Текст книги "Правду! Ничего, кроме правды!!"

Автор книги: Даниил Аль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Мотор с черной будем снимать? – слышится голос.

– Сначала с белой снимем.

– Позвольте, это что же делается? – спрашивает Крошкин. – Это что же делается?

– Какой-то горе-водитель так сломал, что и поломок не найти.

– А может, поломок и нет? Может, кто-нибудь просто так написал «ремонт»?

– Да какой же осел так сделает?

– Конечно, никто не сделает… Может, это была шутка такая?.. – промямлил Крошкин и робко спросил: – А если поломок не найдете, обратно собирать будете?

– Найдем! – лихо заверяет перемазанный мальчик. – Надо же помочь!

В это время мотор с белой машины, раскачиваясь, вздымается вверх на ручной лебедке.

Крошкин подбегает к дверям универмага. На ручке двери висит плакатик: «Рабочий день окончен».

Стемнело. Крошкин идет по улице мимо экрана телесправки. Он и замечает и не замечает его. Не поворачивая головы к экрану, он нажимает кнопку и, не отпуская палец, делает шаг вперед.

На экране возникает лицо девушки, так поразившее его утром. Крошкин ее не видит. Но слышит голос:

– Здравствуйте. Слушаю вас.

Крошкин поворачивается к экрану, радостно улыбается и говорит:

– Здравствуйте. Это я.

– Вы? Кто вы?

– Разве вы не помните? Я вас утром спрашивал, как на Тракторную улицу пробраться?

– Ах, «как пробрасить на Протактную»… Ну как же, мы тут с девушками долго смеялись.

– Значит, вы меня не забыли?..

– Вы хотите что-нибудь спросить?

– Не знаете – погода сегодня хорошая?

– Вам виднее – вы же на улице.

– Тоже верно. Хорошая сегодня погода… Может, пойдем погуляем?

– Я на работе.

– Честно говоря, не нравится мне ваша работа.

– Почему же?

– А потому, что любой и каждый… подошел, понимаете, кнопочку нажал и глазеет… А то еще насчет погоды подъедет, благо способ проверенный… А потом, чего доброго, и погулять позовет… Так и выманит… Чего ж тут хорошего?

– Это не совсем так. С вами же я не пошла.

– И никогда, никогда не пойдете?

– Не знаю.

– Тогда ответьте еще на один вопрос: а что вы больше всего любите на свете?

– Цветы.

– Вообще всякие или конкретные?

– «Конкретные», – улыбается девушка, – горные пионы.

– А где их достают?

– Они растут только на склонах скал… У вас больше нет вопросов?

– Пока хватит.

– Спокойной ночи.

Крошкин отпускает кнопку, экран меркнет.

Крошкин поднимается по лестнице.

Еще с предпоследнего пролета видит он белую бумажку на двери своей квартиры.

– Цела моя чума! – усмехается он. Но вдруг замечает, что бумажка на двери другая, приколота кнопками, и на ней напечатано: «Дезинфекция».

Крошкин в квартире. Его окутывает облако едкого чада. Он бредет на ощупь, зажигает свет, раскрывает окна. В кухне на веревке развешаны обильно смоченные дезинфекцией вещи, его чемодан стоит домиком на подоконнике.

Крошкин, взяв с собой будильник, выходит на лестницу. Он прикрывает дверь и горестно усмехается:

– Хорошо обслужили.

Крошкин в пустынном зеленом дворе. Во всех окнах огромного дома темно. Только открытые окна его квартиры ярко светятся.

Крошкин ложится на скамейку.

– Ну и жизнь здесь у меня, – говорит он. – Хоть караул кричи!

Утомленный обильными впечатлениями дня, Крошкин засыпает.

Во сне он нажимает большим пальцем воображаемую кнопку, блаженно улыбается и ласково говорит:

– Здравствуйте… Слушаю вас…

Светает. Энергично чирикают воробьи. Они что-то жадно клюют, дерутся из-за места…

Воробьи сидят на Крошкине возле его заднего кармана и клюют торчащий оттуда кусок ватрушки.

Крошкин безмятежно спит.

Вдруг в кармане пиджака Крошкина затрещал будильник.

Воробьи дружно вспархивают, но Крошкин спит.

Из парадной выходит академик. Он включает фонтан-вертушку для полива цветов. Вращаясь, вертушка брызнула на Крошкина раз, другой.

Крошкин, полупроснувшись, подымается, зевает, медленно переходит на другую скамейку, садится на пес, машинально снимает одной ногой туфлю с другой ноги и снова ложится.

В это время академик едет на своей автоцистерне, и теперь уже мощная струя воды обдает Крошкина.

Крошкин вскакивает как встрепанный, видит удаляющегося академика и с укоризной говорит:

– А еще гармоническая личность.

Крошкин входит в дверь своей квартиры. Заходит в комнату. Принюхивается. Лицо его искажает гримаса. Он хочет чихнуть. Но вдруг слышит, что кто-то чихает рядом. Крошкин оглядывается, лицо его снова сморщилось:

– Ап…

– Чхи!! – чихает кто-то другой.

– Кто здесь? – спрашивает-удивленный Крошкин.

– Я.

Из-за перегородки выходит Гешка.

– Здравствуйте, дядя Кеша. У вас дезинфекцию делали. Значит, вы по-настоящему больной. Папа сразу это заметил… Рыбий жир вам надо пить, – сморщился Гешка.

– Не до жиру, Геша, не до жиру, – задумчиво говорит Крошкин, – обнаружилось важное дело, а сам я на работу спешу. Так что опять твоя товарищеская помощь понадобится. Окажешь?

– А как же! Для товарища я все сделаю! – твердо говорит Гешка.

К зданию универмага на двух машинах соединенных твердым креплением, подкатывает Крошкин.

Выйдя из машины, он вертит рукоятку, поднимающую стекло. Вместе со стеклом поднимается наклеенная изнутри бумажка с надписью: «Занято».

Крошкин поднимается по ступеням к двери с надписью «Вход» и в ней исчезает.

Крошкин, нагруженный телевизором и пылесосом, с трудом вываливается из двери с надписью «Выход».

Разговаривавшие перед дверью молодой человек и девушка едва успевают отскочить в разные стороны.

Крошкин снова вбегает в универмаг.

Крошкин вылетает из дверей, волоча на плече, как коромысло, металлический карниз, на котором, как на плечиках, висит костюм, зимнее пальто, пижама и еще настольная лампа. В руках у него новенькие, но уже тяжелые чемоданы. На шее шарф.

Те же молодые люди отскакивают в сторону и провожают Крошкина удивленными взглядами.

Крошкин снова вбегает в универмаг.

Крошкин выходит из дверей, таща связку подушек, свернутый матрац, под мышкой у него сапоги, в руке еще чемодан.

Асфальтированная дорога огибает скалу, поросшую мелким кустарником… На одном из уступов ярко цветут горные пионы.

Гешка пытается туда влезть… Не добравшись до верха первого уступа, он скатывается обратно. Отряхнув штанишки и погладив оцарапанное колено, он лезет снова.

Из-за поворота на велосипеде выезжает девушка в спортивном костюме. Это знакомая Крошкина из телесправки. Она замечает Гешку, карабкающегося на скалу, и соскакивает с велосипеда.

– Мальчик, ты высоко собрался?

– Высоко! – отвечает Гешка и тут же скатывается на землю.

Он всхлипывает, но удерживается от слез.

– Ушибся?

– Нисколько.

– А как тебя зовут?

– Геша.

– А меня Наташа.

– Здравствуйте, тетя Наташа.

– Тебе хочется достать цветы?

– Да, нужно.

– Помочь?

– Не-а. Не надо. Я сам.

– Но тебе же туда не забраться.

– А я еще не делал третьей попытки.

– Ах вот оно что. Понимаю. Это, конечно, важное соображение, – серьезно говорит девушка в тон маленькому человеку.

Гешка снова лезет на уступ и снова срывается. Девушка подхватывает его, чтобы он не ушибся.

– Знаешь что, Геша, давай вместе попробуем. Держи велосипед. Только крепко.

Наташа прижимает велосипед к скале. Гешка держит его. Наташа встает на раму.

– Держишь?

– Держу, не бойтесь! – ответственно заявляет Гешка. – С велосипеда и я бы мог, – добавляет он.

Девушка ловко взбирается по уступам наверх. Гешка следит за ней восхищенными глазами. Вот Наташа уже стоит на высоком уступе и приветственно машет Гешке букетом цветов.

– Геша! Смотри! Цветы уже у меня!

– Вижу! Теперь слезайте, тетя Наташа! Только не поцарапайтесь! – кричит Гешка, потирая ушибленное колено.

Девушка спустилась и протянула Гешке букет.

– Держи.

– Спасибо вам.

– Почему же мне спасибо? Разве мы с тобой не вместе добыли цветы?

– А считается, что и я доставал? – с надеждой в голосе спрашивает Гешка.

– А как же. Ведь ты же их нашел? Правда?

– Правда. Я долго искал.

– Ну, вот видишь! А кто мне показал, откуда надо залезать?.. А кто мой велосипед держал?

– Правда! – расцвел Гешка.

– Я только под конец тебе немного помогла. Иначе нельзя: один за всех…

– И все за одного! – подхватывает мальчик.

– Теперь поедем. Мне скоро на работу.

Девушка сажает Гешку на раму велосипеда.

Мебельный отдел универмага, точно снегом, запорошен белыми бумажками с фамилией «Крошкин».

Крошкин в музыкальном отделе. Он вырывает листок из блокнота, чиркает на нем «Крошкин» и кладет листок на пианино.

Крошкин, точно муравей соломинку, волочит к лестнице огромный ковер. У самых ступенек ковер развернулся и распластался по лестничному пролету. Крошкин пытается втянуть его наверх. При этом падает и катится вниз, наматывая ковер на себя.

Наташа слезает с велосипеда возле дома Крошкина и снимает Гешку.

– Дай, дружок, на минутку букетик, – говорит она.

Наташа развязывает ленточку, стягивавшую ее волосы. Ленточкой она перевязывает букет.

– Ты, наверное, хочешь подарить цветы маме?

– Нет, товарищу.

– У него день рождения?

– Нет, что вы! Ему зачем-то нужно.

– Ну держи, Геша.

Крошкин и Гешка идут по улице. Они останавливаются напротив большого здания с вывеской «Телесправка», расположенного на другой стороне улицы.

– Ну, Геша, чеши!

Гешка берет у Крошкина букет и перебегает дорогу.

– Геша! – окликает его Крошкин.

Гешка возвращается.

– А если поймают?

– Буду молчать.

– Правильно. Как рыба в гробу… Ну, чеши!

Гешка перебегает улицу.

– Геша!

Гешка возвращается.

– Запомнил? Третьей она сидит. Не спутаешь?

– Что я маленький, считать не умею?!

– Ну, чеши!

Гешка перебегает улицу.

– Геша!

– Что? – кричит Гешка с той стороны.

– Чеши!

Гешка исчезает в дверях.

– Золотой парень! – говорит Крошкин.

Помещение телесправки. За длинным столом сидят сотрудницы. Все они работают – отвечают на вопросы невидимых абонентов, перед каждой микрофон, сигнальные лампочки, объектив телекамеры.

Третий стул от двери не занят.

Гешка ползет под столом по-пластунски вдоль строя женских ног. В руке у него букет.

Он пальцем отсчитывает ноги, беззвучно шевеля губами: одна, две, три, четыре… Перед ним ножки пустого стула – пять, шесть. Гешка растерянно осматривается, затем отползает обратно к двери.

В это время на пустой стул садится девушка.

Гешка снова производит свой отсчет: одна, две… пять, шесть. Гешка облегченно вздохнул.

Крошкин в волнении прохаживается возле экрана. Он поглядывает на часы. Пора! Нажимает кнопку.

На экране возникает знакомое лицо девушки.

– Здравствуйте…

– Это я. Узнаете? – перебивает Крошкин.

– Да, да. Вы опять хотите спросить насчет погоды? – улыбнулась девушка.

– Нет. Я хочу спросить… Я хочу спросить… – тянет Крошкин, не видя букета.

В этот момент на столе, возле локтя девушки, ложится букетик цветов.

– Я хочу спросить: а что это у вас?

– Где?

– А вон на столе.

Девушка замечает цветы. Она поражена.

– Спасибо… Это так неожиданно… – Девушка оглядывается. – Просто чудеса!

– Нет, просто я изобретатель, – скромно отвечает Крошкин.

Тут девушка замечает на букетике свою собственную ленту.

– Да, в изобретательности вам не откажешь… И завязано красивой ленточкой, – говорит она многозначительно.

– Для вас старался.

– Спасибо. Цветы чудесные. Как вы их раздобыли?

– Знаю место такое… Честно говоря, нелегко было. Где ползком приходилось, а где и вплавь…

– Как? Почему же вплавь?

– Это место, понимаете, оно… – замялся Крошкин, – на другом берегу Первопочинского моря…

– Значит, вы к тому же еще и великолепный пловец?

– Хвалиться не буду, но водным спортом подкован.

К Крошкину со всех ног бежит радостно возбужденный Гешка.

– Ну, как я сделал? – кричит он издалека.

Крошкин знаками призывает его к молчанию.

– Пока до свидания, – торопится Крошкин закончить разговор и отпускает кнопку.

– Молодец, Геша! Крепко ты мне помог.

– Дядя Кеша, а вы знаете, как я цветы достал?

– Потом, Геша. Сейчас некогда… И вообще надо быть скромным, ты понял?

– Понял, дядя Кеша, – упавшим голосом говорит Гешка.

– Ну, будь здоров. А у меня дела, Геша, важные дела.

Прихожая квартиры Крошкина. На чемодане разложен чертеж.

Поглядывая на него, Крошкин прилаживает около двери с помощью веревки и блоков своеобразный механизм: когда дверь открывается, сверху спускается кастрюля. Отрегулировав нужный уровень – на высоте человеческой головы, – Крошкин в кастрюлю наливает воду.

Крошкин выходит на площадку, затем открывает дверь и снова входит в квартиру.

Кастрюля с размаху ударяет его по голове. Крошкин качнулся и потер лоб.

– Крепко… Однако слабо…

Крошкин рвет чертеж. Бросает бумагу в угол.

На мгновение он задумывается. Его осеняет новая идея. Он берет магнитофон, стоящий в углу прихожей, и выходит из квартиры.

Крошкин возле здания, на дверях которого вывеска: «Институт физиологии». Поднявшись по лестнице, он входит в дверь с табличкой: «Директор института академик И. И. Волосов» и с удивлением узнает в ученом, поднявшемся из-за стола, своего соседа по двору, который еще сегодня утром облил его водой.

– Здравствуйте, – говорит Крошкин.

– Здравствуйте, вы насчет ключей?

– Нет, что вы. Это была шутка такая.

– Я так и понял. Тогда чем могу служить?

– Видите ли, у меня с собой магнитофон, хочу записать собачий лай.

– Мне кажется, это можно проделать в нашем дворе.

– Нет, одной собаки мало. Надо, чтобы не просто лай был, а массовый.

– А зачем вам «массовый лай», если не секрет?

– Разрабатываю способ отлова волков: веревка с красными флажками, магнитофон – и один берешь в плен целую стаю… Можно неплохо заработать!

– Неожиданная идея, – говорит академик. – Останетесь живы после эксперимента, зайдите рассказать.

– Так если можно, пройти бы туда… к собачкам, – просит Крошкин, – как это называется, спальня, что ли?.. Общежитие?

– Питомник.

Академик нажимает кнопку. Входит лаборантка.

– Галочка, это охотник-новатор. Проводите его, пожалуйста, в питомник.

– И обеспечьте, чтобы меня там как следует облаяли, – добавляет Крошкин. – Спасибо, сосед, за вашу заботу, – кивает он академику и выходит вслед за лаборанткой.

В огромном помещении за проволочными сетками молча скучают собаки разных пород и размеров.

Входит Крошкин.

Все собаки мигом оживились, вскочили.

– Здравствуйте, друзья человека – собаки! – торжественно говорит Крошкин.

В ответ раздается дружный лай.

– Овация. Прямо овация, – растрогался Крошкин. – Спасибо, братцы собаки!

Снова раздается «овация». Крошкин раскрывает магнитофон и начинает запись.

Крутятся бобины, раздается лай…

Бобины крутятся в обратном направлении.

Слышен громкий лай. Крошкин в прихожей своей квартиры прослушивает запись.

– Хороший лай, очень качественный. Однако грубовато. Придется еще и по-человечески обратиться.

Крошкин с помощью хитрой конструкции из проволочного стерженька соединяет пусковой рычаг с входной дверью. Затем, придерживая стерженек рукой, он осторожно выходит на площадку и прикрывает за собой дверь.

Крошкин берется за ручку двери.

В это время по лестнице спускается бабушка с внуком.

Крошкин открывает дверь. Слышится яростный лай и грозный окрик:

– Стой, гад! Руки вверх!

Бабушка в ужасе взбегает вверх по лестнице, с неожиданной легкостью перескакивая через несколько ступенек, шлепками и волоком поднимая впереди себя внука.

Крошкин с удовлетворением отмечает:

– Вот теперь доходчиво.

Вечерний город. Бульвар Полон гуляющими. Доносится музыка… Возвращается из похода группа туристов… Ярко светятся читальные павильоны, летние кафе…

У экрана телесправки Крошкин. Он разговаривает с Наташей.

– А знаете что: нравится мне ваша работа. Захотел вас увидеть – подошел, нажал кнопочку и смотрю.

– Еще вчера вы думали иначе.

– Так это когда было! Почти вечность тому назад.

– Вы правы. Это было еще до того, как вы раздобыли для меня цветы…

– Нелегко было. Где ползком, а где и вплавь…

– Подождите, не надо об этом. Скажите лучше: как вас зовут?

– Иннокентий… Кеша… А что?.. То есть а вас?

– Наташа.

– Вот и познакомились.

– Знаете, Кеша, мне захотелось вас повидать, поговорить с вами… Серьезно… очень серьезно.

– Захотелось… Серьезно? Это хорошо. Чем серьезнее, тем лучше.

– Завтра утром я свободна.

– И у меня выходной день.

– Я буду на пляже.

– Ах, на пляже? – встревожился Крошкин.

– Да, против водной станции, возле питьевого фонтанчика. И мы с вами заплывем.

– Как это заплывем?

– Далеко-далеко. Заодно покажете мне место, где вы сорвали цветы. Хотите?

– Батюшки! Совсем забыл! Какое несчастье!

– Что случилось?

– Я же завтра не могу. Завтра буду вкалывать…

– Не поняла. Что будете?

– Я говорю: буду трубить…

– Трубить? Вы что, музыкант?

– Кто музыкант? Я-то? Музыкант, конечно! Я гармонический человек!

– Жаль, что так получилось. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Крошкин отпускает кнопку. Экран гаснет. Он грустно смотрит на свое отражение в нем.

– Заплыл! – говорит он сокрушенно.

– Добрый вечер! – Крошкина окликает студент, с которым он разговаривал на стоянке машин. – Что это вы стоите точно в воду опущенный?

– Кто в воду опущенный? – вздрагивает Крошкин. – А, привет, – узнает он своего собеседника. – Да тут, понимаете, один чудак познакомился с девушкой, расхвастался, назвался пловцом, а она и обрадовалась: давайте, говорит, заплывем в море. Не худо, а?

– Еще бы. Чудесное свидание.

– Так он же, утюг, плавать не умеет. Он же воды как огня боится!.. Вот что ему теперь делать?

– Одно из двух: или научиться плавать, или научиться говорить девушкам правду. Пусть выбирает, что ему легче.

– Я ему так и сказал.

– А он что же ответил?

– Трудно будет, но придется.

– Что?

– Учиться плавать.

Крошкин поднимается к своей двери. Он улыбается и вдохновенно повторяет:

– Она хочет поговорить серьезно… Поговорить серьезно… Поговорить серьезно!

В этом лирическом настроении Крошкин открывает дверь.

– Стой, гад! Руки вверх! – раздается грубый окрик, сопровождаемый диким лаем.

Крошкин от неожиданности застывает с поднятыми руками.

Крошкин снимает пиджак, вешает его на вешалку и открывает дверь из прихожей в комнату. Не войти. Комната забита вещами по самые дверные косяки.

Крошкин подлезает под стол, но упирается в шкаф. Вскакивает на стол и пытается перелезть через шкаф. Предварительно проверяет рукой расстояние между шкафом и потолком.

– Слава богу, высота не два пятьдесят.

Крошкин лезет на шкаф.

Сверху открывается вид на беспорядочно забитую мебелью комнату.

Крошкин сползает вниз по тахте, поставленной под углом к шкафу, попадает ногами на металлическую поддержку для валика. Тахта валится, накрывает Крошкина. Падая, он судорожно хватается руками за пирамиду поставленных один на другой стульев. Они с грохотом сыплются на него. Крошкин выползает из-под кучи мебели, кряхтя и потирая ушибы.

Дорога пролегает теперь под кожаным диваном. Крошкин стелется, ползет по-пластунски. Торчащий гвоздь цепляет его за штаны. Распластанный на полу Крошкин не может податься ни взад ни вперед. Он пытается повернуться на спину. Не удается.

– Врешь, не возьмешь! – шипит Крошкин.

Он расстегивает ремень, делает рывок, поворачивается с боку на бок, сучит ногами… Цель достигнута… Штаны остаются под диваном. Крошкин выползает в трусиках.

На пути хрустальная люстра, положенная на пол. Крошкин, точно сквозь лианы, пробирается через гирлянды стеклянных висюлек, но попадает, как в сети, в гамак, свешивающийся с письменного стола.

Наконец Крошкин добрался до кухонного буфета, зажатого между стиральной машиной, электрополотером и телевизором. Сверху на буфете лежит кусочек хлеба. Крошкин хватает его и жадно жует.

– Нелегко здесь дается кусок! – вздыхает он.

Крошкин дергает дверцу холодильника. Она чуть отходит, но не открывается. В щель видны охотничьи сосиски, молоко, сыр…

Крошкин вновь пускается в путь по мебельно-вещевым джунглям. Он ползет, перелезает, подползает, подтягивает себя волоком. На него то и дело что-нибудь падает, его бьют дверцы шкафов, он натыкается на острые предметы…

Крошкин возвращается со шпагатом и проволокой. Петлей веревки ему удается обхватить и вытянуть сосиску. Проволокой он протыкает и достает кусок сыра. На веревочном аркане вытягивает бутылку молока…

Широкая кровать из-за тесноты поставлена под углом к стене. Низ ее прижимает холодильник-бар с раскрытой дверцей. Он включен.

Крошкин ложится, вернее, становится вдоль кровати и засыпает. У него тотчас подгибаются ноги. Крошкин выпрямляется и вновь засыпает. Ноги снова подгибаются.

– Неудобно. Хорошо, что я не женат.

Крошкин поворачивается на другой бок. Теперь, когда он заснул и пошевелил ногами, они проскальзывают в холодильник. Крошкин просыпается, вскакивает.

Закутавшись в одеяло и волоча за собой подушку, он ищет ночлега.

Ложится на свободный квадрат паркета. Однако ноги приходится поднять выше головы.

Садится на свободный кончик кресла. Слишком узко.

Пробует свернуться калачиком на шкафу. Не улежать – опасно.

Отчаявшийся Крошкин выходит в заставленный вещами коридор, прислоняется к свободному простенку, кладет под голову подушку и, завернувшись в одеяло, засыпает стоя. Одеяло сползает вниз.

– Лошадь на моем месте отлично выспалась бы, – вздыхает Крошкин.

Он обращает внимание на небольшую белую дверь и открывает ее… О, радость! Это туалет. Он сверкает кафелем. Он уютно пуст от вещей. Крошкин энергично запахивается в одеяло, садится на пластмассовую крышку унитаза, кладет на эмалированный ящик подушку, склоняет на нее голову и блаженно засыпает.

Проходная автозавода. Крошкин вместе с другими рабочими входит на территорию завода. Все одеты как обычно. Крошкин же в старой, замасленной робе. На голове у него кепчонка, измятая, точно она полдня пролежала на мостовой.

Крошкин подходит к массивной стальной двери с надписью: «Штамповочный цех». Возле двери звонок. Крошкин нажимает кнопку. Дверь отходит. Из-за нее появляется молодой человек в джинсах и в легкой рабочей рубашке.

– Приветик! – бодро говорит Крошкин.

– Здравствуйте! – отвечает юноша. – Я вас жду с нетерпением.

– Почему это?

– Я тут временно… Но мне тяжело. Исполнители здесь капризные.

– Недисциплинированность, что ли? Невыполнение?

– В основном режим налажен. Но есть очень капризные.

– Гайки надо подкручивать!

– Гайки-то подкручены.

– Ну, а в случае чего – расчет! – грозно говорит Крошкин.

– Вот именно, – соглашается юноша. – К расчетам часто приходится прибегать. А я в этом как раз и слабоват.

– Ну, ничего. У меня зато рука не дрогнет. Чуть что – расчет. И порядок.

– Желаю успеха. – Юноша жмет Крошкину руку и хочет уйти.

– А как же акт? – спрашивает Крошкин.

– Какой акт?

– Приемки и сдачи цеха. Один сдал, другой принял… и так далее.

– А зачем это? – удивился юноша. – Я же говорю, что цех в порядке.

– Значит, на сплошном доверии работаем?

– Конечно.

– И никогда никаких недоразумений не бывает на этой почве?

– На какой почве?

– На почве доверия.

– На почве доверия недоразумений не бывает. Вам разве это не нравится?

– Нет, нет, что вы! Я-то как раз на одном доверии и живу…

– Ну, еще раз желаю успеха, – говорит юноша и уходит.

Крошкин входит в цех.

Огромный цех безлюден. Ни одного рабочего.

Бесшумно движется конвейер. Бесшумно работают рычаги, поднимающие и закрепляющие детали.

Операций много: из подъемника поступают листы металла, один за другим они текут на штамповку под мощные прессы, которые работают тоже бесшумно; из-под прессов выходят дверцы, крылья, капоты будущих машин; по пути следования их зачищают, сверлят, стачивают, соединяют, сваривают… Посреди цеха, как капитанский мостик, высится пульт управления. На пульте сверкают тысячи кнопок. Черные приборы сияют белыми полумесяцами циферблатов, будто строй улыбающихся негров… Таинственно подмигивают глазки индикаторов. На телеэкранах пляшут зигзаги и волнистые линии, вспыхивают цифры…

Крошкин остановился на пороге. На лице его каким-то образом уживаются выражения растерянности, восхищения и остатки напускной самоуверенности. Но это длится недолго. Овладев собой, Крошкин принимает важную осанку и громким голосом спрашивает:

– Есть кто живой?

Молчание.

– В молчанку будем играть, когда начальник спрашивает?

Никто не отвечает.

– Вроде сплошная автоматика тут…

Крошкин подходит к пульту управления. Поднимается на мостик, оглядывает цех.

– Никого! Одни агрегаты. Здорово работают! Красиво! А единственная личность здесь это я…

Крошкин проводит рукой по пульту.

– А это, значит, пульт личности.

Он садится в вертящееся кресло, кладет ноги на поручни и свободно разваливается.

Неожиданно из динамика раздается голос:

– Рапортует главный пресс. План выполняется на сто пять процентов.

– Хитро придумано, – ухмыляется Крошкин, – все показатели записываются на пленку.

Снова голос:

– Докладывает служба техники безопасности. Все спокойно. Все спокойно. Перегревов и превышения давлений нет…

– Ну и слава богу, – одобряет Крошкин. – Следите, чтобы и впредь порядочек был.

Голос:

– Докладывает конвейер. Ритм обработки деталей ускорен автоматическим регулятором на одну десятую.

– Инициативу одобряю, – заявляет Крошкин. – Валяй перевыполняй! Отмечу в приказе…

Вдруг вспыхнул телеэкран, и Крошкин увидел лицо диспетчера.

– Здравствуйте, – говорит диспетчер, – вы уже приступили?

– Здравствуйте. Приступил я, – робко отвечает Крошкин, встав и приняв деловой вид.

– Доложите диспетчерской, как работает цех?

– Цех-то? Хорошо работает, – не без гордости сообщает Крошкин. – Коллектив у нас здоровый. Энтузиазм, само собой. И, конечно, подъем… Все как положено.

– Какой подъем? Конкретнее. Что это значит?

– Да ничего это не значит. Фраза такая. А конкретно – план на сто пять процентов выполнен…

– В этом, действительно, ничего небывалого нет.

– Есть мнение, – важно говорит Крошкин, – ускорить ритм на одну десятую. Как думаете?

– Вам виднее, – говорит диспетчер, – но, по-моему, это слишком большое ускорение.

– Нет, ничего. Можно… Я лично прослежу.

Телеэкран погас.

Крошкин снова кладет ноги на поручни пульта и продолжает мечтать.

Вдруг из динамика послышался голос:

– Говорит служба техники безопасности. Усиливается вибрация прессов!

– Ничем не могу помочь. Придется потерпеть, – спокойно заявляет Крошкин в ответ, – я ведь руководитель, а не ремонтник.

– Усиливается вибрация прессов…

– Обойдется, – успокаивает Крошкин невидимого собеседника, – за мою смену станины не растрясет, а потом кто-нибудь наладит.

Голос из другого динамика:

– Говорит пневматика. Не хватает воздуха! Не хватает воздуха!

– А ты не темни, не темни! Работай! – говорит Крошкин.

– Не хватает воздуха!..

– Чего-чего, а воздуха всем хватает…

Голос из третьего динамика:

– Говорит система смазки. Подайте больше масла! Подайте больше масла!

– А сахару не надо?! – разозлился Крошкин. – Ишь раскричались!

– Подайте больше масла!

– «Подайте! Подайте!» – я нищим не подаю. Зря шумите. Ничего не будет.

Зажигается диспетчерский экран. На нем встревоженное лицо диспетчера.

– От ваших агрегатов идут аварийные сигналы. Срочно примите меры.

– Сейчас примем. Одну минуту! Экран погас.

Крошкин беспомощно оглядывает рычаги и кнопки пульта…

– Черт вас знает, что с вами делать?! Эх, люди! Не могли автоматику до полной самостоятельности довести.

Голоса из динамиков:

– Усиливается вибрация!

– Не хватает воздуха!

– Перегрев резцов!

– Подайте больше масла!

Крошкин заметался глазами по пульту. Он начинает вертеть колеса, нажимать кнопки, включает рубильник… В ту же секунду раздается неистовый треск, и над рубильником пробегает молния.

Крошкин в ужасе отпрянул и скатился с лесенки. На полу он задел рычаг подающего механизма. Мощные лапы, одетые в мягкие штемпельные подушки, подхватили его и бросили, на конвейер. Вопящего и барахтающегося Крошкина потащило в направлении прессов.

Крошкин пытается бежать. Поднявшаяся навстречу скоба сбивает его с ног…

Цех работает теперь шумно. Лязг, скрип, скрежет, удары, звон…

– Помогите! – вопит Крошкин. – Спасите!

Конвейерная лента проходит через бассейн охлаждения. Крошкин летит в холодную воду. Лента волочит его дальше на вибрирующую решетку для стряхивания опилок и стружек с проходящих деталей.

Крошкина протрясло в ней и потянуло дальше. Его переворачивают на спину. На него опускаются рычаги с датчиками приборов. Слышен голос:

– Рапортует группа анализа материала. По конвейеру движется посторонний предмет весом в семьдесят пять килограммов, химический состав: воды шестьдесят пять процентов, белка пятнадцать процентов, жиров десять процентов, углеводов один процент, золы пять процентов, железа всего пятьдесят семь тысячных процента… Материал совершенно негодный.

– Правильно! – вопит Крошкин. – Негодный я! Негодный! Отпустите!

Могучие зажимы переворачивают Крошкина на живот, сверху на него опускается большой штемпель и отпечатывает на заду слово «Брак».

Взглянув на приближающиеся вальцы пресса, Крошкин в отчаянии бормочет:

– Ой, что это из меня сделают: дверцу или крыло?

В это время на Крошкина опускаются цанги, укрепленные на подъемной стреле…

– Некачественный материал пошел в отходы, – говорит голос из динамика.

– Лишь бы не в переплавку, – бормочет Крошкин.

Мощная стрела поднимает его высоко над конвейером, несет через гремящий цех, проносит над пультом…

– Прощай, мой пульт! – машет рукой Крошкин.

На небольшой высоте цанги разжались, и Крошкин летит на кучу витых металлических стружек…

Вскочив и отряхнувшись, Крошкин, осторожно лавируя между машинами, шлангами, проводами, рычагами, пробирается к выходу из цеха.

Крошкин открыл дверь и шмыгнул в коридор.

Он быстро оглядывается по сторонам. На подоконнике стоит ящик с инструментами. В нем увесистая деревянная колотушка. Крошкин берет колотушку, замахивается, зажмуривает глаза и сильно ударяет по пальцу.

Крошкин в амбулатории завода.

Молоденькая практикантка бинтует ему палец, то и дело оглядываясь на медсестру. Заканчивая бинтовать, девушка с наивной назидательностью сообщает Крошкину:

– Девяносто девять процентов травм подобного рода связаны с нарушением элементарных правил техники безопасности.

– Виноват, – смущенно оправдывается Крошкин.

– Значит, вы больше никогда-никогда не будете нарушать? – улыбнулась девушка, обрадованная эффективностью своего наставления.

– Больше вы меня тут не увидите, – искренне заверяет Крошкин.

Медсестра, довольная работой практикантки, улыбаясь, отходит к своему столу.

– Вот и готово. Всего хорошего, – говорит девушка.

– Зачем мне «всего хорошего»? Мне бюллетень надо.

– Бюллетеней у нас не дают, – растерялась девушка.

– Как это не дают? Это что же, первобытный коммунизм?! Там тоже так было – мамонт тебя забодает, а бюллетня не дают!

– Слушайте, при чем же тут мамонт! – заволновалась девушка. – Слушайте… каждый может уйти домой, если он себя плохо чувствует. Доложить диспетчеру, и все.

– Товарищ шутит, милочка, – улыбнулась медсестра.

– Точно, это была шутка такая… – говорит Крошкин и, кланяясь, пятится к двери.

В коридоре, за дверью амбулатории, Крошкин разглядывает завязанный палец.