Текст книги "Новые приключения Гулливера"

Автор книги: Даниэль Клугер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

8

В это время я уже готовился к отплытию в родные края. Этот шанс дал мне случайно обнаруженный в полулиге от северо-восточной оконечности острова Блефуску дрейфовавший бот. Не знаю, как оказался он в море, скорее всего, был сорван с какого-нибудь судна во время шторма. С помощью двадцати кораблей блефускуанского флота, оставшихся после памятного разгрома, я сумел доставить бот на берег и начал готовиться к отъезду. Я окончательно выбросил из головы страшную историю, связанную с заброшенным и оскверненным храмом. Мысли мои заняты были предстоящим отплытием. Я шил паруса, готовил припасы и с нетерпением ждал того дня, когда смогу наконец сказать последнее «Прости!» удивительным этим местам и пуститься в отремонтированном ботике в опасное плаванье по воле волн. День этот приближался – правда, не так быстро, как мне хотелось. Все время мое занято было тем, что я стремился как можно тщательнее подготовиться к различным сюрпризам будущего опасного предприятия.

Обыкновенно за деяниями моими следили несколько тысяч любопытствующих блефускианцев. Так было и в то памятное утро, когда вдруг пронзительные звуки труб известили меня о прибытии посланника от императора Блефуску. Посланник – почтенного вида герольд в пышных ярких одеждах – передал мне весть о прибытии посольства от императора Лилипутии. Я изрядно встревожился. Мало ли какие планы могли возникнуть у моего нового покровителя относительно персоны Куинбуса Флестрина? Возможно, в обмен на некие уступки его блефускуанское величество Больгасто согласится сделать то, что не успел сделать его лилипутское величество Гольбасто IV – ослепить провинившегося Куинбуса Флестрина отравленными стрелами? Мой опыт общения с царствующими особами ограничивался встречами с двумя вышеназванными императорами, но как минимум в одном случае это опыт казался мне горьким. Так что я встретил весть о посольстве с вполне понятной настороженностью.

Посольство возглавлял, как мне передали, мой давний знакомый, которого я к тому же еще совсем недавно числил в своих друзьях – до известного заседания Тайного совета. Я имею в виду главного секретаря Рельдреселя.

В течение нескольких дней пребывания посольства я старался находиться за пределами города – на берегу. Тем более, как я уже говорил, мне хватало занятий. Думаю, читатель вполне может себе представить хотя бы работу по шитью паруса. Самое грубое полотно, которое мне было доставлено по милостивому распоряжению императора Больгасто, было тоньше тончайших английских тканей. Поэтому пятьсот блефускуанцев, назначенных императором, трудились день и ночь, сшив тринадцать слоев этого полотна, чтобы получить сколько-нибудь подходящую парусину. Но у меня так и не возникло уверенности, что сделанный мною парус обладал хотя бы половиной той прочности, которая необходима была для будущего плавания.

Как раз в день окончания работы над парусом я и встретил лилипутского посла. Вернее сказать, свернув получившийся четырехугольный многослойный кусок ткани, я к удивлению своему и некоторой тревоге обнаружил Рельдреселя, стоящего рядом с покоившимся на берегу почти снаряженным к путешествию ботом. Помимо главного секретаря Тайного совета императора Лилипутии здесь же находились несколько его подчиненных, а также два десятка блефускианских гвардейцев в блестящих шлемах и кирасах, с длинными алебардами в руках. Тюрлилак с интересом рассматривал лежавшую на боку посудину, многократно превышавшую размерами самый большой местный корабль – что из блефускуанского флота, что из лилипутского.

От неожиданности я присел на корточки. Мое движение было неверно истолковано лилипутским послом. Он решил, что я присел для того, чтобы заговорить с ним и, тотчас отвернувшись от ботика, приветствовал меня в самых цветистых выражениях.

Я вынужден был остаться в сидячем положении и ответить на его приветствие. Сделал я это максимально сухо и тотчас поинтересовался, что именно привело посла ко мне. Рельдресель принял величественную позу. Чиновники, сопровождавшие его, расположились позади правильным полукругом, а гвардейцы встали по стойке смирно. После этого, высоко подняв руку, Рельдресель заявил громко и торжественно:

– Куинбус Флестрин! Я здесь для того, чтобы потребовать вашего возвращения в Лилипутию. Вы обязаны немедленно вернуться и пасть к ногам его величества Гольбасто Момарена. Вас обвиняют в нескольких преступлениях, но главное – в неблагодарности!

Тут я вспомнил, что в Лилипутии неблагодарность считается одним из самых тяжких преступлений и в определенных случаях карается даже строже, чем убийство. Правда, мне довелось убедиться в том, что в этом вопросе легко было злоупотребить существующими законами.

Пока я вспоминал об этой поразившей меня особенности лилипутского законодательства, тюрлилак продолжил:

– В случае отказа вернуться, о Куинбус Флестрин, к уже совершенным преступлениям вы прибавите еще и неповиновение вашему властелину!

– Ну знаете! – моему возмущению не было предела. – Вы что же, господин главный секретарь, и вправду надеялись на то, что я покорно подставлю свои глаза под отравленные стрелы? Боюсь, вам придется отплыть восвояси, не выполнив императорского поручения. Я вовсе не намерен рисковать здоровьем ради того, чтобы удовлетворить жажду мести вашего игрушечного императора и прочих моих недругов.

– Отравленные стрелы? – Рельдресель удивленно воздел руки. – О каких отравленных стрелах вы говорите?

– О тех, которые, по вашему предложению, должны были ослепить меня, впившись в глаза, – ответил я. – Те самые отравленные стрелы, которые вы, ваше превосходительство, считали большой милостью!

– Ничего не понимаю, – воскликнул Рельдресель. – И не хочу слушать кощунственные речи, более напоминающие бред сумасшедшего. Подумайте над распоряжением его величества, я оставляю вас, – и, сохраняя прежнюю величественную осанку, главный секретарь прошествовал к своему портшезу.

После его отбытия я вернулся к своим делам. Как я уже говорил, прибытие посольства вселяло в меня некоторую тревогу. Однако то, что Рельдресель высказал свои требования ко мне открыто, несколько успокоило меня.

В то же время появление лилипутского посла вызвало у меня странное чувство. Уже после его ухода мне стало казаться, что первоначально сия важная персона намеревалась сказать больше, не только передать требование императора. Но почему-то Рельдресель не сделал этого и даже, напротив, поспешил удалиться. Даже сопровождавшие его чиновники несколько замешкались, когда он вдруг заспешил.

Я недолго ломал над этим голову, слишком много работы мне нужно было сделать. И появление Рельдреселя рядом с ремонтируемым ботиком лишь подстегнуло меня. Кто знает, какие поручения мог дать Гольбасто своему посланнику? Вдруг среди прочих значилось и такое: повредить судно, на котором Куинбус Флестрин намеревается покинуть Блефуску? Я представил, что, хотя и не без труда, лилипуты вполне могли пробить днище бота. Или, что было еще проще, сжечь судно, устроив грандиозный пожар на берегу. В случае утраты посудины шансы мои когда-нибудь вернуться домой становились равными нулю.

Я проработал до самого вечера. Когда зашло солнце, я наконец оставил топор и пилу и забрался в свой шалаш.

Однако отдохнуть мне не удалось. Едва я задремал, как почувствовал, что кто-то щекочет мне ноздрю. Я чихнул и тотчас услышал знакомый голос:

– Будьте здоровы, Куинбус Флестрин! Надеюсь, вы простите мне поздний визит?

Я открыл глаза и уставился на знакомую фигурку Рельдреселя. На этот раз тюрлилак был один. Я приподнялся на локте таким образом, чтобы лучше видеть посла лилипутского императора.

Он огляделся по сторонам, нашел обломок ветки размером как раз с лилипутскую табуретку. Пододвинул к себе и сел, откинув просторный черный плащ, в который до того кутался – то ли от прибрежной прохлады, то ли от посторонних взглядов. Последнее показалось мне более справедливым, судя по подозрительным взглядам, которые он то и дело бросал на широкую дорогу, ведущую в столицу, и на заросли, окружавшие шалаш.

– Я хотел поговорить с вами с глазу на глаз, – сказал он после короткой паузы. – Поскольку это мое личное решение, а не указание его величества, надеюсь на вашу скромность: император не любит, когда его посланники проявляют чрезмерную инициативу. Даете ли вы мне слово молчать об этой нашей беседе?

Я, разумеется, дал слово главному секретарю. Хотя все еще не понимал, для чего он решил навестить меня вторично и что хотел мне сказать. Вполне возможно, подумал я, он хочет как-то оправдаться передо мною за недостойное поведение во время приснопамятного заседания Тайного совета и жестокое предложение, сделанное им тогда. Что же, я готов был его простить – если только он и его господин не помешают мне навсегда оставить эти края.

– Хорошо, – сказал Рельдресель. – Я вам верю. В таком случае, перейдем куда-нибудь, где мне не придется кричать во весь голос.

На берегу, рядом с лежащей шлюпкой, находился плоский каменный утес, выдававшийся в море небольшим мысом. Высотою он был около полутора футов, так что я часто использовал его в качестве стола. Я поднял своего гостя на этот утес, сам сел рядом прямо на землю. Так голова моя оказалась на одном уровне с Рельдреселем.

– Итак, – сказал Рельдресель, стоя передо мною, – меня прислали для того, чтобы убедить вас вернуться в Лилипутию. Его величество, конечно, был чрезвычайно разгневан преступлением, которое вы совершили, но я убедил его, что убийство было результатом вашей неосторожности. Я и сам так думаю.

Я не поверил собственным ушам:

– Убийство? По неосторожности? О чем вы говорите?!

– О гибели несчастного кормолапа Гурго, – Рельдресель подпрыгнул традиционным образом, но я не последовал его примеру: слишком велико было мое потрясение.

– Меня считают виновным в гибели Гурго? – изумленно переспросил я. – Но почему? На каком основании?

– На основании показаний свидетелей! – ответил Рельдресель.

– Каких свидетелей?! – воскликнул я, и гость отскочил на несколько шагов, напуганный силой моего голоса. – Да там никого не было, никаких свидетелей!

– А откуда вы знаете, что там никого не было, если не замешаны в это дело? – тотчас спросил главный секретарь.

– Потому что я видел, как он погиб! – ответил я. – Всякий раз вы забываете о том, что при моих размерах я вижу много дальше любого лилипута. Даже столь высокого, как его величество Гольбасто Момарен.

– И что же вы видели? – спросил Рельдресель. – Как он погиб?

Я подробно описал ему картину убийства несчастного флестрин-наздака, какой увидел ее от своего тогдашнего жилища. Рельдресель несколько раз ахал и всплескивал руками, будучи, как и все лилипуты, чрезвычайно чувствительной особой.

– Вы уверены, что слуги не присутствовали при убийстве? – спросил он.

– Уверен, – ответил я. – Они разбежались, едва появился некто в плаще. Мне кажется, что Гурго приказал им оставить его один на один с незнакомцем. К сожалению, мне не удалось его разглядеть. Теперь скажите, ваше превосходительство, на каких основаниях в его убийстве обвинили меня?

– На основании показаний именно слуг, – ответил Рельдресель. – Они показали, что именно с вами встретился Гурго и что вы просто-напросто растоптали портшез несчастного кормолапа. Они же спаслись чудом. И действительно, череп Гурго был проломлен…

– Рельдресель! – возмущенно произнес я. – Взгляните на мою ногу!

Он подошел к краю камня и посмотрел вниз.

– Действительно… – пробормотал он растерянно. – Вряд ли останки Гурго можно было бы опознать, если бы вы в самом деле наступили на него. Тут проломленным черепом дело бы не ограничилось…

– К тому же, – подхватил я, – Гурго оказал мне неоценимую услугу, у меня не было никаких причин убивать его. Именно благодаря ему я остался жив и, главное, здоров!

– Да, – озадаченно заметил Рельдресель, – вы говорили что-то об ослеплении. Что вы имели в виду?

– Я имею в виду заседание Тайного совета, – ответил я. – Если вы по-прежнему хотите делать вид, что ничего не знаете, дело ваше. Но я-то знаю. Благодаря покойному Гурго. Именно он рассказал мне о том, что на Тайном совете решалась моя судьба. Именно он сказал мне, что поначалу члены совета склонялись к смертной казни. А затем вы, ваше превосходительство, убедили императора, что будет лучше меня не казнить, а ослепить отравленными стрелами. Разве не так?

– Казнь? – изумленно повторил Рельдресель. – Ослепление? Кто вам наговорил такую чушь? Поверьте мне, ни о том, ни о другом на том заседании не было сказано ни слова. Да и не только на том. За все время, прошедшее от победы над Блефуску и вплоть до вашего бегства, вопрос так не стоял. Не стоит и сейчас. Мне велено было передать вам, что его величество не требует вашего возвращения. Здраво рассудив, что ваше пребывание ложилось тяжелым бременем на казну, он считает нынешнюю ситуацию даже предпочтительнее прежней. Особенно в свете того, что вы собираетесь навсегда покинуть наши края, – добавил Рельдресель, многозначительно указывая рукою на почти восстановленную шлюпку.

– Но… история с осквернением императорских покоев… – растерянно пробормотал я. – Я слышал, что ее величество Атевазиле наотрез отказывалась жить в своем крыле дворца после пожара, который я погасил… не совсем обычным способом.

– Это верно, – Рельдресель нахмурился. – Вы совершили ужасное преступление. Но одновременно вы не совершили другое преступление, столь же тяжкое. Злодейски выпустив мочу в императорских покоях, вы благородно не допустили полного разрушения священного жилища императора и императрицы. Таким образом, тут вступили в неразрешимое противоречие две статьи уголовного уложения его величества Гольбасто Основателя. Они как бы уничтожили друг друга, подобно воде и огню, которые, столкнувшись, превращаются в нечто третье – в пар. Так и гут. Ваш подвиг обратил в пар ваше преступление. Тем более, и то, и другое – всего лишь две стороны одного поступка. Именно об этом шла речь на заседании Тайного совета. Именно эти суждения я почтительно изложил его величеству. И именно эти суждения он милостиво принял и счел справедливыми… – помолчав немного, Рельдресель поинтересовался, от кого я узнал о злосчастном заседании и решении, принятом на нем.

Разумеется, я назвал Гурго, чем, похоже, удивил Рельдреселя еще больше.

– Гурго? Флестрин-наздак? Ничего не понимаю! Его ведь не было на заседании.

– Вы уверены в этом? – Теперь пришла пора удивляться мне.

– Уверен, – категоричным тоном ответил главный секретарь. – На заседании присутствовали не все.

Я замолчал. Ранее мне не приходило в голову, что кормолап, обязанный мне среди прочего и снятием императорской опалы, мог солгать. А главное, для чего? Что могло бы произойти в случае, если бы он сказал мне правду? Или вообще ничего не сказал?

Словно подслушав мои мысли, Рельдресель произнес внушительным тоном:

– Если бы он не принес вам ужасную небылицу, вы остались бы в Лилипутии, Куинбус Флестрин.

– Верно, – согласился я. – Ну и что? Почему это не устраивало Гурго?

– Вам виднее, – уклончиво ответил лилипутский вельможа. – Может быть, он опасался чего-то, что вы могли бы сделать в этом случае? Подумайте, Куинбус Флестрин!

– Кажется, я знаю, в чем дело, – я произнес это медленно, поскольку мысль не до конца оформилась в моем мозгу. – Кажется, я понимаю, чего именно он опасался.

– И чего же? – спросил Рельдресель. – Впрочем, можете не говорить, ведь это уже не имеет никакого значения.

– Кто знает… – уклончиво заметил я. – Может, и имеет…

– Так говорите! – воскликнул тюрлилак нетерпеливо. – Расскажите, и мы с вами вместе разгадаем эту загадку. И, возможно, установим преступника.

И я решился. Для начала я рассказал тюрлилаку о зловещей находке в нише. Затем передал ему слова кормолапа Гурго о том, что произошло в храме во время беспорядков.

– Это мне известно, – Рельдресель махнул рукой. – Я имею в виду, что мне известно о бунте коркуров и штурме храма. Продолжайте, ведь вам удалось узнать еще что-то?

И я подробно рассказал Рельдреселю о том, что сообщил мне глава эмигрантов-тупоконечников. Теперь тюрлилак не мог скрыть того, насколько взволновал его мой рассказ.

– Я ведь знал о Фреле Релоке! – потрясенно сказал он. – И я был уверен, что он бежал в Блефуску. И то, что среди памфлетов, тайно появлявшихся в Мильдендо и направленных против священной особы императора, не было ни одного, написанного и подписанного Релоком, я объяснял тем, что он стыдился своего бегства. Теперь же…

– Мы знаем, что он не бежал, а погиб, – сказал я. – Но как погиб – этого мы не знаем.

– Он мог погибнуть во время штурма, – нерешительно ответил Рельдресель. – Правда, в этом случае непонятно, кто замуровал его останки…

– И главное – зачем? – подхватил я. – Единственный ответ, который тут напрашивается: чтобы что-то скрыть. Например то, что он не виновен в зверских убийствах пяти остроконечников… – Я помолчал немного, затем произнес, стараясь понизить голос, насколько это было возможно: – Нет-нет, на мой вопрос имеется вполне понятный ответ. Тело Фреля Релока скрыли в нише храма. После того, как императорские войска, которыми предводительствовали адмирал Болголам и казначей Флимнап, взяли приступом ту твердыню, мятежного священника не нашли ни среди живых, ни среди убитых. Вообще, живым был захвачен всего лишь один-единственный защитник храма. Тот самый, который, если верить его собственному рассказу, по жребию умертвил своих единоверцев…

– …и который сообщил, что Фрель Релок предательски бросил своих последователей и сбежал к врагам Лилипутии – в Блефуску, – подхватил тюрлилак. – Это разожгло народный гнев, были убиты тысячи тупоконечников, которые получили высочайшее позволение жить но своим обычаям – с некоторыми ограничениями. И следом началась очередная война между Блефуску и Лилипутией. Война, тянущаяся по сей день и унесшая еще больше жизней.

– Верно, – согласился я. – Но она наверняка кому-нибудь выгодна. Кому?

– Трудно сказать, – нехотя признал его превосходительство. – Таких тоже немало. Судовладельцы, поставщики продовольствия и фуража. Придворные. Генералы, адмиралы, прочие военачальники… – Рельдресель замолчал.

– Вы можете назвать их имена? – тихонько спросил я.

– Ни за что! – тюрлилак Лилипутии подпрыгнул на месте. И повторил чуть спокойнее: – Молчите, Куинбус Флестрин. Есть вещи, о которых опасно говорить даже такому великану, как вы. И даже на таком большом расстоянии от Мильдендо, как сейчас.

Я тотчас понял, что он прав. В самом деле, мои размеры создавали у меня ложное чувство безопасности. А ведь достаточно было бы двум-трем лучникам пустить мне в глаза несколько крохотных отравленных стрел-иголок, и я тут же превратился бы в самое беспомощное существо на свете.

– Хорошо, – сказал я примирительно. – Оставим эти рассуждения. Думаю, нам многое стало бы понятно, если бы удалось разыскать того единственного уцелевшего при штурме коркура.

– Ничего нет проще, – Рельдресель поманил меня пальцем и сказал, не понизив голос и даже, показалось мне, несколько напыщенно: – Этим коркуром и был ваш друг кормолап Гурго. – Тюрлилак отступил на шаг и окинул меня пристальным взором, словно оценивая произведенный эффект.

Увы, я разочаровал его, ибо смутно подозревал что-то в этом роде. Во всяком случае, я почти не сомневался, что тюрлилак произнесет именно это имя. Но сейчас меня занимали иные соображения, которые я намеревался высказать не сразу.

– Что же, – сказал Рельдресель, не скрывая разочарования, – теперь я и сам понимаю, чего опасался Гурго и зачем он солгал вам. Ему нужно было, чтобы вы сбежали.

– Да, – сказал я ему в тон. – Похоже, кое-кто очень хотел моего исчезновения.

Рельдресель энергично закивал.

– Итак, – сказал я негромко, – давайте попробуем восстановить картину случившегося. Жил-был в Мильлендо честолюбивый юноша из хорошей семьи. Он имел все шансы сделать неплохую карьеру при дворе. И он едены эту карьеру, достаточно быстро пройдя по ступеням служебной лестницы и оказавшись в каких-нибудь двух шагах от вхождения в Тайный совет. Он даже стал кавалером синей нитки, – я сделал небольшую паузу, ожидая каких-то замечаний. Но Рельдресель лишь кивнул, и я продолжил: – Но все это случилось позже. Потому что имело место одно обстоятельство, не дававшее этому молодому человеку возможности занять положение, соответствовавшее его способностям и стремлениям. Он и раньше добился бы всего, если бы…

– Если бы не что? – спросил тюрлилак недоуменно.

– Если бы не его происхождение, – закончил я. – Если бы его семья не принадлежала к еретикам-тупоконечникам.

– Он был тупоконечником? – тюрлилак всплеснул руками. – Подумать только…

– Я не уверен в том, что сам он был тупоконечником, – возразил я. – Я сказал лишь, что, возможно, его семья относилась к таковым. И даже, возможно, состояла в родстве с одним из вождей еретиков-коркуров.

– Как вы догадались? – Рельдресель недоверчиво посмотрел на меня.

– Позже я объясню. Так вот, происходить из тупоконечников да еще быть в родстве с Фрелем Релоком означало невозможность сделать карьеру. А то и попасть в опалу… Молодому человеку нужно было любой ценой доказать свою преданность новой вере. И это его желание оказалось очень кстати тем, кто мечтал о новой войне.

– Без имен, – поспешно вставил Рельдресель. – Вы знаете, кем был человек, возглавлявший партию войны, и я его знаю. Продолжайте, Куинбус Флестрин.

– Я и не собираюсь называть имен… пока, – успокоил его я. – Итак, чтобы обвинить Блефуску в очередном подстрекательстве, вождям партии войны было необходимо для начала всячески очернить вождя еретиков. Затем постараться сделать жертвами народного гнева не только коркуров, но и сеттиков…

– А это еще зачем? – удивленно спросил тюрлилак. – Сеттики ведь никого не волновали!

– Как сказать… – возразил я. – Сеттики ведь по вполне понятным причинам поддерживали партию мира. Можно даже сказать, что они и были партией мира. Натравить чернь на них значило избавиться от этой партии. Не знаю, был ли наш молодой человек замешан в распространении слухов об изуверстве коркуров. Может, и нет – этим, скорее всего, занимались подручные адмирала… то есть, я хотел сказать, вождей партии войны. Слухи, сплетни, невнятные разговоры о бесследно пропадающих обывателях – сначала в провинции. Наконец, обнаружение пяти жертв в столице. Погром в квартале сеттиков – то есть физическое истребление самых влиятельных лидеров партии мира. Затем – осада последнего пристанища коркуров, того самого храма, в котором, якобы, были убиты пять жителей Мильдендо. Штурм, гибель последних коркуров. Известие о бегстве их вождя в Блефуску. Предъявление ультиматума и, наконец, война. Реальное бегство Фреля Релока могло сделать план уязвимым: вдруг он доказал бы, что никаких жертвоприношений не было, что все это клевета врагов! Надо было избежать такой возможности. Главное, чтобы Фреля Релока невозможно было найти. И чтобы существовал свидетель, который подтвердит: вождь изуверов бежал тайным ходом в Блефуску. Молодой человек, который, собственно говоря, и является главным героем моего рассказа, стал таким свидетелем. Предателем и убийцей. Я думаю, сказка о жребии и добровольном уходе из жизни приверженцев Фреля Релока была придумана для того, чтобы не возникало вопросов о том, как и почему уцелел ценный свидетель.

– Вы правы, – согласился тюрлилак. – Я тоже так думаю.

– Да, – продолжил я. – Скорее всего, к началу штурма никого из них уже не было в живых. Их ведь там было немного, человек десять-двенадцать. И среди них – молотой предатель, вступивший в сговор с предводителями осаждавших. По всей видимости, ночью он умертвил защитников храма, затем замуровал тело их предводителя в стену. На утро, сдавшись правительственным войскам, он заявил о позорном бегстве Фреля Релока в Блефуску. А дальше – та самая карьера, о которой мы с вами уже говорили.

– Да-да, все было, очевидно, именно так! – воскликнул Рельдресель. – И подумать только, этот преступник, кормолап Гурго был в те времена совсем мальчишкой…

– Тс-с! – громким шепотом сказал я. – Вы же предупреждали: без имен.

– Ну да, конечно, – Рельдресель взмахнул рукой. – Но в данном случае это уже бессмысленно: Гурго мертв, а правду не скроешь. Так что его имя, имя предателя и убийцы, имя коварного преступника вы можете называть, ничего не опасаясь.

Я некоторое время молча смотрел на него, так что он в конце концов остановился и подошел ближе ко мне.

– В чем дело, Куинбус Флестрин? – спросил он, вглядываясь в мое лицо. – Вы так смотрите, словно в чем-то неуверенны… Ваши обвинения в адрес Гурго выглядят весьма основательными, и я…

– Кто говорит о Гурго? – перебил я. – Я ни разу не назвал имени. Никаких имен, в том числе и имени Гурго. И это было ваше требование, ваше превосходительство, господин тюрлилак. Я думаю, вы опасались, что нас кто-то может подслушать. И вам не хотелось, чтобы прозвучало имя преступника. Поскольку преступником был совсем другой человек.

Рельдресель отступил на несколько шагов.

– То есть… – пробормотал он. – Что вы имеете в виду, Куинбус Флестрин? Разве не Гурго был тем самым молодым убийцей и предателем?

– Вовсе нет, – ответил я. – Разворачивая перед вами картину преступления, я имел в виду вовсе не Гурго.

– Кого же?

– Вас, главный советник Рельдресель. Вас, и никого более.

Рельдресель попятился.

– Что за глупости вы несете… – пробормотал он. – Какое отношение я имею к этой темной истории…

– Самое прямое, – ответил я. – Конечно, мне следовало раньше догадаться, что означает форма штандартов, на которых закрепляются гербы придворных. Это же так очевидно, но мне лишь сейчас пришло в голову. Каждый штандарт символизирует яйцо, верно? Но некоторые обращены вверх тупым концом. Видимо, это означает, что их обладатели происходят из рода еретиков, вернувшихся в лоно истинной веры и прощенных императором. А из членов Тайного совета таковыми обладали двое: вы и покойный Гурго. Следовательно, и ваши предки, как и предки Гурго, были тупоконечниками, ревнителями старых обычаев.

– Это верно, но это ничего не доказывает, – возразил Рельдресель.

– Вы правы, – согласился я. – Это ничего не доказывает, кроме того факта, что и у вас, и у Гурго могли быть сходные мотивы. И то что вы, главный советник, вместо того, чтобы возмутиться и уйти, остались меня слушать, подсказывает, что, возможно, я и не ошибаюсь. Штандарты штандартами, но есть еще и гербы, изображенные на них. Герб Гурго – полумесяц. А ваш герб – раскрытый глаз.

– Что из того? – Рельдресель выразительно пожал плечами.

– На плаще, укрывавшем останки Фреля Релока, было изображение. Плащ частично истлел, и я не сразу понял, что означают эти две концентрические окружности, вписанные в овал. Потом сообразил: символическое изображение глаза! Следовательно, у семьи Фреля Релока герб был такой же, как и у вас. Вы родственники. События в храме произошли в год Синего Лепестка. Верно?

Рельдресель молча кивнул.

– А Гурго приехал в столицу спустя почти три года. В год Фиолетового Цветка! – торжествующе произнес я. – И он никак не мог участвовать в тех событиях! Но и это еще не все. Во-первых, я сказал, что убийца стал кавалером ордена синей нитки. И вы с этим согласились. Но в тот день, я прекрасно помню, победителем состязаний с шестом стали вы, господин тюрлилак. А Гурго был лишь третьим. Он получил зеленую нитку. А синяя нитка опоясывает вас, главный секретарь! – Я указал пальцем на его талию, вокруг которой была дважды обернута синяя нитка. Рельдресель поспешно запахнул плащ.

– Впрочем, и это не самое главное, – продолжил я. – Вы, сказали, что Гурго не было на том заседании совета. Но это неправда! Я видел его там собственными глазами.

– Каким образом? – раздраженно воскликнул он. – Вы что же, присутствовали на заседании Тайного совета?..

– Можно сказать и так, – ответил я. – Представьте себе, что гигантский рост прячет человека с той же легкостью, что и чересчур маленький. Вы не заметите крошку размером с вашу ладонь. Но точно так же вы не замечите и великана вроде меня. Тем более, если этот великан стоит на некотором расстоянии, а солнце уже зашло. К тому же у меня есть приспособление, еще больше усиливающее зрение. Да вы прекрасно знаете, я вам однажды демонстрировал его, – я извлек из внутреннего кармана подзорную трубу. – Каждый вечер я прогуливался в окрестностях Мильдендо, успевая обойти к полуночи весь город. Мне было чрезвычайно интересно наблюдать за жизнью вашего народа. Но меня никто не замечал. Вот ведь что любопытно, господин главный секретарь! Будь я выше вас на голову или даже вдвое, вы обязательно заметили бы мое присутствие. Но я выше вас в двенадцать раз! И вы уже не видите меня. Особенно на таком расстоянии, на каком я обычно находился.

Тюрлилак некоторое время смотрел на трубу, которую я держал в руке во время этой речи.

– Проклятье, – пробормотал он наконец. – Проклятое приспособление, проклятый гигантский рост… Мне и в голову не могло прийти…

Я усмехнулся.

– В тот вечер я как раз совершал такую прогулку. Обходя Мильдендо, я оказался близко от дворца как раз в то время, когда члены Тайного совета разъезжались после заседания. И я прекрасно видел все экипажи. Ведь площадь прекрасно освещена, а герб каждого мне был хорошо знаком. Так что я могу с уверенностью сказать, что портшез, на дверце которого был изображен герб Гурго, стоял рядом с коляской вашего превосходительства. И оставил кормолап дворцовую площадь после всех, но перед вами. О чем вы совещались с ним после заседания?

Рельдресель молчал.

– Думаю, вы еще раз обсудили с Гурго меру моего наказания. И сделали это таким образом, чтобы Гурго примчался ко мне как можно скорее и убедил бы меня бежать.

Рельдресель по-прежнему не произносил ни слова.

– Но и после отбытия Гурго ваша коляска все еще оставалась у дворца, и свет в зале заседаний Тайного совета не был погашен. Из чего я могу сделать вывод, что вы должны были решить еще что-то. Не знаю, что именно, но думаю, вы должны были решить проблему устранения Гурго сразу после моего бегства. Во всяком случае, это логично… Да-да, – сказал я после короткого молчания. – Я – гора, на которую мало кто обращает внимание. Но у такой горы, как я, есть глаза, и они видят гораздо дальше, чем вы можете себе представить. Так что, господин Рельдресель, – я наклонился к нему, – вы убийца Фреля Релока. И кормолапа Гурго – тоже. Вы – страшный преступник и, я надеюсь, понесете заслуженное наказание. Как по вашим законам наказывают убийц?

– Я раздавлю тебя! – вдруг завизжал Рельдресель. – Ты еще не знаешь, с кем связался, тупое чудовище! Посмей сказать еще хоть слово – и это будет твое последнее слово!