Текст книги "Четвертая могила у меня под ногами (ЛП)"
Автор книги: Даринда Джонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Я благодарно улыбнулась:
– Большинство моих связаны с мужчиной, от которого проблем больше, чем он того стоит. Но мысль приятная.
Она мягко рассмеялась, прикрыв ладонью рот. Зря – у нее слишком красивые губы, чтобы их прятать.
Мы вошли в салон Пари. Перед главным входом стоял стол, но так называемый кабинет у нее находился в задней части студии – в уголке размером с мошонку мотылька, откуда открывался вид из окна на мусорный бак на другой стороне переулка. Услышав раздраженное бормотание из-под стола, я пошла на звук, почти надеясь поймать Пари на чем-то незаконном. Ну очень уж симпатичный у нее помощничек.
По столу были разбросаны компьютерные внутренности. Каждый доступный сантиметр столешницы усеивали провода и какие-то приспособления всех мастей и размеров.
Создавалось впечатление, будто всякий раз, когда я прихожу к ней в салон, она занята какой-нибудь технической фигней. Что, по-моему, шло вразрез с самой сутью ее художественной натуры. Впрочем, натура Пари одной только художественностью не ограничивается.
Я услышала глухой стук, от которого у меня на губах расползлась злорадная ухмылка. Извращенка я.
– Привет, Пар, – сказала я, с беспечным видом прислонившись бедром к столу.
Послышались звуки напряженной возни, включая резкий треск и какое-то бульканье, а потом появилась голова Пари. Густые темные волосы, которые одним показались бы спутанной копной, а другим (то есть мне) – произведением искусства, выглядели так, будто намертво приросли к проводам, над которыми она трудилась. Выплюнув микроскопический кусочек пластмассы, она выдергивала провода из прически одной рукой и прикрывала глаза другой.
– Черт тебя дери, Чарли. – Пари зажмурилась и стала вслепую шарить рукой по столу в поисках очков.
Пари способна видеть то, что нормальные люди называют призраками, с тех пор как в двенадцать пережила околосмертный опыт. Различать внешности и общаться с призраками она не умеет, зато видит их как серую дымку, так что всегда знает, когда они рядом.
Но меня она в состоянии заметить даже за милю. Кажется, моя яркость ее бесит. И это забавно.
Уже в третий раз она слепо оттолкнула от себя солнцезащитные очки и наконец открыла глаза, наградив меня сердитым взглядом. Наверное, это было больно. Мне оставалось лишь надеяться, что у Пари нет похмелья.
Вздохнув, она нырнула обратно под стол.
– У тебя там парень, что ли? – поинтересовалась я.
– Парень? – ворчливо переспросила она, явно пытаясь до чего-то дотянуться. – Нет у меня никакого парня.
– А я думала, есть.
– Нет.
– У тебя есть помощник.
– Это не парень. Это Тре.
– Который и есть парень.
– Но не в этом смысле. Как ты сюда попала? Дверь же была заперта.
– Ничего подобного. Не была.
Она снова высунула голову и огляделась.
– Серьезно? А должна быть заперта.
Когда Пари опять спряталась под столом, я спросила:
– А что такого? Чем ты занимаешься?
– Ничем…
Как-то неубедительно это прозвучало. Зуб даю, у нее что-то на уме. Я наклонилась посмотреть, что она делает.
– Я бы сказала, ты меняешь телефонный кабель.
– Ничего подобного, – огрызнулась Пари. – С какой стати мне этим заморачиваться?
Будь лжецы основным блюдом на собрании шрайнеров (1), Пари была бы запеченным поросенком на шикарной тарелке.
– Ладно, как знаешь. Ничего мне не рассказывай. Мне нужно на несколько дней приютить у тебя клиентку. Можно воспользоваться твоей запасной комнатой?
– Там только диван, но на нем удобно.
– Сойдет. Это Харпер. Харпер, это Пари.
– Привет, Харпер, – сказала Пари, и прежде, чем Харпер успела ответить, помещение озарилось вспышкой искр из-под стола. За вспышкой послышался глухой удар, когда Пари уже в сотый раз стукнулась макушкой снизу об столешницу.
Сомневаясь, что телефонный кабель может так искрить, я снова наклонилась.
– Нет, правда, что ты там делаешь?
– Ты видела искры?
– Я собираюсь показать Харпер комнату. Постарайся не убить себя, пока я не вернусь.
– О’кей. Запри дверь, когда будешь уходить.
– А…
– Стой! – Снова показалась голова Пари, лицо просияло от какой-то идеи. Ярко подведенные глаза сузились, пока она хлопала по столу, снова пытаясь найти свои очки. На этот раз я дождалась, пока она их найдет. Водрузив очки на лицо, Пари проговорила: – Я делаю тебе одолжение.
Я опять прислонилась к столу бедром.
– Ага.
– А долг платежом красен, так?
Гадая, к чему это она, я повторила:
– Ага.
– Сходи со мной на свидание.
– Ты не в моем вкусе.
– Ну же, Чак. Одно свидание, и я никогда больше об этом не заикнусь.
– Да нет же, я серьезно: ты не в моем вкусе.
– Я, понимаешь, о том, что у тебя офигенный дар знать наверняка, когда кто-то лжет.
Я глянула на Харпер. Похоже, у нее резко подскочил интерес к происходящему.
– Ну, – пожала плечами я.
– В общем, я подумываю сходить на свидание с одним парнем, но вряд ли сумею понять… ну, знаешь, честен ли он со мной.
– Ты его в чем-то подозреваешь?
– Да нет. Просто подумала, что ты могла бы «внезапно появиться», – Пари показала в воздухе кавычки для убедительности, – и посидеть с нами минутку-другую. Короче говоря, столько, сколько тебе понадобится, чтобы прочесть его.
– Я вообще-то не читаю людей.
– Ну, чувствуешь их.
– Весело, конечно, но было бы неловко.
– Ты понимаешь, о чем я. Баш на баш, дамочка. Что посеешь, то и пожнешь. – Она посмотрела мимо меня. – Без обид, Харпер.
– Да-да, я вовсе не оби…
– Ну? – перебила Пари бедную Харпер, которая наконец-то решилась заговорить. – Мой диван за твою суперсилу.
– Раз ты так ставишь вопрос.
– Чудненько. Пришлю тебе эсэмэской где и когда.
– Замечательно. Покажу-ка я Харпер ее диван.
– О’кей.
Я уже было решила, что разговор окончен, раз уж Пари снова нырнула под стол, но внезапно она опять выскочила. Прямо как печенье для тостера, только не замороженное.
– Минуточку. А где тебя носило?
– Да так. Дома сидела.
– Два месяца?
– Вроде того.
– Хм. Ну ладно. Дверь запри! – крикнула она напоследок. Вот же настырная.
***
– А она необычная.
– Да уж. – Я провела Харпер за угол, заставленный коробками с какими-то товарами для тату-салона, и мы с ней оказались в маленькой задней комнате. – Не хоромы, конечно, но уверена: никто и не подумает здесь тебя искать.
Она отреагировала вежливым кивком. Я бы побилась об заклад, что она готова была сморщиться от отвращения, но не стала этого делать из-за присущей ей доброты.
– Здесь замечательно, – сказала Харпер вопреки всем моим ожиданиям. Мало таких приятных людей мне встречалось.
– Супер. Я отчаливаю заниматься расследованием и все такое. Вечером вернусь. Справишься тут?
– Конечно. Со мной все будет в полном порядке.
Я коснулась ее руки, чтобы отвлечь от созерцания нового, пусть и временного, места жительства.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти того, кто за всем этим стоит. Клянусь.
Лицо Харпер озарилось даже от слабого намека на улыбку. Если не ошибаюсь, напряжение в ней немного ослабло.
– Спасибо.
Я оставила Харпер посреди крошечной комнатушки, и мне на глаза тут же попался помощник Пари, Тре. Он набивал татуировку девушке, которая выглядела так, будто страдает от боли и охвачена желанием одновременно. Понять ее можно. Тре был как коктейль «Лонг-Айленд»: высокий, с непритязательной начинкой, достаточно вкусный, чтобы смочить горло и другие места, но с ног собьет легко, когда меньше всего ожидаешь.
– Здорово, Чак, – поздоровался он, сделав паузу в монотонном гудении иголок.
Для меня не секрет, что всем татуировщикам в глубине души нравится причинять людям боль. Мне стало любопытно, отразилась ли эта особенность на интимной жизни Тре. Если ему такое по душе, то я могу вынести боль. Немного, но…
– Здорово, чувак, – отозвалась я, почти не задумываясь, что отвлекаю его. В этом деле ошибки остаются навсегда. Как результат девятимесячного ожидания после выпускного.
Тре сделал очередную паузу и поинтересовался:
– Ты сказала «чувак», потому что не помнишь, как меня зовут?
Мои плечи поникли.
– Черт возьми, подловил. Хотя нет, минуточку. Я же помнила… – Я задумчиво постучала себя пальцем по виску, а он вернулся к своему занятию. – Ну вот же! Тебя зовут Пожарная Тре-вога?
Сосредоточенно сдвинув брови, он покачал головой, не отрываясь от работы.
– Рыбья Тре-буха?
– Нет, – мягко рассмеялся он.
– Тогда Тре-зубец?
Он снова остановился, и огромные темные глаза девушки стали метать в меня молнии. То ли она ревновала, то ли ей было так больно, что она хотела поскорее закончить. В общем, я перестала им мешать.
– Забудь, что спросил, – сказал мне Тре, весело улыбаясь.
Вот же сердцеед. Неудивительно, что клиентура Пари женского пола увеличилась втрое с тех пор, как он стал на нее работать.
– Как-нибудь свидимся, красавчик.
Он подмигнул в ответ и снова занялся татуировкой. В его глазах искрилась лукавая улыбка. Мне стало жаль эту девушку.
***
На обратном пути я пронеслась через парковку прямиком к Развалюхе – моему вишневому джипу «вранглеру». На полуоткрытом пятачке в центре Альбукерке я чувствовала себя голой. Однажды мне уже приходилось бывать голой в общественном месте. Дискомфорт ощущался тот же, но на этот раз было иначе. Резче. Острее. Болезненнее.
– А ведь он по тебе скучает.
Я развернулась и увидела темнокожую женщину с шикарной фигурой. Она прошла мимо меня, направляясь к черному ходу папиного бара. За последние несколько недель я ее пару раз видела и подумала, что ее нанял барменом папа, когда я отказалась от этой работы. Он хотел, чтобы я бросила свое детективное агентство и работала на него. Глупость несусветная.
Женщина остановилась и дружелюбно улыбнулась мне. Я миролюбиво улыбнулась в ответ. Назвать ее потрясающей было бы катастрофическим преуменьшением. Она была как сияющий небоскреб, гордо стремящийся в небеса и бросающий вызов простым смертным попытаться его низвергнуть.
– Твой отец, – уточнила она. Целую минуту я тонула в омуте экзотических глаз, пока она не повернулась снова к бару. – Он только о тебе и говорит.
Видимо, ей было известно о нашей размолвке, но все ее слова были как горох об стену. Даже если это правда, я еще не была готова простить папу. Интересоваться его жизнью – тоже.
Я забралась в Развалюху и села на обитое кожзамом сиденье. Машина казалась удобной, как большая красная перчатка, и такой же теплой. Не буквально, конечно. Погода стояла холодная, и на окнах из пластика виднелся морозный узор. Я вставила ключ в замок зажигания, чтобы разогреть двигатель. Развалюха проснулась с резким рычанием, постепенно переросшим в тихое мурлыканье. Давненько уже мы с ней не проводили время вдвоем. Попозже мы обязательно поговорим по душам, а сейчас ей придется кое-куда съездить и встретиться с парочкой подозреваемых.
Харпер дала мне свой адрес, и я решила проверить ее жилище, перед тем как копнуть глубже. Если тот, кто ее преследует, подкинул очередное посланьице, мне хотелось увидеть это собственными глазами. Можно немало узнать о человеке, судя по тому, как именно он оставляет такие улики. Например, просто сыплет угрозами преступник или на самом деле готов воплотить их в жизнь? Причинит он вред жертве, в моем случае – Харпер, или только хочет напугать ее до смерти? Чтобы, скажем, манипулировать ею?
Харпер жила в охраняемом районе «Таноан Estates» (2), и я не знала, нужно ли для проезда туда ее официальное разрешение. На всякий случай я достала удостоверение частного детектива. Может пригодиться, а может и нет.
Подъехав к воротам, я самым дружелюбным образом улыбнулась охраннику в форме.
Он смотрел на меня, совершенно не впечатленный моими стараниями.
– Привет, – сказала я.
Он коротко кивнул с тем же безразличием. Пора мне вступать в игру.
– Меня зовут Чарли Дэвидсон. Я работаю по иску одного из ваших жильцов. В последнее время у вас случались грабежи? Срабатывала сигнализация?
Охранник пожал одним плечом:
– Сигнализации срабатывают постоянно. В основном по вине самих жильцов. Попытки проникнуть в дома тоже случаются, но редко. А кто вас нанял?
– Харпер Лоуэлл. Она живет…
– Я знаю, где она живет.
Я лишь молча подняла брови, и тогда охранник стянул кепку и почесал макушку.
– Послушайте, мы получили от нее несколько звонков, но ничего подозрительного так и не нашли. Никаких признаков взлома, никаких следов обуви. У ее дома никогда не останавливались незнакомые машины. И она так и не сумела описать злоумышленника. Если такой вообще существовал в природе.
– Так, по-вашему, она лгала?
– Нет, – снова пожал плечами охранник. Пришел его черед соврать. – Не столько лгала, сколько… надумала себе невесть чего.
– То есть у нее паранойя?
Он задумался на несколько секунд.
– Скорее чрезмерная подозрительность.
– Вот оно что. Понятно. Не возражаете, если я осмотрюсь у нее в доме? Мисс Лоуэлл дала мне ключи и код сигнализации.
– Да, пожалуйста. Я только запишу номер вашей машины.
– Всех посетителей у вас регистрируют?
– Само собой.
Я изобразила самую ослепительную улыбку из своего арсенала:
– А могу я как-нибудь получить копии последних страниц вашего журнала?
Он покачал головой:
– Без ордера – никак.
Блин. Надо будет поручить это Куки. У нее талант получать закрытую документацию без всяких ордеров. Лично я считаю, что это ее суперсила.
Охранник записал необходимую информацию обо мне, и я поехала по застроенной территории, пока не нашла дом Харпер. Таноан – один из самых красивых районов Альбукерке. Хоть на это родители Харпер не поскупились.
К самой же Харпер никаких претензий: закрытая территория с охранниками в форме, постоянно активированная система безопасности, по три замка на каждой двери. Я бродила из комнаты в комнату в поисках хоть каких-нибудь признаков незаконного проникновения в дом, пока меня не занесло в кухню. С моей последней чашки кофе прошло около часа. Наверняка Харпер не обидится.
Я обалдела от радости: у нее была кофе-машина, для которой нужны особые пластмассовые стаканчики, продающиеся в отдельных упаковках, и которая варит одну порцию кофе за раз. Может быть, я заказала себе такую же. Надо будет прошерстить коробки, когда вернусь домой.
Я копалась в шкафчиках, раздумывая, где бы я была, будь я стаканчиком для кофе, пока не пришла к выводу, что в таком случае я была бы в раю, не иначе. Где же еще, если бы меня до краев наполняло блестящее молотое черное золото? Открыв дверцу последнего шкафчика, я отшатнулась от неожиданности. Напротив банки с консервированной свеклой сидела мягкая игрушка в виде белого кролика. Как правило, белые кролики, тем более игрушечные, меня не пугают, но наткнуться на такого в кухонном шкафу, по-моему, жутковато.
А он сидел и смотрел.
Словно осуждал.
Я уже было потянулась к нему, но остановилась. Это улика. Согласна, в игрушке нет ничего такого, что могло бы сойти за прямое доказательство чьей-то вины. Не было в ней и открытой угрозы. Но все-таки это была улика.
К тому же кролик был страшненький. Что-то не так с глазами, и из шеи будто извлекли набивку, отчего голова сидела криво прямо на крошечных пушистых плечах.
Я оставила игрушку на месте и вышла из дома Харпер, испытывая тревогу и острую нехватку кофеина.
***
Рассказав охраннику о находке (и опять не произведя на него никакого впечатления), я дала ему свою визитку и заставила пообещать, что он будет внимательно следить за домом Харпер и позвонит мне, если произойдет что-то необычное. А потом, поджав хвост, поехала домой. По словам Ангела, вечером Рейес будет на складе. Значит, мне нужно убить время. Я могла отлежаться на диване с тем же успехом, что и мотаться по Альбукерке, как перепуганный цыпленок с отрезанной башкой.
Минуточку. Почему-то меня задело словосочетание «перепуганный цыпленок». Я мысленно поиграла с ним. Несколько раз произнесла, катая звуки на языке. А потом поняла: я и есть перепуганный цыпленок. Потому что внезапно до меня дошло, что я боюсь всего и сразу.
Я проехала мимо Академии (3) и остановилась на парковке торгового центра, чтобы вдоволь повариться в собственном изумлении. Я – перепуганный цыпленок в самом трусливом смысле. Вроде курицы, высиживающей яйца. Как ангелу смерти выполнять свою работу, если она – курица на насесте? Вдруг каждый звук, каждое движение стали вызывать во мне парализующие вспышки адреналина размером с Австралию. Так нельзя. Нужно взять себя в руки.
Я посмотрела на приборную панель Развалюхи. Сидеть в ней было хорошо, но не так хорошо, как валяться на диване. И тут меня осенило. Годами я не замечала собственной грубости. Я ведь так и не дала имени своему дивану. Как я могла так поступить со своей же софой? Как могла быть такой черствой, холодной и эгоистичной?
Но как мне ее назвать? Это важно. Очень важно. Нельзя, чтобы она шла по жизни с именем, которое не подходит ее исключительной индивидуальности.
Пусть это странно, но сейчас меня переполняло облегчение от новообретенной цели в жизни. Я снова завела Развалюху, и мы поехали. О курице с яйцами подумаю позже. Мне нужно выбрать имя дивану.
В приподнятом настроении я свернула обратно к Академии, не забыв заехать за чашкой мокко латте, и уже направлялась домой, когда зазвонил мой сотовый.
– Да? – ответила я, нарушая закон о запрете разговоров по телефону за рулем в пределах города. Осматриваясь в поисках копов поблизости, я ждала, когда дядя Боб закончит говорить с тем, с кем говорил прямо сейчас, и вернется к разговору со мной.
Дядя Боб (или Диби, как я его называю при каждом удобном случае) служит детективом в управлении полиции Альбукерке. Время от времени я ему помогаю с делами. Он в курсе, что я вижу призраки, и пользуется этим. А я и не против вовсе.
– Отнеси это ей, а потом сразу звони судмедэксперту.
– Лады, – сказала я, – но не уверена, что сиюминутный звонок судмедэксперту чем-то поможет. И еще, кажется, его зовут Джордж.
– А, точно. Чарли. Привет.
– Привет, дядя Боб. Что там у тебя?
– Ты за рулем?
– Нет.
– Слышала что-нибудь?
Такие диалоги у нас с ним частенько. Он задает случайные вопросы, я придумываю такие же случайные ответы. С моей стороны усилий минимум.
– Слышала, что Тиффани Горэм, с которой я сидела за одной партой в младших классах, до сих пор сует в лифчик вату. Но это только слухи.
– По делу, – процедил он сквозь зубы. Я знала, что он стиснул зубы, потому, что слышала, как он выдавливает слова. Это означало, что он раздражен. Хреново, потому что я понятия не имела, о чем речь.
– Не знала, что у нас есть дело.
– Ох ты ж… Так Куки тебе не говорила?
– Как-то она говорила, что я какашка.
– О деле. – Держу пари, он снова стиснул зубы.
– Так у нас есть дело?
Однако ответа я не получила. Дядя Боб уже говорил с другим офицером. Или детективом. Или проституткой. В зависимости от того, где он находится и сколько у него наличных. Хотя сомневаюсь, что он бы велел проститутке проверить отчет о вскрытии человека, скончавшегося в «скорой» по пути в больницу. Разве что у него в голове тараканы крупнее, чем мне всегда казалось.
Я подумала, что с его стороны было нагло набрать меня, чтобы поговорить с другими людьми.
– Перезвоню, – рявкнул он, понятия не имею кому.
Связь прервалась, а я стояла на светофоре и думала, каким был бы гуакамоле, будь авокадо оранжевым.
Наконец я сосредоточилась на мальчишке у меня на заднем сиденье. У него были светлые волосы до плеч и ярко-голубые глаза. На вид лет пятнадцать-семнадцать.
– Часто сюда захаживаешь? – спросила я у него, но не успел он ответить, как снова затрезвонил мой сотовый. Не проблема – у пацана был пустой взгляд, и я сомневалась, что он вообще мне ответит.
– Извини, – сказал дядя Боб в трубку. – Хочешь обсудить дело?
– У нас есть дело? – снова спросила я, взбодрившись.
– Ты как?
Этот вопрос он задавал мне каждый раз, когда звонил.
– Лучше не бывает. Я и есть дело? Если так, то я решу эту задачку как два пальца об асфальт прямо сейчас: я еду по Сан-Матео к перекрестку с Сентрал на вишневом джипе «вранглер» с фиговой выхлопной.
– Чарли.
– Поторопись, пока я не взлетела!
И тут он сдался:
– Короче, поджигатель обнаглел.
К сожалению, я даже не представляла, о чем он говорит. Дядя Боб – детектив по расследованию убийств и редко работает над чем-то, что с убийствами не связано.
– Ладно. Проглочу наживку. Зачем ты ищешь поджигателя? И почему он обнаглел? А раньше он что, шутки шутил?
– Три вопроса, один ответ. – Диби пробубнил что-то другому офицеру, потом вернулся к разговору со мной. – И ответ этот – потому что наш поджигатель теперь официально убийца. В здании, которое он спалил вчера ночью, находилась бездомная женщина. Она погибла.
– Черт. Теперь понятно, почему ты занимаешься поджогами.
– Ага. Так ты что-нибудь слышала?
– Кроме новостей о Тиффани Горэм, ничего.
– Ты не могла бы поразнюхивать по своим каналам? А то парень становится небрежным.
– Погоди-ка. Это тот, который перед поджогом всегда проверяет, пусто в здании или нет?
– Он самый. На сегодняшний день мы связали его с четырьмя пожарами. Тот же почерк, вплоть до синхронизатора и горючего. Вот только на этот раз он не стал утруждаться и проверять, есть ли кто в здании. Тебя случайно не навещала эта бездомная женщина?
– Нет, но я постараюсь что-нибудь разузнать.
– Спасибо. Вечером занесу тебе файл на этого парня.
– Договорились. – Хотя я-то знала, что приедет он исключительно из-за Куки. Втрескался по уши, бедняга.
– Ты разговаривала с отцом?
– Вот блин! Связь прерывается. Я почти ничего не слы… – Я нажала «отбой», чтобы не дать ему завалить меня вопросами. Тема папы закрыта, и дядя Боб прекрасно это знал.
Как только мы разъединились, телефон тут же опять зазвонил. В третий раз. Я ответила на звонок:
– Дом сухих завтраков Чарли.
– Звонил твой дядя, – сообщила Куки. – Хочет, чтобы ты взглянула на одно из его дел.
– Знаю, – сказала я, притворяясь разочарованной. – Мы с ним только что говорили по телефону. Он рассказал, как просил тебя немедленно связаться со мной, а ты отказалась. Да еще и заявила, что у тебя уйма дел поинтереснее. Вроде перекачки денег на оффшорные счета.
– А ты в курсе, что у тебя тут массажер для шеи? Шикарная штука.
– А ты хоть что-нибудь полезное сделала?
– Конечно! Достала все необходимые тебе адреса. Правда, на брата информации мизер. Он ни разу в жизни не оплачивал коммунальные услуги.
– Может, за него платят родители.
– Логично. Я проверю их счета, посмотрим, куда они тратят деньги. Зато я нашла его рабочий адрес и адрес родителей Харпер.
– Супер. Напиши им от меня сообщение.
– Сейчас? Понимаешь, этот массажер – чудо что такое.
– Ну, если ты не хочешь, чтобы я подала на тебя в суд за присвоение чужих денег…
– Сейчас так сейчас.
_____________________
(1) Шрайнеры – североамериканское парамасонское общество, основанное Уолтером Флемингом и Уильямом Флоренсом в Нью-Йорке в 1870 году. Также «храмовники», или «Древний арабский орден благородных братьев-мистиков Храма». Англ. Shriners, или A.A.O.N.M.S. (Ancient Arabic Order of the Nobles of the Mystic Shrine). По утверждению членов Ордена, несмотря на название, к исламу Орден не имеет никакого отношения.
Лого шрайнеров
(2) Tanoan Estates – строительная фирма и агентство по продаже недвижимости, широко известные в штате Нью-Мексико, в частности, в г. Альбукерке, где есть целый одноименный район в северо-восточной части Хайтс.
(3) Академия Альбукерке – независимая от госфинансирования и правительственного аппарата Штата некоммерческая средняя школа, принимающая учеников с шестого по двенадцатый классы.
_______________________
Глава 4
Дурака не исправить, зато его можно надолго отвлечь одним блоком из конструктора.
Надпись на футболке
Я ехала в родные трущобы, и расстояние между мной и домом родителей Харпер только увеличивалось. Вот почему мне пришлось круто развернуться под жуткий ор автосигнала (это я злостно давила на свой) и поехать в обратном направлении. В конце пути меня ждали затейливые ворота из кованого железа с высокими кирпичными стенами с обеих сторон. Я нажала на кнопку переговорного устройства.
Сквозь потрескивание динамика послышался надменный мужской голос:
– Да?
Должно быть, я оказалась в гостях у потомственных богатеев. Огромный особняк, чьи очертания были мне видны, словно заявлял о двух вещах: у Лоуэллов денег куры не клюют, и Лоуэллы хотят, чтобы люди это знали.
Снова посмотрев на переговорное устройство, я ответила:
– Мне тако с двойной сальсой. – Почему-то мне не предложили напитки на выбор, и я попробовала другой подход: – Я к мистеру и миссис Лоуэлл. – Улыбнувшись в камеру, установленную над коробком с динамиком, я вытащила удостоверение частного детектива и показала его в объектив. – Меня наняла их дочь. Харпер. – Не получив ответа, я решила сменить тактику. – Мне всего лишь нужно задать им несколько вопросов.
Последовала долгая пауза, в течение которой я лучезарно и непрерывно улыбалась мертвому мальчишке у меня на заднем сиденье и очень старалась не задумываться о том, насколько идиотской становится сложившаяся ситуация. Наконец надменный мужик вернулся:
– Мистер и миссис Лоуэлл не принимают.
И что бы это значило?
– А я и не бросаю пас на сорок ярдов. Всего лишь хочу задать парочку вопросов. Похоже, их дочери грозит опасность.
– Они не принимают посетителей.
Надо же, какие заботливые.
– В таком случае через несколько минут здесь будет полиция. Заранее приношу извинения за мигалки и сирены.
Больше всего на свете богатые люди не любят скандалов. А я скандалы просто обожаю. Особенно такие, где фигурируют интрижки на стороне и фотографии генеральных директоров на каблуках и в боа из перьев.
– У вас пять минут, – сказал тот же голос.
Стискивать зубы у него получалось куда лучше, чем у Диби. Надо будет упомянуть об этом, когда в следующий раз увижусь со своим угрюмым дядюшкой. Может, он на специальные занятия походит.
Проехав по длинной и широкой подъездной дороге, которая превратилась в мощеную булыжником тропинку, я поставила Развалюху на ручной тормоз и глянула в зеркало заднего вида.
– Даже не думай прокатиться с ветерком, приятель.
Мальчишка и ухом не повел. Весело с ним, однако.
У массивной белой двери меня ждал самоуверенный мужчина, одетый намного проще, чем я ожидала. Сам особняк больше напоминал дома на Восточном побережье, чем большинство домов в Нью-Мексико. Ни слова не говоря, мужчина сопроводил меня в помещение, которое мне лично показалось смесью гостиной и выставочного зала какого-нибудь художника. Хотя никаких принадлежностей для рисования я здесь не увидела. А раз уж и рисовать я не умею, то решила хорошенько осмотреться. Повсюду на стенах и полках стояли и висели фотографии, но ни одного обыкновенного снимка среди них не было. Каждый портрет был сделан профессиональным фотохудожником, и у каждого был свой цветовой акцент. Черный. Коричневый. Синий. Судя по портретам, семья состояла из четырех человек: родители, сын и дочь. Харпер. У всех, кроме мальчика, были темные волосы. И вообще он мало походил на остальных. Неужто к курочке в гости ходил петух из другого курятника? Петух-блондин? Вереница фотографий отчетливо отражала этапы развития детей в этой семье. От четырех-пяти лет до двадцати с хвостиком. Даже на первый взгляд становилось ясно, что родители Лоуэлл детей своих держали в ежовых рукавицах. На одном портрете все четверо были одеты в белое и смахивали на психов.
От этих людей мороз по коже.
– Чем могу помочь?
Я обернулась к женщине. Если верить фотографиям, она и была главой этого закрытого клуба снобов. По тому, как она задирала нос, было ясно: дамочка о себе крайне высокого мнения. Или так, или она сочла мое восхищение ее же гостиной омерзительным.
Руки я не протянула.
– Миссис Лоуэлл, меня зовут Шарлотта Дэвидсон. Я приехала поговорить о Харпер.
– Мне сказали, вы частный детектив.
– Верно. Меня наняла ваша дочь. Она считает, что кто-то пытается ее убить.
Долгий вздох сказал мне, что миссис Лоуэлл, по всей видимости, глубоко наплевать.
– Падчерица, – поправила она, и у меня тут же загривок дыбом встал.
Интересно, поступает ли моя мачеха так же? Поправляет людей, когда они называют меня ее дочерью? Коробят ли ее такие слова? Или даже сама мысль об этом?
– Харпер упоминала о том факте, что ее преследуют?
– Факте? – переспросила дамочка, всем своим видом демонстрируя презрительное недоверие. – Да, мисс Дэвидсон. И нас от всего этого уже тошнит. Не думаю, что вам удастся удивить нас чем-нибудь новеньким.
Меня просто поражало безразличие этой женщины. Одно дело – не верить Харпер, и совсем другое – оставаться совершенно безучастной к страданиям собственной падчерицы. Вдруг мне пришло на ум, что я могу все-таки кое-что для себя прояснить.
– Позвольте спросить, а брат Харпер – он ваш пасынок?
Ее тут же раздуло от гордости.
– Артур – мой родной сын. Мы с отцом Харпер поженились, когда Арту было семь. Харпер тогда было пять. Ее наш брак не порадовал, и сразу после свадьбы начались эти ее выходки.
– Выходки? – переспросила я.
– Да, – миссис Лоуэлл небрежно махнула рукой. – Целые театральные представления. Высший пилотаж драматического искусства. Ее постоянно кто-то преследовал, пытался напугать, причинить вред, убить. Представьте себе, как трудно воспринимать всерьез то, что длится уже больше двадцати пяти лет.
Любопытно. Об этом Харпер мне даже не заикнулась.
– Значит, все началось, когда она была маленькой?
– Когда ей было пять лет.
– Понятно.
Я достала блокнот и притворилась, будто делаю для себя пометки. Отчасти для того, чтобы выглядеть официально, но больше для того, чтобы выкроить минутку и тщательно прочитать ее эмоции. На мой взгляд, миссис Лоуэлл говорила правду. Она считала, что жалобы Харпер – не более чем выдумка, и не верила, что жизни Харпер угрожает хоть какая-нибудь опасность.
С другой стороны, моя собственная мачеха никогда не верила ни единому моему слову. В общем и целом, безразличие миссис Лоуэлл далеко не невидаль, но ясно доказывало, что она мелочный и тщеславный человек.
– По словам психотерапевтов, – продолжала она до невозможности ядовитым тоном, – точнее даже семи, у которых наблюдалась Харпер, нет ничего необычного в том, что дочь, когда ее отец снова вступает в брак, чувствует себя отверженной и пытается привлечь внимание. Харпер была младенцем, когда умерла ее родная мать, и, кроме Джейсона, у нее никого не было.
– Ваш муж дома? Можно с ним поговорить?
Мое рвение вызвало у нее вспышку раздражения.
– Нет, нельзя. Мистеру Лоуэллу нездоровится. Едва ли его порадуют очередные заблуждения Харпер по поводу неминуемой гибели, а уж тем более – новости о том, что она наняла частного детектива.
По лицу миссис Лоуэлл было видно, что она считает меня обычной шарлатанкой, цель которой – выудить у Харпер, а значит, и у самой миссис Лоуэлл побольше денег. Я давно привыкла к тому, что люди мне не верят, поэтому меня подобное пренебрежительное отношение абсолютно не тронуло. А вот пренебрежение в адрес Харпер – еще как. Миссис Лоуэлл самым очевидным образом не питала ни малейшей привязанности к своей падчерице. Она видела в ней только лишнее неудобство. Ненужное бремя. И это очень напоминало то, как моя мачеха думает обо мне.