Текст книги "Сигареты и пиво"

Автор книги: Чарльз Вильямс

Соавторы: Чарли Уильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10

Экспертиза конфет не закончена. Робби Слитер, репортер

Полицейские эксперты доктор Тумб и доктор Уиммер были вынуждены остановить сомнительное испытание неопознанных конфет на людях, когда все четверо добровольцев сбежали из лаборатории.

– Я просто не понимаю, – сказал доктор Тумб, – только что они были здесь, сосали и жевали эти конфеты. Я на минутку отвернулся, хлебнуть чая и почитать газету, и вдруг оказывается, что их нет. Ничего не понимаю. И ты тоже, так ведь, Бри?

– Да, – подтвердил доктор Уиммер.

– Честно говоря, я подумал, что, может, это все из-за чая. Может, им не понравилось, что я налил чашечку чая только себе. Но я не мог им предложить чай. Лабораторные условия не позволяют пить чай, так ведь, Бри?

– Да, – подтвердил доктор Уиммер.

– Но потом я, честное слово, угостил бы их чаем. Хотя теперь у меня такой возможности, похоже, не будет. В общем, мы просто хотим передать этим добровольцам, если они нас смотрят, следующее. Пожалуйста, придите и расскажите, что с вами было после того, как вы покинули лабораторию. У вас выпали волосы? Вы стали странно разговаривать? Может быть, возникло сильное сексуальное возбуждение? Пожалуйста, придите и расскажите, чтобы мы смогли это записать. Любой, кто это сделает, получит сколько угодно чая.

– Ладно, – сказал я, открывая входную дверь. – Хватит страдать хуйней.

И знаете, я был прав. Именно этим я последнее время и занимался. Страдал хуйней. Ройстон Блэйк позволил пацану-переростку отнять у него работу? Ему порезали покрышки в Норберт-Грин, и он оставил там свою “Капри”? И позволяет жестоким, как его там, ударам судьбы – с помощью Дэйва – испоганить все, что я сделал правильно, типа получение новой работы в качестве главного подручного Манджела и спасение Моны? Я, это, называю страдание хуйней. И с этого момента я буду все делать правильно.

Я двадцать минут ждал автобуса, пока не вспомнил, что у меня все равно нет бабок. Я подумал вернуться и стрельнуть лавэ у Финна, который уже, наверняка, прикатил обратно. Но пробраться мимо Дага так, чтобы он меня не заметил, было сложно, а мне не хотелось рисковать еще раз. Я проклял свою блядскую удачу и двинул пехом.

Я вам вот что скажу – есть все-таки что-то в том, чтобы сидеть на мели, когда твоя тачка застряла в Норберт-Грин. Я начал привыкать к ходьбе, такие дела. Ну, типа того. Как я уже сказал и точняк скажу еще – реальные пацаны для пешедрала не созданы. Прогулки – это для бродяг, домохозяек и копов. Но в то утро мне почти понравилось. Воздух был чистый и не такой вонючий, как обычно. Хорошо, морозно, все такое, у меня аж ноздри болели, когда я вдыхал слишком глубоко и слишком быстро. Но это могло быть и из-за того, что Франкенштейн сделал с моим хоботом вчера вечером. И к едрене фене болели колени. Такое ощущение, что я полмира обошел без остановки. Я бы так и сделал, если бы хоть один пацан мог слить из Манджела, чтобы это было, типа нормально. Но такого не было и никогда не будет.

Кроме того, я совсем замудохался, добравшись до больницы Манджела.

Дело в том, что я решил поработать мозгами. Раньше, когда надо было что-то узнать, я шел к бармену Натану. Он всегда снабжал меня нужной информацией, если я предлагал за нее достойную цену. Но с тех пор, как он стал моим боссом, я перестал что-либо у него спрашивать. Натан, нависающий жирной тучей над моими делами, пугал меня до смерти, к тому же, если рыльце не в пушку, ты к Натану за помощью не обратишься. К тому же, после того, как я в последний раз обратился к нему за помощью, мое лицо красовалось на весь “Манджел Информер”, а под ним стояло слово УБИЙЦА. Но эту историю я уже рассказывал и повторять не собираюсь.

Так вот, как я уже сказал, в этот раз я решил все сделать сам. Очень вовремя я все это начал, подумал я, протискиваясь в стеклянную дверь. Хотя колени у меня болели и ныли, с головой все было в порядке, я мог разрулить любое дерьмо, какое ни подсунет жизнь. Думалка у меня теперь была в полном поряде, и хотя, когда я проснулся, состояние у нее было не ахти, прогулка по городу прочистила мозг, и там все немного устаканилось.

– Привет, милая, – сказал я телке в больничке. Ей было лет двадцать с чем-то, волосы красивые, темные и блестящие завязаны на затылке. Сисек особо было не заметно, но лицо это немного компенсировало, хотя никакая красота с таким недостатком не справится по-любому.

Я ждал, что она скажет “привет” и, может, улыбнется мне децл, но вместо этого она вдруг сказала: “Вам запрещено”.

Я оглянулся, чтобы убедиться, что она разговаривает с кем-то другим. Но поблизости был только я, так что я сказал:

– Повтори, дорогуша.

– Ройстон Блэйк, так ведь? Я сказала, что вам сюда запрещено.

– Чего? – переспросил я, перегнувшись через конторку.

– Вам не… Отвали. – Она отпрыгнула назад раньше, чем я успел схватить ее за руку. Я покачал головой и взял бумагу, которая у нее там лежала. Рядом с фото вашего покорного – той, из газеты, нескольколетней давности – была надпись: РОЙСТОН РОДЖЕР БЛЭЙК. НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ И НЕ ВСТУПАЙТЕ В РАЗГОВОРЫ. ВОЗМОЖНЫ ВСПЫШКИ ЯРОСТИ. НЕМЕДЛЕННО ПОЗОВИТЕ ОХРАНУ.

Вот ешкин кот, подумал я, а телка тем временем притащила за собой на буксире легавого. – Ешкин кот, – сказал я, когда телка вытолкала легавого вперед. – Здоров, Дон.

– Здорово, Блэйки. Как сам?

– Неплохо. А где Берт?

– Не знаю. Мы с ним не женаты, знаешь ли.

– Знаю, но я всегда видел вас вдвоем… А, забей.

– Жаль, что с “Хопперз” так получилось.

– Ну да. А ты откуда знаешь?

– Что знаю?

– Что я работу потерял.

– Работу потерял?

– Ага.

– Хреново это, Блэйки.

– Ага, ебаные уроды.

– Точно, бля.

– Так откуда ты знаешь-то?

– Ты сам только что сказал. – Да?

– По-любому жаль, что с “Хопперз” так получилось.

– Ага. – Я полез в карман куртки за сигаретой, потом вспомнил, что я подыхаю от голода, отсутствия бабла и недокура. – Что?

Дон дал сигарету мне и себе тоже достал. Я был ему за это благодарен, потому что там воняло, как обычно. Воняло дерьмом, смертью и открытыми ранами, которые не промыли. Дон и телке предложил сигарету, но она этого, кажется, не заметила, так была увлечена нашим разговором.

– Так про “Хопперз”, – сказал Дон. – Хреново, что с ним такое вышло.

– А, ты про этого пацана на дверях?

– Пацана? Нет, я про посетителей, которые там теперь топчутся. Малолетки. До хуищи всякой мелюзги.

– Ну, типа да. Может, ты стареешь.

– Не только я так считаю. Так все считают.

– Кто все?

– Все, кто пил в “Хопперз”. Правильные клиенты, не те молокососы. Было время, когда в “Хопперз” шпану не пускали. Они таскались в “Фуражир”, а не в такой правильный кабак как “Хопперз”. А сейчас посмотри – сплошь молокососы и эта хрень… Как они ее там называют? Кайф, ну да.

– Кайф? Что за…

– Ага. Я считаю, ты тоже виноват. Ты ведь на дверях стоял. И мелкотня не могла войти, если ты им не разрешаешь. Ну что ж, спасибо тебе огромное, Блэйки. Спасибо, что просрал единственный нормальный кабак в Манджеле. Я всегда знал, что мы потеряем “Хопперз”, раз уж ты на дверях, эта твоя психи…

– Извините, что перебиваю, – сказала вдруг телка. Она было чем-то недовольна.

– Что? – спросил Дон.

– Выкинешь ты его отсюда или как?

– Кого?

– Его. Ройстона Блэйка, – счастливой она ни хрена не выглядела.

– Зачем?

– Ему здесь находится запрещено. Вот, в этом объявлении написано, – она выхватила бумагу у меня из рук. – РОЙСТОН РОДЖЕР БЛЭЙК… ВОЗМОЖНЫ ВСПЫШКИ ЯРОСТИ… ДУШЕВНОЕ РАССТРОЙСТВО… НЕМЕДЛЕННО ПОЗОВИТЕ ОХРАНУ. Ну? Ты охрана. Так выгоняй.

Дон посмотрел на нее, затянулся и выпустил дым ей в лицо. Потом сказал:

– Не, он безвреден. Бедный уебок, – и снова ушел назад.

Она повернулась ко мне и выпятила подбородок.

– Будьте добры, уйдите. Иначе придется звонить в полицию.

– Послушай, дорогуша…

Она взяла трубку, набрала номер и начала что-то бормотать. После этого она сказала:

– Я бы на твоем месте ушла. Полиция уже едет.

– Слушай, ты же не знаешь, зачем я сюда пришел.

– Мне без разницы. Тебе здесь быть запрещено.

– А если я ногу сломал или еще что?

– Сказано – запрещено.

– А ну как у меня что-то ужасное, и если вы меня не вылечите, весь город заразится.

– Без разницы.

– Лады, – говорю. – Лады. Буду откровенен. Нет у меня ничего. Я в отличной форме, здоров как фермерский кот, ну, сама видишь. Мне просто надо узнать…

Но она отвернулась к пациенту, который вылез откуда-то слева. Я тоже повернулся, чтобы с ним разобраться, но это был совсем пацаненок, у которого на башке застряла кастрюля, а за спиной его маячила мамаша с абсолютно бетонной мордой. Я позволил телке с ними разобраться, а сам пока докурил и осмотрел тех, ждал своей очереди. Для утра было как-то слишком людно, по традиции большая часть травм приходится на время после заката. Пара ран, ушибы там, вывихи, но про большинство было вообще не понять, с чем они сюда притащились. Просто сидели с белыми лицами, некоторые обхватили голову руками. Я даже узнал среди них пару макак из зала игровых автоматов, хотя сегодня они были одеты по-другому. На них были мешковатые джинсы и балахоны с капюшоном, чем-то похожие на…

– Не понимаю, почему бы просто не уйти, – сказала; телка.

– Лады, – сказал я, потому что мне уже остопиздела и она и ее хамство. – Уйду. Отвалю и не буду больше парить тебя своими насильственными методами. Но только если ты ответишь мне на один вопрос.

– Я не должна с тобой разговоривать. Скоро здесь будет полиция.

– Просто скажи, лежит ли здесь одна телка.

– Нет.

– Да ладно тебе, это моя племянница. Ее мамаша с ума сходит.

– Не могу, – сказала она и покачала головой, упрямо так.

– Да ладно, милая, посмотри в книге, которая у тебя тут лежит. Ее зовут Мона.

– Мона. А дальше как?

– Не знаю. У вас что тут, много Мон?

– Ничего не выйдет, – сказала она, открывая большой красный журнал, вроде того, в котором тебя в школе отмечают. – Мне фамилия нужна.

– Должна была поступить вчера вечером. Ее переехали. Кости сломаны и все такое.

– Ну… – она стала водить пальцем по именам. Я вытянулся вперед как мог, но почерк был слишком мелкий, его и вблизи не разберешь, а тем более оттуда, где я стоял. – Погоди-ка, – сказала она, захлопывая журнал. – Я не должна с тобой разговоривать.

– Ну да, я в курсах, но…

– Ну и что у нас тут? – раздался голос у меня за спиной. Легавого можно учуять за милю. Даже несмотря на то, что больничка сама по себе воняет.

– Да ладно тебе, – сказал я, игнорируя его и обращаясь к телке. – Она тут или нет?

– Этот парень вас достает? – спросил легавый.

– Ну да, – сказала она, сложив руки на груди. – Ему запрещено здесь находиться, а он не уходит. Я ему говорила. И охраннику сказала, а он что сделал? А? Вы знаете, что он сделал?

– Эй, ты, – встрял я. – Ебаный в рот, скажи, есть у вас Мона или нет.

– Пойдем, Блэйк, – сказал легавый, взяв меня за руку.

– Отъебись, Джона, – сказал я, стряхнул его руку и пошел по коридору. – Мона, – заорал я во все легкие. – Девочка, ты где? – Ответа, кроме собственного эха, я ни хуя не получил. – Ау, Мона.

– Эй, ты, – легавый Джона снова оказался у меня за спиной. Он как-то исхитрился и заломил мне руку за спину. Неплохо, учитывая, каким бездарным уебищным тюфяком он был в школе. Наверное, его хорошо учили, когда он стал легавым.

– Совсем неплохо, – сказал я, высвобождая руку и со всей силы засаживая ему в челюсть.

Когда я шел через парковку за “Длинным носом”, у меня появилось странное ощущение. И дело не во времени. Ланч уже закончился, а я заходил в “Нос” в любое время после ланча. Честно говоря, я не понял, в чем точно дело, пока не пересек парковку и не зашел в заднюю дверь.

Тачки.

Ну да, это была парковка, а в таких местах обычно стоят тачки, так уж сложилось. Но у “Длинного носа” больше одной-двух машин никогда не стояло. Даже по вечерам в субботу, а сейчас не суббота и не вечер. Сегодня, днем в будень, там стояло аж девять этих уродов. Я обернулся и посмотрел на них, чеша репу. В самих тачках не было ничего необычного. Просто тачки – “Марины”, “Кортины”, парочка “Макси” и “Зодиак” в углу. Одну-две я даже видел на парковке у “Хопперз”. Но какого хрена они тут?

Я вошел внутрь, подумав, а не закрылась ли на ремонт парковка на Стрэйк-хилл. Да, скорее всего. Но когда вошел в бар, понял, что дело не в этом. Тачки стоят там, потому что водители сидят здесь.

Вы можете подумать, что это очевидно, ну вы, типа умные, дальше некуда, но вы не знаете “Длинный нос”, а я его знаю. Это тихий паб. Там в субботу вечером больше восьми человек не бывает, не говоря уже про будни.

– Здоров, Натан, – сказал я, усаживаясь на табурет у стойки. Он меня сначала не услышал, не привык к такой манере разговора. – Эй, – повторил я. – Натан.

Он закончил протирать пивную кружку, аккуратно поставил ее обратно на полку для пивных кружек, повесил тряпку на крючок для тряпок, снял влажную тряпку с гвоздя для влажных тряпок и подошел ко мне. Остановился в паре ярдов и начал протирать стойку.

– Это ты мне эйкал? – спросил он.

– Ну да, я сказал: “Здоров, Натан”.

– Я слышал не это, – сказал он. – Я слышал “Эй, Натан”.

– Да ладно тебе, Натан, – я вдруг почувствовал, что уже не так крут. Мозги не так быстро соображают, как во время прогулки по городу. Может быть, я использовал всю свою соображалку на день. Может быть, я бы хотел глоток пива и заметил отсутствие бабла в кармане. – Налей пинту, а?

– А ты заплатишь?

Мне следовало знать. Я стою тут без бабла на кармане и думаю, что никто об этом не знает, кроме меня. Но Натан всегда застает врасплох. Достаточно просто было забыть про его особые способности.

– Это какие такие особые способности? – спросил он. Я посмотрел на него и почувствовал, как у меня лицо становится белым. Бить-колотить. Все знают, что он знает все, что происходит в Манджеле, но для меня стало новостью, что он еще и теле… ну, этот… теле…

– Телефон, – сказал он, грохнув передо мной пинту пива. – Телефон.

Я был слегка выбит из колеи, поэтому я сделал глоток и сказал:

– Погоди…

– Подойдешь или нет?

Я поставил пустую кружку.

– Куда подойду?

– К телефону. Тебе звонят. Сними трубку. Он показал на телефон в задней части бара.

– А, ну да, – сказал я, вставая с табуретки. Прошел полпути, и только потом начал думать, о чем это Натан вообще. Телефон тихо себе висел. Это че, Натан пытается сделать из меня мудака? Я уже начал поворачиваться, чтобы объяснить ему, что к чему, и тут телефон начал звонить. Я посмотрел на Натана. Он кивнул на трубку и пошел налить пива Жирному Джо, продавцу бургеров, который только что вошел.

– Алло, – сказал я в трубку. – Э… “Длинный нос” на проводе.

– Длинный нос, да? – сказал голос какого-то чувака. – Слышь, нос, а Ройстон Блэйк у вас там есть?

– Нет, я не Длинный нос. Я нахожусь в “Длинном носе”, бля.

– Ну, это я знаю. Иначе бы ты не взял трубку, когда я позвонил в “Длинный нос”.

– А, ну… Так че надо?

– Я ж тебе уже сказал. Ройстон Блэйк там, нет?

– А кто спрашивает?

– Дэйв.

– Здоров, Дэйв.

– Привет… э… а ты кто?

– Да, бля… Ты знаешь, кто я.

– Ты же сказал Длинный нос.

– Ройстон, мать твою, Блэйк, – сказал я так громко, что несколько клиентов повернулись и посмотрели на меня. Я смотрел на них, пока они снова не начали трепаться и шушукаться друг с другом.

– А, привет, Блэйк.

– Здоров, Дэйв. Так ты скажешь, что ты хочешь или как?

Он немного помолчал. В тишину вклинился какой-то вяхирь.

– Ты один? – спросил Дэйв.

– Я в “Длинном носе”, бля.

– Ладно, ладно, не кричи.

– А ты где?

– Ну… рядом с тобой есть кто?

– Бля, завязывай уже.

– Ладно, я… Ты уверен, что никто не пасет?

– Я вешаю трубку. Пока…

– Нет, я скажу, скажу. Я на Баркеттл-роуд, в телефонной будке…

– В какой части? – спросил я, хотя заранее знал ответ.

– В северной.

– В северной? – Ну.

– Это ж Харк-Вуд.

Раздались гудки, я услышал, как он ругается. Потом услышал, как монеты падают на пол, и Дэйв опять начал матюкаться, теперь немного дальше. Я подумал, а не повесить ли трубку прямо здесь и сейчас. Дэйв сидел по уши в дерьме, и я разве что тоже нырну в это дерьмо к нему. Какого хера он делал в Харк-Вуд? Никто не ездит в Харк-Вуд, если не нужно закопать тело. Или если он сам – это тело.

– Я тут, – сказал Дэйв. Гудки исчезли, вместе с моим последним шансом насладиться спокойной жизнью. – Ага, – сказал он. – Наверно, Харк-Вуд.

– На хера ты там?

– Прячусь, – мимо проехала тачка, потом я опять услышал щебет и блеяние овец, одной или двух. – Блэйк, – сказал Дэйв. Но вдруг его голос перестал был похож на голос Дэйва Скорее он стал похож на блеянье одной из этих овец. – У меня тут небольшие проблемы, можно так сказать.

Конечно, я знал, в чем его проблемы. Я понял это в ту секунду, когда поднял трубку и услышал его голос на том конце провода.

– Ты ее переехал, – сказал я. – Ты, бля, раздавил ее своими колесами, как пакет чипсов.

Я слушал, как он придумывает ответ. Мне это не нравилось. Я не понимал, почему бы ему просто не выдать все как есть, раз уж я все равно его раскусил. Но этого он не сделал.

– Переехал? – сказал он. – Никого я не переезжал.

– Да брось, – сказал я. – Не еби мне…

– Да не было этого.

– Ну да, конечно, а где же она тогда?

– Тут.

– Чего? Где?

– Тут. Со мной.

– В Харк-Вуд?

– Ага, в Харк-Вуд. Ну, там, за деревьями, если точнее.

– А… Что она там делает? Как она? С ней все нормально?

– Ну… не совсем. С ногой…

– А, ебаный в рот. Но она в состоянии говорить, так?

– Э… нет.

– Бля.

– Я сунул ей кляп в рот. Пришлось, а то она орала, как ненормальная.

Больше мне ничего не нужно. Как я мог вернуть Мону ее старику со сломанной ногой? Мои долгосрочные планы лежали у моих ног, разорванные на части и обоссанные. Конечно, это моя вина. Долгосрочное планирование до добра не доводит.

– Блэйк? Блэйк, ты меня слушаешь? Блэйк?

– Понимаешь, Дэйв, мне жаль, что ты так попал и все такое, но…

– Тебе жаль, да? – сказал он, и тон его изменился. Овечий голос исчез, вместо него появился… ну не знаю, что-то более наглое. Что-то типа разозлившегося козла. – Очень, блин, надеюсь. Ведь это ты, блин, разбил мои очки. Если бы не ты, ничего бы этого не случилось. Нет уж, ты мне поможешь, так и знай.

– Но, Дэйв.

– На фиг “но”. Если через час тебя тут не будет, я скажу легавым, что это ты разбил очки, положил эту телку мне под колеса, а сам спрятался за ближайшую тачку и смеялся, когда я ее задавил.

– Дэйв, это не…

– Час, Блэйк. Я буду там, где растут эти лиственницы, в тридцати ярдах от телефонной будки.

– Дэйв… – но он уже отключился.

Я осторожно положил трубку на рычаг. Мне хотелось расхерачить этот ебаный аппарат, но я знал, что народ напряжется. Я опустил голову и прошел через бар к задней двери. Больше мне ничего не нужно. У меня даже нет тачки, чтобы добраться до Харк-Вуд. Наверное, она уже у Грязного Стэна, а, может быть, он ее уже починил и отогнал к моему дому. Но у меня нет времени топать домой и проверять. Но теперь хотя я бы знал, где Мона. И, может быть, все не так хуево, как сказал Дэйв. Да, если поразмыслить, все не так уж плохо. Даже если Дэйв на меня надавил, пидор. Дорога жизни вымощена кучей раскуроченных плит, и иногда нужен хороший пинок, чтобы их перепрыгнуть, как-то так.

– Погоди, – сказал Натан, когда я попытался выскользнуть через заднюю дверь. Но еще не исчез. И я его слышал.

И он это знал.

– Что? – спросил я, остановившись, но не поворачиваясь.

– Ты не заплатил за пиво.

Глава 11

”Хопперз” – обитель зла? Стив Доуи, редактор криминальной хроники

”Хопперз” угрожающе скрючился посреди Фрайер-стрит, как нищий, которому интереснее пинать прохожих, чем выпрашивать мелочь. Это место с богатой, но темной историей.

Я пришел сюда в поисках Кайфа.

КАЙФ: кодовое название, эвфемизм, используемый безнадзорными подростками Манджела для обозначения сладкого утешения, которого они ищут.

КАЙФ: дразнящая легенда, нацарапанная на стенах переулков и дверях туалетов по всему городу.

КАЙФ: неопознанные кондитерские изделия, найденные у двух юных воришек на прошлой неделе.

Кайф, друзья мои – это наркотик.

“Не в нашем городе”, – возразите вы. “В этом городе наркотики никому не нужны. Наркотики – для тех, кто живет в больших городах”.

Что ж, подумайте как следует.

Наркотики есть здесь и сейчас. Наркотики ждут на улицах нашего города, пока наши дети придут и купят их.

Наркотики – движущая сила, стоящая за волной преступлений, которая в последнее время почти поставила на колени наш город. Наркотики, если мы не примем никаких мер, навсегда изменят это место.

ВАМ НУЖЕН КАЙФ – ИЩИТЕ КА-МЭНА. “В ХОППЕРЗ”.

Основанный три десятилетия назад легендарным местным бандитом Томми Мантоном (и используемый для вложения капиталов, полученных путем вымогательства и вооруженных ограблений), “Хопперз” очень скоро стал чем-то вроде магнита для представителей манджелского дна. Заведение функционировало много лет, предоставляя развлечения, которые привлекали толпы со всего Манджела. Но тут скончался глава клана Мантонов, и “Хопперз” перешел к его злополучным отпрыскам.

За несколько лет братья превратили преуспевающее – пусть и со скверной репутацией, – заведение в грязный притон, балансирующий на грани банкротства. Они попытались покрыть убытки, организовав поджог – надежный, проверенный временем способ. К несчастью (и неизбежно для них), это мероприятие из серии все-или-ничего с треском провалилось, и результатом поджога стал не только решительный отказ страховой фирмы, но и гибель жены вышибалы клуба, Элизабет Блэйк. Каким-то образом избежав тюремного заключения за свое преступление (или преступления) Мантоны продали этот сожженный Иерусалим некоему Джеймсу Фентону, таинственному бизнесмену из большого города, с толстым бумажником и тягой к смерти.

Как ни странно, Фентону удалось опять превратить “Хопперз” в преуспевающее – хоть и с дурной репутацией – заведение под новой, хоть и неоригинальной вывеской “Винный бар и бистро Хопперз”. Несмотря на то, что предприятие держалось на плаву и процветало, всего через два года Фентон пал жертвой собственного криминального прошлого. “Хопперз” вновь украсила табличка ПРОДАЕТСЯ.

В следующие два года “Хопперз” соскользнул в черную дыру неудач, включая все отчаяние эпохи Мантонов, но не ее колорит. Благодаря сочетанию намеренной небрежности и подозрительных повреждений от дождя, официальные записи не дают никакой возможности выяснить, кто являлся владельцем в этот период времени. Кто бы это ни был, ему стоило хорошо подумать, прежде чем нанимать на должность менеджера Ройстона Блэйка, бывшего вышибалу “Хопперз”, вдовца упомянутой выше жертвы поджога и главного подозреваемого в последующем деле об убийстве (оправдан на основании психической невменяемости).

И вот “Хопперз” выходит в новое плавание, снова почувствовав вес большого города на своей корме. Подходя к скрывающейся в темноте двери, я думаю о том, куда новый шкипер Ник Нополи может привести судно, которое уже наткнулось на все возможные рифы. Может, он ведет его – вольно или невольно – в еще более опасные воды?

ВАМ НУЖЕН КАЙФ – ИЩИТЕ КА-МЭНА. “В ХОППЕРЗ”.

– Не сегодня, браток, – говорят мне, и огромная рука преграждает мне дорогу.

Но почему? Потому что я репортер? Потому что могу разрушить этот липкий, замусоленный карточный домик, если попаду внутрь?

– Замусоленный? – рычит Гаргантюа у дверей. – Это в тебе в “Кафе Барта”, дальше по улице. А теперь уебывай.

Так заканчиваются мои поиски Кайфа. Пока что. И так продолжается история самого отвратительного заведения в Манджеле.

– Да ну, бля, Натан, – сказал я, мне очень хотелось свалить через дверь, но я не мог.

– Я уже говорил тебе, Блэйк: я не потерплю непристойностей в своем баре, здесь дамы.

Я посмотрел вокруг и потряс головой, не заметив никаких дам. Иногда с Натаном хрен поговоришь разумно.

– И особых привилегий у тебя тоже нет. – Я каким-то образом снова оказался около бара. И голос у него стал немного тише, за что я был ему благодарен, учитывая, что он говорил и то, что рядом были другие клиенты. – Ты заплатишь за свою пинту, как и все остальные.

– Натан, да ладно.

– Прохладно. Если твой новый босс тебе не платит – то не мои проблемы. Может, хочешь вернуться сюда и мыть стаканы?

Я закатил глаза.

– Я вышибала, Натан. Вышибалы не моют посуду.

– Кто тут вышибала?

– Я… Ладно, у меня сейчас нет работы, но… Натан смотрел на меня, ждал, пока я закончу. Но я не ог. А что мне было сказать? Я больше не вышибала. И не подручный, со всеми этими делами, связанными с Дэйвом. Но я мог вынести, что не буду подручным. Я ведь никогда им не был, так что ничего не пропускаю. Но вышибалой я был все время, пока работал.

И кого я хотел наебать, думая, что я получу обратно свое место у дверей “Хопперз”? Теперь там стоял Франкенштейн. Он был больше меня, моложе меня и… я втянул живот, как только мог, и глянул вниз. Бесполезно. Я все равно не видел свой ремень.

– Привет, Джек, – сказал Натан кому-то у меня за спиной. – Пинту, да? – Он пошел налить пива, а Джек ждал у стойки.

– Здоров, Джек, – сказал я.

Джек мне кивнул, это значило, что он трезвый. На сухую Джек редко кому хоть слово говорит. Вообще-то это было хорошо, потому что когда он открывает рот, от его дыхания воняет на все помещение. Но его нельзя винить, ни за вонь, ни за то, что он пьет, ни за молчание. У него была тяжелая жизнь. С этим бедным уебышем надо полегче. Говорят, что для человека один день в тюрьме Манджела – слишком много. А Джек в этом ебаном месте провел шесть лет.

Я вздохнул с облегчением, когда он срыгнул в тихий угол со своим пивом и газетой. Джек достаточно безобидный. Если не проливать его пиво. И задерживать дыхание, когда он с тобой говорит. Но, честно говоря, мне не очень приятно находиться рядом с ним. Это потому, понимаете, что я его знал раньше, до того, как его закрыли. И когда я вижу, что с ним сделала тюрьма Манджела, меня это маленько вышибает. Но он никогда не опускался так, чтобы у него не было бабла на пинту пива.

Я сел на табурет, крутя пальцами и думая об этом факте. Недалеко от меня, на стойке, я заметил недопитую пинту. Там оставалась примерно треть. Никогда не понимал тех, кто не допивает пиво, они ведь знают, что в дерьмовых странах у людей этого пива нет. А это было хорошее пиво, только, может, выдохшееся слегка. Я двигался вдоль бара, пока эта пинта не оказалась передо мной, потом уселся как следует и убедился, что никто меня не пасет. Ну, разумеется, никто не пас. Кому захочется смотреть на вышибалу без двери.

Я взял пинту и стал медленно пить. И пока пил, пытался понять, о чем брюзжат у меня за спиной. Не получилось. Говорили слишком тихо, по очереди, как будто у них там собрание или что-то типа того. Какого хера они все вообще тут делают? Их паб – “Хопперз”, по крайней мере, для большинства. А не “Длинный нос”. У меня есть причина пить здесь, для меня “Хопперз” – место работы, и в свободное время мне нужно сменить обстановку. Но они? Какое право они имели припереться сюда и шептаться, как… кучка… ну, шептунов каких-то. О чем они вообще говорили?

Могу поспорить, они говорили обо мне.

Вот он я – мистер Отмороженный Ебаный Урод Бывший Вышибала – сижу и думаю, что всем на меня насрать. А между тем эти уебки за моей спиной тычут в меня пальцами и ржут.

Вы только посмотрите на старину Блэйки, у него нет работы и бабла, он не может заплатить за пиво и допивает остатки.

Уроды.

– Эй, Блэйки, – позвал один. – Что ты на это скажешь?

– Чего там? – сказал я, поворачиваясь к ним. – На что, бля, я что скажу?

Какое-то время мне никто не отвечал, а я не мог понять, кто меня спросил. Я сидел тихо-мирно и ждал ответа. Но получил только бегающие взгляды. И то не слишком много. Большинство глядело в пол или бухало пиво из своих стаканов.

– Ну, ну, Блэйк, – сказал Натан у меня за спиной. – Мы тут все на твоей стороне.

Я посмотрел на него, пытаясь врубиться, о чем ваще речь. Клиенты снова начали шептаться. Я почувствовал, что мотор у меня разогнался, но чуть-чуть снижает обороты.

– То, что ты здесь видишь, – сказал Натан, эдак тихо и доверительно, – то, что ты видишь в этом баре, Блэйки, называется исход. – Он указал кивком мне за плечо. – Эти ребята – отверженные пьющей общины Манджела. – Кто-то поставил на стойку пустой стакан, и Натан пошел туда.

Пока его не было, я изо всех сил ломал голову над тем, что он только что сказал. Когда он вернулся, я спросил:

– Че, бля?

– Изгнанники, Блэйк. Честные, хорошие клиенты, которых изгнали из среды обитания, которая, так уж совпало, является бывшим местом твоей работы.

Хотелось мне, чтобы у меня была сигарета. И еще одна пинта.

– Ты про “Хопперз”?

– Ну да, Блэйк, я про “Хопперз”. Народ вдруг перестал там пить. Ты что, закрывал на все глаза последнее время?

Ну так открой их, Блэйк, и ты увидишь, что Манджел меняется на глазах.

– Ну, – сказал я. Натан поставил передо мной полный стакан, и я выпил оттуда половину. Понимаете, за первую пинту я все еще не заплатил, так что хрен знает, какую игру он вел. Но спрашивать Натана о его мотивах – не мое дело. – Ну, – сказал я, слизнув пену с верхней губы. – Ну…

– Тебе есть что сказать, Блэйк? Кроме вступления.

– Ну да… то есть, нет, ты прав. То есть, этот Ник Как-его-там.

– Нополи.

– Че? Короче, по-любому это Ник Как-его-там, вся хуйня из-за него. С тех пор, как он сюда приехал, все стало дерьмово.

Натан начал приглаживать усы.

– Не стану спорить, Блэйк.

– То есть, хули было брать кого-то еще стоять у ебаной двери. Какого хера он мутит? Я ебаный начальник охраны “Хопперз”. Ты это знаешь, я это знаю и любой кретин это знает. Ты говоришь, эти чуваки приверженные, да? А ты знаешь, почему? Потому что я больше не стою у дверей. Потому что там, блядь, стоит ебаный Фрэнки, стоит там как…

– Блэйк…

– …ебать… Короче…

– Блэйк, слушай…

– И знаешь что? Ты, бля, знаешь, так ведь? Потому что я тебе скажу, на хуй. Видишь мое лицо, он меня сюда ударил. Вот сюда вот. И вот еще тут…

– Блэйк…

– Он меня подловил. Я с ним тихо-мирно беседовал, ну, типа усомнился в его достоинствах, а он, типа бля… – на нем какие-то кольца были, бля, иначе бы он… и еще свинчатка или что-то…

– Заткнись и послушай.

Я никогда не слышал, чтобы бармен Натан так громко кричал. Можно сказать, что крик не входил в его репертуар. Натану это просто было не нужно. И поэтому я сделал как он сказал, и захлопнул варежку. И все остальные долбоебы в “Длинном носе” в этот конкретный день сделали то же самое, и воцарилась тишина.

– Давайте, – сказал он посетителям, махнув рукой. – Продолжайте.

Они дали и продолжили.

– А теперь слушай, – сказал он, облокотившись своими волосатыми руками на стойку и наклонившись ко мне поближе. – Как ты знаешь, это тихое заведение, у него такая репутация. Так всегда было, и так всегда будет, и именно так мне нравится. Много людей – это неприятности, а неприятностей, как ты тоже знаешь, я не люблю. Но сейчас – в данный конкретный момент долгой истории этого паба – в “Длинном носе” не тихо и не спокойно.