Текст книги "Чудища из-за миров[СИ]"

Автор книги: Д Кузиманза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Он говорит?

– Нет, только чирикает иногда в ответ.

– Ладно. Тогда я хотел бы поговорить с блондином.

– Он спит на лоджии.

– Я его, пожалуй, разбужу.

Ох, и странной личностью оказался блондин!

Родился он в то время, когда проблемы, о которых ему пришло в голову рассуждать, не были до конца решены. Собственно, не решены (да и зачем?) они и поныне.

Первая проблема появилась на уроке математики. Учитель, вынимая мел из коробочки, а также позже, рисуя цыфирки и буковки, говорил умные, но странные и не совсем правильные, с точки зрения мальчика, фразы:

– Математика является единственной наукой в мире, которая безусловно и всегда права. Только она безошибочно описывает реальность. Не существуют такие взгляды, которые бы противоречили математической истине. Если я учу вас, что два плюс два есть четыре, значит, так оно и есть. Четыре! Это невозможно отрицать. Два плюс два не равно ни одному, ни двум, ни трём.

– А может ли два плюс два равняться часу? – с любопытством спросил мальчик. – Или, чтобы два и два давало в результате метр?

Учитель был ошеломлён:

– Что ты плетёшь? Выйди из класса!

А он не понимал, почему должен куда-то выходить? Что такое два? И что такое другое два? Можно ли их увидеть или взять в руки? Если нет, то зачем они? Что это за идиотское описание реальности в цыфирьках?

– Может ли математика определить, сколько будет час плюс метр? – спросил он учителя на следующем уроке.

– А зачем, чёрт побери?!

– Затем, что метры и часы существуют наяву и вместе, и это куда большая правда, чем ваши два и два. Потому что мы живем не во времени, не в пространстве, а в времяпространстве. Разве вы этого не знаете?

– Я сказал: выйди из класса!

Что делать, вышел. И уже не вернулся. Был это решительный конец систематического образования молодого ума.

Через тридцать лет, когда на носу появились чудовищные очки-окуляры, виски осветлила седина, а ум выжгли тяжелые дороги, которыми ходил его разум, пришлось ему ещё раз помериться силой с иррациональностью мира. Был к тому времени увенчан дюжиной научных и почётных степеней, лауреатом множества престижных премий и человеком в научных и околонаучных кругах известным и уважаемым. В этот раз должен был победить.

– Мы живем в мире религии. Метафизики. Эзотерических и трансцендентальных наук со стремлениями к описанию действительности, – говорил он, обращаясь к залу. – Одни преподносят нам математику, как инструмент для описания любых тонкостей нашего мира. Но при этом они часто неспособны провести различие между умозрительным и доказанным, между аксиомой, которая является мифом, и доказанной на основе аксиомы теоремой, которая миф такой умножает. Другие признают физику, свято веря, что всё, что брошено сверху, упадёт вниз, на самом деле не умея доказать, что не улетит ещё выше. В конечном итоге, что это за наука, которая утверждает, что что-то упадет только потому, что уже упало не раз, да ещё подтверждает это формулами.

Поднял над головой яблоко, которое до поры до времени сжимал в ладони.

– Кто докажет, что яблоко, которое в настоящий момент я держу в руке, не полетит вверх, если его отпущу?

Мистер в черном длинном фраке поднялся из группы ему подобных.

– Очевидно, что яблоко упадет. Не может полететь вверх, потому что существует гравитация. Гравитация же существует, поскольку…

Не успел закончить фразу, потому что яблоко парило под потолком. Из упрямства полетело вверх?

– Но как?!

– А почему бы и нет? Попробуйте сами.

– Да, но…

Он не ждал, пока чёрный фрак подыщет слова. Теперь принялся рассматривать уже другую проблему.

– Сейчас я докажу вам, что два и два совсем не должно равняться четырём.

Люди, уже шокированные предыдущим опытом, теперь возмутились не на шутку. Однако, несмотря на угрозы и насмешки, ему разрешили продолжать.

– Так вот, у нас есть здесь две женщины, – указал на сидящих неподалеку дам. – А здесь, – указал на тех же женщин, – у нас есть две особы, одетые в платья. Теоретически, должны быть это четыре человека, однако – о чудо! – есть лишь два.

– Еретик! – раздавались вскрики в толпе. – Безумец!

– На костёр его! – рявкнули двое служителей порядка.

Однако он не обращал внимания на возмущение.

– Далее, суммируя дорогу, которую я преодолел…

Сделал два шага, отходя от места, на котором раньше находился.

– Я прохожу два шага. Потом ещё два, – проговорил, возвращаясь на место. – Однако, вопреки математическим правилам, как их трактуют некоторые учителя начальных классов, я не удалился от исходного местоположения на четыре шага. Собственно, я остался там, где я находился ранее. То есть, в этом случае два и два дали нам нуль.

– Дурак, – прокомментировала женщина в жёлтом платье.

Он оставался бесстрастным. Расстегнул молнию на сумке, которую принёс собой, и вынул кота.

– Вот животное. Кот.

– Достаточно! – возмутилась дородная матрона с надутой физиономией. – Почему ему позволяют плести эти бредни? Публично! Его нужно бы выпороть!

– Но, собственно говоря, на каком основании мы можем сделать вывод, что это кот? – невозмутимо продолжал он. – Только потому, что оброс кошачьей шерстью? Если вы все посмотрите на эту воительницу за публичное спокойствие, то легко можете прийти к выводу, что усы под её носом является именно кошачьей шерстью. А почему я всё-таки этого не скажу? Потому что она не является ни котом, ни кошкой, а, как бы то ни было, женщиной! Откуда, однако, мне известно, что она не является кошкой?

– Потому что баба, кретин!

– Я знаю, поскольку у меня есть жизненный опыт, что кошка, кроме кошачьей шерсти, имеет также хвост. Однако…

После этих слов он начал снова шарить в сумке.

– Этого зверя вы тоже назвали бы, конечно, котом, – показал бесхвостого кота. – И были бы правы, потому что это кот с острова Мэн. А, может быть, и кот обычный. Кот, которому не повезло, и он жил у скупого шотландца, который экономил на обогреве своего дома до такой степени, что укоротил беднягу на хвост. Итак, перед нами явный кот, но у него нет хвоста! Следовательно, или все трое, то есть кот, женщина с усами и кот без хвоста принадлежат к виду кошки…

– На костёр его! – скандировала толпа. – Не позволим, чтобы этот дурак распространял среди нас сомнения и неверие!

Он удержал напирающую на него толпу властным жестом ладони. Сохраняя бесстрастность, заговорил в последний раз.

– Каждый из вас творит для себя свой собственный, созданный на основе личных верований мир. Вы не умеете смотреть на то, что находится перед вашими глазами именно своими глазами. Вам обязательно нужны гиды, проводники и переводчики, чтобы воспринять действительность. Вы смотрите на реальные вещи и события сквозь очки каких-то странных умозрительных схем и общепринятых убеждений, сквозь чужие миры. Можно бы сказать, – впервые проявил волнение, – что для меня вы являетесь существами из-за миров! А вот вашу принадлежность к роду людскому нужно ещё доказать, поскольку только чудище может требовать, чтобы каждое мировоззренческое отступничество каралось плетью или костром.

– Костром! Именно! Хватайте его!

– Для меня вы – чудища из-за миров.

Сожгли его в полдень того же дня…

– Я и не подозревал, что дорога на костёр так усиливает аппетит? – сказал высокий блондин. – Но не будем плохо говорить об отсутствующих: последний обед мне всё же принесли.

– Но для умершего вы неплохо выглядите, – отозвался Демид, удержавшись от продолжения: "И у вас отличный аппетит!" – Но что хотите сказать этим чудовищным "сожгли"?

– Вы считаете, что в наше время не жгут на кострах? Очень даже жгут и совсем не фигурально. Это поодиночке мы обычно миролюбивы и гуманны. А в массе каждая отдельная особь теряет индивидуальность… хотя бы из страха разделить судьбу еретика. Но если в линчующей толпе найдётся пара-тройка трезвых умов, тогда используется то, в чём я пытался убедить и за что меня собственно и потащили на костёр. Неважно, что происходит на самом деле. Важно знать, что произошло то, что нужно. Оказалось достаточным, чтобы раздражающий субъект был прилюдно сожжён, уничтожен, развеян по ветру. А куда он направился после этого, никого не волнует. Многие даже радуются, встречая такого потом на улице, и вежливо кланяются.

Блондин хихикнул:

– Если быть откровенным до конца, то мне помог приятель: ему понадобился мой свитер.

– Свитер?

– Гуси спасли Рим, стакан воды изменил карту Европы, так что для избавления от костра свитер – это совсем недорого.

– Он пришёлся ему впору? – спросил Демид, чтобы разговор не угас.

– Вряд ли, Габилис на голову ниже меня, но вдвое толще. Я думаю, он использовал его для изобретения.

Демид насторожился: приятель столь странного существа здесь? Значит, этих, так называемых духов, уже не шесть, а семь?

– Он изобретатель? Очень интересно. Не могли бы вы меня с ним познакомить?

– С Габилисом? Если только он не испытывает где-нибудь новое творение, то обязательно у себя в гараже. Но туда около часа ходьбы.

– Вызовем такси.

По пути Демид сообразил, что прежде чем знакомиться с приятелем духа-философа, неплохо бы познакомиться с самим философом. У того оказалось незатейливое имя Вольф, а фамилию он проговорил быстро и неразборчиво, и прозвучала она как нечто среднее между "брудершафт" и "брауншвейг".

Прибыли они вовремя. Габилис, который походил на средних размеров шкаф, одетый в старый комбинезон, заталкивал кусочки свитера в фанерный ящик. Изобретатель, стол, ящик и кусочки свитера – только это и можно было видеть в направленном свете небольшой лампы, остальное тонуло в вечерней тьме.

– Что ты делаешь в этот раз? – спросил Вольф после того, как приятель проигнорировал их с Демидом приветствия.

Габилис посмотрел на них глазками-щёлочками и оскалил крупные жёлтые зубы не то из вежливости, не то от злости.

– Излучатель отсутствия желаний, – буркнул он и отвернулся к ящику.

– А что общего имеет свитер с излучением? – тихо спросил Демид.

– Бесполезно расспрашивать, – шепнул в ответ Вольф. – Я его знаю. Когда Габилис работает, можно поджечь мастерскую, и не заметит. Если до конца сборки несколько дней, то нам не повезло.

– Он собран, – сквозь зубы ответил Габилис. – Не хватает основной субстанции. Вы очень кстати.

Демид и Вольф синхронно попятились, но Габилис неожиданно шустро выскочил из-за стола, схватил их за руки и начал инструктаж.

В результате этого на следующий день Демид и автоматический зонд-сборщик составляли неразлучную пару.

Началось с больших фирм, которые буквально распирало отсутствие мотивации. Прокрадывался в рабочее время в курилки и на крыши, выслеживая травящих анекдоты и просто дремлющих с сигаретой, приклеенной в углу рта.

Быстрое появление за их доноров, размашистое движение зондом, щёлк-щёлк, широкая улыбка в ответ на сонные взгляды – готова порция! Сразу же проявлялся эффект лишения субъектов этой субстанции, которую Габилис называл ОМ, то есть, отсутствие мотивации. Все немедленно кидались на рабочие места, а самые энергичные успевали по пути раздобыть бутылочку-другую пива или состроить друг другу глазки.

Неиссякаемыми источниками ОМ оказались дети, особенно оставленные один на один с невыученными уроками и запертыми компьютером и телевизором. Щёлк-щёлк – и зелёная, густая, похожая на шампунь ОМ заполняла целую канистру!

Вольф и Габилис с двумя другими зондами трудились на своих участках.

После полудня изобретатель решил, что ОМ достаточно, и пора провести испытание, но его приятель потребовал перерыва на обед и самого обеда. Жуя бутерброд и запивая его кофе, Демид никак не мог понять, почему эти двое производят на него такое неземное впечатление. Обычные мужчины, не более плотные или прозрачные, чем люди вокруг. Если Вольф сразу после своего появления и по словам Толика летал по воздуху, то сейчас уверенно передвигался по земле. "Ладно, – решил Демид, – когда испытания закончатся, я вежливо, но непреклонно, – его всегда привлекало это сочетание слов, – попрошу их отправиться со мной в КЧС". Только он додумал последнее слово, как запустились двигатели, и гараж полетел над городом.

– Ну, ты, торопыга! Куда рулить? – спросил Вольф, кидаясь, судя по его словам, к месту водителя. Сам изобретатель держал в объятиях аппарат, похожий на рыжего осьминога с утроенным количеством тощих ножек.

– Не знаю, – буркнул Габилис. – Мне нужна небольшая толпа людей, действующих целеустремлённо. Двигай к стадиону!

Прежде чем Демид сообразил, в чём дело, и допил кофе, гараж оказался над футбольным полем. Открыв одну створку двери, они наблюдали, как немногочисленные группки болельщиков на трибунах вяло помахивают воздушными шариками. Наверняка фанаты команд не ожидали от матча ничего особенного, был он не слишком важным, и журналист облегчённо вздохнул. В этот момент Габилис открыл вторую створку, аппарат заурчал, свистнул, и зеленоватые, еле видные лучи устремились вниз.

Вначале никакого эффекта не замечалось. Команды и судьи выбежали на поле, монета была подброшена, после этого… футболисты вдруг повели себя странно.

Один небрежно пнул мяч, второй отступил в сторону, так что мяч свободно прокатился несколько метров и замер. Судя по жестам остальных они предлагали друг другу заняться игрой, но не двигались с места, а вратари даже вышли из ворот и развлекались бегом трусцой по кругу. Тогда к мячу подошёл главный судья, уселся на него и ленивыми движениями стал разбрасывать вокруг себя жёлтые карточки. Остальные двое судей подошли к скамейке запасных, развели руками и отправились к выходу из стадиона. Когда тренеры обеих команд принялись складывать и пускать вдоль края поля бумажные самолётики, Демида охватил ужас. Но Габилис радостно фыркнул: "Больше ничего не будет", и Вольф повернул гараж в обратный путь. Приятели были в отличном настроении, Демид же гадал, не закончится ли всё нервным срывом всех "подопытных кроликов" эксперимента. И, кстати, что сделают фанаты обеих команд, если узнают, как всё случилось?

А его новых знакомых ничего не волновало. Вольф был так весел и доволен, что в одном месте сделал поворот против движения. Тут же из тени большого рекламного щита вверх взвился пост дорожной полиции. Но у Габилиса оказались тренированные рефлексы: послышалось знакомое урчание, пост замер на месте, а затем лениво спланировал на зеленеющую вдали лужайку.

– Здорово это у вас получается, – пробормотал Демид. – Но мне кажется… эй, постойте! Что вы делаете?

Было поздно. Переглянувшись с Вольфом, Габилис направил излучатель МО на Демида, аппарат сделал своё чёрное дело, и через несколько минут сотрудник КЧС покорно выпрыгнул из зависшего над тротуаром гаража. Вольф и Габилис приветливо помахали ему руками и улетели в неизвестном направлении – обзор Демиду закрывали деревья сквера.

История пятая
Как важно быть объективным

Он шёл так тихо, что не слышал собственных шагов. Осторожно, крадучись. Хватило бы одного фальшивого движения. Одного предательского хруста ветки, и охотник превратился бы в дичь.

Что-то пошевелилось в густом ольховнике. Остановился и прислушался. Ничего, кроме ночного лягушачьего хора из недалёкого болота. Это движение, наверняка, не то, что искал. Опять шагнул вперёд. Грунт под ногой подался: дальше начиналось болото.

Он добрался до цели – это территория чудища, на которое охотился.

Мушкет, два пистолета, сабля и два длинных ножа. Такого оружия должно хватить, хотя наверняка никогда не известно. Если бестия его услышит или заметит, если изловчится, может быть очень плохо. Кто бы ни ожидало его там, впереди, оно отлично умело убивать.

Через несколько шагов остановился опять. Болотная жижа доходила уже до щиколоток, а земля под ней казалась толстым, мягким, но очень коварным ковром.

И всё-таки слева что-то слышалось! Тихие, но отчётливые звуки выделялись из естественного ночного шума. Может, это олени или кабаны, а может…

Помогла ему случайность. Когда полная, лоснящаяся луна вынырнула из-за туч и осветила всё вокруг, он как раз оказался среди нескольких тощих стволиков ольхи. Невидимый в их тени, увидел то самое, шевелящееся. Оно было близко, шагах в пятидесяти. Местные говорили, что это дьявол. Для них любая беда, лихорадка или град, всё это – дьявол. Но здешняя бестия, на которую он охотится, всего лишь какой-то болотный упырь, может, водяной.

Ладно, это всё хорошо, но что же действительно там, невдалеке? Хотя луна светит, как нанятая, но кустики и деревца, хоть и чахлые, мешают рассмотреть не только его – охотника, но и дичь. Сидит кто-то на поваленном стволе и что-то обгрызает, не то оленью ногу, не то человечью, трудно понять. Важно, что не человек этот кто-то.

Спокойно и тихо зарядить мушкет.

Неторопливо, но старательно прицелиться.

Выстрелить…

Грохот пошёл гудеть по болоту из края в край. Серебряная, освящённая пуля срезала несколько мелких веток и, не изменив хозяину, попала в цель. Чудовище получило её точно меж красноватых глаз. Не издало ни единого звука. Пошатнулось, скользнуло с бревна и шлёпнулось в воду.

Конец!..

…– Ну и мерзость! – старая княгиня, хотя и смотрела на лежащее у её ног чудище с отвращением, не могла оторвать от него взгляда. – Чего только дьявол на землю не пошлёт на мучение людям? Что ж оно такое?

– Да, мерзкая тварь. – Седой Охотник – никто не знал, имени этого человека, носил на шапке пряжку с сизым соколом, потому так его и звали все – заметно гордился своим трофеем. – Не то упырь, не то оборотень, а то и сразу всё вместе. Но беды больше не натворит.

– И где ж вы, сударь, такую нашли? У Дьявольского холма, как вам мужики советовали?

– Нет, ваша светлость, не там. А Дьявольский холм, по слухам, – очень плохое место. В полнолуние туда и десять таких, как я, лучших, чем я, – если таковые где-то в мире есть – не пошли бы. Под холмом, говорят, самые, что ни есть адские двери.

– Говорят. Может и байки всё, но страшно туда идти и убеждаться, а других нехорошо на такую опасность посылать. А где же это чудище сидело?

– В Ольховой трясине, за Королевской вырубкой. Хватило одного выстрела.

– Благодарим вас, сударь, послужили вы нашей округе. Суета и тщеславие – грех, но за добрые поступки надлежит не только благодарить, но и награждать их, потому слава и награда героя не минуют. Золота кошель, как это по обычаю полагается, – награда. А слава… Вот заветный медальон. В одной половине его видите зубра – здешних земель символ, в другой половине – меч-кладенец. Каждый, кому знак этот покажете, будет знать, что право ваше – дьявольские отродья и всякую нечисть побивать. Двери замков и домов всегда перед вами отворятся, даже крепости и воинские поселения ночлег вам дадут и помощь.

– Но, ваша светлость, не достоин я таких почестей, – поклонился Седой Охотник, хотя важное выражение его лица противоречило словам.

– А если благодарность людскую не цените и не принимаете – это уже гордыня, – мягко, но настойчиво сказала старая княгиня. – Знаю-знаю, вы великий храбрец. Кто кобольда из Яшмового грота вытащил? Кто в лугах под Пущей полудницу поймал, а в самой Пуще – сего упыря подстрелил? Чья слава по земле прежде вас бежит, как о побивателе адских бестий?

Седой Охотник принял кошель и медальон, почтительно поклонился. Княгиня покивала в ответ и поднесла к щеке указательный палец, украшенный большим рубином.

– Знаете, что мне сейчас припомнилось? Две недели назад выступали в замке комедианты. Была среди них девушка весёлая и ловкая да вихрастая, как будто молния в неё ударила. Вспомнила я о ней, потому что она песенку о вас пела, и припев был такой: "Кто нам нужен, кроме Седого Охотника? Он – наша слава и любовь!" Да, лучшего, чем вы, нам не найти, чтоб от дьявольских бестий обороняться. Только и сами себя от них охраняйте: как возомнил человек, что равного ему во всём свете нет, – так и ждёт его погибель, уж не примите, как обидные, мои слова.

– Ваши слова и ваша благодарность – это честь для меня, – почтительно сказал Седой Охотник, но и сердитый огонёк в его глазах мелькнул.

Когда вернулся на постоялый двор, где собирался переночевать, а утром с попутчиками отправиться в дальний путь домой, то не успел пройти от ворот до дверей гостиницы, как услышал:

– Благородный рыцарь, благородный рыцарь!

Замурзанный белокурый мальчуган выкатился из-под стоявших поблизости возов и подбежал к нему.

– Ты меня зовёшь, малый? – спросил с усмешкой Седой Охотник.

– Да… да, благородный рыцарь… хотел вас…я хотел…

Мальчик был оборванный, щербатый и потому иногда говорил невнятно.

– Так говори ясней, чего хочешь, а то я устал и проголодался.

– Я слышал, что вы – Седой Охотник. То есть, такой, что зло убивает. А у нас на хуторе это самое зло и сидит. Пугает, убивает. Старшие сказали к вам идти, кланяться и просить. Помогите нам, благородный рыцарь!

– Я не рыцарь, а охотник, но это не важно. – Слова мальчика льстили не только самолюбию, но и тщеславию. – Зло, говоришь? Снова какой-то дьявол или другая гадина?

– Нет, сударь, Не дьявол.

– Нет? Тогда ты меня удивил, малыш, у вас тут все только дьяволов и боятся! Что же за тварь у вас там? Мара, привидение?

– Нет.

– Может быть, упырь или кикимора?

– Нет-нет, не упырь.

– Ну, тогда сам лесной хозяин – не иначе.

– Сударь, это не леса хозяин, а хозяин ночи, – покачал головой мальчик. – Волк.

– Волк? Разве у ваших старших нет ружей?

– Волк не простой. Волк-оборотень! Поможете нам?

– Помогу, ладно, – кивнул Седой Охотник. – Только, как тебя зовут?

– По разному. То бродяга, то хитрюга, а чаще всего – Заноза.

– Ладно, Заноза. Позволь мне немного отдохнуть, – снисходительно сказал Седой Охотник, – съесть чего-нибудь, и поедем к твоему оборотню.

Он и впрямь не спешил, потому что мальчик объяснил: хутор этот недалеко. Седой Охотник отдал на хранение свои деньги почтенному хозяину постоялого двора, а затем наелся и напился, как то и надлежит делать после славных деяний и достойной награды. И в дорогу с собой взял две солидные фляжки с местным зелёным вином, коим округа славилась больше всего, да сумку с едой.

Молодые герои, уничтожающие чудищ, искатели приключений и острых ощущений на экстремальной охоте, те, кого прославляют баллады за их мужество перед страшными бестиями и за благородство при получении призов, имеют между собой кое-что общее.

Их искусность в осушении стаканов вина и опустошении тарелок не уступает мастерству владения оружием.

Так что Седой Охотник любил выпить и закусить в дороге, вот их с Занозой путешествие и длилось в два раза дольше, чем обычно. В пользу старшего путешественника надо сказать, что он щедро делился едой с младшим, а о вине назидательно сообщал, что пить его – вредно!

Коней не взяли. Одно, что близко, а второе, что на болоте конь не очень пригодится. Но, как уже сказано, закусывали, а значит, несколько раз присаживались у дороги и теряли время. Кроме того, прославленное зелёное вино показало свой нрав, и ноги Седого Охотника постепенно перестали его слушаться. Заноза теребил его за рукав, чтобы успеть домой до сумерек, но ничего не мог поделать с подвыпившим героем. В конце концов, тот просто улёгся у дороги под дубом и захрапел.

И место вроде бы не слишком опасное, возле дороги от княжеского замка к богатому городку, но Заноза боялся. Ведь расстояние до замка было таким же, как и до овеянного злой славой Дьявольского холма. Дьявол или какой-нибудь его посланец вполне могли наткнуться на спящего, а он, будучи пьяным, вряд ли мог защищаться. Мальчик какое-то время пытался растолкать и разбудить Седого Охотника, но потряхивание за плечо и даже сильные и звонкие шлепки не давали никакого эффекта.

В конце концов, Заноза махнул на спящего рукой, забрался в импровизированную пещерку под нижними ветвями ели и съёжился там. Кричали совы, что-то трещало, что-то пищало, что-то шумело знакомо и незнакомо. Усталость победила страх, и мальчик заснул.

Ночью никто и ничто на них не напало, однако Белый Охотник имел по этому поводу особое мнение. Был уверен и упрямо твердил, что во время сна их гнусно ограбили, иначе куда бы подевались вино из фляжки и еда из сумки? Такое неуважение к прославленному человеку требовало мести, но следов не обнаруживалось, а Заноза уговаривал продолжать путь.

Отправились дальше. По словам Занозы, пути оставалось всего ничего, но, к сожалению, пришлось сойти с большой дороги на большую тропу, которая свернула на поросшую кустами пустошь и начала там виться, как настоящая змея. С каждым поворотом тропа эта казалась всё неудобнее и труднее, всё ухабистее и неровнее. Часто приходилось обходить выросшие прямо на ней кустики или перебираться через лежащие поперёк неё стволы. А, главное, земля стала невыносимо влажной и вязкой. Не было ещё болота, но грязь иной раз доходила до середины голенища. И становилось всё жарче и жарче.

– Куда ты меня ведёшь? – наконец не выдержал Седой Охотник. – У вас тут везде так? Не иначе предверье адское.

На объяснения мальчика, что в округе везде мокро, что тут недалеко две реки и озеро, дожди часто идут, он задумчиво кивнул:

– Тогда у вас не оборотень разбойничает, а настоящий водяной. Или бродячий утопленник. Или русалка, – улыбнулся мечтательно.

– Нет, такие бывают, но мы с ними справляемся.

– Ишь ты, какие вы бедовые, – удивился Седой Охотник.

К счастью тропа стала намного суше и свернула в лес, в прохладную тень Но, как жестокая плата за временные удобства, на путников набросились тучи заскучавших и оголодавших в этом безлюдье комаров. Седой Охотник, хоть со многими бестиями боролся и пережил множество опасных приключений, сейчас был беспомощен. Топал ногами, отмахивался, натягивал на шею воротник, а на лицо – носовой платок, но с каждой минутой был всё более покусан и озлоблен. Мысленно повысил плату за уничтожение оборотня в два раза против той награды, которую ему дала княгиня.

Не выдержав, начал громко ругать ужасных насекомых, но Заноза испуганно дёрнул его за рукав:

– Ш-ш-ш! Тут близко Дьявольский холм! Сейчас день, но если дьявол разозлится, то и под солнцем на нас нападёт. Не кричите, сударь!

– Дьявол, дьявол, дьявол его возьми – бормотал Седой Охотник, оглядываясь.

Замшелые деревья, большущие паутины, уродливые грибы – и странная тишина.

– Идёмте, идёмте! – торопил его Заноза.

Вдруг лес расступился, и тропа выбежала на просторный, но опять влажный луг. Комаров как ветром сдуло. Зато появились слепни, жалили ещё больнее. Отбиваясь от них, Седой Охотник то и дело спотыкался в грязи, мечтал о кружке пива в прохладной корчме и чувствовал, что оборотень, который позволил себе поселиться в таком паскудном месте, становится его личным врагом.

И вдруг они услышали собачий лай.

– Ну что, мы пришли?

– Да, это Кусай, гончая моего деда, – сказал Заноза.

– Узнаёшь его по гавканью?

– Нет, сударь, у нас других собак больше и нет. Всех оборотень сожрал.

– А одного оставил? – Седой Охотник перестал удивляться, когда прошли мимо низкой хатки, во дворе которой лающее, воющее, мохнатое нечто так рвалось с толстой цепи, что даже оборотень явно не желал с ним связываться.

Кусай поднял шум на весь хутор. Седой Охотник не был рад, но и не делал из этого трагедии. Что ж, прежде планировал договориться с родителями Занозы, чтобы о его появлении никто не знал. Это увеличило бы шансы на встречу с оборотнем. А теперь все жители могли заметить чужака и поинтересоваться, кто это. Ага, вот и встречающие!

Их оказалось около двадцати человек, невысокие, коренастые, крепкие и усатые. Все были при вилах или топорах. Смотрели исподлобья и ожидали, чтобы чужак подошёл поближе, когда уже не сможет удрать. Когда из-за спины пришельца выскочил Заноза, хмурые лица немного подобрели.

– Чего это ты, бродяга, к нам чужого привёл?

– Он убьёт оборотня, вот чего!

– Ох, и дурак! Выпороть нужно бродягу!

– Я встретил его на постоялом дворе. Как раз перед тем для княгини

упыря застрелил. Она ему волшебный медальон дала, во как! Ну, я и подумал, что нам поможет, – оправдывался Заноза, широко раскрывая голубые глаза.

– Ах, бродяга! Тебя за солью послали или за человеком, – начал сердиться один из мужчин, наверняка отец мальчика, одновременно пытаясь вытащить из штанов ремешок. Заноза не стал дожидаться и умчался, как заяц.

Седой Охотник остался один, а лица местных вновь стали неприветливыми. Машинально он положил ладонь на саблю, а второй взялся за рукоять пистолета. Жесты многозначительные, но бесполезные: никто даже не попятился. И тут он вспомнил о медальоне, вытащил его из-за пазухи и показал. Вилы смущённо опустились, топоры спрятались за спинами владельцев.

– Э-э-э, вот оно как? – начал разговор отец Занозы. – Что вас привело в нашу бедную деревеньку?

Седой Охотник уже понял, что произошло недоразумение, и мальчик пригласил его по своей инициативе. Но не зря же он с такими трудностями попал сюда? Впрочем, трудности были не такие уж и большие, просто не любил он попадать в смешное положение. Если местный оборотень существует в природе, то он его убьёт!

– Мальчик говорил, что вам постоянно угрожает волк-оборотень, поэтому я пришёл помочь.

– Ну, и что? Ну, человек-волк. Ну, скушал несколько собак, пару куриц, свинью и кузнеца загнал на дерево. Ничего страшного!

– А если ночью вас убьёт?

– Ой, сударь, мы двери и ставни закроем, скотину в сараях спрячем. Пусть себе бестия воет и бегает под окнами, если нравится. И безопасней так, давно уже ни один грабитель или разбойник у нас не бывал.

– Так это, так, – закивали головами и все остальные.

– Люди, да что вы такие глупости плетёте? – изумился Седой Охотник. – Это ж проклятое создание! А я как раз таких уничтожаю. У меня обязанность: адскую тварь застрелить и тем, кому она угрожала, предъявить дохлой: мол, больше разбойничать не будет.

– Ой, сударь, нехорошо так сразу на кого-то с пистолетом кидаться не подумавши, – отец Занозы отдал топор соседу и подошёл поближе к Седому Охотнику. – Если он оборотень, так ему и не жить? А нельзя так, чтобы вы и его оставили в покое, и сами домой отправились, или откуда там вы пришли? Мы мальчика за солью посылали, кто ж знал, что он столько глупостей натворит? Ну, я его так выпорю, что неделю сесть не сможет!

– Значит, оборотня жалко, а сына нет?

– И сына жалко, но отдури его избавлять нужно. Надо же что придумал?! Этот оборотень хотя и воет, но беды от него большой нет. И днём ведь он, может, порядочный человек, а вы так сразу – пристрелить! Откуда мы знаем, что он не из нас кто-то? Убьёте волка, а в деревне траур будет. Заходите, лучше, в мой дом, пообедайте, отдохните, а потом мы назад вас отведём.

Горячая, молодая кровь требовала действия, но настоящий охотник на нечисть должен владеть собой. Раз жители хутора против уничтожения собственного оборотня, так тому и быть.