Текст книги "Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин"

Автор книги: Чарльз Рууд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава пятая ТЯГОТЫ РЕВОЛЮЦИИ 1905 ГОДА И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Революция 1905 года принесла богатую пищу «Русскому слову» и много тревог его новому владельцу – «Товариществу И.Д. Сытина». Остановки в работе предприятий и транспорта вели к перебоям в снабжении сытинских типографий топливом и материалами, вынуждали сокращать производство и мешали распространению тех изданий, которые все же удавалось выпустить в свет. В ходе декабрьских вооруженных столкновений Сытин понесет куда более крупные убытки от губительного пожара в его новой книжной типографии на Пятницкой.

Кроме того, во время революционных событий окончательно прояснились политические симпатии Сытина и его редакторов, что имело далеко идущие последствия. Правда, многие книги, печатавшиеся в типографии Сытина, отличались безопасной консервативностью, зато много было и таких, авторы которых сочувствовали революции; и властям не приходилось сомневаться в либеральной направленности «Русского слова». Естественным образом власти пришли к выводу, что именно сытинцы задают тон в рабочем движении; и как справедливо, полагали некоторые, что сытинцев и их хозяина наказало и ударило по карману пламя, зажженное декабрьским восстанием.

I

Как и предсказывали в январе полицейские чины, Москве еще предстояло услышать о рабочих огромного сытинского комбината на Пятницкой, где в начале августа агенты охранки отмечали возобновление деятельности нелегального Союза московских типографских рабочих (СМТР). На сходке 11 августа около четырехсот сытинцев проголосовали за четыре требования союза: установить 9-часовые рабочие смены в обычные дни и 8-часовые – в предпраздничные; выплачивать половину жалованья по болезни, а женщинам предоставлять полностью оплаченный декретный отпуск; провести выборы представителей, не подлежащих увольнению; увеличить заработную плату рабочим, получающим всего 9-20 рублей в месяц, на 30 процентов, 20-30 рублей – на 20 процентов, 30-45 рублей – на 15 процентов, свыше 45 рублей – на 10 процентов.

Депутаты, предъявившие этот список «Товариществу И.Д. Сытина», требовали дать ответ в двухдневный срок[248]248
  В.В. Шер «История профессионального движения рабочих печатного дела в Москве» (Москва, 1911), с. 164-165.


[Закрыть], однако по просьбе администрации сытинцы согласились подождать до середины сентября. Несколько директоров «Товарищества», включая, по всей вероятности, и председателя Правления Сытина, находились в отъезде, и еще неизвестны были финансовые итоги Нижегородской ярмарки.

Сытин и другие члены Правления сдержали слово и дали ответ 13 сентября. Они удовлетворили требования рабочих примерно на треть, объяснив, что уступки по всем пунктам обойдутся в 100 тысяч рублей, а это фирме не по средствам. Без согласования с владельцами других типографий Правление «Товарищества» установило 9-часовой рабочий день и увеличило пособия по болезни (полное жалованье в течение одной недели, а затем половина жалованья до двух месяцев). Подсчитав, что с учетом прежних повышений заработной платы рабочих с твердым жалованьем они получают на 10 процентов больше своих собратьев в других типографиях и это стоит фирме ежегодно 35 тысяч рублей, Правление пошло еще только на одну уступку – увеличило на 5 процентов почасовую оплату труда наборщиков, которые составляли, очевидно, от 15 до 20 процентов сытинцев.

Все остальные «почасовики» потеряли в заработке из-за сокращения рабочего дня на 10 процентов. Правление отказало женщинам в оплаченном декретном отпуске, а также заявило, что правительственные предписания предусматривают назначение так называемых старшин, исключая тем самым выборы представителей. И наконец, директора «Товарищества» напомнили рабочим, что они и так находятся в привилегированном положении по сравнению с другими, ибо пользуются услугами столовой, библиотеки, бесплатной аптеки и школы рисовальщиков. Объявив о вступлении новых правил в действие с 1 октября, хозяева решили, что дело улажено.

Однако почасовики считали себя обманутыми. Они и так стояли на низшей ступени по уровню заработной платы, образования и квалификации, а теперь их заработки стали еще меньше. Более того, с появлением каждой технической новинки, приобретенной Сытиным и сулившей экономию рабочей силы, будущее представлялось им все безрадостнее. Ничего удивительного, что утром 19 сентября многие из них остались во дворе типографии и отказались работать[249]249
  Доклад московской охранки московскому генерал-губернатору, 12-19 сентября 1905 г. Ред. Л.М. Иванова и др. «Всероссийская политическая стачка в октябре 1905 года» (Москва, 1955), с. 55-56.


[Закрыть]. В течение дня к ним присоединилось большинство сытинцев. Тогда работающие в типографии члены нелегального СМТР, уловив настроение рабочих, выдвинули от имени поддержавших их сытинцев двадцать требований.

Вновь настаивая на выборах депутатов, не подлежащих увольнению, СМТР добавил, что эти депутаты должны составлять рабочий совет типографии в соответствии с официальным «фабричным уставом» – документом, закрепляющем определенные коллективные права рабочих, которые ограничивают власть администрации. Предполагалось, что этот совет воссоздаст среднее звено трехступенчатой организации московских печатников, созданной к 1903 году, и будет иметь право решающего голоса в вопросах найма и увольнений, здравоохранения и техники безопасности, работы учеников и условий труда[250]250
  Донесение из полицейской части Пятницкого округа московскому градоначальнику, 20 сентября 1905 г., там же, с. 49-50.


[Закрыть].

На этот раз, пока администрация рассматривала требования, сытинцы не приступали к работе. Чтобы привлечь на свою сторону больше печатников, члены СМТР вели агитацию в других московских типографиях, в том числе в типографии «Русского слова» на Тверской. 24 сентября сочувствующие наборщики с Тверской присоединились к бастующим, и на директоров «Товарищества» легло новое бремя, понуждавшее их к уступчивости, – приостановка газеты.

Кроме того, члены СМТР призывали к созданию городского совета печатников, причем так много типографий назвали своих депутатов, что власти волей-неволей приняли этот орган всерьез. А посему 23 сентября градоначальник узаконил нарождающийся Московский совет депутатов от типолитографских рабочих, официально разрешив ему собраться двумя днями позже в отведенном для этой цели школьном здании. Отказ, по разумению градоначальника, лишь загнал бы печатников в подполье[251]251
  Ред. Ю. Милонов «Московское профессиональное движение в годы первой революции. К двадцатилетию 1905 года» ([Москва, 1925]), с. 166.


[Закрыть].

Встревоженные городские власти пока еще надеялись А таким жестом благоразумия сдержать гнев бастующих рабочих. Однако 24 сентября накал уличных выступлений достиг предела, за которым начались беспорядки, и полицейские из патрульного наряда, которым приходилось уворачиваться от булыжников, донесли, что слышали два выстрела. Дабы «местные революционные группы» не вызвали всеобщей стачки, полиция арестовала предполагаемых смутьянов: всего с 22 по 24 сентября было задержано 197 человек, из них три четверти, то есть 144 человека, в возрасте до восемнадцати лет[252]252
  Полицейские донесения от 23, 24 и 25 сентября опубликованы Ивановой и др. во «Всероссийской политической стачке…», сс. 57-60, 71.


[Закрыть].

На собрании Совета 25 сентября было зарегистрировано 110 депутатов от 34 типографий (на десятом, и последнем, заседании полтора месяца спустя присутствовало 264 4 депутата от ПО предприятий)[253]253
  Шер «История…», с. 168.


[Закрыть]. Подтверждая свою солидарность, они проголосовали за переговоры с хозяевами всех типографий по единому соглашению и одобрили проведение на следующий день в Грузинском народном доме общегородского собрания печатников[254]254
  Резолюции Совета опубликованы Ивановой и др. во «Всероссийской политической стачке…», с. 61-62.


[Закрыть]. Затем депутаты разошлись по типографиям, чтобы предупредить своих товарищей, Остается неясным, разрешил ли проводить собрание шеф полиции, но своим людям он приказал не пускать в Грузинский народный дом примерно две тысячи печатников, которые собрались там в назначенное время. Печатники мирно разошлись, однако затаили в душе новую обиду, которая еще крепче связала их с Советом и сторонниками решительной борьбы.

Позднее в листовке, посвященной отмененному собранию, один активист с сарказмом поблагодарит шефа полиции за урок, «который мы не забудем: никогда никакая мирная борьба рабочих за свои интересы не может быть законной в глазах начальства, следовательно, борьба рабочих есть вместе с тем борьба политическая»[255]255
  Там же, с. 72. Эта листовка с призывом продолжать стачку была выпущена от имени Союза московских типографских рабочих.


[Закрыть]. Но несмотря на эту и все другие попытки повернуть движение печатников против правительства, за все время существования Московского совета депутатов от типолитографских рабочих, заменившего и вобравшего в себя старый подпольный СМТР, он ведал чисто профсоюзными делами. А объясняется это тем, что таково было желание большинства печатников.

К концу сентября лишь «Товарищество И.Д. Сытина» и еще одна фирма согласились на предложение Сената о переговорах[256]256
  Шер «История…», с. 177. Сам Сытин не вел переговоров с рабочими. Ему надо было, по его словам, заниматься делами, а не трудовыми спорами, поэтому переговоры он поручил вести одному из членов Правления А.В. Васильеву. См. «Замоскворечье в 1905 году», сост. Н. Морозов-Воронцов (Москва, 1905), с. 76.


[Закрыть]. Оказавшись в тупике и сознавая, что забастовщики настроены решительнее, чем когда-либо, Сытин и члены Правления 30 сентября постановили пойти на гораздо более щедрые уступки своим рабочим, нежели в середине месяца. Фирма также уведомила околоточного надзирателя о том, что закрывает двор типографий на Пятницкой, где неоднократно митинговали рабочие, так как «посторонние агитаторы» накаляют страсти «в еще большей степени»; в помощь фирма просила прислать отряд казаков[257]257
  «Товарищество И.Д. Сытина» – полицмейстеру Пятницкого округа, 30 сентября 1905 г., Н.И. Мирецкий «Первая образцовая типография, 1876-1933. Материалы из истории» (Москва, 1935), с. 55.


[Закрыть].

Помимо угрозы насильственных действий, на директоров «Товарищества», конечно же, повлияла солидарность московских печатников. Их сплоченность стала еще крепче, когда 2 октября делегация Совета приняла участие в разрешенном полицией митинге петербургских печатников. Этот митинг, собравший около двух тысяч человек, весьма неожиданно постановил провести в столице трехдневную стачку в поддержку московских печатников.

Соглашение между сытинцами и «Товариществом И.Д. Сытина» было заключено 4 октября с объявлением новых, более льготных условий – это решение повысило авторитет Сытина в глазах его рабочих и установило некий эталон для других крупных издателей[258]258
  Улаживание конфликта описано в кн. Шер «История…», с. 180.


[Закрыть]. Поскольку оно к тому же полностью исключало возможность подписания единого городского соглашения, то Совет отказался от этой недостижимой цели и в тот же день велел своим членам возобновить работу на тех предприятиях, где администрация пошла на приемлемые уступки. На следующий день снова начало выходить «Русское слово».

Кроме 9-часового рабочего дня, Правление «Товарищества» установило для всех сытинцев более высокую оплату труда. Так, рабочие с твердым жалованьем получили прибавку в 7,5 процента; наборщикам стали платить на 2 копейки больше за каждую тысячу знаков, а сдельная оплата труда переплетчиков увеличилась на 5 процентов. Забастовщикам обещали возместить половину заработной платы за период стачки и не подвергать их преследованиям, отменили обыски рабочих. Фирма начисто исключила из соглашения так называемый фабричный устав и предусмотренную им систему представителей. Ничего не было сказано и об оплаченном декретном отпуске для женщин – Сытин наверняка не видел в этом никакого смысла.

Забастовка, организованная Советом, была чисто экономической. Зато в центре требований, исходивших от рабочего движения в целом, которым в Москве, как и в Петербурге, руководил городской совет рабочих депутатов от многих профессий, стояла политическая реформа. Когда к 14 октября разрозненные забастовки в разных городах переросли во всеобщую всероссийскую стачку, Николай II не мог более закрывать глаза на ультимативные требования перемен. 17 октября он издал Манифест, в котором обещал серьезные уступки, включая свободу слова. На следующий день «Русское слово» приветствовало это событие крупными заголовками.

II

Ликование «Русского слова» по поводу октябрьского Манифеста не явилось неожиданностью, ведь на протяжении всех предшествующих месяцев, отмеченных народными волнениями, сытинская газета выступала одним из горячих проповедников либерального пути выхода из политического кризиса. 16 сентября, например, она подробно осветила земский съезд в Москве и сделала всеобщим достоянием провозглашенные на нем требования: дать больше свободы национальным меньшинствам империи, разрешить свободные профсоюзы и забастовки, ввести повсеместно восьмичасовой рабочий день. Правда, Сытин следил за тем, чтобы «Русское слово» не превратилось в рупор какой-либо одной политической группировки, хотя в целом газета и занимала либеральную позицию, близкую к взглядам кадетов.

Манифест, в котором Николай II обещал предоставить некоторые политические свободы и провести выборы в новое законодательное собрание, был опубликован в «Русском слове» 18 октября, то есть на следующее утро после его обнародования в Петербурге. В том же номере газеты, под заголовком «Обновление», сытинские редакторы прокомментировали этот важнейший политический документ. С воодушевлением отметив, что впервые освободились от цензурной опеки, они обвинили правительство в неоправданном откладывании реформ. Тем самым власти вызвали большие «потрясения»: нарушилась работа связи, встали фабрики, дело дошло до вооруженных столкновений и баррикад, пролилась кровь. В полном согласии с симпатиями Сытина газета отдала дань уважения народу, особенно рабочим и студентам, которые «твердостью, мужеством и самоотверженностью» добились для себя свободы.

В следующем номере «Русского слова» вновь говорилось о демократических корнях Манифеста. «На долю русского народа выпало великое счастье показать человечеству новые способы борьбы», а поскольку Манифест узаконил эту борьбу, правительство обязано освободить всех тех, кто арестован во время революционных событий по политическим мотивам. В качестве следующего логического шага необходимо обеспечить посредством собраний, союзов и обсуждений в прессе широкое участие народа в переустройстве общества. Сытин выступал сторонником западной демократии, и его газета высказывалась за всеобщие, равные и тайные выборы в учредительное собрание для выработки конституции.

Опубликование и обсуждение Манифеста в «Русском слове» стало возможным только потому, что сытинские рабочие, лишь недавно вернувшиеся в типографию после своей сентябрьской забастовки, не приняли участия во всеобщей стачке. Однако в результате той октябрьской стачки приостановилось движение на железных дорогах, от которых зависела доставка сытинской газеты в губернии, и прервалась подача электроэнергии, необходимой для работы печатных станков в типографии «Русского слова». Отчасти Сытин вышел из трудного положения, перенеся печатание «Русского слова» в свою книжную типографию, имевшую автономное энергоснабжение, правда, его редакторам пришлось ужать газетные полосы до формата, приемлемого для книжных печатных станков[259]259
  «История газеты «Русское слово», РО ГБЛ, 259-1-1, лист 19.


[Закрыть].

Хотя Манифест, как и было задумано, привел к быстрому свертыванию всеобщей стачки, осложнения Сытина со своими рабочими на этом не закончились, поскольку сытинцы да и большинство других московских печатников ухватились за обещание Николая II даровать свободу организаций. Не дожидаясь, пока правительство установит порядок осуществления данного принципа, Московский Совет депутатов от типолитографских рабочих созвал 19 октября собрание, чтобы реорганизовать три с половиной тысячи своих членов в профессиональный союз, который был назван Московским союзом рабочих печатного дела (МСРПД). На собрание пришли примерно восемь тысяч человек. На следующий день хоронили Николая Баумана (большевика, убитого черносотенцем), и около ста тысяч демонстрантов, в том числе сытинцы, запрудили улицы. Спустя десять дней состоялось еще одно массовое собрание нового МСРПД, на котором удалось провести резолюции, призывающие к заключению с Союзом (бывшим Обществом) деятелей печатного дела общегородского соглашения, гарантирующего восьмичасовой рабочий день и действие фабричного устава во всех типографиях; Сытин и все остальные владельцы типографий наотрез отказались выполнить эти требования[260]260
  Шер «История…», с. 184.


[Закрыть].

Одновременно сытинцы, действуя самостоятельно, давали понять, что у них есть разногласия с администрацией. Так, в октябре, во время дневной смены, Сытин прислал в свою типографию батюшку, дабы он отслужил благодарственный молебен в честь Манифеста, а некоторые рабочие открыто и во всеуслышание высмеяли священника, тот скомкал службу и поспешно ретировался. В ноябре печатники отказались набирать газету «Кремль», которая не принадлежала Сытину, но печаталась в его типографии. Ее редактор Иловайский пытался договориться с рабочими, однако те ни под каким видом не захотели участвовать в издании, на их взгляд, правой, «черносотенной» газеты[261]261
  Мирецкий «Первая образцовая…», с. 56-57.


[Закрыть].

Далее, Сытин выделил своим рабочим, якобы для противодействия вылазкам черносотенцев, защитный фонд в две тысячи рублей, на которые его сын Николай закупил пятьдесят револьверов для «рабочей дружины»[262]262
  Там же, с. 60.


[Закрыть]. Сытин пожертвовал также, сам того не желая, тысячу рублей в кассу МСРПД. На самом деле он выдал рабочим эти деньги на устройство застолья в честь Манифеста, а тс на следующий же день передали их в свой союз на борьбу с царизмом[263]263
  Константин Коничев «Русский самородок» (Ленинград, 1966), с. 130. Этот случай выглядит, как документально подтвержденный факт, ибо Коничев точно датирует сытинское пожертвование 18 октября 1905 г., а передачу денег профсоюзу – 19 октября.


[Закрыть].

Упомянутые поступки Сытина, при всей благонамеренности его побуждений, настраивали против него власти, и без того раздраженные либеральным направлением «Русского слова». К их вящему неудовольствию, в ноябрьских выпусках газеты появился цикл из трех статей профессора М.М. Ковалевского, уважаемого ученого, возвратившегося незадолго перед тем из эмиграции, которому предстояло в скором времени участвовать в создании партии демократических реформ. Ковалевский превозносил западные страны как образец политического устройства и утверждал, ссылаясь на английскую историю, что подлинно конституционный строй утвердится в России только тогда, когда будут приняты законы, гарантирующие права человека[264]264
  «Русское слово» № 292 (б ноября 1905).


[Закрыть].

Одним из таких прав была свобода печати. Публикация статей Ковалевского сопровождалась дальнейшим противостоянием Сытина и его редакторов из «Русского слова» и книжного издательства с правительством, так как они игнорировали последовавшее 19 октября разъяснение монарха о том, что в Манифесте лишь обещана, а вовсе не узаконена свобода печати. Допустив грубую политическую ошибку, Николай повелел Главному управлению по делам печати объявить о сохранении прежней системы вплоть до принятия новых законов о печати. В ответ возмущенные печатники последовали примеру своих петербургских товарищей, и 7 ноября МСРПД заявил, что издатели должны категорически порвать с «цензорами», иначе им грозят забастовки и другие меры. Когда Сытин и большинство крупных издателей в обеих столицах выполнили это требование, новый премьер-министр С. Юл. Витте обвинил их в том, что из-за своей трусости они скатываются в революцию[265]265
  Я подробно рассмотрел эти события в ст. «Печатный станок как проводник политических преобразований в России начала двадцатого века», «Рашн ревью» 40, № 4 (октябрь 1981), с. 378-395. Витте был председателем Совета Министров, но в научной литературе принято называть его премьер-министром.


[Закрыть].

Что касается «Русского слова», то Сытин просто-напросто разрешил Благову отменить принудительную бесплатную подписку. Согласно одному из предписаний, действовавших еще с 1865 года, «Русскому слову» и всем неподцензурным журналам и газетам надлежало незамедлительно представлять каждый свежий номер своего издания в местный Комитет по делам печати, который, обнаружив в содержании нечто нежелательное, имел право возбудить судебный иск либо применить такие административные меры, как предупреждения, влекущие за собой закрытие издания. Нарушив это предписание, Благов вынудил чиновников комитета ежедневно чуть свет подкарауливать свежие номера «Русского слова» у газетных киосков.

И вот спустя тридцать восемь дней после выхода царского Манифеста правительственным указом от 24 ноября «Русскому слову» и всем прочим российским газетам была предоставлена обещанная свобода печати. Власти не имели более права напрямую применять административные санкции. Они могли только на основании опубликованного текста возбуждать уголовные дела против таких издателей, как Сытин, а также против его редакторов и авторов. И только если судьи установят, что данная публикация преступает тот или иной закон, тогда суд мог определить наказание, также предусмотренное законом.

Новый порядок позволил правительству в считанные дни обуздать революцию 1905 года, так как восемь столичных ежедневных газет опубликовали «Финансовый манифест» Петербургского совета рабочих депутатов. Этот документ призывал читателей воздерживаться от уплаты налогов, чтобы вырвать у царя новые уступки. Газетные издатели опубликовали его под нажимом печатников, предъявивших ультиматум, однако в глазах властей именно издатели были повинны в подстрекательстве. Ну и, конечно, авторы указанного манифеста. А потому в воскресенье 4 декабря полиция арестовала исполнительный комитет и 233 члена Петербургского совета.

III

Известие об арестах накалило обстановку в Москве, и в среду 7 декабря Совет рабочих депутатов призвал к забастовке протеста и вооруженному восстанию. Забастовка началась в условленный час по всей Москве, а восстание по-настоящему вспыхнуло только в одном районе, довольно далеко от сытинских типографий. В тот день печатники его газеты работали до тех пор, пока со станков не сошел номер «Русского слова» от 7 декабря, а заодно и опубликованные в нем директивы Совета по забастовке и запрещению всех газет, кроме революционных, – явно преступная публикация, с точки зрения властей. После этого рабочие объявили забастовку, длившуюся одиннадцать дней.

К полудню прекратили работу и все сытинцы в типографии на Пятницкой, причем некоторые тщетно пытались переманить на свою сторону выстроенных неподалеку солдат[266]266
  Мирецкий «Первая образцовая…», с. 63.


[Закрыть]. А вечером члены профсоюза печатников на своем, как оказалось впоследствии, последнем массовом митинге одобрили проведение забастовки и узнали, что днем в сытинской типографии на Пятницкой отпечатан первый номер «Известий», органа Московского совета рабочих депутатов. По распоряжению Совета бригада печатников под охраной вооруженных рабочих воспользовалась остановленными станками Сытина и положила начало выпуску своей революционной газеты. Самозваные издатели реквизировали шрифт, бумагу, типографскую краску, а также необходимые наборные машины и печатные станки, но обращались с оборудованием бережно.

Узнав о захвате, Сытин в сопровождении Дорошевича, Благова и Петрова отправился в печатный цех, и все четверо оказались под «почетным» арестом именем Совета. На возражение Сытина, что только он волен распоряжаться здесь как полновластный хозяин типографии, незваные гости ответили: «Нет, раз вы у нас под арестом, значит, хозяева – мы». Инцидент был исчерпан, когда печатники закончили свою работу, а спустя три дня вторжение повторилось, судя по всему, при поддержке его сына Василия, и Сытин уже не вмешивался[267]267
  Там же, с. 62. За участие в печатании «Известий» Василия ненадолго приговорили к административной ссылке за 50-ю версту от Москвы. Поэтому он жил в загородном имении Сытина.


[Закрыть].

Книжная типография Сытина превратилась в один из очагов революционной деятельности. Она была расположена как раз в центре Замоскворечья, где рабочие воздвигали баррикады, опоясывавшие центральную часть города. В течение 11 декабря между солдатами и рабочими там то и дело вспыхивала перестрелка, а ночью, пока Сытин ехал в поезде на Петербург, пожар почти целиком уничтожил главный четырехэтажный корпус комбината, включая печатный и наборный цеха, а также часть переплетного. Сытин считал, что кто-то из высоких чинов приказал поджечь типографию или, по крайней мере, запретил пожарным тушить огонь. «Я не могу отрицать, что рабочие нашего Товарищества принимали участие во всех крупнейших событиях революции 1905 года. Это бесспорно, – писал Сытин. – Но почему адмирал Ф.В. Дубасов, стоявший во главе московской администрации, решил наказать Товарищество и даже просто фабричное здание, этого я до сих пор не могу взять в толк»[268]268
  И.Д. Сытин «Жизнь для книги», с. 168.


[Закрыть].

Похоже, тут не обошлось без участия властей, во всяком случае, низших звеньев, так как многие чиновники были согласны с полицией, причислявшей сытинцев к главным возмутителям спокойствия. Один высокопоставленный офицер так и сказал Сытину как раз в ночь пожара. Сытин тогда, по его собственному признанию, бежал из Москвы, «спасаясь от возможного ареста и от очень возможного убийства», – вероятно, от рук правых черносотенных элементов; и вот в ночном поезде на Петербург он случайно повстречал заместителя Дубасова генерала П.М. Баранова, который ехал в столицу с докладом о московских беспорядках. Баранов без обиняков заявил Сытину, что считает сытинцев «передовой шайкой во всей московской массе.» Когда Сытин ответил, что такие настроения царят среди всех московских рабочих, Баранов возразил: «Ну нет… У вас особенные бунтари: на похоронах этого Баумана шли впереди всех»[269]269
  Там же, с. 170.


[Закрыть]. Стало быть, Сытин плохо управляет своим предприятием.

На вокзале в Петербурге Сытина поджидали пятеро репортеров. Когда они сообщили ему о пожаре и спросили, что он об этом думает, Сытин тотчас позвонил жене, дабы выяснить подробности. Затем с видом именинника он пригласил репортеров в ресторан Палкина – «кутнуть». Он явно торжествовал и утверждал, что это происшествие сделает ему потрясающую рекламу.

Спустя три дня Сытин возвратился в Москву, на пожарище. Отрезвленный видом обугленных стен и покореженных «дорогих машин, моей гордости», расскажет издатель впоследствии в своих мемуарах, он с горечью подумал, что «всего несколько дней назад здесь ключом кипела жизнь. Гудели машины, работали станки, и, как муравьи, копошились рабочие»[270]270
  Там же. с. 172.


[Закрыть].

Сытин тотчас принялся хлопотать о получении страховки, и в протоколах судебного разбирательства по искам Сытина сохранились показания очевидцев о событиях, повлекших за собой пожар[271]271
  «Сытинцы в 1905 году. Сборник воспоминаний рабочих Первой Образцовой типографии (б. Сытина)» под ред. Е. Румайло, Н.И. Мирецкого, Л. Малькова [Москва, 192?], с. 96-110. Кроме того, отрывки из копий этих документов приводятся в кн.: Мирецкий «Первая образцовая…», с. 65-68. Мирецкий, похоже, прочитал рассказ печатников, принимавших участие в событиях (ред. А. Борщевский, С. Решетов и Н. Чистов «Московские печатники в 1905 году» [Москва, 1925], с. 86), для своей статьи «От Сытина к Первой Образцовой тип.(1876-1931)», «Борьба классов» № 5 (1932), где утверждается, что пожар устроили солдаты.


[Закрыть]. Одним из таких очевидцев был полицейский Иван Телков, который жил в квартире, выходящей окнами на типографию. Он показал, что в воскресенье 11 декабря в 8 часов утра в типографию явились человек двести, и среди них он узнал печатников и конторских служащих Сытина. В 2 часа дня они разошлись, но затем вернулись с камнями и досками и соорудили четыре баррикады, перекрывшие подходы к типографии с улицы. Войска прибыли часа в 3-4, продолжал Телков, и тогда же, по его мнению, ученики выстрелили раз пять с фабричного двора и из соседних домов. В течение пятнадцати минут солдаты отвечали ружейным огнем, а после разобрали баррикады; возле типографии они стояли до 2 часов ночи. Телков показал также, что пожарные вошли во двор горящего здания не раньше 4 часов утра в понедельник[272]272
  Мирецкий «Первая образцовая…», с. 66-67.


[Закрыть].

Важно было, как именно начался пожар, и трое свидетелей, симпатизирующих Сытину, заявили, что видели, как поджог совершили солдаты. Один из них был фабричный сторож Н.А. Закревский, который сказал что они с братом Сытина Сергеем в течение двадцати минут пытались потушить пламя[273]273
  «Сытинцы в 1905 году…», с. 96 Сергей Дмитриевич Сытин (ок. 1863—ок. 1915) – младший брат издателя, чье рождение, по-видимому, заставило Ивана бросить школу и с двенадцати лет пойти в работники. После распутной юности он в середине 80-х (Сытин приступил к изданию книг «Посредника» в 1885 г.) увлекся Толстым и под влиянием этого увлечения вступил в сельскую коммуну, о благотворном воздействии которой написал Толстому в 1886 г. На следующий год он объявился в усадьбе Толстого и выразил намерение работать по соседству и присоединиться к толстовскому «Договору против пьянства». В письме 1888 г. Толстой признался жене, что Сергей «тяжел», но «надо стараться и с Сытиным вести себя разумно и добро». В конце 80-х Сергей уехал в Смоленскую губернию, чтобы открыть там школу; это ему не удалось, и он перебрался в Москву, где жил с братом и присматривал за работой типографии. См. тт. 50, 64, 84 и 85 Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого в 91-м т. (Москва, 1928—1978).


[Закрыть]; второй – семнадцатилетний Н.С. Семенов, вероятно, ученик[274]274
  Мирецкий «Первая образцовая…», с. 98.


[Закрыть]. Самые подробные показания дал некий П. Егоров, рассказавший, как солдаты телеграфным столбом высадили окна, чтобы попасть в здание типографии. Оказавшись внутри, поведал свидетель, они факелами подожгли нижние этажи. Ночью не раз приезжали пожарные, но, по словам Егорова, им приказали не вмешиваться[275]275
  Там же, с. 66; «Сытинцы в 1905 году…», с. 96-97.


[Закрыть].

Это свидетельство подтверждается и показаниями начальника одной из пожарных команд полковника Эдуарда Лунда. Около 8 часов вечера он прибыл к типографии Сытина и застал небольшой пожар у главных ворот и три бездействующих пожарных команды, а поскольку начальник войскового отряда «дал… сигнал об остановке», Лунд отправил свою команду восвояси. Когда ночью пожар разбушевался в полную силу, продолжал Лунд, градоначальник велел тушить его только в случае опасности для соседних домов. И лишь позднее поступило «распоряжение тушить пожар»[276]276
  Мирецкий «Первая образцовая…», с. 67-68.


[Закрыть]. (С опозданием, но пожарные, безусловно, взялись за дело, так как частично ущерб типографии был причинен водой из их шлангов.)

В сборнике воспоминаний сытинцев Н.И. Мирецкий возлагает вину за пожар на солдат, озлобленных обстрелом со стороны типографских дружинников. Этими стрелками, говорит он, были ученики, которые после каждой перестрелки убегали по туннелю, соединявшему фабрику с общежитием. Хотя эти самые рабочие обнаружили и затушили начинавшийся пожар, «солдаты совместно с прибывшими пожарными взялись за дело более энергично, и громадное здание запылало»[277]277
  Мирецкий «От Сытина к Первой образцовой тип. (1876 № 1931)», с. 84.


[Закрыть]. Другой очевидец рассказывает то же самое и добавляет, что солдаты трижды безуспешно пытались схватить стрелков[278]278
  «Замоскворечье в 1905 году», с. 43.


[Закрыть].

В докладе военному министру сразу после пожара командующий Московским военным округам излагает туманную официальную версию событий. Он сообщает, что И декабря в типографию были направлены две роты солдат и полсотни казаков. «Они были встречены сильным огнем засевшей в здании боевой дружины, что вызвало ряд залпов со стороны осаждавших и закончилось пожаром типографии»[279]279
  Н.Н. Малахов – А.Ф. Редигеру, 20 декабря 1905 г., «Высший подаем революции 1905-1907 гг. Вооруженные восстания ноября – декабря 1905 года» под ред. А.Л. Сидорова и др. (Москва, 1955), с. 725. «Московский вестник» и «Русский листок» сообщили об аресте во время пожара в типографии одного из сыновей Сытина (без упоминания имени) за то, что он стрелял из пулемета по казакам. «Русское слово» назвало эти сообщения «выдумкой продажной прессы».


[Закрыть]. Причин пожара он не объясняет.

В либеральной газете «Право» было высказано предположение, что пожар возник в результате артиллерийского обстрела либо поджога, совершенного рабочими, которые хотели преградить правительственным войскам путь в типографию, где «хранились документы Совета [печатников]»[280]280
  «Информационные сообщения газ. «Право», 18-24 декабря 1905 г., Сидоров и др. «Высший подъем революции…», с. 702. В своих воспоминаниях Телешов так рассказывает о пожаре: «Сытинская типография… являлась центральным пунктом революционного Замоскворечья, защищаемым несколькими баррикадами. Царская артиллерия подожгла снарядами типографское здание и, когда съехались пожарные, им было запрещено тушить огонь» (Цитируется по ст. Б. Сибирский «Загробное возмездие», «Возрождение» № 127 [1962], с.86). Знавший Сытина Бернард Пейрз, напротив, писал: Сытин тогда был весьма удручен тем, что во время подавленного московского восстания революционеры сожгли его типографию». См. «Мои воспоминания о России» (Лондон, 1931), с. 119.


[Закрыть]. Возможно, последней версии придерживались и власти.

В ходе судебного разбирательства суд поддержал отказ страховой компании возместить хотя бы часть ущерба, исчисленного в размере 600 тысяч рублей, на том основании, что пожар произошел вследствие нарушения общественного порядка и/или вынужденных действий войсковых подразделений. Напрасно сытинские адвокаты возражали, что во время революционных волнений на территории типографии было спокойно. А виновниками пожара, утверждали они, стали несколько вооруженных пьяных хулиганов, между прочим, в военной форме, которые проникли в типографию, да еще растерянные и запуганные пожарные, которые вовремя не затушили пламя. Адвокаты Сытина предпочли бы заявить, что это официальные лица отдали приказ уничтожить типографию либо своими сознательными действиями на месте происшествия способствовали ее разрушению, однако им не хватало улик[281]281
  Это краткое изложение судебного разбирательства основано на материале, опубликованном в «Русском слове» № 35 (12 февраля 1908).


[Закрыть]. Позднее Сытин сказал, что понимает, почему Московский окружной суд принял такое решение, а московская Судебная Палата утвердила его. По его словам, он и не рассчитывал на возмещение убытков, а затеял процесс об «административном поджоге» лишь для того, чтобы законным образом придать делу огласку[282]282
  Сытин «Жизнь для книги», с. 172.


[Закрыть]. Однако до последних дней жизни Сытин настаивал на том, что власти нанесли ему преднамеренный удар, – к этому выводу он пришел сразу, едва узнал о пожаре.

Как бы то ни было, при виде обугленных развалин Сытин, проявив перед лицом невзгод неистребимый оптимизм, тотчас начал строить планы восстановительных работ. Полагаясь почти полностью на средства своей фирмы, он незамедлительно приступил к сооружению нового корпуса и приобретению оборудования для него на условиях, которые значительно упрочили репутацию издателя среди кредиторов. Он поручил своей школе рисовальщиков работу над чертежами и литографскими камнями. Он договорился с поставщиками, что полностью уплатит свои долги, если они предоставят ему трехмесячную отсрочку, получив с него только проценты, а от других уступок с их стороны отказался. Например, поставщик бумаги Ганс-Франк Марк предложил списать с долга Сытина пол миллиона рублей, но тот не принял помощи. Молва о такой финансовой живучести быстро распространилась, и Сытин засвидетельствовал, «что во всех банках и у всех поставщиков кредит нашей фирмы укрепился и расширился почти до неограниченности». А через полгода фабрика была полностью восстановлена и еще усовершенствована[283]283
  Там же, сс. 173-174.


[Закрыть]. Правда, статистика за 1906 год показывает, что доля сытинской фирмы в издательских прибылях резко понизилась (см. приложение 5, рис. 3).