Текст книги "Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга"

Автор книги: Чарлз Эванс

Соавторы: Норгей Тенцинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава одиннадцатая
Лагерь шесть

24 мая

Всю ночь не утихал ветер, и утро встретило нас пасмурной погодой. Слой плотного снега покрыл кислородные баллоны и коробки рационов, за которые были привязаны растяжки; палатки тоже занесло.

Мы находились теперь метров на 800–900 ниже вершины, возвышавшейся к северо-востоку от нас. В северном направлении над лагерем находился Серп – казалось, совсем близко, хотя нас отделяло от него почти 500 метров. Сходней не было видно, их заслоняла скальная гряда, протянувшаяся вниз от восточной оконечности Серпа, – его «ручка». Но мы знали, что за грядой на 600 метров протянулся крутой коридор, подводящий к точке на западном гребне, от которой до вершины остается около 300 метров при перепаде 150 метров. До нижней оконечности Сходней от лагеря было совсем недалеко. Мы видели зазубренные скалы в начале коридора, но затруднялись определить расстояние. Метров сто? Дальше на северо-восток круто возвышались красно-коричневые скалы юго-западного фасада горы, перемежающиеся ледовыми кулуарами, довольно сложными для подъема, к тому же не застрахованными от камнепадов. И в том же направлении, выше скал, находилась невидимая отсюда вершина.

Каждый раз, останавливаясь в том или ином месте Ялунгской долины, мы внимательно изучали западный гребень и юго-западный фасад горы, особенно с базы, и убедились, что нижняя часть западного гребня зазубрена и труднопроходима, однако недалеко от верхней оконечности Сходней начиналась скальная гряда, подводящая к снежному гребешку, который смыкался с предвершинным гребнем метрах в 100–120 западнее вершины.

Итак, похоже было, что дальше наш маршрут будет пролегать по Сходням и скальной перемычке до гребня. Гадать о характере скального участка было бессмысленно. «Доберемся туда – увидим», – как говорил один мой знакомый скалолаз. Иное дело Сходни. Длинный снежный или ледяной склон, обращенный к югу, выглядел на всех имеющихся у нас фотографиях очень крутым, с двойным уклоном – на юг, в направлении своей продольной оси, и на запад, к котловине ниже Серпа. Если на Сходнях лежит надежный снег, они могут оказаться удобным подходом к последнему, 150-метровому участку; если там лед, они могут оказаться неодолимым препятствием; если же склон покрыт сыпучим снегом, Сходни могут стать для нас смертельной ловушкой.

Мы намеревались выйти туда по узким снеговым желобам между «бараньими лбами» и разбить возможно выше лагерь VI, желательно на высоте 8200 метров. Для этого требовался сильный отряд, и выходить надо было очень рано. Утром 23 мая мы отнюдь не представляли собой сильный отряд, о раннем старте не могло быть и речи. Сказывалось напряжение предыдущего дня. Мы зашевелились в пять утра; в десять я решил, что лучше пойти на риск и отложить на день организацию лагеря VI. А сегодня отдохнуть, как можно больше пить и подготовить грузы на завтра.

Мы встали поздно, а дел было много. Дана Тенцинг и Таши пошли вниз собирать сметенное лавиной снаряжение, остальные возобновили раскопки в лагере. Отрыли засыпанные снова ночным снегопадом кислородные баллоны и тщательно обследовали всю лагерную площадку, чтобы не пропустить других предметов. Шерпы принесли снизу радиостанцию и два маленьких кислородных баллона; радиостанция оказалась исправной. Подвели итог – оказалось, что наличные запасы как раз позволяют приступить к выполнению первой части нашего плана.

Посчитали баллоны: двенадцать маленьких и три больших. Очистили от снега кислородные приборы и внесли их в палатки, подготовив для завтрашнего старта. Джордж Бенд и Джо Браун отобрали себе продукты для верхнего лагеря. Вторую половину дня держалась солнечная безветренная погода, и мы развесили на палатках спальные мешки для просушки. Стоило стихнуть ветру, как сразу заметно потеплело, и мы сели на коробки полюбоваться окружающим видом. Впервые с тех пор, как наш отряд вышел из лагеря III, выдалась минутка приятного отдыха.

Мы спустились немного вниз по склону, расчистили сиденье на льду и стали наблюдать за лагерем IV. Ни Харди, ни Стритера не было видно, а между тем они должны были прийти туда сегодня, с тем чтобы завтра выступить в лагерь V. Скоро облака заслонили вид. Белые волны из Ялунгской долины поползли через Талунгское седло. На западе лишь шпиль Джанну торчал из моря облаков.

Следующую ночь Браун отдыхал в одной палатке с Бендом, чтобы разделить с ним кислородный баллон. Мэзер переселился ко мне. Забравшись в мешок, я включил радио. Харди вызывал нас из лагеря IV он пришел туда вместе со Стритером. Теперь, после нашей дневки в лагере V, они шли за нами с разрывом в один день вместо двух. Включился в эфир Клегг и передал принятый им прогноз погоды. В Аракане подул муссон; еще три дня – и он достигнет Восточных Гималаев. Мы не знали, относится ли наш район к Восточным Гималаям, однако всей душой надеялись на противное: нам требовалось пять дней хорошей погоды!

В 4.45 мы начали просыпаться. Лагерь V оставался в тени до десяти часов, поэтому утром даже в ясную погоду в нем было холодно. Вообще в палатке всегда казалось, что снаружи скверно, но сегодня мы были полны решимости, какой бы плохой ни показалась нам погода, готовиться к выходу, а не ждать, как это часто бывает полезно в местах, где солнце появляется раньше, пока его лучи согреют и ободрят нас.

Два часа ушло на то, чтобы приготовить чай. Мы нехотя выбрались из спальных мешков и стали обуваться. У нас было заведено засекать время, с тем чтобы иметь сопоставимые данные, – сколько отнимает эта нехитрая операция на разных высотах, с кислородом и без него. В это утро я надел первый ботинок за пять минут, после чего отдыхал десять минут, прежде чем приняться за второй.

Наконец мы обулись, надели теплые костюмы. На очереди – кислородные аппараты: укрепляем на спине баллоны, присоединяем медные трубки. Нужно было помочь и шерпам – проследить, чтобы в их приборах не оказалось утечек. Баллоны и клапаны застыли, и стоило повернуть краник, как раздавалось громкое шипение улетучивающегося газа. Надо греть их! Но греть руками – слишком уж много баллонов. Растопили еще снега и стали поливать клапаны горячей водой. Наконец настал момент прилаживать свою долю грузов на станок кислородного аппарата. Нам нужно было отнести палатку, два больших кислородных баллона, весом около семи килограммов каждый, и один маленький, четырехкилограммовый, примус, керосин, продукты. Мелкие предметы вроде спичек, спирта для разжигания примуса, ключей от кислородных приборов рассовали напоследок. Оставалось привязать кошки: мы присели на снегу. От холодного металла пальцы мгновенно немели, поэтому у нас были шелковые перчатки двойной плотности для работы с кислородными аппаратами и привязывания кошек. Перчатки хорошо отвечали своему назначению.

Вообще следовало беречь руки. Раз онемев, они потом отогревались очень медленно; оголить руку на несколько секунд означало потерять пятнадцать драгоценных минут.

Ho вот все готовы и распределены по связкам. Первую связку возглавил я, Мэзер замыкал, между нами шли Дава Тенцинг и Анг Норбу. Нашей четверке предстояло прокладывать тропу и рубить ступеньки, чтобы Бенд и Браун сохранили возможно больше сил для следующего дня.

Обогнули с запада сераки над лагерем; выше простирался ледовый откос 30-метровой высоты, не позволявший разглядеть ближайший участок за ним. Поднявшись, мы обнаружили там трещину, перешагнули ее и очутились на отлогом нижнем склоне котловины под Серпом. Здесь нас ожидали еще несколько небольших трещин. Кое-где на матово-белом снегу виднелись блестящие пятна, суля ледяную корку, по которой удобно идти в кошках. Мы шли в направлении нижних скал «ручки» Серпа – где по рыхлому снегу, где по корке; она выдерживала наш вес и позволяла двигаться довольно быстро. Первую передышку сделали в начале скального участка.

Ветер выдул здесь большое углубление в снегу. Мы подумали: не худо бы найти такое же углубление повыше на Сходнях, где из снега торчит скальный гребешок, – будет как раз для палатки.

Неровные красно-коричневые скалы представляли собой надежную опору. Последний раз мы видели близко скалы у Горба, где они были серые, трещиноватые, мрачные, а ходили по камню до сих пор лишь на базе. Выключив кислород, посидели здесь минут десять. За час ходьбы наш отряд подошел почти к подножию Сходней.

Сходни начались за грядой утесов, перемежающихся желобами. Издали, а также на фотографиях этот участок выглядел очень крутым, но теперь мы убедились, что общий уклон лишь немногим превышает 45 градусов. Скорость продвижения играла для нас решающую роль, а она зависела от характера снега между скалами.

До этого места я шел впереди; дальше меня сменил Мэзер. Мы форсировали небольшой бергшрунд, затем он стал рубить ступеньки вверх и вправо, где виднелся многообещающий проход. Склон был слишком тверд, чтобы вбить в него рукоятку ледоруба, но ступеньки благодаря прочности фирна обеспечивали достаточно надежную опору. Мимо меня катились осколки льда, вырубаемого Мэзером. Оглянувшись, я увидел, как они скачут по скалам внизу, исчезая по направлению к длинному языку льда восточнее нашего лагеря.

Пройдя метров пятьдесят, Мэзер стал подниматься зигзагом вверх по снежному ребру шириной в несколько метров. Крутизна возросла до 50 градусов; мы шли медленно, но верно. Верхняя часть прохода выглядела посложнее, и, увидев справа более пологий снежник, мы свернули на него.

Я снова вышел вперед и убедился, что тут снег уже не так надежен. Под коркой толщиной пять – семь сантиметров лежал рыхлый слой. Все же нам удалось сорок пять минут спустя после форсирования бергшрунда выйти на Сходни.

Впереди простиралось снежное поле 100-метровой ширины. Оно поднималось на 450 метров к западному предвершинному гребню, ровное и гладкое, не считая нескольких скал над нами в том месте, где Сходни примыкали к юго-западному фасаду горы.

Дальше идти стало легче; правда, самый верхний слой снега был рыхловат и лип к кошкам, но двух-трех ударов ногой было достаточно, чтобы получалась прочная ступенька.

Во время восхождения в Соло Клумбу я пришел к заключению, что в Гималаях самый лучший снег – на южных склонах гор; теперь это мнение как будто подтверждалось. Вообще-то принято считать, что южные склоны, наиболее подверженные снегопадам и действию лучей тропического солнца, – самые опасные. Но вот мы на южном склоне, а снег такой, что лучше трудно пожелать.

Настроение царило приподнятое. Дава Тенцинг, шедший за мной по пятам, стал просить меня пропустить его вперед, чтобы он рубил ступеньки. Я согласился, и скорость движения заметно возросла. Два удара ногой – шаг, еще два удара – еще шаг… Окружающие вершины уходили вниз, все большая часть Сходней оставалась позади, и все ближе подступали скалы под западным гребнем. На полпути вверх по Сходням из снега торчали скальные плиты; здесь мы передохнули, взобравшись на камень и очистив его от снега.

Дава Тенцинг продолжал идти первым, и наша скорость не снижалась. С северо-востока в Сходни вливался широкий кулуар; мы направились к его устью. Здесь снег местами был похуже, попадались довольно толстые смерзшиеся плиты вперемежку с блестящим оголенным фирном. К 13.30 наш отряд пересек устье кулуара и достиг скал, окаймляющих более узкую верхнюю треть Сходней. Мы надеялись найти под скалами нишу в снегу, однако наш расчет не оправдался. Границу между скалами и снегом образовал плоский участок, твердый, местами ледовый, шириной менее полуметра, над которым свисали с камня длинные сосульки.

Дальше, на самих Сходнях, виднелись чуть выдающиеся над снегом скалы. Может быть, найдем место для лагеря там? Всего 70–80 метров отделяло нас от гряды; мы пошли туда. Крутизна превышала 40 градусов; внезапно я ощутил, как замедляются мои движения и учащается дыхание. Кончился кислород. Манометр уже несколько минут стоял на нуле… А тут Дава оглянулся через плечо и сказал, что теперь моя очередь идти первым. Я знал, что и у него кончился кислород.

Всю дорогу по Сходням он прокладывал тропу быстрее, чем это смог бы сделать кто-либо другой в нашем отряде. Я вышел вперед. Снег был твердый и гладкий, без муки, уклон приближался к 50 градусам, позволяя упереться рукой. Я двигался очень медленно – вырубал ступеньку, затем делал до двадцати тяжелых вдохов, прежде чем рубить следующую или сделать шаг. Полчаса спустя всего несколько метров отделяло нас от скал. Каждая ступенька казалась мне последней в моей жизни, но тут же надо было сосредоточить всю волю и все усилия на следующей и на следующей за ней… И вот уже я упираюсь рукой в первую скалу. Минута… вторая… третья… Я стою, наклонив голову и прислонившись к камню. Наконец заставил себя вскарабкаться на узкую полку, где можно было кое-как сидеть, выбирая веревку.

Один за другим и остальные добрались до скалы. Но площадки для лагеря не было ни на скалах, ни на снегу. Я сбросил пустой баллон, и он покатился по Сходням без задержек до самой террасы. Выше – тоже ничего утешительного, между тем шел уже третий час. К тому же без кислорода вряд ли кто-нибудь из нас смог бы сделать еще хоть один шаг вверх. Оставалось только разбивать лагерь здесь, на высоте 8200 метров с небольшим.

Мы стали мучительно медленно копать снег рядом со скалой, шерпы поочередно работали ледорубом. Несколько взмахов, и человек опускается на снег совершенно обессиленный. Я собрал кислородные аппараты, отключив пустые баллоны, и аккуратно разложил наши грузы на узких полках. Чтобы поднять маленький кислородный баллон весом меньше четырех килограммов, требовалось невероятное напряжение воли.

Вдруг Бенд обнаружил, что баллон Таши еще наполнен кислородом на одну треть. Должно быть, он забыл включить кислород после одного из наших коротких привалов и прошел часть пути с перекрытым краном, никому не сказав об этом.

Бенд взял аппарат Таши и энергично принялся за работу. Все отчетливее вырисовывалась полка; два часа спустя можно было ставить палатку. Ширина полки, отрытой до скалы, не превышала 140 сантиметров, палатка была на 15 сантиметров шире, и край ее свисал. Растяжки закрепили на вбитых в снег ледорубах. Тесно и неудобно, но что поделаешь!

Четыре часа – Мэзеру, мне и шерпам пора уходить вниз. Мы поднимались с двумя веревками, но одна из них оставалась теперь у Бенда и Брауна, и пришлось для спуска связаться вшестером. Мэзер и я стали по концам, четверо шерпов распределились между нами. На это ушло пятнадцать минут. У каждого висел на спине пустой станок из-под кислородного баллона. Распределили ледорубы, и Мэзер зашагал вперед. Один за другим остальные следовали за ним, пожав на прощанье руки Бенду и Брауну и пожелав им успеха.

Первые шаги под уклон показались легкими, однако скоро мы убедились, что при такой усталости даже спуск становится трудным. Уже через 100 метров мы остановились передохнуть, еще через пятьдесят – снова. Расстояние между остановками становилось все короче, и ниже на склоне, где начинался рыхлый снег, мы радовались, если удавалось сделать подряд пятьдесят шагов без передышки. Ведущие замедляли шаг и валились на снег, или же веревка натягивалась, сдерживая их, и сзади раздавались призывы:

– Отдых! Отдых!

Передышки оказывались довольно длительными. Мы сидели или лежали, воткнув ледоруб в снег, и ждали, расслабив все мышцы, когда вернутся силы. Минута проходила за минутой, а сил все не прибавлялось; наконец сознание того, что нельзя же оставаться здесь навсегда, заставляло нас предпринимать новое усилие. Один за другим мы медленно поднимались на ноги…

К тому времени, когда мы достигли крутого склона в нижней части Сходней, то один, то другой из нас валился на снег через каждые несколько метров. Мы качались на ходу. Там, где склон позволял делать передышку, шерпы вытягивались на снегу во весь рост. Уже никто не думал, что будет, если поскользнешься. Усталость притупляет чувство опасности, и мы совершенно равнодушно спустились по ледовому склону над лагерем V, хотя утром он показался нам достаточно крутым. Все мысли были сосредоточены на том, чтобы найти силы устоять на ногах и шагать…

В этот день Харди и Стритер вместе с Уркиеном и Айла Тенцингом поднялись из лагеря IV. Когда мы достигли подножия склона, они увидели нас и поспешили навстречу. Стритер подвел Мэзера к коробке и помог сесть; Харди подхватил шедшего следом шерпа. Наши носильщики ступили в лагерь странной походкой, широко расставляя негнущиеся ноги, точно заводные куклы. В следующий момент они уже лежали неподвижно на спине, все до единого, даже Дава. Я сел, скорее упал. Харди надел мне кислородную маску. Несколько вдохов сделали чудеса, и вскоре мы уже описывали нашу вылазку и место, где разбили лагерь. Уркиен и Айла Тенцинг поили нас чаем. Постепенно мы ожили.

По плану Мэзер должен был в этот же день увести Анг Норбу, Анг Даву и Таши вниз – в лагерь IV. Но это теперь отпадало. К счастью, в лагере V оказалось достаточно места для всех. Мы с Мэзером заняли нашу старую палатку, Харди и Стритер вселились на место Бенда и Брауна. Долго Нил Мэзер и я лежали без движения. Солнце давно зашло, снаружи стоял мороз. Силы, покинувшие нас в течение тяжелого дня, все еще не вернулись… Вдруг я толкнул Нила под ребра и крикнул:

– Нил, они там!

Несколько минут продолжалось буйное ликование.

Глава двенадцатая
Предвершинный гребень

25 мая

Проводив нас, Джордж Бенд и Джо Браун стали готовиться к ночевке. Шел пятый час, и тень, отбрасываемая скалами западной Канченджанги, подползла к лагерю, тесня солнечные лучи, которые грели все слабее. Восходители забрались в палатку. Джордж включил большой баллон; он был не совсем полон, однако содержал достаточно кислорода для двоих на девять часов. Джо разжег примус и принялся растапливать снег. Они решили постараться съесть как можно больше, особенно же попить, потому что усиленное дыхание в сухом воздухе влечет за собой быструю утрату влаги организмом. Развели кристаллики лимонада, выпили еще и сладкий чай. Ужин состоял из овощного супа, сваренного из концентратов, консервированного телячьего языка и картофельного пюре. Все это запили горячим шоколадом – маленькими глоточками, чтобы пища не пошла обратно.

Оба ели с удовольствием, что очень редко наблюдается на такой высоте. Солнце ушло за Джанну, пронизывая облака золотыми лучами. Джо сидел у выхода палатки, любуясь закатом и снимая кадр за кадром, по мере того как менялось освещение.

– Это было потрясающее зрелище! – говорил он после.

Джордж перезаряжал в палатке свой фотоаппарат, чтобы иметь целую ленту на следующий день. Пальцы слушались плохо; он их слегка обморозил, и самые кончики распухли. Утром в лагере V он работал в одних только шелковых перчатках, и, когда спохватился, было уже поздно.

В восемь вечера пришла пора укладываться. Возник вопрос, кому ложиться с края, где палатка свисала с полки. Вытянули жребий, Джордж проиграл. Они чувствовали себя настолько ненадежно, что обвязались веревкой, которую Джордж закрепил за камень снаружи. Прежде чем лезть назад в палатку, он еще раз оглянулся. Облака стелились в два слоя – внизу светлые кучевые, вверху мрачные грозовые. Над равнинами сверкали молнии, но на горе царила полная тишина.

Лежа рядом, восходители слышали, как снежные комья скатываются по склону и бомбардируют палатку. Иногда порыв ветра встряхивал парусину. Джорджу казалось сквозь дремоту, что идет снег, но, к счастью, ночь выдалась спокойная, и в палатке было сравнительно тепло. Стремясь облегчить вес, они не брали вкладышей к своим спальным мешкам, зато спали во всей одежде, даже ботинок не сняли. На этом этапе Джордж, боясь, как бы ботинки не затвердели от мороза, не снимал их три дня и три ночи подряд.

Уснуть оказалось трудно: сыграло свою роль и возбуждение. Включив кислород, друзья скоро почувствовали, как тепло пронизывает все тело до пальцев ног. Шорох дыхания в мягкой резиновой маске напоминал Джорджу шум вечернего прибоя на морском берегу, и он ждал, что ночью ему приснятся необычайно красочные сны, но краски оказались очень тусклыми.

В шестом часу кислород кончился, и оба сразу проснулись. Жонглируя примусом, стали растапливать снег. За три часа набралось достаточно воды, чтобы получилось по две кружки чаю на человека и фляга лимонада. Съели по нескольку галет.

В 8.15 приступили к восхождению. Палатка находилась еще в тени, но западную часть Сходней уже освещало солнце, и они поднимались влево, навстречу ему.

Сначала первым шел Джордж. Снег оказался настолько твердым, что он решил было не рубить ступенек, целиком полагаясь на кошки, однако вспомнил, что на обратном пути силы будут уже не те, и начал работать ледорубом.

Мы изучали этот последний участок в бинокли из базового лагеря. Кто-то предложил тогда идти по Сходням до самого предвершинного гребня и уже по нему заканчивать восхождение. Однако мы отдали предпочтение другому варианту – подниматься по снежникам и скалам, вытянувшимся цепочкой в верхней части юго-западного фасада. Цепочка начиналась метрах в шестидесяти ниже Западного седла и выходила к гребню между главной вершиной и «друзой» высоких скальных зубцов.

Трудно было, поднимаясь шаг за шагом по Сходням под примыкающими с востока скалами, угадать, на котором из снежников начинать траверс склона. Наконец Джордж снял маску и крикнул:

– Ну как, Джо, может быть, этот?

– Может быть. Давай посмотрим!

Оба колебались. Джордж вышел к краю Сходней и обогнул выступ. Снег, камень. Но видно слишком мало, чтобы судить уверенно. Целый час Джордж вел связку по снегу и обледенелым скалам. Новый поворот – и перед восходителями выросла коричневая скальная стена высотой около 60 метров. Отвесная поверхность лишь кое-где прерывалась карнизами. Джо охарактеризовал стенку как препятствие категории BC – весьма сложное, и восходители зашагали назад по своим следам на Сходни.

Ошибка стоила им полутора часов времени и немалой части кислорода. Друзья продолжали подъем по Сходням, ориентируясь на восточный развилок, правее высокого скального шпиля. Шли зигзагом, ведя поочередно, рубили ступеньки одной рукой. Удар, второй – шаг… Удар, второй – шаг… Они двигались быстро.

Выше развилки скалы в правой стороне были не так круты. Здесь они увидели, наконец, свои снежники, залитые ярким солнцем. На этот раз ошибки быть не могло. Но выше, в тени, выстроились стеной скалы – и, похоже, никакого прохода. Альпинисты свернули со Сходней. Как идти дальше, что предпочесть – скальные плиты или снежные желоба и полки? Джо ничего не имел против скал, однако некоторые стены оказались труднее, чем это можно было предположить на первый взгляд, и местами Джордж предпочитал снег. Вскоре они сняли кошки и привязали к санкам. Брезентовые сапожки были сняты еще раньше, накануне; впервые после базового лагеря резиновые подметки восходителей ступали по камню.

Впереди вырос контрфорс 12-метровой высоты – неровная коричневая скала, удобная для восхождения. Выше начинался снежник с гладкой коркой, которая грозила вот-вот провалиться под ногами. Дальше – опять скалы. Джо для верности вбил крюк и закрепил веревку, затем обогнул выступ в правой стороне. На мгновение он повис на руках, болтая ногами, потом начал подъем по камину, отчасти заполненному льдом. За камином, вправо, – траверс плиты, на которой человек выглядел, как муха на стекле. Впрочем, Джо уверял, что точки опоры вполне надежные.

– Просто чудесное место! – уверял он.

Джордж, последовав за ним, пришел к выводу, что плита за камином не так уж приятна. На ней не было никаких зацепок, если не считать узкой трещины в левой части. За скальным участком вверх уходил ледовый желоб длиной около 100 метров. Здесь уклон достигал 60 градусов, и Джо, рубя ступеньки, опирался боком о склон. Они преодолели желоб в два приема: на полпути им попался узкий скальный выступ, на котором можно было передохнуть.

Джо начал уставать, и Джордж хотел было возглавить связку, однако кислород давал все преимущества Брауну, и они решили продолжать по-прежнему. Джордж воткнул ледоруб между льдом и скалой и закрепил на нем веревку, Джо стал опять рубить ступеньки. Впрочем, страховка была не очень надежной. Альпинисты чувствовали себя так, словно ползли по насесту над Большой террасой и главным ледником. В верхней части желоба каменные стены сходились, оттесняя снег. Друзья протиснулись в щель и оказались на снежном гребешке, подводящем к западному гребню выше «друзы» зубцов. Впервые их взору предстали скалы под самой вершиной.

До главного гребня оставалось всего 50 метров, уклон не превышал 30 градусов. Бенд и Браун даже решили было не рубить больше ступенек, а идти с кошками, однако осторожность восторжествовала.

Они поднимались не спеша, рядом друг с другом, вырубая ступеньки. С начала восхождения прошло уже пять часов. У Джорджа пересохло горло, нёбо покрылось слизью. Несколько раз, видя, что Джо сдвинул очки на лоб, он окликал его, советуя быть осторожнее. Но солнце светило не очень ярко, а мутные очки затрудняли восхождение. Половину дня Джо шел с незащищенными глазами.

До сих пор они не чувствовали никакого ветра, теперь же, подходя к главному гребню, ощутили легкое веяние с северо-запада Над головами альпинистов летели снежные пушинки. На самом гребне друзья обнаружили небольшую нишу, природный балкон, огражденный с трех сторон ледовой стенкой высотой метр и толщиной около 30 сантиметров. Здесь они сели перекусить – это был их первый привал.

Теперь «друза» торчала как раз под ними, дальше виднелась на фоне облаков западная Канченджанга. Они разглядывали северный фасад. Похоже было, что северный гребень непроходим со стороны Северного седла, однако рельеф как будто позволял траверсировать склон от седла к той точке западного гребня, в которой они находились.

Восходители оглянулись назад, на пройденный путь. Снежный гребешок, скалы, затем – ничего вплоть до Большой террасы… Виды открывались чудесные, однако время не позволяло наслаждаться ландшафтом. 14.00, и кислорода осталось всего на два часа. Джордж напомнил, что в три надо возвращаться, иначе не избежать холодной ночевки.

– Значит, мы должны выйти на вершину до трех, – ответил Джо.

После десятиминутного отдыха они продолжали восхождение.

«Дальше, – рассказывал потом Джо, – мы шли по гребню, очень похожему на Криб Гох: несложные скалы со снегом и льдом в углублениях, куда мы ставили ноги. А руками все время опирались на камень – чистый, гладкий камень».

Сначала гребень поднимался отлого, потом вдруг впереди выросла серо-коричневая башня высотой почти 20 метров. Они спустились немного по южному склону и пошли в обход. Джо, по-прежнему возглавлявший связку, работал ледорубом Джона Клегга: свой он сломал. К рукоятке ледоруба была приделана петля, и, продев в нее кисть, можно было опираться обеими руками на камень. Кроме того, он нес на спине еще ледоруб поменьше, рассчитанный для работы в очень крутых местах. Джордж из-за обмороженных рук с трудом управлялся с веревкой и ледорубом, не говоря уже о том, чтобы цепляться за камень.

Траверс вывел их к скально-снежному желобу 18-метровой длины, который упирался в отвесную стену. Джордж закрепился на желобе, а Джо тем временем изучал новое препятствие.

Неровная голая поверхность, золотисто-коричневая на солнце, несколько трещин до самого верха. Джо облюбовал одну из них – на дне отчетливо выраженного углубления. У начала трещины лежало несколько скальных глыб.

Быстро поднявшись по снежным полкам, Браун вышел к этим глыбам. Далеко внизу торчали скалы, под которыми друзья очутились, когда в первый раз свернули со Сходней.

– Если сорвешься с этой стенки, – заметил Джо, – то не успеешь и оглянуться, как свалишься на довольно крутые скалы…

Он вбил крюк, продел веревку в кольцо и начал подъем. Будь высота поменьше, он легко одолел бы такую трещину, а тут… Хватит ли еще сил подтягиваться на руках? Браун включил кислород на полную мощность: шесть литров в минуту.

В два приема он добрался до каменного клина в трещине и вбил второй крюк. Выше камни образовали карниз, острые края позволяли крепко ухватиться за них, но насколько прочно они лежат? Джо предпочел подниматься, всовывая руки в трещины по сторонам камней. Таким путем он одолел выступ.

Бенд, наблюдая за ним снизу, не мог, естественно, представить себе, что находится дальше. Вдруг Браун обернулся и крикнул:

– Всё, Джордж, пришли!

Несколько минут спустя Бенд тоже форсировал стену. Они стояли на платформе, образованной серыми скальными плитами, а впереди, метрах в шести, возвышался небольшой снежный конус – вершина!

Чуть правее, на южной стороне, была еще каменная плита. Они прошли туда, чтобы сделать снимки. Сняли полную панораму, исключая северо-восточный участок, заслоненный конусом вершины. Сикким и Дарджилинг были закрыты беспокойным морем облаков, которые обтекали южный гребень горы. Черными точками выделялись на снегу лагеря IV и II. Облачная пелена держалась на высоте около 6000 метров, и над ней, словно каменные островки среди бушующего прибоя, возвышались лишь самые могучие вершины – Макалу, Чомолонзо, Лхоцзе, Эверест.

Джо попытался рассмотреть с южного гребня восточный фасад, но увидел лишь облака. Тогда он перешел на западный гребень и обмотал веревку Джорджа вокруг воткнутого в снег малого ледоруба, чтобы Бенд мог присоединиться к нему.

Осмотрели плиты северного гребня; с одной стороны его виднелась вершина отрога Бауэра, с другой – серой змеей вытянулся Канченджангский ледник. Всего 20 километров отделяло их от Тибета, и за громадами Близнецов и пика Непал можно было различить наполовину закрытое облаками волнистое плоскогорье. Его однообразную серо-коричневую поверхность лишь кое-где нарушали полоски снега.

Джордж говорит, что его без конца спрашивали потом: «Должно быть, большой соблазн был пройти последние шаги до самой вершины?» Но он отвечал отрицательно. «Во-первых, – объяснял он, – я до того устал, что каждый лишний шаг казался мне испытанием. А кроме того, я даже рад, что мы не оставили следов на вершине».

Надо сказать, что все мы разделяли его чувства. Если бы не наше обещание<sup>[26]26
  Автор имеет в виду обязательство экспедиции не ступать на вершину. (Примеч. пер.)


[Закрыть]</sup>, мы, конечно, прошли бы и эти последние метры; однако и тем, как получилось, мы остались довольны. Жест уважения вполне устраивал нас.

Становилось поздно, облака поднимались выше. Через пятнадцать минут, в три часа, восходители пошли вниз, захватив с собой по камню – серо-черный гнейс, который легко было потом разломить на мелкие кусочки. Взвесили возможность спуска вдоль трещины по веревке, однако предпочли лезть и – справились даже легче, чем с подъемом.