Текст книги "Правду! Ничего, кроме правды!!"

Автор книги: Даниил Аль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Р о б и н с. Все дело лишь в том, что я никак не могу принять эти ваши допущения за факты. Я восстаю, сенатор, против намеренного нежелания смотреть в глаза подлинным фактам… Сколько уже месяцев прошло после начала интервенции? В скольких портах России находятся иностранные штыки и сколько их там? И что произошло? Весь народ поднялся на борьбу, как поднялись бы и мы против иностранной агрессии… Люди ищут сейчас ответа на вопросы эпохи, и одна только озлобленность или ненависть не в состоянии убедить их! (Садится.)

О в е р м э н. Да, да, безусловно. Поэтому мы и выслушиваем здесь вполне объективных свидетелей. Допросу сегодня подлежат также свидетели Саймонс, Леонард, Дэнис и Симмонс.

Ш е р и ф. Все вызванные на сегодня свидетели здесь.

О в е р м э н. Допросу подлежит свидетель – доктор Саймонс.

Ю м с (Саймонсу). Находились ли вы в Петрограде к моменту Февральской революции?

С а й м о н с. Да.

Н е л ь с о н. Не было ли одним из первых актов так называемого правительства Керенского объявление всеобщей амнистии преступникам?

С а й м о н с. Да.

Н е л ь с о н. Не явилось ли следствием этого акта возвращение Ленина из Сибири?

С а й м о н с. Ленин, если вспомнить, приехал не из Сибири, а из другой части света. Из Европы, через Германию.

Н е л ь с о н. Но он был сослан в Сибирь?

С а й м о н с. Я не уделял особого внимания этому фазису биографии Ленина. Но мне известно как факт, что некоторые из самых опасных преступников заняли видное место в большевистском правительстве.

К и н г. А те, которые не возвысились до такого положения?..

С а й м о н с. Служили агитаторами.

О в е р м э н. Есть ли у вас впечатление об отношении народа к большевистским агитаторам?

С а й м о н с. О да! Я много раз переодевался: надевал русскую рубашку, доходящую почти до колен, я напяливал старую шляпу с опущенными полями и надевал никелевые очки, так что моя сестра говорила, что я как две капли воды похож на большевика. В таком наряде я выходил из дома, толкался среди этих людей и слушал их разговоры… Бродя среди толпы, я обнаруживал, что рядовой обыватель совсем не разбирается в происходящих событиях. Если являлись агитаторы и выступали в пользу Ленина, обыватели говорили: «Совершенно правильно, совершенно правильно».

С т е р л и н г. Каковы ваши собственные убеждения, доктор?

С а й м о н с. Я социалист… Христианский социалист, принимающий за идеал нагорную проповедь Христа и тридцатую главу первого послания к коринфянам. Конечно, если бы большевики знали, что у меня было на уме, они не признали бы во мне и десятой доли социалиста.

Н е л ь с о н. Какие сведения вы можете нам дать по поводу немецкого засилья в среде большевиков?

С а й м о н с. В так называемом Смольнинском правительстве находилось несколько германских офицеров. Вот что мне рассказывала одна дама. (Читает.) «Я имела возможность, будучи преподавательницей Смольного, как-то раз зайти в здание, в которое большевики поставили свои орудия и откуда они вели пропаганду среди русского пролетариата. Я посетила некоторые комнаты, занятые теперь так называемым большевистским правительством. Я собственными глазами видела германских офицеров, сидевших за длинным столом вместе с вождями большевиков».

О в е р м э н. Свидетель Дэнис, вы, кажется, хотите что-то добавить по этому вопросу?

Д э н и с. Да, сенатор. Я лично был свидетелем событий в городе Ростове. Красная Армия наступала под командой германских офицеров. Красные в течение четырех дней «очистили» город. В дом одного богатого человека они бросили гранату, угодившую прямо в середину обеденного стола. Всем этим руководили германцы.

Ю м с. Вы имеете в виду только высший командный состав, или все вообще офицеры были германцы?

Д э н и с. Германские офицеры не появлялись публично. Однако в гостинице, в которой я проживал, находилось тринадцать германских офицеров. Кругом царила весьма германофильская атмосфера. Нищие на улицах просили милостыню по-немецки.

В е д у щ и й. Какой изысканный комплимент ростовским нищим!

К и н г. Я слышал, что латыши составляли от двадцати пяти до тридцати процентов большевистской армии, китайцы – около пятидесяти – шестидесяти тысяч и уголовные преступники – около ста тысяч. В этой массе было распылено небольшое количество русских, германцев и австрийцев…

С а й м о н с. Я думаю, что в общем вы определили вполне правильно, однако мною из достоверных источников было получено поразительное сообщение. Оно гласит, что среди членов так называемой северной коммуны, то есть правительства Петрограда, находится негр из Америки, который именует себя «профессор Гордон»… «Профессор»!

О в е р м э н. Спасибо, доктор, мы вам очень обязаны.

Саймонс идет на место.

О в е р м э н. Свидетель Леонард!

Н е л ь с о н. Скажите, свидетель, человек, которого большевики привлекли в свою компанию, – если не ошибаюсь, его зовут Максим Горький, – уже достиг последней степени их безнравственности?

Л е о н а р д. Там была большая радость, когда он вернулся в их общество.

Н е л ь с о н. Он достаточно развращен, чтобы заразить всю большевистскую массу?

Л е о н а р д. Кто? А!.. Не думаю, чтобы их нужно было еще заражать, сенатор Нельсон.

О в е р м э н. Но они радовались, когда он вернулся?

Л е о н а р д. Да, сенатор.

Н е л ь с о н. Насколько мне помнится, Максим Горький некоторое время был у нас в Нью-Йорке и покинул Америку, ибо американцам не понравилось, что он привез с собой жену, с которой не был обвенчан.

Возвращается Фрэнсис. Он пьян и прямо от двери кричит.

Ф р э н с и с. Большевики не заслуживают признания! Они установили царство террора! Они убивают всякого, кто носит белый воротничок! Кто получил образование! Кто не большевик!

В е д у щ и й. Ого! Мистер Фрэнсис, кажется, явно навеселе. Впрочем, это тоже исторический факт. После допроса мистер Фрэнсис пошел в бар и достойно отметил свое яркое выступление в комиссии.

Ф р э н с и с. Они конфисковывали оружие! Конфисковывали предметы искусства!

У о л к о т. Что такое?

О в е р м э н. Мистер Фрэнсис!

Ф р э н с и с. К вашим услугам, сэр.

О в е р м э н (вставая и беря молоток). Мы вам уже давно очень обязаны, сэр, но…

Ф р э н с и с. Поймите, я очень заинтересован этими предметами, господа. Извините, что я не в состоянии…

Р о б и н с. В любом состоянии, генерал, надо сохранять способность шевелить мозгами!

Ф р э н с и с. Что?! Как вы смеете?!

Направляется в сторону Робинса. Шериф и полисмен удерживают его.

О в е р м э н. Я еще раз повторяю вам, мистер Фрэнсис, что мы вам чрезвычайно обязаны. Поэтому мы не будем вас больше задерживать!

Шериф и полисмен энергично ведут Фрэнсиса к дверям.

Ф р э н с и с (кричит). Это позор для цивилизации! Это посрамление культуры!

Фрэнсиса выводят.

Л е о н а р д. Я хотел бы сказать еще…

О в е р м э н. Благодарю вас. Я полагаю, что вопрос о составе большевистского правительства и армии достаточно полно исследован комиссией…

Леонард садится.

Б р а й е н т. Я в этом не уверена.

О в е р м э н. Миссис Брайент? Подойдите, пожалуйста, сюда.

Луиза Брайент подходит к столу комиссии.

О в е р м э н. Вы обратились с просьбой допросить вас на наших заседаниях. Изложите мотивы вашей просьбы.

Б р а й е н т. Я одна из немногих американских женщин, посетивших Россию в эти грозные времена, сэр. И если вас хоть в какой-то степени будут интересовать вопросы о судьбе женщин…

Ю м с. Этот вопрос нас очень даже интересует…

Б р а й е н т. Кроме того, я непосредственно участвовала в событиях. Я дважды была в Зимнем дворце в день, переворота седьмого ноября семнадцатого года.

Н е л ь с о н. Правда ли, миссис Брайент, что большевистское правительство, или Советское правительство, делит народ на два класса – капиталистов и пролетариев?

Б р а й е н т. Да, сэр.

Н е л ь с о н. Капиталистка вы или пролетарка?

Б р а й е н т. Поскольку я по профессии газетный репортер и ничего не имею…

Н е л ь с о н. Отвечайте на вопрос. Принадлежите ли вы к классу капиталистов или к пролетариату?

Б р а й е н т. Я очень бедна, следовательно принадлежу к пролетариату… Я хочу, чтобы мне дали возможность рассказать о России.

К и н г. А мы хотим кое-что узнать о характере лица, дающего показания, чтобы определить, насколько мы можем доверять его свидетельству.

О в е р м э н. Миссис Брайент, я хотел бы вас спросить: верите ли вы в бога и в святость присяги?

Брайент молчит.

К и н г. Вас спрашивают, верите ли вы, что существует бог?

Б р а й е н т. Я думаю, что бог существует, но не в состоянии это проверить.

Н е л ь с о н. Вы не верите в Христа?

Б р а й е н т. Я не слышала, чтобы кого-нибудь из свидетелей подвергали здесь такому испытанию.

О в е р м э н. Это не испытание. Это обычная судебная процедура, имеющая целью обнаружить, признает ли свидетель святость присяги.

Б р а й е н т. У меня такое впечатление, будто меня судят за колдовство.

Н е л ь с о н. Не будьте так дерзки.

О в е р м э н. Присядьте, миссис Брайент. Комиссия обсудит ваше заявление.

Брайент отходит и садится в стороне. Сенаторы разговаривают между собой.

В е д у щ и й. Совещаются. Трудный случай. Вам интересно знать, о чем они шепчутся? Пожалуйста.

Включается запись.

У о л к о т. Отказ выслушать ее будет использован в пропаганде против комиссии…

С т е р л и н г. На что эта дама, возможно, и рассчитывает.

О в е р м э н. Разумно.

К и н г. Лицо, не имеющее представления о Библии, не имеет никакого понятия о правде!

О в е р м э н. Ваше мнение, майор Юмс?

Ю м с. Допросить в сегодняшнем заседании.

К и н г. Но сумеют ли остальные вызванные на сегодня свидетели…

О в е р м э н. Сумеют. Это вполне почтенные люди.

Запись выключается.

О в е р м э н. Я хотел бы все-таки выяснить еще один важный вопрос: делали ли большевистские вожди попытки распространять безнравственные идеи?

К и н г. Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли свидетелям что-нибудь по этому поводу?

С и м м о н с. Разрешите?

О в е р м э н. Прошу вас, мистер Симмонс.

С и м м о н с. У меня имеется в переводе два декрета, из которых первый опубликован в официальном советском органе «Известия». В нем написано следующее. (Читает.) «Девица, достигшая 18-ти лет и не вышедшая замуж, объявляется собственностью государства. Зарегистрировавшись в бюро свободной любви, она имеет право выбрать среди мужчин от 19-ти до 50-ти лет мужа-сожителя. Примечание: согласия мужчины при названном выборе не требуется».

С т е р л и н г. И это называется свободой!

С и м м о н с. А вот другой декрет, опубликованный в одном из промышленных центров Поволжья – Саратове. (Читает.) «Граждане мужского пола имеют право пользовать одну женщину не чаще трех раз в неделю в течение трех часов».

С а й м о н с. Это невозможно слышать.

В е д у щ и й. Ничего не поделаешь, мистер Саймонс, это – стенограмма!

О в е р м э н. Миссис Брайент, вы, кажется, тоже собирались что-то сообщить нам по вопросу о положении женщин?

Б р а й е н т. Буду рада это сделать.

О в е р м э н. Миссис Брайент, положите руку на Библию и поклянитесь говорить правду.

Б р а й е н т. Клянусь всемогущим богом говорить правду, только правду, ничего, кроме правды.

О в е р м э н. Вот теперь мы можем вас выслушать.

Б р а й е н т. Неприятно, что у нас царит дикий сумбур мнений относительно этих декретов, ибо саратовский декрет…

О в е р м э н. Не вдавайтесь в эту тему. Единственное, что мы хотим узнать: правда это или нет?

Б р а й е н т. Этот документ исходил из саратовского клуба анархистов.

Ю м с. Видели ли вы декрет о национализации женщин, опубликованный в «Известиях»?

Б р а й е н т. Декрет саратовских анархистов ничего общего не имеет с Советами.

Ю м с. Я говорю не о Саратове. Я говорю о декрете, опубликованном в официальном органе – «Известиях». Видели ли вы такой декрет?

Б р а й е н т. Да, но не в «Известиях».

Ю м с. Было ли это напечатано в «Известиях»?

Б р а й е н т. Я читала подобный декрет, но не в «Известиях».

Ю м с. Отвечайте точно на вопрос. Было ли это опубликовано в «Известиях»?

Б р а й е н т. Нет! Нет! Нет! Нет!

Ю м с. Прекратите повторять это слово.

Б р а й е н т. Я повторила его столько раз, сколько раз вы задали свой вопрос.

Ю м с. Где же он был опубликован?

Б р а й е н т. В юмористическом журнале «Муха».

Ю м с. Вот как!.. Значит, уважение к женщине и к нравственности стоит на таком уровне, что материалы подобного рода печатаются в юмористических листках?

Б р а й е н т. Если так ставить вопрос, сэр, то что сказать об уважении к женщине и о нравственности в нашей стране, где подобные материалы фигурируют не в юмористических листках, а в протоколах Сената?!

О в е р м э н. Я заметил, что вы не прочь превратить наши протоколы в юмористические листки, миссис Брайент. Но это вам не удастся.

Б р а й е н т. Тогда вам не о чем тревожиться, сенатор.

Н е л ь с о н. Не будьте так дерзки, миссис Брайент.

С т е р л и н г. Видели ли вы в России людей, просивших хлеба, пищи и тому подобное?

Б р а й е н т. В России всегда было много нищих, но, насколько мне известно, их теперь меньше, чем раньше.

Н е л ь с о н. Не потому ли там не стало нищих, что они вступили в Красную Армию?

Б р а й е н т. Может быть, следует и нам призвать в армию наших нищих и направить их на помощь адмиралу Колчаку?

У о л к о т. Не думаю, чтобы вы или я были призваны обсуждать здесь военные проблемы.

Б р а й е н т. Я с вами вполне согласна, сенатор. Поэтому старой леди не следовало бы являться сюда с заявлениями, что нам нужно послать столько-то солдат в Россию.

К и н г. Миссис Брайент, мы согласились выслушать ваши показания, а не вашу критику других показаний.

Б р а й е н т. Вы считаете, что эти показания даже не заслуживают критики? Тогда вы правы…

К и н г. Я этого не говорил!

О в е р м э н. Миссис Брайент, неужели ничего из сказанного здесь другими свидетелями вы не можете подтвердить?

Б р а й е н т. Могу.

Н е л ь с о н. Приятно слышать.

Б р а й е н т. Один из свидетелей сказал, что в числе петроградских комиссаров был американский негр… В Петрограде действительно жил один американский негр.

С а й м о н с. Да, да. Это точно!

Б р а й е н т. Но он был профессиональным шулером.

У о л к о т. Это и есть профессор Гордон?

Б р а й е н т. Он самый. Профессор картежной игры.

С т е р л и н г. По-вашему, он не имеет никакого отношения к правительству?

Б р а й е н т. Имеет. Но только к нашему, как американский подданный!.. Я хочу довести до всеобщего сведения, что всякий, кто пытается честно освещать события, подвергается постоянному запугиванию, преследуется. А свидетели, наиболее осведомленные о положении в России, вообще не приглашаются…

О в е р м э н. Вас лично ведь это не коснулось.

Б р а й е н т. Коснулось и лично. Я требую, чтобы был вызван и допрошен…

Ю м с. Мистер Рид?

Б р а й е н т. Да.

О в е р м э н. Ваш муж?

Б р а й е н т. Да.

Ю м с. Он не обращался к нам с письменной просьбой.

Б р а й е н т. Неправда! Он писал вам, сенатор Овермэн!

О в е р м э н. Хорошо, не стану отрицать этого. Может быть, такое письмо получено и находится где-то у моего секретаря.

Н е л ь с о н (Брайент). Скажите прямо: вы стремитесь к укреплению большевистской власти в России?

Б р а й е н т. Я думаю, что решить это должны сами русские.

О в е р м э н. Русские люди молят нас о помощи.

С т е р л и н г. К тому же наша интервенция послужит делу мира во всем мире.

Р о б и н с. Давно известно, господа сенаторы, что голым насилием нельзя задушить идею!

С и м м о н с (с места). Отозвать сейчас наши войска из России – означало бы вызвать величайшую бойню, и кровь эта пала бы на голову Соединенных Штатов!

Б р а й е н т. Моя точка зрения, которую я последовательно защищаю и с которой меня никто не собьет, сводится к тому, что я не признаю интервенции и не признаю за Америкой права вторгаться в Россию.

О в е р м э н. Миссис Брайент, я хотел бы остановить вас…

Б р а й е н т. Ни один предшествующий свидетель не был остановлен. Если же вы будете меня останавливать, это будет пристрастный суд!

О в е р м э н. Остановитесь, миссис Брайент, иначе мы будем продолжать заседание при закрытых дверях.

Б р а й е н т. Я ожидала, что со мной будут обращаться так же вежливо, как и с предыдущими свидетелями, но я этого не добилась.

О в е р м э н. Разумеется, мы намерены уважать ваши права, вы ведь дама.

Б р а й е н т. Я хочу, чтобы вы уважали мои права как человека, а не как дамы.

У о л к о т. Я буду просить очистить помещение, и никакие дальнейшие показания не будут выслушаны, пока помещение не будет очищено!

Б р а й е н т. Всех вон?! Все давали показания при открытых дверях. А ведь я свидетель другой стороны, свидетель, который хочет, чтобы были налажены дружественные отношения между Россией и Америкой!

У о л к о т. Публике предлагается очистить помещение!

Гаснет свет.

В е д у щ и й. «Очистить помещение!»… «Лишить слова!»… «Прекратить стенографирование!»… «Вывести вон!»… Всегда, как только на идеологических процессах поднимает свой голос истина, судопроизводство превращается в судопроизвол. Так было до этого суда. Так было и после… Год 1887. Россия. Санкт-Петербург.

Возникает Александр Ульянов, стоящий перед судом Особого присутствия.

П р е д с е д а т е л ь (стуча по столу). Подсудимый Александр Ульянов, будьте по возможности кратки!.. Общих теорий нам не излагайте!

У л ь я н о в. Правительство настолько могущественно, а интеллигенция настолько слаба и сгруппирована только в некоторых центрах, что правительство может отнять у нее единственную возможность – последний остаток свободного слова…

П р е д с е д а т е л ь. Говорите о том, что было, а не о том, что будет!

У л ь я н о в. Людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо сочувствуют несчастьям своей Родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело, таких людей нельзя запугать ничем!

П р е д с е д а т е л ь. Достаточно! Достаточно!

В е д у щ и й. Так было до этого суда. Так было и после. Год 1933. Германия. Лейпциг.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Димитров, я не потерплю, чтобы здесь, в этом зале, занимались коммунистической пропагандой!

Д и м и т р о в. Выступление господина Геринга тоже оказывало косвенное пропагандистское действие в пользу коммунизма.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вы дошли до крайнего предела, вы делаете намеки!

Г е р и н г. Я здесь не для того, чтобы позволять вам себя допрашивать, как судье, и бросать мне упреки! Вы в моих глазах мошенник, которого надо повесить.

Д и м и т р о в. Я очень доволен ответом господина премьер-министра. Коммунисты, к счастью, не так близоруки, как их политические противники. Они сохраняют самообладание и в самых трудных ситуациях.

Г е р и н г. Вон, подлец!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Выведите его!

Д и м и т р о в. Вы боитесь моих вопросов, господин премьер-министр?

Г е р и н г. Берегитесь! Я с вами расправлюсь, как только вы выйдете из зала суда! Подлец! Повесить! Повесить! Повесить! Повесить!

Наплыв исчезает. На сцене включается свет.

О в е р м э н. Я приказываю всем покинуть помещение!

В е д у щ и й. Ничего не поделаешь! В протоколе сказано, что именно в этот момент публику удаляют из зала. Перерыв.

ЗАСЕДАНИЕ ВТОРОЕ

То же помещение. На местах свидетелей появилось несколько новых лиц. Продолжается допрос очередного свидетеля. Это человек лет 25-ти.

Ш е р и ф. Перерыв окончен. Заседание продолжается.

В е д у щ и й. С тех пор как мистер Овермэн попросил нас с вами покинуть зал, прошло несколько дней. И мы присутствуем сейчас на одном из следующих заседаний. После небольшого перерыва возобновился допрос, который длится уже несколько часов.

С в и д е т е л ь. …Я считаю, что каждая страна, в соответствии со своими условиями, найдет свои особые пути. Но думаю, что в конечном счете принципы, претворяемые в жизнь в России, восторжествуют везде…

Ю м с. Отвечайте на вопрос кратко и точно: участвовали ли вы в политической деятельности, когда были в России?

С в и д е т е л ь. Да, мою деятельность там можно назвать политической.

Ю м с. Вы выступали на Третьем съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, так ведь?

С в и д е т е л ь. Да.

Ю м с. Были ли вы после возвращения и являетесь ли сейчас официальным представителем большевистского правительства в нашей стране?

С в и д е т е л ь. Нет.

У о л к о т. Если учесть факты, изложенные в ваших лекциях и статьях, выходит, что Советское правительство более умело и рационально организовало страну, чем прежнее правительство России?

С в и д е т е л ь. Да. Безусловно.

У о л к о т. Уж не считаете ли вы необходимым национализировать промышленность в нашей стране, подобно тому как это было сделано Советским правительством в России?

С в и д е т е л ь. Я высказываюсь в пользу национализации промышленности. Я думаю, что если большинство населения нашей страны будет за национализацию, народ своего добьется.

У о л к о т. Я также думаю, что народ добьется своей цели законным конституционным путем.

С в и д е т е л ь. Не знаю, окажется ли наше правительство достаточно гибким, чтобы осуществить такие мероприятия, когда они встанут в порядок дня.

У о л к о т. Для этого нам пришлось бы изменить конституцию.

С в и д е т е л ь. Однако нам не пришлось менять нашу конституцию для того, чтобы без объявления войны послать войска в Россию.

У о л к о т. Мы имели законное право поступить таким образом.

Ю м с. Не создается ли после ваших речей впечатление, что вы пропагандируете насильственное свержение власти?

С в и д е т е л ь. Возможно.

У о л к о т. Вы намеренно создаете у своей аудитории такое впечатление?

С в и д е т е л ь. Да, я отвечаю за свои слова.

В е д у щ и й. Этого человека хорошо знают в Америке. Участник мексиканской революции, военный корреспондент, облазивший все фронты мировой войны, герой революционной борьбы американских рабочих, беззаветный друг русской революции. Да, это он, Джон Рид. Правда, та большая слава, с которой его имя связано для нас с вами, еще не пришла к нему, но она уже близка. Именно сейчас набираются последние листы его знаменитой книги «10 дней, которые потрясли мир…». Она выйдет в свет через месяц.

К и н г. Доктор Саймонс, знали ли вы людей, которые, побывав в России, отправлялись в другие страны и начинали там вести большевистскую пропаганду? Например, известно ли вам, что там был Джон Рид?

С а й м о н с. Да.

К и н г. Он был заодно с большевиками?

С а й м о н с. Он являлся доверенным лицом большевистского правительства.

К и н г. Как относились к нему проживавшие в России настоящие американцы: как к американцу или как к большевику?

С а й м о н с. Как к большевику. У нас было там несколько таких сочувствующих большевикам людей, и мы считали их – разрешите мне употребить настоящее выражение – тупоголовыми людьми.

О в е р м э н. Мы очень рады, доктор, что вы говорите откровенно. Вы вносите много света в это дело, и мы вам очень обязаны.

У о л к о т. Знаете ли вы, мистер Рид, что под словом «революция» в обычном смысле подразумеваются конфликты, насилие и применение оружия?

Р и д. Да, это мне известно.

В е д у щ и й. Риду, конечно, известно, что столь открытая позиция чревата серьезнейшими последствиями.

У о л к о т. Подумайте, мистер Рид. Возможно, вы подразумеваете свержение существующей – как вы ее называете – капиталистической системы мирным, законным путем.

Р и д. Я…

У о л к о т. Подумайте, мистер Рид, подумайте…

Гаснет свет.

В е д у щ и й. «Подумайте, подумайте…» История, старая как мир! «Столпам общества» мало просто убрать вольнодумца. Им хочется обязательно достичь еще и другого: добиться от своих жертв публичного отречения, покаяния, отказа от убеждений. Всего важнее для них скомпрометировать, ошельмовать, опозорить опасную идею. Точно верстовые столбы, стоят вдоль дороги человеческого прогресса столбы позорные, возле которых пытались распять передовую мысль… Тысяча семьсот третий год. Лондон.

Появляется позорный столб, так называемое «пи́лори», или «ореховые щипчики»: на верху столба разъемная доска с отверстиями для головы и кистей рук. Человек, поставленный у столба, говорит:

– Я Даниэль Дефо, негоциант… Как видите, меня разыскали и вот… выставили… Меня выдал какой-то доносчик. Между прочим, очень порядочный человек. Он даже постеснялся сам прийти за наградой. Послал своего родственника.

Вы спросите – за что меня удостоили такой чести? Дьявол дернул меня взяться за перо, и я написал брошюру… как мне казалось, весьма благонамеренную. В ней я давал советы властям, как быстрее и лучше истребить всех, кто с ними не согласен. Она так и называется: «Кратчайший путь истребления несогласных». Я называю в ней всех несогласных не иначе как гадами, жабами, шакалами, крокодилами и прочими бранными кличками. Я призывал, чтобы их всех сразу расстреляли, повесили, потравили ядом, утопили, изжарили… Властям моя книжка сначала очень понравилась, а меня стали всячески хвалить… Но вдруг какой-то негодяй подсказал высоким особам, будто моя книжка – сатира, памфлет на их порядки, хитрая издевка… Книжку перечитали еще раз, другими глазами… И вот я у позорного столба… Между прочим, это я уже второй раз стою… Еще в тюрьме я написал оду… Тоже из благонамеренных побуждений – «Гимн позорному столбу». Почему-то мое произведение опять не понравилось, несмотря на то, что это гимн! Гимн! Я с почтением назвал там позорный столб «священной государственной машиной для обуздания мысли». Ну разве это не так?! И вот меня опять выставили. Потребовали, чтобы я покаялся и прекратил писать сатиру на правителей. Конечно, я охотно покаялся и в доказательство объявил, что пишу теперь «Сатиру на самого себя…». Так нет! И это плохо: сочли за намек! Завтра меня опять выставят. Что же делать? Что можно написать, чтобы никого не обидеть? Есть у меня идея: напишу про человека, который вообще живет один… На необитаемом острове, кругом ни души… Сам себе и государь, и подданный… Тут что ни напиши, никого не обидишь. Я уже имя придумал своему герою – Робинзон. Фамилию для него еще выбираю…

Ну, это дело будущего. А пока я все думаю: что же все-таки так не понравилось в моем «Гимне позорному столбу»? Теряюсь в догадках! Может быть, эти слова: «Скажите людям, поставившим здесь осужденного, что они – не он, а они – позор своего времени»!

Столб с Дефо исчезает.

В е д у щ и й. Двадцатое мая тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года. Петербург.

На помосте у черного столба стоит человек в очках, в черном с бархатным воротником пальто. В руках у него букетик. На ногах калоши. Человек прикован к столбу цепями. На груди у него табличка: «Николай Гаврилов Чернышевский. Злоумышлял к ниспровержению существующих порядков».

Чернышевский говорит:

– В чем же я должен просить помилования? Моя голова и голова шефа жандармов устроены на разный манер, а об этом разве можно просить помилования?..

Нужна наука, и умственная развитость, и некоторая забота о законности и правосудии, и некоторая забота о просторе для личности…

От подачи прошения отказываюсь!..

Грохот барабанов заглушает его слова. Столб и помост исчезают.

В е д у щ и й. Тысяча девятьсот шестой год. Остров Березань близ Севастополя.

Возле позорного столба стоит человек в черных морских брюках и белой рубашке. Он говорит:

– Я лейтенант Шмидт – пожизненный депутат севастопольских рабочих.

Преступное правительство может лишить меня всего, всех глупых ярлыков: дворянства, чинов, прав состояния, но не во власти правительства лишить меня моего единственного звания отныне: пожизненного депутата рабочих.

О суд, скорый и неправый, когда же русский народ сотрет тебя с лица нашей истощенной земли?

Я знаю один закон – закон долга перед Родиной.

Мы не имеем права ждать, пока бюрократия истолкует, что надо разуметь под правами свободного гражданина.

Что сегодня в глазах власти преступно, завтра принимается как заслуга перед Родиной.

Я знаю, что столб, у которого я стал, чтобы принять смерть, водружен на грани двух разных исторических эпох нашей Родины…

Знаю, что умереть сумею. Не смалодушничаю.

Прикажите целить прямо в грудь. Прощайте и убивайте.

Залп.

З а т е м н е н и е

В е д у щ и й. Имена героев и мучеников, отстаивавших передовые идеи, навсегда остались в благодарной памяти человечества. А имена их судей и обличителей?

Один за другим возникают те же столбы, но уже без осужденных.

«Пилори», в которых стоял Дефо. Луч света падает на прибитый к столбу кинжалом обрывок бумажного свитка. Видна подпись: «Anonim».

В е д у щ и й. Кто слышал имя человека, предавшего Дефо?

Возникает столб, у которого стоял Чернышевский.

Световой луч освещает бумагу, приколотую к столбу обломком шпаги.

В е д у щ и й. Доносчик, который помог царским жандармам расправиться с Чернышевским – начинающий писатель Всеволод Костомаров, – получил достойную литературную премию.

Восемнадцатого июня тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года Третье отделение оплатило «в видах вознаграждения услуг» расходы по печатанию сочинений писателя Всеволода Костомарова в сумме 1 366 рублей 35 копеек серебром.

Возникает столб, у которого стоял Шмидт. Луч света устремлен на лист бумаги, приколотой к столбу трехгранным штыком.

В е д у щ и й (как бы читая). Лейтенант флота Михаил Ставраки. Школьный товарищ Шмидта с двенадцати лет. В порыве верноподданнических чувств сам вызвался расстрелять своего однокашника…

Даже историки мало что могут сказать об этих пигмеях. Только свет славы их жертв освещает их имена на столбах вечного позора.

Столбы исчезают. И вновь сцена в Сенате.

У о л к о т. Подумайте, мистер Рид, подумайте.

Д ж о н  Р и д. Я подумал! Законы, принятые при жизни одного поколения, могут быть неприемлемы для другого поколения. Я думаю, что форма законов и форма государственной власти должны соответствовать времени и характеру народа, условиям его жизни. Я думаю, что этим требованиям должны отвечать все правительства!

О в е р м э н. Садитесь, мистер Рид.

Рид садится.

В е д у щ и й. Вскоре, спасаясь от неминуемой расправы, Джон Рид навсегда покинет родину…

О в е р м э н. Допросу подлежит мисс Бэсси Битти. Принимали ли вы присягу, мисс Битти? Прошу вас.

Битти кладет руку на Библию и дает присягу.

В е д у щ и й. Бэсси Битти?! Ну, что ж! Послушаем, чем она обрадует авторитетную комиссию.

Ю м с. Сколько времени вы проживаете в Нью-Йорке, мисс Битти, и чем-занимаетесь?

Б и т т и. Я редактор журнала «Маккола». В Нью-Йорке живу с августа прошлого года.

Ю м с. Насколько мне известно, вы жили некоторое время в России. Как долго вы там находились?