Текст книги "Полукровка (СИ)"
Автор книги: Даниэль Рэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Глава 17
Камилли как раз направлялся в столовую, когда за углом услышал знакомый голос Стефана. Он хотел было пройти дальше, когда разговор на повышенных тонах заставил его остановиться и прислушаться.
– Назефри, вчера я ничего тебе не сказал, потому что время выдалось не подходящее.
– Позволь спросить, сколько еще ты будешь ставить меня в известность в самый последний момент?
– Я за тебя отвечаю и поступаю так, как считаю нужным.
– Да что ты говоришь!
– Если Зафир "умыл руки", у меня терпение еще есть.
– Не нужно впутывать сюда Зафира.
– Он твой брат, Назефри.
– Ошибаешься!
– Не знаю, что между вами произошло, но в любом случае, меня это не касается.
– Ты знаешь, какой он.
– Не поднимай эту тему снова. Надоело слушать.
– Слушать, не значит слышать.
– Таини прилетит на следующей неделе. Я хочу, чтобы ты встретила его, как подобает. Ты меня поняла?
– Я не собираюсь бегать перед этим щеголем на задних лапках, чтобы ты в очередной раз мог сосватать меня.
– Позволь напомнить, что тебе двадцать два! Приличная олманская девушка должна быть обещана уже к двадцати годам. Ты же знаешь, что мы обязаны жить в согласии с традициями своего народа.
– Глупости.
– У тебя яркая внешность, Назефри, и мужчины обращают на это внимание, но твой язык… Ты распугала всех, кого могла. И благодари Бога, что остался еще такой Таини, который согласен на брак с женщиной, совершенно не уважающей мужчин.
– Запомни, Стефан, в своей жизни я буду все решать сама. И если мой путь окажется сопряженным с участью старой девы, я без особого сожаления приму его. И ничто не заставит меня связать свою судьбу с мужчиной, не способного принять меня такой, какая я есть.
– Я прошу тебя только об одном: будь учтива с нашим гостем. Остальное пусть идет своим чередом.
– Главное, чтобы Таини учтивость не спутал с заинтересованностью.
Разговор был окончен и Камилли услышал, как кто-то из них быстро приближается к нему по коридору за углом. Единственное, что он мог предпринять, это бесшумно вернуться на несколько шагов назад и сделать вид, что только что появился здесь. Они с Назефри столкнулись как раз на пересечении двух проходов.
– Эй, смотри куда идешь! – вспылила Назефри.
Камилли бросил взгляд в пространство за ее спиной. Стефана не было видно. Очевидно, он ушел другим путем.
– Прости, я не знал, что ты выскочишь из-за угла.
– Да неужели?
Камилли посмотрел на Назефри и выражение ее глаз, в которых читалось разоблачение, немного смутило его.
– Я знаю, что ты подслушивал. И не смей мне врать.
– У тебя паранойя, Назефри.
– Ты ведь знаешь, что у олманцев бывают особые способности. Так вот, дружочек, я знала с самого начала, что ты прячешься за углом. У тебя слишком сильное поле, чтобы не почувствовать его.
– Выходит, ты хотела, чтобы я стал свидетелем вашего разговора?
– Просто, мне все равно, Камилли.
Она хотела обойти его, но одним движением руки он схватил ее за запястье, притянул к себе и, протолкнув вглубь прохода, прижал к стене.
– Знаешь, я думаю, что ты бросила мне вызов. Так вот, я его принимаю.
Он наклонился и поцеловал ее в губы. Ощутив, как Назефри напряглась, он отпрянул и посмотрел на нее.
– Почему ты меня так боишься? Я никогда не стану принуждать женщину к чему-либо.
– Ты поцеловал меня вчера без моего разрешения. Сегодня ты повторил свой подвиг. Как я должна реагировать?
– Ну, и что? Ну, поцеловал! Подумаешь, я же не первый такой! – засмеялся было Камилли, но когда по ее лицу прошла тень и бледные щечки залились краской, он понял, что оказался полнейшим идиотом.
Это была чужая планета, другая культура, и он своим невежеством не просто оскорбил Назефри, он превратил что-то важное для любой девушки в нечто грубое и не совсем приличное. С другой стороны, что толку сейчас об этом сожалеть?
– Прости, я не думал… Может, ты позволишь мне загладить свою вину?
– Каким образом, доннариец? Сотрешь мою память или совершишь путешествие во времени?
Он медленно наклонился к ней и прошептал в маленькие набухшие губки:
– Закрой глаза и я покажу тебе.
– А если мне не понравится? – каким-то неестественно хриплым голосом спросила она.
– Тогда можешь снова ударить меня.
Назефри закрыла глаза, и Камилли поцеловал ее, только на этот раз нежно, ненавязчиво, едва касаясь вожделенных губ. Ей было приятно такое прикосновение. С минуту она просто наслаждалась, а затем приоткрыла рот, позволив ему превратить поцелуй в настоящий.
Назефри не могла пошевелиться, мысли спутались. Она чувствовала, как тонет в омуте захлестнувших ее эмоций, и это оказалось настолько приятным, что все тело ее содрогнулось в предвкушении чего-то большего, чего-то совсем иного. Руки, которые гладили ее по спине, спускаясь все ниже, обхватили бедра, сильная мужская грудь оказалась очень теплой, а волшебный язык, который играл с ней, получил такие же ласки в ответ. В голове едва успела проскочить одна мысль, но этого было достаточно, чтобы вернуть Назефри из мира чудесных эмоций в реальную жизнь, и первое, что она испытала здесь, в настоящем, был страх.
Она раскрыла глаза и замерла на месте. Он мгновенно ощутил перемену и, отстранившись, посмотрел на нее. Это была не та воинственная, независимая девушка, которую он знал. Перед ним престала другая Назефри: хрупкая, испуганная, и в то же время окутанная туманом вожделения.
– Оставь меня в покое, – сказала она так тихо и с таким отчаянием, что по телу Камилли пробежала дрожь.
Он ничего не сделал, когда она оттолкнула его, только смотрел вслед той, которая, испугавшись собственной страсти, бежала от него со всех ног. Почему? Он решил потому, что это – единственное чувство, которое она была не в состоянии контролировать. Однако, теперь он точно знал, что она, как и любая другая женщина, нуждалась в заботе и нежности, пусть и скрывала это весьма своеобразным способом.
В столовую последними вошли Эста и Урджин.
– Просим прощения за опоздание, – извинилась Эста и заняла свое место за столом.
– Эста, как ты относишься к попыткам своего брата стать профессиональной свахой? – начала Назефри, пристально глядя в глаза кузена.
– И кто к нам приедет на этот раз? – усмехнулась Эста.
– Представляешь, сам Таини, – ответила сестра.
– Этот симпатичный угрюмый мужчина, которому ты отказала в прошлый раз?
– Он самый.
– Что же ему сейчас нужно?
– Он надеется, что она повзрослела и изменила свое мнение, – вступил в разговор Стефан.
– То есть, он считает, что если ей пока не встретился настоящий мужчина, он может попытать счастье еще раз?
– Не говори ерунды, Эста.
– Я говорю правду, Стефан! Зачем ты торопишь ее? Придет время и она встретит человека, способного раскрыть в ней то, что никому не удалось до сих пор.
– Пусть время идет, я ведь не заставляю ее принимать предложение Таини.
– Я хочу сказать, Стефан, что и тебе пора оставить ее в покое, как это сделал Зафир.
– Зафир? – удивился Урджин.
– Да, тот самый неотразимый Зафир – мой брат, правда, не кровный, – не без сарказма в голосе заметила Назефри.
– Так он ваш кузен? – Урджин с удивлением взглянул на жену и ее брата.
– Да, – пожала плечами Эста и с непроницаемым видом продолжила ковырять омлет вилкой в тарелке.
– Кстати, – спохватилась Назефри, – а Аликен когда прилетит за Викешей и детьми?
– Как только выяснит что-нибудь о пропавших кораблях, – ответила Эста.
– Ты за этим к нему летала? Чтобы он раздобыл информацию о кораблях? – поинтересовался Урджин.
– Именно.
– И у него есть новости, – ответил приятный женский голос.
Все обернулись и увидели стоящую в дверях Викешу.
– Он уже здесь? – подскочила Эста.
– Да. Пойдемте, Аликен ждет нас на корабле.
Внешне Аликен был похож на навернийца. Однако сияющие темно-синие глаза выдавали происхождение полукровки. "Поразительно, – подумал Урджин, – они с Эстой словно брат с сестрой". Бледная кожа, темные волосы и гипнотический взгляд, – все в их телах было построено из ярких контрастов, придавая облику необычную привлекательность.
После официального знакомства и обмена рукопожатиями, беседа резко приняла серьезный оборот.
– Аликен, – обратилась Эста к своему другу, – тебе что-нибудь удалось узнать о кораблях?
– Вся информация по этому вопросу засекречена. Возможно, через несколько недель у меня получится что-нибудь разузнать, но сейчас такой возможности нет. Могу утверждать со своей стороны, что никаких ракет в олманкие суда повстанцы не пускали. Более того, у нас вообще нет оружия такой дальности действия. Что касается каких-либо энергетических колебаний или аномальных всплесков – наши приборы ничего не зафиксировали.
– А силовые поля, что тебе удалось выяснить о них?
– Мне тяжело об этом говорить, Эста. Не столько потому, что твоя теория оказалась верна, сколько потому, что наши дети пропадают в горах ежедневно, а мы только сейчас узнали одну из причин этих исчезновений. Ребенок после воздействия силового поля не способен найти дорогу домой в системе замкнутых туннелей.
– Мне очень жаль, Аликен, – ответила Эста.
– Мне тоже.
– Аликен, – обратилась к нему Назефри, – почему навернийцы так ненавидят нас?
Этот вопрос удивил всех, включая самого Аликена. Известно, что вражда эта длится с тех самых пор, как технический прогресс позволил совершать перелеты с одной планеты на другую. Желание поглотить чужой Мир и присвоить все его богатства теплилось в сердцах у правителей обоих планет, однако, силы были равны. Никто не решился напасть первым, и на этом завоевательский пыл поутих.
И если олманцы никогда не насаждали своим согражданам националистические взгляды против ближайших соседей по галактике, то навернийцы делали это постоянно, зарождая в сердце своего народа ненависть ко всему олманскому. Это случилось около трех тысяч лет назад. А затем стали возможны перемещения в гиперпространстве на космических кораблях, и оба народа осознали, что они далеко не так одиноки во Вселенной, как полагали всю свою жизнь. Это было время открытий и время войн. Сильные нападали на слабых, в результате чего погибали целые планеты. Единственной нацией, с которой никто не связывался, оставались суиряне. Когда-то они населяли пять планет. Технологии, которыми они владели, заставляли других содрогаться, а сверхестественные способности делали непобедимыми в глазах остальной Вселенной. Около четырех тысяч лет назад суиряне истребили друг друга, превратив четыре своих планеты в каменные глыбы, безжизненно существующие и по сей день. Они не выходили на контакт с остальными мирами, и казалось, что суиряне и вовсе прекратили свое существование. Однако, четыреста лет назад что-то произошло. Оставшиеся в живых представители этой расы предложили Вселенной создать Межгалактический Совет, в который бы вошли правители всех заселенных планет. Эта идея была не нова, однако до тех пор никому не удавалось претворить ее в жизнь. Суиряне понимали это, и тогда впервые на сцене появился Совет Всевидящих. Это была группа из двенадцати человек, предположительно суирян, которые правили единственной оставшейся в живых от их народа планетой Суей. Этот Совет выдвинул условие: если устав Межгалактического Совета будет утвержден в течение трех ближайших месяцев и подписан всеми его членами, Всевидящие не станут прибегать к принудительным мерам воздействия. Однако, если этого не произойдет, они обязуются уничтожить одну из планет, выбранную ими случайно, вместе со всеми жителями.
Естественно, что волна протеста разошлась по Вселенной незамедлительно. Нации стали объединяться против могущественного врага, дабы усмирить его пыл и поставить на место. Но они даже не представляли, с чем столкнутся.
Корабли, окружившие Сую, перестали выходить на связь, и вскоре стало понятно, что их экипажи мертвы. На каждой из планет заговорщиков спонтанно стали погибать люди. Они не мучились, просто жители целых городов и поселений в один миг падали замертво. Вселенную обуяла паника. Кто-то был согласен на поставленные условия, кто-то предлагал уничтожить любым способом суирян. Как бы там ни было, к назначенному сроку Межгалактический Совет не принял устав. В тот же день планета Ори с населением в восемь миллиардов жителей взорвалась на окраине Вселенной. Ответ Всевидящих был прост: если устав не будет принят в течение недели, погибнут еще две планеты.
Вот так жители этого необъятного мира преклонили колени перед загадочным суирским народом и Советом Всевидящих, который, хоть и не провозглашал себя главой Межгалактического Совета, но все же управлял им.
Наверния и Олмания так же вступили в эту организацию. Но время не сделало их союзниками. Наоборот. Навернийцы за все эти столетия стали считать себя особой расой, которой было предназначенного жить и главенствовать в их галактике. И когда между планетами началась война, Всевидящие не проронили и слова. Они созерцали за происходящим со стороны. Война длилась около шести лет, пока к власти не пришел новый император Парис, который женился на олманке знатного происхождения, как поговаривали, по воле все того же Совета Всевидящих. Как бы там ни было, войну остановил этот союз. Две планеты, пришедшие к упадку за долгие годы вражды, были вынуждены зализывать свои раны. Перемирие длилось не долго. Брат Париса Полок, занял свое место на навернийском троне после смерти Императора и его жены. Как они погибли, точно не знал никто. По официальной версии, их корабль разбился, заходя на посадку. Другие считали, что их убили в резиденции. Тем не менее, Полак пришел к власти и своими действиями спровоцировал начало новой войны. Что заставило его изменить свою позицию и подписать мирный договор с Олманией, Аликен не знал. Ходили слухи, что олманцам удалось уничтожить все стратегические объекты навернийцев, подорвав тем самым их оборону, что и вынудило Полака принять срочные меры и подписать мирное соглашение.
Почему его удивил вопрос Назефри? Потому что спрашивать об очевидном, том, что является догмой для всех – глупо, а Назефри никогда не была глупой девочкой.
– Если честно, Назефри, то навернийцы ненавидят все олманское потому, что оно олманское.
– Блестящий ответ, Аликен, – рассмеялась она, и, бросив через плечо что-то вроде "счастливого пути", покинула корабль.
– Кто испортил ей настроение? – улыбнулся Аликен.
– Таини, метритский посол, прилетает на следующей неделе, – ответила Эста.
– Даже не знаю, кого пожалеть: Таини или Назефри? – расхохотался Аликен.
– Пожалей меня, – устало бросила Эста и глубоко вздохнула.
Через час практически все покинули корабль. Осталась только Эста, которая собиралась передать Аликену новые позывные для связи с ней.
– Что ты думаешь об этих повстанцах? Почему Эста так с ними возится? – рассуждал Камилли, пока они с Урджином возвращались в столовую.
– Помнишь, я рассказывал тебе, какой номер устроил Зафир во время приема на Доннаре, когда стал показывать Эсте и мне свои дурные воспоминания?
– Помню.
– Так вот, те изуродованные тела, которые валялись в грязи вокруг того побоища, на которое он прилетел, были, очевидно, повстанцами.
– С чего ты взял?
– Я только сейчас об этом подумал. Помнишь тех людей в горах? На них были лохмотья. Одежду они изнашивали до дыр. Кто из нормальных людей станет напяливать на себя такое безобразие, если только у него нет возможности одеть что-нибудь другое? На тех людях в деревне были такие же лохмотья.
– Выходит, это была повстанческая деревня? Но что она там делала?
– Не знаю, но предполагаю, что в этот период времени она познакомилась с Викешей и Аликеном. Помнишь, что говорил Стефан?
– Что эти загадочные друзья спасли в свое время ей жизнь?
– Именно.
– Логично, но окончательно развеять все сомнения может лишь Эста.
– Или Назефри, – задумчиво произнес Урджин.
– Неужели ты думаешь, что я смогу справиться с этой бестией и разузнать все у нее?
– Справишься ли ты, я не знаю, однако то, что попытаться захочешь – это точно.
– С чего это вдруг?
– С того, что ты ее хочешь.
– Это простая мужская похоть, – рассмеялся Камилли.
– Помни, что цена за победу твоей похоти над разумом – холостятская свобода. У олманцев такие традиции.
– Ты хочешь сказать, что Эста, как и Назефри, была девственницей?
– А откуда тебе известно, что Назефри – девственница?
Камилли тут же прикусил язык.
– Значит, я все правильно понял. Жаль только, что такой умник, как ты, уже успел что-то натворить. Займись делом, Камилли. Разузнай у Назефри все, что только сможешь.
– Я попробую, но гарантий не даю.
– Достаточно того, что ты попытаешься.
Когда Урджин и Камилли вошли в столовую, первый, кого они увидели, был Стефан, замерший в неестественной позе с тарелкой в руках. Возле него стояла Назефри и пыталась говорить с ним.
– Где я, Стефан?
– В яме с грязной водой. У тебя больше нет сил, поэтому ты даже не пытаешься подняться.
– Там кто-нибудь еще есть?
– Идет сильный дождь, и вода в яме все время поднимается.
– Кто-нибудь есть рядом, Стефан?
– Ты не боишься больше, только ждешь, когда же наступит конец.
– Что еще?
– И ты ни о чем не жалеешь, потому что знаешь наверняка, что все они выживут. Если бы ты не помогла, осталась бы вместе с ними. Но разве можно жить, зная, что не помогла сестре? Ты пытаешься выплевывать воду, которая набегает тебе в рот, но ее так много, слишком много. Поднимись, Назефри, пожалуйста. Поднимись, черт тебя возьми! Назефри! – Стефан только и успел, что прокричать ее имя, когда видение закончилось, и он пришел в себя.
– Что здесь происходит? – не без эмоций спросил Камилли.
– У Стефана было видение, – промямлила Назефри и присела на стул за своей спиной. – Его предсказание, как всегда, отличается оптимизмом. Только на этот раз в центре внимания оказалась я.
– Но ведь будущее – понятие относительное. Его всегда можно изменить, – возразила Сафелия. – Стефан не видел, как утонула Назефри.
– Не видел, но беды все равно не избежать, – ответил Стефан. – Я уже ощущаю волнение энергии вокруг, значит, в ближайшее время что-то произойдет.
И тут Урджин со всей ясностью ощутил, как на него накатила волна пронзительного холода. Тело дрогнуло и стало так неприятно, что он невольно скорчил гримасу на лице.
– Если никто не хочет навлечь на себя мой гнев, не вздумайте рассказать об этом Эсте, – отрезала Назефри.
– И что же ты творишь в гневе? – спросил Камилли.
– Заставляю людей страдать.
– То есть как? – не поняла Сафелия.
– А вот так, – отрезала Назефри и покинула помещение.
– Она очень талантлива, однако ее дара я не пожелал бы никому, – подытожил Стефан.
– О чем ты говоришь? – удивилась Сафелия.
– Вы ведь знаете, что у каждого из нас есть своя собственная жизненная энергия. Среди олманцев встречаются обладатели очень редкого дара – лицезрения. Эти люди способны видеть энергетическую оболочку окружающих. Дар Назефри похож на лицезрение, однако вместо того, чтобы видеть, она ощущает. Такое восприятие открыло другую способность: Назефри может испытывать физические и эмоциональные проявления чужой энергетики. Она словно ставит себя на место другого человека, позволяя его энергии воздействовать на себя. По собственному желанию Назефри может забрать "жизнь", как ее иногда называют, из тела человека.
– Но это ведь замечательный дар, – удивилась Сафелия.
– Да, за исключением одного "но", – перебила их Эста, которая только сейчас вошла в столовую и стала невольной свидетельницей их разговора. – Если Стефан, также как и Назефри, способен забирать энергию, то взамен он наполняет тело другой "жизнью" из космоса или окружающего мира, а от того, что изъял, может без труда избавиться. Назефри же способна только обмениваться энергией: забрав чужое, она должна взамен отдать свое.
– И это опасно для нее? – предположил Камилли.
– Совершенно верно, – подтвердила Эста. – Представь, что тебе перелили зараженную кровь. Так же и здесь, вместе с эмоциями переходят физические страдания.
– Но ведь никто не захочет мучиться по собственному желанию, – возразила Сафелия.
– Когда умирала тетя Лили, ее мать, от смерти Назефри спас Зафир. Он способен лицезреть и увидел, что творит сестра.
В столовой воцарилась гробовая тишина. И одна только Эста посчитала, что это просто реакция на ее признание. Но Урджин, глядя на жену, уже знал, что в ближайшем будущем Назефри повторит свой подвиг, и возможно, поплатится за это жизнью.
Глава 18
После обеда все разошлись по своим комнатам. Урджин и Эста отправились в домик за резиденцией. Это было одноэтажное строение, отделанное деревом изнутри. Небольшая гостиная, застланная ковром, с камином и баром занимала центральную часть дома. Из нее можно было попасть во все оставшиеся четыре комнаты, одна из которых являлась гардеробной.
Спальня Урджина была самой большой из всех. Эста специально выбрала ее, посчитав, что Урджину понравится резная мебель, обтянутая зеленым с набивным рисунком шелком. Два кресла и софа визуально разделяли комнату на две части. Перед ними лежал песочного цвета шерстяной ковер, на котором стоял круглый кофейный столик, за ними – большая двуспальная кровать с полупрозрачным балдахином, украшенным все тем же набивным рисунком. Именно в одном из этих кресел вчера сидел Урджин, а на этой кровати они всю ночь занимались тем, что Эсте хотелось бы назвать словом "любовь".
Они расстались в гостиной. Не проронив ни слова, Урджин направился в свою комнату. Эста почувствовала его напряжение, но определить причину такого состояния была не в силах. Урджин даже не заметил, как оказался в своей спальне один. Погруженный в собственные мысли, постоянно овеваемый холодом плохого предчувствия, он не обратил внимания, как потерял Эсту из виду. Урджин огляделся. Помедлив еще минуту, он покинул комнату и пошел к ней. На стук в ее дверь никто не ответил, и он вошел без приглашения.
Это был первый раз, когда он оказался в ее комнате. Маленькое светлое помещение, столик и два стула, такой же песочный ковер и низкая кровать, на которой им двоим было бы слишком тесно. Урджин уже привык к подобному минимализму со стороны своей супруги, однако в этой комнате все было на своих местах, а что-то еще казалось бы лишним. Небольшие вазы со свежими цветами стояли вдоль противоположной от кровати стены, на которой висели подставки для знакомых ему керитских мечей.
Эста принимала душ, когда дверь в ванную открылась, и в нее вошел Урджин. Она замерла на месте от неожиданности. Урджин начал раздеваться, и, скинув последнее из одежды, залез к ней в душевую кабину. Он встал под струю воды и попытался распутать влажные волосы, заплетенные в косу.
– Давай, я помогу тебе, – предложила Эста и потянула руки к его волосам. – Я всегда знала, что доннарийцы традиционно носят длинные волосы, заплетенные в высокую косу. Мне только было интересно: ты причесываешь себя сам или это делают другие?
– Теперь ты знаешь ответ на этот вопрос.
Эста засмеялась.
– Да, ты очень ловко заплетаешь волосы.
Он ничего не ответил, и тогда Эста спросила напрямик.
– Урджин, ты ничего не хочешь мне сказать?
– А ты?
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Эста.
Урджину хотелось, чтобы она рассказала ему о том дне, когда в спешке покидала Доннару. Что мучило ее тогда, и что не дает ей покоя сейчас? Безотчетное желание разделить с ней все ее переживания, проникнуть в самые потаенные уголки ее сознания терзало его. Он не думал об этом, как о чем-то плохом. Он принял решение вообще об этом не думать.
– Ничего, малыш.
Эста налила в ладони шампунь и принялась втирать в его светлые волосы мужа. Легкими движениями она массировала кожу его головы в надежде снять хоть часть того напряжения, что исходило от него.
– Мне нравится, как ты моешь мою голову. Это очень приятно.
– У тебя красивые волосы, Урджин. Откуда такой необычный пепельный оттенок?
– От отца. Говорят, что это оттенок императорской крови.
– А Клермонт? – не задумываясь, выпалила Эста.
– Она красит волосы, – тут же ответил он.
Эста скользнула намыленными руками вдоль его спины, затем обняла и прижалась к нему.
– Прости, я не специально…
Урджин подставил намыленную голову под воду и смыл с себя пену. Затем повернулся лицом к Эсте и, поцеловав мягкий влажный рот, скользнул рукой промеж ее бедер.
– Ты – самое прекрасное, что было в моей жизни, – хриплым голосом прошептал Урджин.
Эста невольно втянула в себя воздух. Урджин медленно повернул ее спиной к себе, и, подавшись немного вперед, завладел ее телом.
В эти минуты близости Урджин почему-то задумался над тем, что они делают. Он бы тысячу раз хотел назвать их связь "восхитительным сексом". Но только сейчас он реально понял, что в отношениях с ней все его намерения и действия сводятся лишь к одному: доставить наслаждение ей, любым способом, в не зависимости от того, получит он освобождение при этом или нет.
Он не хотел любить. Он страшился не просто этого чувства, он боялся признаться в нем ей, к которой несомненно что-то испытывал. Власть над мужчиной, который любит, практически безгранична. От одной улыбки или незначительной ласки он пойдет на все, что угодно. И именно этого Урджин ни в коем случае не мог себе позволить.
В это время его руки ласкали нежную грудь, едва поглаживая ладонями острые кончики сосков. Он был в ней, он был с ней, и она отвечала на каждый его толчок тихим вздохом, вбирая чувствительную плоть все глубже и глубже. Он поцеловал ее ушко, и, проведя языком за раковинкой, прикусил мочку. Эста уперлась руками в стену и закричала. Урджин склонился вслед за ней, припав к ее спине, одной рукой он обхватил ее грудь, а вторую положил на лоно, притянув еще ближе к себе и лаская сокровенную плоть. Удовольствие было невыносимым, и в тот момент, когда оргазм накрыл Эсту, Урджин остановился и изогнулся назад, продолжая прижимать ее к себе и увлекая вслед за собой. Она почувствовала, как его тепло изливается в нее. Он держал ее так сильно, как мог, пока судороги не оставили ее тело, и она спокойно не обмякла в его руках. Тогда он повернул ее лицом к себе, и снова поцеловал вожделенный рот. Когда она расслабилась, он опустил голову и закрыл глаза, ощущая всем телом, как их жизненные силы сливаются в одно целое, настолько мощное, что никто бы не смог разорвать эту связь.
– Я хотела тебе сказать, Урджин, – вдруг подала голос Эста, – что Аликен с Викешей спасли мне жизнь на Навернии семь лет назад. Я не стану сейчас вспоминать, при каких обстоятельствах это произошло, но мне хочется, чтобы ты знал: они – мои друзья, и я их очень люблю. И еще, я хотела тебе признаться, что после того, как мы занялись этим в первый раз, я стала чувствовать потоки внешней энергии. Ты и есть мой "ключ", Урджин.
Она больше не проронила ни слова, упрекая себя за то, что и так слишком многое открыла ему. Она не знала, что ждет их впереди, но почему-то потребность доверить ему хоть часть из того, что ее терзает, была слишком острой, чтобы сдерживаться. Она искренне верила, что он не предаст ее, что защитит, несмотря ни на что.
Однако вера и уверенность – не одно и то же. И если бы Эста знала, каким важным оказалось для него ее маленькое признание, она бы рассказала ему все. Но она не знала. Эста приняла поток тепла, исходивший от него, за чувство удовлетворения после испытанных минут близости. Урджин снова поцеловал ее и со всей искренностью произнес:
– Это чудесная новость, малыш. И мне приятно, что "ключом" оказался имеено я. Почему ты сразу не призналась?
– Я испугалась вначале. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к этому новому ощущению.
– Кто-нибудь еще знает?
– Назефри и дядя Науб.
– А кроме этого, что-нибудь еще изменилось?
– Нет, – отрезала Эста, – больше ничего.
– А экран, который ты создала на Навернии?
– У меня нет ощущения, что это была я.
– Больше некому, малыш. Это ты. Думаю, нам следует потренировать тебя, возможно, тогда эта способность станет контролируемой.
– Хорошо, но сейчас мне нужно привести себя в порядок и проведать дядю.
– Могу я пойти с тобой?
– Если будешь вести себя хорошо, можешь, – засмеялась Эста и укусила его за ухо.
– Мое поведение от меня не зависит, малыш. Если ты будешь продолжать играть со мной, я смогу повторить все это даже в одном из коридоров твоей резиденции. И поверь, опасность быть пойманными нисколько меня не страшит.
– Неужели в моей власти совратить тебя прилюдно?
– Как это ни прискорбно, но "да". А теперь я хочу вымыть тебя.
– Что?
– Я хочу вымыть тебя, и ты не будешь сопротивляться.
– Но это же…
– Что? Не прилично? Бесстыдно? Кто устанавливает правила?
Он намылил ладони и скользнул одной из них между ее ног. Она только и смогла, что повиснуть на его плечах, спрятав лицо на его шее.
– Я видел тебя ногой, я целовал все твое тело, я помню каждый его изгиб и я хочу за ним поухаживать. Что в этом плохого?
Он намылил ее плечи, спину, аккуратно отстранил от себя и уделил должное внимание груди и животу.
– Я тебе честно признаюсь, что еще никогда этого не делал, – заметил Урджин. – Но мне нравиться ухаживать за тобой, так что, наверное, я буду приходить к тебе в душ довольно часто.
– Хоть каждый день, – промурлыкала Эста, подняла голову и поцеловала его.
– Малыш, это немыслимо. Столько раз в день. Я так долго не выдержу.
– Кто решает, что мыслимо, а что нет? "Кто устанавливает правила?" – процитировала она его.
– Я измотаю тебя настолько, что ты не сможешь ходить, – ответил Урджин.
– Тогда ты станешь носить меня.
– А если и у меня не будет сил ходить?
– Тогда Доннара провозгласит меня врагом своего народа, – парировала Эста.
Урджин рассмеялся, а Эста подумала о том, что ее замечание может стать пророческим.
Они шли по длинному коридору в комнату ее дяди. Несмотря на все проблемы, обрушившиеся на их головы, как снежный ком, оба были счастливы.
– А, очень рад видеть вас снова, – поприветствовал их Император.
– Как ты себя чувствуешь, дядя? Выглядишь ты лучше, чем в нашу последнюю встречу, – сказала Эста и обняла Науба, лежащего на кровати.
– Я тоже рад видеть Вас, – спокойно ответил Урджин и поклонился в знак уважения.
– Эста, дочка, могу я поговорить с твоим супругом наедине?
Сердце Эсты остановилось, однако она знала, что дядя не посмеет открыть ее тайну Урджину.
– Как пожелаешь, дядя.
Урджин взял ее за руку, ободряюще сжал в своей ладони и, выпустив, улыбнулся. Это не проскользнуло незамеченным мимо Науба.
– О чем Вы хотели поговорить со мной?
– Это не займет много времени, мой мальчик. Ты можешь присесть на этот стул возле моей кровати.
Урджин так и сделал, абсолютно не обратив внимания на фамильярное, возможно даже слишком личное обращение к своей персоне.
– Я хотел спросить тебя, как Фуиджи отнесся к идее твоего возвращения на Олманию за своей нареченной?