Текст книги "Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин"

Автор книги: Чарльз Рууд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Год спустя и ровно через три года после того, как Дурново сообщил Феоктистову, что Сытин – невинная жертва толстовцев, министр вновь высказал суждение об издателе, на сей раз Николаю II, недавно взошедшему на престол последнему царю династии Романовых. В «Записке о широком распространении в народе вредных изданий комитетом грамотности и издательскими фирмами «Посредника», Сытина и Ермакова» от 12 февраля 1895 года Дурново обвиняет поименованные фирмы в подрыве существующего порядка. Рост грамотности, писал Дурново Николаю, ведет к тому, что все больше изданий доходит до народа. А народ, продолжал он, «почерпает из них с наивною доверчивостью первоначальные воззрения на религию, на окружающую жизнь, на отношения людей между собой»; а в результате происходит «духовное пробуждение народных масс», которое определит «всю будущность России»[88]88
  Дурново – Николаю II, 12 февраля 1895 г., ЦГИА; 776-1-30, лист 21. Не ясно, кто такой Ермаков.


[Закрыть].

Правительство, утверждал Дурново, поступает опрометчиво, выпуская чересчур мало книг; ведь лишь Святейший синод серьезно занимался издательской деятельностью, но исключительно в духовном направлении. Затем Дурново противопоставлял чахлому ручейку брошюр, выпускаемых Императорской комиссией по организации народного чтения, целый поток книг, печатаемых частными типографиями наподобие сытинской. Обрушиваясь главным образом на Толстого, министр возмущался тем, что его «лже-учения… несут открыто и беспрепятственно в последнее время самый крайний социализм и анархию под знаменем Христа», более того, в своих военных рассказах Толстой призывал истинных христиан «упорно отказываться» от службы в армии. В заключение Дурново предлагал Николаю II учредить издательский комитет, который наладил бы выпуск дешевых, верноподаннеческих книг, могущих отвлечь народные массы от толстовской лжи, публикуемой Сытиным[89]89
  Там же, лист 22.


[Закрыть].

Существует еще один служебный государственный документ, составленный за месяц до «Записки…» Дурново, в котором Сытину приписывается подрывная деятельность. Это доклад Московского Охранного отделения, приведший в очень скором времени к запрещению Московского комитета грамотности. Охранка объявила, что половина членов комитета, всего – 203 человека, «известны своей политической неблагонадежностью». В список попали Сытин и два педагога, Н.В. Тулупов и В.П. Вахтеров (оба менее, чем через год, будут работать у Сытина), а также видные московские либералы Эртель, издатель В.А. Гольцев, историк Павел Милюков[90]90
  «Дело Департамента Полиции», ЦГИА Москвы, ДЗ-635-1893, 15 марта 1895 г., листы 66, 67, 74, 76.


[Закрыть].

Однако, несмотря на бюрократические тучи, сгустившиеся над Сытиным, жюри первой Всероссийской выставки печати 1895 года присудило «Товариществу И.Д. Сытина» золотую медаль за высокое качество печати; в том же 1895 и 1896 годах эта крупная фирма, ведущая разнообразную издательскую деятельность, сотрудничающая с видными людьми своего времени, получит также премии за книги для начальной школы и массового читателя[91]91
  «Полвека для книги», с. 388-389. «Товарищество И.Д. Сытина» получило также премии Императорского Московского экономического общества, Художественно-промышленной выставки и Русского Императорского технического общества.


[Закрыть]. Крестьянин, не удостоившийся из-за своего низкого происхождения золотой медали на выставке 1882 года, с тех пор шагнул очень далеко.

Да юридически он уже и не был крестьянином. В официальном документе от 1894 года Сытин назвался «купцом второй гильдии» – этот ранг в купеческом сословии предоставлял Сытину особые права и привилегии и свидетельствовал о том, что за двадцать восемь лет, проведенных в Москве, он вознесся чрезвычайно высоко. Получить его мог лишь человек состоятельный, с положением, внесший определенный вклад в культуру; выше стояли только «купцы первой гильдии» и «почетные граждане»[92]92
  Согласно переписи 1897 г., городское население России насчитывало 16,8 млн. человек, из которых 1,3 процента были купцами второй и первой гильдий, а 1,1 процента – «почетными гражданами».


[Закрыть].

В том же документе Сытин перечислил по именам и с указанием возраста шестерых находившихся в то время дома детей: Николай (пятнадцать лет), Василий (четырнадцать), Владимир (двенадцать), Иван (восемь), Евдокия (четыре) и Петр (два). (Семнадцатилетняя Мария была, вероятно, в школе.) Нужно также отметить, что в 1894 и 1895 годах важное место в жизни Сытина занимал Чехов. Как впоследствии любил говорить при каждом удобном случае сам Сытин, именно Чехов подтолкнул преуспевающего издатели к следующему его серьезному и новаторскому предприятию – изданию газеты для народа, которая станет мощным проводником перемен в России.

Глава третья ТОНКАЯ ИГРА ВОКРУГ «РУССКОГО СЛОВА»

Сытин давно поглядывал с завистью на английские и американские ежедневные газеты, широко освещавшие жизнь в своих странах и за рубежом и выходившие большими тиражами, – так называемые массовые газеты. Особенно привлекала Сытина их необыкновенная прибыльность. Но как мог он заполучить такую газету в самодержавной России, где опекающие прессу чиновники отказывались дать дорогу человеку, «замаранному либерализмом»? То оказалась задача, потребовавшая всей его предпринимательской ловкости. Надо было только тем или иным путем завладеть газетой, а уж там он мог мало-помалу набираться смелости печатного слова, благодаря которой процветали газетные магнаты на Западе.

I

В XIX веке издатели ведущих массовых газет Европы и Америки ожесточенно боролись за читателя в бурно растущих городах, где все шире распространялась грамотность. Они отдавали предпочтение «новой» журналистике, которая привносила эмоциональность даже в сообщения о делах государственных; не считаясь с затратами, они отправляли репортеров за тридевять земель на поиски сногсшибательной и зачастую грубоватой экзотики. Затем, возбудив интерес к своим газетам, они многократно увеличивали тираж и ускоряли доставку за счет новых высокопроизводительных печатных машин, телеграфно-телефонной связи и железнодорожной сети. Среди американских пионеров массовой газеты был немецкий иммигрант Джозеф Пулитцер, который к 1878 году образовал из двух хиреющих сент-луисских листков свою «Пост-диспэтч». В 1883 году он перекупил нью-йоркскую «Уорлд», сумел «задеть массы за «живое» и уже через два года повысил ее тираж в десять раз – до 150 тысяч.

Популярность принесла Пулитцеру богатые плоды: прибыль от высоких тиражей, множество охотников купить за большие деньги газетную площадь под рекламу, значительное влияние на общественное мнение и как следствие – политическую власть. Он заявлял, что служит общественному благу и выступает от имени народа, и тем самым ставил громадные прибыли себе в заслугу. Как он скромно заметил однажды, «деньги дают независимость»[93]93
  Цитируется по кн.: George Juergens, Joseph Pulitzer and the New York World (Princeton 1966), 16.


[Закрыть]. К концу 80-х «Уорлд» имела тираж 250 тысяч; правда, в следующем десятилетии ее лидирующее положение в Нью-Йорке будет оспаривать и «Джорнал» Уильяма Рэндолфа Херста.

На другом конце Атлантики «грошовая» английская газета «Дейли телеграф» побила рекорд пулитцеровской «Уорлд» в четверть миллиона читателей. Это случилось в 1887 году – она вышла по тиражу на первое место в мире. Ее отличительной чертой была дешевизна, и, как многие подобные газеты, она появилась после отмены в 50-х годах в Великобритании так называемых налогов на знания: пошлин на газетную бумагу и других, мешавших снизить издательские расходы.

Почитателем и главным соперником Пулитцера был Элфред Хармсуорт (лорд Нортклифф), который в 1894 году приобрел лондонскую «Ивнинг ньюз», а в 1896 прибавил к ней «Дейли мейл». Перекупив в 1903 году «Дейли миррор», в 1908 он «подберет» едва держащуюся на плаву «Таймс» и за шесть лет увеличит ее тираж с 31 тысячи до 318 тысяч экземпляров. Финансовые средства для расширения он нередка выручал от свободной продажи акций своих газет.

Нортклифф и такие его собраться по печати, как Пулитцер, превратили свою независимость и заботу об интересах общества в ходкий товар – в этом смысле они могли бы подписаться под словами редактора «Таймс» середины XIX века. В 1854 году Джон Дилейн назвал английскую прессу «свидетелем от справедливости и нравственности» – функция, по его словам, утраченная церковью с ее приходом в политику. Поскольку правительство, в свою очередь, руководствовалось в делах «чисто практическими» соображениями, одна лишь пресса способна была удовлетворить потребность народа «не только ведать, что делается, но и не забывать и знать, какими средствами делается и во имя чего»[94]94
  Цитируется по кн.: The History of Times, vol. II, The Tradition, 1841-1884 (London 1939), 162-3.


[Закрыть].

Единственным ограничителем печатного слова были законы о клевете и охране государственных тайн, поэтому журналисты, часто выходцы из низших классов, довольно свободно вскрывали несправедливости, творившиеся во всех слоях общества. Главным орудием живой, репортажной журналистики, приверженцем которой стал Пулитцер, была сенсационность, и одним из ярких примеров такого стиля работы может служить кампания против детской проституции, развернутая сыном бедного священника У.Т. Стедом.

На Европейский континент народная журналистика пришла позже, чем в Англию и Америку. Это объясняется прежде всего тем, что вплоть до последней четверти XIX века частные газеты во Франции, Германии, Италии и других странах находились под пятой цензуры. Французские газеты освободились от цензуры лишь в 70-х годах, с установлением Третьей республики, но и тогда оставалось еще одно препятствие на пути развития – раздробленность. Все газеты были маленького объема и в большинстве своем посвящены только одному предмету, будь то театр, спорт или политическая партия. Число таких газет множилось, и в 1900 году в Париже их насчитывалось 240, причем многие из них – ежедневные. Некоторые газеты все же ушли от узкой специализации, чтобы завоевать массового читателя, и в 1904 году бесспорное лидерство с миллионным тиражом захватила «Пти паризьен». В молодой германской империи, где в соответствии с законом о печати 1874 года по-прежнему существовала жесткая цензура, газеты во всех крупных городах отражали местные пристрастия. Стремясь установить прусское господство, канцлер Бисмарк использовал секретные «взяточные» фонды для подкупа частных газет и передал монополию на информацию контролируемому правительством «Вольф бюро»[95]95
  Fritz Stern, Gold and Iron: Bismarck, Bleichroder, and the Building og German Empire (New York 1977), 263-6.


[Закрыть]. Другой ведущей газетой на Европейском континенте была итальянская «Коррьере делла сера», выходившая в Милане тиражом 70 тысяч экземпляров (1900 г.). Ее читали в основном на севере страны[96]96
  См. главу о «Коррьере» в кн.: Martin Walker, Power of the press: the World's Great Newspapers (London 1982).


[Закрыть].

В России царь Александр II в 1865 гаду смягчил цензурные ограничения, отменив предварительную цензуру частных газет в Москве и Петербурге, однако издававшиеся там в 70-х и 80-х годах более или менее крупные газеты относились по преимуществу к разряду «бульварных», то есть аполитичных и тяготеющих к сенсационности. Если газета затрагивала серьезные проблемы, она негко могла навлечь на себя разорительные санкции: запрет на уличную торговлю и рекламу, введение предварительной цензуры и даже закрытие.

Таким образом, когда Сытин в 90-х годах заявил о себе, в России не было популярной массовой газеты, наподобие тех, что издавали Пулитцер и Нортклифф, да и тиражи самых крупных бульварных газет в обеих столицах не превышали пятизначной цифры. К примеру, наиболее влиятельная в России частная ежедневная газета «Новое время», издававшаяся в Петербурге, имела к 1900 году всего 60 тысяч читателей; правда, ее издатель А.С. Суворин столь последовательно поддерживал правительство, что читающая публика справедливо считала «Новое время» полуофициальным органом.

Стало быть, русские газеты в этот период жизни Сытина мало чем отличались по содержанию и внешнему виду от своих предшественниц 60-х годов. Нельзя было назвать их и массовыми – по западным меркам. Сделай мы обзор всех русских газет, издававшихся в октябре 1900 года, оказалось бы, что лишь восемьдесят восемь газет, выходивших ежедневно, а также два и три раза в неделю, находились в руках частных владельцев, из них одиннадцать – в Петербурге и семь – в Москве. В этом списке лишь несколько изданий были «серьезными», а большинство – «необычными» или «местного значения»[97]97
  А. Пешехонов «Русская периодическая газета (статистический очерк)», «Русское богатство» № 3 (март 1901), с. 17-18.


[Закрыть].

К последним относилась московская бульварная ежедневная газета «Русское слово», издававшаяся тиражом около 30 тысяч на средства Сытина. Как он не раз повторял, Чехов убедил его, что России нужна независимая газета в противовес суворинскому полуофициальному «Новому времени».

Чехов хорошо знал Суворина. Первые публикации писателя появились в бульварной прессе, а в 1886 году началось его сотрудничество с Сувориным. Издатель хорошо платил за чеховские рассказы, которые выходили и в «Новом времени», и отдельными книгами, и это сотрудничество сблизило их. В начале 1891 году Чехов вместе с Сувориным и его сыном совершил путешествие в Западную Европу и восхищался там высоким уровнем жизни и культуры людей, а также их духовной свободой.

Чехов все глубже проникался болью за обездоленный народ России; как врач он много помогал больным крестьянам в своем подмосковном имении Мелихово и окрестных деревнях, а во время голода 1891-1892 годов пытался организовать частные пожертвования в дополнение к явно недостаточной государственной помощи. Видя, как остро нуждается страна в либеральных реформах, он все громче возмущался антинародным духом «Нового времени». Так, в конце 1891 года он написал Суворину письмо, в котором осудил нападки газеты на радикального философа Вл. Соловьева[98]98
  Чехов – А.С. Суворину, 18 ноября 1891 г., в кн.: «Жизнь и письма Антона Чехова», пер. и ред. С.С. Котелянский и Филип Томлинсон (Лондон, 1965), с. 195.


[Закрыть]. В следующем году он совершил путешествие на Сахалин и затем описал чудовищные условия, в которых содержались там преступники, но опубликовал свой очерк не у Суворина и тем самым разорвал отношения с «Новым временем». В апрельском письме 1893 года к брату Чехов раздраженно отзывается о редакторах «Нового времени»: «Они мне просто гадки, и это я заявлял тебе уже неоднократно»[99]99
  Чехов – Ал. П. Чехову, 4 апреля 1893 г., ПСС, т. 16, Письма 1893-1896 (Москва, 1949), с. 54.


[Закрыть].

Спустя восемь месяцев, 16 декабря 1893 года, Чехов познакомился с Сытиным. Как мы уже говорили, он согласился продать ему сборник повестей и якобы начал внушать издателю мысль о газете, которая помогла бы улучшению жизни в России, то есть делала бы то же, что сделал он своим сахалинским очерком[100]100
  Н.И. Гитович «Летопись жизни и творчества А.П. Чехова» (Москва, 1955), с. 351.


[Закрыть]. Как автор, принимавший участие в серии «Посредника», Чехов уже знал, что Сытин – подходящая кандидатура для задуманной им народной газеты, а сам он был достаточно видным писателем, чтобы снискать преданность Сытина. Завязалась дружба, которой суждено было продлиться все одиннадцать лет, что осталось прожить Чехову; от этого периода сохранилось двадцать девять деловых писем Сытина к Чехову, всего четыре (одно неотправленное) – Чехова к Сытину и еще несколько писем Чехова к другим людям, где он высказывается о Сытине[101]101
  Письма см.: А.П. Чехов. ПСС и писем в тридцати томах (Москва, 1974-1978), т. 6; а также А.П. Чехов. Собрание сочинений в 12-ти томах (Москва, 1957), т. 12.


[Закрыть].

Описания их встреч вызывают ощущение некой хрупкой близости. Сытин несколько раз гостил в чеховском Мелихове, и Чехов не раз бывал гостем Сытина. Когда болезнь вынудила Чехова жить на даче в Ялте, Сытин навещал его там.

Дружеские отношения между Чеховым и Сытиным могли бы разом оборваться осенью 1895 года, отправь Чехов московскому издателю письмо, которое он набросал примерно 4 октября того года. Чехов сохранил карандашный черновик этого желчного послания, но, судя но всему, так и не переписал его набело. А родилось оно потому, что Сытин нарушил обещание издавать журнал «Хирургия», представлявший для Чехова профессиональный интерес. С первых же строк он берет решительный гон: «Вы почему-то предпочли отказывать и обещать в одно и то же время… Для чего?» Далее он требует, чтобы Сытин больше не заговаривал об этом деле[102]102
  Чехов – Сытину, 4 октября [?] 1895 г. [не отправлено], Чехов, ППС и писем, т. 6, с. 82.


[Закрыть].

После Чехов передумал посылать письмо и избрал другую тактику. Он обратился к Суворину с предложением издавать «Хирургию» и получил его согласие на издание да еще и на субсидию. Когда Чехов показал Сытину суворинское письмо, тот сразу предложил более кмгодные условия; заключив сделку, Чехов выразил благодарность Суворину. «То дело тотчас выгорело, – написал он. – …Сытин… берет все расходы и уплачивает редактору по 2 рубля с каждого подписчика, себе оставляя остальное»[103]103
  Чехов – Суворину, 10 ноября 1895 г., Чехов, СС, т. 12, с. 93.


[Закрыть]. Чехов правильно рассудил, что Сытин не позволит петербургскому конкуренту перебежать себе дорогу.

Своим знакомым Чехов говорил, что считает Сытина поверхностным, но все же умным и интересным человеком, несомненным способностям которого нужно дать верное направление. Этим мнением продиктован его совет писателю И.И. Павловскому, когда тот уже терял надежду на опубликование своих произведений у Сытина. «С Сытиным, – писал Чехов, – только познакомьтесь; об издании же Ваших сочинений я поговорю сам при случае. Это интересный человек. Большой, но совершенно безграмотный издатель, вышедший из народа. Сочетание энергии вместе с вялостью и чисто суворинскою бесхарактерностью»[104]104
  Чехов – Павловскому, 22 мая 1899 г., Чехов ПСС и писем, т. 8, с. 190. Павловский должен был увидеться с Сытиным в Париже, куда издатель выехал по делу. См. также: Чехов – Павловскому, 5 мая 1899 г., «Оксфорд славоник пейперз», № 9 (1960), с. 124-125.


[Закрыть].

При всех оговорках Чехова искренне восхищало в Сытине то, что он выбился «в люди» и основал единственную издательскую фирму, «где русским духом пахнет и мужика-покупателя не толкают в шею»[105]105
  Чехов – Суворину, 8 декабря 1893, Чехов, СС, т. 12, сс. 39-40.


[Закрыть]. Этот неотесанный, необразованный человек нажил капиталы и приобрел машины, с помощью которых мог сделать много добрых дел, но для их осуществления он нуждался в наставничестве просвещенных умов.

II

Уже через год после их знакомства Сытин говорил, что Чехов убедил его – народу нужна хорошая газета. «Я не знал газетного дела и очень боялся его чрезвычайной сложности и трудности. Но А.П. Чехов, которого я безгранично уважал и сердечно любил, почти при каждой встрече говорил мне: «Сытин должен издавать газету»[106]106
  И.Д. Сытин «Жизнь для книги» (Москва, 1978), с. 120. См. также: «История газеты «Русское слово», РО ГБЛ 259-1-1, лист 3.


[Закрыть].

Не исключено, правда, что Сытин, отводя Чехову столь значительную роль в этом деле, просто хочет лишний раз козырнуть близким знакомством со знаменитостью; ведь как следует из письма от 1885 года, еще за девять лет перед тем Чертков, Толстой и Сытин обсуждали издание народной газеты[107]107
  Редактор произведений Толстого в подстрочном примечании (ПСС, т. 85, с. 175) приводит краткое содержание письма Черткова к Толстому, датированного 29 апреля 1885 г. (и доставленного Сытиным), где речь идет о газете для народа, отвечающей, по всей видимости, тем же требованиям, что и «Посредник». Он уточняет далее, что идею эту предложил сам Толстой, а Сытин обдумывал свое участие.


[Закрыть]. Более того, до знакомства с Чеховым Сытин дважды подавал прошение об издании отдела новостей еженедельной газеты в качестве приложения к журналу «Вокруг света». Чехов, безусловно, подталкивал Сытина на этот шаг, но, возможно, Сытин сильно преувеличивал долю его участия.

Ясно одно: чиновники считали издателя «Посредника», по выражению близкого соратника Сытина, человеком, «замаранным либерализмом»[108]108
  В.М. Дорошевич «Русское слово», «Полвека для книги», с. 395.


[Закрыть], и не хотели давать ему в руки такой мощный рычаг общественного мнения, как газета. Тогда, утверждает Сытин, Чехов посоветовал ему обходными путями, без лишнего шума купить добропорядочную консервативную газету и постепенно превратить ее в либеральную. И Сытин последовал этому совету, основав в 1894 году «Русское слово».

Сытин не сомневался, что соберет достаточно денег на покрытие издательских расходов и внесение обязательного залога в 5 тысяч рублей под возможные штрафы, и понимал: главное – найти подходящего «ответственного редактора» (штатного сотрудника, который несет ответственность в случае нарушения газетой закона о печати). Сытину нужен был человек, известный правительству как истый патриот, и, вновь не упуская случая упомянуть громкое имя, он рассказывает, что благодаря знакомству с Толстым случай свел его с тогдашним редактором консервативного журнала «Русское обозрение» А.А. Александровым[109]109
  «История газеты «Русское слово», РО ГБЛ, 259-1-1, лист 3.


[Закрыть]. Сын набожных крестьян, Александров был человек умный, насквозь консервативный и крайне безалаберный. Неопрятное платье и неряшливый вид делали его похожим на нигилиста, хотя уж кто-кто, а он не стремился к этому сходству[110]110
  Б.А. Щетинин «В литературном муравейнике (встречи и знакомства)», «Исторический вестник» 123, № 3 (1911), с. 876.


[Закрыть]. Успешно окончив в 1891 году Московский университет по отделению русской литературы, он остался на факультете доцентом, однако в следующем же году оставил университет, когда издатель Н. Боборыкин предложил ему редактировать «единственный консервативный журнал» в Москве[111]111
  Главное управление по делам печати – московскому генерал-губернатору, 29 июля 1892 г., ЦГИА Москвы, 16-79-197, т. 1, лист 8.


[Закрыть].

Тогда Главное управление по делам печати рассматривало кандидатуру Александрова и нашло его «благонадежным», но чересчур неопытным. Секретное отделение при московском генерал-губернаторе согласилось с этой оценкой и выразило сомнение в том, что Александров осознает важность «задачи»[112]112
  Тайное отделение при московском генерал-губернаторе – в министерство внутренних дел, 16 августа, 1892 г., ЦГИА Москвы, 16-79-197, т. 1, листы 12-13.


[Закрыть]. Но Александров подал еще одно прошение генерал-губернатору, обещая – от имени своего, москвичей и всего русского народа – сделать журнал «вполне прекрасным, здоровым, истинно русским, истинно консервативным, литературно-художественным, научным и православно-монархическим органам». По его словам, он прошел школу у «великого патриота Каткова, до самой смерти оказывавшего мне знаки своей особенной благосклонности»[113]113
  Александров – генерал-губернатору, получено 5 октября, 1892 г., ЦГИА Москвы, 16-79-197, листы 14-16.


[Закрыть].

А в Петербурге существовал еще более внушительный покровитель К.П. Победоносцев. Обер-прокурор Святейшего синода видел в Александрове услужливого журналиста и наверняка замолвил за него словечко в Главном управлении по делам печати, которое изменило свое решение и I января 1893 года разрешило Александрову занять кресло редактора в журнале «Русское обозрение»[114]114
  Московский генерал-губернатор – министру внутренних дел, 6 октября 1892 г., ЦГИА Москвы, 16-79-197, т. 1, лист 17.


[Закрыть].

Александров проработает там до середины 1898 года, и письма этого периода свидетельствуют о дружеских отношениях с Победоносцевым и Московским комитетом по делам печати. Победоносцев неоднократно давал советы по содержанию «Русского обозрения», сотрудничал в качестве автора и хлопотал о предоставлении журналу государственных субсидий[115]115
  «Письма Победоносцева К.П. Александрову А.А.», ЦГАЛИ, 2-2-5 (12 января 1894 – 31 марта 1896). В этой папке хранится восемнадцать писем.


[Закрыть]. Известен случай, когда автор прислал Александрову статью, о которой его не просили, поскольку Победоносцев заверил его, что она будет напечатана[116]116
  М. Миронис – Александрову, 14 апреля 1895 г., ЦГАЛИ, 2-1-802, лист 50.


[Закрыть], Другой автор переслал свою работу через председателя Московского комитета по делам печати князя Н.В. Шаховского, сообщив в сопроводительной записке, что этот журнал рекомендовал ему Победоносцев[117]117
  Ф.П. Еленев – Александрову, 11 февраля 1898 г., ЦГАЛИ, 2-1-802, лист 26.


[Закрыть]. Незадачливый редактор получал также десятки писем (сорок из них сохранилось), в которых авторы жаловались на несдержанные обещания и невыплаченные гонорары.

Итак, прошло чуть больше года, как Александров служил редактором, когда Сытин решил, что он может стать подходящим «фасадом» для недорогой ежедневной московской газеты и под его марку они получат разрешение. Сытину стало известно также, что властная, честолюбивая госпожа Александрова благосклонно отнесется к дополнительному жалованью. И вот в начале 1894 года Сытин изложил свое предложение Александрову. В марте он сообщил ему, что в Москву скоро приедет один из пайщиков купец Н.В. Ревяким. И наконец, пригласил Александрова к себе на чай[118]118
  Сытин – Александрову, 10 марта 1894 г., ЦГАЛИ, 2-1-747, лист 1.


[Закрыть].

Вот так, по воспоминаниям Сытина, он обхаживал Александрова:

«В 80-х годах в московском доме Л.Н. Толстого я познакомился с приват-доцентом Анатолием Александровичем Александровым, который был учителем младшего сына Толстых, Андрея Львовича.

Это был толстый, неуклюжий человек, лет 35, хромой, кудластый, нескладный. Он был известен своей близостью к Победоносцеву и издавал реакционный журнал «Русское обозрение»… Я заключил: есть только один человек, которому Победоносцев без возражений разрешит издание дешевой народной газеты, – это редактор «Русского обозрения» Анатолий Александрович Александров.

…Я пригласил к себе на чай А.А. Александрова, а вместе с ним еще И.Л. Щеглова [И.Л. Леонтьева], автора театральных пьес и сотрудника журналов, и Г.П. Георгиевского, учителя и писателя, известного своими историческими и философскими статьями.

Беседуя за чайком о том, о сем, я незаметно свел наш разговор на газету.

– А отчего бы нам, господа, не начать издавать свою газету? Вы, Анатолий Александрович, – личный друг Победоносцева, и, конечно, кому-кому, а вам он никогда не откажет в разрешении на газету. Разрешит и дешевую, и бесцензурную, и народную… Подумайте, как хорошо бы было… Вся редакция у нас готова, в полном составе: вы – редактор, Г.П. Георгиевский – передовик, И.Л. Щеглов – фельетонист, а я – ваш издатель. Для крепости можно позвать еще и Ф.Н. Плевако. Подумайте, разве плохо? Ведь у нас запляшут лес и горы!..

Мысль моя показалась удачной, и вся компания заметно оживилась:

– Айв самом деле, господа. Ведь это идея: дешевой газеты в Москве нет.

Все стали судить, рядить и примериваться к будущей газете. Молчал только Александров.

– Ну так как же, Анатолий Александрович, быть или не быть? За вами слово… Дело ведь доброе, и работа (кем бы нашлась…

Я налил вина в стаканы и поднял бокал за будущую лицевую газету. Чтобы ковать железо, пока горячо, я тут же вынул из кармана сторублевый билет и положил на стол.

– Не теряйте времени, дорогой Анатолий Александронич, вот деньги на дорогу, поезжайте в Петербург к дедушке» (Победоносцеву), и он вам все сделает, что нужно.

Александров согласился:

– Ну, ладно… А как же будет называться газета, какая ей цена?

– Цена – 5 рублей в год, – сказал я, – а название от вас зависит. Редакция налицо, пусть она и название придумает.

– А что, если назвать «Русское слово»? – предложил Александров.

– Отлично, прекрасно!.. «Русское слово». (Под таким названием в 60-х годах выходил известный радикальный журнал.]

Все согласились и очень радостные, оживленные, веселые разошлись по домам.

Прошло несколько дней… Еду я как-то по Тверской, 1мотрю: Александров с супругой, Авдотьей Тарасовной, на извозчике катит… Увидели меня, остановились. А супруга еще издали кричит:

– …Поздравь нас, Сытин! Разрешение-то – вот оно!..»[119]119
  И.Д. Сытин «Жизнь для книги», с. 121-123.


[Закрыть]

III

Прошло некоторое время, пока разрешение Победоносцева вступило в законную силу. Александров подал официальное прошение об издании и редактировании «Русского слова»! 10 мая 1894 года. Одобрение министра ннутренних дел было получено 16 октября 1894 гада[120]120
  Александров – в Главное управление по делам печати, 10 мая 1894 г., ЦГИА, 776-8-847, лист 1. Разрешение министерства внутренних дел содержится в «Программе газеты „Русское слово“…», ЦГАЛИ, 595-1-2, лист 1.


[Закрыть].

Между тем еще 29 июня Феоктистов, по-прежнему руководивший Главным управлением по делам печати, сообщил в письме к Александрову, что согласие определено будет, но дело за пятитысячным залогом, взимаемым со всех газет[121]121
  Динерштейн «И.Д. Сытин», с. 83.


[Закрыть]. Внес этот залог знаменитый юрист Ф.Н. Плевако, которого Сытин, за чаем с Александровым, упомянул как своего адвоката. Плевако водил дружбу с Сытиным с давних дней его ученичества в лавке Шарапова и был пайщиком Александровского «Русского обозрения». Сытин говорит, что он лично просил его о финансовом участии в «Русском слове» лишь) после успешной поездки Александрова, в Петербург[122]122
  И.Д. Сытин «Жизнь для книги», с. 124-125.


[Закрыть].

Помимо Плевако и Сытина, начальный капитал в 50 тысяч рублей помогли собрать Ревякин, крымский помещик И.А. Вернер и литограф М.Т. Соловьев. Однако Сытин позаботился о том, чтобы в деловых бумагах значилось только имя Александрова в качестве и издателя (то есть владельца), и ответственного редактора. Кроме того, Сытин предусмотрительно отдал заказ на печатание «Русского слова» в принадлежавшую государству типографию при Московском университете под началом В.А. Гринпиута, где уже печатались консервативные «Московские ведомости» – любимая газета царских сановников.

Ничто в официально одобренной программе «Русского слова» не указывало на новаторские устремления газеты[123]123
  Александров – в Главное управление по делам печати, 10 мая 1894 г., ЦГИА, 776-8-847, лист 1.


[Закрыть]. Подобно другим изданиям, она имела право печатать передовые статьи и телеграммы, заграничные, московские и губернские новости, статьи из других газет, «изложение, истолкование и разъяснение законов, мероприятий и распоряжений правительства», фельетоны «научного или беллетристического» характера и рекламу. В ноябре цензура предоставила газете дополнительное право помещать одобренные фотографии членов царской фамилии и видных государственных деятелей и разрешила снизить стоимость годовой подписки с 5 рублей до 4, расширив тем самым круг ее читателей[124]124
  «Программа газеты „Русское слово“…», ЦГАЛИ, 595-1-2, лист 1.


[Закрыть].

«Русское слово» начало выходить в январе 1895 года.

А в середине предыдущего месяца Александров по указанию Сытина отпечатал в рекламных целях 400 тысяч экземпляров «пробного» выпуска, датированного 15 декабря, – для распространения по всей стране. Правда, этот широкий жест не привлек особого внимания. В то время как солидные ежедневные газеты имели тираж от 30 до 50 тысяч, «Русское слово» начиналось с 10 тысяч, и треть рассылалась бесплатно[125]125
  [Н.О. Бочаров] «Семейная хроника „Русского слова“ и „Искры“…», РО ГБЛ, 295-1-4, лист 3. Александров привлек таких консервативных авторов, как печатавший его газету В.А. Грингмут, исправившийся революционер Лев Тихомиров, архимандрит Никон и консервативный чиновник М.П. Соловьев, возглавивший в середине 1897 г. цензурное ведомство.


[Закрыть]. Увы, сокрушался Сытин, «это был подголосок «Московских ведомостей» [консервативной, националистической газеты]… для «простого народа»… и нестерпимо пошлой»[126]126
  И.Д. Сытин «Жизнь для книги», с. 126.


[Закрыть].

Сытина тревожило неудачное начало «Русского слона». «В тоске и в смущении, – рассказывает он, – я прибег к своему обычному лекарству – пошел поговорить с А.П. Чеховым.» Чехов ободрил его: «Редакция эта не вечна… Надо только дождаться ее естественной смерти и заменить другой. Действуй же и терпеливо дожидайся своего часа». Первым делом следовало «заручиться правом на издание бесцензурной газеты». Затем Сытин должен был надеяться «на наступление более светлых времен и возможность преобразования» его нового детища[127]127
  Там же, сс. 125-126; «История газеты „Русское слово“», РО ГБЛ, 259-1-1, лист 3.


[Закрыть].

На первом году жизни газета понесла большие убытки, Уже в марте Сытин начал предупреждать Александрова, что тот недопустимо много тратит: «Осталось только лопнуть, что, пожалуй, скоро и будет»[128]128
  Сытин – Александрову, 31 марта 1895 г., ЦГАЛИ, 2-1-47, лист 5.


[Закрыть]. К декабрю от собранных им 50 тысяч начального капитала не осталось ни рубля[129]129
  И.Д. Сытин «Жизнь для книги», с. 126.


[Закрыть]. Резкое недовольство выражал Александрову и Плевако: «Газета, очевидно, не нашла своей дороги и идет шаблонами… Мысль о том, что она удовлетворяет своих читателей, очевидно, иллюзорна…»[130]130
  Динерштейн «И.Д. Сытин», с. 84.


[Закрыть]

В отчаянии Александров обратился за помощью к генерал-губернатору Москвы великому князю Сергею Александровичу, который поддержал прошение и переслал его своему брату Николаю II. 19 апреля 1896 года Николай пожаловал «Русскому слову»! 10 тысяч рублей, а 5 июня присовокупил к ним еще 25 тысяч. Александрову удалось повысить тираж, увеличив бесплатную рассылку газеты, но к следующему декабрю убытки составили 20 тысяч рублей. В новом году Александров, ссылаясь на то, что это дело государственной важности, снова просил великого князя о субсидии[131]131
  Там же, сс. 84-85. По свидетельству автора, поступившего в редакцию «Русского слова» в 1899 г., в 1896 г. «после десятка кликушеских квази-патриотических передовых статей, в которых восхвалялись прелести тогдашнего приказно-бюрократического строя, Александров ездил в Петербург и привозил оттуда более или менее жирную субсидию» (Щетинин «В литературном муравейнике», с. 876).


[Закрыть]. (По словам Сытина, великий князь дал 35 тысяч рублей в 1896 году, и царь – еще столько же в 1897[132]132
  И.Д. Сытин «Жизнь для книги», с. 127.


[Закрыть]. Но по всем известным до сей поры официальным документам проходят лишь 35 тысяч рублей, пожалованные в 1896 году Николаем II.)

За первый год существования «Русского слова» Александров трижды – возможно, по требованию домовладельцев, не получавших арендной платы, – переводил редакцию на новое место, пока не обосновался на Тверском бульваре, неподалеку от памятника Пушкину. В том доме был мезонин, который приглянулся жене Александрова, они поселились там, и в редакции сразу почувствовали навязчивое соседство Авдотьи Тарасовны. Вот что рассказывал работник редакции Н.П. Бочаров: «Частый шум, доносившийся в редакцию из мезонина, в который вела внутренняя лестница, нарушал спокойное настроение сотрудников и мешал им работать»[133]133
  «Семейная хроника „Русского слова“ и „Искр“…», РО ГБЛ, 259-1-4, лист 8.


[Закрыть]. Весной 1897 года Авдотья Тарасовна, едва умевшая читать, писать и считать, назначила себя управляющей коммерческой частью. На Пасху, сказав сотрудникам, которые просили уплатить им жалованье, что деньги потребны на иные нужды, супруги Александровы уехали в окрестности своего любимого монастыря – покупать домик. Спустя несколько месяцев, в августе, Грингмут заявил, что не отпечатает больше ни одного экземпляра «Русского слова» и «Русского обозрения», пока не будет оплачен счет в несколько тысяч рублей[134]134
  Адвокат А.Е. Сирин – Александрову, 13 августа, 1897 г., ЦГАЛИ, 2-1-6, лист 1. В то время за печатание «Русского слова» и «Русского обозрения» типография выставила счета на общую сумму 2757 руб. 05 коп.


[Закрыть].

К тому времени Александрову и Сытину порядком надоело их первоначальное соглашение, и Сытин готов был выкупить у Александрова его мнимый титул издателя. Чтобы получить необходимое одобрение правительства, Сытин заплатил Александрову с условием, что тот убедит чиновников, будто «продажа» газеты – единственное для него средство спасти «Русское обозрение». 28 августа они подписали документ, который требовал от Александрова немедленной поездки в Петербург с прошением о передаче «Русского слова» Сытину как издателю и ответственному редактору. В случае отказа утвердить Сытина редактором Александров должен был остаться на этом посту. С переходом газеты в свою собственность Сытин обязывался заплатить Александрову 15 тысяч рублей[135]135
  «Акт о продаже А.А. Александровым газеты „Русское слово“ Ивану Дмитриевичу Сытину» (копия), ЦГАЛИ, 2-1-540, 28 августа 1897 г. лист 1; Сытин «Жизнь для книги», с. 127. Динерштейн приводит архивные данные, согласно которым Сытин заплатил за «Русское слово» 40 тыс. руб. Динерштейн объясняет, что эта сумма включает 15 тыс. руб. по купчей, еще 5 тыс. руб. залога, выплаченного государству, и «накладные расходы» (т. е. взятка или взятки) в размере 20 тыс. руб. (Динерштейн «И.Д. Сытин», с. 89). Иникова прямо говорит, что Сытин дал взятку в Петербурге, чтобы ему разрешили купить газету. См.: С.А. Иникова «Газета И.Д. Сытина „Русское слово“» (Москва, 1983), 4, неопубликованная работа 12927, копия в ИНИОН, Москва.


[Закрыть], а на утверждение Сытина еще и редактором ни один из них, вероятно, не рассчитывал.