Текст книги "Четвертая могила у меня под ногами (ЛП)"

Автор книги: Даринда Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Я вихрем ворвалась в офис, который считала своим больше двух лет, и увидела папу. Он смотрел в окно, жалюзи были подняты. На высокой тощей фигуре мешком висела клетчатая рубаха. Штаны цвета хаки казались размера на два больше, чем надо. Обычный здоровый загар превратился в нечто бледное и мучнистое, и теперь кожа почти сливалась по цвету с русыми волосами.

Кроме нас, здесь больше никого не было. Все, что я оставила, по-прежнему лежало на своих местах. Ящики и полки явно никто не трогал.

Встав за спиной у папы, я уперла руки в бока и спросила:

– Ну и?

Он опустил голову, и пожиравшая его печаль мощным ударом бабахнула по мне. Я тут же заблокировала поток его эмоций и сделала глубокий вдох, чтобы избавиться от тяжести успевших пролиться на меня чувств. Он организовал мой арест, пока я валялась на больничной койке. Он не заслуживал моего сочувствия. Зато заслуживал испытать на себе всю силу моего гнева.

– Ты сдал мой офис? Вот так запросто? – я щелкнула пальцами, чтобы продемонстрировать поспешность и легкость, с которой он принял это решение.

Наконец папа повернулся ко мне. Выглядел он еще более осунувшимся, чем обычно. Похожая на палочку от эскимо фигура ссутулилась от усталости. Одежда на нем сидела как попало.

Но мне было наплевать. На-пле-вать.

– Нет, милая, не сдал.

Я ткнула пальцем в сторону окна:

– Тогда что все это значит?

– Уловка, – сказал он таким обыденным тоном, что до меня не сразу дошел смысл. – Приманка, – добавил он.

Я выглянула в окно и поняла, что в фургоне ничего, кроме стола, не было. Мужчины внизу отсалютовали папе, погрузили стол обратно и закрыли дверь.

Я повернулась к нему:

– О чем ты говоришь? Какая еще приманка?

– Приманка для тебя, – ответил он, шагнув ближе.

Я отшатнулась, испытав прилив тревоги.

Папа сделал еще один шаг ко мне, но остановился, когда я наградила его своим фирменным убийственным взглядом.

– Ты не отвечаешь на мои звонки, – проговорил он, подняв руки в знак капитуляции. – Не открываешь дверь, когда я прихожу.

– Ума не приложу, с чего бы, черт возьми.

Я отвернулась, чтобы уйти, но следующие его слова пригвоздили меня к полу:

– Я не знал, сколько у меня еще времени.

– Что? – подозрительно переспросила я.

– Когда тебя арестовали, я не знал, сколько времени у меня осталось. Я хотел, чтобы ты бросила свое дело, и должен был действовать быстро.

Сейчас я была предельно раздражена и не чувствовала в себе ни капли терпения. Поэтому беспомощно развела руками, а через секунду они сами опустились.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Я просто хотел поступить с тобой правильно. Исправить то, что натворил. Я втянул тебя в эту жизнь. И хотел вытащить тебя из нее до того, как станет слишком поздно.

– И поэтому решил устроить мне арест?

– С записью об аресте в личном деле нельзя быть частным детективом. Твою лицензию бы аннулировали, – папа пожал плечами, – и миссии конец.

В моей улыбке не было ни толики юмора:

– Спасибо, что поддержал, папа. Я это очень ценю.

– Ты не оставила мне выбора.

Я едва не сорвалась на крик:

– Что? Я не оставила тебе выбора? Ты совсем из ума выжил?

– Я пытался сблизиться с тобой, чтобы ты могла со мной поговорить о чем угодно, но ты мне не доверяешь. И никогда не доверяла. Я не знал, что еще можно сделать. Я пытался исправить ошибки. По моей вине ты занимаешься этой работой. Я втянул тебя в это и должен был вернуть тебе нормальную жизнь. Уберечь от опасностей. Когда всякие отбросы начинают за тобой охотиться… я знаю, что виноват я и только я. Все это время я притворялся, что все в порядке. Но больше не могу.

– Что ж, прекрасное ты выбрал время, чтобы поддаться угрызениям совести, папа. Ты организовал мой арест, когда я валялась в больнице после того, как меня чуть не запытали до смерти. – Я подняла вверх большие пальцы: – Класс.

Папа опустил взгляд:

– У меня не было выбора.

– Знаешь что? – я шагнула к нему и ткнула ему пальцем в грудь. – Я много думала о том, каким ты мне казался всю мою жизнь. Ты был моей каменной стеной. Единственным, кто верил в меня и в мои способности. Я всегда считала, что ты на моей стороне. А потом меня осенило. Все эти годы ты мирился с Дениз и сквозь пальцы смотрел на то, как она ко мне относится. Вместо того чтобы защищать меня, ты делал вид, что ничего не замечаешь. Ты никогда меня не поддерживал, зато продолжал снова и снова получать выгоду от моих умений. Ты просто стоял в стороне и позволял этой ведьме измываться надо мной при каждом удобном случае.

Папа посмотрел куда-то мне за спину. Я обернулась и увидела в дверях упомянутую ведьму с отвисшей челюстью.

Я показала на нее и кивнула:

– Ага, вот этой самой ведьме. – Папа по-прежнему не реагировал на мои слова, поэтому я спросила: – Тебе хоть когда-нибудь было на меня не наплевать?

Он тут же подобрался:

– Конечно. Я заботился о тебе всю твою жизнь. Просто мне казалось… – Он не договорил и прикрыл рот кулаком.

– Хорошо подумай, – сказала я, зная, что мои слова звучат, как предупреждение, а не просьба.

– Вам с сестрой нужна была мать.

– И ты решил, что она подойдет? – Я шагнула ближе и теперь стояла так близко к папе, что увидела собственное отражение в слезах, собравшихся у него на ресницах. – Ты никогда меня не поддерживал. Ты поддерживал себя. Так что вперед. Сдавай мой офис. Мне по фиг.

Поскольку в дверях торчала Дениз, блокируя мне путь к отступлению, я решила пройти через вторую комнату и попасть на улицу через главный вход.

Но, как только я взялась за дверную ручку, папа снова заговорил:

– Я должен убедиться, что ты не пропадешь, когда меня не будет рядом.

Собрав все оставшееся мужество, я опять повернулась к нему. На языке уже вертелся остроумный и весьма актуальный ответ, но озвучить его мне не удалось. Потому что в следующее мгновение папа поднял пистолет и выстрелил в меня.

________________________

(1) Русский вариант названия (и самой телеигры) «The Price Is Right». В США шоу стартовало 4 сентября 1972 г на канале CBS. В эфире по сей день. Суть игры заключается в том, чтобы угадать точную цену предложенных товаров и выиграть деньги или ценные призы.

(2) Pendejo – (исп.) придурок, дурак; чувак.

_______________________________

Глава 14

Продается надгробие, б/у. Идеально подойдет тому, кого зовут Шарлотта Дэвидсон.

Объявление в газете

Выстрелил, но не попал.

Я пригнулась. Уж не знаю почему. Но пригнуться, когда в тебя стреляют, кажется удачной и правильной мыслью. Раньше я бы остановила время и вдоволь налюбовалась зависшей в воздухе пулей, но после пыток эта моя способность, похоже, исчезла. Потому что, когда папа выстрелил, я пригнулась, даже не попытавшись замедлить ход времени.

Упав на колени и прикрыв голову, я повернулась и взглянула из-под локтей на папу. Он все еще держал пушку и потрясенно смотрел на меня.

– Лиланд! – взвизгнула Дениз и в ужасе прикрыла рот руками. Что ж, она хотя бы попыталась.

Проверив, на месте ли все жизненно важные органы, и убедившись, что не чувствую боли, я вскочила на ноги. Джемма уже была здесь и пыталась протиснуться в комнату мимо Дениз. За ней попятам примчалась Сиенна с кофейником в руке.

Мир вокруг меня завращался с бешеной скоростью. От звука выстрела организм перегрузило адреналином.

Похлопав по себе дрожащими руками и еще раз убедившись, что ран нигде нет, я заорала на папу:

– Какого хрена ты творишь?!

Однако он все еще целился в меня и, казалось, впал в легкий шок.

– Папа! – крикнула я, пытаясь привлечь его внимание. – Вот теперь официально заявляю: ты плохой отец. Хорошие отцы по своим дочерям не стреляют. – Скрестив на груди руки, я пустила в ход тяжелую артиллерию: – Когда умру, все-все расскажу маме.

– Что случилось? – спросила Джемма, переводя взгляд с меня на папу.

Я показала на него пальцем:

– Он пытался меня убить. Вот что случилось.

– Папа! – сказала Джемма таким тоном, будто отчитывала ребенка, который только что съел жука.

– Нет, ты не понимаешь, – папа повернулся к ней как раз в тот момент, когда в офис ворвался дядя Боб, отпихнув Дениз с дороги.

Прекрасно. Вся банда в сборе, чтобы засвидетельствовать мое убийство.

Папа опять посмотрел на меня с отвисшей челюстью.

– Смотрите, – сказал он и снова выстрелил.

Я опять пригнулась. На этот раз всплеск адреналина чуть не отправил меня в кому. Если верить теории эволюции, адреналин должен действовать совсем не так. Я должна была напрудить в штаны, а потом бежать сломя голову, словно за мной гонится медведь. Терять сознание – это совсем не по-дарвински.

На этот раз я не успела спросить «Какого хрена?», зато дядя Боб успел достать свой пистолет и приставить к папиному виску.

Я опять оказалась на коленях. Грохот из пушки сотряс меня так резко и мощно, что из меня будто вышибли дух. Я снова кое-как поднялась на ноги, видя расплывающийся перед глазами мир и чувствуя кульбиты желудка в животе. Ну вот, опять тошнит. Меня так трясло, что только чудом еще не вывернуло наизнанку. Я тяжело сглотнула, пытаясь удержать в себе ту малость кофе, которую выпила чуть раньше.

Всей кожей почувствовав жар, я посмотрела влево. Возле меня материализовался Рейес. Огромный черный плащ клубился вокруг него, и от этого мир как будто качался еще сильнее. Я чувствовала себя утлой лодчонкой в открытом море.

Рейес посмотрел из-под капюшона на папу, потом снова на меня:

– Почему твой отец пытается тебя убить?

Еще раз сглотнув, я прислонилась спиной к стене.

– Понятия не имею. – Когда он шагнул к папе, я бросилась вперед и встала между ними. – Ну нет, даже не думай. У него неприкосновенность, ясно тебе?

Рейес взял меня за руку и, подтянув к себе, укутал складками плаща. Обжигающий жар успокаивал, даже несмотря на то, что я кипела от гнева.

– Тогда разберись с этим, или я убью его прямо на месте.

Я оттолкнула его и показала на окно:

– Уходи. Живо.

С глухим рычанием он дематериализовался, но я чувствовала, что он где-то поблизости. Раз Рейес все еще здесь, то может в любую секунду появиться и рассечь папе позвоночник раньше, чем я успею пискнуть. Значит, мне надо как можно скорее разрядить обстановку, иначе папа никогда больше не сможет ходить. Или даже дышать.

Взяв себя в руки, я вдруг поняла, что все на меня пялятся. Скорее всего потому, что я разговаривала с воздухом. Что ж, придется им смириться. У нас на сковородке жарится рыбка покрупнее. Они и раньше видели, как я разговариваю с воздухом. Ну, все, кроме Сиенны. Однако я понятия не имела, что может вызвать такой шок, какой сейчас был написан на всех их лицах.

Сиенна уронила кофейник. С громким стуком он упал на пол, расплескав во все стороны кофе, но никто и не подумал отвести от меня глаз.

– Чего уставились? – внезапно смутившись, спросила я и глянула вниз. Боксеры были на месте и, по-моему, выглядели неплохо.

Я снова посмотрела на лица собравшихся. Даже дядя Боб, который все еще целился папе в голову, смотрел на меня. Как и все остальные.

Папа опустил пистолет, и движение привлекло внимание Диби. Он повернулся к папе:

– Брось пушку, Лиланд.

Папа послушался. Пистолет упал на пол, но никому не было до него дела. Все взгляды были по-прежнему прикованы ко мне. Медленно, с величайшей осторожностью дядя Боб присел и поднял пушку. Причем отвел от меня глаза ровно на полсекунды, которые ему понадобились, чтобы не промахнуться мимо пистолета.

Мне уже становилось жутковато.

– Как это у тебя получается? – спросила Джемма.

– Что получается? – переспросила я, ничегошеньки не понимая. – Чуть не получить пулю в лоб от руки собственного отца? – Никто ни слова не сказал, и я решила, что сейчас самое время для напыщенной речи. – Видишь ли, это не так уж сложно. Я всего лишь стояла, а один псих навел на меня пушку и…

– Пистолет заряжен холостыми.

Я повернулась к папе:

– Ты пытался убить меня холостыми патронами?

– Да, – кивнул он, потом понял, что сказал, и помотал головой: – То есть нет. Я…

– А тебе не кажется, что это неэффективно?

– Ты так двигалась… – продолжал папа вместо Джеммы. – Это что-то из области фантастики. Никому такое не под силу.

– Да о чем ты, блин, говоришь? – спросила я, чувствуя, что опять начинаю злиться. Неужели здесь всем наплевать, что мой собственный отец пытался меня убить?

Папа подошел ко мне и поднял руку, чтобы прикоснуться к моему лицу, но я ударила его по руке и отскочила за пределы его досягаемости. Он не возражал, зато спросил:

– Кто ты?

– До потери пульса взбешенная барышня.

– Чарли, – заговорила Джемма своим любимым профессионально ласковым тоном, – посмотри, где ты стоишь.

Я огляделась и поняла, что она права. До сих пор я была у двери, а теперь – рядом с окнами, выходящими на переулок.

Я пожала плечами:

– Ну, значит, отбежала. И что с того? В конце концов, в меня стреляли.

– Но ты не бегала по комнате, – возразила Джемма. – Ты стояла здесь, а теперь там. Ты… – она замолчала, словно не могла подобрать слова. – Ты поразительно быстро передвигаешься. Такое впечатление, что исчезаешь, а потом снова появляешься. В жизни ничего подобного не видела.

– Я должен был знать, – снова заговорил папа. – Знать, что с тобой все будет в порядке. Я знал, что ты не похожа на других, но даже не догадывался насколько. В тот день, когда Карузо меня связал и пошел на тебя с тесаком… ты двигалась так же. Я никогда ничего подобного не видел. – Карузо был одним из тех, кого папа арестовал и надолго посадил за решетку. Как только Карузо получил условно-досрочное освобождение, он решил отомстить папе, а я вовремя попалась ему под руку. – В тот день я понял, какая ты особенная.

Меня до сих пор колотило от адреналина, текущего по венам, и я изо всех сил старалась не впасть в истерику.

– Уму непостижимо, как тебе в голову пришла светлая мысль стрелять в меня.

Я развернулась, чтобы уйти, но меня остановил дядя Боб:

– Чарли, если хочешь выдвинуть обвинения, только скажи.

Ехидная ухмылка расползлась по моему лицу:

– Не сегодня. Не хочу с ним связываться. Хватит с меня.

Выходя из офиса, я оттолкнула Дениз и пошла вниз по лестнице.

– Чарли! – позвала Джемма. – Погоди.

Я продолжала спускаться:

– Я напишу обо всем этом письмо маме.

– Хорошо, – отозвалась она, пытаясь меня догнать. – Даже прекрасно, но ты должна кое-что знать, пока тебя не занесло.

Догнала она меня уже у самого моего дома.

– Я знаю, – сказала я, ощущая в горле ком, который так просто мне уже не сглотнуть. – Почувствовала, как только вошла туда.

Джемма сделала несколько глубоких вдохов.

– Он не знает, сколько ему осталось.

Я отвернулась от нее. Меньше всего мне сейчас хотелось разрыдаться у нее на глазах.

– Давно вы в курсе?

– Пару месяцев. Он не разрешал тебе рассказывать. Хотел сам, но ты не отвечала на его звонки.

Я сложила на груди руки, но все еще не могла посмотреть сестре в глаза.

– Все равно я все расскажу маме.

Она подошла и обняла меня сзади:

– Передай ей от меня привет.

Уткнувшись лбом в ее костлявый локоть, я с трудом выдавила:

– Хорошо, но мне кажется, меня она любит больше, чем тебя.

Джемма рассмеялась и обняла меня крепче.

***

Я уже была у себя в пентхаусе и наливала кофе, когда Куки с огромными от беспокойства глазами чуть не снесла с петель дверь. Увидев меня, она испытала прилив облегчения и подошла, тяжело дыша и прижимая к груди руку.

– Я не могла тебя найти, – сказала она, задыхаясь. – А все твои вещи были здесь. Я думала, тебя убили. Или опять похитили.

– Прости. Со мной все путем.

Она подняла палец и с трудом сглотнула:

– Клянусь, Чарли, когда-нибудь ты меня под монастырь подведешь.

– Не смеши. Зачем мне тебя убивать? Ты на меня за гроши работаешь.

– Тоже верно, – кивнула Куки.

– Я была в офисе. Папа пытался меня пристрелить. Дважды. Поэтому дядя Боб тоже достал пушку. Он куда ловчее, чем кажется на первый взгляд.

Ее глаза опять распахнулись. Потом сузились. Опять распахнулись и снова сузились. Затем в них появился знакомый мне мечтательный блеск, пока Куки пыталась в красках представить себе то, что я рассказала. Несколько секунд спустя ее глаза превратились в блюдца и почти сразу опять сузились. Забавное, конечно, шоу, но я все еще была в боксерах.

– Ну ладно, пойду-ка я в душ. А ты пока все обдумай.

– Как там офис? – спросила она наконец.

Я знала, что она скучает по нему.

– После того как Бобби Джо покрасил стены, выглядит симпатично. Мне понравился мутный беж, который он выбрал.

– Странно, что он думал, будто подружка пыталась убить его арахисом.

– Вот-вот. – Взяв чашку с кофе, я пошла в ванную. – Ладно бы у него была аллергия на арахис, а так...

***

Избавившись от Ангела заверениями, что его смена закончилась, я наскоро приняла душ и решила обдумать, что у меня на повестке дня. Мы ни на шаг не приблизились к тому, чтобы выяснить, кто изводил Харпер, и это печально, однако у меня еще были ниточки, которые могли куда-то привести. Кук уже прислали список незарегистрированных посетителей «Таноан Estates», но никого из них нам не удалось связать с прошлым Харпер.

К тому же Куки дала мне адрес домработницы Лоуэллов, которая недавно вышла на пенсию. Я решила начать с нее, а потом заскочить к моему другу Рокету в заброшенную психушку. Давненько мы с ним не виделись.

– А еще у меня есть список всех, кто работал на Лоуэллов с тех пор, как они поженились, – добавила Куки, пока я поедала завтрак чемпионов, известный так же как оставшиеся шоколадные бисквиты. – Правда, не многие продержались больше пары лет. Водитель у них уже давно, и предыдущая домработница работала почти все это время, пока не вышла на пенсию неделю-другую назад.

– Ага, так мне новая домработница и сказала.

– Пришлось повозиться, чтобы ее найти. Представляешь, она работала у Лоуэллов почти тридцать лет. Должны же они знать, где она теперь живет. Но вместо них мне пришлось расспрашивать Дональда.

– Дональда? – переспросила я с интонацией отнюдь не целомудренного любопытства. – Вы с каким-то Дональдом на ты?

– Пф-ф. Он водитель у Лоуэллов, и он единственный, кто уделил мне микросекунду своего драгоценного времени. К тому же по голосу я бы дала ему лет девяносто.

– А может, он курильщик с внушительным стажем. Если он до сих пор у них водителем работает…

– Пардон, он их бывший водитель. Сейчас просто присматривает за машинами, что ли. Дональд говорит, они оставили его у себя только потому, что им его жаль.

– Интересненько. Еще что-нибудь разузнала?

Куки захлопала ресницами:

– Ну, он Близнецы, любит долгие прогулки по пляжу, и его весьма привлекают мужчины в килтах.

Я глотнула последний кусок бисквита и протолкнула его по пищеводу щедрой дозой остывшего кофейного сока.

– Вот ведь странность. Меня тоже привлекают мужчины в килтах. – Я ткнула Куки локтем: – Дашь мне номер Дональда на случай, если у меня возникнут вопросы?

– Ты же не станешь вторгаться на мою территорию?

Я ахнула и с самым невинным видом положила руку на еще более невинную грудь:

– Никогда.

Она не обратила на мой спектакль ни малейшего внимания, зато спросила, многозначительно ухмыляясь:

– Значит, поболтаешь с домработницей, а потом поедешь к Рокету?

Рокет – бесценный источник информации, когда надо узнать, кто умер, а кто еще трепыхается. Этот гениальный призрак, которому известны имена всех, кто когда-либо родился на Земле, за считанные секунды может сказать мне, живы или нет те, кто меня интересует. А еще он большущий, ужасно милый и любит обниматься. Очень крепко обниматься.

Но Кук говорила не о Рокете, если судить по игривому блеску в ее глазах.

– Да, – ответила я, запоминая адрес домработницы.

– А как насчет соседей Рокета? С ними тоже повидаться собираешься?

Я выгнула бровь:

– Что тут скажешь, слабость у меня к парням на «харлеях».

Она в шутку погрозила мне пальцем:

– Просто скажи «нет», и все дела.

– Ничего ты не понимаешь, – заявила я, направляясь к двери. – Это очень сильная слабость.

***

По пути в южную часть города, где находился дом домработницы, я старалась не зацикливаться на том, что папа хотел меня пристрелить. Дважды. Это был старый район. Большинство домов здесь вполне можно считать историческими памятниками, поэтому хозяева хорошо о них заботятся. О доме миссис Бичер можно было сказать то же самое.

Постучав в дверь, я дала себе время полюбоваться красивыми цветами на крыльце. Они были фиолетовые. И это все, что я знала конкретно об этих цветах. Тяжелую деревянную дверь открыла маленькая круглая женщина с пушистыми седыми волосами и ласковыми серыми глазами. Однако сетчатая дверь оставалась запертой. Макушка женщины едва доходила мне до подбородка, поэтому ей пришлось смотреть на меня снизу вверх.

– Привет. Миссис Бичер?

– Да? – отозвалась она, вытирая руки о кухонное полотенце.

На ней было цветастое платье, выглядевшее так, словно ему досталось больше стирок, чем было предназначено судьбой.

– Простите за беспокойство. Меня зовут Шарлотта Дэвидсон, – я достала и показала ей удостоверение. – Я частный детектив. Сейчас работаю над делом, в которое вовлечены ваши бывшие работодатели. Семья Лоуэллов.

Ее пульс резко подскочил, а рот едва заметно дернулся, на долю секунды превратившись в тонкую ниточку, перед тем как она взяла себя в руки, и выражение ее лица стало абсолютно непроницаемым.

– Послушайте, я понимаю, вы вряд ли горите желанием говорить о Лоуэллах, учитывая, как много лет на них работали. Но у меня есть их разрешение расспрашивать по делу персонал, – соврала я сквозь отбеленные в домашних условиях зубы.

Лоуэллы явно держали своих работников в ежовых рукавицах. И если мне хоть что-то известно о тиранах, то миссис Лоуэлл – определенно одна из них.

– Ох, тогда ладно, – сказала бывшая домработница, похоже, успокаиваясь. – Чем я могу вам помочь?

Она по-прежнему говорила со мной через сетку, явно не желая меня впускать. Бедняжка.

– Мне известно, что вы проработали на Лоуэллов почти тридцать лет. Не могли бы вы рассказать мне об их дочери, Харпер?

У миссис Бичер снова участился пульс, и она осмотрелась, словно проверяя, не следят ли за ней. Прямо как нынешняя лоуэлловская домработница в особняке, когда я пыталась хоть что-то у нее разузнать.

– Дело в том, что рассказывать практически нечего. Она была очень беспокойной, и у родителей с ней было множество проблем. Вот, пожалуй, и все.

– Да-да, наслышана. Вы случайно не помните, когда все началось?

Она посмотрела на полотенце, которое мяла в руках. От нее волнами шел дикий страх.

– Кажется, сразу после того, как поженились мистер и миссис Лоуэлл.

Я кивнула:

– Вы тогда ничего подозрительного не заметили? – Я никак не могла отделаться от мысли, что Харпер изводил кто-то из работников. Вдруг кто-то из них был недоволен своими работодателями? – Может быть, Лоуэллы как раз в то время кого-то наняли? Или, наоборот, уволили?

Что-то пришло миссис Бичер на ум. Я видела это по выражению ее лица. Однако она решила пропустить эту мысль и нахмурилась.

– Миссис Бичер, мне может помочь любая информация. Даже если вам она покажется несущественной.

Она глубоко вздохнула:

– Это ерунда. Мне всего лишь припомнилось, что как раз перед свадьбой в доме стал работать Феликс.

– Феликс? – переспросила я, доставая блокнот и ручку.

– Феликс Наварро. Он много лет ухаживал за газонами и… – она задумчиво замолчала, не договорив.

– И? – поднажала я.

Когда миссис Бичер снова посмотрела на меня, в ее глазах плескалось раскаяние, словно ей была противна сама мысль о том, чтобы озвучить свои подозрения.

– И… ему нравилась мисс Харпер. Очень нравилась.

– В каком смысле «очень»?

– Он… н-носил ее фотографию в бумажнике. Даже несколько.

Так-так, это уже попахивает жутью. Помимо воли, в мой голос просочились обвинительные интонации:

– Как, по-вашему, он мог что-то…

– Боже мой, нет, – перебила она меня, махнув полотенцем. – Ни в коем случае. Просто он… ну, он очень ее любил.

Еще бы.

– Спасибо, – поблагодарила я, ободряюще улыбаясь, – вы мне очень помогли.

Миссис Бичер поникла, будто ей было стыдно за свои слова, и закрыла деревянную дверь.

***

Первым делом я позвонила Куки и дала ей задание узнать, как найти садовника – любителя маленьких девочек, который повсюду таскает с собой их фотки. И только после этого поехала в дурдом.

Я припарковалась сбоку от прикрытой правительством еще в пятидесятые психлечебницы. Рокета я нашла, когда вдруг открыла в себе любовь к заброшенным психушкам. Отчасти любовь эта объяснялась тем, что я обожаю старые здания, но в большей степени тем, что я питаю нежные чувства к мертвым пациентам таких больниц. Им известны тайны вселенной, всем до единого, и я могу разговаривать с ними часами. В свое время это чертовски мешало мне готовиться к занятиям.

Немало удивившись, что одна из таких заброшенных психушек нашлась прямо в центре Альбукерке, я несколько дней кругами бродила вокруг нее. И однажды ночью, когда в темном небе сияла полная луна, а у меня в животе плескалось немало дешевого и неописуемого на вкус вина, решилась войти. Само собой, я тут же споткнулась о какую-то фигню, оставленную здесь черт знает когда. Охая и ахая, я пыталась понять, кому мог понадобиться инструмент, похожий на садовый секатор, как вдруг увидела Рокета.

Не знаю, кто из нас тогда больше удивился. Но, как только мне удалось убедить его, что я здесь не за тем, чтобы присвоить его шашки, мы стали друзьями. Одна беда – Рокет никогда не утруждает себя тем, чтобы долго сосредоточиваться на чем-то одном. Поэтому, чтобы узнать о нем хоть что-то конкретное, мне понадобилось аж несколько визитов. В итоге я узнала, что он умер в пятидесятых, и у него была сестра, которая умерла раньше от пылевой пневмонии и теперь живет с ним в лечебнице. К сожалению, с ней я до сих пор ни разу не виделась.

Странно, наверное, но психушкой, в которой жил Рокет, владела местная банда байкеров, «Бандиты». Правда, жили они в отдельном здании. Много лет мне удавалось пробираться в лечебницу незамеченной, хотя у них имелось пристрастие выпускать на прогулку по периметру злобных ротвелейров. Но недавно их лидер, бесцеремонный и опасный тип по имени Донован, дал мне ключ, которым я еще ни разу не пользовалась. Думаю, сегодня для этого идеальный день.

И все же я не смогла подъехать к главному входу. Раньше я всегда оставляла Развалюху сбоку и прятала ее за мусорным контейнером, чтобы иметь возможность пробраться в дурдом, не нарвавшись на ротвейлерский патруль. Судя по всему, избавиться от старых привычек не так-то просто. Заперев Развалюху, я погладила ее по заднему крылу и пошла искать могучего Рокета. Ну или пошла бы, если бы не умирала от любопытства хоть одним глазком взглянуть, как там дела у притона «Бандитов».

Я посмотрела сквозь увитую плющом рабицу, но мне был виден только задний двор «Бандитов», где у них имелась старая пристройка под гараж. По всей территории вокруг притона у них вечно расставлены байки и разбросаны запчасти, а сейчас там стоял еще и фургон, припаркованный задом к зданию. Несколько человек, одетых во все черное, загружали в фургон нейлоновые мешки. Среди чуваков в черном я узнала Донована и двух его корешей: Майкла, от которого так и несло обалденностью в духе Брандо, и который выглядел бы круто даже в балетной пачке, и Эрика, высокого парня, больше смахивающего на греческого принца, чем на байкера. Однако больше всего меня поразило, что все они были одинаково одеты. У Донована и Эрика на шее были банданы, и это единственное, что отличало их от двух других мужчин. Всего было четверо мужиков и одна женщина в черной рубашке с длинными рукавами и черных штанах, похожих на военную форму. У всех у них были кожаные перчатки. И солнцезащитные очки – у кого на лице, у кого на макушке. На мой взгляд, это сильно не соответствовало приверженности байкерских клубов к определенных цветам. Но, как говорится, каждому свое.

Однако покоя мне не давало кое-что другое. Я посмотрела на трех главных чуваков: на Донована, лидера этой банды, и двух его помощников – Майкла и Эрика. Очень высокий, просто высокий и среднего роста.

Да нет, не может быть.

Я уже собиралась покинуть свое укрытие и двинуться к лечебнице, как вдруг из мешка что-то выпало. Пока Эрик поднимал и запихивал штуковину обратно в мешок, мне удалось ее рассмотреть. И у меня упало сердце. Белая резиновая маска. Точь-в-точь как у парней из новостей по всем каналам. У тех, которые грабили банки. Мне ведь еще тогда показалось, что фигуры на записи с видеокамеры выглядят знакомо. Черт возьми, мало, что ли, в мире других идиотских увлечений?

Неужели я так сильно в них ошибалась? Они ведь хорошие ребята. Я это сразу почувствовала, как только мы познакомились. Да, тогда я валялась на земле и не могла встать, потому что мне не давал прижатый к животу ботинок Донована, но глубоко внутри у каждого из них золотое сердце.

Вернувшись к Развалюхе, я спряталась за ней и стала думать, что делать. Я могла бы, наверное, поговорить с ними и убедить, что грабить банки – это очень, очень нехорошо, но умирать в ближайшее время как-то не хотелось. К тому же очевидно, что они занимаются этим не один день. Я могла бы сдать их полиции, но вдруг я ошибаюсь? Может быть, у них есть прекрасное объяснение, почему они одеты в точности, как уже известные всем грабители банков, которых называют «воры-джентльмены». Может быть, они собираются на тематическую вечеринку, куда каждый должен нарядиться в костюм любимого преступника. Не секрет, что у байкеров имеется пристрастие к закрытым вечеринкам. Но в десять часов утра?

Десять часов утра – идеальное время, чтобы ограбить банк.

Проклятье.

Двигатель фургона завелся, и я вернулась к забору. Донован сунул что-то Эрику за секунду до того, как принц задвинул боковую дверь. После этого неряшливой наружности лидер осмотрелся, не наблюдают ли за ними, и залез на пассажирское сиденье.

Тогда-то у меня и сложился план. Я поеду за ними. Если они и правда отправились на тематическую вечеринку, я тоже зайду, расскажу о своих подозрениях, и мы дружно посмеемся. Но если они грабят банки, мне срочно нужен еще один план. Закрыть на это глаза никак не получится.

Прыгнув в Развалюху, я изо всех сил старалась не отстать от фургона и при этом выглядеть так, словно вовсе не стараюсь изо всех сил не отстать от фургона. Впервые с тех пор, как у меня появилась Развалюха, я кляла на чем свет стоит ярко-вишневую краску. Черный сейчас был бы как нельзя кстати. А еще лучше – серый, оттенка асфальта. Тогда бы мне точно удалось слиться с окружением. Никогда в жизни мне так сильно не хотелось иметь плащ-невидимку.

Даже когда фургон подъехал к «Окружному банку Берналильо (1)», я все еще надеялась, что байкеры всего лишь хотят снять наличные перед вечеринкой. Надо же кому-то платить за чипсы и пиво. Припарковавшись на другой стороне улицы, я стала ждать. Несколько секунд они просто сидели, а потом высыпались из фургона в полном обмундировании грабителей банков, вплоть до белых масок и полуавтоматического оружия.