Текст книги "Цветы в море зла"

Автор книги: Цзэн Пу

Чжуан Чжидун произнес несколько самоуничижительных фраз.

– Сегодня при дворе я узнал еще одну новость, – продолжал Чжуан Юпэй. – Франция захватила большую часть Аннама. Король Аннама обратился к нашему двору с мольбой о спасении, и Его величество думает выслать солдат на помощь!

– Ведь Франция совсем недавно пережила бедствия прусской войны [94]94
  …бедствия прусской войны. —Имеется в виду франко-прусская война 1870—1871 гг., которая закончилась падением Второй империи во Франции и победой Пруссии.


[Закрыть], и силы ее еще не восстановлены. Как она смеет лезть на рожон и помышлять о захвате нашей вассальной территории?.. – возмутился Цянь Дуаньминь. – Это просто глупо! Если не воспользоваться моментом и не показать нашу силу, разве мы сможем в дальнейшем управлять варварами?!

– Ты не прав! – возразил Цзинь Вэньцин. – Франция по территории не уступит Англии, и народ там необыкновенно воинственный. Несколько десятилетий назад во Франции появился монарх Наполеон, которого боялись все государства. Он был действительно грозен. И хотя недавно Франция была разбита Германией, мы должны вести себя с ней осторожнее, чтобы не понести ущерба, как раньше.

– В прошлых поражениях виноваты мы сами, не стоит о них вспоминать, – промолвил Чжуан Чжидун. – Ведь мы собственными руками привели тигра в дом. Что же касается событий шестьдесят первого года, то война тогда началась очень неожиданно, у нас в стране в это время бушевал мятеж, и мы не могли действовать сразу на два фронта, поэтому иностранцы и одержали победу. Однако с тех пор они еще больше зазнались и норовят во всем нас притеснять. Надо воспользоваться моментом, пока они ослеплены гордыней, и припугнуть их. Нужно показать им мощь нашего государства, чтобы они не смели больше рыскать в ночи словно волки!

– Браво! Браво! – захлопал в ладоши Чжуан Юпэй. – Хоть военные силы у нас сейчас не в полной готовности, зато есть несколько старых талантливых генералов, прошедших через сотни сражений, вроде Фэн Цзыцая и Су Юаньчуня. Как мне известно, Франция по территории не превышает двух-трех наших провинций и возможности ее ограничены. Несколько привыкших к походам ветеранов устроят среди французов настоящее побоище, вновь вознесут авторитет нашей страны и сохранят ей все вассальные территории. Тогда другие страны не посмеют на нас даже глаз поднять. Что вы скажете, господа?

Все, конечно, были вынуждены согласиться с ним. Закончив свою тираду, Чжуан Юпэй сослался на дела и первым покинул зал. Цзинь Вэньцин тоже вскоре уехал.

Подъезжая к дому, Цзинь увидел целую толпу попрошаек, которые приветствовали его нестройными возгласами:

– Поздравляем вашу милость с повышением! Блестящей вам карьеры!

Посоветовавшись с женой, Цзинь Вэньцин щедро одарил пришедших, а затем написал благодарственное письмо императору, испрашивая указаний, – короче говоря, сделал все, что полагалось в таких случаях. Не обошлось, разумеется, без прощальных пирушек и проводов. Можно представить себе, как он был занят.

Наконец наступил день отъезда. Рано утром Цзинь Вэньцин пошел попрощаться к Цао Ибяо и застал его поспешно собирающим вещи. Оказывается, Айюнь правильно оценил сочинение, которое сам Цао считал никуда не годным: Цао Ибяо получил ученую степень. Но неоднократные неудачи на экзаменах, прогулки по опавшим осенним листьям и печальные раздумья заставили Цао понять, что он вовсе не создан для яшмовых палат и богатых разъездов. «Я вольный литератор, призванный бродить по скалам и гордо распевать в предутренней дымке», – подумал он и проникся смелой мыслью вернуться на юг. Почти все его друзья получили назначение в провинцию, поэтому он еще тверже решил пуститься в далекий путь и расстаться с шумной жизнью в столице. Увидев Цзинь Вэньцина, он поведал ему о своем намерении.

– Раз уж мы вместе прибыли сюда, вместе и уедем, – сказал Цзинь Вэньцин. – Но как ты бросишь Айюня?

– С каждого пира надо расходиться, – возразил Цао Ибяо, – однако приятные воспоминания останутся навсегда. Подумай, какой смысл, если мы пробудем вместе сто лет и доживем до седых волос?

Он вытащил альбом для стихов с картиной «Полнеба в красной заре» [95]95
  «Полнеба в красной заре» —игра слов: первые два иероглифа из актерского имени Айюня (Чжу Сяфэнь) означают «Красная заря».


[Закрыть]на обложке и попросил Цзинь Вэньцина что-нибудь написать.

– Пусть даже в тоскливом уединении у меня останется память о тебе!

Цзинь Вэньцин написал в альбом четверостишие. Они попросили друг друга больше заботиться о своем здоровье и расстались.

На обратном пути Цзинь остановился у ворот Чжуан Чжидуна, через слугу передал ему свою визитную карточку и приказал сообщить, что он приехал принести Чжуану свои поздравления. Вскоре у повозки Цзинь Вэньцина появился другой слуга, который, поклонившись, молвил:

– Господин дремлет, но еще с утра он велел, если вы приедете, просить вас расположиться в его кабинете. Хозяин хочет о чем-то поговорить с вами!

Услышав это, Цзинь сошел с коляски. Слуга высоко поднял визитную карточку и по извилистой дорожке провел Цзинь Вэньцина в кабинет, состоящий из двух комнат. Первая комната была очень просторной и имела большие застекленные окна, выходящие на юг. Возле одного из окон стоял полированный письменный стол, а рядом с ним резные стулья. В северной стене также было три двухстворчатых окна, затянутых тонкой тканью. Под ними раскинулся просторный кан с отделкой из красного сандала, окруженный удобными стульями, инкрустированными агатом. На восточной стене висела полка с книгами, под которой стояла деревянная кушетка из фиолетового вяза с резьбой на сюжет «Опьяненная Ян-гуйфэй». У противоположной стены возвышались два шкафа со множеством антикварных безделушек. Рядом виднелась чуть приоткрытая маленькая дверца; Цзинь Вэньцин решил, что она ведет в спальню. На полу лежал пестрый ковер с изображениями цветов. Комната выглядела изумительно.

Цзинь остановился.

– Прошу господина пройти внутрь! – сказал слуга и откинул занавеску. Цзинь Вэньцин переступил порог, и глазам его предстала картина еще более изысканная, чем в первой комнате. Он сел за маленький письменный столик из красного дерева. Слуга ушел, своего сопровождающего Цзинь также отпустил отдохнуть.

Прошло некоторое время, но Чжуан Чжидун не появлялся. Цзинь Вэньцину стало скучно сидеть в одиночестве. Он начал перелистывать книги, лежащие на столе, и наткнулся на каталог, который, как он знал, был составлен Чжуан Чжидуном еще в бытность его учебным инспектором провинции. Едва Цзинь раскрыл каталог, как из книги выпал листок бумаги. Наверху стояло заглавие:

«Приказ Юань Сюя, выступающего против Цянь Лэнси».

Удивленный Вэньцин прочел следующее:

 
Иди сюда, собака Цянь!
Передо мной, собака, встань!
Я буду говорить с тобой,
Смиренно слушай, молча стой,
Внемли тому, что говорю:
Собачье брюхо я вспорю,
Потом его распотрошу,
Тебя, собаку, сокрушу,
Ты в конуре не спрячешь хвост.
Так будь же осторожней, пес!
 

Цзинь Вэньцин едва сдержался от смеха. Он вспомнил, что когда Чжуан Чжидун служил учебным инспектором провинции, у него под началом находились ученый Юань Сюй и зять министра Гун Пина – Цянь Лэнси, которые вечно вели между собой борьбу за расположение Чжуан Чжидуна, результатом чего и явилась эта стихотворная шутка.

Вскоре ожидание надоело Цзиню. Он хотел было выйти, как вдруг маленькая дверца в соседней комнате скрипнула, послышался смех и двое людей, – по всей видимости, мужчина и женщина – с топотом пробежали к письменному столу, который стоял у окна. Потом по звуку шагов Цзинь Вэньцин определил, что один из них направился к двери, а другой уселся на стул и тихо произнес:

– Не убегай! Иди сюда!

– Ну да! – топнув ногой, возразила женщина. – Здесь кто-то есть!

– Зачем ты явилась сюда, безглазая черепаха? А ну, убирайся скорей! – повысил голос мужчина.

Сердце Цзинь Вэньцина дрогнуло. Прильнув к занавеске, он увидел, что слуга, который принимал у него визитную карточку, по-прежнему держа ее в руках, лениво идет к воротам, а из маленькой двери выглядывает размалеванная, большеногая [96]96
  Большеногая —не бинтующая ног.


[Закрыть], но кокетливая женщина лет тридцати с небольшим. Мужчина нагло улыбнулся женщине, обхватил ее руками и, подталкивая, подвел к кушетке с изображением «Опьяненной Ян-гуйфэй».

Цзинь Вэньцин, скрытый от них книжной полкой, не видел, что там творилось. Он несколько раз собирался выйти из своего убежища, но его все время охватывало смущение, как будто он сам делал что-то дурное. Сердце сильно колотилось, Цзинь сдерживал дыхание и не смел даже шевельнуться. Снова послышался приглушенный смех. Наконец женщина, задыхаясь, воскликнула:

– Господин!.. Твои книги!.. Берегись… они сейчас упадут!

Она еще не закончила своих слов, как раздался грохот и книги, лежавшие на полке, полетели на кушетку.

Воистину:

 
Разве строгие нравы мешают мужчине
От уступчивой женщины требовать дани?
 
 
А хранилища книжные были издревле
Местом самым удобным для нежных свиданий!
 

Если вы хотите узнать, на кого же посыпались свалившиеся книги, дайте мне перевести дух, и я вам все расскажу.

Глава шестая
ИСКУСНО БАЛАНСИРУЯ НА КАНАТЕ, ДЕВУШКА РАССКАЗЫВАЕТ О БОЕВЫХ ПОДВИГАХ ЧЕРНЫХ ЗНАМЕН [97]97
  Черные знамена —тайпинские отряды, которые после разгрома восстания ушли в Аннам и оказали в конце XIX в. помощь местному населению в борьбе против французских колонизаторов.


[Закрыть]. СЛУШАЯ ЗВУКИ ФЛЕЙТЫ, ГЕРОЙ СТРЕМИТСЯ К МЕСТАМ, КОТОРЫЕ НЕКОГДА ПОСЕТИЛ БО ЦЗЮЙИ [98]98
  Бо Цзюйи —великий китайский поэт VIII—IX вв.


[Закрыть]

Мы оставили Цзинь Вэньцина в кабинете Чжуан Чжидуна в тот самый момент, когда он услышал прерывающийся шепот женщины. Затем послышался грохот – книги с полки рухнули на кушетку. Воспользовавшись этим, женщина поднялась и со смехом полетела к маленькой дверце. Мужчина тоже захохотал и, кое-как подобрав книги, бросился за ней. В комнате сразу стало тихо. Цзинь поспешил выйти из кабинета, однако на пороге столкнулся со слугой. Тот, смущенно покраснев, извинился за хозяина:

– Господин все еще не проснулся. Завтра он сам нанесет вам визит!

Цзинь Вэньцин засмеялся, кивнул и направился к коляске. Кучер в одно мгновение домчал его до дома. Цзинь, конечно, не преминул рассказать обо всем своей супруге, и оба они вволю посмеялись.

Цзинь Вэньцин решил во время следующей встречи с Чжуан Чжидуном как следует расспросить его обо всем, что он видел. Но осуществить свое намерение ему не пришлось: хлопоты по отъезду из столицы так захватили его, что о другом некогда было и думать.

Прошло несколько дней, и назначенные на должность один за другим покинули Пекин. Цянь Дуаньминь направился в Шэньси и Ганьсу, Чжу Пу – в Чжэцзян, а Цао Ибяо вернулся на свою родину в Чанчжоу и стал жить отшельником. Цзинь Вэньцин тоже выбрал счастливый день, выехал вместе с домашними и вскоре добрался до Тяньцзиня.

В то время американская пароходная компания «Рассел и К°» была куплена китайским правительством за три миллиона серебряных лян и переименована в «Коммерческую пароходную компанию» [99]99
  «Коммерческая пароходная компания»была основана в 1872 г. и до 1909 г. находилась в ведении генерал-губернатора столичной провинции Чжили.


[Закрыть]. Сделано это было руками Чэн Мушэна, с которым мы уже встречались на ужине у гетеры Лян Пиньчжу. Покупка компании явилась крупной вехой в истории китайской торговли. В момент описываемых событий Чэн Мушэн служил начальником тяньцзиньской морской таможни. Давно питая дружеские чувства к Цзинь Вэньцину и узнав, что тот покинул столицу, он забронировал для него на пароходе лучшую каюту, и путешествие для Цзиня, опекаемого самим начальником таможни, прошло исключительно удобно. Вскоре герой наш прибыл в Шанхай, но, поскольку с ним была служебная печать, он не решился задерживаться там надолго. Пересев на речной пароход, курсировавший по Янцзы, Цзинь Вэньцин добрался до Цзюцзяна. Здесь он сошел на берег и сушей отправился прямо в центр провинции – город Наньчан.

Приняв дела и вступив в должность, он провел необходимую подготовку и, по обыкновению, объявил о начале провинциальных экзаменов. Цзинь впервые занимал крупную должность, к тому же провинция Цзянси была родиной восьмичленных сочинений, где еще сохранился дух ученых прошлого, поэтому Цзинь Вэньцин оценивал работы с особой тщательностью и серьезностью.

За всевозможными событиями незаметно приходили весны и уходили осени, быстро промелькнуло два года. Как раз в это время шла франко-аннамская война [100]100
  Франко-аннамская война1884—1885 гг. – кульминационный пункт агрессивной политики Франции в Индокитае. По просьбе аннамского двора полуфеодальный Китай выступил на помощь Аннаму, но потерпел поражение.


[Закрыть]. Кормило власти находилось в руках князя Благонамеренного. Ему помогали канцлер Бао Цзюнь, министр чинов Гао Янцзао и министр работ Гун Пин – все они были знаменитыми и авторитетными сановниками своего времени. Правда, северо-аннамские области Сондай и Бакнин одна за другой пали, и государственному престижу был нанесен немалый урон, – но это произошло только потому, что губернаторы провинций Гуанси и Юньнань легкомысленно доверились своим помощникам. Разгневанная вдовствующая императрица, конечно, сместила обоих губернаторов с должностей и предала их суду. Даже князь Благонамеренный, сановники Бао, Гао и Гун – короче говоря, весь состав Государственного совета – оказались в связи с этим отстраненными от управления. Во главе нового Государственного совета был поставлен князь крови Верный.

Для руководства военными действиями на границу были посланы другие сановники. Войска трех провинций – Гуандун, Гуанси и Юньнань – повели совместное наступление, рассчитывая восстановить прежнее положение. Таким образом, можно было считать, что боевой дух страны поднят.

Однако после падения Бакнина французы шаг за шагом продолжали продвигаться вперед, морская граница также была ими блокирована. Тогда в провинцию Фуцзянь в качестве подмоги был послан Чжуан Юпэй – на должность командующего береговой обороной. Хэ Тайчжэнь с той же целью был послан на север, а Чэнь Шэнь – на юг. Почти все захваченные этим чрезвычайным указом чиновники принадлежали к «партии бескорыстных». Большинство из них состояло при императоре и занималось только литературой, поэтому, когда их постиг такой неожиданный взлет, все были очень удивлены.

Цзинь Вэньцин радовался, что его сверстники получили такие важные назначения. Он горячо желал, чтобы все они совершили невиданные подвиги и прославили ученое сословие. Но вместе с тем его душу мучила какая-то беспричинная тревога, словно древнего жителя Цзи, все время боявшегося, что на него свалится небо. Цзинь Вэньцин опасался, что они только на бумаге умеют рассуждать о стратегии, а практически ни в чем не разбираются и нанесут государству ущерб. Мог ли он предполагать, что его друзья еще окажутся сравнительно на высоте положения и что больше всех «отличится» не кто иной, как Чжуан Юпэй?

В июле пришла весть о полном разгроме мавэйской [101]101
  Мавэй —порт на юге Китая, в провинции Фуцзянь.


[Закрыть]эскадры. Каждый по-своему комментировал это событие: одни говорили, что Чжуан Юпэй сдался, другие – что он погиб, но все оказалось неверным. На самом деле Чжуан, прибыв в Фуцзянь, по-прежнему задирал нос и напускал на себя высокомерие процветающего столичного сановника и апломб знаменитого ученого. На генерал-губернатора и губернатора он даже смотреть не хотел. Между тем они были на редкость хитры и с удовольствием спихнули ему на плечи непосильную ношу. Чиновник, ведавший верфями, лишь внешне держался с ним корректно. Генералов Чжуан Юпэй не знал, солдаты не питали к нему никаких чувств, но он забыл об этом, захватил всю власть и, выдумав что-нибудь, кажущееся ему чрезвычайно умным, во что бы то ни стало добивался своего. Трудно было предвидеть, что французский адмирал Курбе столь бесцеремонно воспользуется его неподготовленностью и откроет огонь из корабельных орудий по портам во время сильнейшей бури!

Чжуан Юпэй думал-думал, но хоть кисть у него была и остра, а все-таки против винтовок не устояла; хоть блестящих теорий у него было и много, а все-таки пушки отразить ими он не мог. И пришлось ему улепетывать под дождем босым, не заботясь о том, сколько кораблей потоплено и сколько солдат убито. Отступил он на целых двадцать ли и укрылся в буддийской кумирне.

Лишь на четвертый или пятый день удалось выяснить обстановку и доложить о ней трону. Двор пришел в ярость, сместил Чжуана с должности и отправил в ссылку.

Когда Цзинь Вэньцин узнал об этом, его охватили сложные чувства: «В течение нескольких лет Чжуан Юпэй находился в зените славы, и вот – такое падение. Не захотел спокойно служить в академии, пожелал совершать подвиги, творить большие дела, а в результате стал предметом насмешек! Правительство тоже должно было внимательнее относиться к людям, а не бросаться ими. Совершенно очевидно, что Чжуан Юпэй мог бы принести пользу как справедливый чиновник, честно говорящий о злоупотреблениях трону. Так нет, надо было пренебречь его достоинствами и использовать его там, где он оказался слаб! А в результате пострадал не только Чжуан Юпэй, но и интересы государства!»

После описанного разгрома положение в стране еще более обострилось. На море был потерян Цзилун, на суше – Лангсон [102]102
  Лангсон —город в северном Вьетнаме.


[Закрыть]. Если бы не генерал Фэн Цзыцай, который сумел при заставе Чжэньнань разбить французскую армию, уничтожить несколько десятков тысяч французских солдат, в течение восьми дней вернуть часть захваченных городов и сбить с французов спесь, – невозможно даже представить себе, что сталось бы с Китаем. К сожалению, диктатор Ли Хунчжан, всеми силами стремившийся к перемирию, не сумел использовать победы, одержанной Фэн Цзыцаем, и принудил двор подписать позорный договор, который был составлен еще в период поражения Китая. Аннам был буквально подарен Франции. Хорошо еще, что собственной землей не пришлось поплатиться и без контрибуций обошлось, – уже одно это можно считать величайшим подвигом, за который китайцы должны славить Ли Хунчжана в веках!

Но не будем подробно распространяться об этом. Скажем только, что после подписания договора многие граждане, понимавшие, что такое престиж страны, горестно вздыхали и возмущались глупостью дипломатов. Что же касается прославленных чиновников и знати, живших словно в чаду, то они радовались договору и веселились от счастья.

Одним из таких людей был губернатор провинции Цзянси – Да Син. Он происходил из богатой чиновничьей семьи и получил высокую должность без малейшего усилия, благодаря заслугам своих предков. Кроме пресмыкательства перед высшими и презрения к низшим, он знал еще толк в театральных развлечениях. Лишь в дни траура по императору в его управлении не гремели гонги и барабаны, не слышались звуки свирелей и песен. Дочь его была одновременно первой и по красоте, и по легкости поведения, и по любви к театральным развлечениям. В то время из всех подчиненных отца ей особенно старался угодить один начальник уезда по имени Цзян Ичэн. Не пожалев денег, он объездил чуть ли не всю Поднебесную и собрал на женские роли самых знаменитых актеров [103]103
  …собрал на женские роли самых знаменитых актеров. —Женские роли в китайском классическом театре обычно исполнялись мужчинами.


[Закрыть]. Тогда его пригласили в провинциальный центр, и здесь, в губернском управлении, он начал заниматься исключительно устройством спектаклей для губернатора, не помышляя ни о каких государственных делах. В городе даже сочинили стихотворение, высмеивающее его, в котором говорилось:

 
Ни вина, ни красавиц
Не чуждается он,
И вином и любовью
Наслаждается он.
 
 
Покупает улыбки, и стремится к веселью,
И весь день погружен
В сладкий сон…
 
 
Видя драму на сцене,
Восхищается он,
Слыша арии опер,
Восторгается он,
 
 
За игру Сы Цзюданя
Первым призом почетным
Был не раз награжден!
 
 
Шуанлинь с Шуанфэном
Неземное вершат:
У людей в небеса
Улетает душа!
 

Даже по этим стихам можно представить, как привольно ему в то время жилось!

Когда Цзинь Вэньцин приехал в Цзянси и увидел, что творится в провинциальном управлении, ему стало не по себе. Однако губернатор Да Син, слышавший о нем как о вожде литераторов и знаменитом ученом, всячески старался с ним сдружиться. Чтобы не навлечь на себя недовольства сослуживцев, Цзинь был вынужден отвечать на приглашения и через силу создавать видимость хороших отношений.

Однажды, когда Цзинь Вэньцин только что вернулся из области в центр провинции, к нему пришел с визитом Цзян Ичэн. Зная, что он любимец губернатора, Цзинь поспешил принять его. Едва они встретились, как Цзян вытащил красный конверт и сказал, что его специально прислал губернатор. Цзинь Вэньцин вскрыл конверт: в нем оказалось приглашение на обед, который должен был состояться на следующий день.

Подозревая, что у начальника какое-то торжество, Цзинь спросил:

– А что будет завтра у губернатора?

– Ничего особенного. Просто устраивается развлечение, – ответил Цзян.

– Развлечение? Какое?

– Из западной части провинции Гуандун прибыла цирковая труппа. Там есть две девушки мяо [104]104
  Мяо —народность, проживающая на юге Китая и во Вьетнаме.


[Закрыть]из провинции Юньнань, которые великолепно ходят по канату, могут прыгать на нем, плясать и выделывать разные штуки. Но самое удивительное, что они не только танцуют на канате, но и поют песню под названием «Хуагэ». Ее сочинила какая-то знаменитость по поручению наложницы генерала Лю Юнфу. Хуагэ – детское имя этой наложницы. В песне говорится о малоизвестных событиях франко-аннамской войны, вам стоит послушать ее!

Услышав, что в песне рассказывается о подвигах предводителя Черных знамен Лю Юнфу, Цзинь заинтересовался и ответил, что обязательно приедет.

На следующий день, задолго до указанного срока, он был уже в провинциальном управлении. Губернатор встретил его очень радушно, собственными руками распахнул ворота и провел Цзинь Вэньцина в приемную. В начале беседы губернатор не преминул выразить сочувствие Цзиню, которому, по его словам, пришлось много поработать во время выезда в области, затем рассказал о событиях в столице и, наконец, коснулся предстоящего развлечения.

– Вчера чиновник Цзян передал мне, что ваше превосходительство любезно приглашает меня посмотреть на канатоходцев. Я слышал, что это большие мастера, но не знаю, откуда они прибыли, – проговорил Цзинь Вэньцин.

– Это моя дочь, капризный ребенок, умолила господина Цзяна пригласить их из провинции Юньнань, – рассмеялся губернатор. – Сам хозяин труппы гуансиец, но у него есть две девушки племени мяо. Как рассказывают, они спаслись после разгрома отрядов Черных знамен, поэтому и знают песню «Хуагэ». Хуагэ была их наставницей.

– Не думал, что со старым воином Лю Юнфу могут быть связаны какие-либо пикантные истории! – произнес Цзинь Вэньцин.

– Эта песня, вероятно, сложена одним из сподвижников Лю Юнфу или Фэн Цзыцая, – продолжал губернатор, – так как в ней воспевается не столько любовь, сколько военные подвиги. Но, по-моему, автор песни вложил в нее и какой-то иной смысл! Между прочим, у актеров есть переписанный текст. Представление сейчас начнется. Прошу вас пройти в зал, где вы сможете получить текст, и ваш просвещенный взгляд сразу все установит!

С этими словами он повел Цзинь Вэньцина в сад, находившийся к востоку от провинциального управления. Здесь был большой павильон, внутри которого стояло несколько рядов стульев. Почти все видные чиновники провинции и местная знать уже явились. Заметив Цзинь Вэньцина, они поднялись и стали его приветствовать. Начальник уезда Цзян, расплывшись в улыбке, подскочил к Цзиню и, забросав его любезностями, усадил в середину первого ряда. Губернатор также сел рядом с ним.

Справа Цзинь Вэньцин увидел занавеску, за которой проступали очертания нарядных женских фигур. Знаменитая губернаторская дочь, вероятно, тоже была там. Канатоходцы расположились вне павильона. Между двумя деревянными треногами натянули толстый канат, и представление началось.

На канате стояла девушка лет семнадцати – восемнадцати с белым лицом, тонкими бровями и красивыми глазами. Она была одета в зеленую, цвета озерной воды, курточку с мелкими пуговицами, белый шелковый платок и узкие розовые штаны, из которых выглядывали крохотные ножки. В руках она держала обвитый белыми шелковыми нитями шест с двумя шарами, украшенными черной бахромой. Девушка ходила по канату, то опускаясь, то взлетая вверх, подобно плывущему дракону или испуганному лебедю. Зазвучала скрипка, и актриса, грациозно покачиваясь на канате, нежным, протяжным голосом запела.

К Цзинь Вэньцину подошел начальник уезда Цзян и почтительно вручил ему тоненькую книжечку в синем полотняном переплете. На красной полоске заглавия стояло три иероглифа: «Песня Хуагэ». Следя за текстом, Цзинь Вэньцин слушал, как девушка поет на чистом пекинском диалекте:

 
Я – девушка-канатоходец —
Скольжу в пространстве словно невидимка,
Командовала я отрядом
В чернознаменной армии когда-то.
Как много лет я шла, не уставая,
Сквозь войны, сквозь кровавые сраженья,
С моим супругом, смелым генералом,
Чье имя всем известно – Лю Юнфу!
 
 
О Лю Юнфу!
О генерал наш славный!
Из всех, рожденных в округе Шансы [105]105
  Округ Шансынаходится в провинции Юньнань, граничащей с Вьетнамом.


[Закрыть],
Он самый необычный человек.
«Длинноволосым» быть не захотел он,
Мятежником прослыл он в Поднебесной,
Прорвался сквозь Чжэньнаньскую заставу
И вышел на аннамские просторы.
 
 
Князь Хэ в то время
Правил в Баотане,
Людей косил он, как траву косарь,
И нарушал спокойствие границы.
Но генерал велел седлать коней,
Пошел в поход и князя обезглавил,
Расправился с его трусливым войском
И стал хозяином В его владеньях!
 
 
Как тигр, бесстрашен
Смелый генерал,
Стремительны солдаты,
Словно барсы,
Они внезапным смерчем налетают,
В прах разнося противника отряды!
Могущество чернознаменных войск
В страх обращало всех людей на свете!
 
 
…По воле Франции король Нгуен
Был вынужден «открыть» пришельцам порты,
Была Сайгона участь решена! [106]106
  Сайгона участь решена. —Город Сайгон был захвачен французскими колонизаторами в 1859 г.


[Закрыть]
Но, этим не довольствуясь, французы
Решили перейти реку Хумху [107]107
  Хумха —Красная река во Вьетнаме.


[Закрыть].
 
 
Что генерал Гарнье хитер и ловок,
Давно известно было всем и всюду.
Купив придворного Хоанга Туай Ана,
Посеял он в стране раздор и смуту:
 
 
Им были сформированы в Ханое
Желтознаменной [108]108
  Желтознаменная армия —остатки тайпинской армии, использованные французами для борьбы против Черных знамен и национального аннамского войска.


[Закрыть]армии отряды,
Сплотившей более десятка тысяч
Отчаянных головорезов.
 
 
Так неожиданно затмилось и поблекло
Былое счастье короля Нгуена.
И вот, стремясь приблизить Лю Юнфу,
Нгуен гонцов своих к нему направил.
Он думал: «Пусть войска чернознаменцев
В прах обратят желтознаменных силы».
 
 
Стал Лю Юнфу по воле короля
Командующим армией Аннама!
 
 
Сверкают сталью грозные винтовки,
Стремительны орудья на колесах!
Желтознаменной армии бойцы
Обучены сражаться по-заморски —
Как могут перед ними устоять
Чернознаменники, в руках которых —
Мечи, секиры, копья и кинжалы?
Как могут устоять они, держа
Столь старое, отжившее оружье?
 
 
Но мудрым оказался генерал,
Заранее он войско подготовил
И в армию включил канатоходцев,
Назвав отряд – «Летящим в облаках».
Отряд наш мог взвиваться над землею,
Летать как небожители святые —
Так ловко женщины-канатоходцы
На сотни чжанов поднимались вверх!
С тех пор меня назвали Хуагэ,
Была сильна я телом и руками, —
И командиром выбрали меня
Отряда женского – «канатоходцев»…
 
 
…Две сотни ли прошли мы в эту ночь.
Не вынимая кляпов изо рта
И следуя за нашим генералом,
Добрались до района Дьенгуан!
Здесь на отвесной каменной скале
Разбил походный лагерь неприятель,
Десятки тысяч спрятались палаток
В безлунном мраке, в тишине ночной…
 
 
Вдруг генерал
Позвал меня и молвил.
С улыбкою погладив по плечу:
«Коль совершишь ты
Этой ночью подвиг —
Пусть нас считают
Мужем и женой!»
 
 
Когда приказ я этот получила —
Из всех приказов самый необычный, —
Я поняла, что буду героиней,
Вступив с врагом в смертельное сраженье!
Меч бросил отблеск на мое лицо —
Смутилась я, румянец залил щеки,
Но радостным огнем зажглись глаза:
Я приняла условье генерала!..
 
 
Вокруг скалы во мраке темной ночи
Вся армия в засаду залегла, —
Я повела отряд к скале отвесной,
К шатрам врагов, объятых крепким сном…
Три сотни – им неведомых красавиц,
Шесть сотен – смерть несущих женских рук,
Цепочкой, как серебряная змейка,
Отряд уполз в туман полночных гор…
 
 
Клич боевой нарушил тишину,
И пламя факелов взметнулось к небу,
Казался горный лагерь ослепленным
Внезапным появлением красавиц.
Меч феникса обрушился как гром —
И покатились головы врагов…
Враги винтовки вскинуть не успели
И к пушкам фитили не поднесли!
 
 
И вырос вдруг, сошедший словно с неба,
Сам генерал – верхом на жеребце!
Со всех сторон любимец окружен
Толпою тесной воинов-героев.
Француз Гарнье убит [109]109
  Француз Гарнье убит —это произошло 21 декабря 1873 г.


[Закрыть],
Бежал Хоанг!
Был генерал неистов в этой битве!
Все позади…
Пора сойти с коня.
 
 
Условье генерала было свято —
И стала я второй его женой [110]110
  Вторая жена —наложница.


[Закрыть].
На поле брани мы сражались вместе
И вместе шли в далекие походы,
И не было такого дня, когда бы
Угасла наша ненависть к французам.
 
 
Увы, – недолговечным было счастье!
Недобрая мне выпала судьба.
Когда прошли мы полпути к победе,
Зять короля, злодей Хоанг Да Вьем,
Вдруг завистью проникся к генералу;
Он с иноземцами связался тайно
И короля Аннама обманул!
Путем интриг и заговоров темных
Он отстранил от власти Лю Юнфу,
Не разрешил ему крушить врагов
И рвать опущенные их знамена!
 
 
Немало лет опальный генерал,
Став стражем верным у ворот Аннама
И укрепив китайские границы,
Удерживал Сондай и Баотан.
А ненависть французов все росла:
Так началась
Великая война!
 
 
Война! Война! Война! Бои в Аннаме
Три южные провинции Китая —
Юньнань, и Гуанси, и Гуандун —
Как будто грозным громом потрясли!
О, низкий человек Хоанг Да Вьем!
О помощи взывая к генералу,
Он в то же время в лагере французов
Брал деньги за предательскую службу!
Шесть раз он перебрасывал войска
В ущерб Аннаму – на руку врагам,
Но генерал обману не поддался.
 
 
Всем севером Китая в это время
Всевластно правил грозный Ли Хунчжан,
А в южные провинции владыкой
Цзэн Гоцюань [111]111
  Цзэн Гоцюань(1824—1890) – крупный сановник и милитарист, политический соперник Ли Хунчжана.


[Закрыть]назначен был двором.
Ли ратовал за умиротворенье,
А Цзэн считал, что нужно воевать.
Послал он Тан Цзинсуна в край далекий,
Чтобы, пройдя тысячеверстный путь,
Он встретился с аннамским генералом.
 
 
И Тан Цзинсун поведал генералу,
Что впереди открыто три пути.
Путь первый:
Захватить Намзяо
И встать под знамя Цинского двора;
Второй – коль первый неприемлем будет —
Сражаться и без помощи Китая:
Не тем ли ханьский генерал Бань Чао [112]112
  Бань Чао —знаменитый полководец II в. до н. э., боровшийся с гуннами.


[Закрыть]
Прославился за рубежом отчизны?
И третий путь – он хуже первых двух:
Удерживать напрасно Баотан,
Врагу отдав на растерзанье войско…
 
 
Обрадовался генерал совету
И дал присягу Цинскому двору [113]113
  Генерал… дал присягу Цинскому двору. —Впервые маньчжурское правительство решило использовать Лю Юнфу для борьбы с французами в 1879 г., когда Аннам обратился к Китаю за помощью. В дальнейшем генералу было обещано сохранить войска, если он вернется в Китай. Но когда Лю Юнфу сделал это (1885), ему позволили оставить лишь 1200 солдат вместо 5000 обещанных.


[Закрыть].
А после пораженья под Цзикеу
Лишились иноземцы превосходства,
И собственной рукою Лю Юнфу
Был обезглавлен генерал Ривьер! [114]114
  Был обезглавлен генерал Ривьер —это произошло 19 мая 1883 г.


[Закрыть]
 
 
Внезапно умер государь аннамский,
И мать его взяла бразды правленья.
Хоанг Да Вьем вошел в преступный сговор
С советником дворцовым Нгуен Тетом:
На милость Франции они сдались
И договор позорный подписали,
Надеясь, что коварный этот шаг
Погубит генерала Лю Юнфу.
 
 
Как раз в то время вспомнил обо мне
Мой первый муж, одноплеменник мой.
Как волк свиреп и как лиса хитер,
Продался тайно он Хоанг Да Вьему
И в лагерь наш пришел под видом друга.
Уж много лет прошло, как мы расстались,
И все же, повстречавшись в этот день,
Взволнованы, казалось, были оба…
Когда остались мы наедине,
Напомнил он про старую любовь
И попросил, чтоб в штабе генеральском
Возвыситься я помогла ему.
 
 
Мне генерал поверил, принял мужа
И лагерным начальником назначил.
Кто б догадаться мог, что он предатель,
Что он врагам откроет наши двери!
Однажды он завлек меня в шатер
И выпить с ним вина уговорил,
И так случилось, что хмельное зелье
Меня, доверчивую, с ног свалило…
 
 
Изменник смог предупредить французов —
В ту ночь они напали на Сондай,
И лагерь запылал со всех сторон!
Косила смерть солдат незащищенных,
Рубились в клочья черные знамена,
Но генерал, вскочив на жеребца,
Из окруженья вырвался и скрылся.
 
 
…Когда очнулась я – перед глазами
Все было залито огнем багровым!
Так, веря чувствам и забыв о долге,
Я стала жертвой низкого коварства.
Злодей меня принудил с ним бежать,
Отбиться от него не удалось,
Он привязал меня к седлу веревкой…
 
 
На полпути нам встретился отряд.
Командовал им генерал Пань Ин,
Сражавшийся под руководством Фэна
С французскими войсками за Аннам.
Предатель схвачен был и умерщвлен.
Так я спаслась и стала вновь свободной.
 
 
Спросил меня Пань Ин, кто я такая,
Я честно все поведала ему.
Он был не против передать меня
Гонцу из лагеря чернознаменных войск,
Но знала я, какое преступленье
Свершила в доме близких мне друзей,
И не могла считать себя достойной
Женою быть героя-генерала!
 
 
Ведь я сгубила лучшие отряды,
Которые в сраженьях многолетних
Наш генерал учил и закалял!
Я погубила славу генерала,
Героя чести воинской лишила,
Ведь он из-за меня отдал врагу
Сондай сначала, а потом Бакнин,
Из-за меня Тан Цзюна с Сюй Яньсюем
Сместили с должностей, предав суду!
 
 
Я виновата в том, что Ли Хунчжан
На генерала жалобу составил.
Когда бы не поддержка Цэнь Юйина,
Когда бы Пэн Юйлинь не заступился,
В сраженьях помогая генералу
И армию снабжая провиантом, —
Ужель достиг бы он такой победы
В боях при Дьенгуане и Ламтао?
 
 
И вот себя сочла я недостойной
Вернуться в лагерь войск чернознаменных,
Решив в передовой колонне биться
Плечом к плечу с бойцами Фэн Цзыцая,
Чтоб в граде пуль, в пороховом дыму
Горячей кровью смыть пятно позора!..
 
 
Семидесятилетний Фэн Цзыцай
Повел десятитысячное войско,
Чтоб защитить Чжэньнаньскую заставу.
В то время на реке Сонма в Аннаме
Огню предали судна…
Пал Лангсон…
Морские и наземные войска
Терпели всюду-всюду пораженья…
И Фэн Цзыцай, бывалый генерал,
С войсками до конца стоять поклялся.
Ван Сяоци, что в арьергарде шел,
И шедший в авангарде Ван Дэбан —
Все были начеку и ждали только,
Когда противник ринется в атаку.
 
 
И вот, собрав все силы боевые,
Враги в атаку двинули отряды.
Загрохотали, загремели пушки,
Свистя, снаряды небо пронизали.
Был Фэн Цзыцай недвижим как скала,
Он передал войскам команду ждать,
А тех, кто, повернув, бежать пытался,
Разил клинок, не ведавший пощады…
 
 
И вдруг шатер высокий распахнулся
И знамя на ветру заколыхалось,
Тогда, разгладив бороду густую,
«За мной!» – воскликнул громко генерал
И ринулся вперед, врагам навстречу,
Два сына генерала мчались рядом…
 
 
Бежала я, как ловкая мартышка,
Быстрее легкой ласточки летела,
Я вырвалась стремительно вперед!
Над головою пролетали ядра,
Их было столько, сколько в небе звезд,
Но я мечом сразила пушкарей
И подавила линию огня!
 
 
Тут, руки вознеся над головой,
Вскричал Пань Ин…
И громкий этот клич
Поднял сто тысяч барсов-храбрецов,
Способных повергать на землю горы!
А впереди них мчался Сяоци,
В пылу сраженья жизни не щадя.
Обрушиваясь с фланга словно лава,
Бесстрашно в бой вступил герой Дэбан.
Стремительным ударом мы прорвали
Центральные позиции врага.
Десятки тысяч рук поднялись вверх,
Снимая шлемы.
Белые знамена
Сияли серебром над головами.
Но мы оружия не выпускали,
Мечи свои не вкладывали в ножны…
 
 
…Гнались мы восемь суток за врагом,
Две сотни ли осталось позади:
Виньен вернули, заняли Лангсон
И возвратили все другие земли,
Захваченные недругами за год.
Поистине, торжественный и быстрый,
Победный марш вселял в сердца отвагу!
Нам верилось: еще одно усилье,
И будет весь Аннам освобожден!
 
 
Но стоило лишь вести о победах
До слуха Ли Хунчжана донестись,
Как, позабыв, что дважды два – четыре,
Он настоял на мирном соглашенье!
Мы кровь свою напрасно проливали!
 
 
А после окончания войны,
Описывая подвиги свои,
И обо мне поведал Фэн Цзыцай,
Канатоходку, к счастью, не забыл он!
Хотя и велика моя вина,
Мне кажется, заслугами в боях
Я искупила до конца ее.
И в песне, что пою под звон литавр,
Теперь могу о чувствах рассказать
И сердце наболевшее открыть:
Хочу просить супруга Лю Юнфу
Вновь даровать мне старую любовь!
 

Едва песня кончилась, в зале раздались дружные возгласы одобрения, которые, словно гром, всколыхнули воздух. Белоснежное серебро дождем посыпалось на красный ковер и осталось лежать на нем блестящими каплями. Когда все разошлись, Цзинь Вэньцин бросил певице двадцать серебряных долларов. Девушка тотчас спрыгнула с каната и, грациозно подойдя к губернатору и Цзиню, поблагодарила их.