Текст книги "Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга"
Автор книги: Чарлз Эванс
Соавторы: Норгей Тенцинг
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
Ужин был основательный: консервы, овощи, рис, картофель. Носильщики обычно располагались поодаль от главного лагеря, среди деревьев и скал. И вот уже весь склон расцвечен кострами, на которых готовится пища, вокруг каждого костра объединялось человек пять – десять. Ложились мы обычно в девять часов, а в пять утра следующего дня уже готовы были начать очередной этап.
Сразу после нашего прибытия в Чьянгтхапу разразилась сильнейшая гроза, обычная в предмуссонный период. Мы раздавали носильщикам рис из склада, устроенного в этой деревне Аджибой, когда начали падать крупные капли дождя и подул порывистый ветер. Стало темно, и только ослепительные молнии рассекали мрак. Хлынул ливень, буйный ветер раскачивал верхушки деревьев, ломая сучья. Началась страшная суматоха, продукты поспешно перенесли в хибарку, служившую школой, затем раздача возобновилась. Для спасения продуктов, палаток и прочего снаряжения пришлось мобилизовать все силы, и мы успели промокнуть насквозь, прежде чем смогли укрыться в другой лачуге и приступить к ужину. А утром нас опять встретила ясная погода. Пхалут, с которого мы спустились накануне, возвышался на 2500 метров над нами, сверкая свежим снегом.
Мы продолжали двигаться на север по оголенным возделываемым склонам: непальцы свели на них весь лес. 19 марта, перейдя реку по хрупкому висячему мосту, мы под проливным дождем разбили лагерь, не доходя деревни Кхебанг.
На следующее утро нам оказали великолепный прием. Здесь живут в основном индийцы, принадлежащие к одной из высших каст; у местных ребятишек есть учитель, нанятый жителями на свои средства. Ради торжественного случая дорога была украшена цветами. Мы прошли под нарядной аркой, затем нас ожидал концерт непальской песни в исполнении школьников.
Мы расположились завтракать прямо на травке. Поблизости тянулась невысокая стена; самые расторопные ребята – человек шестьдесят-семьдесят – взобрались на нее и расселись в ряд. Остальные стояли или сидели на земле у стены. Некоторые расхаживали около нас, глядя, как мы едим.
Мы устроились на большом брезенте; поблизости хлопотал со своими помощниками наш повар Тхондуп. То и дело кто-нибудь из наиболее заботливых шерпов принимался отгонять зрителей, считая, что они слишком уж напирают на завтракающих альпинистов.
– Ну-ка, отойдите подальше, не мешайте людям, не смущайте их.
День выдался опять жаркий, и мы расставили зонты от солнца. Хозяева и гости с любопытством рассматривали друг друга. Нас занимало удивительное разнообразие лиц, старых и молодых, одежды и узоров на ней. А что видели они? Интересно было бы прочитать на следующий день сочинения школьников на тему «Посещение английской экспедиции»! Во всяком случае, местные жители, должно быть, остались довольны представлением; позднее, уже в базовом лагере, я получил письмо от учителя, который выразил желание навестить нас. Правда, хотя я не замедлил послать ему самое сердечное приглашение, он так и не пришел. Возможно, контраст между жаркой деревней на пыльном склоне и ледяной пустыней в верховьях Ялунгской долины был чересчур велик, и первоначальный порыв, рожденный яркими впечатлениями, быстро иссяк.
В тот день мы впервые увидели людей из Гхунзы. Обогнув выступ на склоне ущелья по пути в Ямпходин, мы встретили пастухов, которые показались нам похожими на шерпов. Такие же косички, сходная одежда и серьги, широкие улыбки. Мы сразу почувствовали себя словно среди старых знакомых; шерпы – тоже, они объяснялись с пастухами на языке, близком к шерпскому.
В Ямпходине человек семьдесят из числа дарджилингских носильщиков решили, что дальше идти не стоит. Видно, на них произвели впечатление рассказы местных жителей о трудных перевалах впереди высотой свыше 3000 метров, которые нужно было преодолеть, чтобы выйти к реке Симбуа Кхола. Нам не удалось переубедить их; пришлось оставить часть снаряжения в деревне, с тем чтобы забрать его впоследствии.
Наш очередной лагерь расположился сразу за Ямпходином, возле источника в лесистом ущелье, среди валунов и зарослей рододендрона. Носильщики рассеялись, по своему обыкновению, в чаще; вечером, прогуливаясь по ущелью, я услышал, как один из них поет у костра. Я разобрал несколько слов и попросил одного шерпа перевести мне. Носильщик пел о таком же бедном непальском крестьянине, как он сам, о Тенцинге, который поднялся на высшую точку Земли, поднялся из самых низов к высотам славы и благосостояния.
22 марта было одним из важных дней нашего марша. Мы совершили большой переход. Сначала поднялись на 1200 метров к травянистому седлу, через которое пролегал путь в Симбуа. В одном месте горный склон был опустошен лесным пожаром, и лишь кое-где сохранились одинокие рододендроны, словно алые лоскутки на черной гари. Выше мы вошли в приветливый лесок со светлыми прогалинами. Стволы высоких деревьев были окутаны мхом. Тропинка, извиваясь между ними, вывела нас на просторный луг – перевал. Воздух еще не насытился мглой, и с перевала нам открылся красивый вид. Сзади стояли стройные сосны, впереди, на севере, высился противоположный склон лесистого ущелья Симбуа, а направо открывалась Ялунгская долина. Большую часть ее уже скрыли облака, но с левой стороны виднелась одна вершина, каменный треугольник с белыми заплатами льда и снега, – Джанну.
Спуск с перевала к Симбуа Кхола был очень приятен. Расположенный на относительно большой высоте, северный склон радовал нас свежей прохладой, которой совершенно были лишены жаркие пыльные долины, оставшиеся позади. Тут и там на тропе лежал снег, рододендроны здесь только-только начинали цвести. К вечеру мы достигли реки и нашли место для ночевки. Мы находились на высоте 3000 метров, с самого Пхалута у нас не было такой холодной ночи.
На следующий день я собирался пройти по долине возможно выше, так как нам предстояло разбить наш первый постоянный лагерь. Единственное, чем мы могли руководствоваться при выборе места для этого лагеря, было описание долины, составленное Кемпе. Решили идти вверх, пока не высмотрим что-нибудь подходящее.
Вышли рано. Я разбудил носильщиков в половине пятого, вскоре запылали костры, и два часа спустя весь караван выступил в путь. Наши сборы могут показаться долгими, но с таким многочисленным отрядом трудно собираться быстрее. Надо приготовить и съесть завтрак, а индийцы не склонны спешить с этой процедурой, надо снять и уложить палатки, каждый носильщик должен уложить по-своему свою ношу, взвалить ее на спину и выйти на тропу. Вы думаете: «Ну вот, еще один вышел», – так нет, пройдя несколько шагов, он сваливает ношу на землю и возвращается – посидеть, выкурить последнюю сигарету на дорогу. Самые расторопные выходят в путь через час после побудки, но ведь надо еще собрать всех тех, кто с вечера удалился в лес на полкилометра и больше в поисках удобного места для ночлега.
Утро выдалось хлопотное, зато природа вознаградила нас. Мы шли вверх по узкой долине, через сосновый лес. Нагретая солнцем хвоя, устилавшая почву, насытила воздух чудесным запахом, цвели рододендроны, кустики примулы, рядом бурлила река Симбуа. Тропа часто выводила отряд на открытые травянистые поляны, и нашим взорам представали возвышавшиеся над Церамом отроги; еще дальше горели на солнце ледяные шапки могучих заоблачных вершин – Ратонга и Кабру.
В 12.30 мы достигли Церама, а два часа спустя, окруженные туманом, вышли на зеленую террасу, на которой увидели полуразрушенный буддийский храм.[23]23
Мы не смогли точно установить, как называется это место. Возможно, это монастырь Даченрол, или Дечерол. Гхунзы уверяли, что это Ялунг, хотя на карте топографической службы Индии Ялунг помещен ниже по течению. Я называю его – Ялунгский лагерь.
[Закрыть]
Шел небольшой снежок. Шерпы заверили нас, что здесь находился базовый лагерь Кемпе. Впоследствии мы убедились, что он располагался несколько выше по ущелью; так или иначе, замыкающие караван носильщики сильно отстали, и в этот день вряд ли удалось бы пройти дальше. Место нам понравилось, дров было сколько угодно, и я решил на ближайший месяц разбить лагерь здесь.
Глава третья
Ялунгская долина
23 марта – 5 апреля
Терраса расположена с правой по течению стороны долины, ее площадь – около половины гектара, высота над уровнем моря – 3900 метров. Здесь, после того как все снаряжение было сложено, мы рассчитали дарджилингских носильщиков. Снег пошел гуще, и к вечеру все занесло; в тот день мы так и не разглядели окрестностей. Такая погода, с небольшими изменениями, держалась несколько недель. С утра или около полудня постепенно собирались тучи, начинался снегопад; ночью он прекращался, и, проснувшись, мы видели ясное небо и погребенный снегом лагерь. Появлялось солнце, снег таял, сперва на палатках, затем и на земле; показывалась трава, и к середине дня лишь кое-где в тени оставались снежные островки.
На второй день мы смогли оглядеться. Над нами на 1500 метров возвышался склон гряды, отделяющий Ялунг от долины Гхунза. Внизу она поросла барбарисом, кустами можжевельника и карликовыми рододендронами, выше начинались голые скалы. Ниже лагеря, за моренной грядой, склон круто спадал к ложу долины, к Цераму, расположенному на 300 метров ниже. Густой лес: сосны, рододендроны, можжевельник – будущий поставщик топлива для наших костров – поднимался почти к самому лагерю.
Через долину на восток высились два пятитысячника, побеленные свежим снегом; они закрывали нам вид на район Кань Ла и на северную часть Сингалилской гряды. На 200 метров выше по долине находилась конечная морена Ялунгского ледника высотой 100–120 метров и протяженностью немногим менее километра. Здесь слева путь взору преграждал гребень, идущий на восток от Боктоха, южной вершины массива, ограждающего Ялунгский ледник с запада; но в северо-восточном направлении мы видели над конечной мореной часть восточной стены, тупой ледяной конус Ратонга и дальше на север – Кабру, длинную цепочку снежных куполов примерно равной высоты, с которых ледники свисали, казалось, над самой долиной. Канченджанги видно не было.
Наш план предусматривал переброску грузов вверх по долине до будущего базового лагеря у подножия. Мы рассчитывали, что с наличным количеством людей – пятьдесят шерпов – на это уйдет около месяца. Но мы еще не знали, где устроить постоянную базу. Предполагалось разбить лагерь возле контрфорса Кемпе; поэтому нам прежде всего предстояло исследовать долину, чтобы выбрать место и наметить маршрут для носильщиков. Одновременно мы хотели замерить высоты на ялунгском фасаде Канченджанги, а также побывать в деревне Гхунза, чтобы закупить мяса, овощей и зерна.
Итак, Бенд, Джексон и Мэзер отправились с Аннуллу в Гхунзу; я пошел с Маккинноном вверх подбирать место для лагеря; Харди и Браун сопровождали нас с заданием осмотреть фасад и замерить высоты на нем. Стритер и Клегг остались в Ялунгском лагере, они должны были идти за нами вверх по ущелью и привести первый отряд носильщиков.
Длина Ялунгской долины, считая от вершины Канченджанги до истоков Симбуа Кхола ниже конечной морены Ялунгского ледника, – около 25 километров, ширина – километров шесть. Ледник в основной части достигает в ширину от 800 до 1200 метров, в длину – 19 километров. Начинаясь ниже Талунгского седла, он тянется километров на пять в западном направлении, до «Угла», затем около шести с половиной километров на юг, после чего плавно сворачивает на юго-запад. Это типичный гималайский ледник, отступающий, неровный, усеянный обломками, отсеченный от своих морен и потому труднодоступный. Боковые морены отделены от склонов эрозионными лощинами; однако эти морены тянутся не вдоль всего ледника: кое-где ко льду подходят вплотную скальные выступы, в других местах в основной ледник вливаются притоки. Там, где есть боковая морена, ее гребень возвышается над уровнем льда от 60 до 120 метров, причем склон морены, обращенный к леднику, представляет собой конгломерат из валунов и гравия, сцементированных грязью, и спадает под углом 60–70 градусов.
Выше Ялунгского лагеря, слева, начинается ущелье длиной около 10 километров. Широкие луга перемежаются в нем с узкими каменистыми теснинами, а один из лугов настолько обширен, что на нем образовалось мелкое озеро длиной около 800 метров. Жители Гхунзы дали самому высокому пастбищу название Октонг; выше него ущелье опять сужается и на протяжении полукилометра загромождено валунами, потом оно исчезает в том месте, где боковая морена подходит к крутому склону одного из отрогов Боктоха. Идя дальше вверх, вы встречаете метрах в восьмистах от Октонга ледник Тсо, стекающий с западных склонов. Выше него есть еще одно короткое эрозионное ущелье; мы не ходили туда, но Кроуфорд и Рэберн разбивали в нем лагерь в 1920 году, и экспедиция 1905 года тоже, по-видимому, останавливалась там. Из-за отступления ледника Tco проникнуть в это ущелье теперь трудно и даже опасно, если только не совершать большого обхода по главному леднику. Это самое высокое ущелье на правом склоне Ялунгской долины; дальше на север главный ледник окаймлен крутыми скалами и нависающим льдом.
На левом берегу ледника, напротив Октонга, лощин нет, здесь он также упирается в скалы и льды вдоль подножия Ратонга и Кабру, однако севернее Tco левый склон долины прорезает эрозионная лощинка, в которой Рэберн разбивал лагерь Нао. Ее замыкает спускающийся с востока, с Талунга и Кабру, боковой ледник, который соединяется с главным, немного не доходя «Угла». Сразу за боковым ледником открывается еще лощинка. Дальше южный склон долины образован северным фасадом Талунга; скалы и лед подступают вплотную к главному леднику.
«Угол» образован скальным ребром Талунга. Здесь ширина главного ледника равна примерно 1200 метрам. Затем он расширяется и принимает два основных притока: с севера – льды, спадающие с Джанну и с гребня между Джанну и западной Канченджангой, с востока – льды, покрывающие склоны Талунгского седла и самой Канченджанги.
Мы сразу же убедились, что перебрасывать грузы по Ялунгскому леднику будет труднее, чем мы предполагали. В первый раз понадобилось три дня на то, чтобы достигнуть «Угла»; дальше мы не стали продвигаться, если не считать однодневной рекогносцировочной вылазки.
Мы шли все время по свежему снегу, не видя никаких следов тропы. Особенно трудным был последний, третий день в лощине ниже «Угла» – мы то и дело проваливались по пояс в сугробы между валунами на крутом склоне. Носильщикам приходилось тяжело. Несмотря на небольшой подъем, три километра составляли максимальный дневной переход. Первый лагерь, Ледниковый, разбили посреди ледника, на полпути между Октонгом и лощинкой на левом склоне, второй – в устье лощинки. Здесь находился некогда Валунный лагерь Кемпе; мы назвали свой Трещинным. В огромном валуне высотой около шести метров и в самом деле есть узкая трещина; Джо Браун не замедлил подняться по ней.
Наша разведка показала, что отрезок пути от Ялунгского до Ледникового лагеря слишком велик для носильщиков, а от Ледникового до Трещинного – короток, поэтому мы устроили лагерь у Октонгского ущелья, назвав его Моренным. От Ялунгского до Моренного лагеря было километров девять-десять, этот путь покрывался за первый день, от Моренного до Трещинного – три с лишним километра, и от Трещинного до Углового – три с половиной. Каждый этап отвечал однодневному переходу, что уже говорит о заметной разнице в трудности преодоления участков. Самым тяжелым был отрезок сразу за Моренным лагерем. От луга, на котором стояла наша палатка, мы карабкались по валунам к острому гребню морены. Восточный склон морены спадал к леднику под углом 60 градусов – 60 метров грязи и гравия, из которого торчали валуны и обломки разной величины. Поминутно слышался грохот: какой-нибудь камень срывался на ледник, увлекая за собой мелкие голыши. Нижнюю часть склона исчертили крутые параллельные желоба, выбитые падавшими камнями, а подножие напоминало берег моря – вдоль всего края ледника, сколько хватал глаз, были навалены груды камня.
Переход по леднику до Углового лагеря был очень утомительным и подчас скучным. Одна за другой возвышались усеянные валунами ледяные гряды; озера все-таки вынуждали делать большие петли. Первая часть пути пролегала по грудам камней, засыпанных свежим снегом, а под конец нужно было преодолеть опасный участок, где нам постоянно грозили лавины с нависающих ледников Кабру.
Утром 28 марта, когда Стритер и Клегг находились с отрядом шерпов в Ледниковом лагере, я шел в Угловой лагерь. Устав, присел на минуту отдохнуть и оглянулся назад, на долину. Вдруг где-то слева послышался отрывистый треск: с Кабру сорвалась глыба льда. Она упала в том месте, где мы проходили накануне, и разбилась вдребезги. Облако белой ледяной пыли поползло в сторону Ледникового лагеря, скрыло его от меня и подкатило к противоположному склону. Я утешал себя мыслью о том, что это всего лишь облако. Ледниковый лагерь защищен многочисленными грядами, на преодоление которых у нас ушло вчера столько усилий, и вряд ли до него докатятся крупные глыбы. Но и вихрь мог, во всяком случае, сорвать палатки.
Позднее Стритер рассказал мне, что их вдруг окутало облако и выпал снежок, но этим все и ограничилось. Клегг, спавший в своем спальном мешке, даже не проснулся.
28 марта Маккиннон, Харди, Браун и я впервые вышли к «Углу»; накануне бушевала вьюга, и мы двигались по склонам, покрытым глубоким мягким снегом. Пока шерпы разбивали лагерь в воронкообразной лощине возле самого «Угла», мы стали взбираться на боковую морену. По пути к Моренному лагерю мы уже рассмотрели предвершинную часть горы – участок Верхнего ледопада, Большую террасу, Сходни, – но подножие еще совсем не видели.
Дул ветер, вороша сухой снежок, однако небо оставалось в этот день ясным дольше обычного, и, когда мы обогнули «Угол», нам открылся замечательный вид: весь юго-западный фасад Канченджанги – 3000 метров от подножия до вершины.
Всего около трех километров отделяло нас от горы, и перспектива была искажена. Сходни и Большая терраса выглядели не такими крутыми, как издали; зато оба ледопада казались очень крутыми и длинными. Отчетливо вырисовывался контрфорс Кемпе; похоже было, что он кончается намного ниже начала Нижнего ледопада.
Налево, западнее Нижнего ледопада, хорошо просматривался склон над Могилой Паша, подводящий к макушке Западного контрфорса. Можно было подумать, что от Могилы Паша ведет прямой путь к подножию Верхнего ледопада; нам стало понятно, почему отряд Кроули заключил, что именно здесь пролегает маршрут к Большой террасе. Но мы-то знали, что это не так: отсюда не было видно крутой восточной стены Западного контрфорса.
Мы не стали долго рассматривать эти склоны, наше внимание было приковано к Нижнему ледопаду, одновременно мы старались представить себе путь к предполагаемому базовому лагерю у его подножия.
На следующий день выдалась ясная погода, и наша группа разделилась. Харди поднялся с теодолитом на ребро пика Талунг, чтобы построить базис и определить высоту Западного седла Канченджанги, Большой террасы, Верхнего ледопада в его средней и нижней точке, а также макушки и подножия контрфорса Кемпе. Он взял с собой Брауна и Уркиена. Я отобрал двоих шерпов, Анг Тембу и Намче Анг Даву, и вместе с Маккинноном мы пошли разведать путь к базовому лагерю. Остальные шерпы отправились в Ледниковый лагерь забрать часть грузов, заброшенных туда отрядом, которым руководил Стритер.
Наша четверка выступила в 8.30, сорок минут спустя после того, как солнце пришло в лагерь. Мы обогнули «Угол» и стали пробираться через полуметровый снег к леднику, до которого было около 120 метров. От «Угла» отчетливо просматривался весь ледник. Он начинался от фирновых полей под Талунгским седлом и под скалами ниже южной оконечности Большой террасы и плавно спадал вниз до места слияния с Нижним ледопадом. Дальше северную треть ледника пересекали глубокие и широкие расщелины; в центральной части возвышались сераки и гряды; в южной трети его поверхность снова делалась ровной, почти без трещин, и здесь вполне можно было проложить маршрут вверх, если бы не нависающие ледники на склоне Талунга, о роковой роли которых говорило нагромождение обломков у подножия пика.
Мы решили, что лучше держаться подальше от опасного места, и стали прокладывать маршрут в средней части ледника вне пределов досягаемости лавин с Талунга. Я чередовался с Маккинноном, протаптывая тропу; шерпы несли рюкзаки. Сначала мы пошли от нашей морены в центр ледника. Ледник был «открытый» – иными словами, такой, поверхность которого обычно остается голой в летние месяцы. Однако теперь его покрывал 15-сантиметровый слой свежего снега, скрывший все трещины; пришлось чуть ли не сразу прибегнуть к помощи веревок. Мы двигались напрямик, но с огромным трудом; стояла жара, солнце обжигало лицо; еще не успев акклиматизироваться, мы тяжело дышали, пересохшее горло болело.
На леднике мы повернули, нащупывая путь вверх, и вскоре очутились среди хаоса сераков, за которыми выстроились поперечные ледяные гряды. Слева кое-где тянулись трещины, они все больше оттесняли нас вправо. Шесть часов спустя мы достигли точки, лежащей на уровне подножия Западного контрфорса; оставалось максимум 200 метров по прямой до того места, где мы предполагали разбить базовый лагерь. Мы сели передохнуть и осмотреться… Прямо перед нами простиралась глубокая трещина, слишком широкая, чтобы ее можно было преодолеть. Вправо она доходила до самого Талунга, слева терялась в нагромождении сераков и хаосе расселин. Похоже было, что там можно ее форсировать, но дальше открывалась новая трещина, за ней – еще и еще. Часы показывали четверть третьего, мы сильно устали, настолько сильно, что продолжать разведку в этот день означало бы вымотаться больше, чем это было допустимо на столь ранней стадии экспедиции. Мы повернули назад.
На возвращение в лагерь ушло два с половиной часа. Здесь мы забрались в палатки и сразу легли. Все до того утомились, что даже сладкий чай с лимоном не доставлял нам удовольствия, об ужине никто и не помышлял. Такое состояние обычно в начале акклиматизации. Альпинисты испытывают предельную усталость и утешаются лишь тем, что это состояние продлится недолго, спустя неделю они, вернувшись в лагерь после тяжелого перехода, уже не будут чувствовать такой слабости – короткий отдых восстановит и аппетит и работоспособность.
Рекогносцировка показала, что наши носильщики – шерпы и люди из Гхунзы – еще не могут приступить к заброске грузов до базового лагеря. Маршрут слишком сложен, а у них нет необходимого снаряжения, да и погода еще не установилась. Итак, надо доставить грузы в Угловой лагерь, сделав его нашей временной базой, а затем с помощью тех из шерпов, которым снаряжение позволяет идти по льду, двигаться дальше.
Поскольку Харди и Браун не закончили съемки, мы условились, что они будут продолжать свою работу весь следующий день, 30 марта, а я и Маккиннон отдохнем. А 31-го пойдем все к будущему базовому лагерю – эта прогулка поможет нам быстрее акклиматизироваться, а заодно мы получше разведаем первую часть маршрута.
Однако наутро подул ветер. Мы слышали его накануне – он ревел над Талунгским седлом, и мы решили сначала, что это лавина, пока не убедились, что гул продолжается час за часом не прекращаясь; из долины видно было, как ветер гонит облака вдоль вершины с запада на восток. В лагере до сих пор было спокойно, но теперь, проснувшись, мы сразу заметили, как сотрясаются палатки. Сильные порывы ветра хлестали снегом по брезенту. Лежа в спальных мешках, мы прислушивались. «Такого ветра я еще не видал за всю мою жизнь!» – сказал я себе. Выдержат ли палатки? Харди собрался на съемку, хотя мы говорили ему, что вряд ли удастся установить теодолит в такую погоду. Быстро рассветало, но ветер не только не ослабевал, а, наоборот, усиливался с каждой минутой. Вдруг что-то сильно хлопнуло по моей палатке, и Харди крикнул снаружи:
– Шатер сорвало!
Я надел обувь и выскочил. Шатровая палатка исчезла. Там, где она стояла, находились лишь два плотно застегнутых спальных мешка. На моих глазах мешки приоткрылись, и выглянули лица двоих шерпов. Они увидели над собой небо и скрылись опять, плотно застегнув замок-молнию.
Однако не все шерпы отнеслись так же равнодушно к случившемуся. Чангджуп стоял рядом со мною, крепко держа в руках центральную растяжку большой зеленой палатки, разорванной вдоль конька и ската. Еще немного, и она превратилась бы в лохмотья или улетела бы с ветром, но Чангджуп мигом сообразил, что надо делать: он обрезал две боковые растяжки с наветренной стороны и повалил палатку, не обращая внимания на возмущенные возгласы ее обитателей.
Я пошел вместе с Джо Брауном искать шатер; ветер указывал нам путь. На протяжении 30 метров долина медленно поднималась, становясь все уже, но за «Углом», до которого было от лагеря метров шестьдесят, снова понижалась. Здесь мы и нашли то, что оставалось от палатки, металлические стойки были погнуты.
Потащили добычу обратно. Ноги окоченели – солнце еще не взошло, ветер дул сильнее прежнего, стоял легкий мороз. Мы укрепили получше растяжки палаток и забрались в них, чтобы обсудить наши планы. Было ясно, что и в Угловом лагере еще рано обосновываться. Решили оставить все имущество, устроив из палаток склад под защитой большого валуна, и на несколько дней спуститься ниже, пока не изменится погода. Один Харди останется жить здесь, ему ведь нужно завершить съемки; кроме того, наше поражение не будет выглядеть столь сокрушительным, если хоть кто-нибудь станет удерживать позиции в лагере. Итак, Харди вместе с Уркиеном провел еще две ночи в Угловом лагере, все остальные возвращались в Ялунгский лагерь.
Путь до Углового лагеря занял у нас три дня, обратно мы добрались за день. В Трещинном лагере мы нашли небольшой склад, увидели, что шерпы написали большими буквами на валуне: «Ом мани падмэ хум». Выйдя из Углового лагеря в 8.30, мы через два с половиной часа достигли Ледникового лагеря. Временно обосновавшиеся тут шерпы как раз собрались идти в Трещинный лагерь. Тропинка по леднику обозначилась уже довольно четко, тут и там возвышались туры. Наиболее заметные перемены произошли на спуске к леднику выше Моренного лагеря. Несколькими днями раньше мы крайне осторожно траверсировали здесь ненадежную осыпь под угрожающе нависшими валунами. За это время Стритер и Клегг нашли кулуар, выходящий на самый гребень морены, расчистили его верхнюю часть от больших камней и укрепили на протяжении 60 метров веревки. Спуск с морены сменялся небольшим, но достаточно крутым подъемом, который нелегко было одолеть даже с помощью веревочных перил, все же этот путь был достаточно надежным.
В 13.30 встретили Стритера. Он направлялся в Трещинный лагерь, с ним шел Дава Тенцинг. Мы условились, что в ближайшие дни со Стритером будут находиться в лагере десять шерпов, занятые на заброске грузов в Угловой лагерь. Еще десять человек будут работать на этапе от Моренного до Трещинного лагеря, и двадцать человек станут носить грузы из Ялунгского лагеря в Моренный.
Пока что никто из нас не поднимался на значительную высоту. Я и Маккиннон достигли примерно 5400 метров; на первый случай нам и это показалось вполне достаточным.
Необходимость акклиматизации известна еще со времен первых экспедиций на Эверест. Уже тогда установили, что для полной акклиматизации требуется не одна неделя и что до тех пор лучше не предпринимать попыток штурмовать вершину[24]24
«Я считаю, что тренировка перед восхождением имеет огромное значение. Только мне и Меллори разрешил Лонгетафф попытку штурмовать Эверест: полагаю, что мы оказались наиболее подготовленными благодаря тому, что по пути к Эвересту совершили несколько вспомогательных вылазок, а также благодаря работе по разбивке лагеря на Северном седле». (Из книги «Атака Эвереста» Т. Соммервелла.)
[Закрыть].
Мы бы с удовольствием провели неделю-другую в разведывательных вылазках на небольших высотах, но время не допускало этого. Конечно, мы совершили несколько коротких тренировочных походов, однако в основном акклиматизация осуществлялась в ходе подготовительных работ.
Выйдя из Моренного лагеря 30 марта, мы сразу ощутили прилив сил, связанный с тем, что с 5000 метров спустились до 4500. Вверх по долине навстречу нам дул ветерок, неся легкий туман, оседавший влагой на наших куртках, шел небольшой снежок. Час сорок минут занял этот отрезок пути; четырьмя днями раньше, поднимаясь вверх, мы потратили на него пять часов.
Следующий день мы провели в лагере у развалин храма. Снег быстро таял, и уже можно было видеть, как красиво будет здесь, а также месяца через полтора в Моренном лагере. Вечером вернулся отряд, ходивший в Гхунзу; мы узнали, что староста заготавливает для нас около тонны продовольствия и что первый караван носильщиков уже вышел. В тот же день вернулся сверху Харди и вручил мне список высот на ялунгском фасаде: гребень между Канченджангой и западной Канченджангой (Западное седло) – около 8400 метров, высшая точка Большой террасы – 7650, скала на уровне центра Верхнего ледопада – 6700, вершина контрфорса Кемпе – 6000, подножие контрфорса – примерно 5450 метров.
Некоторые из этих цифр нас порадовали: хорошо, что Большая терраса поднимается так высоко, это сокращает протяженность грозных склонов над ней, и хорошо, что так низко расположен Верхний ледопад, – мы оценивали его высоту метров на триста больше, что значительно осложнило бы восхождение.
Зато нас не очень устраивало, что базовый лагерь будет находиться ниже 5500 метров и что контрфорс Кемпе достигает лишь 6000 метров. И здесь мы ошиблись в нашей предварительной оценке на 300 метров. Так или иначе, теперь мы располагали точными данными, и нам не грозили серьезные неудачи, вызванные неверной оценкой высот и расстояний.
Люди из Гхунзы пришли 2 апреля, днем позже, чем было условлено. Они форсировали перевал севернее Ялунга и оставили свои грузы между нашим и Моренным лагерем, потом спустились к нам. Одежду их составляли темные халаты шерпского типа и серые мешковатые шерстяные брюки; ноги были обуты в матерчатые сапоги с кожаной подошвой. В ушах висели серьги, голову украшали разнообразные головные уборы – от меховых тибетских шапок до старых потрепанных шляп.
Они появились на тропе уже в сумерках. Осмотрев нас и наше имущество любопытными взорами, вся компания отправилась к развалинам храма. Здесь они отыскали несколько балок, скрепили их и поставили неподалеку от лагеря, накрыв полученным от нас брезентом. Скоро вспыхнул огонь в очаге, и носильщики сгрудились вокруг него, окутанные едким дымом горящего можжевельника.
Два дня спустя мы с Давой Тенцингом проверили, сколько еще остается имущества в лагере. Больше ста пятидесяти нош ушло вверх по долине, и уже можно было рассчитать, сколько дней остается до свертывания Ялунгского лагеря.
