Текст книги "Цветы в море зла"

Автор книги: Цзэн Пу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Чу Айлинь печально опустилась возле Цзинь Вэньцина.

– Другому бы я не призналась, но вам скажу откровенно: я действительно ушла от Гун Сяоци. И все же люди напрасно меня обижают, говоря, будто я убежала с вещами. На самом деле Гун Сяоци просто обеднел и был вынужден скрепя сердце отпустить меня. А эти вещи он подарил мне на память. Подумайте, господин Цзинь: если бы я действительно украла эти редкости, разве я решилась бы выставлять их напоказ?!

– Но почему Гун Сяоци вдруг сразу до такой степени обеднел? – спросил Цзинь Вэньцин.

– Все из-за своего странного характера. Люди видели, что он живет на широкую ногу, сорит деньгами, вот и решили, что он богат. А на самом деле Гун Сяоци просто непутевый сын, промотавший все, что у него было. Из-за каких-то научных вопросов рассорился со своим отцом и перестал бывать у него. Есть у него старший брат, но он не поддерживает с ним связи; о жене и сыне тоже не заботится, хотя из дому не берет ни гроша. Целые дни он либо путается с проститутками, либо учится у варваров монгольскому и тангутскому языкам да устраивает с ними скачки. Деньгами его ссужал старый друг. После смерти друга ему снова повезло: встретился с английским посланником Томасом Вейдом, стал его советником и еще несколько лет сорил деньгами. Но недавно, не знаю из-за чего, разругался с ним. Вот денег у него и не стало: начал распродавать книги, картины, антикварные вещи – тем и жил. Он даже придумал себе прозвище: «Пол-отношения». Дескать, ни одного из «пяти отношений» [63]63
  Пять отношений —основная категория конфуцианской этики, включает в себя отношения между государем и подданными, отцом и сыном, мужем и женой, между братьями и между друзьями.


[Закрыть]он не соблюдает, а так как я ему наложница, а не жена, можно считать, что он выполняет только «пол-отношения». Кто знал, что он и этой половины не сможет соблюсти!

Глаза у Чу Айлинь покраснели.

– Раз он всем пренебрег и переметнулся к Вейду, значит, он сделал это из-за денег, – сказал Цзинь Вэньцин. – Но почему он с ним поссорился?

– Одни считают его изменником, другие – революционером, но Гун Сяоци уверял, что все эти люди неправы и что он подал мысль сжечь Юаньминъюань только для того, чтобы отомстить за своего отца.

– А кто обидел его отца? – удивился Цзинь Вэньцин.

Чу Айлинь придвинула стул поближе и, наклонившись к уху Цзиня, зашептала:

– Я расскажу вам то, что он сам говорил, и вы сразу поймете. Однажды, – это было за месяц до моего ухода, – сидел он дома в четырех стенах, без единой монеты. Характер у него совсем испортился: то колотит рукой по постели, то ругает все на свете. Но я к этому привыкла, думаю: пусть себе буянит. Вдруг к вечеру ускользнул он в свой кабинет и притих: даже дыхания не слышно. Я встревожилась, подошла на цыпочках к двери, слышу: какой-то странный стук и бормотанье. Потом снова стук и снова бормотанье. Думаю: в чем дело? Не стерпела, вбежала в комнату, гляжу, а он серьезный сидит за письменным столом. Перед ним раскрытая тетрадь с черными клетками, вся испещренная иероглифами. Рядом с тетрадью —табличка предков [64]64
  Таблички предков —деревянные планки с именами умерших, перед которыми обычно устраивались жертвоприношения.


[Закрыть], которую он вытащил из шкафа. В одной руке – кисть с красной тушью, в другой – линейка. Он уже замахнулся линейкой на табличку, но увидел, что я вошла, обернулся и спрашивает:

– Тебе что нужно?

– Да вот услышала у тебя стук, – отвечаю я, смеясь, – никак не могла понять, чем ты занимаешься, а ты, оказывается, табличку бьешь. Чья она?

– Папашина.

– Как же ты можешь бить табличку своего отца?! – испуганно спрашиваю я.

– Мой папаша не был похож на других отцов, – отвечает Гун Сяоци. – Он создал себе громкое имя обманным путем. Я-то презираю папашу, но у него повсюду сохранились почитатели. Для них его вонь лучше всякого аромата, а его старческий бред они готовы воспринимать как самые сокровенные мысли. Сейчас мне приходится составлять собрание его сочинений, и я вижу, как много в них глупостей, лжи и ошибок. Вот и корнаю его всеми силами, чтобы других не сбивать с толку. В свое время он правил мои сочинения и не раз меня поколачивал. Теперь очередь моя: око за око – времена меняются! Видишь, вытащил его табличку? Как встречу какую-нибудь глупость, так ему линейкой по башке; если ложь – два раза, если ошибка – три. Смотришь, хоть в какой-то степени да сквитаюсь за старые обиды!

– Разве может сын мстить отцу?! – спрашиваю я.

Он смеется:

– За его большую обиду я уже отомстил, поэтому мою крохотную шутку он примет с радостью!

– За какую обиду отца ты отомстил? – удивилась я.

– А ты думаешь, мой отец умер своей смертью? – говорит он очень серьезно. – Его отравили маньчжуры. Папаша страдал той же слабостью, что и я: очень с женщинами любил возиться. Каких только баб не было в его любовной истории: начиная от гаремных красавиц и кончая нищенками. Когда он секретарствовал в приказе по делам членов императорской фамилии, начальником приказа был князь Мин Шань – необыкновенно талантливый человек. Его наложница Си Линьчунь тоже отличалась талантами и красотой. Об их дружной жизни ходили целые легенды. Говорили, например, что если Мин Шань слагает стихи «Песнь дровосека в Западных горах», то Си Линьчунь вторит ему «Песней рыбака с Восточного моря». Так они предавались просвещенным занятиям и развлечениям и заявляли, что не уступят в супружеском согласии даже Чжао Мэнфу [65]65
  Чжао Мэнфу —знаменитый художник XI в.


[Закрыть]с женой.

На пирах у Мин Шаня моего папашу всегда сажали на почетное место, но хотя князь спьяна и обещал написать заглавие к сборнику его стихов, он никогда не смотрел на отца как на равного. Однажды в приказе что-то стряслось, а Мин Шань был как раз в Западных горах [66]66
  Западные горы(Сишань) – живописное место к северо-западу от Пекина.


[Закрыть]. Мой отец поехал за ним. В тот день шел густой снег, и отец вдруг встретил Мин Шаня с Си Линьчунь, выезжавших рядышком на конях из леса. Си Линьчунь была в дорожном наряде, на плечи накинут красный плащ, резко выделявшийся на снегу. Едва отец увидел ее веселое, смеющееся личико и грациозную фигурку, у него даже дух захватило. С тех пор он днями и ночами думал о ней и готов был умереть, но добиться ее любви.

К сожалению, отцу не с кем было передать о своих намерениях, а он сам был недостаточно знатен, чтобы постоянно бывать у Мин Шаня, и ему оставалось лишь скрывать свое чувство. Впрочем, на дурные дела всегда удача, и вскоре ему представился подходящий случай. Как-то во время одного из храмовых праздников отец вдруг встретил наложницу князя. Смотрит, Мин Шаня нет, набрался храбрости, подошел к ней и произнес несколько фраз по-монгольски. Си Линьчунь с улыбкой ответила. На прощанье женщина как бы невзначай бросила ему такие слова: «Завтра, после полудня, в чайной за Восточными воротами». Отец догадался, что она назначает ему тайное свидание, и обрадовался невероятно. На следующий день без особых размышлений он отправился к Восточным воротам. Действительно, не сделал он и ста шагов от городской стены, как перед ним оказалась маленькая ветхая чайная. Отец вошел, выбрал место, крикнул половому, чтобы тот заварил ему чай, и приготовился ждать хотя бы вечность. Внезапно половой, подошедший к нему с чайником, тихо спросил его: «Вы не господин Гун?» – «Да», – ответил отец. Тот провел его внутрь. Здесь за столом сидел человек в войлочной шляпе, с густыми бровями и большими глазами, похожий на кучера. Увидев отца, он почтительно пригласил его сесть. «Кто ты такой?» – спросил отец. Человек скорчил загадочную мину: «Вам не нужно этого знать. Выпейте чаю, потом поговорим!»

От долгой ходьбы отца обуяла жажда: он и сам хотел промочить глотку, поэтому взял чашку и выпил больше половины. Внезапно земля и небо закружились у него перед глазами, в голове помутилось, и он тяжело повалился на пол…

Не успела Чу Айлинь договорить, как Цянь Дуаньминь, стоявший возле стола с редкими вещами, воскликнул:

– Неужели Гун Цзычжэнь так глупо попался на удочку и был отравлен?

– Не спешите! – остановила его Чу Айлинь. – Послушайте, что я расскажу дальше!

Содержание этой главы может быть изложено в следующих стихах:

 
Утвердил он свое направленье и школу,
Круг маститых поэтов им возглавляется.
 
 
Но, быть может, погиб он, великий ученый,
От жестокой руки знаменитой красавицы?
 

Если вы хотите знать, остался ли Гун Цзычжэнь жив, прочтите следующую главу.

Глава четвертая
НОЧЬЮ В СВОЕМ ДВОРЦЕ КНЯЖНА ПРЕДЛАГАЕТ СЕБЯ МУЖЧИНЕ. МАЛЬЧИК-АКТЕР ВЫМАЛИВАЕТ У ЛУНЫ СЧАСТЬЕ ДЛЯ НЕВЫДЕРЖАВШЕГО ЭКЗАМЕН

В предыдущей главе Чу Айлинь рассказала, как Гун Цзычжэнь выпил чай и свалился замертво. Цянь Дуаньминь прервал ее нетерпеливым вопросом, но Чу Айлинь попросила не забегать вперед. Сказав, что Гун Цзычжэнь был отравлен не в этот раз, она уже хотела продолжать, как вдруг Хэ Тайчжэнь обратился к другу:

– Дуаньминь, неужели ты не читал сочинений Гун Цзычжэня? В предисловии, посвященном губернатору провинции Гуанси, Гун Цзычжэнь указывает, что служил в княжеском приказе в тысяча восемьсот тридцать седьмом году. Через год после этого он составил «Сборник надписей на ритуальных сосудах династий Шан и Чжоу», тем самым дополнив словарь «Толкование знаков» ста сорока семью древними иероглифами. Моя работа «Древние иероглифы в словаре «Толкование знаков» была создана под влиянием Гун Цзычжэня. Стало быть, до тысяча восемьсот тридцать девятого года он никак не мог умереть!

– Его знаменитые «Триста пятнадцать стансов, сочиненных в год Ихай» [67]67
  Год Ихай. —В старом Китае летосчисление велось с помощью так называемых циклических знаков. Существовало два их ряда: из двенадцати знаков и из десяти. Каждый временной цикл включал в себя шестьдесят лет, причем каждый год этого цикла обозначался двумя циклическими знаками (один брался из первого, другой – из второго ряда). Примером может служить приведенный здесь год Ихай, который соответствует 1839 г. по европейскому летосчислению.


[Закрыть]также были написаны спустя два года после того, как он расстался с княжеским приказом, – присовокупил Цао Ибяо.

– Ладно, оставьте ваши исследования и не прерывайте рассказа! – остановил их Цзинь Вэньцин. – Айлинь, продолжайте скорей!

– Так вот, – снова начала Чу Айлинь, – он сказал: «Мой папаша, упав без сознания, ничего уже не помнил, а когда очнулся, почувствовал себя разбитым и не мог шевельнуться. Открыл глаза – кругом темным-темно. Отец не знал, где находится, но понял, что это не мрачная темница, а скорее обиталище бессмертных. Под головой у него была расшитая подушка, а под одним одеялом с ним лежало маленькое очаровательное существо в тонкой шелковой рубашке. Теплый пьянящий запах, исходивший от красавицы, дурманил голову. Отец осмелел, протянул руку и стал ласкать женщину, не встречая сопротивления; его пальцы скользили по гладким бархатистым формам. Тут мой старик подумал: «Говорят, в столице есть таинственные черные повозки, которыми частенько пользуются гаремные красавицы и знатные женщины для входа во врата наслаждений. Неужели Си Линьчунь тоже выкинула со мной такую штуку? Что за женщина лежит возле меня? Не Си Линьчунь ли это?» Не выдержав, он несколько раз тихонько окликнул ее, но ответа не последовало. Сказал несколько фраз по-монгольски – по-прежнему молчание. Тут он почувствовал прикосновение нежной яшмовой ручки, женское тело, сладострастно изогнувшись, прильнуло к нему, и оба, потеряв над собой власть, сыграли небольшую любовную пантомиму. Наконец они сладко уснули, не выпуская друг друга из объятий. В минуту самого невыразимого блаженства до слуха отца вдруг донесся петушиный крик. «Плохо дело!» – подумал он и испуганно вскочил. Протер глаза, внимательно огляделся вокруг и застыл в изумлении: он находился в собственном кабинете. «Неужели это был просто сон? – пронеслось в его мозгу. – Чайная, обитель бессмертных, парчовое одеяло, красавица – сон?!»

В волнении он позвал слугу и спросил, когда он вчера вернулся. Слуга ответил, что господина всю ночь не было дома и лишь на рассвете повозка из дворца князя Мин Шаня привезла его сюда – такого пьяного, что его пришлось на руках принести в комнату и уложить в постель.

После слов слуги папаше стало ясно, что ночное приключение – проделки Си Линьчунь. Он был, разумеется, очень доволен и не понимал только одного: как он мог заснуть словно убитый и как его доставили домой. Чем больше он думал над этим, тем больше запутывался, а Си Линьчунь казалась ему одновременно пленительной и страшной. Прошло несколько дней, отец как-то бродил по Люличану [68]68
  Люличан —знаменитый книжный рынок в Пекине.


[Закрыть]и вдруг снова наткнулся на Си Линьчунь. Увидев его, молодая женщина еле заметно улыбнулась. Отец внимательно осмотрелся: при ней не было никого, кроме девочки-горничной. Совершенно ясно, что она пришла сюда специально, чтобы встретиться с ним.

Однако вид у нее был еще более строгий и неприступный, чем прежде. Отец набрался смелости, шагнул вперед и, произнеся по-монгольски несколько туманных фраз, намекнул на недавнее происшествие. Линьчунь засмеялась, но не ответила. Только после того, как отец поставил вопрос прямо, она промолвила:

– А если это была я, что тогда?

– Тогда я счастлив, словно небожитель! – воскликнул отец. – Только волшебством своим вы вознесли меня на самые облака, даже страшно становится!

Молодая женщина улыбнулась:

– Если боишься – не приходи.

– Я готов прийти, даже если это грозит мне смертью!

Посмеявшись, Си Линьчунь наконец сжалилась над отцом и условилась встретиться в саду княжеского дома в ночь на девятое июня, когда Мин Шань будет в отъезде.

На эту встречу Си Линьчунь явилась прекрасная, как богиня, и еще больше привязала к себе отца. С тех пор они виделись постоянно, деля свое уединение лишь с луной и цветами. И вдруг однажды старый слуга приносит моему отцу маленький, плотно запечатанный пакет. Папаша раскрыл его, заглянул: внутри оказалось письмо. На бумаге изящным, мелким почерком Си Линь-чунь было набросано всего несколько строк:

«Наша связь раскрыта. Меня заточат. Немедленно бегите на юг, иначе может случиться беда. Посылаю вам яд, который убивает безо всяких следов. Если положить его в воду, вода станет голубоватой, сладкой на вкус и приобретет резкий запах. Остерегайтесь этих признаков! Возможно, кое-кто попытается вас отравить. Другой мешочек – с ароматным порошком – носите на груди. Это противоядие, спасающее от любого зелья. Прощайте. Берегите себя!»

Прочитав это письмо, мой отец в ту же ночь собрался и уехал на юг. Прошло несколько лет, с отцом ничего не случилось, и он забыл об осторожности. Как-то он отправился в Даньян и в уездном управлении встретил одного человека, с которым вместе служил в княжеском приказе и часто играл в азартные игры. Тот охотно пошел навстречу желаниям отца, и они проиграли с ним два вечера подряд. Вернувшись домой, отец почувствовал себя плохо. Он вспомнил, что у вина, которое он только что пил, был резкий запах, и понял, что его отравили. Перед смертью он подробно рассказал мне обо всем и велел отомстить. Хотя он относился ко мне и неважно, но все-таки был мне отец, поэтому с тех пор я воспылал непримиримой ненавистью к маньчжурам. В шестьдесят первом году, когда я служил у Томаса Вейда, мне очень хотелось свергнуть Цинскую династию и своей рукой перерезать всех потомков Мин Шаня. Этого мне сделать не удалось, но я отчасти выполнил свой долг тем, что посоветовал сжечь дворец Юаньминъюань. Пусть люди говорят, что я изменник или революционер – мне все равно!»

Это мне говорил сам Гун Сяоци, и, я думаю, вполне искренне. Характер у него странный, однако к людям он относится справедливо. Если он и выпроводил меня, то лишь потому, что другого выхода у него не было. К тому же он отказался не только от меня, но и от второй наложницы по фамилии Ван, она сейчас тоже здесь. Он подарил нам много вещей и часто присылает письма, справляясь, как мы живем. У Ван есть деньги, поэтому она не принимает гостей, а у меня нет ничего, вот и приходится позорить Гун Сяоци. Прежнее имя – Фу Чжэньчжу – я приняла по фамилии своей содержательницы в Яньтае. Чу – моя настоящая фамилия. Айлинь – детское имя [69]69
  Детское имяв Китае зачастую весьма отличается от взрослого. Женщина раньше имела имя преимущественно в девичестве. Выйдя замуж, она обычно принимала имя мужа, и ее звали просто: «жена такого-то». Восстанавливая свое девичье имя, гетеры подчеркивали этим свою независимость.


[Закрыть], а настоящее имя – Ваньсян. Люди клевещут на меня, будто я скрылась с вещами! Ах, господин Цзинь, как горька моя судьба!

Цзинь Вэньцин с улыбкой обратился к гостям:

– Недаром пословица гласит: «Под одним одеялом не рождается двух мнений». Вы только послушайте, как она защищает Гун Сяоци!

– Гун Сяоци не стоит подражать, но его суждения весьма своеобразны, – заметил Цянь Дуаньминь. – Здесь, безусловно, сказывается отцовская наследственность.

– Гун Цзычжэнь сделал немало для развития современной науки, – подхватил Цао Ибяо. – Я часто говорю, что Цинская династия в науках превзошла династии Тан, Сун, Юань и Мин. Только она сумела обобщить идеи всех предшествующих ученых и привести их в стройную систему. Если тщательно проанализировать этот процесс, то прошедшие двести с лишним лет можно разделить на три периода: первый – начальный – период представлен именами великих конфуцианцев Гу Яньу, Янь Жоцзюя, Хой Дуна и Дай Чжэня [70]70
  Гу Яньу, Янь Жоцзюй, Хой Дун, Дай Чжэнь —крупные ученые и философы XVII—XVIII вв.


[Закрыть]. Они внесли в науку метод доказательств. Согласно этому методу, что бы ни являлось предметом изучения – человеческая личность или явление природы, – суждение можно выносить только на основе неопровержимых доказательств. Даже классические книги и сочинения древних мудрецов они не принимали слепо на веру, проверяя достоверность каждого факта. Второй период – систематизация – охватывает время царствования императоров Цяньлуна и Цзяцина. Ученые этого времени сверили и дополнили сочинения классиков, историков и философов, в результате чего древние книги, не поддававшиеся толкованию, стали ясными и понятными. Третий период можно считать началом подлинного изучения. Ученые углубились в книги, уже приведенные в систему предшественниками; поэтому и смогли появиться люди типа Вэй Юаня и Гун Цзычжэня, которые создали самостоятельные теории и высказали поразительные суждения. Но, на мой взгляд, это только первые шаги в раскрытии истинного смысла классических книг. Пройдет еще несколько лет, и, пожалуй, возродятся горячие споры, которые в свое время велись в Цзися и Лишани [71]71
  Цзися и Лишань —названия древних мест в провинции Шаньдун. По преданию, в эпоху Борющихся царств (VIII—V вв. до н. э.) вельможа Люй Бувэй собрал здесь ученых и поручил им составить летопись. Впоследствии Цзися и Лишань стали синонимом расцвета науки и свободного обмена мнениями.


[Закрыть]. Наука царствующей династии встанет в один ряд с наукой Чжоу и Цинь и превзойдет обе династии Хань, не говоря уже о Вэй и Цзинь!

– Раньше при изучении надписей на камне и бронзе занимались исключительно названиями предметов и стилями иероглифов, а теперь с помощью метода доказательств ученые стали исследовать даже обычаи древнего общества! – добавил Хэ Тайчжэнь.

Тем временем был накрыт стол. Цзинь Вэньцина, конечно, посадили на почетное место, а остальные расселись по возрасту. Пока чайник с вином трижды обошел по кругу, пришлось несколько раз подрезать фитили у свечей. Вначале гости говорили о современном, сокрушались о минувшем и рассказывали различные удивительные истории, но когда все опьянели, серьезный разговор уступил место шуткам, анекдотам, сплетням. Наконец время истекло, вино кончилось, и гости разошлись.

Но вернемся к Цао Ибяо, который, как мы уже говорили, приехал в Сучжоу специально для того, чтобы отправиться в столицу вместе с друзьями. Когда на следующий день они встретились, Цао Ибяо рассказал Цзинь Вэньцину о своих намерениях, и тот, конечно, сразу же их одобрил. Зная, что Цао хочет попасть на очередные провинциальные экзамены в окрестностях Пекина и должен прибыть туда не позднее августа, Цзинь Вэньцин простился с родителями и вместе с женой тронулся в путь. Цянь Дуаньминь и Хэ Тайчжэнь также поехали с семьями. Свободнее всех чувствовал себя Цао Ибяо, у которого было с собой только двое слуг и очень немного вещей.

Добравшись до Шанхая, приятели сели на пароход. Путешествие по морю промелькнуло незаметно. Не прошло и десяти дней, как они оказались в Пекине. Го Чжаотин тоже был там. Друзья часто собирались вместе и оживленно беседовали. Ведь большинство из них впервые прославились в обществе «Убежище талантов», и вот сейчас они, много повидавшие, возмужавшие, снова встретились в столице. Да и знания у них были уже не те, что прежде. Традиционные словечки, которыми пестрят восьмичленные сочинения, они давно выбросили из головы и, встречаясь, говорили либо о непризнанных философах и историках, либо о поэзии и древней стилистике. Вместе они оценивали старинные издания и собирали древние надписи. Здесь Цзинь Вэньцину удалось впервые прочесть «Краткое описание стран мира» Сюй Шоу [72]72
  Сюй Шоу, Чэнь Цзычжай, Вэй Юань —ученые-просветители начала XIX в., первые в Китае популяризаторы западных наук.


[Закрыть], «Сведения о заморских странах» Чэнь Цзычжая, «Описания и карты заморских стран» Вэй Юаня, и он начал постепенно разбираться в иностранных делах.

Власти с большим уважением относились к друзьям. Их земляки – министры Пань Цзунъинь и Гун Пин всячески их расхваливали и во всем оказывали содействие, благодаря чему друзья познакомились со множеством известных людей своего времени.

Прошло два года, и Лу Жэньсян наконец получил звание лауреата, добившись такой же славы, как Цзинь Вэньцин, и тоже перевез семью в столицу. Только один Цао Ибяо дважды принимал участие в экзаменах и по-прежнему проваливался. Он уже хотел вернуться на юг, но Цзинь Вэньцин отговорил его, посоветовав просто купить чиновничью должность в министерстве церемоний. Цао Ибяо не стремился к славе, которую приносят с собой богатство и высокое положение, но любил своих друзей и с радостью остался вместе с ними. Как и другие, он посещал театры, ночевал у гетер и был вполне доволен жизнью, протекавшей в развлечениях и праздности. Но не будем говорить о пустяках.

Наконец наступила пора новых осенних экзаменов. Как-то вечером в начале августа Цзинь Вэньцин сидел один в своем кабинете. Занавеска колыхалась от легкого ветерка, несущего с собой густой аромат коричного дерева. Цзинь поднял голову, увидел холодную луну, которая только что показалась над макушками ив, и вдруг вспомнил, что сегодня у Цао Ибяо торжественный день. Зная его бесшабашный характер, Цзинь и подумал, что, поскольку Цао Ибяо живет один, некому побеспокоиться даже о том, чтобы у него были все вещи, необходимые для экзамена.

Цзинь Вэньцин очень тепло относился к Цао, поэтому он тотчас же собрал тушь, кисти, бумагу, велел жене приготовить печенья и закусок, сел в повозку и отправился со всем этим к Цао Ибяо. Подъезжая к воротам гостиницы, он еще издалека заметил щегольскую коляску, запряженную рыжей лошадкой с подстриженной гривой. Из дверей грациозной походкой вышел юноша лет пятнадцати – шестнадцати в яркой, красивой одежде. Вскочив в коляску, он опустил занавески, кучер прикрикнул на лошадь, и коляска стремительно понеслась.

Цзинь не успел разглядеть лица юноши, но внешностью тот напоминал актера. «Кто же мог позвать его? – пронеслось в мозгу Цзинь Вэньцина. Но он тут же одумался. – Нет, нет! Разве сегодня у Цао Ибяо есть время развлекаться с актерами? Ха! Да ведь это красавчик Айюнь из труппы «Радостное согласие». Еще больше он известен под прозвищем «Жена Цао»! Друзья прозвали так Айюня, узнав о его связи с Цао Ибяо. Наверное, он заезжал к Цао пожелать удачи перед экзаменом!»

Продолжая размышлять, Цзинь Вэньцин вылез из повозки и вошел в гостиницу. Коридорный хотел доложить о его появлении, но Цзинь сказал: «Не надо!» – и прошел прямо в номер, который снимал Цао Ибяо.

Еще на пороге он крикнул:

– Ибяо, а ты, оказывается, обманываешь друзей и веселишься тут в одиночку!

Цао Ибяо, накинув на себя холщовую рубашку и сунув ноги в туфли, медленно вышел из спальни.

– Чего ты кричишь? Откуда ты взял, что я здесь веселюсь?

– А кто только что вышел от тебя? – засмеялся Цзинь Вэньцин.

– Скажите на милость, какую он тайну раскрыл! – захохотал в ответ Цао Ибяо. – Ты говоришь об Айюне? Так я этого не утаиваю.

– Почему же ты не пригласишь и меня повеселиться в его компании? – накинулся на него Цзинь Вэньцин.

– Не спеши: погоди, пока закончу экзамены. Тогда, конечно, приглашу…

– В таком случае придется поздравить тебя и «Жену Цао» сразу с двумя событиями: победой на экзаменах и свадьбой! – хитро улыбнулся Цзинь Вэньцин.

– Ну вот, ты знаешь даже историю прозвища «Жена Цао», а еще винишь меня в обмане! Об экзаменах ты, конечно, хватил, а вот насчет свадьбы совершенно прав. Когда я сказал, что приглашу тебя, я и имел в виду, что ты придешь выпить на свадьбе Айюня.

– А разве у него уже истек срок обучения? – притворяясь непонимающим, спросил Цзинь Вэньцин. – Кто благодетель, который его выкупает? Он же ему и жену нашел?

Цао Ибяо усмехнулся и помедлил немного.

– «Обычаи рождаются из чувств, но чувства ограничиваются этикетом» [73]73
  «…чувства ограничиваются этикетом» —фраза из древнейшего памятника китайской народной поэзии «Шицзина» («Книги песен», XI—VI вв. до н. э.).


[Закрыть]. На свете нет людей, подобных Бо Я [74]74
  Бо Я —талантливый музыкант эпохи Весен и осеней (VIII—V вв. до н. э.). Очень любил играть на лютне перед своим другом Чжун Цзыци. Когда Чжун умер, Бо Я сломал лютню, тем самым нарушив конфуцианский этикет, не позволявший открыто выражать свои чувства.


[Закрыть]. Исключение составила лишь Чжан Чучэнь [75]75
  Чжан Чучэнь —первая наложница основателя танской династии Ли Цзина.По преданию, Ли, еще будучи простым человеком, как-то появился в доме вельможи Ян Су; одна из служанок вельможи – Чжан Чучэнь влюбилась в Ли Цзина и той же ночью бежала с ним.


[Закрыть], которая ушла к Ли Цзину.

– Итак, ты оказываешься настоящим покровителем слабых существ, Ибяо! Разумеется, на предполагаемое торжество я приду без всяких церемоний, но пока речь не об этом. Ведь завтра спозаранку надо отправляться на экзамены. Я приехал специально, чтобы помочь тебе собраться – ты никогда не умел заниматься подобными вещами. Письменные принадлежности хоть приготовил? Смотри, перед самым уходом окажется, что чего-нибудь не хватает! Давай я тебе помогу: не хуже твоих слуг сделаю. Да вот еще моя жена наготовила тебе разных печений и закусок…

С этими словами он велел слуге внести небольшую корзинку для продуктов. Цао Ибяо несколько раз поблагодарил его, а затем приказал слугам принести сундучок с экзаменационными принадлежностями и плетенный из камыша чемодан, чтобы показать их Цзинь Вэньцину.

– Я уж тут собрался кое-как. Прошу тебя, проверь!

Цзинь Вэньцин раскрыл чемодан и увидел в нем книги, маленькую печурку [76]76
  Маленькая печурка. —Во время сдачи государственных экзаменов каждого экзаменующегося обычно запирали в отдельную каморку, где он должен был в течение нескольких дней написать сочинение.


[Закрыть], занавеску на двери, одеяло, тюфяк, подушку, гвозди, молоток и прочее. В сундучке, разделенном на три части, нижнее отделение было занято кистями, тушью, бумагой, ножичками для соскабливания ошибок и клеем; в среднем лежали изысканные сласти и закуски, а верхнее было до отказа набито рисом, солью, бутылочками с соевым соусом и уксусом, куриными яйцами и прочим провиантом. Абсолютно все необходимое было предусмотрено.

– Кто это тебе наготовил? – изумился Цзинь Вэньцин.

– Кроме Айюня, некому. Он сегодня провозился целый день: все сласти и закуски собственными руками сделал. Ну, как? Ведь не назовешь его бестолковым? Но, наверное, зря он старался: все равно что-нибудь напутал…

– Как тебе не стыдно! – вскричал Цзинь Вэньцин. – Да ведь он всю душу в тебя вложил. Никогда бы не подумал, что он из красавчиков актеров. Даже лучшие из его предшественников, несмотря на свою прелесть, не делали ничего так просто и любовно. Завидую твоему счастью! Ради подобного я был бы согласен каждый раз проваливаться на экзаменах!

Цао Ибяо рассмеялся. Цзинь Вэньцин уложил обратно в сундучок вынутые им при осмотре экзаменационные принадлежности и добавил к ним кисти и тушь, которые привез с собой. Было уже поздно, а ему хотелось, чтобы Цао Ибяо пораньше лег спать, поэтому он распрощался с другом, договорившись встретиться с ним сразу после окончания экзаменов.

В течение нескольких дней – во время всего срока экзаменов – Цзинь Вэньцин не появлялся у Цао Ибяо. Случайно повстречав Го Чжаотина, он рассказал ему о том, кого видел возле гостиницы.

– Айюнь – ученик знаменитого Мэй Хойсяня. Он тоже родом из нашего Сучжоу. Этот маленький развратник всегда задирал нос и не слишком считался с другими. Месяц назад один уездный начальник, приехавший из провинции, давал его учителю тысячу монет за то, чтобы переспать с ним ночь. Учитель согласился, но мальчишка ни в какую: обругал чиновника и скрылся. За это ему здорово попало от учителя. Потом я слышал, что его кто-то выкупил. Не думал, что это сделал Цао Ибяо! Впрочем, ничего удивительного здесь нет. Ибяо терпел неудачи на экзаменах, вот ему и понадобилось красивое и любящее существо, способное возместить эту потерю!

Оба вздохнули.

Быстро прошла середина осени. Цзинь Вэньцин посчитал на пальцах: сегодня как раз последний день экзаменов. Дождавшись вечера, он зашел к Го Чжаотину, и они вместе отправились в гостиницу, где жил Цао Ибяо.

Знакомой коляски перед воротами не было. Цзинь наклонился к Го и тихо сказал:

– Боюсь, он не приедет встречать Ибяо. Посмотри: его коляски нет.

– Он не может не прийти! – воскликнул Го Чжаотин.

Так, перебрасываясь короткими замечаниями, они вошли в ворота. Привратник, видя, что перед ним хорошие знакомые Цао Ибяо, не стал их задерживать. Приятели оказались в квадратном дворике. Яркая луна озаряла макушки каштанов, возвышавшихся над крышей. Половина дворика, залитая лунным светом, походила на серебряное море, в то время как в другой половине шевелились черные тени листьев. Здесь, под деревьями, стоял чайный столик, на котором горели две красных свечи [77]77
  …горели две красных свечи. —Красный цвет – символ счастья.


[Закрыть]и ароматные палочки в курильнице. Перед столиком виднелась трогательная фигурка человека – он стоял на коленях и что-то бормотал.

Вглядевшись внимательнее, друзья заметили длинную черную косу, заплетенную в три пряди, розовый шелковый халат, поверх которого была накинута синяя парчовая куртка с белой каемкой. На ногах виднелись расшитые зеленые туфли на тонкой подошве.

– Смотри, – указал на незнакомца Го Чжаотин, – ведь это Айюнь!

Цзинь Вэньцин сделал ему предостерегающий знак рукой:

– Тсс… Не шуми! Послушаем, о чем он молится!

Воистину:

 
Оба мужа ученых стремились спросить,
Как идет в Лучезарных палатах экзамен,
 
 
А случилось, что самый порочный из всех
Самым первым предстал пред глазами!
 

Если вам интересно узнать, о чем молился Айюнь, прочтите следующую главу.