Текст книги "Цветы в море зла"
Автор книги: Цзэн Пу
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
– Ах, кто это пришел? – дрожащим голосом промолвил он. – Господин Хуаньин? Вы знаете, я так болен, что даже не могу встать. Простите меня, пожалуйста!
– Когда вы заболели? Почему я об этом ничего не знал? – осведомился Чжуан Хуаньин.
– С тех пор как уважаемые господа решили устроить пир в честь дня моего рождения, судьба была слишком безжалостна ко мне и лишила меня возможности принять ваше любезное приглашение. Боюсь, что собрание в саду «Лежащих облаков» сегодня не состоится!
– Вы лишь немного простудились! – возразил Чжуан. – Стоит принять лекарство, и все пройдет. Надеюсь, что вы, учитель, поторопитесь выехать, чтобы успокоить ваших друзей, томящихся в ожидании!
Говоря это, Чжуан Хуаньин огляделся и вдруг увидел, что из-под подушки выглядывает лист почтовой бумаги, сплошь испещренный именами и обращениями. Все они, согласно правилу, начинались с красной строки, но выглядели довольно странно: вместо обычных обращений – «уважаемый господин», «ваше степенство», «почтенный учитель» и так далее – перед каждым именем стояло слово «глупец».
Чжуан изумился, хотел повнимательнее прочесть сей удивительный список, но в этот момент заметил, что от круглых ворот, перешептываясь, крадутся двое людей. Не успел Ли Чжиминь и слова сказать, как дверная занавеска распахнулась. Воистину:
Если хотите знать, кто были пришельцы, прочтите следующую главу.
Глава двадцатая
ИЗ-ЗА ОДНОГО ЛИСТА БУМАГИ ПРОПАДАЕТ ВОСЕМЬСОТ ЛИ ЗЕМЛИ. МАЛЕНЬКИЙ ЯЗЫК ГУБИТ ЧЕЛОВЕКА, ИЗВЕСТНОГО ВСЕЙ ПОДНЕБЕСНОЙ
В гостиную вошли Юань Сюй и Сюнь Чуньчжи. Увидев Ли Чжиминя, лежащего на кушетке, они остановились в замешательстве.
– Оказывается, почтенный новорожденный в самом деле болен!
– А вы что, даже болеть мне не разрешаете? Возмутительно! – проворчал Ли Чжиминь.
Тут только вошедшие заметили Чжуан Хуаньина и поздоровались с ним.
– А я знаю, чем болен почтенный Чжиминь! – продолжал Юань Сюй.
– Ты все знаешь! – с суровым выражением лица воскликнул старик.
Юань со смехом продекламировал:
– Болезнь нашего мудреца – есть бедность, а не болезнь! Недуг бедности лечится только подношениями. Подношение придет от хунаньца. Кто этот хунанец? Он – Чжуан Чжидун!
Старик недовольно засопел:
– Что это вы о нем вспомнили? Он такой же глупец, как и все!
Он быстро поднялся и, теребя бородку, прочел нараспев:
Жалованья щедрого добившись,
Старый друг мой весточки не шлет,
Я же, разоренный, голодаю,
Чахну от нужды и от забот!
– Уважаемый новорожденный, не делайте резких движений! – произнес Сюнь Чуньчжи. – Не забывайте, что вы больны, а то еще, чего доброго, упадете от слабости!
Старик поспешно сел и велел мальчику-слуге принести лекарство.
– Дорогой Чуньчжи, вы совсем не понимаете шуток! – сказал Юань Сюй. – Господин Ли Чжиминь вовсе не болен! – Он вышел на середину комнаты и громко произнес: – Вставайте, уважаемый Чжиминь. У меня есть письмо к вам.
Ли Чжиминь недоверчиво усмехнулся, но все-таки встал.
– Опять этот дьявол задумал что-то недоброе! Какое еще письмо?
Несмотря на свою тщедушность, старик выглядел очень живым и бодрым. Походка у него была уверенной, и Чжуан Хуаньин догадался, что Ли просто притворяется.
– Так состоится сегодня торжество в саду «Лежащих облаков»? – тихо спросил он у Сюнь Чуньчжи.
– Вы же видите, как своенравен этот старик! – улыбнулся Сюнь. – Пока его десять раз не попросишь, ни за что не согласится. А ведь сам хочет!
Тем временем Юань Сюй показывал старику письмо и говорил, что какой-то господин по случаю дня рождения Ли Чжиминя преподносит ему две тысячи серебряных лян. Пока Чжуан размышлял над тем, кто этот неизвестный благодетель, Ли Чжиминь приблизился к нему и со смехом молвил:
– А я-то думаю: что это за знаменитый каллиграф, который так красиво умеет писать письма! Оказывается, Чжуан Чжидун!
Тут в комнату вошел мальчик-слуга. В одной руке он держал лекарство, в другой – конверт в форме сердца.
– Лекарства не надо! – отмахнулся старик. – Что это у тебя в руке?
– Сказали, что от господина Чэн Юя. Он очень просит вас поскорее пожаловать в сад «Лежащих облаков»!
Ли Чжиминь нетерпеливо вырвал из рук мальчика конверт, вскрыл его и увидел стихи:
«Распустил цветы украдкой
Ветер свежий;
В тех цветах – ваш милый образ.
Где же вы?
Раскрываются бутоны —
Мы встревожены:
Господин все не приходит,
Что же он?
Трое нас. Жемчужин даже
Краше мы.
Ждет вас персик долголетья
Яшмовый.
Пусть вас фениксы коснутся
Крыльями.
Не томите нас!
В беседке у перил мы.
Экспромт ваших любимых
Уважаемый господин Ли Чжиминь! Поскорее приезжайте в сад «Лежащих облаков»! Не заставляйте нас, отбросив в сторону лютни, стоять и смотреть вдаль. Мы уже проглядели все наши шесть глаз».
Ли Чжиминь рассмеялся:
– Вот пристали точно с ножом к горлу! Однако написано совсем неплохо! Сумели разбередить сердце старика.
– Полдень давно прошел! – подхватил Юань Сюй. – Гости уже заждались. Едем скорее!
– Едем, едем! – живо согласился Ли Чжиминь.
Чжуан Хуаньин и Сюнь Чуньчжи, опасаясь, как бы он не раздумал, поспешно встали. Старик облачился в белый шелковый халат и черную куртку из легкого флера. Круглый шелковый веер, разрисованный собственной рукой Ли Чжиминя, удивительно гармонировал с его благородным румяным лицом и седыми волосами.
Все вместе вышли из дому и, сев в коляски, отправились в сад «Лежащих облаков». Этот сад принадлежал Чэн Юю и находился за Задними городскими воротами. Он не походил на обычные парки, так как примыкал к одному из княжеских дворцов, и каждый, кто глядел на него издали, видел с одной стороны высокие и красивые здания дворца, а с другой – голубизну воды и свежую зелень деревьев. Величественный и строгий архитектурный ансамбль уживался здесь с простором и дикостью природы: в этом была особая прелесть. Чэн Юй происходил из княжеского рода, слыл известным ученым и был, казалось, неотделим от своего сада, словно вода и камни или два куска одинакового шелка. В лучшие дни весны и осени он оставлял здесь на ночлег своих гостей и устраивал пиршества, на которых сановники ночи напролет пили вино и декламировали стихи, совершенно позабыв о службе. Недаром современники сравнивали Чэн Юя с бессмертным. Такова вкратце история сада «Лежащих облаков». Но не будем говорить о пустяках.
Когда коляски подкатили к воротам парка, Юань Сюй соскочил первым, чтобы поддержать Ли Чжиминя, но тот оттолкнул его:
– Я и сам могу идти, не утруждайте себя!
Дело в том, что Ли Чжиминь впервые очутился в саду «Лежащих облаков», а поэтому хотел рассмотреть все как можно тщательнее. Подняв голову, он увидел перед собой двух львов с огромными глазами, изваянных из кунтунского [233]233
Кунтун —гора в провинции Ганьсу.
[Закрыть]мрамора. Между ними высились шести-створчатые ворота из юньмэнского [234]234
Юньмэн —уезд в провинции Хубэй.
[Закрыть]бамбука цвета позеленевшей меди. К каждой из створок была прибита железная ручка-кольцо с головой зверя. Изящная арка, поддерживаемая красными балками и расписными колоннами с изображениями драконов, устремлялась прямо в небо. Посредине арки висела доска с золотыми иероглифами, тоже украшенная драконами, на которой размашистым почерком было написано: «Сад «Лежащих облаков», а чуть повыше виднелась строчка мелких золотых знаков: «Назван так самим императором».
– Какая величественность и красота! – с нарочитым испугом воскликнул Ли Чжиминь. – Настоящее жилище монархов! Разве пристало входить сюда простолюдинам в пеньковых одеждах и соломенных шляпах?
Чжуан Хуаньин рассмеялся:
– Если этот простолюдин столь же мудр, как вы, то несомненно…
Пока длился этот разговор, двое слуг приняли у них пригласительные билеты и с поклоном сказали:
– Хозяин и гости давно уже ждут вас!
Подняв высоко над головой пригласительные билеты, слуги повели приехавших за собой. За воротами оказался просторный квадратный двор с огромными соснами и кипарисами самых фантастических и причудливых форм. Их стволы, походившие на извивающихся драконов, подпирали облака; бирюзовая зелень игл волновалась словно море; свет, просачивавшийся сквозь ветви на землю, окрашивал все в зеленый цвет. Сосновая роща заканчивалась белой стеной, служившей как бы естественной границей парка, с большим круглым проходом. Гости вошли в него.
– Как жаль, что здесь нет высокой башни, с которой можно было бы насладиться шорохом волнующихся ветвей! – промолвил Ли Чжиминь.
Не успел он сказать этого, как перед ним показалась роскошная арка, расписанная золотом и крытая зеленой черепицей. На арке крупными иероглифами было написано: «Обитель счастья».
Вскоре они подошли к длинной дамбе, сложенной из разноцветных камней. По обе стороны ее росли зеленые плакучие ивы и красные мальвы, среди которых были рассеяны бесчисленные штокрозы и бегонии. Осенняя природа поражала своей пышностью и великолепием. Вода в озере была голубой, словно нефритовое зеркало, деревья живописно отражались в ней. Лилии и лотосы отцвели, но воздух еще был напоен их ароматом. Стояло полное безветрие, как часто бывает осенью. Вдруг на отмели послышался хлопающий звук: стая уток и цапель, испуганно взмахнув крыльями, взлетела в воздух.
– Кто там пугает птиц? – воскликнул Ли Чжиминь.
– Смотрите! – сказал Юань Сюй, показывая рукой на озеро. – Это Хуцяо гребет. С ним какая-то красавица!
Все взглянули вперед и увидели небольшую лодку, в которой оказалась вовсе не красавица, а юноша с нежным, словно яшма, лицом. Было ясно, что чистота его кожи создана не белилами, а губы стали алыми без помощи помады. Его взгляд невольно пробуждал в душе весну. Одетый в тонкую шелковую куртку, он сидел, обмахиваясь белым круглым веером, похожим на луну, и его фигура, освещенная косыми, бледными лучами заходящего солнца, напоминала алую зарю. Дуань Хуцяо, энергично работая веслами, подвел лодку к берегу и, присев на носу, продекламировал:
Взяв облачко в руки, сквозь волны
Я ношусь вдоль пяти озер…
Ли Чжиминь хмуро взглянул на него.
– А! – протянул он. – Оказывается, в лодке сидит Айюнь! [235]235
…в лодке сидит Айюнь. —Игра слов: иероглиф «юнь» в имени Айюня означает «облако».
[Закрыть]
Но пока он говорил это, Дуань Хуцяо схватил Айюня за руки и выпрыгнул с ним на берег. Поздоровавшись с гостями, он шутливо обратился к Ли Чжиминю:
– Господин Чжиминь, не ревнуйте! То, о чем я пел в этой песне, бывает лишь на небесах, а на земле такого счастья не встретишь!
Он подтолкнул Айюня к Ли Чжиминю:
– Иди к нему!
Юноша сделал шаг вперед и поклонился гостям.
– Кто тебя позвал сюда? – притворяясь удивленным, спросил Чжуан Хуаньин.
Айюнь улыбнулся:
– Мы не забыли, что сегодня день рождения господина Ли. Неужели нас нужно звать?
Ли Чжиминь самодовольно усмехнулся, и все гости продолжали свой путь. Когда они миновали дамбу, перед ними выросла шестиугольная беседка с распахнутыми разноцветными окнами. Чжиминь уже хотел войти туда, как вдруг услышал чей-то приятный голос, декламировавший стихи, и остановился.
Ты с детства в яшмовом дворце,
В столице шумной рос [236]236
В столице шумной рос. —Речь идет о Ли Чжимине.
[Закрыть].
Но кто-то к берегам реки
Потом тебя унес.
Ряд низких расписных перил
Тебя от мира отделил.
Здесь украшают твой халат
Лишь брызги чистых вод.
В прозрачных каплях отражен
Лазурный небосвод.
Тебя всего сильней страшит
Ненастье по ночам —
Никто в ненастье не придет,
Чтоб разогнать печаль.
За Сянской ширмою один
В раздумье погружен.
Зарей над озером Тайи
Согрет любовный сон.
Но рябью набежавших волн
От селезней [237]237
Селезни —символ льстивых чиновников.
[Закрыть]ты отделен.
Негодованьем ты горишь,
Но в мире суеты
Кому излить свой тайный гнев
Осмелился бы ты?
Ты ни озерам, ни горам,
Скорбя, уже не рад
И лишь бросаешь грустный взгляд
На гаснущий закат.
Шумят осенние дожди —
Безрадостно шумят…
Как вдруг заставили тебя
К былому повернуть? [238]238
К былому повернуть. —Здесь: вернуться к чиновной карьере.
[Закрыть]
Как мог ты чаек обмануть —
Друзей своих спугнуть?
Теперь, поддавшись на обман,
Молчи о реках Ло и Сян! [239]239
Ло и Сян —реки в нынешней провинции Хунань, куда был сослан знаменитый поэт Цюй Юань (IV—III вв. до н. э.). В данном случае – символ отшельничества, свободной, независимой жизни.
[Закрыть]
Вот ветер аромат разнес
На десять ли вокруг,
Подобно солнцу разогнал
Густые росы вдруг!
Когда же к новым берегам
Ты унесешься по волнам?
– На первый взгляд это стихотворение – простая безделушка, вроде вазы с лотосами, – заметил Ли Чжиминь. – Но на самом деле в нем содержится глубокий намек!
Ему не успели ответить, так как в беседке раздался второй голос:
– Я понял аллегорический смысл твоих стихов. Под селезнями наверняка подразумеваются приближенные государя… Слова «Подобно солнцу разогнал густые росы вдруг» – использованы, в общем, удачно, жаль только, что атмосфера в столице вышла у тебя слишком печальной. Да и о каких «яшмовых дворцах» ты говоришь?
– Ты прав, – согласился поэт. – Но ведь я, не в пример другим, не столько сочувствую Ма Жуну [240]240
Ма Жун —известный ученый династии Восточная Хань (I—II вв.).
[Закрыть], сколько испытываю жалость к ученикам, которых он вызывал в свой шатер!
Услышав это, Ли Чжиминь ворвался в беседку.
– О, нахалы! Разве вы не знаете, что за болтовню на улицах отрубают голову, а за разговоры в беседках уничтожают весь род?! [241]241
За разговоры в беседках уничтожают весь род. —Имеются в виду беседы на политические темы, за которые маньчжуры строго карали.
[Закрыть] – шутливо вскричал он.
Как вы думаете, кто читал стихи? Поэтом оказался Вэнь Динжу, который полулежал на «кушетке опьяненного старца», устремив глаза к небу. Рядом, возле стола из грушевого дерева, стоял Ми Цзицзэн с длинной кистью в руках, он только что окунул кисть в тушь и собирался сделать ею на специальной доске горизонтальную надпись. Услышав крик Ли Чжиминя, друзья встрепенулись и хотели поклониться, но старик поспешно удержал их:
– Читайте себе стихи, пишите, а мы пойдем искать хозяина!
Внезапно легкий ветерок донес до гостей взрыв смеха.
– Я два раза попал в самое горлышко! – говорил один. – Не то что ты!
– А вот смотри, как я сейчас попаду!.. – отвечал другой.
– Гм! Кто это там бросает стрелы в кувшин? [242]242
…бросает стрелы в кувшин. —Имеется в виду древняя китайская игра; за каждое попадание засчитывали определенное количество очков.
[Закрыть] – удивились гости.
– Кроме Цзян Бяо, никто подобными вещами не увлекается! – ответил Ми Цзицзэн.
Дуань Хуцяо побежал вперед.
– Я еще никогда не играл в эту игру! Пойду посмотрю.
Ли Чжиминь, который всю дорогу любезничал с Айюнем, вышел из беседки и последовал за ним по открытой извилистой галерее, казавшейся бесконечной, так как выход из нее скрывался где-то за поворотом. Справа от галереи была зеленая бамбуковая роща, сливающаяся с небом; среди деревьев виднелись изящные беседки. Наконец они увидели небольшой павильон, перед которым громоздились причудливые каменные горки. Их формы поражали своей естественностью: казалось, будто на землю опустились облака. Возле веранды, облокотившись на перила, и в самом деле стоял Цзян Бяо с засученными рукавами. Он смотрел на ловкого юношу лет пятнадцати или шестнадцати, который, выпрямившись и сосредоточенно нахмурив брови, целился бамбуковой стрелой в медный кувшин, стоявший в нескольких шагах от него.
Запыхавшийся Дуань Хуцяо подбежал к ним.
– Вот как! Сами играете в интересную игру, а меня и не подумали позвать! – крикнул он, выхватывая у юноши стрелу. Стрела оказалась чуть ли не в пяти саженях за кувшином. Подоспевший Ли Чжиминь и другие гости разразились громким хохотом.
– Чудак! Разве в эту игру можно играть так грубо? – сказал Ли Чжиминь, украдкой разглядывая умное и привлекательное лицо юноши.
– Кто это?! – разом спросили остальные гости.
– Ах, я совсем забыл познакомить вас! – смеясь, воскликнул Цзян Бяо. – Это Линь Сюнь, внук знаменитого Линь Цзэсюя, занявший первое место на последних провинциальных экзаменах. У него неплохой литературный стиль и незаурядная эрудиция. Линь Сюнь давно уже слышал славное имя господина Ли Чжиминя, но видеться с ним ему не доводилось, поэтому я и привел юношу сюда!
Он представил его Ли Чжиминю и другим гостям. Старик сказал юноше несколько комплиментов и уже хотел продолжать свой путь, как вдруг увидел в одном из окон Цянь Дуаньминя с длинной трубкой в руке. В другой руке сановник держал книгу.
– В вашем труде исключительно полно изложена история ксилографии! – послышался его голос. – Мне кажется, что в подражание старинным эпическим стихотворениям его можно было бы назвать эпосом книжников! Что вы на это скажете?
Тут только Ли Чжиминь понял, что в павильоне есть еще кто-то. Он внимательно пригляделся и увидел темнолицего худого старца, который сидел, сурово выпрямившись, словно буддийский монах, погруженный в созерцание. Это был И Цзюй, любимый ученик министра Пань Цзунъиня.
Не захотев мешать беседе, Ли Чжиминь вместе с остальными гостями отправился дальше. Они прошли еще несколько беседок и наконец оказались перед большим зданием, которое со всех сторон было окружено открытой галереей, уставленной старинными фарфоровыми горшками с хризантемами. На дверях висела ажурная занавеска, на полу лежали узорные ковры, в древних треножниках курились лучшие благовония, зеркальные ширмы были украшены нежными лентами, – словом, все здание, утопающее в зелени и цветах, поражало богатством и великолепием.
Слуга провел гостей внутрь. Чэн Юй в рваной головной повязке и поношенной одежде поднялся им навстречу и сказал с улыбкой:
– Оказывается, вы все вместе? Долго же вы заставили себя ждать!
Ли Чжиминь хотел было извиниться, но вдруг с тростникового дивана, стоявшего у восточной стены, донесся громкий голос:
– То, что мы ждем, это еще пустяки! Но пострелята Июнь и Суюнь прожужжали нам от нетерпения все уши. Пришлось выгнать их в соседнюю комнату играть в шахматы!
Ли Чжиминь взглянул в сторону говорившего и увидел Ли Дяньвэня, который как раз в этот момент передавал отпечаток с древней каменной стелы развязному на вид старику с круглым лицом и реденькой бородкой. Ли Чжиминь узнал знаменитого шаньдунского ученого Ван Ляньсуня и подошел поздороваться.
– Не скрою от учителя: моя старая болезнь снова дала себя знать! – произнес он, обращаясь к Ли Дяньвэню. – Я уже думал не идти, поэтому и опоздал. Прошу извинить!
– Готов отказаться от почетного звания «учитель», – улыбнулся Ли Дяньвэнь, – лишь бы вы не спрашивали больше о моих интимных отношениях с женой!
Гости дружно рассмеялись. В это время к ним приблизились Суюнь, Июнь и Айюнь, которые почтительно склонили свои тоненькие, изящные фигурки, похожие на ветви сказочного яшмового дерева. Вскоре к зданию подоспели и остальные. Увидев, что гости все в сборе, Чэн Юй приказал слугам накрыть два стола в глубине зала. Во главе левого стола был посажен Ли Чжиминь, во главе правого – Ли Дяньвэнь.
За обоими столами оказалось семнадцать гостей: знаменитых мудрецов императорских канцелярий, высоких сановников от литературы. Хозяин блистал остроумием, гости веселились, разные закуски таяли во рту. Застольные игры перемежались с тостами, гости бегали вокруг стола, усиленно потчуя друг друга, – словом, это был лучший из пиров, который привелось увидеть современникам. Трое актеров играли на свирелях и флейтах, извлекая волшебные звуки. Один из них спел «Роскошный пир», второй – «Любуясь лотосами», третий – «Вечеринку». Но недаром говорят, что вино разгоняет тоску, а красота делает человека добрее. Боясь, как бы юноши не устали, Ли Чжиминь поднес каждому по кубку вина и сказал, что песен достаточно.
– Сегодня мы желаем долгих лет нашему почтенному старцу Чжиминю, а посему должны пить как можно больше! – промолвил Чэн Юй. – Я могу предложить господам одну застольную игру, с которой пьется веселее. Согласны вы сыграть в нее?
Все начали расспрашивать, что это за игра.
– К сегодняшнему пиру мы не приготовили никаких подарков, – продолжал Чэн Юй, – и уважаемый виновник торжества вправе обидеться на нас. Я предлагаю, чтобы каждый, как наши предки на террасе Болян [243]243
…наши предки на террасе Болян. —На террасе Болян император Уди (II—I вв. до н. э.) и его придворные состязались в стихотворном искусстве.
[Закрыть], сочинил по одной стихотворной фразе, воспевая какую-нибудь редкую вещь, хранящуюся у него в доме. Из этих фраз мы составим стихотворение и заменим им полагающийся сегодня новорожденному персик бессмертия. Тот, кто потеряет рифму или назовет предмет, которого у него на самом деле нет, наказывается. За того, кто сочинит удачно, все будут пить по поздравительной чарке. Первые две фразы должны служить шапкой ко всему стихотворению, последняя – завершать его. В них не обязательно говорить о редких вещах. Эти три фразы лучше всего дать нашим мальчикам. Остальные выступают в порядке жребия, меняться номерами нельзя.
Все пришли в восторг, закричав, что игра нова и интересна. Чэн Юй велел принести специальные бамбуковые дощечки для жеребьевки, написал на них номера согласно числу гостей и предложил каждому вытащить дощечку. Первый номер достался Ли Дяньвэню. Он уже хотел было сказать свои строки, но Ли Чжиминь остановил его.
– Ведь начинать должны мальчики? Я назначаю первую фразу Айюню, вторую Июню, а заключительную – Суюню.
– Я не умею сочинять стихи и прошу господ не смеяться! – сказал Айюнь. – Мой вариант будет такой:
Вот начинается богатый пир
В большом саду «Лежащих облаков»…
Подумав, Июнь продолжил:
Поздравить старика звезды Наньцзи
Пришла толпа бессмертных стариков.
– Очень хорошо передано настроение! – воскликнул Чэн Юй. – И тема схвачена! За них следует выпить. Ну, а теперь очередь Ли Дяньвэня.
Все выпили, и Ли Дяньвэнь сказал:
– Из всех своих коллекций я больше всего люблю эстамп с каменного памятника на Хуашань [244]244
Хуашань —горы в провинции Шэньси.
[Закрыть]. Поэтому я скажу следующее:
Всем монументам Хуашаньских гор
Тысячелетья старость не несут…
– Между прочим, эстампы с этого памятника снимались всего три раза! – заметил Цянь Дуаньминь. – У вас один из них – это действительно настоящая драгоценность. Следующая строчка падает на меня. Я, как вы знаете, собираю старинные издания. Лучшее среди них – «Обрядник дома Чжоу» [245]245
«Обрядник дома Чжоу» —одна из книг конфуцианского канона.
[Закрыть], отпечатанный всего по тринадцати строчек на каждой странице:
Шрифт обрядника дома Чжоу
Восстановлен при Северной Сун.
– Годится! – зашумели все.
– Бумага словно гладкая яшма, иероглифы точно серебряные крючочки, на титульном листе стоит печатка самого Хуан Пиле! – восхищенно щелкнул языком И Цзюй. – Это одна из лучших книг его библиотеки!..
– Ну, пришла пора браться за мой кабинет «Сто картин Ван Хоя»! – прервал его Чжуан Хуаньин и прочел нараспев:
Из труб крестьянских хижин дым струится,
Как облака – уходит безвозвратно…
Ван Ляньсунь подхватил:
– А, вы говорите о том самом сборнике, который я недавно видел на рынке Люличан! – улыбнулся Цзян Бяо. – Эта книга упоминается даже в «Генеральном каталоге по четырем разделам», хотя издано в свое время было только предисловие к ней. Рукопись вся пестрит красной тушью [247]247
Рукопись… пестрит красной тушью. —Красной тушью обычно делал пометки в рукописи сам автор.
[Закрыть], и подлинность ее несомненна. Кто бы мог подумать, что вам удалось ее раздобыть!
– Не болтай попусту! – остановил его Ван Ляньсунь. – Не то придется выпить штрафную рюмку за проволочку!
– Ничего страшного, – возразил Цзян Бяо. – У меня есть десять картин Ма Сянлань! [248]248
Ма Сянлань —знаменитая гетера, поэтесса и художница XVI в.; любила рисовать орхидеи.
[Закрыть]Они меня и спасут. – Он поднял бокал и продекламировал:
Так воссоздать живые орхидеи
Лишь Ма Сянлань на полотне умела…
Дуань Хуцяо тотчас продолжил:
Есть много ханьских у меня реликвий
И не одна эпохи циньской стела.
– Людей, которые снимают оттиски с памятников, называют «черными тиграми», так как они вечно перемазаны в туши, – заметил Ми Цзицзэн. – А ты собираешь сами памятники, поэтому тебя остается назвать только «каменным тигром»!
– «Каменный тигр» – не так уже плохо, – отпарировал Дуань Хуцяо. – Гораздо хуже быть «каменным драконом» [249]249
«Каменный дракон». —В Китае многие надгробия ставятся на «каменных драконах», похожих на черепах. Черепахи известны своим долголетием, поэтому считается, что надгробие на них будет стоять вечно.
[Закрыть], который тысячелетиями вынужден таскать на своей спине предмет обожания «каменных тигров»!
– У Ми Цзицзэна исключительно богатые коллекции, – сказал Вэнь Динжу. – Сейчас он нам преподнесет великолепную строчку!
– Ну что вы, – смутился Ми Цзицзэн. – У меня действительно кое-что есть, но я до сих пор еще не разобрался, какую из своих вещей люблю больше всего.
– Да у тебя сейчас в руке редкость! Почему не покажешь? – со смехом воскликнул Цзян Бяо.
Гости наперебой стали расспрашивать, о каком предмете идет речь, и Ми Цзицзэну пришлось передать его Ли Чжиминю. Это оказалась агатовая табакерка, сделанная очень оригинально: на ее гладкой поверхности вырисовывались едва заметные очертания горного потока. В воде колебались водоросли, а на дне, словно живая, лежала крошечная зеленая черепашка.
Ли Чжиминь вскрикнул от восхищения:
– Я сложу строку за Ми Цзицзэна:
Ту черепашку с панцирем зеленым
Сокрыл на дне агатовый родник…
А вот у меня нет никаких редкостей. Как же быть?
– Дневник, который вы вели непрерывно в течение сорока лет, – бесценное сокровище! – возразил Сюнь Чуньчжи.
– Ну хорошо, если так, то я что-нибудь сболтну:
Пусть десять тысяч лет передается
Из уст в уста мной созданный дневник.
В разговор вмешался Вэнь Динжу:
– Я тоже, в подражание почтенному господину Чжиминю, займусь прославлением собственных сочинений:
В истории Южных династий и Северных
Продолжил я литературный раздел…
– У меня есть только отпечаток с памятника Чэньмао, – откликнулся Сюнь Чуньчжи. – Это довольно старое издание:
Лишь оттиск с Чэньмао моя драгоценность —
Все то, что имею, и все, что имел.
– А из моих редкостей, пожалуй, лучше всего миниатюрный портрет Дун Сяоюань [250]250
Дун Сяоюань —знаменитая гетера конца XII в.
[Закрыть], – промолвил Чэн Юй, – поэтому я скажу следующее:
Красавица Сяоюань
Порхает словно птица…
Теперь у нас остался только Линь Сюнь! Его мы еще не слышали!
Линь Сюнь задумался, хотел что-то сказать, но его со смехом опередил Цзян Бяо:
– Я скажу за него, но в моей строке будет говориться не о редкой вещи, а о необыкновенной новости, не возражаете?
– Просим, просим, – зашумели гости.
За службу канцлеру пришлось
Своею жизнью поплатиться.
Никто ничего не понял.
– Цзян Бяо, не говори глупостей! Не ко дню это! – заворчал Линь Сюнь.
– А что тут такого? – возразил Цзян Бяо и обратился к собравшимся. – До прихода сюда мы заехали с визитом к Юй Хунаню. Вы знаете, что он считает себя непревзойденным гадателем по лицу. Едва он взглянул на Линь Сюня, как чуть не свалился от изумления и сказал, что его ждет необычная судьба: в девятнадцать лет он непременно станет канцлером и будет стоять у кормила власти. Но такое счастье сменится не меньшим несчастьем: уже в двадцать лет он погибнет и даже не будет как следует похоронен. Как вам нравится подобный прогноз? Впрочем, у Линь Сюня нет оснований верить предсказателю: все вы знаете, что канцлеры ныне царствующей династии являются в то же время членами Государственного совета, а в Государственный совет проходят только лысые и беззубые. Разве может при таких условиях стать во главе государства юноша!
Все высунули язык от удивления, но в этот момент вошел слуга с красной визитной карточкой в руке и доложил Чэн Юю:
– Его превосходительство господин Цзинь Вэньцин, только что возвратившийся из-за границы, просит свидания. Прикажете звать?
– А я слышал, что еще в Шанхае Цзинь Вэньцин получил назначение в Палату внешних сношений, и решил, что сейчас, по приезде в столицу, он будет очень занят! – воскликнул Чэн Юй. – Как же можно не принять гостя издалека?
– Конечно! Мы все знаем Цзинь Вэньцина, и было бы очень хорошо, если бы он принял участие в нашем пире! – поддержал его Ли Чжиминь.
Цянь Дуаньминь велел слугам поставить еще один стул между собой и Чжуан Хуаньином. Вскоре в столовую степенным шагом вошел Цзинь Вэньцин в парадной одежде. Отвесив прежде всего поклон Чэн Юю, он поздоровался по очереди со всеми гостями. На лице у него было написано неподдельное изумление.
– Что случилось? – спросил он Чэн Юя. – Почему здесь собралось столько мудрых?
– Сегодня день рождения почтенного старца Чжиминя, – ответил тот, – и мы все пришли поздравить его. Если вы не побрезгуете недопитым вином и остывшими закусками, прошу занять место за столом!
Многие поднялись, уступая свои стулья. Но Цзинь Вэньцин поспешно прошел к свободному месту, принес Ли Чжиминю поздравления и, поскромничав еще немного, сел на приготовленный ему стул.
– Утром в столицу вернулся мой сын и рассказал о вашей встрече в Хэсиу, – промолвил Чжуан Хуаньин. – Я понял, что сегодня вы должны непременно приехать. Осмелюсь спросить, в котором часу?
– В семь утра, – ответил Цзинь и поблагодарил заместителя министра за телеграмму с радостной вестью.
Лу Жэньсян спросил, когда он будет докладывать о своей поездке за границу.
– Завтра утром я хочу совершить поклон перед дворцом его величества, а оттуда направлюсь прямо в Палату. – Он обернулся к Чжуан Хуаньину. – Я ведь первый раз иду на службу и надеюсь на вашу любезную помощь!
– Завтра я, разумеется, буду сопровождать вас, – промолвил Чжуан. – С таким коллегой, как вы, наши дела пойдут значительно лучше!
Все снова начали оживленно пить. Цзинь Вэньцина посвятили в суть застольной игры.
– Друзья, я только что вернулся из-за границы, давно уже не занимался древностями, поэтому позвольте мне сказать о новой карте двух держав:
На десять тысяч ли границу
Большая карта укрепит…
Гости одобрительно зашумели и выпили за Цзиня.
– Ну, все уже сочинили свои строки, я совершенно пьян, поэтому попрошу Суюня произнести заключительную фразу! – заявил Ли Чжиминь.
Суюнь покраснел и после долгого размышления тихо произнес:
Желаем господину долголетья,
Каким лишь обладает эвкалипт!
Чэн Юй издал восторженный возглас:
– Как удачно он закончил! Господа, пусть каждый поздравит его двумя рюмками!
Все выпили. И без того красное лицо Ли Чжиминя еще больше побагровело: он сильно захмелел. Опираясь на плечо Айюня, старик вошел в соседнюю комнату и повалился на плетеный бамбуковый диван. Пока он болтал с юношами, гости расспрашивали Цзинь Вэньцина о жизни за границей и продолжали угощать друг друга вином. Незаметно солнце опустилось за горизонт, вино кончилось, веселье иссякло, гостей клонило ко сну. Многие незаметно ушли. Видя, что уже поздно, Цзинь Вэньцин тоже раскланялся с хозяином и поспешил домой. Ли Чжиминь вернулся к себе таким пьяным, что на этот раз действительно проболел несколько дней. Когда же он наконец поправился, то сочинил «Хвалу в честь трех красавцев-жемчужин». Стихотворение было настолько пикантно, что его начали передавать из уст в уста во всех публичных домах. Но это были уже последующие события, и о них мы говорить не станем.
Между тем Цзинь Вэньцин поселился в просторном доме, который заранее снял для него Лу Жэньсян. На следующий же день он попал на аудиенцию, затем – в Палату внешних сношений и завертелся в хлопотах. Вскоре приехали в столицу его жены, охраняемые Куан Чаофэном. Некоторое время пришлось потратить и на их устройство. Когда все дела были с грехом пополам улажены, Цзинь начал ежедневно ходить в присутствие, ревностно отдаваясь службе. По поводу каждой проблемы, возникавшей в Палате, он советовался с Чжуан Хуаньином и, убедившись в его всесторонней осведомленности и ясности ума, проникся к нему еще большим уважением. Они часто ходили друг к другу и очень сблизились.
Однажды Чжуан Хуаньину было приказано привести в порядок императорские могилы. Более полумесяца он находился в отъезде, и все текущие дела в Палате внешних сношений, которые ранее начальник вел сам, оказались заброшенными. Видя, что ни один из чиновников не обращает на них внимания, Цзинь Вэньцин позвал к себе заведующего канцелярией, велел ему принести все дела и разобрал их.
