Текст книги "Цветы в море зла"

Автор книги: Цзэн Пу

В период революции 1911—1913 годов Цзэн Пу отошел от Дуань Фана, но с Чжан Цянем продолжал сотрудничать: вступил в возглавляемую им Республиканскую партию, долгие годы работал членом управления провинции Цзянсу. В то же время он поддерживал связь с прогрессивным тогда гоминьданом и помогал тем, кто выступил против самозваного императора Юань Шикая. Именно такая позиция, наверное, побудила писателя на перевод драмы В. Гюго «Анджело – тиран падуанский».

В 1919—1920 годах Цзэн Пу начинает писать «Очерк истории французской литературы», занимается изучением буддизма и постепенно вновь отходит от государственной службы (1926 год). Вместе с сыном Цзэн Сюйбаем писатель решил открыть издательство «Правда, красота, добро» и переехал в Шанхай. Одни критики рисуют это как бегство от революции 1925—1927 годов, другие – как нежелание сотрудничать с милитаристами. Последний взгляд представляется более правдоподобным.

В 1929 году издательство «Правда, красота, добро» выпустило книгу «Любовь» – первую часть нового романа Цзэн Пу «Мужчина». Эта книга во многом автобиографична, близка европейской литературной традиции и вместе с тем знаменитому китайскому роману XVIII века «Сон в красном тереме». Центральное место в произведении занимает любовь между юными героями. В последней части романа герою – Лу Наньцзы – уже пятьдесят лет. Он разочаровался в чиновничьей службе, усомнился и во всесилии любви, однако по-прежнему называет ее главной для себя, особенно «любовь к родине» и «любовь к семье». В первой части романа юноша приходил к весьма пессимистическому выводу: «Я считаю, что вечность любви – только в смерти; разлука – укрепление любви, а брак – ее гибель». Теперь герой с не меньшей грустью думает о разобщенности своей родины, но в этом пессимизме есть нечто очень важное. Попытку гоминьдановцев объединить Китай жестокими методами Лу Наньцзы считает бесполезной.

Ясно, что даже в последний период жизни (Цзэн Пу умер в 1935 году) писатель, перейдя на умеренные позиции, все же тяготел к передовой китайской литературе. 8 июля 1934 года он записал в дневнике: «Прочел «Дикие травы» Лу Синя. Явный прогресс. «Клич» и «Блуждания» – всего лишь новая «Неофициальная история конфуцианцев», а этот сборник совсем в другом духе. «Путник» и «Осенний лист» особенно печальны, хочется декламировать. Я бы отнес их к символическому импрессионизму».

Как видим, «Клич» и «Блуждания» Цзэн Пу недооценил, но признал значительность других произведений Лу Синя. В свою очередь, отношение младших современников к Цзэн Пу видно из весьма сочувственного отзыва о «Цветах» в лусиневской «Краткой истории китайской прозы» и из воспоминаний писателя Юй Дафу, который познакомился с Цзэн Пу в конце двадцатых годов. Юй и Цзэн оживленно беседовали о французских романтиках, о «Цветах в море зла», о просветителе Чэнь Цзитуне. Юй Дафу был восхищен разносторонними познаниями Цзэн Пу, его красочной речью и назвал его «настоящим мостом между новой и старой китайской литературами», «крупнейшим предшественником новых писателей».

На рубеже двадцатых – тридцатых годов в Цзэн Пу видели преимущественно знатока французской литературы. Он готовил китайское издание полного собрания сочинений Гюго, в 1928 году опубликовал статью о Мольере, в следующем году участвовал в переводе «Таис» А. Франса, однако главным делом его жизни оставалась работа над «Цветами в море зла».

Прежде всего автор постарался частично завершить историю Цайюнь, в результате чего героиня превратилась в одного из самых психологичных персонажей китайской прозы начала XX века. К эротическим сценам, связанным с Цайюнь, писатель добавил еще более яркую, несущую определенный антиманьчжурский смысл, историю любви поэта начала XIX века Гун Цзычжэня. Не менее важна сцена женитьбы императора Гуансюя, вскрывающая самые интимные подробности жизни цинского двора.

Одновременно Цзэн Пу сокращал роман, снял ряд публицистических отступлений, риторических вопросов и прочее. Правда, оставленные за пределами повествования последние пять глав содержали немало интересного, но написаны они в общем слабее, чем предыдущие, не воспринимаются как бесспорно необходимые. Хорошо, что писатель проявил требовательность к себе и отказался от них. Тем самым он, кстати, сохранил оптимистическое звучание революционных сцен, не завершил их изображением наступившей вскоре реакции.

Переработка «Цветов» была безусловно плодотворной. Слова о том, что она «не имела никакого влияния на литературную жизнь», звучат не очень убедительно, если вспомнить большое число статей о Цзэн Пу, появившихся в тридцатых – начале сороковых годов, обращение драматурга Ся Яня и других писателей к подлинной биографии Сай Цзиньхуа, попытки ряда литераторов продолжить роман до шестидесятой главы. В наши дни «Цветы в море зла» также не утратили актуальности и своими достоинствами превосходят многие китайские сочинения. Недаром в последние десятилетия Цзэн Пу получил заслуженное признание не только в Китае, но и далеко за его пределами.

В. Семанов

ЦВЕТЫ В МОРЕ ЗЛА
Роман

Глава первая
ВОЛНЫ, РИНУВШИСЬ НА СУШУ, В ОДНО МГНОВЕНИЕ ЗАТОПЛЯЮТ ОСТРОВ РАДОСТЬ РАБОВ. АВТОРА ПРОСЯТ ОПИСАТЬ СУДЬБУ ЦВЕТКА СВОБОДЫ, ОТРАЗИВ ЕЕ В СОБЫТИЯХ ТРИДЦАТИ ЛЕТ

 
Забыты песни рек и гор,
           страна удручена,
Рыдают чистые сердца,
           не находя исхода.
Увы! Срединная земля
           уже обречена,
Растоптана, умерщвлена
           былых времен свобода!
Любимцы Золотых дворцов!
           Мудрейшие мужи!
С красавицами, что живут
           в веселых заведеньях,
Вы углубились в Южный сад,
           и там, в немой тиши,
Проходят многие часы
           в любовных развлеченьях.
 
 
А вы, неверные послы,
           на дальний Запад мчась,
Вдали от родины своей
           забыли долг священный
И, тайно преступив закон,
           признали вражью власть,
Продав себя и не стыдясь,
           увы, такой измены!
 

* * *

 
В море зла окунулась страна!
За великие прегрешенья
Предыдущего перерожденья
Наказание терпит она!
На дорогах драконы
Вступают в ночные сраженья [1]1
  Ночные сраженья. —Имеются в виду патриотические народные восстания.


[Закрыть],
Вы ж, вельможи, средь белого дня
Веселитесь за кубком вина!..
 
 
Мир трепещущих душ
Лишь забвеньем и страхом объят,
Всполошились в испуге
Тигровые стражи у трона,
Распахнулись врата
Императорских тайных палат,
Входят в них иностранцы —
Словно входят в Китай покоренный!
 
 
Поражения в тысячах дел!
Не скрывая упрека,
С горькой грустью на варваров [2]2
  На варваров смотрит Небесное око —намек на иностранную агрессию, которая получила в Китае особый размах со времени опиумных войн, то есть с середины XIX века.


[Закрыть]
Смотрит Небесное око,
Скорбно думают люди:
«Печален Отчизны удел!»
 
 
А Богини свободы цветок улетел,
Подгоняемый ветром с востока…
 

Вы, конечно, захотите узнать, кто такая Богиня свободы? При какой династии она была канонизирована? Где стоит ее изваяние? Рассказывать об этом пришлось бы слишком долго. Поэтому сначала я поведаю вам о стране рабства, которая обладала лишь самой примитивной свободой. Она находилась за пределами пяти великих океанов земного шара, куда не проникли еще ни Колумб, ни Магеллан. Там простиралось огромное море, называвшееся Морем зла, и среди этого моря затерялся остров Радость рабов [3]3
  …остров Радость рабов —подразумевается Китай.


[Закрыть]. Он находился под тридцатью градусами северной широты и ста десятью градусами восточной долготы. Его горы и реки были прекрасны, цветы и деревья ласкали взгляд красотой. Но уже долгое время небо стояло низко над островом, сквозь темные тучи никогда не проглядывало солнце, воздух здесь был тяжелым. Подумайте, если обитателям этого острова не хватало даже свежего воздуха, без которого не может обойтись ни один человек, то как мало у них было свободы! Они жили хуже собак, но за жизнь цеплялись. Отсюда и родилась у них потребность почитать сильных, заискивать перед иностранцами и из рода в род передавать суеверные легенды о грехах и возмездии.

По умению приспосабливаться жителей острова можно было сравнить только с Фэн Дао [4]4
  Фэн Дао —литератор и государственный деятель IX—X вв., который пережил пять императоров и при всех занимал высокие посты.


[Закрыть]и Цянь Цяньи [5]5
  Цянь Цяньи —поэт и чиновник XVI—XVII вв., перешедший на службу к маньчжурам.


[Закрыть], а по ловкости – с Ян Сюном [6]6
  Ян Сюн —поэт I в. до н. э. – I в. н. э., усердно воспевавший императора.


[Закрыть]и Чэнь Цзыаном [7]7
  Чэнь Цзыан —поэт VII в., долгое время оставался безвестным, но затем сумел распространить свои сочинения, пригласив на пир видных литераторов.


[Закрыть]. Стоит ли удивляться, что цари их деспотичностью походили на Циньшихуана [8]8
  Циньшихуан —император III в. до н. э., известный своим деспотизмом.


[Закрыть], Юлия Цезаря, Чингисхана, Людовика Четырнадцатого, а тупостью – на Янди [9]9
  Янди —император VII в., отличавшийся развратом и тупостью.


[Закрыть], Ли Юя [10]10
  Ли Юй —император X в.; известен также как поэт.


[Закрыть], Чарльза Первого и Людовика Шестнадцатого?

Издревле этот остров не имел никаких сношений с соседними странами, поэтому в других государствах даже не знали его названия. С самой глубокой древности не дышали здесь вольным воздухом. Жители считали, что обладать едой, жильем, ученой степенью, женой и детьми – это и есть высшая радость свободы. Но недаром в старину говорилось: «лучше смерть, чем неволя». Настал смертный час и для населения, которое вдоволь насладилось своей примитивной, рабской свободой. Пятьдесят лет тому назад (примерно в середине XIX века) вокруг острова Радость рабов неожиданно поднялись огромные волны. Остров был потрясен до самого основания, море уже готовилось захлестнуть его.

Но народ по-прежнему жил словно в полусне. Люди целыми днями плясали и веселились, предаваясь разврату. Они играли на лютнях под названием «свобода», пили «вольное вино» и любовались на цветы, которые тоже назывались «цветами свободы». Год за годом неудержимо текло время, лунные затмения сменяли солнечные. И вот наконец в 1904 году рухнуло небо, раскололась земля, раздался оглушительный треск, и Радость рабов погрузился в пучину Моря зла.

Можете ли вы себе представить, что остров Радость рабов находился совсем близко от Китая? На севере он граничил с Песчаным морем, на востоке – с Желтым морем, на западе – с Синим морем и на юге – с Южно-Китайским морем [11]11
  Перечисленные моря(так в древности назывались не только моря, но и пограничные провинции) являются окраинами Китая: Песчаное море (Ханьхай) – древнее название пустыни Гоби; Синее море (Цинхай) – озеро Кукунор.


[Закрыть]. Едва о гибели острова стало известно, как в первом китайском порту, открытом для торговли [12]12
  Порт, открытый для торговли. —До XIX в. феодальное маньчжурское правительство, опасавшееся за свое господство, проводило политику искусственной изоляции страны от внешнего мира. В дальнейшем, под давлением вооруженных сил интервентов (Англии, США, Франции, Германии и др.), оно было вынуждено открыть некоторые порты, в частности Шанхай, для внешней торговли.


[Закрыть], – Шанхае, где жили представители различных стран мира, все в один голос заявили, что это редчайшее явление. Дни наполнились сплошными дебатами и поисками причин исчезновения острова. Было истерто до основания несколько дюжин перьев, изведен не один фунт бумаги и чернил для того, чтобы описать сие знаменательное событие. Некий юноша по прозванию Ревнитель свободы специально приехал в Шанхай, желая получить достоверные сведения об острове Радость рабов. Однако к кому обратиться с расспросами, он себе не представлял.

Когда он прогуливался по улице, в глазах у него рябило от множества прохожих. Здесь были и жирные компрадоры, связанные с иностранными фирмами, и ловкие сторонники реформ, способные украсть даже солнце, и щеголяющие в европейских костюмах субъекты с обрезанными косами [13]13
  Субъекты с обрезанными косами —мятежники. Во время маньчжурской династии Цин (1644—1911) всему мужскому населению Китая в знак подчинения маньчжурам полагалось носить косы.


[Закрыть], выдающие себя за революционеров, и корреспонденты газет, с языка которых всегда готов сорваться поток лжи. Казалось, их абсолютно ничто не тревожило. Они преспокойно играли в кости, забавлялись гетерами, распивали чай в «Жилище покоя» и слушали певичек в «Гнезде небесного блаженства». Вокруг сновали экипажи, запряженные роскошными лошадьми, вино лилось рекой, а дым разврата поднимался до небес. Словом, жизнь била ключом, и Ревнитель свободы удивился, как слабо эти люди реагировали на трагическое событие. Несколько дней он провел как во сне. Но однажды, когда он сидел в зале одного из ресторанов, туда вбежал какой-то человек с искаженным от ужаса лицом и закричал:

– Беда! Беда! Между Японией и Россией началась война! Три восточные провинции [14]14
  Три восточные провинции —старое название Северо-Восточного Китая.


[Закрыть]под угрозой.

Один из посетителей презрительно усмехнулся:

– Разве только три? По-моему, все восемнадцать давно уже потеряны.

Заслышав эти слова, Ревнитель свободы вздрогнул и подумал, как быстро все переменилось в такой совсем недавно спокойной стране. Он машинально встал и направился к выходу. Оказавшись на улице, он долго шел, не зная куда. Неожиданно взору его представилась обширная равнина. Горы вокруг отливали золотистым цветом, вода в реке казалась прозрачной, как ароматная роса; несколько десятков богатых зданий утопали среди пышных деревьев. Это был благодатный край, и его чудесные картины, словно вышитые шелком на парче, не могли не вызвать восторга. Но кругом было пусто и тихо – ни души.

Сердце юноши дрогнуло: ему показалось, будто он когда-то уже бывал здесь. Он бродил взад и вперед, не в силах расстаться с этим волшебным местом, и вдруг заметил невдалеке маленькую хижину. Повинуясь какому-то безотчетному влечению, Ревнитель свободы приблизился ко входу и уже совсем готов был переступить порог, как путь ему неожиданно преградила занавеска из нитей жемчуга. Юноша заглянул через нее внутрь и увидел посреди хижины нечто похожее на вазу с цветком необыкновенной красоты. «Уж не цветок ли это из красной яшмы, который, по преданию, принадлежал суйскому императору Янди? – подумал он. – Или, может быть, это цветок с яшмового деревца престолонаследника Чэня…» [15]15
  Престолонаследник Чэнь —официальное имя Чэнь Шубао, сына императора Сюаньди (I в. до н. э.).


[Закрыть]

От цветка исходила весенняя свежесть; неземной аромат пробивался сквозь занавеску.

«Поглядеть бы вблизи!..» – мелькнула мысль у Ревнителя свободы.

Он набрался храбрости, откинул занавеску и шагнул вперед. Никакого цветка не было. Перед ним стояла женщина неописуемой красоты с высоким лбом, тонкими изогнутыми бровями, персиковыми щеками и вишневым ротиком! Юноша в смущении попятился, но красавица позвала его:

– Сын свободы! Ты, кажется, хотел разузнать о необыкновенном случае с островом Радость рабов?

Заслышав название острова, Ревнитель свободы сразу вспомнил, зачем он приехал в Шанхай. Глубоко склонившись перед женщиной, он спросил:

– А вы знаете что-нибудь об этом острове?

Красавица рассмеялась:

– Ты, наверное, сошел с ума! Ведь острова Радость рабов никогда не существовало!

– Неужели? – изумился Ревнитель свободы.

Женщина снова улыбнулась.

– Вообще-то на свете много мест, которые можно назвать островами Радость рабов!

С этими словами она вынула свиток бумаги и подала его пришельцу. Еще не понимая, что все это должно означать, Ревнитель свободы развернул свиток. Перед ним было интереснейшее историческое сочинение. Пробежав его глазами, юноша задумался: у него возникло чувство, будто и в Китае происходят такие же удивительные события. Многое из написанного он запомнил сразу, но, опасаясь, что со временем все это сотрется из памяти, решил записать содержание свитка. Он уже принялся за работу, как вдруг с досадой отбросил кисть и воскликнул:

– Я совсем перестал соображать. Ведь мой друг по прозванию Больной из Восточной Азии [16]16
  Больной из Восточной Азии(Дунъя бинфу) – псевдоним Цзэн Пу.


[Закрыть]гордо называет себя королем прозы, он занимается переводами и сочинениями романов. Я расскажу ему содержание прочитанного, а он напишет на основе этого роман. Таким образом, мне удастся сберечь немало кистей и туши!

Он взял листок, который успел исписать, вышел из хижины и направился прямо в «Лес прозы» [17]17
  «Лес прозы» —издательство, основанное Цзэн Пу.


[Закрыть]. Отыскав там своего друга, он рассказал все, что с ним приключилось, и попросил опубликовать эту удивительную историю.

По мере того как Ревнитель свободы говорил, Больной из Восточной Азии записывал. Так получилась книга, в которой отразились многие кровавые события, происшедшие за тридцать лет, и выражалась надежда, что четыреста миллионов соплеменников [18]18
  …четыреста миллионов соплеменников —приблизительная численность населения Китая на рубеже XIX и XX вв.


[Закрыть]вступят на Берег пробуждения. Что же было в этой книге? Не сочтите за труд, прочитайте – вам обо всем расскажут последующие главы.

Глава вторая
ЛУ ЖЭНЬСЯН ПОСЕЩАЕТ РОСКОШНЫЙ ПИР В СУЧЖОУ. ЦЗИНЬ ВЭНЬЦИН, ВОЗВРАЩАЯСЬ ДОМОЙ, ОСТАЕТСЯ ПОГОСТИТЬ В ШАНХАЕ

Как известно, Великая Цинская династия вступила на престол по воле Неба и распространила свою власть на все уголки страны. Она действовала испытанными методами, подражая национальным китайским династиям, а поэтому, как говорится, и ветер ей благоприятствовал, и дождь приходил в указанный срок. Государство наслаждалось миром, а народ – спокойствием. Просвещенные государи сменяли один другого непрерывной чередой. Воистину народу было за что воспевать заслуги и добродетель монархов, ибо они походили на солнце, дающее тепло, и облака, посылающие дождь. Только при императоре Сяньфэне вспыхнуло восстание в Цзиньтяне [19]19
  Император Сяньфэн —правил с 1851 по 1862 гг. Цзиньтянь —деревня на юге Китая, где началось великое тайпинское восстание (1851—1864 гг.).


[Закрыть], которое на известное время возмутило спокойствие страны. Однако династия, как всегда, оперлась на своих преданных генералов, вышедших из цзюйжэней, цзиньши и академиков [20]20
  Цзюйжэни, цзиньши и академики. —Ученые степени в феодальном Китае присуждались на специальных государственных экзаменах. Выдержав уездные и областные экзамены, претендент получал степень сюцая, выдержав провинциальные – степень цзюйжэня, а для получения степени цзиньши нужно было выдержать дополнительно к этому столичные и дворцовые экзамены. Ученые степени давали преимущественное право для службы в академии «Лес кистей» и занятия чиновных должностей.


[Закрыть]; пятнадцать лет они трудились в поте лица, срубили несколько десятков тысяч голов и стерли с лица земли всех бунтовщиков.

К моменту описываемых событий шел пятый год правления Тунчжи [21]21
  Тунчжи —император, правивший в Китае с 1862 по 1874 г.


[Закрыть]. Мятежи были подавлены, и жители Поднебесной на все лады восхваляли Великую Цинскую династию. Мудрый монарх Тунчжи со своей стороны повелел в каждой провинции, округе и уезде, где местные войска и ополчения с особенной доблестью подавляли мятежников, добавить по нескольку новых вакансий для сюцаев, а в местах, больше всех потерпевших от волнений, снизить налоги. Кроме того, всемилостивейше было разрешено облегчить налоги за перевозку зерна по каналам в области Сучжоу и других, где они были особенно тяжелы. Население Сучжоу было растрогано до слез.

Через год подошел срок столичных государственных экзаменов [22]22
  Срок столичных государственных экзаменов. —Провинциальные, столичные и дворцовые экзамены устраивались один раз в три года.


[Закрыть]. Даже в период военных событий книжники не переставали заниматься уставными сочинениями [23]23
  Уставные сочинения. —В программу государственных экзаменов входило преимущественно знание древних конфуцианских канонов. При маньчжурской династии сочинения должны были состоять из восьми разделов и насчитывать до семисот иероглифов.


[Закрыть], готовясь к дворцовым экзаменам, – так что же говорить о времени веселых плясок и прославления мудрого государя! Словно тучи понеслись они на экзамены. Когда вывесили список прошедших испытание, невыдержавшие забрали свои пожитки и, горько рыдая, покинули столицу. Зато получившие степень цзиньши чувствовали себя как растения после обильного дождя или народ, оправившийся после бедствия. Они благодарили своих учителей, поздравляли друг друга, устраивали складчины и пили до умопомрачения.

Потом прошли дворцовые экзамены. Через три месяца стало известно, кто оказался избранным. Третьим выдержал экзамен Хуан Вэньцзай, второе место завоевал Ван Цыюань. А кто оказался первым, лауреатом? Им стал Цзинь Вэньцин, родом из уезда Усянь провинции Цзянсу.

Я думаю, что граждане, незнакомые с системой экзаменов, вряд ли поймут всю ценность звания лауреата. Такое звание дается только в Китае, и то один раз в три года. Счастливец получает его лишь в том случае, если его предки в течение ряда поколений вершили одни добрые дела, если вид женщины никогда не будил в нем дурных мыслей, если у него имеются прочные связи в столице и, конечно, если его сочинение написано мастерски. Такого человека называют бессмертнейшим из небожителей, учеником самого Сына Неба. По таланту и уму он в три раза превосходит Су Ши и Ли Бо [24]24
  Су Ши(XI—XII вв.) и Ли Бо(VIII в.) – великие китайские поэты.


[Закрыть], не говоря уж об англичанине Бэконе или французе Руссо.

Но оставим эту тему. Расскажем лучше о чайной «Собрание изысканных», находящейся рядом с даосским храмом Источник мироздания в самом центре города Сучжоу.

Однажды в этом заведении сидели трое людей и попивали чай. Одного из них, бородатого старика, звали Пань Цзэнци; он был видным человеком в Сучжоу. Другого – средних лет, с вытянутой, как у дракона, головой – звали Цянь Дуаньминь; он славился своим искусством каллиграфии. Последний – Лу Жэньсян, с маленьким круглым лицом, – добился высокого мастерства в экзаменационных сочинениях.

Они считались знаменитостями в Сучжоу. Так, Лу Жэньсян выдержал провинциальные экзамены, а Цянь Дуаньминь был даже избран в императорскую академию «Лес кистей» [25]25
  Академия «Лес кистей»(Ханьлинь) – была основана в начале XVIII в. и представляла собой высшее научное учреждение империи. В ее обязанности входило комментирование императору конфуцианских классиков, составление государственной истории, биографий знаменитых сановников, различного рода книг, эпитафий.


[Закрыть]. В описываемый момент все трое были увлечены разговором.

– С нами, сучжоусцами, никто не сравнится, – говорил Пань Цзэнци. – С тех пор как при Цинской династии была восстановлена система экзаменов, звание лауреата получило девяносто семь человек, и из них пятьдесят пять уроженцы нашей провинции Цзянсу. А из этих пятидесяти пяти пятнадцать жили непосредственно в нашем городе. Теперь первое место на дворцовых экзаменах занял Цзинь Вэньцин из переулка Круглый пик. Молодец, не посрамил земляков!

– Земли, о которых вы говорите, в прошлом принадлежали Восточному У – государству, где процветала литература, – подхватил Цянь Дуаньминь, – не удивительно, что из Сучжоу выходят лауреаты! Но, на мой взгляд, это относится не только к нашему городу, но и к судьбам всей страны.

– Прошу пояснить, – удивленно сказал Пань Цзэнци.

– Известно, что наивысшего расцвета наша династия достигла при императоре Цяньлуне [26]26
  Цяньлун(1736—1795), Цзяцин(1799—1820), Даогуан(1821—1850) – маньчжурские императоры.


[Закрыть], и тогда лауреатов из Сучжоу было больше всего, – ответил Цянь Дуаньминь. – Четверо из них стали академиками всего лишь за две сессии. В этот же период появился и Цянь Сянлин, который сумел завоевать все высшие ученые степени, хотя и не в два приема, а в три. При императоре Цзяцине было двое лауреатов. В шестнадцатом году его правления, когда снова подошел срок экзаменов, лауреатов из Сучжоу не оказалось, но зато второе, третье и четвертое места заняли сучжоусцы. Это тоже можно считать славной страницей в истории нашего города. При Даогуане был только один лауреат, который еще поддержал на некоторое время славу предков и посеял семена учености. А потом положение страны из года в год становилось все хуже. Я помню, при императоре Сяньфэне государственные экзамены проводились пять раз, но их никто не сдавал, так как в стране царила сумятица [27]27
  Сумятица. —Имеется в виду тайпинское восстание.


[Закрыть]. – Цянь Дуаньминь сокрушенно покачал головой. – С тех пор как мой дядя Пань Цзунъинь завоевал третье место, Сучжоу забыл о лауреатах, как забыл мир мелодию «Прогулка на широком холме» после смерти Цзи Кана [28]28
  Цзи Кан —знаменитый поэт и музыкант III в.


[Закрыть]. Сейчас наш мудрый Сын Неба снова направил страну к процветанию, и судьба, надеюсь, будет улыбаться ей миллионы лет. Поэтому я заранее был уверен, что на нынешних экзаменах звание лауреата получит уроженец Сучжоу!..

– Ваши слова, господин, мудры, как гадания на основе Инь и Ян [29]29
  Инь —женское (отрицательное), темное начало; Ян —мужское (положительное), светлое начало – основные понятия древнекитайской натурфилософии.


[Закрыть], – поддакнул Лу Жэньсян. – Я ведь учился вместе с Цзинь Вэньцином и знаю, какими редкими способностями он обладает. Не говорю уж о стиле его сочинений, но все исторические трактаты он просто знает наизусть! Например, в прошлом году я видел, как он в своем кабинете сверял «Историю династии Юань» [30]30
  Юань(XIII—XIV вв.) – династия, установленная в Китае монголами.


[Закрыть]и твердил всякие диковинные монгольские слова. Я ничего не понимал, а он читал так бегло, что мне казалось, будто я слышу настоящую заморскую речь!

Пань Цзэнци строго посмотрел на него:

– Опомнись! Это не заморский язык. Говорят, монголы – те же маньчжуры. Разве ты не знаешь, что все родственники императора тоже носят всякие диковинные имена?

Он хотел продолжить свою мысль, но тут Цянь Дуаньминь выглянул в окно и крикнул:

– Смотрите, Го Чжаотин!

В чайную вошел стройный, худощавый человек, за которым следовал прелестный юноша с белым, словно выточенным из яшмы лицом, длинными бровями и красивыми глазами. Лу Жэньсян встал, поклонился и воскликнул, обращаясь к юноше:

– Как, Хэ Тайчжэнь тоже пожаловал?!

– Мы встретились случайно и, зная, что вы здесь, решили заглянуть, – улыбаясь, пояснил Го Чжаотин. – Сегодня вечером Се Цзефу устраивает для вас прощальный ужин у гетеры Лян Пиньчжу. Вы не забыли?

Лу Жэньсян кивнул:

– Еще рано.

Цянь Дуаньминь не расслышал, о чем говорили его компаньоны, и уловил только слова «прощальный ужин». Тогда он спросил Лу Жэньсяна:

– Куда ты собрался ехать? Почему мне ничего не известно?

– Всего лишь в Шанхай, – ответил Лу. – На днях я получил письмо от Цзинь Вэньцина. Он испросил отпуск для свидания с родителями, по дороге заехал в Шанхай и поселился в гостинице «Слава и богатство». Приглашает меня провести с ним день-другой. Я несколько раз проезжал через Шанхай, когда ездил в столицу на экзамены. Говорят, сейчас его не узнать. Туда переехали из Сучжоу две труппы куньшаньской драмы [31]31
  Куньшаньская драма —театральный жанр, господствовавший на китайской сцене с XVI по XVIII вв. и возрожденный в наши дни.


[Закрыть], которые зарабатывают довольно недурно. Есть там два великолепных театра столичной драмы [32]32
  Столичная драма —классическая форма музыкального театра, популярная до сих пор.


[Закрыть]. Открылись рестораны со столичной и аньхойской кухнями. В некоторых ресторанах можно попробовать английские и французские блюда. И ни в одном из этих мест я еще не бывал!

– Шанхай, конечно, расцвел, но это не более как проходной двор, – возразил Хэ Тайчжэнь. – Там собрались главным образом странствующие знаменитости вроде каллиграфа Мо Ючжи и художника Тан Сюньбо. Ими увлекаются, слава их гремит, но мне кажется, на их произведениях лежит отпечаток торгашества. Все это значительно примитивнее старинного уставного почерка, древних письмен или картин нашего земляка Жэнь Фучана.

– В Шанхае печатают книги каким-то «литографским» [33]33
  Литография —распространилась в Китае с середины XIX в. под влиянием европейцев.


[Закрыть]способом, – заметил Цянь Дуаньминь. – Позавчера мне попался сборник самых знаменитых каллиграфов Чжили [34]34
  Чжили —название столичной провинции в Китае.


[Закрыть]. Бумага прекрасная, иероглифы четкие – очень нарядное издание! Все дело в оттисках. Когда книга отпечатана на хорошей бумаге и удачно оформлена, на нее и смотреть приятно, независимо от содержания.

Пань Цзэнци, слушавший оживленную беседу молодых людей, не выдержал и, подняв похожую на разрезанный арбуз пиалу с чаем, вмешался в разговор:

– Да, Шанхай теперь – средоточие богатства и роскоши. Но я слышал, что улица публичных домов проходит по самому кладбищу канцлера Сюй Да [35]35
  Сюй Да —китайский канцлер XIV в., завоеватель областей, находящихся к западу от Китая.


[Закрыть]. Он был пионером, проложившим дорогу для западной цивилизации, а после открытия шанхайского порта власти не смогли сохранить даже его склеп! Кто-то сложил стихи, полные сочувствия канцлеру:

 
Гуляют ватаги друзей
Вдоль улицы Баошань,
 
 
Здесь туфелек женских следы,
Здесь пудр и духов ароматы,
 
 
Но прежнего канцлера где
Покоится ныне душа?
 
 
Полкладбища – черни жилье,
Полкладбища – храмы разврата!
 

Разве это не прискорбно?!

– Цзинь Вэньцин возвратился из Пекина по суше или пароходом? – спросил Го Чжаотин.

– На пароходе американской компании «Рассел и К°», – отвечал Лу Жэньсян.

– Кстати, в позавчерашней газете было помещено расписание морских рейсов, – вставил Пань Цзэнци. – Корабли названы в основном по различным местам Китая, но один из пароходов, который ходит по Янцзы, называется «Конфуций»!

С минуту длилось удивленное молчание, потом раздался дружный смех.

Пока они разговаривали, солнце медленно ушло за горизонт и наступили сумерки.

– Господин Лу Жэньсян, вы пойдете к Лян Пиньчжу? – спросил Го Чжаотин. – Если хотите успеть, то уже пора!

Лу Жэньсян задорно поглядел на собеседников:

– Жаль, что Цянь Дуаньминь и Хэ Тайчжэнь никогда не нарушают своего обета, а то нам было бы еще веселее!

– О, они большие моралисты, – заметил Го Чжаотин. – Хорошо еще, что они не стремятся вас поучать, а вы хотите их соблазнить.

Хэ Тайчжэнь очень увлекался неоконфуцианской философией, с Цянь Дуаньминем его сближали общие стремления. Верные конфуцианскому морализму, они никогда не бывали у гетер, поэтому, немного посмеявшись вместе с друзьями, распрощались и ушли.

Го Чжаотин и Лу Жэньсян тоже вышли из чайной, решив пройтись пешком. Недалеко от храма Гуаньди [36]36
  Гуаньди(Гуань Юй) – канонизированный национальный герой периода Троецарствия (III в.)


[Закрыть]и моста Иволги их обогнал паланкин. Друзья посторонились, уступая дорогу, но из паланкина вдруг выглянула миловидная женщина, которая обратилась к ним на сучжоуском наречии:

– Господа Го и Лу! Господин Се уже у меня. Прошу и вас поскорее!

Это была гетера Лян Пиньчжу.

Паланкин в одно мгновение исчез, словно унесенный ветром.

Вскоре друзья добрались до дома, где жила гетера. Действительно, Се Цзефу был уже там. Увидев гостей, он поспешно поднялся и приветствовал их.

– Я вижу, Великий благотворитель преисполнился милосердием и решил спасти несчастную девушку! – воскликнул со смехом Го Чжаотин.

Как вы думаете, почему он назвал Се Цзефу Великим благотворителем? Дело в том, что Се был весьма богат и любил помогать бедным; упомянутое прозвище дали ему жители Сучжоу, поэтому слова Го Чжаотина вызвали общий хохот.

Тем временем в комнату вошла хозяйка дома, неся на блюдце тыквенные семечки. Лу Жэньсян наклонился к гетере и тихо прошептал ей на ухо:

– Волнуешься?

Лян Пиньчжу увернулась и, поставив блюдце на стол, опустилась в кресло.

– Что за шутки? Я не понимаю!

А Лу Жэньсян уже заметил в глубине комнаты дородного и невысокого человека лет сорока с круглым, блестящим лицом, на котором, казалось, была написана сама искренность. Увидев Го и Лу, он расплылся в улыбке и поклонился.

– Это господин Чэн Мушэн, – представил его Се Цзефу. – Только вчера приехал из Шанхая.

Когда церемония знакомства была закончена и все уже собрались снова садиться, появился слуга и доложил:

– Его превосходительство господин Бэй!

Лу Жэньсян вскинул голову: на пороге стоял знакомый ему Бэй Юцзэн. В прошлом он занимал должность судьи в столичной провинции и во время сожжения Юаньминъюаня [37]37
  Юаньминъюань —императорский дворец-парк в старом Пекине. В 1861 г., во время третьей опиумной войны, был разграблен и сожжен объединенной армией капиталистических держав во главе с Англией и Францией.


[Закрыть]сделал немало для того, чтобы заключить перемирие. Сейчас он почему-то вышел в отставку и поселился в Сучжоу.

Пока все знакомились, был накрыт стол, и Лян Пиньчжу попросила гостей выбрать себе девушек. Каждый из мужчин назвал по одной.

– А кого желает господин Бэй Юцзэн? – осведомился Се Цзефу.

– Я слышал, здесь есть девушка по фамилии Чу, ее зовут, кажется, Айлинь, – промолвил Бэй. – Она Недавно приехала из Ханчжоу.

Се Цзефу записал.

– Эта Чу Айлинь немного со странностями, – задумчиво произнес Лу Жэньсян. – Мне рассказывали, что у нее масса музыкальных инструментов: двенадцатиструнная цитра, лютня, свирель, флейта; множество эстампов, каллиграфических прописей, книг, картин – на некоторых из них печати знаменитых мастеров. Есть и другие редкие вещи, вроде яшмовой печатки, принадлежавшей наложнице ханьского императора. По-видимому, эта девушка из благородной, но разорившейся семьи, а может быть, бежавшая конкубина!

– Уж не печать ли это красавицы Чжао Фэйянь? [38]38
  Чжао Фэйянь —любимая наложница ханьского императора Чэнди (I в. до н. э.), ставшая впоследствии императрицей.


[Закрыть] – предположил Го Чжаотин. —Она хранилась в коллекциях господина Гун Цзычжэня [39]39
  Гун Цзычжэнь(1792—1841) – китайский поэт-патриот.


[Закрыть], и в его сочинениях есть даже стихотворение, посвященное ей.

– Перед отъездом из Шанхая я встретился с сыном Гун Цзычжэня – Гун Сяоци, – сказал Чэн Мушэн.

– Не говорите об этом человеке! – вскричал Бэй Юцзэн. – Он продался иноземцам.

– Как же он мог так поступить? – удивился Се Цзефу. – Может быть, иноземцы посулили ему огромные богатства, раз он согласился служить им?

– Да нет, – возразил Бэй Юцзэн, – просто характер у него странный, вечно говорит какую-то ерунду. Он считает, что лучше подарить Поднебесную иноземцам, чем оставлять ее под нынешней династией. Как вам это нравится?!

– Рассуждения его папаши тоже были весьма странными, – сокрушенно покачал головой Се Цзефу. – Недаром древняя пословица говорит: «Если отец грабитель, сын станет убийцей».

– Если таких людей не уничтожать, они нанесут непоправимый вред нашей династии! – убежденно проговорил Чэн Мушэн.

– Конечно! – подхватил Бэй Юцзэн. – Счастье, что во время войны начала шестидесятых годов Пекин защищал князь Мудрый, отличающийся дальновидностью. Тогда я был в столице и почти ежедневно встречался для переговоров с английским послом Томасом Вейдом. Только удача, которой мы пользуемся благодаря добрым деяниям наших предков, помогла нам добиться, чтобы англичане отвели свои войска от Пекина и согласились на контрибуцию и открытие нескольких наших портов для торговли. Иначе вы только представьте себе: столица оказалась бы захваченной, в провинциях бесчинствовали бы длинноволосые [40]40
  Длинноволосые. —Так называли в официальных кругах участников восстания тайпинов, которые не желали по приказу маньчжуров заплетать косу и брить спереди голову.


[Закрыть]. Трудно вообразить большую смуту. Мне было очень нелегко склонить князя Мудрого на перемирие. Но теперь, когда я вижу, как спокойно и счастливо живет наш народ, я понимаю, что ради этого стоило потрудиться.

– Иными словами, – заключил Се Цзефу, – вы, господин Бэй, оказались достойным слугой династии!