Текст книги "Правду! Ничего, кроме правды!!"

Автор книги: Даниил Аль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Гремит засов. Обрывается музыка. В камеру входит жандармский генерал. Мы узнаем того, который докладывал шефу жандармов о Марксе. Лопатин не оборачивается.

Г е н е р а л. Здравствуйте, Лопатин.

Л о п а т и н. …Я возвращаюсь в Россию.

Г е н е р а л. Что это с вами?

Лопатин оборачивается и встает.

Л о п а т и н. Здравия желаю. Чему обязан?

Г е н е р а л. Инспекция… Имеете жалобы, претензии?

Лопатин молчит.

…Не желаете разговаривать… А ведь мы с вами знакомы. Помните, вас тогда, в восемьдесят четвертом, привезли прямо ко мне. Тепленького.

Л о п а т и н. Помню. Но к чему этот разговор?

Г е н е р а л. Согласитесь – судьба ваша невольно наводит на размышления. Досадно за вас. Отец – действительный тайный советник… Сам профессор Менделеев большой талант в вас находил… Могли стать крупным ученым… Но вы избрали себе другой путь. И что же? Столько усилий, столько риска. И все зря.

Л о п а т и н. Так ли уж зря?

Г е н е р а л. А вы сами посудите. По результатам. Герман Александрович, вы ведь хорошо знаете сочинения Маркса… «Капитал» переводили… Так вот, сделайте милость, просветите меня: доподлинно ли Карл Маркс утверждал, будто центр революционного движения перемещается в Россию?

Л о п а т и н. Доподлинно.

Г е н е р а л. Пожалуй, оно так и есть… Требуется, однако, небольшое уточнение: не вообще в Россию, а сюда, в Шлиссельбург. В государеву тюрьму. Здесь он теперь как раз и находится – «центр революционного движения». И отсюда он уже никуда не переместится. Отсюда даже вы не убежите, Лопатин!

Л о п а т и н. Я не строю иллюзий о своем положении.

Г е н е р а л. И освободить вас отсюда может только смерть.

Л о п а т и н. Или революция.

Г е н е р а л. Все-таки надеетесь? Ну-ну! Многие надеялись, что доживут… Чернышевский вот тоже надеялся.

Л о п а т и н (взволнованно). Что вы сказали?

Г е н е р а л. Я говорю – Чернышевский тоже надеялся, что доживет…

Л о п а т и н (склоняет голову, снимает шапку). Прощайте, Николай Гаврилович… (Громко.) Вот вы и замучили одного из самых талантливых русских людей, одного из самых честных граждан, одно из самых горячих сердец, которые бились когда-либо любовью к своей родине! Палачи! Палачи!!

Г е н е р а л. Ну, зачем же так невежливо, Герман Александрович? Палачи… Работа есть работа. И в каждой профессии есть своя гордость… Я горжусь тем, что мы покончили с революционерами.

Л о п а т и н (с иронией). Покончили?

Г е н е р а л. Именно так, Лопатин… Ну-ка – где она теперь, ваша громкая партия? И название-то у нее было громкое – «Народная воля». И дела-то были громкие – государя убили (крестится), шефа моего убили. Царствие ему небесное. Всю Россию сановную в страхе держали… Так где она теперь, эта громкая партия? Справились. Покончили. Нет ее.

Л о п а т и н. Полагаю – история на этом не остановится.

Г е н е р а л. Ну еще бы! Диалектика. Знаю, Герман Александрович. Читал. То, что рождается, – развивается… Затем гибнет… Затем снова возрождается на новой основе… Все это сочинил господин Гегель. Затем господин Маркс перевернул его диалектику с головы на ноги. Затем господин Энгельс все это превратил из утопии в науку. Ну, а господин Лопатин решил применить диалектику на практике – возродить партию «Народная воля» на новой основе или, как он изволил писать, «превратить ее из партии заговорщиков в партию борьбы масс». Как все стройно. Как все складно. А что вышло?! История, говорите, не остановится… А чему она учит, история-то? Эх вы! Мало ли вас было за долгие века, различных ниспровергателей, сотрясателей основ! И что же? Порядок всегда брал верх. Особливо у нас, в России… Честь имею.

Генерал уходит. Дверь запирается.

Л о п а т и н. Освободить меня может только смерть… или революция. Истории осталось сделать один шаг до русской революции. И она его сделает. Хватит ли жизни, чтобы дожить до свободы?!

З а т е м н е н и е

Музыкальная пауза. И сразу же лучи света одного за другим выхватывают из темноты главных героев пьесы.

Б у о н а р р о т и. Вековая идея социального равенства людей жива! Идеи не умирают!

О у э н. Я вижу общество, основанное на свободном труде… Я вижу!

С е н – С и м о н. В нем расцветут все способности, все таланты.

Ф у р ь е. Человек переродится – станет чище, благороднее, красивее.

Т о м а с  М о р. К разумному порядку придут все государства. Я твердо в это верю.

Г е р ц е н. Прощай, отходящий мир… О потомство, какая участь ожидает тебя?!

Ч е р н ы ш е в с к и й. Будущее светло и прекрасно. Надо работать для него. Надо приближать будущее.

Б а б е ф. Пусть наше мужество послужит сигналом к пробуждению народов. Пусть народы поднимутся на последний, решительный бой!

П е р ч а н к и н. Мы призываем всех и каждого на борьбу за целостное освобождение всемирного пролетариата!

К а м п а н е л л а. Люди, которым выпадет счастье встать на путь новой жизни, будут непобедимы!

Л о п а т и н. Философы до сих пор только объясняли мир – задача состоит в том, чтобы его переделать!

Пауза, и мы слышим молодой голос, к которому прислушиваются все, кто находится на сцене.

Г о л о с. Дорогая мамочка!.. Село Шушенское стоит у реки… Жизнь моя здесь проходит однообразно. День ото дня отличается лишь тем, что сегодня читаешь одну книгу, завтра – другую; сегодня идешь гулять направо из села, завтра – налево… Очень нужны книги… особенно по философии… Дорогая мамочка, пришли мне, пожалуйста, книг… Как можно больше книг!

ПРАВДУ! НИЧЕГО, КРОМЕ ПРАВДЫ!!
Документальная хроника в 2-х судебных заседаниях

ДЕЙСТВОВАВШИЕ ЛИЦА

(ПО СТЕНОГРАММЕ)

Сенаторы, члены комиссии:

О в е р м э н – председатель

С т е р л и н г

У о л к о т

К и н г

Н е л ь с о н

М а й о р  Ю м с – секретарь комиссии

Свидетели:

Б р е ш к о – Б р е ш к о в с к а я – эмигрантка из России, член партии правых эсеров.

Ф р э н с и с – американский посол в России при царе и при Временном правительстве.

С а й м о н с – доктор богословия, в прошлом настоятель методистской церкви при американском посольстве в Петрограде.

Д э н и с }

Л е о н а р д } – члены Ассоциации христианской молодежи

С и м м о н с – торговый комиссионер.

Робинс – полковник, один из руководителей миссии американского Красного Креста в России.

Б р а й е н т }

Р и д }

Б и т т и }

В и л ь я м с } – американские журналисты.

Ш е р и ф  с е н а т а, с т е н о г р а ф ы, о б с л у ж и в а ю щ и й  п е р с о н а л, п о л и с м е н ы, п у б л и к а.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕРСОНАЖИ

(ПО ДРУГИМ ДОКУМЕНТАМ)

Молодая Е.  К.  Б р е ш к о – Б р е ш к о в с к а я, А.  И.  У л ь я н о в, Г.  Д и м и т р о в, Д а н и э л ь  Д е ф о, Н.  Г.  Ч е р н ы ш е в с к и й, лейтенант П.  П.  Ш м и д т, М а к с и м и л и а н  Р о б е с п ь е р, А в р а а м  Л и н к о л ь н, Д ж о н  К е н н е д и, п р е д с е д а т е л ь  особого присутствия, п р е д с е д а т е л ь  лейпцигского суда, Г е р и н г.

ВЕДУЩИЙ.

ЗАСЕДАНИЕ ПЕРВОЕ

1919 год. На сцене при открытом занавесе зал заседаний Юридической комиссии сената САСШ. Стол. Высокие кресла для сенаторов. Одно из них, для председателя, – на возвышении. Другое, в торце стола, – для секретаря комиссии. Места для стенографов, свидетелей, для присутствующих официальных лиц. Места для публики – партер театра. Зрители постепенно заполняют зал, одновременно со свидетелями, стенографами и другими лицами, занимающими свои места на сцене. Служители сенатского здания заканчивают в это же время подготовку помещения к открытию заседания: стол покрывается красной суконной скатертью, кладут молоток для председателя, ставят сифоны с содовой, расправляют государственный флаг САСШ, висящий в проеме между окнами; на специальное возвышение для свидетелей кладут Библию. Всем этим распоряжается шериф сената. Он же указывает, свидетелям, где сесть. Все разговоры на сцене, перекличка служителей – «подай молоток», «подержи стремянку», «подтяни скатерть» – на английском языке.

Публика заняла места. Шериф сената делает служителям знак удалиться и обращается в зал.

Ш е р и ф (по-английски). Леди и джентльмены! Сегодня, пятого марта тысяча девятьсот девятнадцатого года, в здании Сената, в помещении номер сто шестнадцать, продолжает свою работу комиссия под председательством сенатора Ли Овермэна, образованная постановлением сената Северо-Американских Соединенных Штатов от четвертого февраля тысяча девятьсот девятнадцатого года за номером четыреста тридцать девять.

Голос шерифа постепенно гаснет. Вступает перевод.

Ш е р и ф. Публике разрешено присутствовать на заседаниях при соблюдении обычного порядка. Запрещается курить, аплодировать, свистеть, топать ногами, поднимать какие-либо транспаранты или плакаты. К присутствию на заседании не допускаются несовершеннолетние. Поэтому вы, миссис… да, вот вы, с мальчиком… Прошу вас отправить вашего мальчика домой.

Ж е н щ и н а. Как же он пойдет один? Это невозможно, сэр!

Ш е р и ф. Я тоже так думаю. Поэтому удалитесь вместе с ним.

Ж е н щ и н а. Я с таким трудом достала приглашение, сэр.

Ш е р и ф. Здесь не театр, миссис. Здесь заседание комиссии, созданной сенатом.

Женщина выходит.

Шериф продолжает свои распоряжения. Мы видим, как он приводит свидетелей к присяге. Один за другим они подходят к кафедре, кладут руку на Библию и произносят присягу.

Г о л о с (уже по-русски). Правду! Всю правду! Ничего, кроме правды!.. (Громко.) Правду! Ничего, кроме правды! Документальная хроника. Документ первый:

ПИСЬМО АВТОРА ТЕАТРУ

Уважаемый театр!

По роду своей работы историка и библиографа мне постоянно приходится просматривать разнообразные исторические материалы. Недавно мне на глаза попались такие документы, которые выбили меня из привычной колеи и глубоко взволновали.

Речь идет о материалах одного идеологического судебного процесса.

В 1919 году сенат Соединенных Штатов назначил специальную комиссию для суда… над Октябрьской революцией. Современным людям это кажется просто невероятным. Но факт есть факт – такой суд состоялся.

Мне подумалось, что материалы этого политического спектакля могут стать сегодня основой для спектакля театрального. И я написал на их основании историко-документальную пьесу для Вашего уважаемого театра.

Если Вы найдете возможным осуществить ее постановку, я окажу Вам всяческую помощь необходимыми историческими пояснениями и библиографическими справками.

С уважением… Следует подпись.

В е д у щ и й. Предложение, о котором вы только что слышали, заинтересовало театр. И мы покажем вам сегодня не совсем обычный спектакль. Мы прочтем средствами театра подлинную страницу истории. Документы прозвучат в их первозданной неукоснительной точности.

Прошу вас все время помнить: все участники процесса – сенаторы и свидетели – говорят только подлинным языком стенограмм.

Языком исторических документов говорят и другие персонажи, появляющиеся в спектакле. Поэтому впредь я не буду говорить вам: «Документ номер такой-то», ибо документ – все!

Я актер этого театра. Мне сегодня поручена самая трудная для актера роль – не быть актером. Я буду давать вам необходимые пояснения и комментарии. Обещаю сохранять при этом предельную объективность и беспристрастность…

Итак, в помещении номер сто шестнадцать сената Соединенных Штатов в марте тысяча девятьсот девятнадцатого года происходило заседание…

Ш е р и ф (по-английски). Одиннадцать часов утра.

В е д у щ и й. Само собой разумеется, что текст стенограмм воспроизводится в русском переводе.

Ш е р и ф (по-русски). Одиннадцать часов утра. Заседание начинается. (Идет к двери и открывает ее.)

Один за другим входят и занимают места сенаторы. Председатель комиссии Овермэн трижды ударяет молотком о стол.

О в е р м э н. Господа, наша комиссия работает уже больше месяца. Нам пора подводить итоги и ответить на некоторые важнейшие вопросы.

В е д у щ и й. Говорит председатель комиссии сенатор Ли Овермэн – известный юрист. В биографическом словаре США сказано, что своим обликом и манерами он напоминал древнего римлянина.

О в е р м э н. Здесь было засвидетельствовано многими, да и из газет тоже видно, что большевистский курс поддерживают всего каких-нибудь пять или десять процентов населения России. И никто здесь не отрицал, что большевики держатся у власти при помощи немецких и латышских солдат, проходимцев и уголовников. Каковы ваши мнения по рассмотренным политическим проблемам, господа сенаторы?

С т е р л и н г. Здесь выступали очевидцы. Особенно я вспоминаю одного, который побывал в двух тюрьмах при большевистском режиме.

В е д у щ и й. Говорит сенатор Томас Стерлинг. Прокурор и одновременно член Американской Ассоциации политической науки. Являет собой своеобразный синтез прокурора-ученого, прокурора-интеллигента, прокурора-гуманиста.

С т е р л и н г. Но мы были бы не правы, если бы не установили связь между фактами зверств, убийств, голодных смертей и тем духом, который их порождает. Трудно даже представить себе, сколько людей было убито большевиками. Вероятно, это не поддается никакому учету… Нам здесь рассказывали также, что старых людей принуждают рыть могилы для своих сыновей, приговоренных к расстрелу!

Ю м с. В Петрограде ежедневно хладнокровно расстреливают людей! На улицах!

В е д у щ и й. Это секретарь комиссии майор Юмс – сотрудник контрразведки… от партии демократов.

У о л к о т. Важнейшая идея владела умами основателей нашего государства, а именно: человек работает и приобретает имущество, а право собственности должно гарантироваться конституцией. Советское правительство проводит в жизнь совершенно противоположный принцип: пусть гражданин не владеет ничем!

В е д у щ и й. Сенатор Оливер Уолкот. Он – доверенный ряда крупнейших промышленных фирм.

У о л к о т. Мне бы тоже хотелось подчеркнуть, что свидетели, выступавшие здесь перед нами в течение месяца, производят впечатление людей вполне беспристрастных.

К и н г. Правительство Керенского стояло за законность и порядок, за установление демократической формы правления вроде нашей…

В е д у щ и й. Вильям Генри Кинг. Он судья.

К и н г. Но если Временное правительство отдавало свои силы этому похвальному и достойному делу, большевики, руководимые Лениным, стремились свергнуть его, во-первых, ради захвата власти и установления пролетарской диктатуры, а во-вторых, чтобы изменить делу союзников и вывести Россию из войны.

Н е л ь с о н. Система правления, которая сейчас осуществляется в России, на деле является анархистским правлением!

В е д у щ и й. Сенатор Кнут Нельсон. В прошлом капрал, потом бакалавр философии. Теперь сенатор-профессионал, – беспрерывно заседает в Сенате вот уже четверть века.

Н е л ь с о н. Большевики ведут борьбу против религии. Между тем история показывает, что именно церковь сплачивает народ. Во время великого хаоса, воцарившегося в России после смерти юродивого сына Иоанна Грозного, наступило междуцарствие, длившееся двадцать девять лет! И только через посредство церкви русский народ сплотился и избрал Михаила Романова царем.

В е д у щ и й. К сожалению, выслушать всю речь сенатора Нельсона, так же как и всех свидетелей, чьи показания легли в основу прозвучавших здесь выводов, мы не можем. На это потребовалось бы больше месяца. Однако, как вы могли понять, мы присутствуем сегодня на одном из наиболее важных заседаний комиссии.

О в е р м э н. Я думаю, мы все согласны, что всякий народ вправе иметь правительство по своему усмотрению. Но здесь, по-моему, вопрос в другом! По многочисленным свидетельствам, население России терроризировано и поэтому не в состоянии избрать правительство по своему желанию… Не будем же мы поддерживать подобное положение! Тем более что большевизм угрожает не только нашей стране, но и всему миру… Итак, нам предстоит теперь определить, какова должна быть наша тактика, чтобы побудить русских к борьбе.

С т е р л и н г. Не объединятся ли все-таки различные партии в России против большевиков, если они встретят необходимое им поощрение и поддержку?!

У о л к о т. Я полагаю, мы имеем законное право посылать войска в Россию.

Н е л ь с о н. Нельзя предоставлять большевикам свободу действий!

С т е р л и н г. Мы должны четко определить – оправдано ли будет при таком положении дел наше вмешательство и не послужит ли интервенция делу мира во всем мире?

О в е р м э н. Поэтому я и хочу предоставить сейчас слово такому представителю русского народа, в искреннем патриотизме и неподкупности которого никто не посмеет усомниться…

Шериф подходит к Овермэну.

Ш е р и ф. Старая леди готова войти, сэр.

О в е р м э н. Пригласите ее.

Шериф идет и раскрывает двери.

О в е р м э н. Допросу подлежит политическая эмигрантка из Советской России, известная своей борьбой за свободу и демократию, мадам Катерина Брешко-Брешковская…

В е д у щ и й. Да, Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская с юных лет была пламенной революционеркой, которую знала вся революционная Россия. Вот как она говорила много лет тому назад, на процессе Ста девяносто трех.

На сцене гаснет свет. Возникает молодая Брешко-Брешковская. Она говорит:

– Я имею честь принадлежать к социалистической и революционной партии и потому не признаю над собой суда царских сенаторов!

Все для народа! Все через народ! К нему! В его ряды! И с ним – против врагов свободы!..

Смело вперед! В борьбе обретешь ты право свое!

В е д у щ и й. Но с тех пор прошло много лет.

Наплыв исчезает. Включается свет. Несколько эсеров-эмигрантов, с красными розетками в петлицах, вносят на скрещенных руках тучную седую старуху. На груди ее большой красный бант, рука приветственно воздета.

В руках одного из эсеров транспарант с эсеровским девизом: «В борьбе обретешь ты право свое!»

Сенаторы почтительно встают, затем, после взаимных поклонов, садятся.

О в е р м э н. Где ваша родина, сударыня?

Б р е ш к о в с к а я. Моя родина, сэр, Россия.

О в е р м э н. Какая часть России?

Б р е ш к о в с к а я. Вся Россия в целом. У меня нет ни собственного дома, ни семейного очага. Вы, вероятно, знаете, что половину моей жизни я провела в тюрьме и в Сибири.

О в е р м э н. Как долго вы были в тюрьме?

Б р е ш к о в с к а я. Тридцать два года.

О в е р м э н. Тридцать два года в тюрьме?!

Б р е ш к о в с к а я. Да, в тюрьме, в ссылке и на каторжных работах. Всего я пробыла в тисках царского деспотизма около тридцати двух лет. Вот и все.

О в е р м э н. Сколько же вам теперь лет?

Б р е ш к о в с к а я. Семьдесят пять.

У о л к о т. За что вы были посажены в тюрьму?

Б р е ш к о в с к а я. За социалистическую пропаганду среди нашего народа. Наши монархи были ужасными деспотами…

Н е л ь с о н. Хуже ли власть Ленина для русского народа, чем даже дурная власть царя?

Б р е ш к о в с к а я. Что за вопрос, сэр?! Я, например, готова страдать еще двадцать лет, только бы не иметь царя. Но простой народ, трудящийся ради куска хлеба, несомненно предпочтет царя Ленину.

Ю м с. Когда вы покинули Россию?

Б р е ш к о в с к а я. Я уехала из России два месяца тому назад. У нас не было ни школ, ни учителей, ни карандашей, ни чернил. Даже в Москве мы месяцами не могли раздобыть чернил… Когда это удавалось, они оказывались очень скверными… Словом, у нас нет ни школ, ни гимназий, ни университетов, ни фабрик, ни заводов, ни чего-либо другого. Учителя просили меня отправиться в Америку и горячо умолять вас доставить несколько миллионов карандашей нашим крестьянским детям, ибо у нас нет карандашей. Мы просим вас обо всем. Мы просим вас дать нам бумагу, дать нам ножницы, дать нам спички, дать нам одежду, дать нам кожу для сапог, чтобы мы могли прясть, и вязать, и тачать сапоги, ибо мы голы. Мне стыдно сказать, что мы подобны нищим, ибо нам приходится просить всякую мелочь.

Н е л ь с о н. Каковы чувства крестьян по отношению к большевистскому правительству?

Б р е ш к о в с к а я. Крестьяне только и молят: «Ах, если бы пришли какие-нибудь добрые люди и освободили нас!»

О в е р м э н. Nota bene!

Б р е ш к о в с к а я. Неоднократно мне приходилось говорить им: «Как не стыдно вам просить помощи у посторонних людей, у американцев? Почему вы не можете помочь себе сами?» На это был один ответ: «Ах, мы так устали, и притом мы разоружены». И вот я здесь. Я писала вашему посольству в России: если бы вы оказали нам поддержку в виде пятидесяти тысяч хороших солдат вашей армии – большевики были бы свергнуты. Я не получила ответа. Я еще жду его! Вот все, что я могу сказать! (Закрывает лицо руками и вдруг начинает рыдать.)

В е д у щ и й. Пожалуй, к этому нечего добавить.

О в е р м э н. Благодарю вас. Мы вам очень обязаны.

Эсеры уносят Брешковскую. Сенаторы снова почтительно встают.

В тишине раздается голос Луизы Брайент.

Б р а й е н т. После двадцати лет пребывания в Сибири я бы тоже свихнулась.

О в е р м э н (шерифу). Что такое? В чем дело?

Ш е р и ф. Это та самая леди, сэр, которая подала на ваше имя заявление. Она желает быть допрошенной в комиссии. Ее зовут Луиза Брайент.

О в е р м э н. Вы не очень-то уважаете старого человека, миссис Брайент!.. Допросу подлежит посол Соединенных Штатов в России мистер Дэвид Фрэнсис.

Ф р э н с и с. Это я, сэр.

О в е р м э н. Принесите присягу, мистер Фрэнсис.

Ф р э н с и с. Клянусь говорить правду, всю правду, ничего, кроме правды…

О в е р м э н. Вы – посол нашей страны в России?

Ф р э н с и с. Да, я посол Соединенных Штатов в России с девятого марта тысяча девятьсот шестнадцатого года.

К и н г. Когда образовалось в России так называемое Временное правительство?

Ф р э н с и с. В четверг пятнадцатого марта, по нашему стилю, император отрекся от престола.

С т е р л и н г. Каковы были ваши действия в связи с этим?

Ф р э н с и с. Я послал шифрованную каблограмму в двести слов нашему правительству с просьбой разрешить мне признать Временное правительство, поскольку оно основывалось на правильных демократических принципах.

Н е л ь с о н. И вы получили на это согласие?

Ф р э н с и с. Да, я немедленно установил тесные официальные и личные отношения с Временным правительством.

У о л к о т. Как строились ваши отношения с Советами?

Ф р э н с и с. Я не вступал ни в какие отношения с большевистским правительством.

О в е р м э н. Ваше мнение о Ленине?

Ф р э н с и с. Ленин – это мозг всего движения. Он – крупный интеллект. И, как мне кажется, искренне убежденный человек. Да, я думаю, что он искренний человек, с искренними убеждениями. Это, конечно, не значит, что он хоть отчасти прав! Ошибка Керенского была в том, что он не заключил Ленина в тюрьму и не судил его за государственную измену, что ему следовало бы сделать.

К и н г. Признал ли хоть один из министров или представителей иностранных держав большевистское правительство?

Ф р э н с и с. Ни один.

К и н г. А большевики признавали вас в качестве послов или представителей иностранных держав?

Ф р э н с и с. Они рады были бы так поступить, если бы мы позволили им это сделать.

К и н г. Вы относились к ним как к узурпаторам?

Ф р э н с и с. Мы обращались с ними как с узурпаторами.

Р о б и н с (с места). Признание не означает одобрения, это просто принятие факта.

О в е р м э н. Полковник Робинс, если вы захотите отвечать на вопросы тогда, когда их вам зададут, мы подвинемся гораздо быстрее.

Ф р э н с и с. Большевики не заслуживают признания! Не заслуживают даже деловых отношений! Они установили царство террора! Они убивают всякого, кто носит белый воротничок! Кто получил образование! Кто не большевик!

Н е л ь с о н. Нам хотелось бы услышать о ваших переживаниях в России и о том, какие действия большевистского правительства вы наблюдали начиная с седьмого ноября вплоть до вашего отъезда.

Ф р э н с и с. Ко времени моего отъезда можно было видеть длинные хлебные очереди у магазинов. В нашем распоряжении есть вполне достоверные отчеты, показывающие, что в Петрограде царил большой голод. А человек, который недавно был в Москве, рассказывал, что он видел, как из-под закрытых ворот лилась кровь! Там расстреливали людей, не разделявших большевистских убеждений.

Н е л ь с о н. Советы – это анархическое правление, не так ли?

Ф р э н с и с. Я сказал бы – да. Это хуже, чем анархистская власть, потому что анархисты, насколько я понимаю, проповедуют разрушение собственности, в то время как эти люди занимаются уничтожением человеческих жизней.

У о л к о т. Равно как и собственности!

Ф р э н с и с. Равно как и собственности. Один русский землевладелец рассказывал мне, что, когда крестьяне делили его стадо породистого скота, им попался племенной бык. Не будучи в состоянии решить, кому он должен достаться, они убили его, а тушу разделили… И наконец: большевики обыскивали дома. Они конфисковывали оружие! Они конфисковывали предметы искусства!

Ю м с. Вот как?!

У о л к о т. Однако их путь в рай ведет через ад!

Ф р э н с и с. Да, да! Они конфисковывали оружие. Они конфисковывали предметы искусства! Это позор для цивилизации! Это посрамление культуры!

О в е р м э н. Nota bene!

У о л к о т. Двуногие звери!

Н е л ь с о н. Громилы! Чернь!.. Советская власть в России – это хаос.

В е д у щ и й. Посмотрите, как взволновало сенаторов то, что восставший народ конфискует у «бывших» оружие и предметы искусства. Впрочем, это вполне понятно. Искусство ведь тоже оружие. А оружие, как убеждены сенаторы, не должно принадлежать народу. Искусство должно находиться в казарме, и командовать им должны генералы и чиновники. И каких только важных фигур не было в числе сановных любителей искусства! Пожалуй, похлеще, чем генерал Фрэнсис. Вот например. (Читает.)

ОПРЕДЕЛЕНИЕ СОВЕТА ИМПЕРАТОРСКОЙ АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ

1822 года, сентября 16-го дня Российская Академия художеств имела чрезвычайное Собрание, в котором господа члены общим согласием постановили принять генерала-от-артиллерии, генерал-инспектора всей пехоты и артиллерии графа Алексея Андреевича Аракчеева в «Почетные любители искусства».

Вот так! Искусство, смирно! Направо равняйсь! «Почетный любитель» идет!

Ф р э н с и с. Да, да, это позор для цивилизации! Это посрамление культуры!

О в е р м э н. Мы вам очень обязаны, мистер Фрэнсис.

Ф р э н с и с. К вашим услугам. (Садится.)

О в е р м э н. Допросу подлежит мистер Раймонд Робинс. Вот теперь, полковник, пожалуйста.

Робинс кладет руку на Библию и произносит присягу.

В е д у щ и й. Раймонд Робинс… Человек удивительной судьбы. Батрак… Золотоискатель… Потом богач-землевладелец, миллионер. В Россию он был направлен после Февральской революции как глава миссии американского Красного Креста. А на деле ехал как крупный политический разведчик.

С т е р л и н г. Вы выехали из России в мае восемнадцатого года? Так, кажется?

Р о б и н с. Да.

О в е р м э н. Попрошу вас, мистер Робинс, сообщить нам все, что вы знаете по личному опыту о положении в России.

Р о б и н с. Вернувшись в Америку, я изложил все факты так, как я их понимал, нашему правительству. Затем похоронил себя в своем доме на Юге. И молчал. Но сейчас, когда наша интервенция в России стала фактом, я решил: мой долг позаботиться о том, чтобы американские парни и русские крестьяне больше не убивали друг друга из-за неправильной оценки положения…

Фрэнсис встает и с возмущением уходит.

…И я отказался от своего затворничества.

Н е л ь с о н. После ваших слов может сложиться впечатление, что большевики как раз и есть те деятели, в которых нуждается сейчас Россия.

Р о б и н с. Есть люди, которые принимают большевизм как евангелие. Мне кажется, что они едут не в ту сторону. А может быть, это я не туда еду… Я хочу разобраться в существе обстановки в целом, а не становиться на защиту одной из сторон.

С т е р л и н г. Выступавшая здесь мадам Брешко-Брешковская отрицала правомерность преобразований, происходивших в России…

Р о б и н с. Но она сама пропагандировала это учение в продолжение сорока лет.

С т е р л и н г. И не подозревала, что оно может привести к таким крайностям и ужасам?

Р о б и н с. Вот именно. Она не думала, что революция окажется революцией. Она полагала, что это будет такое милое и благопристойное происшествие, в результате которого все будут просто счастливы поставить у власти таких милых и славных людей, как она. Но революция хочет есть и пить, и уж если вы сами желали ее, так не причитайте, когда настал решающий час. Я слышал, как эстетствующие интеллигенты повторяли, точно евангелие, марксистскую теорию о классовой борьбе и об экономической основе истории… А когда эти джентльмены увидели свою доктрину, одетую в шинель, на Невском, бородатую, окровавленную, вооруженную винтовками, в образе рабочих и крестьян, когда они услышали, как эти люди намерены убрать с дороги Керенского и компанию, тут они воздели руки к небу и возопили: «О, господи, какой же это социализм! Это немецкие агенты, это грабители, это мародеры!»

О в е р м э н. Позвольте, но ведь мадам Брешковская патриотка… тридцать два года боровшаяся против царя и сидевшая за это в тюрьмах… Она заявила здесь: «Поспешите, ради бога, к нам на помощь, народ наш умирает от голода». Что же, мы не должны придавать этому значения?

Р о б и н с. Осмеливаюсь заявить, что вы нуждаетесь в более достоверных свидетельствах… Эта престарелая женщина… потеряла в результате своих выступлений после революции всякое уважение в народе. Я спросил у Ленина: «Какую вы занимаете позицию по отношению к мадам Брешковской?» – «А никакую, – ответил Ленин. – Она годится только для картинной галереи». – «Но она опасается, что красногвардейцы убьют ее, как только нападут на ее след». – «Какой абсурд, – сказал Ленин. – Хотите, мы вам дадим целый взвод солдат для ее охраны? Она может повредить нам, лишь если ее случайно убьют в какой-нибудь стычке, а вину за это взвалят потом на Советское правительство…»

Н е л ь с о н. Из ваших речей у меня создалось впечатление, что вы взяли на себя миссию убедить наше правительство не трогать русских большевиков и позволить им делать в России все, что им заблагорассудится. Не в этом ли ваша миссия?

Р о б и н с. Никакой миссии у меня нет.

Н е л ь с о н. Но не об этом ли свидетельствуют ваши показания и поведение здесь?

Р о б и н с. Вы сами в состоянии это решить.

С т е р л и н г. Позвольте мне, полковник Робинс, задать вам такой вопрос. Предположим, что Россия окажется без устойчивого правительства, промышленность ее будет парализована, миллионы людей останутся без самого необходимого и в состоянии полной деморализации. Оправдано ли будет при таком положении дел наше вмешательство?

Р о б и н с. Допустим.

С т е р л и н г. Не послужит ли тогда наша интервенция делу мира во всем мире?

Р о б и н с. Принимая ваши допущения за факты, ваш вывод представляется абсолютно резонным.

С т е р л и н г. Вот видите!