какой от этого толк? Этот мой талант ничуть не приближает нас к тому, чтобы остановить дурацкую и якобы неминуемую войну. В общем, я по-прежнему совершенно бесполезна.

– Ну нам-то откуда знать? По-моему, нужно все рассказать твоим бабушке и дедушке. Они точно поймут, что делать. Может быть, есть какое-то пророчество, где объясняется важность этого таланта.

– Я расскажу. – Когда Брук бросила на меня недоверчивый взгляд, пришлось добавить: – Обещаю, я все им расскажу.

– Когда?

– Скоро. Может, завтра.

Укоризненно поджав губы, подруга сложила руки на груди.

– Клянусь на мизинчике!

В этот момент пиликнул сотовый. Спасение пришло в виде рингтона, блин. Бабушка написала, что собирается заказать пиццу. Меня обуяло чувство вины. Я знала, что она собиралась готовить энчиладу, но, видимо, решила, что я откажусь. Если бы мне предложили поесть с родными, то тут бабушка не ошиблась, и все-таки чувство вины от этого не уменьшалось.

Поскольку на весь вечер мы застряли в моей комнате, мы с Брук решили пораньше приготовиться на боковую, пока не доставили пиццу. Да и поесть в постели – это удобно и уютно. Кэмерон появился дважды, а потом ушел в машину, несмотря на кошмарную погоду. Несгибаемый товарищ.

– Жаль, что моих родителей здесь нет, – поделилась я с Бруклин. – Они бы сказали нам, что делать. – Я взяла с тумбочки фотографию мамы и папы. – Мне почему-то кажется, что папа знал обо всем, что происходит, гораздо больше, чем бабушка с дедушкой. Все-таки он рос с этими знаниями с самого рождения и уж точно понимал, что значит быть потомком провидицы Арабет.

– Согласна, – сказала из ванной Брук, – но твои бабушка с дедушкой прекрасно справляются, учитывая, что ни о каком Ордене они знать не знали, пока не познакомились с твоим папой. Им пришлось немало взвалить на плечи.

Она права. Может быть, я слишком строга с родными.

– Молодцы они, правда?

– Не то слово, – отозвалась подруга с булькающими звуками. Явно чистила зубы.

– Мы же пиццу будем есть. Зачем ты зубы чистишь?

– Не знаю. Почему-то кажется, что надо почистить. – Брук сплюнула в раковину. – Хочешь попробовать еще одну фотку?

– Нет. Чувствую себя ужасно. Как будто лезу, куда не просят.

Брук высунулась из ванной.

– Ты пророк, Лор. А вы, пророки, этим и занимаетесь – лезете, куда не просят. Смирись.

Да уж. Если надо, она может быть жестокой.

Наверное, мне все же стоит попытать счастья с еще одним снимком. Я посмотрела на фото, которое держала в руках, и на котором были изображены мы с мамой и папой. Провела пальцами по стеклянной рамке. На фото я только что родилась. Мы все еще в больнице, а я похожа на буррито с лицом ребенка. Медсестры запеленали меня в розовое одеяльце. Со спутанными локонами и улыбкой на губах мама казалась уставшей, но счастливой. Папа с густыми рыжими волосами и проницательными глазами гордо улыбался в камеру.

А вдруг я могу снова и снова переживать эти моменты? Снова могу увидеть родителей, как увидела Брук на ее дне рождения? Это было бы так легко…

Загоревшись новой целью, я сняла заднюю стенку рамки и взяла фотографию в руки. Я собиралась сесть у изголовья, сделать несколько глубоких вдохов и хорошенько сосредоточиться, но едва пальцы коснулись снимка, я практически провалилась внутрь. Прозрачный занавес сам по себе расступился, и я очутилась в больничной палате, где мама с папой с радостью рассматривали новорожденную меня.

Я крепко спала. Видимо, меня так туго запеленали, что не хватало кислорода. Кончиком пальца папа коснулся моего подбородка:

– Как у моего отца.

Как бы я ни старалась, я не смогла бы объяснить, откуда во мне взялась гордость, раздувшая несуществующую здесь грудь.

Родители были прямо передо мной. Так близко, что я почти могла к ним прикоснуться. Ужасно хотелось подбежать к ним и за все поблагодарить. Казалось, от эмоций я не могу дышать. Но разве можно вообще дышать в месте, которого нет?

Хотелось стоять тут вечно и купаться в близости родителей. Словно они вернулись. Словно снова были со мной. Но я не знала, как остановить этот момент, и он стал ускользать против моей воли.

Мама подняла голову и взглянула на папу:

– Нужно сказать ей, когда подрастет.

Я шагнула ближе. Сказать мне что?

Папа печально покачал головой:

– Это не наш секрет. Кроме того, разве ей будет полезно знать правду? Знать, что он все еще жив?

Это еще что значит? Кто жив? Какую правду?

– По-моему, с этим я уже разобрался, – прозвучал мужской голос, и, когда мама с папой посмотрели на его обладателя, меня ослепило яркой вспышкой.

Я вернулась в комнату, на свою кровать, где все еще держала в руках фотографию, а Брук бормотала что-то о долге и о том, что шпионить – благороднейшая из традиций. И это на все сто доказывает Джеймс Бонд.

Глава 8
Неясная правда

О чем говорили родители? О какой правде?

– Угу, – прогудела я, притворяясь, будто слушаю подругу.

Снова закрыв глаза, я коснулась пальцами фотографии и сосредоточилась, но, как и с фоткой Брук, ничего не произошло. Может быть, у меня всего одна попытка. Никаких повторений и переигровок. Я старалась изо всех сил, но без толку. А потом сделала точно так же, как с фотографией Кэмерона: глубоко вздохнула и расслабилась. Накатило ощутимое спокойствие, возникшее в кончиках пальцев и пронесшееся волной по всему телу. Появилось ощущение, будто мои молекулы потускнели, стали полупрозрачными, как акварель. Затем все вокруг окутало туманом. Время ускользало прямо из-под ног. Воздух задрожал, и появился занавес. Я двинулась вперед, потянула за несуществующую ткань и оказалась внутри.

Сидя на краю кровати, папа наклонился надо мной пощекотать мне подбородок. Мама ворковала что-то ласковое и легонько покачивала меня на руках. В этот раз я постаралась увидеть больше, и мама показалась мне удивительно красивой и изящной, как сказочная принцесса. Но я хотела не только увидеть, а и узнать побольше из каждого слова, каждого жеста.

– Как у моего отца.

Едва папа произнес эти слова, по маминому лицу пробежала печаль. Она взглянула на папу с мольбой в глазах:

– Нужно сказать ей, когда подрастет.

Папа опустил взгляд и с сожалением покачал головой, а потом снова посмотрел на маму:

– Это не наш секрет. Кроме того, разве ей будет полезно знать правду? Знать, что он все еще жив?

Мама поникла.

– По-моему, с этим я уже разобрался.

Голос был похож на дедушкин, но наверняка сказать было сложно.

Позы изменились, родители улыбнулись в камеру, полыхнула молниеносная вспышка, и я вернулась обратно в свою комнату.

– Ты вообще меня слушаешь?

– Конечно, – ответила я Бруклин и опять нырнула в снимок.

Я повторяла этот трюк снова и снова, стараясь увидеть что-то новое, найти какую-нибудь подсказку, о ком говорили мама и папа. Даже успела выяснить, что могу влиять на собственное местоположение. Один раз я стояла прямо перед кроватью, в другой – у окна. Когда управлять мыслями стало проще, и я уже смогла двигаться по пространству без риска оказаться вышвырнутой из снимка, я отошла к окну и повернулась. У стены стояла бабушка и показывала дедушке что-то в фотоаппарате, а дедушка, который выглядел здесь моложе и стройнее, почему-то легонько ее оттолкнул.

– Нужно сказать ей, когда подрастет, – проговорила мама, и бабушка с дедушкой так быстро переглянулись, что я едва не упустила этот момент.

– Это не наш секрет. Кроме того, разве ей будет полезно знать правду? Знать, что он все еще жив?

Явно встревожившись, дедушка стиснул зубы и процедил:

– По-моему, с этим я уже разобрался.

Он поднял камеру, палату залило ярким светом, и я опять вернулась в настоящее.

Они знали! О каком бы секрете ни говорили мои родители, бабушка с дедушкой тоже знали эту тайну. Плюс мама заговорила о чем-то, что мне стоит рассказать, сразу после того, как папа упомянул своего отца. Вот только родители папы умерли еще до моего рождения. Может быть, разговор шел как раз об их смерти? Точнее о том, как именно они умерли? Но потом родители сказали, что какой-то «он» жив…

Я резко выпрямилась и почему-то почти шепотом сказала:

– Брук!

– Лорелея! – в тон отозвалась подруга, выйдя из ванной в полной пижамной экипировке.

Я сгребла собственную пижаму и рванула в ванную.

– Сейчас такое расскажу – не поверишь!

– Дай угадаю. Ты смоталась в фотку с родителями, сделанную сразу после твоего рождения?

Я высунулась из-за двери.

– Откуда ты знаешь?

Брук подняла фотографию.

– Ясно. – Я продолжила переодеваться. – Но это еще не все. Я могу так делать снова и снова.

– С одной и той же фоткой?

– С одной и той же фоткой.

Подскочив, подруга притопала ко мне, села на крышку унитаза и зачарованно спросила:

– Ты понимаешь, что это значит?

– Естественно! – Тут я задумалась. – То есть нет. Не совсем.

Бруклин поморгала.

– Ага, я тоже не понимаю.

– У них был какой-то секрет. – Я натянула через голову топ пижамы. – В смысле у моих родителей.

– И ты об этом узнала, прикоснувшись к фотке?

– Ну да. Они говорили о каком-то секрете. А ком-то, кто был жив, но мне нельзя было рассказывать, кто это. – Замолчав, я уставилась на подругу в упор. – Думаю, мой дедушка по папе до сих пор жив.

У Брук отвисла челюсть.

– Я думала, он умер.

– Я тоже так думала. Потому что так мне сказали родители. Но внутри фотки они обсуждали мой подбородок и то, как он похож на подбородок папиного отца. А потом…

– Нравится мне это местечко, – прошамкал с полным ртом только что вошедший Глюк.

Бруклин вышла из ванной.

– Стучать не учили?

– Дверь закрой! – прошипела я и промчалась мимо Глюка закрыть дверь.

В каждой руке у него было по куску пиццы.

– Что тут у вас происходит?

Брук умоляюще покосилась на меня:

– Можно я ему расскажу? Пожалуйста! Я за тебя алгебру сделаю.

– За домашку, – фыркнула я, – я тебе и по лицу его отпинать разрешу. Договорились.

– По лицу? – опять прошамкал Глюк.

– У Лорелеи новый талант! – объявила подруга.

Глюк тяжело сглотнул.

– Танцы на шесте туда входят?

– Нет, – закатила глаза Бруклин. – Прекрати отвлекаться. Боже мой, как вкусно пахнет!

– Ладно уже, – проговорила я, – пойди и возьми себе пиццы. Мы подождем.

– Ни за какие коврижки. – Она упрямо сложила на груди руки. – Ты сама ему все расскажешь.

– Не расскажу.

– Еще как расскажешь! Лучше я возьму кусочек у него.

– И не мечтай, – огрызнулся Глюк и попятился, будто его только что приговорили к расстрелу.

Как раз в этот момент в дверь постучали. Брук открыла, и на пороге оказался Кэмерон.

– Приветик, – пробормотала подруга, придерживая дверь и давая Ласку знать, что прямо сейчас ему тут не очень рады. – Ты проверяешь окрестности?

Он сощурился и заглянул в комнату.

– Наверное. Заскочил узнать, как у вас дела. Все в порядке?

– Все супер.

Продолжая глазеть на Кэмерона, Брук для пущего эффекта улыбнулась, и он кивнул:

– Ладно, буду на улице. Занавески лучше задернуть.

– Будет сделано.

Захлопнув дверь, подруга помчалась к занавескам, задернула их и, вернувшись к двери, уставилась на меня подозрительным взглядом. Ну конечно! Делать мне нечего, кроме как рисковать домашкой.

– Что происходит? – поинтересовался Глюк.

– Ничего. Займи ее чем-нибудь, пока я не вернусь. И не давай ей говорить!

– Поверить не могу, что ты настолько мне не доверяешь, – разобиделась я, но Бруклин уже ускакала, поэтому пришлось крикнуть вдогонку: – И мне кусочек возьми!

Глюк уселся за мой стол и тоже крикнул:

– Апельсиновую газировку прихвати!

– И мне!

Я присела на край кровати.

– Класс. У нас тут как будто обслуживание номеров.

– Ты говорить собираешься или как?

Я покосилась на друга. В одной руке он держал кусок пиццы, а другой проверял свою почту на моем компе.

– Бруклин меня придушит.

На это Глюк просто оглянулся и злобно ухмыльнулся.

Однако сказать я ничего не успела. В комнату вихрем ворвалась Брук, держа в одной руке тарелку с несколькими кусками пиццы, а в другой – две бутылки апельсиновой газировки.

– Она что-то говорила?

– Боже мой! Ты просто дико скоростная!

Губы Глюка сложились в разочарованную линию.

– Ни слова.

– Отлично.

Вручив мне пиццу, Брук села, откусила кусочек от своего куска, положила его на тарелку и, вытерев руки салфеткой, все внимание переключила на ничего не знающего Глюка.

– Итак, Глюк, будь предельно внимателен.

Он отвернулся от компьютера и сжевал кусок пиццы.

– Лады.

Бруклин нетерпеливо улыбнулась:

– Лор может входить в образы.

– Это замечательно, – выдал неуверенную улыбку Глюк. – Не знал, что ты хочешь играть на сцене.

– Да не в эти образы! – отмахнулась подруга, словно стирая сказанное Глюком. – Я про те образы, которые запечатлены на фотографиях.

– То есть ты хочешь стать фотографом? – уточнил Глюк и отпил газировки.

Со всем драматизмом актрисы немого кино Брук закрыла ладонью глаза и распростерлась на кровати.

– Моделью, что ли? – снова предположил друг. – А ты не низковата?

– Ради любви к пепперони, пусть он замолчит!

– Ну признай, Брук, – рассмеялась я и откусила пиццу. – Твои слова звучат чересчур неопределенно. Придется поднатужиться и объяснить подробнее.

– Ладно. – Она выпрямилась и предприняла еще одну попытку все рассказать. – Итак, у Лорелеи обнаружилась способность прикасаться к фотке и оказываться внутри нее. Она может увидеть, что происходило, когда делали снимок. То бишь войти в этот образ, осмотреться на месте и даже услышать, о чем говорили люди с фотки.

– Но как только загорается вспышка, – вставила я, – меня выбрасывает обратно. Я вижу только то событие, которое предшествовало моменту съемки.

Глюк пялился на нас во все глаза, и мы не стали его торопить – дали время все обдумать.

– Это вроде как круто, – пробормотал он наконец.

– Вроде как круто? – обалдела Бруклин. – Да это круче всего на свете! Разве что кроме того, что Джаред оказался ангелом смерти. Такое переплюнуть трудно.

Я глянула на подругу, и в знак согласия друг с другом мы обе пожали плечами.

– Нет-нет, это и правда круто, – проговорил Глюк. – Но что все это значит?

– Сами хотели бы знать, – отозвалась Брук.

– Бабушке с дедушкой уже рассказала?

– Пока нет. Эта новинка все еще на стадии тестирования. Как только пойму хоть чуточку больше, сразу же все им расскажу.

– Ты обещала завтра, – Брук смерила меня укоризненным взглядом. – На мизинчике поклялась.

– Да расскажу я! Расскажу.

– Лор…

– Брук…

– Может, вернемся к фокусу с фотками? – предложил Глюк, все еще не переваривший новости.

Ей-богу, даже бумажка впитала бы новую информацию быстрее.

Следующий час мы провели за объяснениями всех нюансов. Пару раз даже пришлось продемонстрировать, как именно у меня получается попадать внутрь фотографий. Что тут скажешь? Вокруг одни скептики. Однако умница Бруклин додумалась прихватить несколько фоток из младших классов. Я попробовала пару штук и пересказала, что происходило в момент съемки. С каждым разом удавалось все лучше и лучше. Я даже научилась не только перемещаться в пространстве и смотреть на события с разных углов, но и видеть то, что находилось за пределами фотографии.

Глюк не знал, что и думать. Не понимаю, почему переварить такое ему было труднее, чем смириться с моими видениями или тем фактом, что Джаред – ангел смерти, но другу явно приходилось нелегко.

Потом он решил уточнить:

– А с цифровыми фотками как? На телефоне, например, или на компе?

Почему-то я о таком даже не думала.

– Не знаю, не пробовала.

Глюк вывел на экран снимок самого себя на грязном мотоцикле, на котором он катается по горам.

– Кто фоткал? – спросила я.

Он усмехнулся:

– Вот ты мне и скажи.

С большими сомнениями я коснулась экрана и сосредоточилась. Точно так же, как и во все прошлые разы, меня утянуло вперед в запечатленную на фото сцену, и прямо перед глазами расступился пиксельный занавес. Подняв огромный столб грязи, мотоцикл Глюка так пронзительно взревел, что я закрыла руками уши. Или точнее почувствовала себя так, будто закрыла руками уши. Больше вокруг никого не было. Пока меня не вышвырнуло из снимка, я отодвинулась в сторону посмотреть, кто сделал фотографию, но оказалось, что телефон Глюка с включенным таймером стоял на бревне. За секунду до съемки я вгляделась вдаль и увидела на расстоянии от бревна с камерой папу Глюка. Полыхнула вспышка, я вернулась и поморгала.

– Ты сам себя сфоткал. Ну и на кой фиг поднимать столько грязи?

Улыбка Глюка угасла.

– Минуточку. Как это он сам себя… А-а! – выдохнула Брук. – У тебя в телефоне таймер есть.

Забрав у меня сотовый, она принялась тыкать по кнопкам.

– Есть, но вы-то как узнали?

– Мы же тебе только что все рассказали. – Подруга возмущенно уставилась на меня. – Вот никогда он нас не слушает!

– Все я слушаю! – обиделся Глюк. – Просто это… поразительно.

– А знаешь, что еще поразительнее? – спросила я. – В тот день за тобой наблюдал отец.

У Глюка отвисла челюсть.

– Откуда ты… – начал он, но вовремя остановился. – Ты права. Он приходил, а я тогда об этом даже не знал. – Откинувшись на спинку стула, он задумчиво свел брови. – Ну и что все это значит?

Я тяжело вздохнула:

– Вот именно. Что, блин, все это значит? Я могу прикоснуться к человеку и заполучить видение. Могу глянуть на фотку и увидеть, что там происходило. Но если смотреть на всю картинку целиком, какую пользу могут принести мои способности хоть кому-нибудь?

– Ты себя недооцениваешь, Лор. – Брук окатила меня сердитым взглядом. – Впрочем, как всегда.

– Я вообще ничего не оцениваю. Мне всю эту белиберду подсунули бесплатно и не дали выбора.

Еще немного поплакавшись о своих несчастьях, я рассказала Глюку о разговоре между моими родителями в больнице.

– И ты считаешь, они говорили о твоем дедушке по линии отца? – спросил друг.

– О ком же еще? Папа сказал «У нее подбородок, как у моего отца», а через секунду мама сказала, что мне нужно что-то рассказать, когда я подрасту. И это приводит меня к плану А.

– Вот блин! – вздохнул Глюк. – Каждый раз, когда вы начинаете нумеровать буквами свои планы, на голову начинают сыпаться проблемы. А когда мы доходим до плана Д (а мы всегда доходим, потому что все предыдущие вылетают в трубу), вокруг уже творится полный абзац.

– То есть ты выходишь из игры? – со всезнающим выражением лица поинтересовалась Бруклин.

Глюк фыркнул:

– Не дождетесь. Я по уши в игре. Просто хотел предупредить: если мы таки докатимся до плана Д, я делаю ноги. Куда-нибудь подальше. И скорее всего сменю имя.

Мы все рассмеялись.

– Все не так плохо, – сказала я, чтобы успокоить друга. – Я ведь знаю, где хранятся записи. Как только бабушка с дедушкой лягут спать, я прокрадусь в подвал и поищу все, что касается папиного отца. Наверняка что-нибудь найдется.

– А потом можем в интернете покопаться, – добавил Глюк. – Хотя можно и сейчас начать. Как его звали?

– Я знаю только прозвище.

– Блин, – разочарованно вздохнула Бруклин. – Это нам вряд ли поможет.

– Не узнаем, пока не попробуем, – отозвался Глюк и развернулся к компьютеру. – Как там его называли?

– Эм-м, Мак.

Друзья одновременно уставились на меня.

– Серьезно? – ехидно спросила Брук. – Чувака с фамилией Макалистер называли Мак? Вот же дичь!

– С этим можно начать поиски. Ты знаешь что-нибудь еще, Лор? Может быть, откуда он родом?

– Знаю только, что он откуда-то с северо-востока. Возможно, из Мэна. В Нью-Мексико его семья переехала задолго до того, как папа познакомился с мамой.

– Что ж, надо вспомнить что-нибудь еще.

Бруклин взглянула на часы.

– Когда бабушка и дедушка спать укладываются?

– Приблизительно в девять-десять. У нас еще несколько часов. – Я широко улыбнулась. – Куча времени, чтобы ты успела сделать за меня алгебру.

– Я уже сделала домашку. Может, просто спишешь?

– Это жульничество! – притворно ахнула я. – К тому же мне придется писать самой. – Я вручила подруге лист с заданиями и карандаш. – И постарайся почерк подделать.

***

– Лорелея!

Повернувшись на зов, я попыталась выбраться из сетей сна.

– Лорелея, проснись.

Это был Кэмерон, которого я узнала по голосу и не слишком ласковым тычкам в бок. Неужели я в школу опоздала?

Я открыла один глаз. На улице все еще было темно и ветрено, и по-прежнему шел дождь. Для таких пробуждений просто обязаны существовать особые обстоятельства.

Тут я резко села и осмотрелась по сторонам.

– Я уснула!

Брук спала. Глюк растянулся на полу и положил руку на подушку – то есть туда, где должна была лежать голова. Бедняга. Вряд ли спать без подушки удобно.

– Я не собиралась спать. У нас же был план А!

Уголок губ Кэмерона пополз вверх.

– Ваши планы не всегда срабатывают. Может быть, даже к лучшему, что вы уснули.