Текст книги "Цветы в море зла"

Автор книги: Цзэн Пу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Терпеливо выслушав его, Бешков обратился к Вальдерзее:

– Почему бы нам не отправиться ко дворцу и не узнать все? Интересно, что предпримет правительство?

Вальдерзее, давно уже искавший повода удалиться, обрадовался:

– Очень хорошо! Поедем в твоей коляске.

Оба встали и принялись прощаться. Цзинь Вэньцин произнес ничего не значащую фразу, делая вид, что хочет удержать гостей, но тут же встал, чтобы проводить их.

Цайюнь последовала за ними. Когда муж вывел гостей за двери, она хотела идти в свою комнату, как вдруг послышались крики:

– Сашу ведут!

Воистину:

 
Красавица упорно завлекала
Сыма Сянжу [218]218
  Сыма Сянжу —знаменитый поэт II в. до н. э. Бежал на чужбину с красавицей Чжо Вэньцзюнь. Здесь его имя употребляется как символ любовника.


[Закрыть]от дома вдалеке.
Тем временем в России среди женщин
Нашелся новоявленный Цзин Кэ! [219]219
  Цзин Кэ —древний герой периода Борющихся царств (V—III вв. до н. э.). Отправился в княжество Цинь, чтобы убить деспота Циньвана, но был схвачен и разрублен на куски.


[Закрыть]
 

Если вы хотите знать, действительно ли по улице вели Сашу, прочтите следующую главу.

Глава шестнадцатая
ГЕРОИНЯ, ПОДНОСЯ НА ПИРУ ВИНО, ВЫНУЖДАЕТ МУЖЧИНУ НА ЖЕНИТЬБУ. СМЕЛЬЧАК, ЗАГЛЯНУВ В ОКНО ЧУЖОГО ДОМА, ВИДИТ КРАСАВИЦУ, РАЗГОВАРИВАЮЩУЮ С ФОТОГРАФИЕЙ

Не успела Цайюнь вернуться к себе в комнату, как снаружи послышались голоса:

– Сашу ведут!

Наложница сбежала вниз и увидела Вальдерзее с Бешковым, которые стояли возле коляски. Цзинь Вэньцин был рядом с ними и, вытянув шею, напряженно всматривался в приближающуюся группу людей. Вскоре стало ясно, что это казачий патруль. Казаки ехали молча, с винтовками за спиной и обнаженными клинками. Никаких женщин с ними не было.

Оказывается, русский царь разослал отряды, чтобы выловить сообщников девушки, а все решили, что ведут под конвоем Сашу. В действительности же она была слишком важной преступницей, чтобы ее могли водить по улицам. Еще до того, как город узнал о покушении, ее немедленно посадили в каземат.

Поняв, что произошла ошибка, все рассмеялись. Цзинь Вэньцин помог Вальдерзее и Бешкову сесть в коляску, а затем вернулся к себе, чтобы переменить платье и отдохнуть. Но об этом мы рассказывать не будем.

Когда друзья отъехали от посольства, Бешков спросил Вальдерзее:

– Так куда мы едем?

– Разве ты не сказал, что ко дворцу? – удивился Вальдерзее.

– Чудак! – засмеялся Бешков. – Неужели ты думаешь, что я потащу тебя туда? Я просто пожалел вас, сумасшедших, и решил выручить. Ты что, все еще грезишь? Скорее приглашай меня куда-нибудь. Выпьем, и ты расскажешь, что у вас с ней приключилось. Идет?

– Ах вот оно что! Благодарю за заботу, – усмехнулся Вальдерзее. – Не спеши, я и сам собирался тебе все рассказать. Но с Сашей я встречался однажды, и сейчас мне действительно хочется посмотреть на нее.

– Ты ведь знаешь, что наше правительство строго стережет государственных преступников, – заметил Бешков. – Ну, ладно, у меня есть знакомый при дворе. Ради тебя я готов попытаться!

И он приказал кучеру ехать к Зимнему дворцу.

Но мы не будем пока говорить о том, как Бешков и Вальдерзее узнавали обстоятельства дела, а изложим лучше историю Саши.

Она приходилась сводной сестрой всемирно знаменитой нигилистке Гофман. Отца ее звали Соломоном. Это был скупой и упрямый еврей, переселившийся в Санкт-Петербург из Минской губернии. Его первая жена умерла рано, оставив после себя дочь. Саша родилась от второй жены. Еще ребенком она была очень красивой, и родители любили ее без памяти. Когда Саша немного подросла, она стала еще прелестнее: овальное лицо, похожее на семечко тыквы, нежная кожа, словно спелая черешня, из которой вот-вот брызнет сок, ясные голубые глаза, жемчужные зубы, золотистые волосы, ниспадающие на плечи. Любое ее движение было достойно кисти художника, она покоряла каждого, кто хоть раз видел ее. Но помимо очарования и доброты Саша обладала глубоким чувством справедливости и часто возмущалась разлагающимся государственным строем России. Она с жадностью слушала рассуждения своей старшей сестры о свободе и равенстве, проникнувшись решимостью отдать жизнь для спасения родной страны. Однако родители содержали ее в большой строгости, и она не отваживалась на опрометчивые шаги. Тем временем ее сводную сестру насильно принудили выйти замуж за Короткевича. По счастью, Короткевич был членом партии нигилистов, поэтому супруги быстро нашли общий язык и вместе занимались партийными делами. Часто тайком от родителей Саша ходила к сестре и зятю, чтобы кое-чему у них научиться. Видя, что девушка не по летам разумна и решительна, сестра с удовольствием занималась с ней, а Короткевич даже обучил ее владеть оружием. В марте 1881 года старшая Гофман вместе с Софьей [220]220
  Софья. —Имеется в виду Софья Перовская, завоевавшая в Китае начала XX в. большую популярность. Цзэн Пу не знал, что в день покушения С. Перовская только подавала сигналы бросавшим бомбы Рысакову и Гриневицкому.


[Закрыть]во время военного парада убили царя Александра. Затем Гофман и Короткевич были арестованы на улице Терезина, где они изготовляли взрывчатые вещества, и казнены. Шестнадцатилетняя Саша стала свидетельницей смерти сестры, зверской расправы над Желябовым и Софьей. До боли закусывая губы, она поклялась, что не оставит их неотомщенными.

Соломон услышал это и, боясь беды, еще больше усилил надзор над дочерью, практически запретив ей куда-либо выходить. Так свободолюбивая Саша превратилась в пленницу, хотя и наделенную всеми домашними благами. Хорошо, что мать, любившая ее до самозабвения, иногда тайком от отца выходила с ней погулять. По счастливому стечению обстоятельств на одном из званых вечеров Саша познакомилась с дочерью тайного советника Мелискова Луизой. Эта удивительная девушка также больше всего на свете ненавидела правительственный гнет. Она вступила в революционную партию, готовая пожертвовать богатством и знатностью.

Разговорившись, девушки очень быстро поняли друг друга и подружились. Луиза начала горячо советовать Саше вступить в партию. Саша и сама давно думала об этом, поэтому согласилась с радостью. Так как Луиза была барышней из знатной семьи, Соломону льстило ее внимание к дочери. Встречи девушек не вызывали у него никаких подозрений, и Саше удалось вступить в самую знаменитую организацию нигилистов – кружок чайковцев. С тех пор она часто общалась с революционерами, постепенно узнала многих из них, но больше всего сдружилась с двумя молодыми героями: Кранцем [221]221
  Кранц. —Под этим именем в романе выступает студент Петр Карпович, который в 1901 г. покушался на министра народного просвещения Боголепова.


[Закрыть]и Бормой. Со своей стороны Кранц настолько симпатизировал девушке, что товарищи по партии сравнивали их с Софьей и Желябовым. Хотя вокруг них потоком лилась кровь и мысли о любви беспощадно отбрасывались в сторону, их глаза лучше всяких слов говорили о чувстве, зародившемся между суровым мужчиной и нежной, но решительной женщиной. Так продолжалось долго. Однако счастье людей всегда вызывает зависть демонов, поэтому вокруг них забушевали страсти. Однажды Саша прогуливалась с Кранцем по берегу Невы и неожиданно встретила своего троюродного брата по матери – Николаева. Саша не успела свернуть в сторону и принуждена была поздороваться с ним.

На ее беду, Николаев был сыном Николаева-старшего, в прошлом крестьянина, который в 1866 году донес, что член исполнительного комитета московского клуба «Ад» Каракозов готовится совершить покушение на царя. Он собственными руками убил Каракозова в Летнем саду, избавив монарха от смерти, и царь в награду за это даровал ему дворянский титул. Николаев, конечно, сразу возгордился, а царь, не удовлетворившись сделанным, произвел его сына в жандармские подполковники. Николаевы находились в зените своего величия, когда Соломон, завидуя их богатству и положению и памятуя про некоторые родственные связи жены, начал особенно заискивать перед ними. Николаев-младший также приметил красоту кузины. Он часто наведывался к ним в дом, но Саша, помня о его низости, не обращала на троюродного брата ни малейшего внимания, хотя родители расписывали, что богатство его способно покрыть расходы целого королевства, а слава – затмить небо. Николаев-младший затаил злобу. Встретив Сашу под руку с Кранцем, он весь вспыхнул от ревности, тотчас бросился в дом Соломона и обо всем ему рассказал. «Кранц – мятежник, – прибавил он в заключение. – Он не только испортит репутацию вашей семьи, но и может навлечь на вас еще большие неприятности!»

Соломон был человеком вспыльчивым. Естественно, он тотчас пришел в ярость. Разыскав дочь, обозвал ее потаскухой и запер в пустой комнате, навсегда запретив ей выходить куда бы то ни было. Как вы думаете, могла ли такая энергичная и живая девушка, как Саша, вынести одиночное заключение? Мать сжалилась над ней и начала выпускать тайком от мужа. Но открыто появляться на улице девушка все равно не смела. К счастью, у матери был родственник, который управлял в Шанхае Русско-Азиатским банком, и она посоветовала Саше бежать туда.

В Китае девушка прожила целых три года, научилась китайскому языку и письменности. В это время Соломон умер, и мать вызвала ее домой. Возвращаясь в Россию, Саша села на пароход «Саксония», встретилась здесь с Цзинь Вэньцином и стала учить Цайюнь языкам. Для нее это было большим материальным подспорьем.

Такова была история Саши до встречи с Цзинь Вэньцином. Но надо сказать, что хотя Саша жила в Китае довольно долго, она все это время поддерживала переписку с выдающимися деятелями партии нигилистов: Луизой, Бормой, Кранцем и другими. За несколько дней до отъезда она получила от Кранца письмо, в котором он сообщал о финансовых трудностях, переживаемых за последнее время партией. Затем он говорил, что выехал в Германию изыскивать средства и остановился в берлинской гостинице «Кайзерхоф», в двести тринадцатой комнате.

В первый же день своего прибытия в Берлин Саша наняла пролетку и вместе с вещами отправилась прямо в отель «Кайзерхоф». На душе у нее было необыкновенно радостно: во-первых, она предвкушала удовольствие от встречи со своим другом после долгой разлуки, а во-вторых, сознавала, каким прекрасным подарком для партии будут десять тысяч марок, которые она добыла у Цзинь Вэньцина. Пока она размышляла обо всем этом, пролетка остановилась у подъезда большого отеля. Девушка спросила у портье, снявшего ее чемоданы, нет ли свободных комнат рядом с номером двести тринадцать.

– Есть! – ответил портье. – Двести четырнадцатый номер свободен.

Саша велела внести туда вещи, а сама отправилась к соседнему номеру. Когда она открыла дверь, на пороге предстал Кранц, провожающий какого-то гостя. При виде девушки он бросился к ней, схватил за руки и долго смотрел в глаза.

– Неужели это ты? – проговорил он наконец. – Я все еще не могу представить, что ты действительно приехала!

Он крепко сжал ей руки, и глаза его заблестели от слез.

Саша ласково улыбнулась:

– Кранц, не надо. Ведь мы проливаем кровь во имя народа, еще много будет разлук, может быть, смертей. Есть ли у нас время печалиться?! Перестань скорей! Расскажи мне лучше, как обстоят дела в партии. Это важнее!

В этот момент она увидела, что за спиной Кранца кто-то стоит, и умолкла.

– Сейчас я провожу своего друга, и мы с тобой обо всем поговорим! – поспешно сказал Кранц.

Молодой человек, впившийся взглядом в девушку, услышал эти слова и, недовольный, вышел из комнаты. Проводив его, Кранц вернулся.

– Это лейтенант Вальдерзее. Он тоже помогает нашему движению.

– Да, – перебила его девушка, – в прошлом месяце я получила твое письмо и узнала, что партии не хватает средств. Ну а сейчас как?

Кранц вздохнул:

– Долго рассказывать. С тех пор как на трон взошел Александр Третий, мы уже дважды покушались на его жизнь. Один раз был устроен подкоп под Каменный мост, в другой раз – заложена мина за Зимним дворцом. И все неудачно, только деньги ушли, накопленные в течение многих лет. Теперь наша касса пуста. Если не будет крупной денежной поддержки, мы не сумеем провести ни одной операции, даже наш тайный печатный орган, склад взрывчатых веществ, бюро по изготовлению документов и общество Красного Креста – все придется закрыть! Что ты можешь предложить?

Саша опустила голову и после долгого молчания сказала:

– Я думала, что денег надо немного, но, судя по твоим словам, десять тысяч марок не спасут положение!

– Что ты! – воскликнул Кранц. – Если бы у нас было десять тысяч марок, их бы хватило на самые срочные нужды…

– Такая сумма найдется! – промолвила девушка, не дожидаясь, пока он кончит.

– Откуда?

Тут Саша рассказала ему, как она одурачила китайского посланника. Кранц долго смеялся, а под конец спросил:

– Ты уже получила эти деньги?

– Мы условились, что жена посла лично передаст их мне. Тут дело верное.

Затем Саша стала расспрашивать о Луизе и Борме. Кранц подробно рассказал о них и в свою очередь осведомился о причинах, которые заставили Сашу покинуть Россию.

– Так это его рук дело! – возмущенно вскричал Кранц, когда девушка передала ему историю с Николаевым-младшим. – Ты знаешь, Николаеву-старшему повезло: на днях он умер своей смертью. А вот с отпрыском его мы еще не рассчитались. Он сейчас произведен в полковники жандармерии. Но ничего, от нас все равно не уйдет!

– Как, разве вся семья Николаевых наши враги? – изумленно проговорила девушка.

– Конечно! – воскликнул Кранц, хлопнув ладонью по столу. – Это ведь Николаев-старший погубил «Ад» и с тех пор полез вверх. Сейчас в их доме на несколько миллионов добра, а они еще народ обирают!

Саша слушала, ошеломленная.

– Выходит, Николаев-младший действительно богач?!

– Если уж он не богат, так кто же тогда?..

Девушка кивнула головой. Читатель, можете ли вы себе представить, что хотя эти молодые люди были связаны старой дружбой, они еще ни разу не наслаждались уединенной беседой? Теперь они сидели друг против друга, с чистыми, открытыми сердцами, ничего не тая в душе, – сильный, красивый мужчина и смелая, нежная девушка. Их мысли и чувства сливались, точно слова песни с мелодией. Они проговорили до глубокой ночи, пока свечи не превратились в огарки. Тогда Кранц отвел девушку в ее номер, а сам пошел отдыхать.

С тех пор Саша жила в отеле «Кайзерхоф» и целыми днями, за исключением тех часов, которые она тратила на занятия с Цайюнь, помогала Кранцу в работе или вела с ним задушевные беседы. Время летело быстро, незаметно прошло два месяца. Сумма, обещанная Цзинь Вэньцином, была уже полностью выплачена, да и Цайюнь не имела больше досуга учить языки. Саша поняла, что теперь в Берлине ей делать нечего. В один прекрасный день она неожиданно попросила у Кранца его фотографию, а на следующее утро, ничего ему не сказав и даже не попрощавшись, села на поезд и отправилась на родину.

Проснувшись, Кранц оделся и пошел навестить девушку, но комната была пуста, на полу валялись обрывки бумаг. Юноша был очень обескуражен, но Саша находилась уже далеко, поэтому ему оставалось лишь вздохнуть и снова приняться за работу.

Между тем Саша, тайно покинув Берлин, ехала в поезде, направляющемся в Санкт-Петербург. Еще в Шанхае она получила консульскую визу и сейчас не встречала никаких препятствий.

На третий день к вечеру она добралась до столицы и поспешила домой к матери. Встреча навеяла на обеих женщин и радость и печаль. Мать рассказала Саше, как умирал ее отец, и девушка, которой отнюдь не были чужды дочерние чувства, горько плакала. Пришли с визитами родственники и друзья, среди которых оказались Луиза с Бормой. Во время встречи они, конечно, заговорили и о трудностях, переживаемых партией. Зная, что Саша приехала из Берлина, друзья поинтересовались успехами Кранца. Девушка передала им слова Кранца о том, что у него есть хороший друг Вальдерзее, который помогает ему изыскивать средства. Луиза выразила надежду, что и сама Саша скоро включится в работу.

Проводив друзей, Саша принялась болтать с матерью. Та завела разговор о Николаеве, всячески превознося его и думая соблазнить дочь его положением. Девушка слушала молча, опустив голову. Вдруг послышались шаги и в комнату с наигранным смехом вошел какой-то человек.

– Сестра вернулась! – воскликнул он скрипучим голосом, напоминающим лай. – Что же вы не написали мне ни одного письмишка?

Саша вздрогнула и быстро подняла голову. К ней развязной походкой приближался низенький темнолицый субъект с всклокоченными волосами и глазами, похожими на фонари. Во взгляде его таился огонь, а в смехе – нож. Да ведь это сам Николаев!

Мать поднялась ему навстречу с заискивающей улыбкой.

– Как хорошо, что ты решил зайти! Только оставь свое красноречие. Она не забыла про старое и до сих пор поминает тебя недобрым словом!

– Ей-богу, не виноват! – загрохотал полковник. – Какой-то мерзавец, видно, меня оклеветал! Но не буду оправдываться, прошу сестрицу простить меня и молю только об одном – с сегодняшнего дня относиться ко мне помягче!

С этими словами он бросил шапку на стол и протянул Саше огромную лапищу, похожую на тростниковый веер. Девушка едва успела отдернуть руку и даже изменилась в лице.

– Дорогая Саша! – нагло тянул Николаев. – Давайте поздороваемся!

– Ты же знаешь, что она очень застенчива! Не шути с ней! – вмешалась мать.

Девушка задыхалась от омерзения, но сильным напряжением воли подавила свой гнев. Услышав слова матери, она задумалась на минуту, и вдруг на ее персиковых щеках проступил нежно-розовый румянец, ивовые брови взметнулись; она бросила на Николаева взгляд, похожий на чистую осеннюю волну, и быстро поднялась со стула.

– Что вы говорите, мама? Я с детства не знала никакого стеснения. Давайте руку, чего там еще! С удовольствием пожму!

И нежной розовой ручкой она изо всех сил сдавила черную лапу полковника. Тот охнул от боли.

– Сестрица, полегче!

– Разве вы не знаете, что руку полагается жать крепко?!

Саша прыснула со смеху и, подбежав к матери, спрятала голову у нее на груди.

– Смотрите, мама! – указала она на Николаева. – Такой прыщик, дотронуться нельзя, а метит в генералы!

Обычно Николаев видел девушку суровой и холодной, а тут вдруг все переменилось: сердитые, но веселые глаза, многозначительные слова, которые не знаешь как воспринимать. Николаев был старым юбочником, но теперь буквально ошалел.

– Как вы изменились, дорогая сестрица! – восхищенно захихикал он.

Саша притворилась рассерженной:

– В хорошую или плохую сторону?! Говори!

Мать обняла ее за шею и притянула к себе.

– Глупенькая! Что ты пикируешься со своим братом? Ведь он из добрых чувств пришел навестить тебя. Поди, проголодался, бедный, ты должна пригласить его к ужину!

– Что вы! – живо вмешался в разговор Николаев. – Ваша дочь сегодня так весело настроена, что я буду счастлив, если она поругает меня еще. А ужина не надо: я скоро должен пойти с одним делом к дарю.

Саша засмеялась:

– Мама, вы слышите? Царем хвалится, думает нас испугать! Так вот, я откровенно скажу: даже если б вы были свободны, я все равно не пригласила бы вас. Кто приехал из далекого путешествия? Я или вы? Вот вы меня и приглашайте!

Полковник всплеснул руками.

– А ведь верно! Я совсем упустил из вида этот обычай. Надо поскорее отметить ваш приезд!

Он нетерпеливо позвал своего денщика и велел ему принести вина и закусок.

– Бог мой! – воскликнула мать Саши. – Разве можно обязанности хозяина перекладывать на гостя? Не слушай, что этот глупый ребенок говорит!

Девушка бросила на нее долгий, пристальный взгляд.

– Странно вы рассуждаете, мама! Почему вы разрешаете мне угощать его и не позволяете ему сделать то же? У него немало награбленных денег, кому же еще тратиться, как не ему! Вы уж не мешайте, мама! Если он не хочет дружбы со мной, пусть не приглашает. А если хочет дружить, я, пожалуй, отведаю его ужин, да и вы, мама, заодно поедите с нами! Не беспокойтесь, вам не придется отплачивать ему тем же!

– Конечно, я приглашаю! – воскликнул полковник. – Я готов умереть, но добиться вашего согласия!

Саша засмеялась:

– Умереть вы еще успеете, а сейчас не говорите о смерти.

– Ах я болван! – с притворным сокрушением проговорил Николаев, хлопая себя по щеке. – Зачем я расстроил прелестную сестрицу!

– Бесстыдник! Кто о вас будет расстраиваться? – замахала рукой Саша.

Кокетство девушки и ее острые замечания – то холодные, то ласковые, то насмешливые, то вызывающие – окончательно сбили с толку Николаева. Он не смел заговорить с ней более свободно, но и отступить уже не мог… Тем временем денщик принес вино и закуски. Николаев пригласил женщин в столовую, которая находилась рядом со спальней. Комната была не слишком просторной, но выглядела уютно. На полу лежал пестрый ковер, с потолка свисала электрическая лампа, всюду красовались зеркала и ароматные цветы. На одной стене висел портрет Екатерины Второй, на другой – старинная картина с изображением Клеопатры, танцующей с мечом.

Когда все вошли в столовую, мать хотела распоряжаться ужином, но девушка запротестовала и потащила ее на места, предназначенные для гостей. Таким образом, полковнику действительно пришлось играть роль хозяина. Слуга внес бутылки с шампанским и коньяком. Николаев налил полный бокал шампанского и поднес его Саше.

– За ваш приезд, сестрица!

Девушка выхватила бокал и передала его матери.

– Это для мамы. А мне налейте другой!

Николаев торжественно наполнил новый бокал. Саша подняла его и промолвила:

– Ну, раз хозяин желает нам добра, выпьем за собственное здоровье. Правда, мама?

Она одним глотком осушила бокал. Полковник, улыбаясь, придвинулся к ней и налил снова.

– Выпьем за вашу свадьбу, сестрица!

Брови Саши взметнулись вверх.

– Охотно!

Она отпила половину, а затем, внезапно поднеся бокал к лицу Николаева, начала выливать остальное ему в рот, приговаривая:

– Если хотите свадьбы, надо пить поровну!

Полковник даже не успел разжать зубов, и шампанское, облив ему всю физиономию, закапало на мундир.

Саша, раскрасневшаяся от выпитого вина, еще больше повеселела. Она сбросила с себя жакет и осталась в одной тоненькой розовой кофточке, едва прикрывающей обольстительную грудь. На белых обнаженных руках звенели браслеты. Она смеялась над жандармом, бранила его и вообще кокетничала напропалую. Мать не могла понять, что творится с ее дочерью. Решив, что Николаев наконец понравился Саше, она обрадовалась и, сославшись на какое-то дело, ушла, чтобы дать им возможность объясниться. Полковник заметно осмелел, глотая слюни, медленно придвинулся к девушке, но не мог выговорить ни слова.

– Зачем вы подвинулись? – серьезно спросила Саша.

Николаев захихикал:

– Я хотел сказать вам нечто очень важное, но…

Не дожидаясь, пока он кончит, девушка вскочила и укоризненно ткнула в него пальцем.

– Не юлите. Думаете, я не знаю, что мужчинам нужно только наше тело? Когда был жив мой отец, вы посеяли между нами раздор и занимались нашептыванием. Разве это уважение к нам? Или, может быть, вы в самом деле влюбились в меня? Гм! Сегодня вы говорите комплименты, потому что видите во мне смазливую девчонку, а как только я стану вашей, превратите меня в говорящую игрушку! Теперь я прекрасно понимаю, что вся любовь на свете свелась именно к этому, – не все ли равно, за кого выходить замуж? Но если я сама не захочу, будьте вы хоть князем или героем, все равно не дождетесь от меня согласия! А если захочу, пойду даже за быка, жеребца или кобеля!

В глазах полковника блеснула надежда.

– Значит, вы согласны выйти замуж за меня, старого пса?!

Саша холодно усмехнулась:

– Если б я была не согласна, то не говорила бы с вами так, как сегодня. Но только я ставлю перед вами три условия!

– Все выполню! Все! – вскричал Николаев.

– Первое: я человек горячий и хочу, чтобы помолвка состоялась немедленно! Второе: о браке никому ни слова. Если кто-нибудь, кроме моей матери, священника и свидетелей, узнает, я не пойду за вас. Третье: в вашем доме я буду полноправной хозяйкой, вы не должны ни во что вмешиваться. Если согласны, я выхожу за вас. Если же какое-нибудь из условий вас не устраивает, то и разговаривать не о чем!

– О каком согласии или несогласии может идти речь! – загрохотал полковник. – Все это – мои заветные желания!

Пока они говорили, мать слушала у дверей. Она давно мечтала, чтобы ее дочь вышла замуж за Николаева, и сейчас не могла скрыть своей радости.

– Поздравляю тебя! – обратилась она к племяннику, выйдя из-за своего укрытия. – Я вижу, Саша сжалилась над тобой! Ты уж не забудь старуху! Только дочка-то у меня одна, и я не хочу, чтобы свадьба была устроена кое-как! Надо подождать хотя бы месяц или полмесяца, тогда и обвенчаетесь. Так что на первое условие я не согласна…

Саша побледнела.

– Когда я не хотела выходить замуж, мама, вы без конца твердили: выходи, выходи! А теперь, когда я дала согласие, идете на попятный. Не хотите – не надо. Слышите? Мне больше нечего вам сказать. И вообще я устала и хочу спать!

Она вышла из комнаты, хлопнув за собой дверью. Старуха и ее двоюродный племянник так и застыли от изумления. Николаев давно думал об этом браке, но не предполагал, что все устроится с первого раза. Теперь его беспокоило лишь, как бы Саша не раздумала, поэтому он принялся уговаривать тетку послушаться желания дочери.

Трудно поверить, но через два дня старуха действительно повела девушку в церковь. Там они с полковником обвенчались и поставили свои подписи в книге регистрации браков. С тех пор Саша стала жить с Николаевым как жена. Полковник хотел было взять к себе и ее мать, но девушка решительно воспротивилась, и старуха осталась жить в прежнем доме. Николаев был так доволен своей молодой женой, что, конечно, во всем ей потакал. К тому же Саша настолько старательно исполняла свои домашние обязанности, что слухи о ней разнеслись повсюду, и это заставило Николаева проникнуться к жене еще большим уважением. Почти вся власть в его семье перешла в руки Саши.

Однако не зря еще в древности говорили: «Удары колокола во дворце слышны и снаружи». Или: «Если хочешь, чтоб люди ничего не знали, лучше всего ничего не делай». В еще большей степени это относится к таким любопытным делам, как замужество или женитьба. Хотя Саша и велела никому не говорить об их браке, людей, конечно, провести не удалось. Все только и поговаривали о том, что феникс породнился с вороном. Слухи расползались все дальше: один передавал десяти, десять – сотне, и наконец эта весть докатилась до ушей Луизы, Бормы и других революционеров. Сначала все не поверили, считая, что Саша связана нерушимым договором с Кранцем, а поэтому не может выйти замуж за другого, тем более за злейшего врага партии. Но потом Луиза сама отправилась к Саше, и – кто бы мог подумать?! – та ее не приняла. Луизе удалось встретить только ее мать, от которой она узнала, что слухи вполне основательны. Естественно, что все стали резко порицать Сашу.

В тот же день члены партии устроили тайное собрание, чтобы решить, как реагировать на подобный поступок. Кранц, только что вернувшийся из Германии, тоже пришел к своим товарищам. Едва он перешагнул порог зала, как ухо ему резанули слова: «Саша вышла замуж». Кранц невольно подался вперед. Тут его заметила Луиза, которая вышла к нему навстречу с возгласом:

– Кранц! Слыхали? Ваша любимая вышла замуж. За Николаева!

Кранцу показалось, будто под ним разверзлась земля. В глазах засверкали золотые звезды, все чувства перемешались, голова пошла кругом.

– Подлая! Убить ее, убить! – прохрипел он и упал навзничь. На губах его выступила белая пена. Все испуганно обступили юношу.

– Это нервный шок, – успокоила товарищей Луиза. – Надо его посадить, и через некоторое время он очнется!

Борма поспешно подхватил друга под мышки и усадил в кресло. Вскоре Кранц действительно пришел в себя, злобно сплюнул и, вскочив, стал требовать кинжал.

– Зачем? – спросил Борма.

– Это не ваше дело. Дай мне кинжал. Я ее убью!

– Не спеши, товарищ Кранц! – возразила Луиза. – Убить ее действительно нужно, так как она может выдать партийные тайны. Но, на мой взгляд, Саша необыкновенная девушка… Она обладает большими знаниями, опытом, умом, – и ее поступок выглядит слишком странно. Все, что кажется неожиданным, происходит неспроста. Подожди, придешь в себя и как-нибудь вечером тайком сходишь к ней. Если Саша действительно изменила нашему союзу и связалась с врагом, сведешь с ней счеты одним ударом ножа. Разве так не будет лучше?

– Я совершенно здоров! – ответил Кранц. – Сегодня же ночью пойду!

На этом и порешили. Перед уходом Луиза сказала Кранцу:

– Завтра ждем от тебя известий.

Юноша кивнул. Возвращаясь домой, он всю дорогу думал о том, как хорошо относилась к нему Саша, как из-за него покинула родину, и при этом – ни слова недовольства! Он вспомнил, как недавно в Берлине они коротали вечера за ужином, при свете лампы. Невозможно описать, передать словами, как им было хорошо вдвоем, какие глубокие чувства волновали их. И вдруг буквально в один месяц все так переменилось! Ведь Саша всегда ненавидела Николаева и однажды, когда Кранц упомянул эту фамилию, принялась бранить его. Как она могла выйти за него замуж? Неужели ее вынудили?

Внезапно его осенила догадка: «Ну да! Ведь перед самым отъездом она попросила у меня фотографию, а потом уехала не простившись!» Казалось, будто в сердце Кранца вонзили тысячу ножей. Он скрипнул зубами, чтобы не заплакать.

За печальными размышлениями юноша не заметил, как наступила ночь. Кранц вынул из кармана часы и взглянул на них – уже двенадцать. «Пора отправляться!» – сказал он себе.

Он быстро переоделся. Натянул на себя черную куртку и штаны, заткнул за пояс небольшой отравленный кинжал, каким часто пользовались его товарищи, застегнулся на все пуговицы, погасил свет и, тихо толкнув дверь, вышел из дому. Собравшись в комок, он, словно кошка, перепрыгнул через забор.

Стояла середина октября. Ночи были безлунными, и хотя на улицах горели фонари, кругом стояла мгла, черная как тушь. Все было покрыто туманом. На перекрестках сиротливо стояли городовые, но Кранцу удалось прошмыгнуть мимо. Вскоре он добрался до особняка Николаева, – к счастью, городовых перед ним не было. Подойдя поближе, Кранц увидел, что особняк со всех сторон окружен невысокой стеной, утыканной железными гвоздями и осколками стекла. Юноша мысленно измерил стену и решил, что сумеет ее преодолеть. Заткнув поглубже кинжал, он принял позу ласточки, собирающейся перекувырнуться через голову, и прыгнул. Раздался звон, и Кранц, увлекая за собой осколки стекла, оказался по ту сторону, под большим деревом, росшим на краю травянистой лужайки. Посредине ее шла проезжая дорога.

Вскоре перед ним показался трехэтажный дом, окруженный высокими густыми деревьями. В нижнем этаже царила кромешная тьма, и только в среднем, в одной из комнат, виднелся огонек. Свет, просачивающийся из окон, падал на деревья. В комнате маячила тень, «Это наверняка спальня Николаева, – решил Кранц. – Но как туда пробраться?» Он снова взглянул на деревья и заметил, что их ветви почти касаются балкона второго этажа. Тогда он подошел к дереву, с быстротой обезьяны вскарабкался по нему и, добравшись до верхней ветки, с силой начал раскачиваться на ней. Ветка затрещала, но сломаться не успела, так как Кранц уже встал на перила, а оттуда спрыгнул на самый балкон.