Текст книги "Дорога в Канзас"

Автор книги: Даниэль Пейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

5

Мамина квартира располагалась в самом центре делового района Флэт-Хилла – если, конечно, в городе, в котором и дел-то никаких нет, может быть деловой район. Итак, район этот состоял из пары-тройки предприятий полуразорившегося бизнеса, вечно пустующего китайского ресторанчика и кафе, в котором кроме кофе на вынос продавались старенькие пыльные плюшевые игрушки и унылые, слегка сдувшиеся воздушные шарики с поздравлениями в честь давно прошедших праздников. Еще здесь было три бара (именно три – к великому счастью мамы, потому как в два из них ее уже не пускали), драгстор[4]4
  Драгстор (drugstore) – типичное американское заведение, сочетающее аптеку и магазинчик товаров первой необходимости. Долгое время в них были также стойки с автоматами газированной воды и других прохладительных напитков, небольшие закусочные с пиццей и мороженым.


[Закрыть], гастроном и магазин бытовой техники, где до сих пор находился прокат настоящих видеокассет. Комнатка с кассетами притаилась рядом с задним входом, пускали туда по паспорту и исключительно совершеннолетних.

Я всегда знала, что родной город – та еще помойка, но после прекрасных волшебных пейзажей Страны Оз увидеть его вновь – это как удар под дых. Как тут вообще можно жить?! Как я продержалась целых шестнадцать лет? Я же знала, что существуют другие места, просто никогда там раньше не бывала.

Ну конечно! Должно быть, у Дороти было такое же ощущение. А в ее времена даже канализации полноценной не было, туалеты – только на улице. Неудивительно, что девочке захотелось вернуться в Оз и что потом она так отчаянно боролась за право там остаться. Все продолжают твердить о том, как сильно магия Страны Оз меняет людей из Иных Земель, таких как я и Дороти. Если мы все же похожи, значит ли это, что мне суждено… Нет! Ни за что! Я ни капли не похожа на Дороти! Я никогда не поступлю так, как она.

Ты уже поступала.

Я постаралась отбросить эту предательскую мысль, затолкать глубоко-глубоко в подсознание, откуда она никогда не сможет вырваться. Мне хватает проблем.

Я взглянула на город, и меня охватило странное чувство благодарности к торнадо: за то, что унес меня прочь из этой богом забытой дыры. Конечно, в Стране Оз дела у нас шли не лучшим образом, но большую часть времени там все равно было здорово. Ребята, с которыми я учусь в Канзасе, никогда не видели даже ближайший штат, что уж говорить о летучих обезьянах или радужных водопадах.

Вдруг мне вспомнился последний наш с мамой разговор и ее слова: «Сначала кажется, что у тебя есть все, а впереди целая жизнь. А потом – бац! – и дети начинают высасывать ее до последней капли, словно маленькие вампиреныши, не оставив тебе ни глоточка». Тогда она говорила обо мне.

На глаза навернулись слезы, я смахнула их ладонью. Не вернусь я к ней. Ни за что. Никогда! Я развернулась, собираясь уйти. Пусть Герт, Момби и Гламора валят к черту, а я придумаю что-нибудь еще. Всегда придумывала.

Но что? Без дурацких мифических туфелек Дороти я ни за что не вернусь в Страну Оз, а заводить собственный трейлер и прожигать жизнь в «Пыльных акрах» как-то не хочется. Может, мама сейчас действительно единственный выход? Мне ведь не нужно пытаться снова ее полюбить. Или простить.

Торнадо сровнял с землей трейлерный парк, но пощадил большую часть города. То тут, то там виднелись разрозненные кучи обломков, а у одного совершенно целого дома на окраине снесло крышу, и кто-то заботливо прикрыл зияющую черную дыру кусками синего брезента. Все были плотно прикреплены, но один отцепился и лениво развевался на ветру.

Короче, Флэт-Хилл остался именно таким, каким я не желала его помнить. Лысые лужайки с пятнами желтоватой травы, окруженные низенькими деревянными оградками с давно облупившейся белой краской. Заброшенные, неухоженные клумбы, поросшие сорняками. Экраны телевизоров, мерцающие за окнами закрытых магазинов (плевать, что время уже полдень и их давно бы пора открыть). Солнце припекало, согревая пустые улицы, а по дороге вместо автомобилей кругами каталась маленькая чумазая девочка на трехколесном велосипеде. Флэт-Хилл – городок, где умирают мечты. Если, конечно, местные вообще умеют мечтать. Никогда не любила этот город, но после Страны Оз он казался еще уродливей, грязней и бедней.

Дом, в котором маме выделили квартиру, давно не ремонтировали; несмотря на то что теперь в нем снова появились жильцы, он видал лучшие времена. Приземистое здание всего в четыре этажа, наверняка здесь не более дюжины квартир. Серая унылая штукатурка местами отвалилась. Часть окон была заколочена досками, судя по всему, задолго до торнадо. Тканевый навес над крыльцом порвался и трепался на ветру, а стекло на парадной двери треснуло. Я провела пальцем по списку жильцов, висящему рядом с домофоном. Криво надписанная карандашом фамилия Гамм отыскалась рядом с квартирой 3-Б. Надеюсь, что окна ее выходят хотя бы в сторону степи. Я вздохнула и нажала кнопку звонка.

Буквально через минуту в динамиках раздался щелчок.

– Да?

Голос прозвучал осторожно, но он определенно принадлежал маме. Я прочистила горло.

– Привет, мам, – выдавила я наконец. – Это я, Эми.

На секунду – невероятно долгую секунду – воцарилась тишина, а потом меня оглушил такой дикий крик, что я неосознанно заткнула уши.

– Эми? О боже, милая… стой на месте, не уходи никуда, я сейчас спущусь!

Динамик вновь щелкнул, голос исчез. Примерно через минуту она уже распахнула парадную дверь и сжала меня в стальных объятиях, но, почувствовав, как я напряглась, неловко отступила.

Она выглядела так же, как раньше, как в один из дней, когда была «почти в себе»: слишком короткая юбка, топ с очень глубоким вырезом, открывающий загорелую кожу, и броский макияж. На самом деле, если бы мама избавилась от этих безвкусных пошлых шмоток, стерла жуткую помаду и смыла тени, стало бы видно, что она до сих пор очень красива. Но в то же время что-то в ней неуловимо изменилось. Стало ярче, острее. Тревожней. Мама стояла, держа меня на расстоянии вытянутых рук, и вглядывалась внимательно, цепко. Глаза ее были полны слез. Заметив это, я сообразила, в чем заключались перемены. Глаза. Красные, но теперь уже от слез, а не от ударной дозы таблеток. И спиртным от нее не пахло. Неужели мама трезва? Да я в это поверю, только когда жареный рак на горе свистнет, когда мартышки летать научатся! Ах да. В Стране Оз они летают. Плевать. В любом случае я пока не могла поверить, что это реально.

– Эми, это правда ты, – выдавила она сквозь слезы. – Где ты была все это время?

Вот черт! А где я была? Поверить не могу, что никому из нас не пришло в голову придумать логичную историю моего отсутствия. Не могу же я рассказать маме, что зависала с компанией Злых Колдуний, училась использовать магию, обезглавила Трусливого Льва и боролась с некогда милой девочкой из Канзаса, повзрослевшей и перебарщивающей с блестками, в существование которой здесь никто не верит.

– Ох, – выдохнула я. – Я была… была в больнице. В Топике[5]5
  Топика – город в центральной части США, административный центр штата Канзас.


[Закрыть]. Торнадо подхватил трейлер и меня вместе с ним, и… и я поранилась, да. Собственно, вот где я была.

С минуту мама пристально смотрела на меня.

– Но я обзвонила все больницы. Когда ты пропала… ох, о чем я только думаю? – вдруг осеклась она, качая головой. – Идем наверх. Поверить не могу, что ты здесь. Я так скучала. – Мама в очередном порыве крепко сжала меня в объятиях, уклониться от которых не получилось, а затем потащила в квартиру.

Внутри дом был ничуть не лучше, чем снаружи. Спертый воздух и слабый, но легко различимый кошачий душок, пропитавший весь подъезд. Я следом за мамой поднялась на третий этаж, мы оказались в коротеньком коридорчике с двумя дверьми, выкрашенными в серо-зеленый цвет. Мама распахнула дверь с номером 3-Б, мы прошли в гостиную.

Не очень-то хотелось признавать, что эта государственная квартирка была намного привлекательней нашего старого трейлера. Взять хотя бы то, что она оказалась вдвое больше, а из огромного окна в полстены лился солнечный свет. Обстановка скудная: скромный диван и маленький раскладной столик с двумя стульями, – но мама повесила на стены парочку ярких плакатов и положила на пол яркий радужный ковер. Вся мебель новая, совсем не такая, как в старом трейлере, – очевидно, правительство выделило какую-то сумму из резервного фонда, потому что своих денег на покупки у мамы явно не было. Но поразило меня не то, что квартира лучше, а то, что она чище.

Я привычно осмотрела диван – место, где раньше на пледе с рукавами был целый склад пачек ментоловых сигарет и пустых контейнеров от заказной еды, – но он оказался пуст. В квартире даже табаком не пахло. По одной из стен выстроились три одинаковые двери, то есть здесь была еще одна комната. А может, и не одна. Мама наконец-то стала нормальным человеком!

– Это ненадолго, – раздался голос мамы. – Только до тех пор, пока мне не удастся скопить денег и подыскать квартиру получше. Во время той бури я потеряла все, что имела. – Она на секунду отвела взгляд и еле слышно добавила: – И тебя…

Должно быть, она заметила, как мне неловко, и резко сменила тему.

– Вот, – воскликнула она, похлопав по дивану, – садись! Давай я заварю чай, нам многое нужно обсудить.

Я робко опустилась на краешек дивана, пока мама суетилась в крошечной кухне, ставя чайник и раскладывая пакетики по огромным чашкам. Я даже задумалась: а знала ли та мама, какой она была до моего исчезновения, о существовании такого напитка, как чай? Когда на столике перед нами оказались две чашки, мама присела на противоположный край дивана, словно боялась, что я сбегу, если она сядет ближе. Словно я дикое животное, боящееся людей.

– Мне жаль, что заставила тебя волноваться. – Да, когда я смотрела маме в глаза, то действительно сожалела. – Мне нельзя было покидать больницу, – пояснила я. – Просто… мм… у меня была амнезия, – добавила я в приступе вдохновения. – Во время торнадо я потеряла кошелек и вообще все, что было в карманах. Я сильно ударилась головой, поэтому довольно долго пролежала в коме, а когда очнулась, ничего о себе не помнила. В больнице меня держали, пока искали родных. А потом… мм… я просто проснулась в один прекрасный день и все вспомнила, а врачи… ну, они, должно быть, связались со службой по чрезвычайным ситуациям. Мне сказали, где ты теперь живешь, – и вот я здесь. – Я глотнула чай из чашки.

Эта история была совершенно безумна, в ней был миллион пробелов. Например, кто платил за больницу? Как, черт возьми, я вообще выжила после того, как долбаный торнадо занес трейлер так далеко от дома? Почему врачи сами не связались с мамой? Как я добралась из Топики во Флэт-Хилл? Я вдруг поняла, что даже не дышу, замерев под пристальным взглядом мамы, обдумывающей мою историю.

– Наверное, именно поэтому я и не могла тебя отыскать, – наконец сказала она. – Если ты не помнила своего имени, то и докторам его не могла сказать. – Она нахмурилась. – Но почему они не сообразили, что я – твоя мама? Не думаю, что там было так много пациентов с амнезией. Я повсюду расклеила кучу листовок, я добралась до каждой больницы штата…

Я изо всех сил боролась с собой, чтобы не закричать и не заставить ее замолчать. Она всегда мне врала. Множество, множество раз. «В следующем году мы обязательно съездим в Диснейленд». «Нет, я не знаю, куда делись деньги из твоего шкафчика». «Конечно, я не пила!» Чтобы составить список маминой лжи, мне бы потребовался целый год. И меньшее, что она могла сейчас сделать для меня, – замолчать и обо всем забыть.

Она присмотрелась ко мне.

– У тебя совсем другие волосы, – заметила она.

Точно! Когда мы обсуждали новый план, Гламора, собрав последние силы, избавилась от розового оттенка моих волос и сделала меня блондинкой. Чтобы я привлекала меньше внимания. Подобная смена имиджа шла вразрез с историей о месяце в больнице. Я хотела как-нибудь это объяснить, но мама лишь покачала головой.

Она как будто прекрасно знала, о чем я думаю. Слышала мои мысленные жалобы и возмущение. Пусть это не победа в отношениях с дочерью, но уже близко к этому. Видимо, мама действительно очень изменилась.

– Не важно. Важно только то, что ты вернулась домой, – уверенно сказала она, позволяя мне слегка расслабиться, а потом замялась: – Но… я должна позвонить и рассказать все твоему отцу.

Я не видела папу лет с восьми. И никогда этого не хотела. Я думала, это то, в чем мы с мамой сходимся всегда, сколько бы алкоголя ни бродило в ее крови. Заметив мое недоумение, она пояснила:

– Я должна была рассказать ему, Эми. Надеялась, что он сможет помочь.

Я усмехнулась. Мне было горько.

– И конечно же, он примчался и перерыл весь трейлерный парк в поисках меня.

– Он послал чек, – спокойно ответила мама. – Эми, я действительно виновата перед тобой. Очень. Не только потому, что бросила в день торнадо. Этого я себе никогда не прощу! Но я виновата и во всем, что случилось раньше. – Она снова расплакалась, отводя взгляд. – Я была ужасной матерью, – выдавила она. – Очень-очень долго. Не прошу простить меня, просто знай: я раскаиваюсь.

Я подняла брови. Такого уж точно не ожидала.

– А что с таблетками? – спросила я прямо.

Мама скривилась.

– Когда я… – голос ее дрогнул, – потеряла тебя, то осознала, во что превратилась. Какой позволила себе стать. Я завязала, Эми. Понимала, что должна быть нормальной, когда ты вернешься. После торнадо я повсюду тебя искала, но ты словно в воздухе растворилась. А я продолжала верить, что ты вернешься. – Мама улыбнулась сквозь слезы. – Я даже работать устроилась, – похвасталась она. – Продавцом в магазине бытовой техники.

– Ты завязала? – удивленно переспросила я. – Должно быть, это было сложно.

– Ничего сложнее мне никогда делать не приходилось, – согласилась мама, разглядывая колени. – Это было ужасно. – Слезы ручьем текли по ее щекам. – Но это ничто по сравнению с тем, что я чувствовала, когда решила, что навсегда потеряла тебя.

Мне хотелось преодолеть разделяющее нас расстояние, хотелось обнять маму, но я слишком часто обжигалась, веря ее обещаниям. Даже если она покончила с наркотиками и алкоголем после торнадо, это ничего еще не значит: прошел всего месяц. А месяц – слишком короткий срок, он не доказывает, что она действительно изменилась. Но если мама правда расклеивала листовки и ездила по больницам, стремясь отыскать меня, то это самый большой подвиг, который она совершила ради дочери за долгие годы.

«И все равно это ничего не меняет, – мысленно сказала я себе. – Я, скорее всего, вернусь в Страну Оз. Меня здесь ничто не держит. Я научилась жить без матери».

На минуту в гостиной повисла тишина.

– Мам, – наконец сказала я. – Мне жаль, но Звездочка… она… она не перенесла того дня.

Мама грустно улыбнулась.

– Солнышко мое, – ответила она, – Звездочка – крыса. За дочь я волнуюсь больше. – Мама прокашлялась. – Что ж, – сказала она, пытаясь быть радостной, – хочешь посмотреть свою новую комнату?

– Мою комнату?

– Пришлось долго ругаться, чтобы выбить квартиру с двумя спальнями. Меня хотели запихнуть в квартиру-студию, но я знала, что ты вернешься.

Мама встала с дивана и открыла одну из дверей. Я заглянула через ее плечо и замерла от удивления, широко распахнув глаза. Как и в гостиной, в комнате почти не было мебели: лишь узкая кровать и маленькая прикроватная тумбочка с ночником. Но мама выкрасила стены в мягкий светло-розовый цвет и повесила на окно ослепительно-белые занавески. Она даже купила флакон моих любимых духов и поставила их на тумбочку рядом с ночником.

– Здесь мило, – тщательно подбирая слова, заметила я. – Спасибо.

– Это на время, – повторила мама. – Скоро мы переедем в квартиру получше. Пусть я только начала работать, но уже коплю на нее. Ты, наверное, устала. Хочешь отдохнуть?

– Нет, – воскликнула я. – Все нормально.

И сама удивилась, что в кои-то веки сказала правду. Короткий сон пошел мне на пользу, возвращение домой почему-то невероятно бодрило. Мама захлопала в ладоши.

– Тогда сегодня у нас особый день. Умывайся, съездим за покупками, за новой одеждой для тебя. А вечером можно заказать пиццу и посмотреть старое кино.

Когда-то мы любили вместе смотреть старые сентиментальные черно-белые фильмы. Предпочитали, конечно, комедии, в которых Одри Хепберн или другая безумно обаятельная актриса просто наслаждается жизнью, дурачась в свое удовольствие, а богатые красавчики штабелями падают у ее ног. Порой что-нибудь у нее не ладилось, но красавчик неизменно приходил на помощь.

Я все это давно переросла. Нет, даже не переросла, просто слишком вымоталась. Слишком многое пережила. Я была на войне, я столько всего повидала, что теперь не могла даже на час поверить во всю эту киношную чепуху.

Но в то же время возвращение к маме, такой воодушевленной, творило со мной нечто невероятное. Казалось, все, что произошло в Стране Оз, улетучивается из моей жизни. Будто я проснулась, огляделась по сторонам и медленно начала понимать, что все приключения были только странным кошмаром. Сном.

Нет, все это было реально! Но вот одежда мне действительно понадобится. Если я собираюсь вернуться в школу, нужно во что-то одеваться. Да и фильмов я давно не смотрела.

– Не обязательно покупать новое, – заметила я. – Можно зайти в сэконд-хенд.

«Ну, снова здравствуй, Простушка Эми», – с горечью подумала я. Может, мама и изменилась, но все остальное в Канзасе осталось прежним.

Я старалась не вспоминать об одежде, которую носила в Стране Оз. Тренировочный костюм, даже платье служанок, и то, как с помощью магии я научилась превращать себя в яркую, сияющую, неузнаваемую версию той несчастной трейлерной нищенки, которой была раньше.

– Нет, – твердо заявила мама. – Я хочу, чтобы теперь все было по-другому, Эми. Понимаешь?

– Да, конечно, – кивнула я. – Хорошая мысль.

6

Я долго принимала горячий душ. Мама даже купила бутылочку клубничного геля для душа, который я раньше ужасно любила. Правда, теперь крошечные блестки в густой розовой жидкости напоминали мне о Глинде и вызывали рвотный рефлекс. Блестяшками я, пожалуй, сыта на пару жизней вперед.

Волосы я промыла два раза. Думаю, настоящий душ намного эффективней магической ванны. Я представила, как принцессы и колдуньи Страны Оз, привыкшие к магии, справлялись бы с себореей и перхотью, и в приступе истеричного хохота повалилась на дно ванны, не в силах успокоиться. А горячая вода, льющаяся из бойлера, постепенно остывала, становясь все холодней.

Ладно, может, у меня и не получается так круто и спокойно справиться с возвращением в Канзас, как я планировала. Мне бы пригодилась какая-нибудь группа реабилитации для людей с психическими расстройствами после путешествия в волшебную страну, если б такая имелась. Но то, что я близка к сумасшествию, – лишь очередная из множества тайн, которых я не могу открыть маме. Я вообще ничего не могу ей честно рассказать ни о чем. Да и что я скажу? «Мам, мне очень нужен психотерапевт. В перерывах между превращениями в монстра – в прямом смысле этого слова – и убийством людей из сказочного королевства, которое ты считаешь выдумкой, я не очень хорошо себя чувствую». Так что ли? Ага, конечно.

«Давай же, Эми, – подбодрила я себя, с трудом вылезая из душа. – Соберись!»

Если потеряю самообладание на глазах у мамы, понятно, что она сделает и куда меня отправит. Нельзя рассказывать, что случилось на самом деле; нельзя выдавать, через что я прошла. Я обязана держаться, быть воином, как и прежде. Ради этого я тренировалась. Сейчас не время об этом забывать.

Расчесывая отросшие волосы – увы, в Канзасе и для этого нет невидимых волшебных стилистов, – я присмотрелась к своему отражению. Должно быть, такой увидела меня мама, встретив на пороге дома. Под глазами появились огромные темные круги, от которых в ближайшие дни меня не избавит даже беспробудный сон. За время, проведенное в Стране Оз, я словно постарела лет на десять. Проще говоря, выглядела я дерьмово. И раз магией теперь изъяны не спрятать, придется постараться и обойтись обычным тональным кремом.

Времени на макияж ушло много. Раньше я никогда не увлекалась косметикой, но маме нравилось, когда девушки выглядели женственно и мило, так что я старалась для нее. И она прекрасно это понимала. Мне вдруг вспомнился случай, произошедший еще в самом начале моего путешествия в Оз (боже, кажется, с тех пор прошла целая вечность!). Тот день, когда Гламора рассказывала, как наносить макияж при помощи магии, и лицо Нокса, его взгляд.

Сердце больно кольнуло. Я в последний раз грубо провела расческой по волосам, едва не вырвав пару прядей, вновь натянула на себя грязную одежду и распахнула дверь ванной. Мамина улыбка была такой яркой и искренней – я не пожалела, что потратила лишние минуты и позаимствовала ее помаду и тушь.

Конечно же, во всем Флэт-Хилле не имелось ни единого торгового центра. Здесь негде было купить одежду (безразмерные футболки в гастрономе не в счет). Впрочем, каждый час ходил автобус, на котором можно было доехать до ближайшего крупного города, а там уж впрок запастись одеждой на огромных складах, где можно найти всевозможные товары от охотничьих ружей и еды до детских игрушек. Правда, эти вещи вышли из моды пару сезонов назад, но кого это волнует?

Автобуса долго ждать не пришлось, и вскоре мы уже входили в двери магазина. Выбор вещей я оставила за мамой – какая разница, что надевать? А когда она зарылась в гору светлых свитерков со стразами и надписями типа «КРАСОТКА» и «МИЛАШКА», я спокойно заметила:

– Думаю, мне стоит завтра вернуться к учебе.

Мама замерла, изумившись:

– К учебе?

– Ну, знаешь, я же не могу прогуливать занятия в школе вечно. – Я пожала плечами.

– Солнышко, – пробормотала мама, – ты только вернулась домой. Уверена, ничего страшного, если ты прогуляешь еще пару недель и немного придешь в себя. – Она сделала паузу. – К тому же… не знаю, помнишь ли ты, – тактично подбирая слова, продолжала мама, – но прямо перед тем, как ты пропала… в смысле, когда разыгрался тот торнадо… тебя отстранили от занятий. Пожалуй, с этим тоже придется что-то решать.

Отстранена? На секунду я даже растерялась, не понимая, о чем она говорит, а потом вспомнила. Мэдисон. Драка, которую она устроила в тот злополучный день. Как нагло эта малолетняя мамаша переложила вину на меня, сказала мистеру Стракену, школьному завучу, что это я на нее напала. После войны с Дороти Мэдисон Пендлтон и как враг-то не воспринималась – так, жалкое подобие. Сложно поверить, что когда-то я ее боялась.

«Но бедная маленькая Простушка Эми побывала в настоящем лагере убийц», – мелькнула мысль, и я осознала, что с нетерпением жду новой встречи с Мэдисон.

– Точно, – выдохнула я. – Уже и забыла об этом.

– Я могу завтра перед работой сходить к мистеру Стракену, – предложила мама. – Думаю, мы как-нибудь договоримся, если ты уверена, что готова снова приступить к занятиям. Понимаю, ты скучаешь по школе, но нужно сначала узнать, сможешь ли нагнать пропущенный материал и не пропускать год. Ты ведь в выпускном классе.

В выпускном? И правда. Об этом я тоже забыла, это будто из другой жизни. По дисциплинам, которые действительно имеют значение в жизни, выпускные экзамены я уже сдала в Стране Оз.

– Конечно, спасибо большое, – сказала я маме.

Она задумчиво посмотрела на меня, но больше ничего не сказала и стала снова рыться в одежде.

В конце концов мы купили пару маек, несколько толстовок и новые джинсы. Мама не стала об этом говорить, но я-то понимала, что большего мы себе позволить не можем – сомневаюсь, что даже этот набор не ударил по маминому карману. Ничего о деньгах не сказала она и вечером, когда мы заказали домой огромную пиццу с дополнительной порцией пеперони из ресторана в паре домов от нас. Ресторан этот, к слову, считался самым «изысканным» во всем Флэт-Хилле.

И вот мама сидела с пиццей и переключала каналы на стареньком разваливающемся телевизоре, который, по ее словам, получила в подарок от Армии спасения[6]6
  Армия спасения – международная религиозная и благотворительная организация, основанная в 1865 году в Великобритании для оказания помощи нуждающимся.


[Закрыть]. Простенький, видавший виды телевизор для трейлерного ничтожества. Что ж, может, так и есть? Может, я всю жизнь буду оставаться Простушкой Эми и даже телевизор об этом напоминает? Даже если так, какая разница? Плевать! В этом мире меня волнует только одно: волшебные туфельки. Нужно найти их и поскорей вернуться в Страну Оз. Я не думала об этом, не пыталась принять решение осознанно, но в глубине души знала: в Канзасе мне больше нет места, и не важно, как сильно радуется мама моему возвращению. Я просто не могу все забыть и стать прежней. Я через многое прошла, увидела иной мир. После такого нельзя вернуться туда, где никто не поверит ни единому твоему слову о волшебной стране. Я собственными глазами видела смерть дорогих людей. Рисковала жизнью ради достижения цели. Научилась колдовать. Я влю… да, признаюсь честно, я влюбилась.

В Канзасе нет такого человека, с которым я могла бы этим поделиться. Как будто Страна Оз все решила за меня – или просто у меня не было выбора.

– О, смотри-ка! – радостно воскликнула мама. – Показывают «Волшебника Страны Оз». Помнишь, как мы любили пересматривать его?

Я едва не уронила кусок пиццы прямо на лохматый коврик. На экране телевизора во всем своем великолепии красовалась она – Джуди Гарленд[7]7
  Джуди Гарленд – американская актриса и певица, исполнительница роли Дороти в музыкальном фильме «Волшебник Страны Оз».


[Закрыть]. Изливала душу в песне, а рядом с ней вприпрыжку шагали Лев, Страшила и Железный Дровосек. Такие счастливые и совсем не страшные. Дороти – прелестная и невинная девочка с милой собачкой. Железный Дровосек – актер с выкрашенным серебристой краской лицом и дурацкой шляпой-воронкой на голове. Страшила – глуповатый паренек в костюме из мешковины, а Лев – просто актер в плисовом костюме и с плисовым бантом в искусственной гриве.

Я вспомнила о настоящем Льве, в один укус слопавшем бедную Звездочку.

– Это все неправильно, – еле слышно пробормотала я.

– И не говори! – поддакнула мама. – А ты знаешь, что, когда снимали этот фильм, Джуди Гарленд уже подсела на наркотики? Тогда это еще была куча разных таблеток, которых девочке подсовывала кинокомпания. Что же они сделали с бедняжкой! Если думаешь, что я паршивая мать, то какой же тогда была ее!

В этом я с ней спорить не стала.

– Мне слегка поднадоел этот фильм. Не будешь против, если мы посмотрим что-нибудь другое?

– Я только за, – кивнула мама. – Согласись, фильм воспринимается иначе, когда знаешь всю правду?

Жаль, что нельзя ей все объяснить. Мама наконец-то честна со мной – наверное, впервые за последние восемь лет, – но теперь лгу я. Но не стоит даже пытаться рассказать ей, что, например, Трусливый Лев существовал на самом деле. Да, я точно это знаю. Сама уничтожила его после того, как он проглотил ее обожаемую ручную крысу. Заяви я такое, и мама завтра не с завучем поговорит, а кинется прямиком к психиатру. И отправлюсь я тогда не в школу, а в психушку.

Когда пришло время ложиться спать, я обняла маму и пожелала ей спокойной ночи. От нее исходил тот самый аромат, что я помнила с детства: сладкий, цветочный, как весна. Мама крепко сжала меня в ответ, а я в этот момент заглянула в ее комнату, просто скользнула взглядом, только потом у меня в голове что-то щелкнуло.

– А где твоя кровать? – изумилась я, отстраняясь от нее.

– Ох, – мама рассмеялась, – на две кровати денег не хватило, я посплю на диване. Парочка зарплат – и мне тоже купим кровать.

– Мам, ну не надо! На диване могу поспать я. Ложись в комнате.

– Я слишком долго была эгоисткой, – сказала она, глядя мне в глаза. – Так что теперь могу и потерпеть.

Я почувствовала себя виноватой во всем. Вся жизнь матери превратилась в сплошную надежду вернуть меня, а я думаю только о том, как бы вновь отсюда сбежать. Что будет с мамой, когда я исчезну?

«Тебе нельзя допускать таких мыслей, Эми, не смей привыкать, – приказала я себе. – Ты здесь только для того, чтобы найти туфли».

Для нас с мамой будет лучше, если мы не сблизимся, если я отгорожусь от чувств, как уже привыкла делать в Стране Оз. Чем сильнее ты привязываешься, тем легче тебя ранить. И если я собираюсь навсегда покинуть Канзас, нельзя допускать даже секундной слабости.

– Как знаешь, – холодно и жестко бросила я, захлопнув дверь прямо перед ее носом и стараясь не замечать боли, исказившей ее лицо. Позже, ворочаясь на чужой, узкой кровати, я могла думать только о ее глазах, полных слез. Нокс, мама… кто станет следующим в списке людей, которым я, причинила боль, стремясь выжить?