Текст книги "Чудища из-за миров[СИ]"

Автор книги: Д Кузиманза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Нет, я устала. А ты ешь, ешь…

Лида, мысленно охая, поднялась, надела куртку и побрела к двери. Гостиница была в нескольких десятках метров, вдоль дороги редкие и тусклые фонари всё же давали достаточно света. Правда, шёл небольшой снежок, но это даже приятно.

Она спустилась с крыльца и поковыляла по дорожке. Температура держалась чуть ниже нуля, поэтому середина дорожки была неприятно скользкой. С ужасом подумав об очередном падении, Лида отклонилась к обочине, где сверкал девственный снег. Старательно глядя под ноги, она сделала десяток шагов – и замерла, как вкопанная. Ну и дела! На снежной целине чётко отпечатались следы большой босой ступни.

Сначала Лида подумала о любителях-"моржах", но до ближайшего водоёма было несколько километров вниз в долину. Потом вспомнила о странном обычае выскакивать из бани на снег, но вокруг были только корчма, гостиница, ёлки и снег. Мысль о том, что кто-то для закалки ходит по снегу она тоже отбросила: следы шли из-за ёлок слева от дороги, пересекали её и терялись за ёлками справа. Это уже не закаляющийся, а хоббит-переросток какой-то.

Лиде стало страшно. Гостиница как будто отдалилась на километр, а за каждой ёлкой караулили босоногие дикари. С неожиданной для себя прытью она развернулась и кинулась назад в корчму.

– Так я и знала, – встретила её смехом Анька, – ты ещё не дошла до кондиции!

Через полчаса они таки вышли из корчмы, но никаких следов на обочине дорожки Лида не увидела. Вроже и не сильный был снег – но нет следов и нет! Ни больших, ни маленьких, ни босых, ни обутых – никаких. Не сыграла ли с ней злую шутку вишнёвка?

– Что ты там застряла? – спросила Анька. – Потеряла что-то?

– Нет-нет, так… показалось…

В гостинице, лёжа на кровати, как труп, Лида ныла, что сошла с ума, что три часа на склоне – это в первый день слишком, и что придушит Аньку своими трясущимися руками.

Аня спокойно улыбалась.

– Лучше поблагодари меня, что привезла тебя сюда. Между прочим, первый день, а уже заполучила тихого воздыхателя!

– Кого?!

– На горушке и в "Поднебесной" не спускал с тебя глаз. Ти-хо! Не фыркай и не ори. Я специально молчала, пока ты была злая, как кобра, и могла скорчить жабью рожу. А так насмотрелся на тебя приятную, хотя и ёрзающую по скамье. Он сноубордист.

– Сноу… что? – Лида сразу вспомнила странные следы на сноу – снегу.

– Катается на специальной доске, – объяснила Аня. – Такая широкая лыжа.

– Босиком?

Аня покрутила пальцем у виска:

– Ты что, и голову отбила. В ботинках, как и мы.

– Зараза!

– Он? Почему?

– Ты! Развлекаешься! – засмеялась Лида и уже спокойней попросила. – Завтра покажешь мне его.

Настроение резко улучшилось. А следы… Обман зрения и пары вишнёвки!

– Сначала Анечку вежливо попросишь и станцуешь полечку.

– Что? Станцую-станцую…

Уже забыла о следах и мечтала о завтра. Надо же – сноубордист…

…– Внимание! Наезд камеры! Чёрная доска, чёрная с оранжевым куртка и коричневая шапка едут в нашем направлении. Сейчас будет падение… ну и слабак… как он… слов нет… – комментировала Аня.

Было утро следующего дня, они стояли на половине склона, предусмотрительно сойдя с лыжни.

– Слышался голос великой профессионалки, – ядовито ответила Лида. – Когда спустишься на такой доске, тогда и поговорим.

– Ого, ты его защищаешь, он тебе нравится, – запищала Аня и довольно потёрла руки.

Ну и дура. Лида с удовольствием заткнула бы ей рот и сбросила с горушки. Но он… он! Рассмотреть бы его безо всяких зимних упаковок.

Анька куда-то резво умчалась. А Лида ездила очень медленно и осторожно, не могла уже позволить себе ни одного компрометирующего падения.

Он заметно… да куда там – явно наблюдал за ней на горушке. А вечером сидел за соседним столиком в "Поднебесной" и смотрел почти в упор, посылая американские улыбки.

"Я ненормальная, но я ему отвечаю тем же, – подумала Лида. – Идиотка!"

На следующее утро встала возбуждённая. "Возьми себя в руки, – повторяла вслух бесконечное число раз. – Так всегда начинается, как будто в рекламе зубной пасты, а потом они исчезают".

И вообще. И вообще, она немного привыкла к лыжам и лыжне. Долго не могла понять, зачем всё время берёт с собой шарф, который при каждом неуклюжем наклоне лез в глаза, нос или закрывал рот при падении. Единственное удовольствие от этой петли на шее, что могла вытирать ею нос. Снимать перчатки, чтобы достать из кармана пуховика платочек, стало мучительным, а в некоторых позициях лежания на лыжне и невозможным процессом с риском сломать руку.

Съезжала всё удачнее. На мгновение даже уверила себя, что умеет и поворачивать. В следующие секунды лежала, "подрезанная" чёрным сноубордом и не знала, что и сказать. Спасите?!

– Выглядит всё так, как будто я сделал это специально, – широко улыбаясь, сказал он. – Но, честное слово, не так легко наехать прямо на девушку своей мечты. Кажется, это так говорится?

– Я предпочла бы другой способ знакомства, – ответила она. – Но я тебе верю, – добавила, не узнавая себя.

– А я хотел бы сказать, – сообщил он ей в тон, – что начал точно так же использовать шарф. Очень практично.

– Я полна практичных идей, могу вести рубрику в газете.

Лида подумала, что такое знакомство глупейшее из глупых. Уже знала, что сказала бы Анька, но поклялась в душе, что ничего не скажет ей о шарфиковых ухаживаниях.

– Ну, ты прям, как капризный детёныш, – ворчала Аня вечером в корчме. – Не такой, не сякой, нехороший, потому что с чёрной доской вместо белого коня. И очень плохой, ведь назвал тебя "девушка мечты". А что, блин, должен был сказать: "Ты такая красавица, бежим скорее, а то ЗАГС закроется!"?!

– Издевайся, издевайся… Сейчас он притопает сюда.

– Правда?

– Он вежливо спросил, может ли присоединится.

– Спросил? Романтик, блин. Нет, явно приезжий, не гураль. Тот бы прилез бы, сел и сказал: "А чего ж водки нема?" – голос Аньки разнёсся по залу. – И ты согласилась? Ну… не знаю… ты такая кретинка, ещё влюбишься, а мы отдыхать приехали.

– Спасите нас от друзей, – прошептала Лида, но тут на расстоянии протянутой руки появился он и поставил на стол три жжёнки.

– Эх, какой наблюдательный, – сказала Анька и подала ему руку. – Аня.

– Ивась… Иван Белевич, – представился он, пожимая ей ладонь.

– Блин, не говорила мне, что подцепила шляхтича, – подмигнула Анька Лиде.

В этот вечер Анька говорила больше их двоих вместе взятых, а точнее, прерывала то Лиду, то Ивася, стоило им открыть рот не для питья. Когда вышли из "Поднебесной", в воздухе пахло морозом и дымом из трубы.

Лида с Ивасем распрощались, как дипломаты при Аньке-переводчике.

Наступил следующий день. На горушке Аня оставляла их в покое и каталась одна, охваченная лыжным безумием. Они тоже пытались ездить, даже отважились подняться на самую вершинку и съехать оттуда. Упали почти синхронно на половине спуска, что было очень неплохим результатом.

Ивась сказал, что здесь ещё не бывал, расспрашивал о каких-то пустяках вроде меню обеда или тёплой одежды. Один раз даже спросил, много ли она может выпить жжёнки.

– Ведро.

Почему-то ей показалось, что в его лице не было понимания шутки, коротко кивнул.

А когда решительно поднимались на горушку опять, то Ивась Лиду поцеловал. Без вопросов, нерешительности и шарканья ножкой. Держа в обеих руках её лыжи и свой сноуборд, наклонился к ней и поцеловал. Вышло неплохо и ничего больше. Лида не потеряла сознание, не отпрянула и не умерла. Кретинка, ожидающая восторгов новой любви. Когда пошли опять, смотрел на неё телячьим взглядом, словно целовался впервые в жизни.

– Спасибо, ты мне очень помогаешь, – сказал он. – Я очень благодарен!

Лида очень хотела что-то услышать что-то более понятное и романтическое. И почему её ничуть не увлекало это классически красивое мужское лицо? Хотя… уж слишком классическое…

Вечером стояла у входа в гостиницу, прижавшись к Ивасю, тесно ограниченная его рукой, но разговор не клеился. Тему, которую начинала она, он огибал дугой. Если сам начинал что-то говорить, то Лида не совсем знала, что отвечать. Это были опять же нелепые пустяки. И снежная тишина тоже смущала. Милый нерешительный мужчина и безнадёжно нерешительная идиотка, то есть она, Лида.

– Не знаю ещё, что именно должен сказать. Что ни приходит мне в голову, всё кажется не тем, – неловко признался ей Ивась.

Совсем не хотела она тех "не тех" слов, пыталась понять, что должна сделать, чтобы он не смог сказать что-то банальное. И в этот момент с трудом выдавил из себя:

– Знаешь, мне не везёт. Всё ищу. Как-то напрасно ищу.

– Почему, с какими ты встречался до меня? – её вопрос прозвучал так конкретно, что он явно растерялся.

– М-м-м, не знаю, как сказать. Ну… с другими.

Умел рассказывать и ничего не объяснить.

Очень ей хотелось крикнуть ему в лицо: "Знаешь, что это и есть то единственное, что нас связывает? Мы самые необычные в мире неудачники! Или… или требуем чего-то такого… такого… чтобы с неба падали жаренные голуби? Какой-то дурацкий кроссворд – эти наши судьбы". Не крикнула.

– Можешь смеяться, но я обычно избегаю киношных сюжетов, и довожу кавалеров до седьмого пота, пока соглашусь на встречу в постели, – сказала она деловито.

Прозвучало это как-то неестественно. Он явно ожидал чего-то другого. Дошло до неё, что, сказав такое, дала ему надежду, что он кто-то не такой, как все, особенный, раз она так заговорила. Поэтому быстро распрощалась и ушла в здание.

Но уже в холле стало ей неловко и за слова, и за натуральное бегство.

Анька так и сказала бы, смеясь:

– Ты дурочка. Я тебе сто раз повторяла, что если бы на меня так мужчины смотрели, так целыми пачками привязывались, то я бы знала, как это использовать. А ты, идиотка, бредишь о какой-то душе.

Не могла объяснить Ане, хотя бы и говорила самым простым языком, отбросив разные изящные параболы и гиперболы. Не видела настоящего, а не отражённого восторга в глазах. Но Ивась…

Вернулась на заснеженную площадку перед гостиницей. Ивася не было видно. Странно. До ближайших ёлок метров сто, да и зачем ему туда? И до корчмы дойти не успел бы. В холле прошмыгнуть мимо не смог бы.

Лида сделала несколько шагов по дорожке и замерла: на снежную целину сворачивали следы босых ног и исчезали в сумраке. Вели они в сторону леса.

Как пуля она влетела в холл и кинулась вверх по лестнице. Но потом пришла в себя, отдышалась и решила Ане ничего не говорить о следах. Та вполне могла пойти, чтобы на них посмотреть. А если их опять нет?

О пане Белецком Лида решила: пусть пока будет, как есть. Не заниматься же вместо отдыха ораторским искусством? Хватало уроков катания на лыжах! Поэтому махнула рукой на "быть или не быть".

Пан, похоже, принял правила игры. Почти не говорил о чепухе. Зато вместе смеялись на макушке горушки, с уважением посматривая на другую, повыше, и на тех "настоящих опытных", как их завистливо называли. Потом пытались съехать вниз без падений, а если даже падали, то Ивась заглядывал ей в глаза, давая понять, что он – самый счастливый мужчина на свете. Один раз решительно сказал, что она – умница и правильно понимает его миссию на этих склонах. Лида не удержалась и ответила, что до такого ёмкого определения ещё не доросла.

"Я должна это сделать, – решила Лида. – Вместо милой девушки я завтра стану жестокой стервой, хотя Анька убеждает меня, что я должна дать Ивасю максимум приятных впечатлений. Как будто я администратор передвижного театра!"

– Ты самая большая зануда из всех моих знакомых, – говорила Анька, лежа вечером на постели, жуя резинку и глядя на крутящие "велосипед" ноги. – В чём фишка, а? Ну, то есть, в чём то очарование, на которое клюют все твои кавалеры? Кто-нибудь тебе рассказывал?

– А как же! Всегда говорят, что я не такая, как другие, – ответила Лида, сидя рядом по-турецки.

– Так-так… Это из-за того, что ценишь души?

– Ты что, какой мужчина разговаривает о душах?

Надолго задумалась, но Анька не терпела таких пауз в разговорах, особенно, если приходила ей в голову дельная мысль.

– Серьёзно? Удивила. Но, блин, они же все так тебя любят! Ты, зануда с душевной глубиной в глазах!

Но Лида думала о пане шляхтиче. Был заботливым за десятерых, парил где-то в их общих облаках.

– Вот эти созвездия, – говорил, – с нашего общего неба. Можно быть разнесенными далеко в пространстве, но если геометрия и геофизика…

Не было никакого общего неба. Она не могла понять, почему он не замечает того, что мечтами и словами парит опять в небе одиночества. Ослепление – страшная штука. Её раздражали и он, и отсутствие у него хотя бы капли здравомыслия и конкретности. Сообразительным, увы, не был. Наверняка она никогда не встретит мужчину, который умел бы читать в женских глазах. Очень не любила, когда ей приписывали то, чего в ней никогда не было и вряд ли появится. Ивась, как всегда бывает, их обоих выдумал. Она могла отвернуться и от неба, и от него так, чтобы он не видел выражение её глаз, но не стоило себя утруждать, ведь ему необходимо только понятное, голосовое общение.

Лида должна была в конце концов пробормотать, хотя чувствовала себя очень трусливой и совсем-совсем разбитой:

– Это не ты.

– Что, прости?

Ну, совсем ничего не понимает!

– Ты не можешь остаться в моих глазах, – упрямо сказала она. – Значит, это не ты.

Он наморщил лоб. Не понмал или понимал и хмурился?

На следующий день он исчез.

– Ах ты зануда, – ворчала Аня. – Я уверена, что он не просто так исчез. А ну, выкладывай!

Лида с вызывающим видом всё рассказала.

– Что же, мужчина охватывает взглядом горизонт, а женщина смотрит на ладонь в зеркальце и видит только себя, – со вздохом констатировала Аня…

…Демид был абсолютно с ней согласен, но добавил бы в адрес Лиды и крепких слов. Ч-чёрт побери, ведь не она, а её бедовая подруга выяснила, что Белецкий в гостинице не проживал. До ближайших турбазы или посёлка было километров по десять и вряд ли красавчик отмеривал такие расстояния по утрам и вечерам, да ещё и в горах. Но тогда, где же он жил или, хотя бы, ночевал?

Аня не постеснялась поднять шум. Оказалось, что странные следы видел и кто-то ещё. Тогда и Лида призналась. В человеческие следы никто не поверил, а вот в то, что по окрестностям бродит медведь-шатун, вполне. Неопытный человек мог и спутать. Вызвали спасателей с собаками и охотников. Далеко от гостиницы уходить не пришлось: сразу за опушкой, у корней ёлки, под снегом нашлись аккуратно сложенные вещи Белецкого вплоть до доски. Конечно, мишка-бродяга мог скушать пана, но сложить и спрятать его вещи?..

Исследования в криминалистической лаборатории принесли ещё более неожиданный результат: вещи сноубордиста были ношеными, но никаких следов пота, волос и прочих признаков владельца не обнаружилась.

И тогда сообщили в КЧС.

– … Какие созвездия он называл созвездиями общего неба? – спросил Демид Лиду.

– И вы туда же! – сердито сказала она. – Разве меня интересовали созвездия?

История десятая
Горячо! ещё горячее!

Роберт всё ещё переживал приключение в парке.

Что же делать? С мамой разговаривал, но о самом обычном. Как прошёл день? Как было на работе или занятиях? Что слышно в мире? Ничего больше. О чувствах не говорили. Наверное, после работы и выслушивания чужих сложностей и тревог, мама хотела отдыха и отдыха без его проблем. Обычно Роберт её понимал. Если и хотел иногда рассказать о чём-то, то не хотел морочить ей голову. Привык.

Поэтому и сегодня поел, включил телевизор и сел в кресло – и заснул.

Снилась ему Жанна. Договорились пойти в кафе-мороженое. Говорили обо всём. Потом гуляли по парку и держались за руки. Роберт спросил:

– Можно тебя поцеловать?

Жанна посмотрела на него "стеклянными" глазами и отрицательно покачала головой:

– Нет, я не целую некрасивых.

И вдруг заплакал младенец. Отчаянно и пронзительно. Роберт подскочил с кресла и очумело огляделся. Плач слышался со двора. Чей-то ребёнок? Нет, это же коты! Мяукают очень похоже. Сейчас не март, но им всё равно.

Посмотрел на часы. Ещё рано, а так хочется спать. Выключил телевизор, лениво побрёл в свою комнату, кое-как разделся и крепко заснул.

Проснулся он, когда было уже очень светло. Проспал. Мама ушла рано, в пятницу у неё был утренний приём. На столе в кухне нашёл записку: "Котлеты в холодильнике. Купи хлеба". Поел, подумал о занятиях. Сегодня только лекции, можно и прогулять. Несколько минут стоял под душем, вспоминая то сон, то чудеса в парке. Черноволосая зеленоглазка была не такая, как все девушки, он ей нравился. Впервые почувствовал себя милым и симпатичным, впервые девушка хотела его любить, да что там – сама просила об этом!

Что-то стукнуло на кухне. Сначала не обратил внимания. Бывает. Звук повторился. Какое-то царапанье. В кухне явно кто-то был. Роберту стало не по себе. Кто там? Опять галлюцинации?

На цыпочках прошёл по коридорчику и осторожно заглянул в дверь. Вздрогнул. На табурете сидела рыжая кошка. Такая же, как в парке. Роберт бессмысленно пялился на неё, потом перевёл взгляд на окно. Форточка была закрыта. Но даже если бы и открыта? Как кошка попала на третий этаж? А может быть, она сидела на лестнице, и когда мама уходила, то проскочила в квартиру. Как ещё? Хитрюга!

Подошёл к кошке, взял её на руки. Не протестовала, даже начала тереться головой о его руку и мурчать. Не уговоришь! Поддерживая её одной рукой, другой открыл дверь и посадил непрошеную гостью на коврик у дверей.

– Иди домой! Иди, иди!

Кошка смотрела на него, словно пыталась его понять. Роберт закрыл дверь и покачал головой. Последних впечатлений ему хватит на неделю. Только хотел вернуться в комнату, как услышал требовательное мяуканье и царапанье по двери. Что за противная зверюга, а ещё говорят, что кошки умные. Эта – какая-то идиотка. Ну, сейчас он ей покажет, где раки зимуют! Теперь не будет нежничать.

Взял из кладовки веник и двинулся на баталию с агрессоршей. Мирные действия исчерпаны, пришло время силовых. Сердито распахнул дверь, и оружие нападения вывалилось у него из ослабевшей руки: перед ним с грустным видом стояла темноволосая зеленоглазка. Теперь уже в розовом платье. Роберт невольно оглядел площадку: кошки не было видно. Убежала?

– Что я тебе сделала плохого? Почему ты на меня сердишься?

– Я, – чуть слышно спросил он.

– Если ты обиделся, что я тогда исчезла без объяснений, то извини. Я должна была всё обдумать. Мне очень трудно.

– Я не понимаю. То есть, я не сержусь, нет, нет! – он вдруг совершенно успокоился, даже не удивлялся ничему. – Заходи, что же ты стоишь.

Вдруг сообразил, что мешает ей войти и торопливо отступил в прихожую. Девушка последовала за ним.

– Понимаешь, я скажу, – положила мягкую ладонь на его грудь, а он крепко обнял её, и долго не могли оторваться друг от друга. Роберт не думал ни о чём, только слышал её тихое не то бормотание, не то мурлыканье, было ему всё равно. И слышал его сквозь дремоту. Уснул стоя?

Разбудил его голос мамы.

– Бертик, ты не пошёл на занятия? – мама заглядывала в его комнату с удивлением и тревогой. – Ты заболел? А, – вдруг заметила, что он в постели.

– Я сейчас. Я проспал. Как-то было не по себе. И проспал.

– А потом? Спал целый день?

– Я посмотрел телевизор и опять захотел спать. Что тут такого?

– Ничего такого, я спросила и только, – ответила мама с улыбкой.

– Сейчас встану и застелю.

– Можешь не застилать, уже вечер. Ты не хотел бы о чём-нибудь поговорить?

Ну, конечно. Психолог-практик! Теперь не даст покоя.

– Нет, о чём? Я уже в порядке. Выспался. Съем бутерброд и буду заниматься.

– Ну-ну, – она тонко улыбнулась, а Роберт напряжённо прислушивался: не раздастся ли за окном…

Потом целый вечер мама охотилась на него, как на мышь. Задавала множество вроде бы вопросов. Много говорила о женщинах. Припомнила – чего обычно не любила – все свежайшие сплетни из мира кино и телевидения. И любой разговор опять сводила к женско-мужским проблемам. Настоящий детектив Коломбо, только без пса. И как можно было начать разговор о затмениях сознания и странных происшествиях? Роберт вздохнул с облегчением только в полдвенадцатого, закрывшись в своей комнате и растянувшись на постели.

Что же делать? Рассказать? Но ведь бред какой-то! Можно жить некрасивым и жить вполне нормально. Но некрасивый и чокнутый?! Это конец. Люди такое не потерпят. Лучше разобраться во всём самому. Конечно, он не слышал, чтобы кто-то вылечился сам от психоза. Но угробить мнение о себе малочисленных, друзей и мамы он успеет в любой момент. Это была такая успокоительная мысль, что Роберт повернулся к стенке и сладко уснул.

Заснул спокойно. А сон был тяжёлым. Мучили его кошмары, и, главное, не мог вздохнуть полной грудью. Открыл глаза. Лежал на спине, а на его грудь давило что-то тяжёлое и тёплое, словно средних размеров собака. И пахло, так знакомо и странно. Машинально зажёг лампу у изголовья. И тут же сухая и шершавая ладонь зажала ему рот, чтобы он не заорал.

Изо всех сил попытался вырваться, но существо крепко прижимало его к дивану и придерживало второй рукой… или лапой. Роберт с ужасом всматривался в создание, покрытое рыжим мехом. Не походило на собаку, а скорее, на человекоподобную жабу в шубке цвета осенних листьев и с двумя рядами блестящих зубов во рту.

– Молчи! – прошипело чудище, и Роберт в ответ мигнул. – Молчи и слушай. Из вежливости я представлюсь, хотя это имя для здесь. Меня зовут Мурсус, а мою сестру Мии. Но на этом любезностям конец. Я люблю свою сестру. У тебя есть сестра? Нет? Значит, не понимаешь меня, это хуже.

При этих словах Роберт вдруг понял, что от Мурсуса, как от Мии, пахло прелыми листьями, мхом и грибами, только запах был более резкий. Мужской?

– Понимаю, – прохрипел Роберт.

– Не понимаешь. Ты одиночка. А у меня много братьев и сестёр.

– Я люблю…

– Неважно. Важно, что вам от этого будет только одна беда, – шипел Мурсус с каким-то знакомым горловым урчанием. – То есть, не одна, а много. Поэтому, если Мии придёт, ты прогонишь её. И тогда мы больше не встретимся. Если же не послушаешь, то я буду очень часто приходить. Приходить плохим. Очень злым и неприятным. А сейчас – спи!

Он исчез.

"Кажется, я окончательно сошёл с ума! – ужаснулся Роберт. – А если какой-то разум ещё остался, то от таких кошмаров пропасть ему совсем недолго. Ведь читал же я, что нельзя жить таким скромником-монахом, вредно для здоровья. Вот теперь уже несколько дней меня преследует настоящий безумный бред о женщинах! Сначала секретарша с хвостом. Потом прекрасная Мии. А суперзубастое чудище – это сублимация чувства вины перед мамой, – рассуждал он с важностью дилетанта. – Нужно порыться в литературе, поискать способы выхода из такого ужасного состояния".

И вдруг он опять вспомнил Мии, её чудесные волосы, её гибкое тело, странный запах. Но ведь секретарша с хвостом, кажется, существовала. Во всяком случае, тот шишка из КЧС и Демид Сверкалов выслушали его с полным доверием и ничуть не удивились. Роберта подбросила и заставила сесть в постели очень простая и трезвая мысль: и сегодня, и прошлый раз всё было на самом деле! Он встретил Мии в чудесно-волшебном месте парка, а Мурсус на самом деле сидел у него на груди, угрожая зубастой пастью. Не может быть? Почему? Потому что Мурсус был мохнатым и рыжим, а это означает – что?

"Не хочу!" – обиженно пробурчал Роберт и заснул.

Утром проснулся с головной болью и мог безнаказанно валяться в постели: суббота. Но у мамы тоже был выходной, а значит, она продолжит свою психоаналитическую разведдеятельность. Опять станет вести разговоры об актрисах и женщинах. Роберт вскочил, побежал в ванную и стал под холодный душ. Легче не стало, но хотя бы утихла головная боль. В коридоре перехватила его мама.

– Приготовила омлет, как ты любишь: с грибами на масле, – сказала очень ласково, зная, что Бертик любит вкусно поесть.

– Хор-р-рошо! – потёр он руки. – Гр-р-рибочки! – и с замиранием сердца поймал себя на мысли, что мурлычет почти, как Мии.

Наверное, что-то было заметно по его лицу, мама бросила на него внимательный взгляд. Но только один взгляд, и вернулась на кухню. Ели в молчании. Роберт смотрел в тарелку.

– Бертик, у тебя есть девушка? – вдруг ласковым голосом спросила мама.

– Что за вопрос? – у Бертика даже пропал интерес к омлету.

– Нормальный вопрос. Так есть?

– Не в эту минуту.

– Точно?

– А что такое? Всегда что-то выдумаешь, – вдруг огрызнулся ни с того ни с сего.

– У меня имеются основания думать, что есть, – возразила с многозначительной улыбкой.

– Да? И какие? – у него засосало под ложечкой.

– Ну, вчерашняя твоя сонливость и вообще. Я разбираюсь в этих вопросах.

– Мама! – Роберт покраснел.

– Не сердись, всё нормально. Кто она? Как её зовут?

У него голова пошла кругом. То, что мама догадалась о Мии, было не самой большой проблемой. Поразил факт, что слова его матери подтвердили существование Мии, с которой два раза встретились. Но значит, и рыжий зубастый Мурсус тоже точно существовал, то есть, не Роберт, а весь мир сошёл с ума.

Мама смотрела на него с интересом:

– Бертик, не обязательно об этом сейчас говорить. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Жанна.

– Что?

– Её зовут Жанна, – сам не знал, почему назвал имя хитрой блондинки. – Студентка.

– Давно вы вместе?

– Несколько месяцев.

"Если так интересуешься, то получи!" – подумал мстительно.

– А…

– Что-то мне не по себе, – вдруг перебил её Роберт, у которого перед глазами, как живой, стоял Мурсус, а омлет попытался выпрыгнуть назад из желудка.

– Хорошо. Приляг и не расстраивайся. Поговорим, когда захочешь.

"О Мии и Мурсусе? Представляю, что она скажет!"

По пути в свою комнату он справился с видом Мурсуса и вернул омлет на место. Потом сел на диван и попробовал рассуждать хладнокровно. Он не сошёл с ума. Это уже позитив. Но возникла другая проблема, и её нужно было как-то решать. Мурсус поставил ему ультиматум: оставь Мии в покое, иначе пострадаешь. И выглядел Мурсус так, как будто не умел шутить. Но почему он против Роберта? Потому что сестра полюбила? Его это – как это говорят – коробит?

Улыбка помимо его воли расплылась на лице парня. Ещё вчера ему и в голову бы не пришло, что какая-то женщина хотела бы его любить. По-настоящему, по-взрослому, без оглядки. А если бы такое и представил, то девушка оказалась бы глупой и некрасивой. И вообще, хотя в книгах написано, что женщины любят ушами, до сих пор каждая смотрела на его уши, а не слушала его ласковые слова. Но Мии совершенно не обращала внимания на его костлявость, прыщи на носу и уши. К чёрту уши! То есть, она их гладила и гладила его некрасивое лицо. Мии – стопроцентная женщина, что бы Роберту ни приходило в голову. Но вот братец… дело не в его экзотической внешности, а в том – что он против.

Раздумывал, Роберт крутил всю историю и так и эдак, но ничего не решил. "Ладно, посмотрим, что будет. Но я не хочу отталкивать Мии!"

Переоделся и на цыпочках вышел из квартиры, чтобы не заметила мать. К счастью она освежала свои сведения о мнениях мировых авторитетов по данному вопросу.

А Роберт решил освежить и проветрить лёгкие, насколько это возможно в центре города. Потом вспомнился ему симпатичный прудик на кольце двадцать восьмого трамвая. Час – и он в тихом, живописном месте, где сможет погулять и спокойно порассуждать. Немного пришлось погулять по остановке, потому что этот маршрут ходил нечасто. Всё бы ничего, но чувствовал чей-то взгляд. За ним следили, но кто? Никого не было видно. Да, людей. А что если к услугам Мурсуса птицы или жуки, например? Он читал книжки и живо представлял себе, как пролетающий мотылёк снимает его на цифровую камеру.

Наконец, подошёл трамвай номер двадцать восемь. Внутри было только два пассажира: какой-то бродяга и холёная женщина чуть старше его матери. Ни он, ни она не выглядели особенно или опасно.

Роберт по привычке сел подальше от остальных пассажиров и уткнулся в окно. И почему-то вдруг вспомнил Алёну. Пришла к ним в восьмом классе. Беленькая девочка, курносая. Ничего особенного, а он не смел с ней даже поздороваться, когда проходил мимо, опускал глаза. Через год её родители поменяли квартиру, но Роберт долго её вспоминал… во сне тоже. Потом забыл и вспомнил только сейчас. Почему? Разве что – она очень походила на Мии. Или Мии – на неё.

Трамвай остановился. Конечная остановка. Лес, а пруд за лесом. Радостно спрыгнул на землю и кинулся вперёд, куда глаза глядят. В этом месте был другим, весёлым, оживлённым, ловким. Здесь не было людей с их злостью и претензиями. Если что-то и шумело и трещало, то не являлось нудным хомо сапиенсом, а симпатичной белочкой и серьёзным вороном. Зверь не понимает красоту абстрактно. Здоров и приспособлен к окружающему миру? Значит, красив!

И сегодня, как всегда, с удовольствием забыл бы обо всём, оставил хлопоты и переживания за плечами на остановке. Но грубая реальность мешала, не мог бездумно бродить по лесным дорожкам и кидать камешки-блинчики с пляжа. Судьба вызвала его на поединок, от которого не увернуться. Точнее, увернувшись, отказавшись от боя, он потеряет Мии. Мии! Мии! Где ты?

Кто-то коснулся его ноги. Рыжая кошка. Та самая. Из парка и из его собственной кухни. Как сюда попала? С улыбкой он нагнулся к ней, и вдруг глаза его раскрылись в радостном изумлении. Кошечка тоже потянулась к нему, увеличиваясь в росте, меняя форму, вставая на задние лапы. Роберт выпрямлялся, и выпрямлялась она, поднимаясь на лапах, которые уже были стройными ножками, чуть прикрытыми подолом голубенького платьица. Передние, когда протянула их к нему, были худенькими руками с маленькими ладонями и розовыми ноготками. А рыженькая мордочка побелела и порозовела, став нежным девичьим лицом. Только глаза не изменили цвет, смотрели ласково и преданно.

– Мии, ты замёрзнешь! – он торопливо стянул с себя куртку и накинул ей на плечи.

– Здравствуй, Бертик, я ждала тебя, – чуть мурлыча, сказала Мии…

Роберт думал только о Мии и себе. Он не подозревал, что есть в городе ещё, как минимум, один человек, которому не помешали бы сведения о Мурсусе.

То-то и оно!

Демид тоже не подстраховался, поэтому Рита, девочка с чёрно-бордовыми волосами, та самая, что освещала зажигалкой появление странных сушеств на дне рождения Толика, не дозвонилась и, не долго думая, позвонила Толику. Но и тут неудачно. Сколько же ей торчать здесь, возле музея? Холодновато…

Рита вытащила из кармана помятую пачку сигарет, зажигалку и закурила, искоса поглядывая на старый серый дом через дорогу.

Нет, этому из КЧС она больше звонить не будет. Лучше Толику…

– Мы их засекли, – таинственно сообщит она. – Теперь им не уйти!

– Кого? Кому? – начнёт спрашивать Толя.

– Приезжай скорее, сам увидишь, – загадочно скажет она.

Компанию странных Адольфов только вчера переселили в КЧС, так что Толик вообразит Риту в окружении новой партии привидений. А во всей этой истории он считает виноватым только себя. Вот и кинется к ней на подмогу по указанному адресу: сквер на улице Липовой, скамейка у фонтана.