Текст книги "Данфейт (СИ)"
Автор книги: Даниэль Зеа Рэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– Как твои дела? Как учеба?
– Все хорошо, папа. Я сдала все зачеты и теперь продолжаю постигать новые науки.
– Мне пришли бумаги о твоем отчислении на прошлой неделе, а на этой неделе меня известили, что семестр ты закончила на положительные оценки. "Положительные", я так понимаю, это не "отличные"?
– Нет, папа.
– Что ж, каждому свое, – вздохнул Белови. – А так? Чем вообще ты живешь? Твои друзья произвели на меня хорошее впечатление, хотя отношения тех двоих молодых людей, которых ты против моей воли все равно умудрилась поселить в одной комнате, я не приветствую.
– Это их личное дело.
– Согласен. А тианку с деревой почему ты расселила?
– И это ты тоже понял?
– Он смотрит на нее так, что мне даже неудобно становится.
– Это ее воля, папа.
– Да, тиане – мстительные натуры. Будь осторожна рядом с такой подругой. Она будет тебе верна до гробовой доски, но если ты предашь ее – она сама загонит тебя в этот гроб.
Данфейт рассмеялась и сложила ладони лодочкой, глядя на отца.
– А в личной жизни что?
– Ничего, – подала плечами Данфейт.
– Так же, как и у твоей сестры. Пять лет она потратила на этого дереву. И что? Предложения он до сих пор не сделал. Не могу понять, в чем дело, ведь, что греха таить, он должен быть рад уже тому, что такая женщина, как она, тратит на него свое время. Если сравнить их с братом, то внешне он намного уступает ему. Худой, высокий, и этот шрам на брови... Мне страшно смотреть ему в глаза, хотя страшного, вроде бы, в нем нет ничего. Когда мужчина любит, он не тянет так долго с женитьбой. Если за пять лет он не взял то, что ему нужно, значит, это ему не нужно. Вы, кажется, ладите с ним? Почему бы тебе не помочь своей сестре и не намекнуть своему другу, что вечно ждать она не будет?
– Мне?
– Да, тебе. Ты – ее сестра, а с Кимао, кажется, у тебя есть нечто общее. Ему наплевать на общественное мнение, как и тебе. Он не является обладателем выдающейся внешности, как и ты. Тебе может показаться, что это – глупости, но мужчина склонен свободнее чувствовать себя рядом с женщиной, которая не пользуется популярностью среди противоположного пола, нежели рядом с той, на которую смотрят все. Боюсь, что именно по этой причине он медлит. Айрин – это звезда, что сияет на небосклоне, а он лишь один из зрителей, которому она позволила прикоснуться к себе.
У Данфейт перехватило дыхание на вдохе и она, чуть было не закашлялась.
– Я говорю не вполне приятные для тебя вещи? Извини, конечно, но пока твоя сестра не пристроена, тебе придется тяжеловато на личном фронте.
– Хотя бы сегодня ты мог бы не напоминать мне о том, что я не вписываюсь в твои представления о "красоте"?
Герольд, в ответ на эту реплику, только рассмеялся.
– Сирия рисовал тебя потому, что ты не похожа на всех остальных. Этот портретист всегда славился своей странной любовью ко всему необычному и к некрасивым женщинам в частности. Не думала же ты, что рядом с сестрой тебе будет проще найти себе спутника среди тех, кто на голову выше тебя по способностям?
– Спасибо, папа, за все те комплементы, которыми ты только что удостоил меня. Мог хотя бы в канун моего дня рождения не вспоминать об этом.
– Я просто хочу, чтобы ты реально смотрела на вещи! Поможешь сестре – поможешь и себе! Прием состоится завтра в семь вечера.
– Не хочу я никаких приемов...
– Твоего мнения я не спрашивал.
– Не сомневаюсь...
– Проведешь там час, встретишь гостей, а потом можешь идти, куда хочешь. Айрин и я, как всегда, уладим все детали.
– Папа!
– Я сказал "час"!!! – закричал отец и ударил кулаком по подлокотнику своего кресла.
Данфейт выдохнула и опустила голову. Пять лет – а по сути, ничего не изменилось. Все тот же покровительственный тон и не тени сомнений на лице. Будто он – Всемогущий, и только ему известно, как будет лучше для всех них.
– Скоро ужин. Иди, переодевайся.
Данфейт, по привычке, поднялась с кресла и наклонилась к отцу, позволяя ему прикоснуться к своему темени губами.
– Я люблю тебя, девочка моя. И рад видеть тебя дома.
– И я люблю тебя, па...
Заученные фразы, от которых на душе не становилось теплее. "Я люблю тебя", произнесенное Кимао, заставляло ее замирать, останавливало ход ее времени, а это пустое "я люблю..." – ничего. Данфейт покинула кабинет в молчании и, встретившись глазами с сестрой, которая остановилась перед дверями, улыбнулась ей.
– В деревню я поеду с вами, – спокойно произнесла Айрин, давая понять, что в этой игре она сделает все так, как нужно, не предоставляя повода отцу задать лишние вопросы.
– Привет папа! – услышала Данфейт позади себя.
– О, Айри, проходи, дорогая, присаживайся. Попросить Ми, чтобы принесла тебе чай?
Хлопок – и дверь закрылась за спиной Данфейт. Девушка посмотрела вперед и увидела Кимао, стоящего возле лестницы. Он не сводил с нее глаз несколько минут, и лицо его приобрело озадаченный вид.
"Некрасивая". "...Мужчина склонен свободнее чувствовать себя рядом с женщиной, которая не пользуется популярностью среди противоположного пола, нежели рядом с той, на которую смотрят все". "Айрин – это звезда, что сияет на небосклоне, а он лишь один из зрителей, которому она позволила прикоснуться к себе".
Кимао, словно, очнувшись из забытая, направился к ней и, схватив за руку, потащил за собой.
– Ты что? – зашипела Дани, пытаясь вырваться.
Кимао затащил ее в свою комнату и, захлопнув дверь, прижал ее к стене, нависая и заглядывая в глаза.
– Ты что... – повторилась она, закрывая свои глаза, когда почувствовала, как его ладонь прикасается к ее волосам.
– С моими способностями я мог выбрать себе любую из женщин. Но мне не нужна любая, мне нужна ты. Не важно, что он думает по поводу твоей внешности. Он – дурак, если не видит очевидного. Ты – самая красивая. Ты – моя звезда, что сияет на небосклоне. И другой мне не надо, – ответил зрячий, раскрывая ее губы своими и вторгаясь в сладостный ротик.
Его нога оказалась промеж ее ног и, с силой надавив, заставила ее втянуть в себя воздух.
– Ты слышал...
– Его читать так просто... А твое молчание сводит с ума... Нужно было сказать ему... Выплеснуть в лицо свое негодование и ответить, что я люблю тебя, а не ее...
– Ты знаешь, что я не могу этого сделать...
– Зато я могу! – прошипел Кимао и отстранился от нее.
– Нет!
– Если не скажешь ты – это сделаю я.
– Ты не посмеешь!
– Посмею! Еще как посмею! – ответил Кимао и отвернулся от нее. Иди. Тебе еще нужно переодеться...
– Нет, Кимао...
– Уходи, Данфейт...
Дани прижала ладонь к губам, что несколько секунд назад он целовал, и, спрятав свою горечь за налепленной на лицо полуулыбкой, покинула его апартаменты.
***
Через пятнадцать минут все собрались в столовой на ужин. Овощи, фрукты, мясо, закуски. Ничего особенного, никаких излишеств или незнакомых блюд. Графины с разными сортами вина, вода, соки и нектары.
Героль Белови восседал во главе стола. По обе руки от него заняли свои места дочери, а дальше те, кто приехал сюда вместе с ними. Беседа протекала на тему виноградников, которые в этом году из-за сильной жары пострадали от пожаров больше, чем обычно. Герольд был искренне обеспокоен этим фактом, ведь часть своего состояния он сделал именно на вине.
– Значит, виноделие – Ваше хобби? – спросила Эрика и улыбнулась пожилому сайкаирянину.
– Это не хобби, это – страсть. Безусловно, для этого рода занятий необходим и талант. Айрин может распознать любой сорт вина, изготовленного на наших винодельнях.
– Так уж и любой? – приподнял брови Орайя, который о данном таланте своей подруги никогда не слышал.
– Однажды, отец устроил состязания, и я смогла безошибочно определить двенадцать сортов красного вина разных годов выпуска.
– А Данфейт? – вступил в разговор Террей. – Сколько сортов определила она?
Герольд Белови в ответ на этот вопрос рассмеялся.
– Наша Дани предпочитает более крепкие напитки. "Сизый Амир", "Янтарный коньяк", виски или просто виноградный спирт. Первое ее знакомство с виноделием началось в четырнадцать лет, когда она на спор решила очистить бут от винного камня. Рабочие достали ее из бочки через пятнадцать минут, потому как идти самостоятельно она уже не могла.
Данфейт улыбнулась, вспоминая эти "трогательные" моменты своей жизни и чуть было не скривилась, когда припомнила, что провела в туалете после этого "спора" всю ночь.
– Это – тяжелый труд – очищать бут от винного камня, – ответила девушка. – Мужчин не берут в эту профессию. Только женщин. Но часть из них становятся зависимыми от спиртного уже к сорока годам. Вот – цена, которую они платят за хорошее качественное вино.
– Никто не принуждает их идти на эту работу, – заметила Айрин и улыбнулась сестре.
– Но кто-то ведь должен ее делать? – парировала сестра и улыбнулась в ответ Айрин.
Отец положил свою ладонь на руку Данфейт и заставил посмотреть на себя.
– Ты снова делаешь это.
Дани нахмурила свои брови и выпрямилась на стуле. Конечно же, она снова ерзала на сидении, а это всегда приводило отца в бешенство.
– Как видишь, папа, кое что нельзя изменить... – вставила свою реплику Айрин.
– Теперь, по крайней мере, она не делает это постоянно, – улыбнулся отец и тут же засмеялся вместе со старшей дочерью.
Кимао посмотрел на свою матриати, потупившую взор, и вопросительно приподнял свои брови.
– Вы знаете, какое прозвище дали Вашей младшей дочери в Академии? – обратился он к мистеру Белови.
– Нет, – покачал головой тот.
– "Черная тень". Среди женщин-аркаинов она – самая быстрая и ловкая в бою.
– А среди мужчин кто самый быстрый?
– Я, – ответил Кимао и улыбнулся.
– Но Вы же не ерзаете на стульях, когда Вам становится скучно?
– Нет, когда мне становится скучно, я начинаю издеваться над окружающими, испуская едкие замечания на их счет. Многие называют это сарказмом, но я полагаю, что это – просто моя дурная черта. У каждого свои недостатки, хотя лично я манеру Данфейт все время пребывать в движении вообще не принимаю за таковой.
Данфейт молча повернула голову к зрячему и улыбнулась ему краешком своих губ. Кимао сделал тоже самое, когда понял, что мистер Белови пристально за ним наблюдает.
– А Вы довольно вольны в высказываниях, господин Кейти.
– Извините, но это еще один из моих недостатков, мистер Белови.
– И Вы склонны гордиться этими качествами?
– Я склонен принимать окружающих такими, какие они есть, рассчитывая, что и они, в ответ, простят мне эти мои "недостатки".
– Вы – интересный человек, господин Кейти. Думаю, нам будет о чем поговорить с Вами в приватной беседе.
– Взаимно, мистер Белови, – ответил Кимао и кивнул Герольду в ответ.
Эрика подняла бокал с соком и, подмигнув Кимао, пригубила немного. Зрячий, заметив это, лишь ухмыльнулся в ответ.
– Данфейт, после ужина твоя сестра проводит наших гостей на пляж, а ты, тем временем, поможешь Мими с организацией завтрашнего приема. Она не знает, как лучше рассадить гостей, и какие именно цветы ты предпочитаешь видеть на столах. Еще там есть вопросы с меню, в общем, у тебя много дел, моя дорогая.
Данфейт изогнулась на стуле неестественным образом и вперила в отца свои широко распахнутые глаза.
– Ты желаешь показать себя во всей красе перед друзьями или, на этот раз, решишь промолчать?
– Прием – это не мои заботы, – очень спокойно прошептала Данфейт.
– Этот праздник Мими готовила для тебя на протяжении трех месяцев. Я прошу уделить человеку, который вырастил тебя, всего несколько часов твоей драгоценной занятой жизни! Или и это для тебя невыполнимая миссия?!!! – прогремел голос отца, словно раскат грома посреди ясного неба.
Террей и Эрика пригнулись к столу. Айрин демонстративно отвернулась и опустила голову, глядя в пол. Орайя переглянулся с Йори и Бронаном, понимая, что и они пребывают, мягко говоря, в прострации. И только один Кимао в этот момент смотрел на тарелку, сжимая, до боли в руках, свои пальцы. Герольд Белови не просил младшую дочь, он приказывал, выражая свою волю грубо и прямо, совершенно не обращая внимания на присутствие посторонних рядом с ними.
– Извини, папа. Я помогу Мими.
Герольд, как ни в чем не бывало, повернулся ко всем остальным и произнес:
– Попробуйте вино – это прекрасные образцы из моего личного запасника...
***
– Ты слышал, как он с ней разговаривал? – шептала Эрика на ухо Бронану, пока все они следом за Айрин спускались по тропе к морю. – И даже наше присутствие нисколько не смутило его!
– Зато Айрин, как всегда, осталась при своих интересах.
– Теперь я понимаю, почему у нее с сестрой такие натянутые отношения.
– Все теперь это понимают.
– О чем шепчитесь? – спросил Террей, беря под руку Эрику и продолжая идти рядом с ней.
– О мистере Белови.
– Да, на первый взгляд он кажется весьма добродушным и милым человеком. Но, это только на первый взгляд.
– Посмотри на Кимао. Он темнее тучи.
– Еще бы... Данфейт разложили на обе лопатки, а он ничего не может с этим сделать.
– Меня поражает поведение Айрин. Кажется, ее в этой ситуации все вполне устраивает.
– Она выжидает, – ответил Террей. – Когда все пойдет не так, как нужно, она окажется рядом с ним и протянут свою руку.
– Кимао не дурак. Его этим не проймешь.
– Бронана проняло. Почему Кимао не сможет?
Эрика посмотрела на матриати такими глазами, что тот просто отпустил ее руку и вернулся к Йори.
– Зацепило? – усмехнулся Бронан.
– "Зацепило"? – покривлялась Эрика и, оттолкнув его от себя, предпочла идти в одиночестве.
Они пробыли на пляже недолго. Купаться никто не хотел и все разбрелись по сторонам, мирно прохаживаясь взад и вперед. Кимао первым ушел обратно в дом. Никто не стал его убеждать остаться, лишь проводили взглядом темную фигуру, поднимающуюся по тропе вверх.
***
Было уже поздно, когда к Кимао в комнату постучали.
Зрячий поднялся с кровати и, накинув халат, открыл. Айрин стояла на пороге в одной ночной рубашке и скептически смотрела на него.
– Улыбнись и впусти меня. Я уйду через несколько минут.
Кимао распахнул свою дверь и громко ею хлопнул, когда она вошла.
– Ты что творишь? Ми с меня глаз не сводит!
– Что за представление ты устраиваешь? Что за вид? – раздраженно произнес он, указывая пальцем на кружевной лиф ее шелковой ночной рубашки.
– Не кипятись! – зашипела Айрин и без разрешения присела на его кровать.
– Где Данфейт? – более спокойным тоном спросил Кимао и присел возле нее.
– Не знаю. Я не видела ее. Может, катается на мотоцикле по неосвещенным горным дорогам, а может, отправилась на пляж искупаться. В планы своего времяпрепровождения она никого не склонна посещать.
– Ты завидуешь ей, потому как она вольна так поступать, а ты – нет?
– На мне всегда лежала ответственность за ее поступки. И если она вляпывалась, получала непременно я.
– Но и она тоже...
– Ей – все равно, а мне нет!
– Почему ты так решила? Потому что она улыбается, когда отец кричит на нее или выставляет на посмешище перед друзьями?
– Он всегда был таким, и ей это известно. Так что не думай, что твоя несчастная матриати страдает, в то время как от меня все отскакивает, как от стены!
Кимао опустил глаза и посмотрел на белоснежную грудь, скрытую темным кружевом. Айрин прикоснулась ладонью к своей шее и перекинула распущенные волосы за спину, проводя пальцем по тонкой бархатистой коже. Кимао не двигался, а она, тем временем, скользнув рукой зацепила бретельку и скинула ее с себя, приоткрывая его взору контур розоватого ареола ее соска. Зрячий молчал, и Айрин, продолжая смотреть в пол, скинула вторую бретельку рубашки. Ткань сползла вниз, соскальзывая с набухших вершинок и собираясь в складки на талии. Кимао напрягся, продолжая пристально изучать контур ее идеальной груди. Айрин провела пальцем по ложбинке в центре и заскользила к соску, задевая его и вздыхая при этом.
– Ну, и сука же ты... – прошептал зрячий, поднимаясь с кровати и презрительно глядя на нее. – Да, можешь хоть раздеться посреди этой комнаты! Этим меня не зацепишь!
– Так, значит... – ухмыльнулась Айрин и посмотрела на него, поднимаясь с кровати.
Тонкая шелковая ткань соскользнула с ее талии и упала на пол.
– А что ты скажешь на это? – прошептала она, прикасаясь своей рукой к животу и проводя по нему ладонью. – Она никогда не сделает для тебя того, что могу сделать я. Ее тошнит от этого. Наверное, поэтому ее друг Сайми предпочел ей другую женщину, – Айрин обвела свои губы языком и улыбнулась.
– Вот, смотрю я на тебя, и думаю: каким образом ты умудрилась пудрить мне мозги все пять лет? Я знаю имена всех, с кем ты спала. Но я понимал, что для таких, как мы с тобой, это вполне нормально. И я спал с другими, не испытывая при этом ни стыда ни стеснения перед тобой. Но разница в том, что при одной только мысли о подобной возможности для Данфейт, я перестаю себя контролировать. Это – эмоции, отличные от тех, которые я испытывал к тебе. Это то, чего ты, доселе, никогда не испытывала. И, так, напоследок. Данфейт не обязательно раздеваться для того, чтобы вызвать во мне возбуждение. Ей для этого достаточно просто заглянуть мне в глаза.
Кимао подошел к Айрин и, схватив с пола покрывало, метнул в нее.
– Прикройся! И проваливай! Немедленно!
– Ты еще пожалеешь об этом...
– Уже пожалел... ...что когда-то позволил ей думать, что люблю тебя.
***
Данфейт долго сидела у подножия лестницы. Чего она ждала? В чем сомневалась? Прошлый опыт давил на ее плечи, а слова, сказанные ее отцом, свербели в голове. Десяти минут вполне достаточно для решения всех вопросов. Поднявшись со ступеньки, она в последний раз взглянула на запертую дверь в комнату зрячего и, отвернувшись, направилась к выходу.
***
– Доброе утро, – поздоровался Кимао с пожилой няней по имени Ми.
– И Вам, господин Кейти.
– Я полагал, что в этот день все соберутся на совместный завтрак?
Ми тут же начала отрицательно качать головой.
– Нет-нет. Айрин и мистер Белови отправились в храм Юги, а Данфейт, – няня неопределенно повела плечами, – хорошо, если она объявиться к обеду.
– То есть...
– Всем известно, насколько Данфейт пренебрежительно относится к своему дню рождения. Однажды она и вовсе не пришла на прием, организованный отцом в ее честь.
– Вообще-то, я спрашивал не об этом, – улыбнулся Кимао. – Не думал, что Айрин посещает храм.
– Ах, это... Так, служба ведь... Она чтит память матери так же, как и ее отец.
– Сегодня?
– Но, Симона Белови покинула наш мир в этот день... – не понимающе произнесла Мими и искоса посмотрела на зрячего. – Данфейт досталась этому дому очень дорогой ценой. Все ожидали появления мальчика, а тут она... Их мать умерла сразу после ее рождения. Кровотечение унесло ее жизнь.
– И в этот день с самого утра мистер Герольд и Айрин обычно отправляются на поминальную службу?
– Конечно, – кивнула Ми и оставила Кимао одного посреди коридора.
"Я утратила веру в искренность любви моего отца". Какими нелепыми ему показались эти слова несколько месяцев назад. И только сейчас он смог проникнуть в их суть и узреть истинный смысл. Герольд Белови любил свою младшую дочь, только не искренне, не бескорыстно, а потому, что отцу положено любить дитя, которое он вырастил. А растил ли Герольд Белови Данфейт? Или девочка всю жизнь была предоставлена сама себе, лавируя на грани между дозволенным и тем, что ей забыли запретить? Странно, но Данфейт никогда не упоминала о том, как проводила время с отцом... Как ходила с ним на охоту... Как стреляла из его ружья... Все эти истории он слышал от Айрин, и в них не фигурировало имя ее младшей сестры... Ежегодно, просыпаясь утром в один и тот же день, Данфейт не получала поздравительную открытку и причитающийся ей подарок. Нет, ее отец и сестра в это время уделяли внимание той, кому было давно на все наплевать. Маленькая девочка в день, когда все остальные дети радуются и смеются, оставалась наедине со своим горем, потому как ей навязчиво напоминали о том, по чьей вине ее семья лишилась матери. Вот она – горькая правда жизни. Герольд Белови любил свою младшую дочь, но не искренне, а потому, что он должен был ее любить. Вот почему за искренность чувств Данфейт всегда держалась обеими руками... Если она благодарила, то только от "чистого" сердца, если ненавидела – то всей своей душой, если верила, то не оставляла места сомнениям, если любила, то... ...желала, чтобы ее любили не меньше...
Кимао закрыл глаза и попытался пробить изощренную защиту, которой овладела его матриати. Видеть ее глазами, слышать ее ушами... Она не знала, что все это ему подвластно. Подвластно, если только захотеть.
Перед ней раскинулась долина, причесанная ровными рядами виноградников. Ветер дул ей в лицо, развевая волосы и заставляя глаза слезиться. Что она чувствовала сейчас? Было ли ей безразлично, может, грустно, или, что еще хуже, невыносимо в данный момент? Прикоснуться к ее эмоциям он по-прежнему не мог, но внутри нечто шептало правильный ответ. Кимао огляделся и направился в сторону кухни. Застав Ми за расстановкой приборов, он несколько оживился.
– Могу я еще раз побеспокоить Вас? – произнес Кимао и улыбнулся женщине одной из своих коварных улыбок, от которых в особах старше пятидесяти просыпался материнский инстинкт.
Ми взглянула на молодого дереву и улыбнулась в ответ.
– Я сразу раскусила, что здесь к чему. Мистер Белови полагает, что Вы влюблены в его старшую дочь, хотя очевидное, порой, трудно заметить, особенно когда человек выглядит не так, как мы привыкли.
– А Вы, значит, заметили?
– Вы пытаетесь встретиться с ней взглядом всегда, когда оказываетесь рядом, хотя, она старательно прячет от Вас глаза. Вы расспрашиваете мистера Белови обо всем, и в то же время Вас интересует только ее история. Перед тем, как встретить меня, Вы, наверняка, заглянули к ней в домик, но ее там не оказалось. Теперь Вы желаете узнать о том месте, куда она могла бы направиться этим утром, и спрашиваете об этом меня – ее няню, пытаясь смягчить мое сердце этой милой улыбкой.
– Проницательно. Весьма, я бы даже сказал. А что, в таком случае, Вы можете сказать мне про саму Данфейт?
– Она попросила Вас скрыть тот факт, что вы спите вместе?
– Верно, – словно вызов бросил Кимао в ответ.
– И это не столько обидело Вас, сколько возмутило, не так ли?
– Именно.
– Все пять лет, что девочек не было дома, мистер Герольд постоянно получал письма. Это были электронные послания Айрин и краткие отзывы об успехах Данфейт от Ри Сиа. От Данфейт мистер Герольд не получил ни строчки. Айрин описывала новый мир, в который попала, рассказывала о своих друзьях и парне, от которого была без ума. Ваше имя, Кимао Кейти, звучало в каждом письме. Естественно, что когда все вы прилетели сюда, мистер Герольд посчитал, что Вы претендуете на его старшую дочь, но никак не на младшую, с которой Вы и знакомы-то месяца три, от силы. Данфейт предвидела эту ситуацию наперед. Какой бы избалованной и испорченной она ни была, признаться отцу в том, что "увела" мужчину из-под носа сестры, она не сможет.
– Она не "уводила" меня.
– Хотите сказать, что наша Данфейт уколола Вас в самое сердце за это короткое время, при том, что Айрин этого сделать за все пять лет так и не смогла?
– Разве любовь – это то, что мы можем контролировать? Мне казалось, что это чувство не подвластно нашим желаниям.
– Судя по тому, что Вы все-таки влюбились в нашу Дани, контролировать это Вы действительно не можете.
– Так что? Вы скажете мне, где искать вашу младшую воспитанницу?
– Когда мистер Герольд узнает о вашем романе, он разорвет ее... – покачала головой Ми.
– Вы полагаете, что я при этом останусь стоять в стороне?
– Она не позволит Вам вмешаться, потому что знает, что отец – прав. Будь она хорошей сестрой – Ваши глаза, Кимао Кейти, никогда бы не посмотрели в ее сторону.
– Иногда мне кажется, что кроме меня в этом мире на нее больше никто не смотрит, а иногда я замечаю, что смотрят все, но не видит никто, – произнес Кимао.
– Вы говорите странные вещи, господин Кейти.
– Мне положено, ведь я – зрячий, – ответил Кимао и направился к двери.
– За домом начинается дорога к "Святой горе". Если пройдете тропой пару километров, наверняка, найдете ее у обрыва...
– Спасибо, – обронил Кимао перед тем, как закрыть за собой дверь.
– Пожалуйста, – пробурчала Ми и присела на стул. – Пожалуйста...
***
Данфейт пила кофе из термоса, глядя на долину с высоты птичьего полета. Казалось, здесь она должны была почувствовать себя свободной. Но, нет. Ничего не менялось в ее восприятии. Зависимость, желание, страсть и неминуемый конец, рано или поздно...
– Красиво, – произнес Кимао, присаживаясь рядом с ней на зеленую траву.
– Я почувствовала тебя еще у подножия.
– Долго ждала?
– А я не ждала... – ответила матриати и, запустив руку в свои волосы, потеребила густые локоны.
Кимао посмотрел на нее и понял, что что-то изменилось. Она отстранилась, она охладела, словно не он присел рядом с ней, а совершенно незнакомый, чужой человек.
– Я приготовил подарок для тебя, – как ни в чем не бывало произнес он.
Данфейт усмехнулась и поставила термокружку с кофе на траву.
– Так, где подарок?
Кимао потянулся за своим рюкзаком и достал из него блестящий термостабильный костюм.
– Это тебе.
Дани повертела в руках костюм с напыленным на нем меркапзаном и снова усмехнулась.
– Как же ты сделал его?
– Ну, разрешения на изготовление я получать не стал...
– Приплатил за услугу? – надменно произнесла она. – Что ж, спасибо. Кимао, – выдавила она из себя, небрежным движением отбрасывая от себя костюм.
– Что происходит? – спросил зрячий, едва ли сдерживая свои порывы возмущения и гнева.
– Зачем, ответь мне? Зачем ты сделал это?
– Изъясняйся конкретно. Я ничего не могу понять.
– Конкретно? – усмехнулась она. – Зачем ты пудрил мне мозги своими признаниями и заверениями? Чтобы развлечься? Чтобы отомстить ей и вернуть ее в свою постель?
– Ты видела ее вчера, так ведь? – спросил зрячий, наклоняясь к ней и пытаясь заглянуть в глаза.
Данфейт резко обернулась и, схватив его пальцами за лицо, сама заглянула в его темные глаза.
– Она пришла к тебе... Она разделась перед тобой... И ты захотел ее...
– И дальше что?
Данфейт прищурилась и начала смеяться, отворачиваясь от него и отбрасывая свою руку.
– Представь себе: я прихожу к Айрин, потому что она сама позвала меня, и понимаю, что сейчас она пойдет к тебе, разденется и... ...и я пойму, чего на самом деле стоят твои заверения. Я жду. Сижу на лестнице, как идиотка, и верю в то, что через несколько минут дверь откроется, и она выйдет от тебя ни с чем. Проходит три минуты – а ее все нет. Четыре... Пять минут... Сомнение... Оно переворачивает мой внутренний мир, оно зарождает во мне самое скревное и темное, напоминая о том, что ты – далеко не совершенное создание, а всего лишь мужчина. Десять минут... Ждать не имеет смысла. Нужно решить: остаться и посмотреть или уйти и не видеть. Однажды я осталась. Более того, я приоткрыла занавеску и подсмотрела. И меня затошнило... Ни боли, ни презрения... Только отвращение и рвота, которую невозможно было унять. И снова выбор: остаться и посмотреть или уйти и не видеть. Я ухожу... И меня не тошнит... Меня выворачивает на изнанку, но не тошнит. Я представляю себе все происходящее там, за дверями. Я будто стою там и наблюдаю за вами со стороны. И это не столько противно, сколько омерзительно. В тот раз я знала, что произошло. Как, конкретно. А сейчас я только представляю себе, подбирая вновь и вновь наиболее изощренные сцены. Я бы так хотела, чтобы ты испытал подобное... Чтобы действительно любил и, в то же время, представлял себе, как я захожу в шатер к Сайми и медленно раздеваюсь перед ним. И он смотрит на меня, на мое обнаженное тело и хочет меня...
– Заткнись!!! – заревел Кимао, зажимая ей рот и толкая на траву, нависая сверху.
Данфейт закрыла глаза и продолжила смеяться.
– И дальше что? – прокричала она. – Это твои слова! "И дальше что?" Мы квиты! Ты переспал с ней, а я с Сайми! В своей голове! И не один раз за ночь! Много раз!!! Мы квиты, зрячий!!! Мы квиты, Амир бы тебя побрал!!! – простонала она и заревела.
– Я так хотел увидеть твою ревность... Когда ты сказала, что не любишь меня, я подумал именно об этом. Я мечтал об удовлетворении, которое испытал бы, осознав, что тебя трясет так же, как трясло меня. Но, теперь, глядя на тебя, я ничего, кроме боли, не испытываю.
Кимао прижал свою руку к ее голове и сдавил пальцами тонкую кожу. Данфейт почувствовала, как череп ее трещит по швам. Как кровь приливает к голове, и терпеть подобное становится невозможно! Образы... Картинки... Айрин... Ее грудь... Ее рубашка... Ее живот... И покрывало, брошенное в нее... Ее спина... Она выходит, хлопая дверью...
– А-а-а!!! – прокричала Данфейт, чувствуя, что ее переполняет гнев.
– Еще раз подумаешь о нем, и я сотру твою память! У тебя не останется ничего, кроме настоящего. Ничего, кроме того, что есть у тебя сейчас... ...то есть, меня.
– Ненавижу!!! – прохрипела она, закашливаясь и поворачиваясь на бок.
– Это я тебя ненавижу, – ответил Кимао. – Ты высасываешь из меня жизнь. Ты топишь меня своими руками и умудряешься улыбаться при этом. Я ненавижу, когда ты улыбаешься мне этой пустой улыбкой. Я ненавижу эту улыбку!
Данфейт закричала, ударяя его руками по груди, пытаясь попасть ими по лицу и скинуть с себя.
– Давай!!! – ревел он, отбрасывая ее руки. – Давай, покажи мне силу своей ярости, матриати!!!
Спустя несколько минут, она успокоилась и, откинувшись на траву, уставилась в небо над головой. Голубое мирное небо с воздушными белыми облаками. Внутри было пусто, там было так же свободно, как и в этом небе. И лишь тени пережитых несколько минут назад эмоций, похожие на такие же облака, напоминали о том, почему она до сих пор плачет.
Кимао сидел рядом и смотрел в пропасть перед своими ногами. Наверное, ему стоило бы уйти, но этот поступок ведь ничего не решит. Ревность... Что это такое? Предостережение, что у нас могут что-то украсть или напоминание о том, что никто в этом мире не может никому принадлежать полностью? Мы воздвигаем стены, мы доверяем и верим, что кто-то не обманет нас, не оставит, когда соблазн предать будет очень велик. Но на самом деле в этом вопросе от нас мало что зависит. Нести ответственность мы может только за свои поступки, но никак не за чужие.