Текст книги "Данфейт (СИ)"

Автор книги: Даниэль Зеа Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

    Он приподнял ее за бедра и вновь опрокинул на пол, придавливая своим телом. Он наклонился к ее губам, и, прикоснувшись рукой к ее плоти, развел ее бедра, снова наполняя собой. Она втянула в себя кислород и застонала.

    – Мне плевать, что ты пьяна, – прошептал Кимао. – Ты запомнишь все... А если забудешь, я напомню тебе... Ты будешь любить только меня, только меня будешь хотеть. Каждый раз, как посмотришь мне в глаза, будешь думать только о том, что я могу с тобой сделать, – прорычал дерева, приподнимаясь к ней и встречая ее губы на своем пути.

    – Кимао... – простонала Данфейт, когда почувствовала, как он надавливает своим пальцем на совершенно недоступное, в ее понятии, место.

    – Тебе понравится, – прошептал он и ввел палец внутрь, нажимая и двигаясь, синхронно с собой.

    Почему она позволяла ему? Почему не испытывала стыда за то, что он делает? Почему наслаждалась каждым запретным движением, которые он совершал в ней? Другие ощущения. Иные эмоции. Он стал более настойчивым, он знал, что делал и чего требовал от нее.

    – Кимао... – пропищала Данфейт, выгибаясь на полу и пытаясь ускользнуть от него, его плоти и пальца.

    – Глупая, – прошептал он перед тем, как она выгнулась под ним и сократилась всем своим существом.

    Этот взлет... Волны, охватывающие все тело и заставляющие рычать и пригибаться, прижимая ее еще ближе к себе.

    Его стон, такой низкий, урчащий на ухо... Его тепло разлилось у нее внутри и запульсировало в самой сути. Он дрожал, так же, как и она. Он рассыпался вместе с ней. И понимать это было слишком приятно, точно так же, как и чувствовать его оргазм, отвечая экстазом на экстаз.

    Единственная мысль, которая пришла к ней в голову в этот момент, была приятной. Она почувствовала себя свободной. Столько лет в борьбе, в движении, в стремлении нагнать кого-то, что-то доказать, и, вдруг, на все это стало наплевать.

    Он заглянул ей в лицо и улыбнулся. Девушка, не осознающая своей собственной красоты. Творение, выражающее благодарность только за искренние добрые поступки. Существо, говорящее правду в глаза и полагающее, что собственный отец не любит ее. Она не знает, что за силой теперь обладает. Рано или поздно, они начнут ее бояться. Так же, как боятся его самого.

    – Если сейчас ты назовешь меня другим именем, я за себя не отвечаю, – прошептал Кимао и рассмеялся.

    – Заткнись, – простонала Данфейт, поглаживая пальцами кожу на его спине, покрытую испариной.

    – Мало... – прошептал Кимао, прикусывая ее ухо. – Мне мало...

    Дани потерлась о него щекой и прикоснулась губами к пульсирующей жилке на шее.

    – Повернись на живот, – прошептал он.

    – Нет! – словно выстрел, прозвучал ее голос.

    – Почему "нет"?

    – Не хочу так... – произнесла она, закрывая свои глаза.

    – Это не принуждение, Дани.

    – Я сказала "нет"!!! – повысила тон она и отвернулась от него.

    Он приподнялся над ней и заглянул в раскрасневшееся лицо.

    – Тогда, поцелуй меня, – улыбнулся Кимао, прикасаясь к ее лицу. – Просто поцелуй.

    Она распахнула веки и потянулась к нему. Мягкие движения бархатного языка. Мурашки по телу от его прикосновений. Губы, закусанные им по странной прихоти. Руки, что вновь побрели по ее телу. Пальцы, что коснулись ее груди. Вздох от того, что он потер ее соски.

    – Я схожу с ума по твоей груди, – прошептал Кимао и прикоснулся влажным ртом к набухшей вершинке, втянув ее в себя.

    Данфейт запустила пальцы в его волосы и начала перебирать густые пряди. Как же приятны были ему эти движения! И этот неповторимый аромат, исходящий от ее кожи... Он делал из нее раба, трепещущего пред рукой своего хозяина.

    Кимао вновь заполнил ее тело. Такое мягкое, такое податливое и родное...

    – Теперь я знаю, как ты хочешь заниматься любовью, – прошептал он, склоняясь к ее уху.

    – О чем ты? – простонала Данфейт, хватая воздух ртом.

    – О нежности, – засмеялся он и провел языком по ее виску. – Ты любишь ласку, таешь от прикосновений. Страсть тебя не привлекает. Ты полагаешь, что искренность может выражаться только в нежности. Я подарю тебе ее. Я дам тебе все, что ты захочешь. Только будь со мной. Просто будь со мной...

Глава 23

Данфейт проснулась в пять утра. Протянув руку в сторону, она нащупала простыню и... ...никого. Дани нахмурилась и поднялась с постели. Приняв душ и замотавшись в халат, висевший в ванной на стене, она тихо спустилась вниз и замерла у подножия лестницы. Кимао готовил завтрак на кухне.

    – Доброе утро, – спокойно произнес зрячий, заметив ее появление.

    – Ты опять проснулся раньше меня!

    – В этом тебе меня не переплюнуть!

    Дани прошла на кухню и остановилась рядом с ним, глядя на кастрюлю, в которой варилась овсяная каша.

    – Солил?

    – Да.

    – И сахар добавил?

    – Да.

    – А масло?

    – Естественно.

    – Опять густую варишь?

    Кимао приподнял одну бровь и посмотрел на свою матриати.

    – Это – рецепт Ирии.

    – Я поняла, – ответила Дани и потянулась за пачкой молока, добавляя его в кастрюлю.

    – Вылет в девять, а ты еще ничего не собрала!

    – Позавтракаю и поеду домой, – произнесла Данфейт. – Эрика то же еще ничего не собирала.

    – Каша готова.

    Данфейт заглянула в кастрюлю и поморщилась.

    – Переборщила с молоком...

    – Ничего страшного.

    Кимао достал тарелки и усадил Данфейт за стол.

    Матриати поковырялась ложкой в каше и, отложив прибор, подперла рукой голову, глядя, как зрячий быстро справляется с завтраком. В какой-то момент, она заерзала на стуле, словно, подыскивая для себя позу поудобней, и потянулась за кружкой с чаем.

    – Почему ты нервничаешь? – спросил зрячий, глядя, как она держит кружку у самого рта и не решается сделать первый глоток.

    – Я не видела отца пять лет. Я не общалась с ним четыре года. И не уверена, что хочу услышать его голос вновь.

    – Он – твой отец. Он – твои корни, от которых нельзя отказываться.

    – По этой причине ты с братом все еще общаешься с Ри?

    – И по этой тоже.

    – Я хотела попросить тебя кое о чем.

    – О чем?

    – Я не намерена посвящать отца в наши отношения. Для него все должно остаться так, как было. Я – аркаин, который учится в Академии за его деньги, а ты – друг Айрин, которого она любит уже более пяти лет.

    Кимао положил приборы на стол и внимательно посмотрел на Данфейт.

    – Я не стану этого делать.

    – Что? – не поняла Данфейт.

    – Я сказал, что притворяться и выставлять твоего отца дураком не собираюсь. Ты – моя матриати, моя женщина во всех смыслах. Мы едим вместе, тренируемся и учимся вместе, мы вместе спим и живем.

    – Мы не живем вместе! – возмутилась Данфейт, вскакивая из-за стола.

    – Когда в последний раз ты ночевала дома?

    – Что? Причем здесь это?

    – Ответь на вопрос, который я тебе задал. Когда?

    – Я прихожу домой утром и вечером тоже там бываю. Там – мой дом!

    – Но просыпаешься ты со мной, а это значит, что твой дом там, где сплю я!

    – Не заносись! – перешла на крик Данфейт. – У отца слабое сердце! Очередное мое предательство он может не пережить!

    – "Предательство"? Ты в своем уме? О каком предательстве ты говоришь?

    – Я увела мужчину у родной сестры!

    – Я не был ее мужчиной!

    – Но, он так не думает!

    – Это – его проблемы! Его и Айрин, если она позволила твоему отцу думать именно так! Ты боишься, что он откажется от тебя? Так ведь? Это беспокоит тебя? Что отец откажется от тебя только потому, что ты влюблена в меня?

    – Я не влюблена в тебя!!! – прокричала Данфейт и, тут же, онемев, приложила ладонь ко рту.

    Кимао смотрел на нее и не знал, что ответить. Он вообще не понимал, что должен отвечать в подобной ситуации.

    – Прости... – прошептала Данфейт. – Прости, я не...

    – Не любишь меня? Это ты хотела сказать?

    – Нет! Кимао!

    Зрячий отвернулся от нее и посмотрел в окно. Сжав руки в кулаки он напрягся и, кажется, закрыл свои глаза. Данфейт хотела подойти к нему, но уткнувшись в полупрозрачную непробиваемую стену, созданную им по своей воле, отступила назад.

    – Если сейчас я скажу, что люблю тебя, ты ведь все равно не поверишь мне?

    – А ты скажи! – обернулся он и посмотрел на нее какими-то пустыми глазами.

    – Я... люблю тебя...

    Зрячий усмехнулся, глядя, как она выдавливает из себя эти мучительные слова признания и рассмеялся.

    – Мне все равно, любишь ты меня или нет. Ты – моя, и это – никому не изменить!!! – закричал он, и стены вокруг Данфейт застонали.

    Пол затрясся, зазвенела посуда, дверцы шкафчиков раскрылись, и содержимое посыпалось вниз. Матриати ухватилась за столешницу и, прищурив глаза, посмотрела на него.

    – Прекрати!!! – закричала она. – Немедленно!!!

    Зрячий отвернулся от нее и разжал пальцы. Могла ли она представить себе степень его ярости? Он бы мог разрушить этот дом до основания, не оставив ничего, кроме горстки пепла. Он бы мог сломать перекрытия этого уровня и обвалить все на нижележащий ярус. Он бы мог стереть с лица Деревы весь девятый сектор! Он знал, что может это. И все почему? Потому что она, женщина, матриати, которая во всем зависит от него, сказала, что не любит его.

    – Я твоя по своей воле! Но если ты выкинешь подобный фокус еще раз – я могу изменить свое решение!!! – закричала Данфейт и, разогнувшись, направилась к лестнице.

    – Не жди, что я сделаю так, как ты хочешь! Если твой отец задаст мне вопрос – я отвечу прямо и искренне. И плевать, как он отреагирует на это!

    – Он не спросит, если ты не дашь ему повода спросить!

    – Я не дам, а вот ты – можешь!

***

    Путешествие заняло у них четыре дня. Долгих, трудных дня. Восемь человек, связанных общими секретами, чувствами, родственными связями и отношениями, вынуждены были проводить в напряженной обстановке часы. Данфейт перестала разговаривать с Кимао и Айрин, общаясь только с остальными, словно сестры и зрячего и вовсе не было рядом. Айрин так же не общалась с Кимао, замечая вокруг себя лишь Орайю, который, с усталым выражением темных глаз, молча, выслушивал ее рассказы о Сайкайрусе, которые выучил за пять лет наизусть. Эрика и Террей, понимая, что Данфейт и Кимао находятся в ссоре, старались держать нейтралитет, зная, что принимать чью бы то ни было сторону в этом вопросе слишком опрометчиво. Весело было только Бронану и Йори, которые, отстранившись от дел насущных, погрузились на дно бутылки с коньяком. Террея и Эрику возмущало подобное поведение, но зрячим, пребывающим в состоянии постоянного подпития, было уже все равно. Четыре дня одиночества и замкнутости, девяносто шесть часов осторожности и косых взглядов привели их в грузовой отсек, где сквозь щели открывающихся дверей светило все то же белое солнце. Это была земля последней планеты в системе Амира. Это был Сайкайрус.

    – Айрин! – воскликнул Белови и бросился к своей старшей дочери, не дожидаясь, пока трап коснется посадочной платформы и запрыгивая на него.

    Данфейт осталась стоять на месте у подножия дороги, ведущей к ее дому. Кое что нельзя изменить, и это она уже поняла. Все остальные непонимающе наблюдали за разыгрывающейся на их глазах сценой. Герольд Белови, пожилой сайкаирянин с проседью в темных волосах, долго держал в объятиях свою Айрин. Наконец, когда старшая дочь отстранилась от отца, он повернулся и посмотрел на свою младшую дочь. Он улыбнулся ей, но грустной была его улыбка. Он даже подошел к ней и обнял, но слишком короткими показались остальным эти объятия.

    – Ты изменилась, – произнес Герольд и потряс дочь за плечи, словно сына. – Да, хорошо же над тобой поработал Сиа! Теперь ты сдержанна, как никогда, и спокойна, кажется. Тебе идет это спокойствие, – рассмеялся отец и похлопал Данфейт по плечу. – Надеюсь, ты не заставила своей сестре много хлопот в Академии? Она писала, что ты довольно прилежно учишься, и даже смогла постичь эти... как их... с сознанием что-то...

    – Блокировку сознания, – ответила Данфейт и улыбнулась отцу.

    – Да, блокировку, – покачал головой Белови и тут же подошел к Кимао и Орайе.

    – Приятно познакомиться с Вами, молодые люди, лично! Герольд Белови, – мужчина по старому общепринятому югуанскому обычаю протянул руку и пожал ладонь каждого из братьев.

    Кимао и Орайя тут же прочли мысли пожилого Герольда, и поняли, что кроме возвращения Айрин домой, а так же оценки внешности кандидата в мужья для его старшей дочери, то есть Кимао, его больше ничего не интересовало.

    Оставив молодых людей, Герольд подошел к остальным, бегая глазами от тианки к югуанину и пытаясь понять, кто из них кто. Данфейт тут же исправила ситуацию и подошла к друзьям.

    – Папа, познакомься. Эрика, Бронан, Террей и Йори – мои друзья. Я писала тебе, что прилечу с ними.

    – Да, конечно, – кивнул мужчина и улыбнулся новым знакомым. – Герольд Белови.

    Рукопожатие и кивки головой были исполнены и Герольд, с явным воодушевлением, направился по трапу вниз.

    – Разрешите, я покажу Вам дом! – произнес сайкаирянин и предложил гостям проследовать за ним. – Айри, распорядись, чтобы ужин подали во время.

    – Хорошо, папа.

    Айри... Словно Данфейт и не существовало больше. Словно у Герольда Белови не было больше дочерей, кроме Айрин. Кимао оглянулся, чтобы заглянуть в глаза Дани и попытаться пробить ее пресловутую блокировку, но девушки не оказалось рядом.

    – Где Данфейт? – не понял Кимао, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти на широкой платформе очертания знакомой фигуры в черном термостабильном костюме.

    – Не обращайте внимания, – послышался голос пожилой женщины, вышедшей к ним навстречу. – Данфейт слишком независима, чтобы посвящать нас, простых смертных, в свои планы, – засмеялась она. – Я – Мими Гринроу – няня тех двух леди, которые за пять лет, наконец, соизволили посетить свой родной дом.

    – Очень приятно, – улыбнулись все присутствующие, пытаясь при этом нагнать Герольда Белови.

    Дом семьи Белови скорее напоминал музей, нежели жилище. Мраморные статуи украшали его холл и лестничные пролеты. Картины, среди которых Кимао заметил и портрет женщины, очень похожей на Айрин, были вывешены в позолоченных рамах на самых видных местах. Живые цветы, несколько прозрачных стен с аквариумами, зимний сад и огромный бассейн на заднем дворе. Зачем бассейн там, где берег моря простирается в трехстах метрах от дома – Кимао понять не смог, впрочем, как и Орайя. На помощь пришла Эрика, которая объяснила братьям, что богатые люди крайне редко посещают пляж. Куда более безопаснее полежать на шезлонге под зонтиком перед своим собственным бассейном.

    Герольд показал молодым людям свою библиотеку, припомнив, что Айрин прочла чуть ли ни все книги, хранящиеся в ней. Затем Герольд провел дерев в оружейную и продемонстрировал ружье, из которого Айрин в возрасте тринадцати лет застрелила кабана на охоте. Потом была галерея картин, где Белови собрал работы лучших сайкаирянских мастеров. Там же Кимао вновь обратил внимание на портрет женщины, очень похожей на старшую из сестер Белови.

    – Это – моя жена, Симона Белови, – пояснил Герольд и тут же показал еще один портрет покойной супруги.

    Кимао подошел к следующей работе неизвестного мастера и заглянул в рисованные глаза Айрин. Ей было лет пятнадцать, когда кто-то запечатлел ее на этом полотне. Большие светло-карие глаза и копна волос, уложенная в высокую прическу. Она стояла в летнем платье под деревом, сквозь листву которого пробивались лучи клонящегося к закату Амира. Кимао направился дальше и остановился напротив Айрин в возрасте лет девятнадцати. Прекрасные черты лица застыли во времени, поражая своей изысканностью и красотой. Это было лицо женщины, на которую хотелось смотреть очень долго. В костюме для верховой езды она выглядела по-настоящему взрослой, и только по отсутствию морщинок в уголках ее глаз Кимао понял, что она и не смеется вовсе. Молодой человек отошел подальше от полотна и снова присмотрелся к ее лицу. Губы, как будто, улыбались, но не глаза. В этой красоте не было настоящих эмоций, лишь отблеск той улыбки, которой она могла бы улыбнуться, если бы только захотела.

    – А где портреты Данфейт? – спросил Орайя, пытаясь отыскать глазами маленькую темноволосую девчушку.

    – К сожалению, из всех сохранился только этот, – ответил Герольд и подвел молодых людей к юной девушке, которая стояла по пояс в воде в дорогом вечернем платье и хохотала.

    Прекрасные густые темные волосы струились по ее спине, рассыпаясь по плечам и груди. Белая кожа, которая казалась столь тонкой, будто от одного только этого смеха своей хозяйки могла потрескаться. И грудь, к которой прилипла ткань мокрого платья, укрытая ее роскошными волосами...

    Кимао сглотнул. Казалось, будто сейчас Дани склонит свою голову и с осуждением посмотрит на него с этого полотна, прочитав непристойные мысли зрячего о груди его матриати.

    – А других портретов Данфейт нет? – спросил Бронан, которого Эрика настойчиво дергала за руку, чтобы он соизволил задать этот вопрос вместо нее.

    – Она сожгла их, – произнес Герольд и тяжело вздохнул. – Сожгла за год перед тем, как я попросил одного мастера тайком нарисовать ее снова. Данфейт не знает, что здесь висит ее портрет. Пожалуй, я спрячу его до вашего возвращения на Дереву.

    – А почему она сожгла свои портреты? – спросил Террей, помогая Герольду снять тяжелую раму со стены.

    – На очередной свой день рождения, Данфейт, как всегда, "отколола" номер, не явившись на прием, который я устроил в ее честь. За это Айрин сняла все ее портреты в галерее и оставила их в подвале. Когда Данфейт нашла свои полотна в луже, что образовалась из конденсата на холодной трубе, ничего умнее, кроме как поджечь их, она не придумала.

    Кимао сжал свои губы и отвернулся. Странно, но Герольд Белови, говоря об этом, словно и не понимал, что плохо поступила не только его младшая дочь, но и старшая, которая считала себя вправе распоряжаться портретами своей собственной сестры.

    – Мы немного устали, – произнес Кимао.

    – Конечно-конечно, – тут же закивал Герольд. – Мими проводит Вас в Ваши комнаты.

    – Я бы хотел поговорить с Данфейт перед ужином. Вы не проводите меня к ней? – спросил Кимао, обращаясь к Герольду.

    – Боюсь, что сам я не знаю, куда она направилась, – пожал плечами мужчина и с удивлением посмотрел на молодого человека.

    Безусловно, логичным представлялся Белови интерес зрячего к одной из его дочерей, но только к старшей, а не младшей... Хотя, учитывая, что все они учатся в одном вместе и наверняка проводят большую часть времени рядом с друг другом, данное участие вполне объяснимо.

    – Я здесь, папа, – послышался знакомый голос за их спинами.

    Террей и Йори, от неожиданности, чуть не уронили тяжелую картину, что держали в своих руках, дожидаясь дальнейших инструкций по месту ее перемещения. Эрика ехидно улыбнулась и подмигнула подруге, с которой не сводил глаз только один человек – ее зрячий. Девушка в летнем платье до колен и рукавчиками-фонариками на плечах не была похожа на ту Данфейт, к образу которой он уже успел привыкнуть. Собранные в хвост на затылке волосы и ушки, торчащие по сторонам. Кимао чуть было не рассмеялся, осознав, что ее ушки на самом деле топорщатся...

    – Я сама покажу им комнаты, папа.

    – Рад, что ты надела его. Красивое платье, – с гордостью произнес Герольд. – Мой подарок, хотя выбирала Мими. Тебе нравится?

    – Конечно, папа. Спасибо.

    Эрика в этот момент повернулась к мистеру Белови и испепелила его взглядом. Жаль только, что мужчина не понял ее возмущения и, не обратив на тианку никакого внимания, покинул картинную галерею первым.

    – Портрет можете вернуть на место! – засмеялась Данфейт, глядя, как Террей и Йори мечутся на одном месте. – Я ничего не стану с ним делать!

    – Вот и прекрасно! – рассмеялись мужчины и повесили картину на ее законное место.

    – Пойдемте, я провожу Вас в комнаты. Через час запланирован ужин в столовой. Форма одежды свободная. После него я отведу вас на пляж: ночью там есть на что посмотреть. А завтра утром мы отправимся в деревню на винодельню.

    – Не плохая программа! – воскликнула Эрика. – А во сколько состоится прием?

    – В семь. Надеюсь, мы успеем все посмотреть до того момента, как дом превратиться в место паломничества ста тридцати малознакомых мне людей.

     Эрика, взяв подругу под руку, повела ее к выходу.

    – Ты же не поселила нас с Бронаном вместе? – прошептала тианка. – Меня это напряжет!

    – Можно подумать, что спите вы в разных постелях! – улыбнулась Данфейт и отрицательно покачала своей головой.

    – Спасибо, подружка, – выдохнула Эрика и обернулась к Бронану.

    Зрячий надменно улыбался, глядя в шаловливые глаза своей матриати. Она пообещала, что отомстит ему за четырехдневную попойку и сделала это, попросив подругу расселить их по разным апартаментам. Глупо, но что тут поделать?

    Остановившись посреди длинного коридора, Данфейт распахнула первую дверь и предложила Йори и Террею войти внутрь.

    – Так, кто из нас? – не понял Террей.

    – Оба, – пожала плечами Данфейт.

    – Нет, погоди...

    – На Сайкайрусе разрешены однополые браки, в отличие от всех остальных планет.

    – У Вас можно жениться?

    – А почему "нет"? – рассмеялась Данфейт и вошла внутрь.

    – Гостиная, спальня, гардеробная, туалет и ванна раздельные. Прошу!

    Йори первым влетел в спальню и, запрыгнув на кровать, похлопал по покрывалу рукой рядом с собой.

    – Извращенец! – ответил ему Террей и, поблагодарив Данфейт, закрыл дверь за собой.

    – Йори нравится мне все больше и больше! – прокомментировала Эрика.

    Эрику и Бронана Данфейт расселила в комнаты напротив друг друга. Орайе достались апартаменты в самом дальнем конце коридора.

    – Мне как всегда везет? – посмеялся Сиа, выглядывая к Данфейт из-за двери.

    – Я рада, что тебе понравилась джакузи на балконе!

    – У него джакузи на балконе? – не выдержал дальнейшего молчания Кимао и посмотрел на спокойную Данфейт.

    – Если хочешь, можешь поселиться вместе с ним.

    – Я еще не видел предложенного тобой варианта.

    Данфейт спустилась на первый этаж и, завернув за лестницу, проследовала вперед по узкому коридору.

    – Ты меня в казематы ведешь?

    – Данфейт остановилась у двери и, распахнув ее настежь, вошла внутрь. Просторная комната, с камином, диванами и мягкими подушками, валяющимися на полу. Живые цветы на столе и тумбах и спальня с шикарной трехметровой кроватью, на которой могло бы поместиться пятеро таких, как Кимао. Ванная с душевой кабиной и джакузи, стоящей на постаменте у самого окна, сквозь которое открывался прекрасный вид на берег моря, отливающего в лучах Амира бирюзой.

    – Мне нравится, – улыбнулся Кимао, опираясь на борт ванной и заглядывая в окно.

    – Это еще не все, – ответила Данфейт и вернулась в гостиную, беря в руки пульт, лежащий на столе и автоматически раздвигая темные шторы, расположенные вдоль всей стены. Там, за ними были двери, ведущие на террасу. Кимао вышел в этот внутренний дворик и, вдохнув полной грудью, подошел к самому обрыву, огороженному стальными кованными перилами. Там, внизу, свистал ветер и волны, ударяясь о прибрежные скалы, превращались в брызги пенящейся воды, долетающие до него и падающие каплями на лицо.

    – Тебе нравится? – спросила Данфейт, останавливаясь возле него и склоняясь над перилами, чтобы заглянуть вниз.

    – Да, – ответил Кимао, хватая ее за руку и не позволяя перегнуться через преграду, как она намеревалась сделать.

    – Не волнуйся! Я не упаду! – засмеялась она, отстраняясь от него и возвращаясь в дом.

    Кимао прошел следом и, закрыв дверь на террасу за собой, остановился возле замершей в центре Данфейт. Он склонился к ее шее, разглядывая причудливые колечки волос, выбившиеся из ее прически, и подул на них.

    – Комната Айрин слева от твоей, – произнесла Данфейт. – Там тоже есть выход на эту террасу.

    Она ждала, что он скажет что-нибудь в ответ, но он молчал, будто этот факт его совершенно не касался. Данфейт ощутила его дыхание на своей шее и закрыла глаза, чтобы дождаться прикосновения теплых губ.

    – А где твоя комната? – спросил Кимао, не предпринимая никаких попыток, для дальнейших действий.

    – Справа от дома есть двухэтажная пристройка. Там живу я.

    – Меня мучает один вопрос и я не нахожу в себе сил промолчать и не задать его.

    – Я слушаю.

    – Почему ты сожгла свои портреты?

    Данфейт выдохнула и открыла глаза, разглядывая узоры на ковре под ногами.

    – Отец рассказал вам.

    – Потому что она оставила их на полу в подвале?

    Он говорил шепотом и голос его пробирал до самых кончиков пальцев. В этот момент, при упоминании истории давно пройденных лет, ее должен бы обуять гнев, но эта дрожь в пальцах и шепот, проникающий в ее кожу с его дыханием, заслонили собой все отрицательные эмоции, оставив только покой и трепет на сердце.

    – Она не просто "оставила их в подвале", – так же тихо прошептала Данфейт. – Она свалила их друг на друга на полу, поцарапав рамы и краску на полотнах. А потом она не закрыла за собой дверь и за ночь воздух в помещении прогрелся. Прогрелся настолько, что с холодной трубы начал капать конденсат. Я вернулась домой только на следующий день. Ми намекнула мне, что стоит заглянуть в подвал. Когда я нашла свои портреты, от них мало что осталось. И тогда я приняла решение довести дело до конца. Вот так, я сожгла работы Джонатана Сирии, который все эти годы из нас двоих рисовал только меня.

    – Только тебя?

    – Да. Айрин рисовать он отказался, сославшись на то, что устал от обыденной красоты. Мое же лицо ему показалось "интересным". Я посчитала, что мне оказана честь. Что еще я могла подумать в пять лет? А потом я действительно приняла его слова за комплемент. Он никогда не называл меня "красивой". Он говорил: "Ты интересна, глядя на тебя, я вижу лицо, а не маску". Отец полагает, что я не знала о последней работе Сирии. Но это я позировала Джонатану в течение двух часов, что, как ты сам понимаешь, для меня – настоящее испытание. Самое смешное, что отец бережет ее не потому, что сетует за единственный мой портрет. Нет. Эта картина – последняя работа руки Сирии, и, полагаю, она стоит целое состояние.

    – В каждом поступке отца ты ищешь какой-то подвох. Это – не правильно. Почему ты не подумала о том, что он просто дорожит этой картиной?

    – Поэтому что он произвел оценку полотна.

    – И во сколько тебя оценили?

    – Ми сказала, что на сто тысяч акроплей.

    Кимао приподнял брови и улыбнулся.

    – Я бы дал больше.

    – Неужели, – прищурилась Данфейт и обернулась к нему.

    – За тебя на этом полотне – да.

    – Кимао, ты заигрываешь со мной? – произнесла Данфейт и, почему-то, улыбнулась.

    – Да, – ответил зрячий и посмотрел на нее.

    – Не люблю флирт. Это – пустые слова, за которыми не кроется ничего, кроме обмана.

    Кимао провел пальцем по ее щеке и спустился на подбородок, приподнимая ее лицо и заставляя смотреть прямо ему в глаза.

    – Я знаю, что мерой для тебя являются поступки. Еще я знаю, что ты благодаришь только за искренне свершенные дела. Ты прямолинейна, упряма и эмоциональна. И ты гордишься этими качествами, хотя Ассоциация не считает их положительными. Я тоже горжусь ими.

    – И ты больше не злишься на меня?

    – Этого я не говорил, – покачал головой Кимао и провел пальцем по ее губам.

    Данфейт распахнула их и потянулась к нему, но он отрицательно покачал головой и усмехнулся.

    – Если я поцелую тебя сейчас, это будет означать, что я смирился с тем, что ты готова скрывать от всех наши отношения. А я не смирился, и продолжаю настаивать на своем.

    Данфейт склонила на бок свою голову и улыбнулась:

    – Спасибо, – прошептала она, прикусывая свои губы.

    Кимао не понял, за что она поблагодарила его. Но матриати смотрела на него с таким воодушевлением, что он сам начал гордиться своей непреклонностью в этом вопросе. Ей важно знать, что он "против". Для нее имеет значение его взгляд на происходящее и нежелание мириться с ее страхом быть отвергнутой собственным отцом из-за него. Только сейчас он прикоснулся к понимаю мира своей женщины и смог, кажется, узреть то, что для всех остальных останется тайной. Она – ребенок, который стремиться к пониманию и любви, но который так и не обрел их в месте, где родился.

    В дверь постучали, и Данфейт тут же отскочила от Кимао, перемещаясь в другой конец комнаты.

    – Войдите! – произнес зрячий, и прищурился, глядя на лицо пожилой Мими, "застрявшей" глазами на Данфейт.

    – Простите, господин Кейти, но мистер Белови ждет Данфейт в своем кабинете.

    – Конечно, я с радостью ее отпускаю!

    Данфейт посмотрела на Кимао так, что он чуть было не рассмеялся в голос. Улыбнувшись, матриати кивнула Мими, давая знак, что та уже свободна. Но женщина продолжала стоять в дверях, не намереваясь покидать комнату молодого человека без своей подопечной.

    – Увидимся за ужином, – вежливо произнесла Данфейт и, попав в руки Мими, была тут же вытолкнута за двери.

    – Ты что это творишь?! – зашипела нянька ей на ухо. – Совсем совесть потеряла? Отец, если узнает, что ты ошиваешься в его комнате, с тебя три шкуры спустит!

    – Подумаешь, – хмыкнула девушка. – Мне не в первой!

    – Побойся Юги, Данфейт!

    – Мими, свои старообрядные штучки можешь оставить при себе. Мы живем в современном обществе, где находиться в комнате с мужчиной наедине не является чем-то зазорным.

    – В общественном месте – может быть, но не в комнате, где он живет! – прошипела няня и отвесила ей подзатыльник.

    – Ой!

    – Вот тебе и "ой"!

    Мими проводила Данфейт до дверей рабочего кабинета мистера Белови, словно боялась, что девушка в последний момент развернется и "сделает ноги".

    – Папа? Ты звал меня? – произнесла Дани, проходя внутрь комнаты, где в последний раз была более пяти лет назад.

    – Да, дорогая, – улыбнулся отец со своего рабочего места и подал знак рукой, что дочь может присесть в кресло у окна.

    За время ее отсутствия в этой комнате ничего не изменилось. Два кресла, стоящие друг напротив друга, рабочий стол, сделанный на заказ и обитый золотом, стеллажи с книгами и папками, как две капли воды похожими на обложки рукописей, маленький стол для бухгалтера, который приезжал к ним раз в неделю с докладом, когда отец проводил дома более двух недель подряд.

    Отец поднялся со своего кресла и переместился в другое, присаживаясь напротив дочери и закидывая ногу за ногу. Он устремил свой взор к окну, будто бы опасался слишком долго смотреть на нее.