Текст книги "Новые приключения Гулливера"

Автор книги: Даниэль Клугер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

2

Под благовидным предлогом посещения тетушки-гувернантки, Бедари бывал у нас чаще других. Но не он один искал общества девушки из Снотиснути. Она же, хотя и отдавала предпочтение встречам с другом детства, держалась в рамках благовоспитанности, стараясь не оставаться с юношей наедине, дабы не давать повода пересудам, до которых молодые придворные дамы были охочи не меньше, нежели деревенские кумушки. Несмотря на это и на отсутствие откровенного кокетства, она успела стать причиной нескольких размолвок между Бедари и некоторыми его друзьями – например, пажом Даргири, дригмигом Тизартом, а также охлаждения в отношениях с шестнадцатилетней красавицей-фрейлиной Мирлич. Последняя, будучи дамой сердца Даргири, была раздосадована тем вниманием, которое, как ей показалось, ее рыцарь начал оказывать Глюмдальклич. Усмотрев в Глюмдальклич соперницу (несправедливо, кстати сказать, ибо нянюшка была вполне безразлична к Даргири), фрейлина частенько едко насмехалась над провинциальностью Глюмдальклич, высмеивая ее скромные наряды и выговор (речь самой Мирлич отличалась изысканностью, ибо и она, и паж были уроженцами столицы). Однажды ее насмешки услыхала королева. Сделав фрейлине строгий выговор, она заставила девушек примириться. Не знаю, искренним ли было примирение, но внешне все успокоилось, возможно, и по той причине, что Даргири явно не пользовался особым расположением Глюмдальклич.

Дригмиг же Тизарт, как мне кажется, и ранее пребывал не в лучших отношениях с Бедари, частенько полагая себя незаслуженно обойденным и виня в том своего более удачливого сослуживца. Теперь же, с появлением Глюмдальклич, их отношения едва не переросли в открытое столкновение. Во всяком случае, позже я узнал, что молодые люди собрались выяснять отношения с помощью шпаг. По счастью, об этом вовремя узнал их непосредственный командир Голдири, которому удалось помирить двух дригмигов. Сам Голдири, бывший немного старше дуэлянтов и совсем недавно произведенный из дригмигов в первый офицерский чин фрисгульда, показался мне, тем не менее, куда более рассудительным, чем оба кадета. Он тоже порой присоединялся к упомянутому выше кружку, хотя и реже прочих.

Что до меня, то я пытался найти успокоение в тщеславии: как-никак, моя скромная особа оказалась в центре благосклонного внимания их величеств короля и королевы бробдингнежских. Семитрендриг VI, отнесшийся ко мне поначалу как к редкой забавной зверюшке, впоследствии оценил мою память и умственные способности. Раз в неделю, по средам, он уделял не менее часа беседам со мною о разных сторонах жизни Англии. Правда, выводы, которые он делал из наших бесед, частенько обескураживали меня. Но о том я уже рассказывал подробнейшим образом в другом месте.

Однако через полгода после нашего прибытия случилось нечто, изрядно омрачившее нашу радость и даже в какой-то момент заставившее опасаться за свою жизнь. Говорю «нашу радость», ибо событие в равной степени коснулось и меня, и моей доброй нянюшки. И ее даже в большей степени, нежели меня, во всяком случае, поначалу.

Во вторник 20 апреля 1704 года, после ужина мы находились в спальне Глюмдальклич. Дорожный ящик, служивший мне домом, стоял на прикроватном столике. Я сидел в кресле, которое поставил на столике рядом с ящиком, и записывал в свой журнал все, что успел узнать за сегодня, – а день выдался чрезвычайно утомительным, изобиловавшим разными приключениями.

Глюмдальклич сидела напротив столика, на котором разместился я, и читала катехизис для девочек – обычное занятие моей нянюшки перед сном. Солнце уже зашло, но сумерки еще не сменились ночною тьмой. Тем не менее, в комнате зажжены были несколько светильников – перед девушкой, рядом со мною и у комода. Я как раз описывал свою схватку с местными осами, привлеченными остатками сладкого пирога, недоеденного мною. Как обычно, я старался тщательно придерживаться фактов и потому решил перепроверить по отметкам, сделанным непосредственно после этого сражения, размеры чудовищных и опасных насекомых.

В это самое время раздался стук в дверь. Я содрогнулся, ибо стук этот более напоминал звук выстрела из девятифунтовой пушки. Вообще, мне пока не удалось привыкнуть к тому, что в окружающем мире все без исключения звуки стали многократно громче привычных. Всякий раз, услышав внезапный грохот, я хватался за тесак, прекрасно понимая полную никчемность моего оружия в стране великанов.

Моя нянюшка успокаивающе улыбнулась и направилась к двери. Я поднялся со стула, спинка и сиденье которого были сплетены из волос ее величества.

– Кто там? – спросила Глюмдальклич. – Кто стучится в столь поздний час?

– Это я, – послышался из-за двери взволнованный голос Бедари. – Лорич, умоляю, скорее откройте! Впустите меня!

Глюмдальклич спешно отодвинула засов. Молодой человек, вошедший – а вернее сказать, ворвавшийся в комнату, – выглядел чрезвычайно необычно. Его ярко-синий широкополый кафтан с множеством золотых пуговиц и галунов по обшлагам и вдоль бортов был распахнут; плетеный шнур дригмига болтался на плече на одном крючке. Форменный парчовый тюрбан Бедари где-то потерял, белые широкие манжеты были покрыты какими-то бурыми пятнами. Черные пряди растрепанных полос подчеркивали бледность лица.

Словом, перед нами предстал человек, явно находившийся в расстроенном состоянии духа. Он затравленно смотрел по сторонам, словно ожидая каждую секунду какого-то подвоха. По мне его взгляд скользнул, не задерживаясь, зато при виде ширмы, скрывавшей дальний угол спальни, Бедари напрягся и спросил оглушительным (как мне показалось) шепотом:

– Там кто-нибудь есть?

При столь бестактном вопросе моя нянюшка вспыхнула от негодования. Щеки ее залил гневный румянец.

– Как вы смеете задавать такие вопросы? – возмущенно спросила она. Бедари схватил ее за руку.

– Умоляю… тише! – сказал он сдавленным голосом. – Иначе я погиб! Впрочем, что я говорю – я погиб в любом случае, – с этими словами он бессильно упал на ближайшее кресло и опустил голову.

Тут я понял, что бурые пятна на манжетах – засохшая кровь. Обратил я внимание и на пустые ножны, болтавшиеся на перекрученной перевязи. Правая ладонь Бедари тоже была окровавлена.

Глюмдальклич заметила это.

– Что случилось? – встревожено спросила она. – Вы ранены?

Бедари посмотрел на собственную руку, словно только сейчас заметил кровь. Покачал головой.

– Эта кровь не моя, – ответил он мрачным голосом. – Это кровь фрисканда Цисарта, моего близкого друга и командира. Он убит…

При этих словах Глюмдальклич испуганно ахнула. Я же невольно вновь схватился за тесак.

– Как же это случилось? – спросила моя нянюшка. – Где и почему? На вас напали? Вы защищались?

– Да-да, – подхватил я с нетерпением, – что же именно произошло? Почему вы пришли сюда и в таком виде?

Бедари тревожно завертел головой и машинально схватился за ножны, забыв, что шпагу свою он где-то оставил.

– Кто здесь? – спросил молодой человек гулким шепотом.

Глюмдальклич не успела ответить. Взгляд Бедари наконец упал на меня, и тревога на его лице сменилась изумлением.

– Это и есть тот самый Грильдриг? – спросил он, наклонившись ко мне, чтобы разглядеть внимательнее. – Клянусь, он действительно забавен,

Я был несколько обижен. Как я уже говорил, молодой человек несколько раз общался с Глюмдальклич в моем присутствии, но, похоже, так и не заметил меня. Впрочем, у него имелась извинительная причина – чувство к девушке. Ведь и в нашем мире влюбленные, кроме предмета собственных воздыханий, порою не замечают никого – даже тех, у кого нормальный рост. Что уж тут говорить о существах, двенадцатикратно меньших. Поэтому я не стал выказывать недовольства, а снял шляпу и поприветствовал юного гвардейца сдержанным поклоном.

– Ну и ну, – засмеялся Бедари. Он на мгновенье забыл о причине, приведшей его в комнату Глюмдальклич. – Как замечательно ты его выдрессировала, Лорич! Он действительно похож на махонького человечка!

Разумеется, я был оскорблен этим замечанием и собрался едко ответить на него. Но не успел. Вновь раздался стук в дверь, на сей раз более прежнего похожий на пушечный залп. И тотчас послышался столь же громкий возглас:

– Откройте именем короля!

– Открой, Лорич, – сказал Бедари, немедленно забыв о моем существовании. – Все пропало, и я не хочу, чтобы тебя обвинили в соучастии.

– Соучастии в чем? – спросила Глюмдальклич, но Бедари только покачал головой, и девушка послушно отодвинула засов.

Комната тотчас наполнилась громким топотом, звоном шпор, который способен был заглушить звон колоколов в Вестминстере. Мне показалось, что в комнату ввалилось не меньше взвода грозных вояк. На всякий случай я спешно укрылся в ящике-домике.

Осторожно выглянув в окошко, я обнаружил, что это были всего лишь три гвардейца, правда, каждый из них шутя справился бы с ротой английских драгун. Двое из них носили такие же ярко-синие кафтаны, что и Бедари, но без кадетских шнуров. Ими командовал хорошо знакомый нам всем фрисгульд Голдири. Рукава его кафтана сверкали офицерским золотым шитьем, а медную каску с шелковым тюрбаном венчал пурпурный султан, который высотой вполне мог соперничать с тридцатилетним английским дубом. Благодаря этому невысокий фрисгульд казался почти одного роста с дригмигом. На правом боку у Голдири (он как раз правым боком повернулся ко мне) висела тяжелая шпага в кожаных ножнах с медными кольцами. Левая рука его величественно лежала на золоченом эфесе. Фрисгульд сурово посмотрел на Бедари.

– Дригмиг Бедари! Я арестую вас за убийство фрисканда Цисарта! В случае сопротивления мне предписано применить силу! Сдайте оружие.

Бедари молча указал на пустые ножны.

– Ах да, вы ведь забыли вашу шпагу там, в теле убитого вами Цисарта, – толстые губы Голдири презрительно искривились. – Я должен вас связать как преступника.

Бедари молча протянул своему бывшему товарищу и командиру обе руки. Фрисгульд Голдири быстро стянул запястья прочными толстыми ремнями.

– Вот так, – сказал он. – Жаль, что ты не оказывал сопротивление. Такому вероломному негодяю, как ты, я бы с удовольствием свернул шею собственными руками. Не стыдно прятаться в девичьей спальне?

– Лорич, не верь! – воскликнул молодой человек в отчаянии. – Я вовсе не хотел прятаться у тебя! Я знал, что меня арестуют, и пришел к тебе, чтобы успеть сказать: я невиновен. И я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знала об этом.

Румянец на щеках Глюмдальклич стал еще ярче, она опустила голову.

Фрисгульд негодующе фыркнул.

В это мгновенье я принял решение, повинуясь не столько разуму, сколько чувству. Мне было так жаль мою прелестную нянюшку, что я воспользовался тем, что внимание гвардейцев было целиком занято Бедари. Я вышел из ящика, приблизился к самому краю стола, подпрыгнул изо всех сил и обеими руками ухватился за полу синего камзола молодого дригмига. Ловко подтягиваясь руками, пользуясь многочисленными пуговицами как ступенями, я добрался до широкого кармана, спрыгнул туда и затаился. Разумеется, ни стражники, ни сам Бедари не заметили моего маневра. Но я надеялся, что его заметила Глюмдальклич и поняла мою затею. Иначе она могла поднять переполох по поводу моего исчезновения. Осторожно высунувшись из кармана, я помахал ей рукой. На ее лице обозначился испуг, она сделала движение, словно намеревалась остановить меня. Я успокаивающе улыбнулся, и Глюмдальклич осталась на месте, прижимая руки к груди. Меж тем гвардейцы подтолкнули бедари к выходу. От этого толчка я свалился на дно кармана, а когда вновь высунулся наружу, Бедари, направляемый караульными, уже вышел из здания и теперь шагал и сторону гвардейских казарм. Я вспомнил, что именно там, в подземной части, находилась королевская тюрьма для государственных преступников. По всей видимости, несчастного вели именно туда. Я надеялся, что рано или поздно его оставят одного, и я смогу наконец расспросить его о том, что же случилось на самом деле.

3

Я чувствовал себя в кармане Бедари как впередсмотрящий в «вороньем гнезде» на фок-мачте. Даже то, как я покачивался при его ходьбе, напоминало сильную качку на корабле. Выглядывая время от времени наружу, я старался запоминать путь, ведь мне еще предстояло возвращаться. Пока дорога не казалась чрезмерно запутанной: мы вышли из здания и уже спустя минут десять оказались у пристройки, в первом этаже которой находились гвардейские казармы, а ниже – тюремное подземелье. О трудностях обратного пути я старался не думать, надеясь на провидение, а еще больше – на счастливый случай, который поможет мне преодолеть каменную лестницу со ступенями, по высоте превышающими мой рост.

В пристройке мы миновали короткий коридор, затем, как я и предполагал, спустились по четырехпролетной лестнице в подземелье и наконец остановились в дальнем крыле.

Я замер и даже задержал дыхание – хотя вряд ли гвардейцы услышали бы не только мое дыхание, но даже и голос. Загремел засов, раздался громкий скрежет отворяемой в темницу двери. Один из часовых сильно толкнул Бедари, так что я не удержался на ногах и отлетел в дальний конец кармана.

Молодой человек молча вошел в камеру, после чего дверные петли громово проскрежетали еще раз. Гвардейцы задвинули засов, фрисгульд что-то сказал Бедари (плотная ткань камзола мешала разобрать, что именно). Затем я услыхал удаляющийся звук шагов. Когда он стих окончательно, я понял, что мы остались одни.

Бедари сел. Я выбрался из кармана и осторожно огляделся. Тюремная камера показалась мне огромным и мрачным помещением. В центре тяжелой двери было вырезано полукруглое отверстие высотою примерно десять футов и забранное толстой решеткой. Через это отверстие в ничем не освещенную темницу проникал из коридора тусклый свет факела. Через него же, по-видимому, тюремная охрана должна была следить за узником и кормить его.

Бедари сидел в углу на низком деревянном топчане, обхватив голову руками. Меня он заметил лишь тогда, когда я спрыгнул на пол и предстал перед ним. Он вытаращил глаза. Я поспешно приложил к губам палец и на всякий случай отбежал в дальний угол камеры, где, как я полагал, случайно заглянувший тюремщик меня бы не заметил. Тут я остановился и поманил Бедари. Он послушно подошел и присел на корточки. А затем и вовсе сел на пол, склонившись как можно ниже. Совсем как я в стране лилипутов, когда приходилось выслушивать посланников его императорского величества.

– Грильдриг? Как ты сюда попал? – спросил он шепотом.

– Вместе с вами, – ответил я. – Точнее – в вашем кармане.

– Но зачем тебе это понадобилось?

– Я надеюсь помочь вам. Но для этого я хочу знать, что именно произошло.

Бедари покачал головой.

– Что ты можешь сделать? – спросил он. – Как ты можешь мне помочь? Ты не в состоянии открыть обычный дверной засов! Что уж тут говорить о двери этой темницы… – Он усмехнулся с некоторой долей презрения. – Спасибо, Грильдриг, но, мне кажется, ты слишком самоуверен.

– Это вовсе не самоуверенность, – ответствовал я. – Конечно, мне не удастся отпереть эту темницу. Но если бы, к примеру, вы заманили сюда тюремщика и отвлекли бы его разговором, мне, возможно, удалось бы завладеть ключом от темницы. Причем сделать это так, что ваш страж ничего бы не заметил!

Несмотря на полумрак, я заметил, как оживился Бедари.

– Правда? Превосходная мысль! – чувствовалось, что шепот дается ему с большим трудом.

– Нет, – признался я. – То есть, мне бы, конечно, удалось завладеть ключом. Но что бы мы делали, даже отперев эту дверь? Она ведь не единственная преграда на вашем пути к свободе. Нет, говоря о ключе и о тюремщике, я лишь хотел обратить ваше внимание на то, что некоторые вещи легко совершаются не силой, а ловкостью. И даже напротив, столь незаметный человек… незаметное существо, как я, способно совершить то, что не под силу обычному человеку. Так что не задумывайтесь над тем, как я вам помогу. Главное – поверьте, что я способен это сделать. Если только, – добавил я после небольшой паузы, – если только вы в самом деле невиновны. И, уверяю вас, сам король своею волей распахнет эту дверь и освободит вас, едва убедится в вашей невиновности. Его величество – воплощенная справедливость.

– Не сомневаюсь в этом нисколько, но только вряд ли я смогу его убедить в своей невиновности, – обреченным голосом произнес Бедари. – Все указывает на меня как на убийцу.

– Но ведь вы не убивали? – спросил я.

– Конечно, нет! – горячо воскликнул Бедари. – Но как мне это доказать?

Я видел, что он совсем пал духом. Мне нужно было его подбодрить. И я рассказал ему об ужасных убийствах, осквернивших огромный храм в столице Лилипутии Мильдендо. И, разумеется, о той роли, уже известной читателю, которую сыграл я в раскрытии кровавой тайны. Наверное, я чрезмерно хвастал своими успехами. Но я должен был вселить уверенность в его отчаявшееся сердце, а сделать это оказалось не так легко. Юный гвардеец находился в том возрасте, когда человек во всем полагается на физическую силу. Поэтому Бедари не мог себе представить, что столь слабое существо, как я, «человечек», Грильдриг, в состоянии оказать ему помощь и спасти его от неминуемой смерти.

Признаться, я тоже испытывал определенные сомнения. Но делать нечего: забравшись в карман его камзола, я словно дал клятву. И отказаться от нее я не мог и не хотел.

– У нас не так много времени, – решительно сказал я. – Расскажите же, что произошло и почему вдруг именно вас обвинили в преступлении.

После некоторых колебаний Бедари заговорил. Как уже известно читателю, молодой человек служил в королевской гвардии. На службу во дворец его рекомендовал некто Цисарт, служивший здесь уже не первый год и имевший чин фрисканда, что примерно соответствовало капитан-лейтенанту в европейских армиях. Цисарт, знавший Бедари с детства, предложил его командующему гвардии, и тот согласился. И происхождение, и таланты молодого человека вполне соответствовали требуемым.

С самого начала у Цисарта и Бедари сложились добрые отношения.

– Фрисканд Цисарт дал мне несколько уроков фехтования, – сказал Бедари. – Кроме того, с его помощью я основательно изучил тактику и стратегию, а также другие науки, необходимые на военной службе.

Под началом фрисканда Бедари подготовился к экзамену на первый офицерский чин. Экзамен должен был состояться на днях, и у молодого человека не было никаких сомнений в том, что испытания он пройдет успешно.

– Однако вчера произошло нечто странное. Я только сменился из караула и пришел к себе в комнату. Со мною были несколько моих товарищей. Мы собирались сыграть в кости. И вот тут в комнату буквально ворвался Цисарт! – юноша помрачнел. – Клянусь тебе, Грильдриг, никогда я не видел его в таком состоянии! Рука его лежала на эфесе шпаги, и мне показалось, что он с трудом сдерживает ярость.

Цисарт обвинил Бедари в том, что тот распространяет клевету по его поводу.

– Будто бы я жаловался своим сослуживцам, что фрисканд требует с меня плату за нужные результаты испытаний! – Видимо, воспоминание об этом до сих пор жгло сердце молодого гвардейца. Он вскочил и забегал по тюремной камере, так что я спешно забился в дальний угол, чтобы случайно не оказаться под его тяжелыми сапогами.

Впрочем, он быстро успокоился, вернулся на место и даже извинился передо мной за несдержанность.

– Эти обвинения показались мне чудовищно несправедливыми, – продолжил Бедари, стараясь говорить негромко и неторопливо, как я его и просил. – Признаю: я тоже вышел из себя. Мы едва не подрались. К счастью, находившиеся там же наши сослуживцы растащили нас и уговорили вынести эту историю на суд чести нашего полка, поскольку поединки между офицерами гвардии и кадетами категорически запрещены. Фрисканд, немного остыв, согласился с этим, заявив, что не желает драться с тем, кто уступает ему в фехтовальном искусстве. А позже мы и вовсе пожали друг другу руки и помирились.

– Что ж, с его стороны это было благородно, – заметил я.

– Конечно! – горячо поддержал Бедари. – Цисарт – благородный человек. Был… – добавил он, помрачнев. – Потому что сегодня я нашел его тело на лужайке в королевском парке.

– Почему же все решили, что убили его вы? – спросил я.

– Потому что несколько человек слышали, как мы ссорились. Мы говорили слишком громко, – ответил Бедари уныло. – Потому что, если я действительно говорил все эти гнусности, то именно мне было невыгодно доводить историю до суда чести, ведь за этим могло последовать позорное исключение из полка.

– Но ведь вы не говорили этого! – воскликнул я. – Значит, могли это доказать, разве не так? Ведь фрисканд, обвиняя вас, вынужден был бы назвать того, кто передал ему эти разговоры! И вы со спокойной душой могли бы опровергнуть клеветника! Честно говоря, – продолжил я, стараясь быть рассудительным, – в убийстве Цисарта куда больше был заинтересован именно клеветник. Разве не так?

Бедари тяжело вздохнул.

– Я думаю, что все было именно так. Но ты, Грильдриг, еще не знаешь главного. Ты не знаешь, чем был убит Цисарт.

– Чем же? – спросил я.

– Моей шпагой, – мрачно ответил Бедари. – Не знаю, как такое могло случиться. Он лежал ничком, и тело его было пробито моей шпагой! Убийца подкрался сзади и ударил Цисарта в спину. Увидев это, я тут же выдернул шпагу. Тогда-то я и испачкал руку кровью…

– То есть кровь на эфесе была совсем свежей? – уточнил я.

– Ну да… Едва шпага оказалась в моей руке, как послышались чьи-то голоса, кто-то приближался к месту поединка. Я испугался, бросил оружие и позорно бежал…

– Но как же ваша шпага могла попасть к убийце? – спросил я.

Бедари пожал плечами.

– Я не обратил внимания, – признался он. – Я гулял по парку без оружия, поскольку вне службы нам предписано ходить по королевским владениям безоружными. А когда я прибежал к себе, то увидел, что на спинке моей кровати висят пустые ножны. Я прицепил их к перевязи, потому что растерялся…

– Где сейчас ваша шпага? – спросил я.

Бедари пожал плечами.

– Наверное, у начальника караула. У Голдири. Или же в храме, вместе с телом Цисарта. – Он помрачнел, и я заторопился со следующим вопросом:

– А кто присутствовал при вашей ссоре с фрискандом?

Бедари задумался.

– Дригмиг Тизарт, – ответил он, – и мой сосед по комнате гвардеец Зитери… Да, еще паж Даргири, он дожидался, пока я сменился из караула. Кажется, все. Мы вчетвером как раз составили партию в кости. Я успел метнуть, но не успел посчитать результат – в комнату ворвался взбешенный Цисарт. Остальное вы уже знаете.

Тут наш разговор был прерван появлением тюремщика. Я спешно спрятался за ножку деревянного топчана. Бедари же сделал вид, будто что-то ищет на полу. Он возился до тех пор, пока не убедился, что меня никто не увидит. Только после этого он повернулся к тюремщику, заглянувшему в зарешеченное окошко. Тот протянул ему ломоть хлеба и пузатый кувшин, после чего тут же опустил решетку и запер ее на замок.

Дождавшись, пока шаги тюремщика стихнут в глубине подземного коридора, я вышел из своего укрытия.

Бедари сидел на топчане и неторопливо ел хлеб, запивая его из кувшина каким-то напитком, судя по сильному кислому запаху – разбавленным вином. Мне так и не удалось привыкнуть к виду едящего великана и к обилию отвратительных запахов и звуков, сопровождающих это зрелище. Даже наблюдая за завтраком мою милую нянюшку, к которой я был искренне привязан, я не мог избавиться от отвращения. А ведь Глюмдальклич ела, по здешним меркам, совсем мало, изяществом природным и воспитанием не была обделена! Что уж говорить о молодом гвардейце, отличавшемся отменным аппетитом и притом ничуть не обязанном соблюдать этикет в тюремной камере. За один раз он отхватывал зубами кусок, которого вполне хватило бы на обед трем моим соотечественникам, а крошки, которыми усеивался каменный пол, размерами достигали голубиного яйца.

При этом он учтиво поинтересовался, не желаю ли я разделить с ним трапезу. Я поспешно отказался, ссылаясь на плотный ужин. Он не настаивал. Громко проглотив последний кусок и допив вино, Бедари повеселел. Как легко переходят молодые люди от одного расположения духа к другому, и как своеобразно реагирует юный организм на такие простые и даже примитивные вещи, как наполнение желудка! Ведь ничего, ровным счетом ничего не изменилось в положении юного дригмига. Он по-прежнему находился в подземной тюрьме, над ним по-прежнему довлело обвинение в страшном преступлении, а значит самая жизнь его находилась под смертельной угрозой. Но вот он поел, причем ему подали не какие-то изысканные блюда, а краюху черствого хлеба и кувшин воды, сдобренной толикой дешевого виноградного вина, и пожалуйста – насколько можно было видеть в полумраке камеры, щеки его порозовели, глаза заблестели, а на губах то и дело появляется тень улыбки! Поистине, человек – самое странное творение подлунного мира, и размеры тела тут не имеют ни малейшего значения.

Дождавшись, когда тюремщик унес пустую миску, я вышел из-за ножки топчана и продолжил расспросы.

– Скажите, – спросил я, – вот вы говорите, что помирились с фрискандом. Примирение тоже произошло в присутствии ваших друзей?

– Увы, нет, – ответил Бедари. – Ни у меня, ни у моих друзей не было больше настроения играть, так что вскоре они ушли, а я хотел вздремнуть. Но сна не было, и я решил еще раз переговорить с Цисартом.

– Вам это удалось?

– Конечно, – сказал дригмиг. – Я пошел к нему, дал слово, что ничего подобного не говорил. Фрисканд сказал, что верит мне. Мы пожали друг другу руки, и я вернулся к себе.

– Цисарт был у себя в комнате один? Никто вас не видел в тот момент, когда вы беседовали?

Бедари покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Я не заходил в комнату фрисканда. Я постучал, а когда он открыл дверь, сразу же заговорил. Возможно, у него кто-то был, но я никого не видел. В коридоре казармы тоже никого не было.

– Ну а сегодня? С чего вдруг вы пошли на то место? – спросил я.

– Я получил записку от фрисканда, где он велел мне срочно прийти на лужайку в парке. Когда же я пришел, Цисарт был мертв, и в его спине торчала моя шпага.

– А кто передал вам записку от него?

Бедари покачал головой.

– Этого я не знаю, – ответил он. – Сменившись с караула, я лег спать. Когда проснулся, увидел рядом с кроватью записку.

– Вы так крепко спали, что не слышали, как кто-то вошел к вам в комнату? – недоверчиво спросил я.

– Да, я действительно спал очень крепко, – признался Бедари. – Не знаю, почему. Может быть, потому что перед сном выпил два кубка вина.

– И где же эта записка? – поинтересовался я.

– Не помню. Кажется, я оставил ее в комнате.

Более ничего путного молодой человек сообщить мне не смог. Пора было покидать его камеру и приступать к самостоятельным поисками истинного убийцы. По моей просьбе Бедари осторожно поднял меня к отверстию в двери. Толщина двери составляла ни много ни мало два фута, так что я спокойно встал на нее, как на крепостную стену, а затем осторожно пролез между прутьями решетки, походившими на мощные колонны римского или греческого храма. На краю мне пришлось остановиться в растерянности. Я не подумал, что мне придется спускаться с высоты, примерно равной пятидесяти футам. Между тем ушедший тюремщик мог вернуться каждую минуту. Я лихорадочно искал выход. Прыжок с такой высоты был бы, без сомнения, чистым самоубийством, а никаких приспособлений, которыми я мог бы воспользоваться, у меня не было.

Позади меня послышался шепот: «Грильдриг!» Я оглянулся и увидел, что Бедари привязывает к крайнему пруту решетки что-то вроде каната. Подбежав, я увидел, что он связал вместе два плетеных шнура, украшавших его камзол. С помощью этих шнуров я легко спустился вниз, правда, ладони мои горели, ибо шнуры эти оказались куда грубее корабельных канатов.

– Удачи! – шепотом пожелал мне Бедари. – И спасибо тебе, Грильдриг. Даже если ты ничего не сможешь сделать, – с этими словами он отошел от двери, чтобы случайно не привлечь внимание тюремщика.