Текст книги "Цветы в море зла"
Автор книги: Цзэн Пу
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Вэнь Динжу вскочил и, налив полный бокал вина, воскликнул:
– Радостная весть, которую ты принес, приятнее бряцания копий! Надо выпить за это до дна!
Он одним духом осушил бокал, положил в рот несколько свежих семян лотоса и продекламировал:
С побережья Восточного моря
Поплыву я к Японии вскоре:
Буду алчен я там,
Как свинья,
Как прожорливая змея.
– Как ты смел, Вэнь Динжу! – восхитился Чжан Цянь. – Ты и в самом деле хочешь бросить кисть и взяться за копье?
– Ну что ты! Я сегодня написал доклад, в котором прошу императора выступить в поход против японцев. Хотел было сразу же передать его, но затем подумал, что одного моего имени будет недостаточно: как-то несолидно и одиноко звучит. Поэтому я и позвал тебя сюда посоветоваться. Может быть, подпишешься вместе со мной?
Он вытащил из кучи бумажек, валявшихся на столе, черновик доклада и протянул его Чжан Цяню. Первое, что тот увидел, было заглавие, в котором излагалась суть дела:
«Нижайше прошу как можно скорее послать военную эскадру для прочесывания Японского моря и захвата важнейших опорных баз. Это наглядно продемонстрирует силу нашего государства и явится небесной карой преступникам».
– Великолепный план! – воскликнул Чжан Цянь, хлопнув рукой по столу. – Ведь не забравшись в логово тигра, не достанешь тигрят! К сожалению, командующий флотом труслив, как мышь, и понимает обстановку не лучше одного художника, у которого на картине вместо тигра получилась собака! – Он вытащил из кармана листок бумаги и вручил его Вэнь Динжу. – Ты посмотри только, какую телеграмму Ли Хунчжан послал Дин Юйтину! И смех и грех!
Вэнь взял листок и прочел:
«Командующему флотом Дину.
В ответ на вашу телеграмму сообщаю, что Асан находится вовсе не в Китае: вы, вероятно, не разглядели как следует карту. Не поддавайтесь беспочвенным страхам: если ваша эскадра пойдет к Асану, то это еще не значит, что японцы немедленно начнут войну. А жителям вашей провинции тем более ничто не угрожает, пусть спят спокойно. Можете не плыть пока к Асану – Янь Цзычао обладает достаточными силами, чтобы продержаться там одному. Но в будущем Россия предполагает направить туда военные корабли, и тогда я, возможно, пошлю вас наблюдать за боем. Наберитесь храбрости!»
Дочитав телеграмму до конца, Вэнь Динжу громко расхохотался:
– Наверняка Ли Хунчжан послал его к берегам Кореи на соединение с асанскими войсками, а Дин Юйтин струсил и, притворившись, будто готовится отразить внезапное вторжение японцев, попросил у северного диктатора замены! Вот Ли Хунчжан и ответил ему такой язвительной телеграммой. Теперь из этой истории выйдет великолепный анекдот на целое тысячелетие! И все-таки очень прискорбно, что морские границы нашей огромной страны охраняются подобными ничтожествами. Если в один прекрасный день случится несчастье, Ли Хунчжану этого не простят!
– Я слышал, что хунаньский губернатор Хэ Тайчжэнь позавчера подал доклад диктатору севера и смело рвется в бой, – заметил Чжан Цянь. – Стремясь повторить историю Ду Юя [281]281
Ду Юй —сановник V в., который завоевывал земли к югу от р. Хуанхэ.
[Закрыть], который с деревянной флотилией сумел отвоевать весь юг, он просит назначить его командующим эскадрой боевых кораблей. Ли Хунчжан хохотал до колик, когда получил это письмо, но ответа так и не послал. А мне кажется, что Хэ Тайчжэнь хотя и книжник, но человек смелый. Он способен проглотить все Восточное море. Если бы его действительно назначили командующим, то, кто знает, может быть, он и в самом деле добился бы удивительных успехов!
Подливая друг другу вино и болтая, приятели успели несколько раз пролистать рукопись доклада. Чжан Цянь исправил кистью две-три фразы и поставил свою подпись.
– Я полагаю, сначала стоит показать этот черновик учителю Гун Пину, а потом уже представлять, – сказал он. – Каково твое мнение?
Вэнь Динжу задумался, но не успел ответить, потому что на лестнице вдруг послышались торопливые шаги и какой-то человек, весь мокрый от пота, откинув дверную занавеску, прерывающимся голосом обратился к Чжан Цяню:
– Оказывается, господин здесь! Его превосходительство Гун Пин только что прислал нарочного, который сообщил, что Япония уже начала с нами войну. Английский корабль «Высокий взлет» с солдатами потоплен, асанская эскадра разбита. Его превосходительство очень обеспокоен. Канцлер Гао Янцзао сейчас находится у него, и они хотят посоветоваться с вами по важному делу!
Приятели всполошились, быстро собрали черновик доклада, уплатили по счету и спустились вниз. Сев в коляски, они отправились к Гун Пину.
Воистину:
Если хотите узнать, по какому важному делу министр вызвал Чжан Цяня, прочтите следующую главу.
Глава двадцать пятая
МИНИСТР ИЩЕТ ЖУРАВЛЯ, НЕ ПОНИМАЯ, ДЕЛАЕТ ОН ЭТО ВО СНЕ ИЛИ НАЯВУ. ГУБЕРНАТОР ХВАСТАЕТСЯ ПЕРЕД СВОИМИ ПОДЧИНЕННЫМИ, ЧТО ПОКОРИТ ВРАГОВ БЕЗ БОЯ
Итак, покинув кабачок в парке Десяти храмов, Чжан Цянь и Вэнь Динжу сели в коляски и отправились в восточную часть города. Миновав Дунданьскую арку, они спустились по бульвару ко Второму переулку. Коляска Вэня ехала быстрее, поэтому он первым увидел на углу большую толпу людей, которые рассматривали какое-то объявление. Лениво повернув голову, Вэнь Динжу вдруг обнаружил, что объявление весьма необычно: оно было написано не уставным шрифтом, а древним почерком. Тогда он приказал кучеру остановить коляску, всмотрелся в объявление и увидел в верхней его части четыре больших иероглифа:
«Разыскивается журавль».
Знаки были написаны очень своеобразно, с присущей древним простотой. Кто мог сделать это, кроме Гун Пина? Вэнь Динжу торопливо соскочил на землю. В этот момент подоспела коляска Чжан Цяня.
– Зачем ты вышел? – приподняв штору, крикнул тот.
– Иди скорей сюда! – махнул рукой Вэнь Динжу. – Полюбуйся на искусство старика Гун Пина!
Чжан вылез из коляски. Они оба пробились сквозь толпу и, подняв глаза к висевшему на стене объявлению, прочли:
Господа, проходящие мимо,
Прошу вас, внемлите мне:
Я рассказать осмелюсь
Сон, отнявший покой.
Радугу на востоке
Вчера я видел во сне, —
Она, мой дом обвивая,
Вдруг стала черной змеей!
Как сладкий тростник, смакуя,
Журавля глотала змея,
Когда же проснулся – ветер
Бешеным тигром выл.
«О страшное сновиденье!» —
Вздрогнув, подумал я,
Видя, что клетка открыта,
Что след журавля простыл.
В сторону Ляодуна [284]284
Ляодун —одна из северо-восточных провинций Китая, где вьют гнезда журавли. Здесь содержится намек на ожидавшееся вторжение японцев.
[Закрыть],
Сердцем скорбя, гляжу:
Того, господа, кто в клетку
Моего журавля возвратит,
Буду благодарить я
И, не скупясь, награжу.
Внимательно прочитайте,
Каков он, журавль, на вид.
Крылья – белее снега,
Когда летит в вышине,
Сам черный, нога – в три коленца,
Красный у глаз хохолок.
Теперь журавля размеры
Описать разрешите мне:
Пожалуй, он лебедя выше,
Но не так, как страус, высок.
Аршин он трех достигает,
Стоит на земле пока.
К этому я добавлю,
Нравом журавль каков:
Когда поднимает очи,
Смотрит на облака,
А сверху глядит на куриц —
Словно на муравьев!
Крик журавля с болота
Уносится к небесам.
Кто журавля отыщет
И сможет мне передать,
Десять серебряных слитков
Тому в награду я дам!
А тот, кто напишет, где он,
Получит в награду пять!
– Какое великолепное подражание стихотворению Дай Ляна [285]285
Дай Лян —известный отшельник III в.
[Закрыть]«Сирота разыскивает отца»! – воскликнул Вэнь Динжу. – Не только стиль иероглифов, но и сам язык напоминают о древности!
– Да, старик Гун Пин нечасто пользуется древними почерками, но уж зато когда начнет, то пишет резко и своеобразно, в манере Лян Гу, – подхватил Чжан Цянь. – В его иероглифах не найдешь мягких линий, характерных для школы Цай И [286]286
Лян Гуи Цай И —каллиграфы того же времени.
[Закрыть]. Воистину, почерк отражает характер человека!
Вэнь Динжу вздохнул:
– Увы! Сейчас, когда внутренние смуты и внешние опасности следуют друг за другом и к Гун Пину прикованы взоры всей Поднебесной, я могу только пожалеть, что он отвлекает себя подобными безделушками!
Перебрасываясь короткими фразами, друзья незаметно вошли в переулок.
– Давай дойдем пешком! – предложил Вэнь Динжу.
Вскоре они оказались у дома Гун Пина. Слуга подал старому привратнику их визитные карточки, и тот провел приятелей прямо в сад. В глаза Чжан Цяню бросилась недавно отстроенная беседка для журавлей. Сейчас там осталась только одна птица. Оконные переплеты в доме были вынуты, а вместо них повешены сверкающие жемчужные занавески, на которых всеми цветами радуги переливались лучи вечернего солнца. Министр Гун Пин с улыбкой вышел навстречу друзьям.
– Вэнь Динжу тоже пожаловал! Очень хорошо! Где вы встретились? А мы с Гао Янцзао как раз хотели с вами посоветоваться!
Канцлер Гао Янцзао – человек с полным лицом, толстой шеей и длинной седой бородой – сидел за столом и ел сладости. На нем был светло-желтый халат из грубого шелка, перетянутый поясом с подвесками из яшмы. Привстав, канцлер поклонился вошедшим и спросил, не голодны ли они.
– Мы с Вэнь Динжу только что вволю наелись в кабачке парка Десяти храмов, – ответил Чжан Цянь. – Динжу составил проект морского нападения на Японию и хотел заручиться моей подписью, чтобы совместно подать его двору. Кстати, ведь Япония уже решилась на провокацию, потопив наш корабль с солдатами, почему же двор до сих пор не издал манифеста о начале войны?
– Ты ведь знаешь, что мы с Гао Янцзао давно участвуем в обсуждении корейских дел в Государственном совете! – вздохнул Гун Пин. – Сегодня, когда нам сообщили о разгроме асанской эскадры, мы выступили за объявление войны, но князь Блестящий и Чжун Цзуу стали возражать, сославшись на телеграмму Ли Хунчжана, в которой он просит подождать ответа от английского посланника о результатах посредничества. Что мы могли поделать?
– Все может погибнуть от того, что диктатор севера возлагает надежды на иностранцев! – с гневом воскликнул Вэнь Динжу. – Внешне это выглядит как мудрая неторопливость, а на самом деле – просто потеря времени. У иностранцев свои цели, разве можно доверять им?
– Все это мы понимаем, дорогой друг! – возразил канцлер Гао Янцзао. – Но сейчас положение при дворе совсем не такое, как десять лет назад! Внешняя политика целиком в руках Тайного совета, а внутренней заправляют евнухи. Ли Хунчжан потому и может быть так упрям и заносчив, что при дворе с каждым днем усиливаются разногласия. Когда нас с Гун Пином посылали на совещание, вдовствующая императрица приказала нам быть осторожнее и не допустить такого просчета, как в прошлый раз, во время войны с французами! Эх! А по-моему, нам не избежать провала! Я не суеверен и не придаю значения разным предзнаменованиям, но судите сами: первого февраля, в полдень, вокруг солнца появились темные круги, несколько дней назад страшный вихрь сломал дворцовые ворота, вместе с дождем падают песок и галька, земля возле беседки Безмятежности гудит!.. Если собрать все эти факты и составить «Описание явлений природы» [287]287
«Описание явлений природы» —раздел, имеющийся в каждой династийной истории. В нем даются мистические толкования граду, дождю, затмениям солнца и т. д.
[Закрыть], то получится настоящий список дурных примет. Боюсь, что и человеческие дела, и небесные перемены сулят нашему государству грандиозные потрясения!
Министр Гун Пин нахмурил брови и вздохнул.
– Слова господина Гао напомнили мне странный сон, который я видел позавчера. Надо сказать, что после смерти Пань Цзунъиня мне тоже снились всякие удивительные вещи: какой-то седобородый старик ведет меня по каменной лестнице в глубокий туннель. В конце туннель вдруг расширяется, и мы входим в богато убранный зал, напоминающий собой храм. В центре его висит стеклянная неугасимая лампада, а за ней – огромная божница, покрытая красным лаком, с изображениями трех святых. У среднего – благородное, открытое лицо, на голове – повязка. Одет он во все древнее, словно фигуры из храма императора Уди [288]288
Храм… Удинаходится в провинции Шаньдун, славится своими скульптурными изображениями.
[Закрыть]. В левой руке он держит большую черепаху, а лицо точь-в-точь как у Пань Цзунъиня. Справа от него сидит святой в длинной одежде, похожей на монашескую хламиду. Рядом с ним – белый журавль. Третий прижимает к груди обезьяну. Все его платье расшито, но не похоже на наши халаты с четырехпалыми драконами [289]289
…халаты с четырехпалыми драконами. —В старом Китае император носил халат, расшитый пятипалыми драконами, а высшие сановники – четырехпалыми.
[Закрыть]. Лицо закрыто красным платком, и не разобрать, кто это. Спрашиваю седобородого старика, а он только улыбается и молчит.
Вначале я подумал, что этот сон вызван воспоминаниями о покойном друге. Но потом я видел тот же сон еще много раз, и притом без всяких изменений. Это поразительно! А позавчера передо мной возникло еще более странное видение: как будто после полудня солнце погружается в мрачные тучи, а с востока поднимается какой-то красный круг, блестящий, точно утреннее солнце. Внезапно диск издает странный звук и превращается в длинную радугу, которая начинает обвиваться вокруг моего дома, словно змея. Я испугался, вгляделся пристальнее и увидел, что это уже не радуга, а огромный удав, да притом черный, а не красный. Комната тоже вдруг приняла вид храма, в котором я видел три статуи. Удав протягивает голову, раскрывает пасть и живьем проглатывает белого журавля, стоящего возле одной из статуй. Я закричал, проснулся и тут только понял, что это был сон. До меня доносится страшный вой ветра, способного сдвинуть горы и перевернуть море, треск ломающихся деревьев, стук оконных рам. Тут вбегают мой племянник и его сын и кричат: «Какой сегодня страшный ветер! Беседку с журавлями опрокинуло, один из них улетел на юг!»
Услышав это, я понял, что сон сулит дурное, и здесь мы сходимся с господином Гао Янцзао: сильный ветер и крик журавля явно предвещают войну. Племянник увидел, что я невесел, и решил, что это из-за птицы. «Журавль вряд ли улетел далеко, – начал он успокаивать меня. – Почему бы нам не вывесить объявление и не назначить награду за его поимку?» Я машинально взял кисть и набросал стихотворение о пропаже журавля в подражание «Сироте, разыскивающему отца» Дай Ляна. Написал я его древним почерком и велел вывесить на улице. Вы, наверное, видели его, когда проезжали мимо? Мудрые братья должны понять, что хотя это объявление всего лишь стихотворная шутка, его можно сравнить скорее с «Досадой одинокого» Хань Фэй-цзы, чем с «Беззаботным витанием в облаках» Чжуан-цзы [290]290
Хань Фэй-цзы(III в. до н. э.) и Чжуан-цзы(IV—III вв. до н. э.) – знаменитые философы. «Досада одинокого», «Беззаботное витание в облаках» —названия глав их сочинений.
[Закрыть].
– Господа, вы, по-видимому, просто забыли о своем долге, – с суровым выражением лица произнес Чжан Цянь. – Вы, являющиеся опорой трона и благодатным дождем для народа, сейчас вдруг начали рассуждать о неблагоприятных явлениях природы и толковать сны! Подобные занятия к лицу ученым-неудачникам, прозябающим в своих соломенных хижинах! Но вы ведь крупные сановники, стоящие у кормила власти! Разве пристало вам горестно вздыхать и вести такие легкомысленные разговоры?! На мой непросвещенный взгляд, чем больше трудностей возникает перед государством, тем смелее надо бросать всю свою энергию на его спасение. Главное – не предаваться пустой болтовне, а искать выход!
Гао Янцзао язвительно усмехнулся:
– Ваши упреки вполне справедливы. Но как раз найти выход и есть самое трудное. Скажите, проект Вэнь Динжу о морском нападении на Японию – это болтовня или реальное средство?
– Мой доклад был написан до известия о разгроме асанской эскадры и сейчас уже никуда не годится, – скромно заметил Вэнь Динжу. – Однако в процессе вашего разговора мне пришло в голову несколько примитивных способов.
– Мы пригласили вас как раз для того, чтобы обсудить самые первоочередные меры! – подхватил министр Гун Пин.
– Мой план таков: прежде всего в сложившейся ситуации не может быть и речи о примирении, а потому нужно немедленно добиваться императорского указа о начале военных действий. Необходимо объявить об этом всем государствам и не плясать больше под дудку Ли Хунчжана.
Второе: надо сменить руководство. Нынешние члены Тайного совета устали и распустились. Если по-прежнему полагаться на их личные симпатии, старческую мягкость и трусость, то разве сможем мы найти выход из столь чрезвычайных обстоятельств?! Лучше уж снова сделать главой князя Благонамеренного, да и вы, уважаемые господа, не должны скромничать! Надо возродить былую славу страны, поблекшую после войны с Францией!
Третье: следует тщательно выбрать главнокомандующего. А то сейчас генералы пехотных армий, находящихся на передовых позициях, не получают никаких указаний, и каждый из них сам себе хозяин. На пост главнокомандующего нужно назначить кого-нибудь из опытных и дальновидных военачальников, а адмирала Дин Юйтина, который сидел сложа руки и не помог асанской эскадре, надо во что бы то ни стало сместить и строго наказать!
– Я хотел бы кое-что добавить к этому! – вставил Чжан Цянь. – Если мы хотим навести порядок внутри страны, то необходимо приостановить подготовку ко дню рождения вдовствующей императрицы, изгнать евнухов, захвативших слишком большую власть, и установить мир между двумя дворцами [291]291
Мир между двумя дворцами —то есть между вдовствующей императрицей Цыси и молодым императором Гуансюем.
[Закрыть]. Нельзя также вести военные действия, опираясь только на хуайскую армию: необходимо привлечение генералов хунаньской армии. Командующим пехотными войсками лучше всего назначить Лю Икуня, а для командования флотом надо подобрать смелого человека. Раз Хэ Тайчжэнь высказывает решительное желание отправиться на войну, почему бы не использовать его боевой задор? Когда Пэн Юйлинь появился на политической арене, он не был адмиралом, а тоже происходил из заядлых книжников…
Чжан Цянь не успел высказать до конца свою мысль, так как слуга доложил о приходе его превосходительства Цянь Дуаньминя. Министр Гун Пин велел просить, но Цянь уже входил в гостиную.
– Я только что получил телеграмму от Хэ Тайчжэня из Хунани, – начал он, поздоровавшись с присутствующими. – Хэ рвет и мечет. Узнав о поражении под Асаном, он решил пожертвовать жизнью и настойчиво просит дать ему военную эскадру для прямого нападения на Токио. Если ему этого не разрешат, он сам выведет свою хунаньскую армию за заставу Шаньхайгуань и создаст против Японии сухопутный фронт. Опасаясь, что Тайный совет сознательно станет мешать ему, он поручил мне ходатайствовать за него перед вами. Уважаемые господа Гао Янцзао и Гун Пин, помогите ему осуществить свое намерение, иначе он будет вынужден приехать за разрешением в столицу! Пока он еще не представил об этом доклада императору, так как ждет от меня ответной телеграммы. Я узнал, что господин канцлер тоже здесь, это и заставило меня в столь неурочный час явиться за советом!
Гун Пин улыбнулся:
– Ну и неумен твой Хэ Тайчжэнь! Чжан Цянь только что рекомендовал его в командующие флотом, а ему, оказывается, уже давно не терпится занять этот пост!
– Диктатор севера все время покрывает Дин Юйтина, Государственный совет также с завидным рвением выступает в его защиту. Сменить сейчас командование флотом невозможно! – возразил Гао Янцзао.
– Хотя сменить командующего и не представляется сейчас возможным, – торопливо подхватил Гун Пин, – однако ты, Дуаньминь, можешь послать Хэ Тайчжэню телеграмму. Удержи его от поездки на север, а доклад трону пусть подает. Его верность, мужество и самоотверженное стремление браться за самое трудное заслуживают всяческого уважения. Мы ни в коем случае не должны разочаровывать его. Не так ли, господин Гао Янцзао?
Канцлер утвердительно кивнул. Цянь Дуаньминю рассказали обо всем, что говорилось до него, и он горячо одобрил придуманные меры. После тщательного обсуждения план первоочередных действий был готов. Цянь тут же составил ответ Хэ Тайчжэню и, вызвав слугу, велел отнести его на телеграф. Поболтав еще немного о разных пустяках, все разошлись.
Вы спросите, почему Хэ Тайчжэнь не захотел спокойно губернаторствовать, а изъявил смелое желание отправиться на фронт? Идея бросить кисть и взяться за оружие появилась у него уже давно, и виной этому была еще одна маленькая история, которую нелишне здесь рассказать. Вы помните, что в первые годы правления императора Гуансюя Хэ Тайчжэнь занимал видное место в партии бескорыстных и считался редким талантом, которые встречаются на свете не чаще, чем единорог или феникс. От природы он обладал чрезвычайно ясным умом и был весьма честолюбив, досадуя, что не все в области науки, начиная с древности, создано им одним. Правда, умение разбираться в надписях на камне и бронзе, книгах и картинах было его коньком, но мог ли он удовлетвориться столь малым? В рассуждениях о мысли и чувстве, знании и действии он уступал Лу Цзююаню и Ван Янмину [292]292
Лу Цзююань —конфуцианский философ XII в. Ван Янмин —философ-идеалист XV—XVI вв.
[Закрыть], – он сам понимал это, – зато в расшифровке древних надписей и оценке предметов старины, несомненно, мог считаться вторым Сюэ Шангуном или Жуань Юанем! [293]293
Сюэ Шангун(XI—XII вв.) и Жуань Юань(XVIII—XIX вв.) – исследователи древней письменности.
[Закрыть]Сей знаменитый ученый занимался сбором средств для пострадавших от стихийных бедствий, успешно трудился на строительстве речных дамб и постепенно превратился в не менее знаменитого администратора. Его подвиги в установлении границ под Гирином и служба в канцелярии диктатора севера принесли ему славу чиновника, одинаково способного как в гражданских, так и в военных делах. Во время войны между Францией и Аннамом придворные сановники, завидуя успехам Цзэн Гофаня и Цзо Цзунтана [294]294
Цзэн Гофань(1811—1872), Цзо Цзунтан(1812—1885) – реакционные маньчжурские сановники, возглавившие подавление тайпинского восстания.
[Закрыть], любили порассуждать на бумаге о военной стратегии. Это стало своего рода поветрием, но Хэ Тайчжэнь здесь особенно отличился. Двор со своей стороны очень доверял бывшим литераторам [295]295
…бывшим литераторам. —До подавления тайпинов Цзэн Гофань и Цзо Цзунтан были известны в основном как литераторы.
[Закрыть], поэтому Чжуан Юпэй был послан укреплять морские границы, а Хэ Тайчжэнь – отдан в распоряжение диктатора севера. Впоследствии Чжуан Юпэй потерпел поражение, был разжалован и сослан. Но Хэ Тайчжэню еще удалось съездить послом в Сеул. Там он в 1885 году вел дело Ким Ок Кюна и вместе с Ли Хунчжаном заключил договор с японским премьером Ито Хиробуми об обязательном взаимном извещении в случае посылки войск в Корею. Можно сказать, что всю жизнь ему в парус дул попутный ветер, и его слава чиновника, обладающего военными и гражданскими талантами, все увеличивалась. А после того как он написал книгу «Комментарии десяти ученых к трактату Сунь-цзы» и брошюру «О прицеливании из ружей и пушек», жители всей Поднебесной начали взирать на него с надеждой, и каждый был готов назвать его если не Хойгуном, то, по крайней мере, Се Фу [296]296
Хойгун —правитель княжества Цзинь в эпоху Весен и осеней (VIII—V вв. до н. э.); успешно боролся с гуннами. Се Фу —прославленный генерал эпохи Восточная Цзинь (IV—V вв.)
[Закрыть]. Так он дослужился до губернатора провинции, едва заступив на должность, стал трудиться без устали и усердно проявлял свою любовь к народу.
С одной стороны, Хэ Тайчжэнь уделял большое внимание культуре и просвещению, а поэтому привлек к себе многих дотоле неизвестных ученых из числа своих земляков, которые отличались хоть каким-нибудь талантом. Так, появились возле него редактор академии «Лес кистей», письмоводитель Императорской канцелярии, начальник уезда, художник и даже бродячий торговец антикварными вещами. Все эти гении толпились в прихожей Хэ Тайчжэня, создавая картину невиданного дотоле процветания.
С другой стороны, он установил связи со старыми генералами хунаньской армии. Питая к военному делу особую страсть, он сделал одного из этих генералов своим ближайшим помощником и готовился в минуту опасности пролить кровь за отчизну. Сейчас он не был полностью удовлетворен. Ему хотелось, чтобы его слава разнеслась далеко за пределы Китая и затмила собой легенды о подвигах Цзэн Гофаня и Ху Линьи [297]297
Ху Линьи(1812—1861) – губернатор провинции Хубэй, участвовавший в подавлении тайпинов.
[Закрыть].
И тут, на его счастье, начались переговоры с Японией! Диктатор севера отступал шаг за шагом, общественное мнение возмущенно бурлило… Однажды, когда служебные дела были закончены, Хэ Тайчжэнь пригласил всех своих земляков-сослуживцев на маленькую пирушку. Полюбовавшись для порядка на каллиграфические прописи и картины, повертев в руках древние треножники и сосуды для вина, гости не удержались и заговорили о бесчинствах японцев в Корее.
– В тот год, когда в Тяньцзине заключали договор, я был одним из полномочных представителей, – промолвил Хэ Тайчжэнь. – В договоре было всего три статьи, и вторая из них гласила о том, что обе стороны должны извещать друг друга в случае посылки войск. Сейчас я понимаю, что эта статья была роковой ошибкой. Если бы ее не было, Япония не нашла бы сейчас предлога для вторжения в Корею. Меня часто гложет раскаяние за то, что я участвовал в составлении этого договора. Если Япония начнет против нас открытую войну, я сброшу с себя чиновничий халат и отправлюсь на поле боя, чтобы смертью искупить свой грех!
– Вы слишком строго судите себя, учитель! – попытался успокоить его Ван Цзышэн. – Япония бесчинствует сейчас главным образом потому, что разглядела нашу слабость. Ей все известно о разногласиях при дворе, она задумала нанести нам оскорбление и воспользовалась этим предлогом, чтобы испытать силу своей новой армии. Ее вылазка совершенно не зависит от упомянутой статьи, а если даже и зависит в какой-то степени, то все равно главную ответственность за договор несет Ли Хунчжан! Зачем вам принимать на себя всю вину? Война вещь опасная, не стоит так легкомысленно рисковать собой!
Другие поддержали Ван Цзышэна, заявив, что учителю совсем не стоит покидать насиженное место и подвергать себя риску. Хэ Тайчжэнь громко захохотал:
– Вот как вы за меня беспокоитесь! Значит, вы думаете, что мне лучше просидеть всю жизнь, зарывшись с головой в книги и антикварные безделушки? Вы не хотите, чтобы в Сучжоу появился новый Лу Сюнь?! [298]298
Лу Сюнь —командующий армией княжества У в период Троецарствия (III в.). Пленил знаменитого героя и полководца Гуань Юя.
[Закрыть]
Он еще не кончил своей тирады, когда в дверях показался довольный Юй Ханьцин, держа в руках небольшую коробочку, обтянутую древней парчой.
– Сегодня я нашел для учителя одну редкость! – радостно воскликнул он. – Она не только подлинна, но и является хорошим предзнаменованием. Если вы хотите взглянуть на нее, то должны сначала выпить за мою удачу!
Хэ Тайчжэнь засмеялся:
– Не хвастайся раньше времени! Нашел, наверное, какую-нибудь подкову и собираешься выдать ее за древнюю монету. Я не Пань Цзунъинь и не попадусь на твою удочку, старый пройдоха! Показывай, тогда и говорить будем!
– Вы напрасно меня обижаете! Это подлинная ханьская печатка, передававшаяся из рода в род. Хозяину она досталась от предков, и он ни за что не хотел ее продавать. Я поднял на ноги целую кучу людей и с большим трудом выцарапал печать за двести серебряных лян. На нее даже есть специальный лист, в котором расписывались знаменитые эксперты. Завтра я принесу вам его, а пока посмотрите!
И антиквар обеими руками поднес коробочку Хэ Тайчжэню. Тот раскрыл ее и увидел квадратную, в вершок величиной, печатку из ханьской меди, на которой был искусно отлит приготовившийся к прыжку тигр. Хэ перевернул печатку. Здесь стояли четыре иероглифа, выгравированные в древнем стиле: «Генерал, перешедший реку Ляохэ» [299]299
Ляохэ —река в провинции Гирин, недалеко от границы с Кореей.
[Закрыть].
Лицо Хэ Тайчжэня просветлело. Он схватил кубок, до краев наполненный вином, и одним духом выпил его.
– Эта печатка как раз отвечает моим замыслам! – воскликнул он, хлопнув ладонью по столу. – Древний иероглиф «переходить» сейчас означает «переплывать», а переплывать можно только на кораблях. Все решено!
Он нетерпеливо потребовал бумагу и кисть. Гости недоумевающе переглядывались. Слуга принес кисть, обильно смоченную в туши, Хэ Тайчжэнь взмахнул ею и моментально набросал на бумаге больше сотни иероглифов. Тут только гости разглядели, что он пишет телеграмму диктатору севера Ли Хунчжану. Хэ сообщал, что все его сослуживцы рвутся в бой с Японией, и просил выделить ему военную эскадру для того, чтобы отправиться с ней на передовые позиции. Закончив писать, он поставил на телеграмме гриф «срочно» и передал ее слуге с приказанием тотчас бежать в почтовое отделение. Подчиненные не осмелились больше отговаривать его.
Итак, печатка оказалась главной причиной, побудившей Хэ Тайчжэня выступить с восхвалением собственной храбрости. Ответа долго не было: телеграмма канула точно камень в море, а тем временем каждый день прибывали вести одна тревожнее другой, свидетельствующие о том, что разрыв между двумя государствами неизбежен. Потоплен крейсер «Высокий взлет», пал Асан, большое поражение под Сонхуаном, – зловещие слухи летели словно хлопья снега. Командующий Янь Цзычао, ссылаясь на несуществующие победы, домогался у двора премии в двадцать тысяч лян и повышения в чине для нескольких десятков генералов и офицеров. Благородный гнев переполнял грудь Хэ Тайчжэня. Он составил длинный телеграфный доклад двору, в котором энергично требовал объявления войны. Одновременно он просил разрешения начать подготовку флота и произвести набор солдат в своей провинции с тем, чтобы выступить против врага как на воде, так и на суше. Он хотел отправить доклад сразу же, но Лу Шивэнь удержал его, посоветовав предварительно связаться с Цянь Дуаньминем и узнать, какого мнения по этому поводу придерживаются министр Гун Пин и канцлер Гао Янцзао, так как послать доклад никогда не поздно!
Хэ Тайчжэнь выслушал Лу Шивэня и решил, что тот прав. Поэтому он и обратился сначала за советом к Цянь Дуаньминю.
Ответ Цяня пришел в тот же вечер. Хэ Тайчжэнь прочел его и остался очень доволен. Еще раз просмотрев доклад, он добавил в него имена нескольких старых хунаньских генералов, а заодно приписал к ним своего доверенного Юй Хучэна. Отправив телеграмму, он позвал к себе Юя и велел ему в течение месяца набрать восемь гвардейских батальонов. Кроме того, он распорядился привести в порядок оружие, срочно приступить к обучению солдат, отпечатал тиражом в несколько тысяч экземпляров свою любимую работу «О прицеливании из ружей и пушек» и раздал ее в качестве практического руководства всем батальонным командирам. Затем он собрал членов провинциального управления, начальников областей и уездов, чтобы обсудить с ними проблему заготовки обмундирования и провианта.
Больше месяца у него ушло на завершение различных служебных дел. К тому времени был опубликован высочайший указ об объявлении войны Японии; китайский посол в Токио спустил флаг и вернулся на родину. Пехотные генералы Янь, Лу и другие по четырем дорогам подошли к Пхеньяну, но в первом же бою были так разбиты японцами, что побросали повозки и знамена. Один только Цзо Богуй отчаянно защищался у городских ворот и был убит наповал шальной пулей.
На море дела шли еще хуже: адмирал Дин Юйтин во главе эскадры в одиннадцать кораблей, среди которых были «Усмиритель дальнего востока», «Покоритель дальнего востока» и «Завоеватель дальнего востока», вступил в решительный бой с двенадцатью кораблями японцев и был разбит наголову. Пять кораблей было потоплено. Капитан «Завоевателя дальнего востока», расстреляв все снаряды, ринулся на таран, однако наскочил на торпеду и затонул. Двор издал указ об аресте Яня и Лу и о предании их суду. Дин Юйтина разжаловали, но позволили ему подвигами искупить свою вину. У Ли Хунчжана отобрали трехглазое павлинье перо и желтую верховую куртку [300]300
…отобрали… павлинье перо… желтую… куртку. —В старом Китае не существовало орденов и медалей. Вместо них отличившимся вручали различные почетные предметы: павлиньи перья, куртки, шелковые вожжи и тому подобное.
[Закрыть], поставив во главе войск старого князя Благонамеренного. Кроме того, на фронт были дополнительно посланы четыре соединения, которым предстояло защищать Цзюлянь [301]301
Цзюлянь —город в северо-восточном Китае.
[Закрыть]. Положение становилось угрожающим.
Одновременно получил телеграфный указ и Хэ Тайчжэнь. Двор порицал его за легкомысленную мечту о подготовке флота, но разрешил набрать двадцать батальонов хунаньской армии, в которую входило восемь батальонов гвардии под командованием Юй Хучэна. Всем им предстояло срочно готовиться к выступлению за заставу.
