Текст книги "Просто не забывай дышать (ЛП)"

Автор книги: Чарльз Шиэн-Майлс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Убегай быстрей
(Дилан)

Хорошо. Я первым признался, что мы пересекли границы, и не знал, как к ним вернуться. Мы оба более или менее признали, что по-прежнему любим друг друга. Мы оба так сильно облажались, что я не знаю, что думать или говорить.

Я прихожу в кабинет как в тумане. По вторникам в девять утра я занимаюсь алгеброй. Я уже пытался бороться с ней, если честно. Это сводит меня с ума, потому что я должен знать ее на пять. В средней школе она мне давалась легко, особенно если учесть, что я был новичком, и тогда я был действительно хорош в математике. Теперь иногда я смотрю на задачи и ощущаю боль сзади глаз, формулы и цифры плывут у меня перед глазами, словно в проклятой горячей ванне.

Три недели спустя я завалил курс. Проблема была в том, что я пользовался льготами для военнослужащих. Я провалился, поэтому подошел в конце дня к профессору Уилеру и сказал:

– Профессор Уилер, мы можем поговорить минутку?

Он поднял взгляд от бумаг и сказал:

– Я принимаю по четвергам с десяти.

– Это не займет больше нескольких минут, сэр.

Он хмурится, на его лице между бровями образуется складка, и говорит:

– Что я могу сделать для вас, мистер Пэриш?

Я делаю глубокий вдох и говорю:

– Я провалил ваш курс.

Он кивает.

– Да.

– Послушайте, сэр… я хотел спросить… вы не знаете каких-нибудь свободных репетиторов?

– Возможно, мистер Пэриш, алгебра просто не для вас. Вы пробовали взять «математику для гуманитариев»?

Сначала я хотел ударить его, чтобы стереть самодовольную улыбку с его лица. Он не скрывал неприязнь к солдатам с тех пор, как я начал посещать занятия. Я сделал глубокий вдох, досчитал до десяти и выдохнул. Математика была моим даром в средней школе. Из-за бомбы и того, что она сотворила с моим мозгом, я теперь не мог помнить некоторые вещи.

– Сэр… я знаю, что не нравлюсь вам. Но я прошу вас о помощи. Я хочу вернуться к своей жизни. Мне это нужно. Понимаете?

Он потирает свою бороду большим и указательным пальцами, глядя на меня. Наконец, он говорит:

– Я могу помочь вам связаться с несколькими репетиторами.

Я с облегчением вздыхаю. Он пишет номер и передает мне.

– Понимаете, я ожидаю от вас успеваемости, – говорит он. – Просто то, что вы были солдатом, не значит, что вы можете рассчитывать на послабление. Если вы собираетесь остаться в моем классе, вы будете зарабатывать оценки, которые заслуживаете. Я понятно выражаюсь?

Я киваю. Это все, о чем я прошу.

Затем я отправляюсь в класс древней западной цивилизации, с которой дела у меня были гораздо проще. Той же ночью я отправил письмо преподавателям, которых он предложил.

У меня были проблемы со сном в ту ночь. И если на чистоту, у меня никогда не было проблем со сном. Армия научила меня спать, пока есть возможность. Пятнадцать минут езды на заднем сиденье грузовика, едущего вниз по пыльной дороге? Вагон времени. За последние два года я мог закрыть глаза и спать без мыслей и тревог. Но не в ночь после совместной пробежки с Алекс, мои мысли возвращались к тому, что я сказал, к тому, что сказала она.

Ей не нужно было говорить это, чтобы я понял. Если бы я не был таким чудаком, удалив Skype и Facebook и не отвечая на ее письма, ей бы не пришлось идти на то свидание прошлой весной. И этот парень не пытался бы ее изнасиловать.

Это была моя вина. Я оставил ее без защиты. Я оставил девушку, которую любил больше жизни, в опасности.

Этого не случится снова. Для нас с Алекс как для пары уже слишком поздно, но я буду ее другом до тех пор, пока она нуждается во мне.

Буду независимо от того, хочет ли она.

Но мои предательские мысли возвращались к совершенно другим вещам. К первому разу, когда мы разошлись не на длительное время. Мы вернулись из Израиля, и оба сказали, что всё закончилось. Что было у нас, было прекрасно… волшебно… и временно. Она вернулась к Майку в Сан-Франциско, а я к Хэйли в Атланту.

Но я порвал с Хэйли через четыре дня после возвращения в Атланту. И она порвала с Майком.

Никто из нас не говорил, что это было по-настоящему. Это просто случилось. Мы не встречались, мы не были исключением, ничего не было. Вот почему я оказался в канун нового года в постели с Синди Харрис, что было весело…но так же и грустно. Все время я думал об Алекс, и как хотел оказаться с ней. Это заставило меня грустить. И Синди знала это. В какой-то момент она отвернулась от меня и спросила:

– Как ее зовут?

– Кого? – спрашиваю я.

– Девушку, в которую ты влюблен.

В канун нового года я был разрушен и плакал, рассказывая ей, как я упустил Алекс. Синди держалась отстраненно в этом отношении. Но обняла меня и сказала, что мы должны остаться друзьями.

Я больше ни с кем не встречался. Мы с Алекс говорили по телефону каждый день. Мы писали друг другу письма и сообщения, добавили друг друга на Facebook. Мы были в четырех тысячах миль друг от друга, Facebook помогал мне следить за ней. Я просматривал ее фотографии, пытаясь понять, что означают ее статусы, когда они менялись.

Если честно, это было безумием. Я был старшеклассником. Девушка, которую я любил, была на другом конце страны. Одну неделю мы были за, на другой против. Мы оба не знали, что должны делать. Я планировал навестить ее в марте во время весенних каникул, но в начале января дела в ресторане пошли хуже, и только меня уволили. Никакие деньги не имели значения для поездки через всю страну. Мы скучали друг по другу, и однажды ночью в марте она мне позвонила. Пьяная.

Слова, которые донеслись из ее рта, ошеломили меня.

– Я хотела бы заняться с тобой любовью.

Это остановило мое сердце.

Я начал поиски. Я пытался найти работу, но мне не везло. Если серьезно – это был 2009 год. Требовались парни, окончившие магистратуру для уборки столов или мытья посуды. У меня, восемнадцатилетнего парня, не было шансов. Я продал свой ipod, мы с мамой устроили распродажу во дворе и заработали 1200 долларов. Этого хватало на поездку из Атланты в Сан-Франциско и обратно. Я уехал на следующий день после окончания школы. Не нужно много говорить об этом визите. Это было… мучительно… больно… жалко. Мы целовались в парке «Золотые ворота», сделали фотографии на вокзале, прежде чем я уехал. Мы влюблялись снова и снова, хотя это было невозможно. Через неделю после моего возвращения домой, у нас состоялась первая действительно неприятная ссора по телефону.

Я сделал то, что делал иногда лучше всего. Я убежал. Наутро после прилета, я поступил на службу в армию США.

Волновало ли меня, что спустя три года я лежу в своей постели и не могу уснуть?

Вместо сна я думал о том, как держал ее в своих объятиях.

Я думал о тысяче писем, которые мы посылали друг другу.

Я думал о тысячах часов, которые мы провели, говоря по телефону о наших жизнях, о наших мечтах.

После утренней пробежки с ней было тяжело забыть, как сильно я любил ее, а мне надо было забыть. Потому что я не мог забыть или скорее простить одно – наш последний разговор. Тем утром Ковальски был убит, мы вернулись на базу разбитые, пораженные его смертью. Это стало нижней точкой нашей дислокации для большинства из нас, и, конечно же, для меня. Я отчаянно нуждался в общении. Я нуждался в ней. Больше, чем когда-либо до этого. И когда я позвонил ей по Skype, она была в стельку пьяна. Это было очевидно. Я пытался рассказать ей, что произошло, но она прервала меня. Она начала говорить мне, что ничего не получится, что мы не сможем быть вместе. А потом я увидел то, что никогда не ожидал увидеть. Парень прошел мимо нее, без рубашки. Проходя мимо нее, его рука на мгновение коснулась ее плеча. Даже одна мысль об этом вызывает у меня рвотный рефлекс. Мне хочется кричать от гнева. Я не забыл. Я не думаю, что забуду. И пока я провожу весь день, думая о том, как сильно люблю ее, я не смогу забыть тот момент. Я не мог думать. Не мог ничего произнести. Я нажал на кнопку и прекратил звонок. Вошел на Facebook и удалил профиль. Удалился из Skype. Я стер себя из соцсетей. Затем я взял ноутбук и разбил его.

Следующим утром мы отправились в поле. Лишь спустя много недель у меня появилась возможность проверить почту. По каким-то причинам, которые я никогда не пойму, моя мама принесла мне подержанный ноутбук, когда я находился в Вольтер Рид.

Я нашел двадцать сообщений от нее. Я почти прочитал их. Я не смог сделать этого. Но я не смог удалить их. Поэтому я поместил их в архив, где мне не приходилось постоянно натыкаться на них. Я пытался забыть.

Как и со многим другим в моей жизни у меня ни черта не получилось.

Глава 6

Я не понимаю вас обоих
(Алекс)

– Алекс, мне нужна твоя помощь, – говорит Келли в тот момент, когда я захожу в комнату.

– Привет. Что случилось? – спрашиваю я, бросая сумку около кровати. Я сажусь на нее, обнимая одну из моих подушек.

Она смотрит на меня, затем говорит:

– Хорошо, итак… я думаю, Джоэль может вернуться.

Я закатываю глаза.

– Да ладно, Келли. Он просто хочет потрахаться.

– Ты этого не знаешь.

– Почему ты думаешь иначе?

Она откидывается назад, ее спина касается стены, ноги свисают с кровати. Это выглядит крайне неудобно.

– Что ж, – отвечает она. – Я говорила тебе, что он пригласил меня на свидание в пятницу. Я снова ему отказала. Поэтому он прислал мне стихи.

– О нет, он не сделал этого.

Она кивает, усмехаясь.

– Они были ужасные. Но милые.

– Я не знала, что он пишет стихи.

– Ну… не говори ему, что я сказала это, но он не умеет писать их, если честно.

Я расхохоталась.

– Итак, этим утром я была в офисе доктора Абернати, – Келли тоже работает и учится. Она проводит два утра в неделю за стойкой регистрации в медицинском центре Колумбийского университета. – И пришел курьер. С букетом штокроз[15]15
  Штокроза– травянистое растение, вид рода Штокроза(Alcea) семейства Мальвовые (Malvaceae).


[Закрыть].

– С букетом чего?

– Ну же, Алекс. Это мои любимые цветы. Он помнит это, понимаешь? Он не прислал мне дюжину прекрасных, но не оригинальных роз, он прислал то, что я люблю.

– Ладно, признаю, это очень мило.

– Он хочет пойти на свидание в субботу. И я на самом деле тоже хочу. Но… не в одиночку. Не в первый раз. Мне нужна моя лучшая подруга.

– Разве это не будет неловко?

– Нет, если ты придешь на свидание.

– Эм… нет.

– Алекс! Ну же!

– Серьезно, нет. Нет никого, в ком бы я заинтересована.

Теперь она закатывает глаза.

– Да, точно. Понимаю. Дай-ка подумать, я знаю парня, которого ты можешь попросить.

– Удачи тебе в этом, – отвечаю я.

– О, я знаю, – говорит она с сарказмом. – Дай подумать… бьюсь об заклад, что есть кто-то, кого ты видишь на исследованиях каждый день. И с кем проводишь несколько часов. И встаешь в кошмарную рань, чтобы с ним пробежаться. Серьезно.

– Прекрати, Келли. Все не так.

Она поднимается и бросает в меня подушку.

– Ну же, Алекс! Ты моя лучшая подруга. Ты нужна мне. В любом случае, ты проводишь с ним шесть дней в неделю.

– Да, но это не свидания!

Я сказала правду. Даже если он не просил меня приходить, я все равно приходила в шесть утра каждый день. Мы бегали вместе, иногда молча. Этим утром, мы пробежали почти три мили. Если честно, я тайно радовалась тому, что могу поспевать за ним. И, по крайней мере, дважды в неделю, мы завтракали. Или пили кофе после исследований в библиотеке редких книг. Но мы не встречались. И более или менее, мы избегали разговоров, которые ставили нас в неловкие ситуации, как несколько недель назад. Мы следовали правилам, а я не хотела это разрушить.

Я задерживаю дыхание, усердно думая. Я не хотела разрушить это.

Я сглатываю, потом отвечаю:

– Ладно. Но это будет не свидание.

– Как хочешь, Алекс.

Я улыбаюсь Келли. Она говорит:

– Спасибо.

– Не удивлюсь, если он отвергнет меня.

– Я не понимаю вас обоих.

Я вздыхаю.

– Я тоже.

Цветы из Афганистана
(Дилан)

Плохая идея, подумал я. Действительно плохая идея. Во-первых, сейчас вечер субботы, а я иду в комнату Алекс в общежитии, чтобы забрать ее на наше несвидание. Или наше не-свидание свидание? Анти-свидание? Неважно. Мы пойдем в бар, где люди напиваются, где моей единственной ниточкой, связывающей с реальностью, будет человек, до которого я не могу дотронуться.

Это реально чертовски плохая идея.

Я проверяю телефон. 22:10. Я опаздываю. Быстро посылаю ей сообщение.

«Буду через секунду. Прости. Опаздываю».

Она отвечает почти моментально:

«Ок. Целую:)»

О, да ладно. Серьезно? Целую? Это точно последнее, что мы оба должны делать.

После нашей слишком открытой утренней пробежки и завтрака, я упорно старался вернуться к обыденности. Это было необходимо. Но мы до сих пор проводим много времени вместе. На следующее утро в четверг в шесть утра, она побежала без слов в кроссовках и в менее открытой одежде, чем в первый день. Это было утешением. Если бы она знала, как перехватило мое дыхание от взгляда на нее в тот первый день.

Лучше ей не знать.

Но теперь я не буду следовать только ее правилам, я придумаю свои собственные.

Не флиртовать.

Не смотреть в глаза.

Кроме всего этого, не делать того, из-за чего можно подумать, что это свидание.

Я защищал себя, но защищал и ее. А затем в пятницу во второй половине дня после того, как мы вышли из библиотеки, она подошла ко мне. Это для Келли, сказала она. Келли и ее парня, как его там, находящихся на грани возвращения к отношениям. Это был первый раз, когда они шли на свидание, с тех пор как они расстались, и Келли нужна поддержка. Но не третий лишний, должны пойти две пары, чтобы это не было мучительно неловко, сказала она.

Да, уверен, не будет.

Я найду здание и постучу в дверь её комнаты.

Она впустит меня.

Проклятье. Я надеялся, что она встретится со мной внизу. Видеть ее комнату будет неловко. Так или иначе, нам удавалось избежать близости. И мне нужно держать дистанцию.

Все равно.

Поэтому я пробирался по лестнице на четвертый этаж. Это было моим личным достижением за прошедшую неделю. Никогда не поднимался по лестнице, если был лифт. Через две недели бега моя правая нога стала сильнее, чем до этого. Прогресс, больше чем семь месяцев назад, когда решали – отрезать или не отрезать мне ногу.

На четвертом этаже я ориентируюсь благодаря номерам комнат и нахожу ее, затем стучусь. Милая табличка, прикреплена к двери, мелом просто написано: «Келли и Алекс».

– Уже иду, – слышу я ее голос. Она открывает дверь, а у меня перехватывает дыхание.

О, мой Бог.

Ее волосы собраны в замысловатый пучок. Несколько длинных кудрявых прядей спадают на плечи. На ней темно-зеленое платье, длиной чуть выше колен, идеально подчеркивающее ее фигуру. Я делаю небольшой вдох. Она сделала что-то со своим макияжем. Ее темно-зеленые глаза выглядят больше.

Румянец приливает к ее щекам, когда она смотрит на меня. Мы оба отводим глаза.

– Заходи, я буду готова через секунду, – говорит она.

Чертовски нервничая, я захожу в комнату.

Было очевидно, на какой стороне живет Алекс.

Часть комнаты Келли вся в розовом, с постерами из фильмов и групп и большими пушистыми подушками

Часть Алекс более сдержанная. Карта мира висит над столом, стопка книг свободно лежит на одной стороне ее стола.

Рамка, стоящая у стены, с умершими цветами. Сзади рамки сразу под цветами была написана дата: «19 ноября 2011 год»

Это те цветы, которые я посылал ей в прошлом году, когда был в Афганистане.

На комоде стоит фотография, которая почти разорвала мне сердце. Мы вдвоем, свернувшиеся вместе. Я вспомнил, когда была сделана фотография. Мы были в Харфе[16]16
  Хайфа– третий по величине город Израиля и второй по величине морской порт, лежит на склонах горы Кармель.


[Закрыть], в парке возле Центрального Кармеля. Я играл на гитаре большую часть ночи, а когда закончил, мы легли рядом, смеялись и разговаривали. У меня была копия этой самой фотографии.

Я отвожу глаза от фотографии, пытаясь спокойно дышать.

– Я готова, – говорит она, выходя из ванной. Она смотрит на меня, потом ее взгляд перемещается на фотографию, на цветы, и ее щеки краснеют. Мы не смотрим друг другу в глаза, пока выходим из комнаты.

Она направляется к лестнице в каблуках, которые выглядят так, словно в них невозможно ходить, и невероятно сексуальными. Это платье, охватывающее ее плечи, прилегает к ее телу так, что мой пульс подскакивает. Я качаю головой. Это была заботящаяся обо мне Алекс, потому что она знает, что я не сторонник лифтов. Я не мог ничего поделать и осматривал ее тело, пока она шла на несколько шагов впереди. Святое дерьмо, она была красива. Это звучит безумно неприятно, но я не хотел ничего, кроме как наброситься на нее, схватить за ноги и лизнуть ее икры.

Это будет долгая, долгая ночь.

– Мы можем спуститься на лифте, – говорю я.

– Это просто каблуки, все в порядке.

Я пожимаю плечами.

Когда мы добираемся до улицы, я говорю:

– Я получил письмо от моего друга Шермана.

– Да?

Я киваю.

– Он возвращается на следующей неделе и говорит, что хочет приехать в Нью-Йорк на несколько недель. Думаю, он подумывает о местном колледже.

– Ух, ты, это здорово!

– Это будет странно. Эта часть моей жизни и та часть моей жизни… они не связаны. Не представляю его здесь.

– Мы покажем ему город, – говорит она. – Будет замечательно, если у тебя тут будет друг.

Я делаю резкий вдох, когда она использует слово «мы». Каждая секунда, которую я провел с этой девушкой, была демонстрацией сдержанности. Трудно представить, как это было, у меня было много бессонных ночей в последнее время. Она была занята, строя планы для «нас», а я старался держаться подальше. Сохранение этой дистанции убивало меня. Я люблю ее, но давайте начистоту. Часть меня ненавидит ее.

Я напрягаюсь, когда мы приблизились к бару на 1020 улице. Небольшая толпа людей стояла перед входом и курила. Внутри все было похоже на сумасшедший дом. Очень громкая музыка, люди толпились внутри, словно в японском метро. Кричали и выкрикивали. Было похоже, что внутри играла группа.

Подсознательно я останавливаюсь, когда мы подходим к двери.

– Ты в порядке? – спрашивает она. – Выглядишь немного бледным.

– Прости, – отвечаю я. – Я не очень хорош в местах с большим количеством людей.

– Я буду поблизости, – говорит она.

И это должно помочь мне расслабиться. Ага, конечно.

Она берет меня за руку, придвигаясь ближе ко мне, и мы идем к бару. Она осматривает толпу в поисках Келли и ее парня, имя которого я не могу вспомнить.

Через несколько минут проталкивания через толпу, мы находим их, сидящих за высоким круглым столом с четырьмя стульями.

Я замираю, когда вижу парня.

– Дилан, это Келли и Джоэль. Келли и Джоэль, это Дилан.

Келли широко улыбается и говорит:

– Ничего себе. Дилан, очень приятно познакомиться с тобой, наконец-то.

Джоэль протягивает руку для рукопожатия и говорит:

– Привет, парень, рад, наконец, познакомиться с тобой. Наслышан о тебе.

Я смотрю в лицо человеку, которого видел по Skype. Парня без рубашки, который был в комнате Алекс той ночью, когда я порвал с ней. Я не могу дышать, мои глаза метнулись к Алекс, которая выглядела обеспокоенной, затем я снова посмотрел на него и пробормотал «ублюдок». Я отнял руку у Алекс, развернулся и начал пробираться через толпу к выходу.

Эм, да. Я лучше обращусь к врачу
(Алекс)

– Что за черт? – спрашивает Келли, когда Дилан отстраняется от нас и практически бежит к дверям.

– Я не знаю, – говорю я, мой голос почти похож на вопль. Что случилось? Что я натворила?

– Беги за ним, Алекс. Не позволяй ему уйти без объяснений. Только не снова!

Я делаю неглубокие быстрые вдохи. На грани нервного срыва. Образы того, как я провела февраль и март, свернувшись в клубок на кровати и плача.

Этот сукин сын не сделает этого со мной снова.

Я поворачиваюсь и бегу к двери, не беспокоясь, что ребята следуют за мной.

Он был в половине квартала от меня. Я побежала за ним, крича:

– Дилан! Подожди!

Я вижу, как его плечи напрягаются, когда он слышит меня. Он останавливается, спина прямая, все еще не повернулся ко мне.

– Дилан! Что за черт? – кричу я. – Почему ты сделал это? Почему убежал?

Он поворачивается ко мне. Глаза красные и влажные, брови сведены вместе, создавая складку между ними.

Он указывает пальцем на бар и кричит:

– Ты знаешь, как я к тебе отношусь, так как, черт возьми, ты могла привезти меня сюда, зная, что он будет здесь?

Я вздрогнула от крика. Никогда, за все то время, что мы знали друг друга, он не делал этого. И вопрос. Что? Это не имело никакого смысла. Он даже не знал Джоэля.

– Я не знаю, о чем ты, черт возьми, говоришь, Дилан.

Он качает головой, его лицо выражает печаль.

– Я думал, ты не такая, Алекс. Я никогда представить этого не мог.

– Представить что? Я не понимаю тебя!

– Его! Он был в твоей комнате той ночью. Не отрицай, я видел его! Ты говорила по чертову Skype, расставалась со мной, что стало самым худшим днем в моей жизни, а потом этот ублюдок прошел мимо по пояс голый и коснулся твоей руки. Вы смеялись надо мной, когда ты планировала расставание? Тебя трахнули перед тем, как ты позвонила мне?

Такое чувство, будто он ударил меня. Я делаю два или три шага назад и говорю:

– Дилан… это Джоэль. Он парень Келли.

– Тогда какого черта он был там?

Теперь кричу я:

– Потому что он ее парень, ты, идиот. Он все время был там, потому что эти двое… Ты говоришь, что порвал со мной из-за этого? Ты разбил мне сердце из-за глупого недоразумения? Потому что ты думал, что видел парня в моей комнате?

Он качает головой.

– Он был с Келли? – говорит он шепотом. На его лице печаль и злость. Злость на себя? Я не понимаю.

Внезапно он кричит «Черт!» и ударяет кулаком по металлической решетке магазина, у которого мы стоим. Он издает вопль, реальный вопль, и снова бьет по металлической решетке. Он делает это снова и снова, крича «Черт!» при каждом ударе его кулака о решетку.

Ярость отступает, потому что в последний раз, когда он делает удар, кровь брызжет на решетку. Я начинаю плакать, сильно плакать потому, что он вредит себе, действительно вредит себе.

– Дилан, – шепчу я. – Остановись.

Он даже не слышит меня. Поэтому я делаю единственное, что могу придумать. Я обнимаю его, обвивая руками его грудь, и прячу лицо у него на спине, крича так громко, как только могу:

– Дилан, пожалуйста, остановись! Пожалуйста, не навреди себе! Я люблю тебя!

Он останавливается и замирает в моих объятиях. Я плачу ему в спину. Он резко поворачивается в моих руках и обнимает меня так крепко, что я едва ли могу дышать. Он говорит:

– Я не знал. Боже, мне так жаль, Алекс,

Он начинает рыдать от боли и каким-то образом выдавливает из себя слова.

– Это был день, когда Ковальски бросился на гранату, Алекс. Я был не в себе, когда позвонил тебе, – его голос снижается до шепота. – Ты была пьяна, а я так чертовски нуждался в тебе.

Я плачу сильнее и пытаюсь его обнять:

– Прости, Дилан. Я не знала. Не знала.

– Я никогда не переставал любить тебя, – шепчет он. – Ни на секунду. Даже когда ненавидел тебя.

Я шепчу:

– Я тоже люблю тебя, Дилан.

Прошло более двух лет с тех пор, как мы обнимались так, когда утром он уехал домой из Сан-Франциско. Мы оба изменились, но это был первый раз, когда мы были одним целым.

Момент был бы прекрасным, но я слышу голос Келли позади нас.

– Эм… я не хочу прерывать эту невероятно трогательную сцену, но эм… ему нужно в больницу. Сейчас же.

Мы с Диланом отстраняемся друг от друга. Я беру его за руку.

О, черт.

Его рука покалечена. Костяшки разбиты, кровь капает на землю большими каплями. Мое дыхание ускоряется, когда до меня доходит, что я вижу кость одного из его пальцев.

– Господи, Дилан, посмотри, что ты сделал со своей рукой!

Он смотрит на свою руку с потерянным выражением на лице. Он качает головой и говорит:

– Эм, да. Я лучше обращусь к врачу, – он закрывает глаза и слегка покачивается.

– Мы пойдем с тобой, – говорит Джоэль.

Келли кивает.

Я снимаю свою накидку и оборачиваю вокруг его руки, и мы ловим такси.