Текст книги "Самая красивая женщина в городе и другие рассказы"

Автор книги: Чарльз Буковски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– но у тебя глаза открыты. мне нравятся твои глаза.

она прикладывалась к бутылке. сильно прикладывалась. знаю я этих мексиканцев в Америке. я ждал, когда она сучиться начнет.

тут в дверь забарабанили так, что я чуть не обосрался. распахнули ее злобно, по-американски: там стоял бармен – здоровенный, краснорожий, брутальный банальный ублюдок.

– ты еще с этим мудозвоном не закончила?

– мне кажется, ему еще хочется, – ответила она.

– это так? – спросил г-н Банальный.

– думаю, да, – ответил я.

взгляд его ястребом кинулся к деньгам на комоде, и он захлопнул дверь. общество денег. они думают, что деньги – волшебная палочка.

– это был мой муж... как бы, – сказала она.

– мне кажется, я больше не хочу, – сказал я.

– почему?

– во-первых, мне 48. во-вторых, это как ебаться в зале ожидания на автостанции.

она засмеялась.

– я – то, что вы, парни, называете "блядью". я должна выебать 8 или 10 мужиков в неделю, по меньшей мере.

– это уж точно мне никак не поможет.

– зато мне поможет.

– ну.

мы еще раз по очереди приложились.

– тебе нравится с женщинами ебаться?

– я для этого и здесь.

– а с мужчинами?

– я не ебусь с мужчинами.

она присосалась к бутылке. наверное, добрую четверть выхлестала.

– может, тебе в жопу хотелось бы? может, тебе хотелось бы, чтобы какой-нибудь мужик выебал тебя в жопу?

– ты ахинею несешь.

она смотрела прямо перед собой. на дальней стене висел маленький серебряный Христос. и она смотрела на этого маленького серебряного Христа на кресте.

Христос был очень хорошенький.

– может, ты это утаивал. может, ты хочешь, чтобы кто-нибудь выебал тебя в жопу.

– ладно, пусть будет по-твоему: может, мне этого действительно хочется.

я взял штопор и откупорил верхушку нового французского вина, пропихнув крошки пробки и прочего дерьма в вино, как я обычно делал. только официанты в кино могут открывать французское вино без лажи.

я сделал первый хороший глоток. с пробкой и всем остальным. протянул ей бутылку.

нога у нее упала с кровати. лицо стало как у рыбы. она хорошенько глотнула.

я забрал у нее вино. казалось, маленькие крошки пробки в бутылке не знают, куда деваться. от некоторых я избавился.

– ты хочешь, чтобы я тебя в жопу выебала? – спросила она.

– ЧТО?

– а я МОГУ!

она поднялась с кровати, подошла к верхнему ящику комода, застегнула у себя на талии этот ремень и повернулась ко мне – и прямо на меня посмотрел ЗДОРОВЕННЫЙ целлулоидный хуй.

– десять дюймов! – рассмеялась она, выпячивая живот, подсовывая эту штуку прямо мне под нос. – и никогда не опускается, никогда не изнашивается!

– ты мне раньше больше нравилась.

– ты не веришь, что мой старший брат – Хайме Браво, великий тореадор?

о какая – стоит с привязанным целлулоидным хуем и спрашивает меня про Хайме Браво.

– я не думаю, что Браво имел бы в Испании успех, – сказал я.

– а ты бы имел в Испании успех?

– черт, да я в Лос-Анжелесе успеха не имею. а теперь сними, пожалуйста, этот уморительный искусственный хуй...

она отстегнула его и сложила обратно в верхний ящик комода.

я вылез из постели и сел на жесткий стул, отхлебывая из горла. она нашла себе другой стул, и вот так мы и сидели друг напротив друга, голые, и передавали другу другу бутылку.

– это мне почему-то напоминает старый фильм с Лесли Ховардом, хотя эту часть они бы ни за что не сняли. это же Ховард в кино по Сомерсету Моэму снимался?

БРЕМЯ СТРАСТЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ?

– я не знаю этих людей.

– правильно. ты слишком молодая.

– а тебе нравился этот Ховард, этот Моэм?

– у них у обоих стиль был. много стиля. но почему-то с ними обоими часы ли пройдут, дни или годы – начинаешь, в конечном итоге, думать, что тебя облапошили.

– но у них у обоих было то, что ты называешь "стилем"?

– да, стиль очень важен. множество людей орет правду, но без стиля она беспомощна.

– у Браво есть стиль, у меня есть стиль, у тебя есть стиль.

– хоть чему-то научилась.

потом я снова залез в постель. за мной – она. я попробовал снова. ничего не вышло.

– сосешь? – спросил я.

– конечно.

она взяла его в рот и что-то из меня выжала.

я дал ей еще пятерку, оделся, отхлебнул еще вина и спустился по лестнице, перешел через дорогу к заправке. аккумулятор зарядили полностью. я заплатил работнику, выкатил задним ходом машину, дернул по 8-й авеню. 2 или 3 мили за мною висел легавый на мотоцикле. в бардачке у меня лежала пачка КЛОРЕТОВ, я ее вытащил, извлек 3-4. лягаш, наконец, отлип и прицепился к какому-то япу, который внезапно свернул влево на бульвар Уилтшир, не включив поворотника и не просигналив рукой. они заслужили друг друга.

когда я приехал к себе, женщина спала, а маленькой девочке захотелось, чтобы я почитал ей из книжки под названием ЦЫПЛЯТА КРОХИ СЬЮЗАН. это было ужасно. Бобби нашел картонный ящик, чтобы в нем могли спать цыплята. он поставил его в угол за кухонную плиту. потом Бобби насыпал немного кашки Крохи Сьюзан в маленькую тарелочку и аккуратно поставил ее в ящик, чтобы цыплята могли немножко пообедать. а Кроха Сьюзан смеялась и хлопала своими маленькими жирными ладошками.

позже выясняется, что два других цыпленка – петушки, а Кроха Сьюзан наседка, наседка, отложившая чудеснейшее на свете яйцо. вот те на.

я уложил маленькую девочку, зашел в ванную и пустил в ванну горячую воду. потом залез туда и подумал: в следующий раз, когда аккумулятор сядет, пойду в кино.

потом я вытянулся в горячей воде и забыл обо всем. почти.

Президент Соединенных Штатов Америки сел в машину в окружении своих агентов. На заднее сиденье сел. Стояло темное и ничем не выдающееся утро. Никто не говорил ни слова. Они покатили вперед, и шины шуршали по улицам, все еще мокрым от ночного дождика. Молчание было необычнее, чем когда-либо раньше.

Они некоторое время ехали, затем Президент спросил:

– Послушайте, а ведь это дорога не в аэропорт?

Агенты не ответили. Отпуск был запланирован. Две недели в личном доме. Самолет ждал его в аэропорту.

Снова начало моросить. Похоже, опять дождь припустит. Все, включая самого Президента, были одеты в тяжелые плащи; шляпы; от этого казалось, что в машине не продохнуть. Снаружи холодный ветер не утихал.

– Водитель, – сказал Президент, – мне кажется, вы на неверном пути.

Водитель не ответил. Остальные агенты смотрели прямо вперед.

– Послушайте, – сказал Президет, – может кто-нибудь подсказать этому человеку правильную дорогу в аэропорт?

– Мы не едем в аэропорт, – произнес агент слева от Президента.

– Мы не едем в аэропорт? – переспросил Президент.

Агенты снова затихли. Морось перешла в дождь. Водитель включил дворники.

– Слушайте, в чем дело? – спросил Президент. – Что тут происходит?

– Которую неделю уже льет, – сказал агент, сидевший с водителем. Это угнетает. Хорошо бы немного солнышка.

– Я б тоже не отказался, – подтвердил водитель.

– Тут что-то не так, – сказал Президент. – Я требую знать...

– Вы больше не в том положении, чтобы требовать, – ответил агент справа.

– Вы имеете в виду?.. – начал Президент.

– Мы имеем в виду, – ответил тот же агент.

– Это будет покушение? – спросил Президент.

– Вряд ли. Это старомодно.

– Тогда что...

– Прошу вас. У нас приказ ничего не обсуждать.

Они ехали так несколько часов. Дождь не прекращался. Никто не произносил ни слова.

– Теперь, – произнес агент слева, – еще один круг и сворачивай. Хвоста нет.

Дождь нам очень помог.

Машина еще немного покружила по местности и свернула на узенькую грунтовку. Было грязно, и колеса то и дело скользили, проворачивались, потом снова отыскивали опору, и машина продвигалась вперед. Человек в желтом дождевике посветил фонариком и направил их в открытые ворота гаража. Место было уединенным, вокруг много деревьев. Слева от гаража стояла небольшая ферма. Агенты открыли двери машины.

– Выходите, – велели они Президенту. Президент повиновался. Агенты тщательно обступили Президента, хотя вокруг не было ни души на многие мили, если не считать человека с фонариком и в желтом плаще.

– Я не понимаю, почему все нельзя сделать прямо здесь, – произнес человек в желтом плаще. – По-другому точно выйдет рискованнее.

– Приказ, – ответил один агент. – Сам знаешь. Он всегда был знаменит своей интуицией. А теперь и подавно.

– Холодина какая. У вас есть время выпить чашечку кофе? Он готов.

– Очень мило с твой стороны. Мы долго ехали. Я полагаю, вторую машину снарядили?

– Конечно. Проверяли неоднократно. На самом деле, мы минут на десять опережаем график. Я поэтому кофе и предложил. Знаете же, как он любит точность.

– Ладно, тогда зайдем.

Не выпуская Президента из своего круга, агенты вошли в домик.

– Сядьте здесь, – велел один Президенту.

– Хороший кофе, – сказал человек в желтом дождевике. – Вручную молол.

Он обошел всех с кофейником. Налил себе, сел, не снимая дождевика, только капюшон отстегнул и кинул на печку.

– Ах, хорошо, – вымолвил один агент.

– Сливки и сахар? – спросил у Президента другой.

– Давайте, – ответил тот...

В старой машине места было немного, но все поместились; Президент снова на заднем сиденье... Старая машина тоже буксовала в грязи, колеса проваливались в выбоины, но обратно на дорогу они выбрались. Снова большую часть пути молчали.

Потом один агент закурил.

– Черт, никак бросить курить не могу!

– Да, это непросто, делов-то. Не бери в голову.

– Я и так не беру. Просто от самого себя противно.

– Да ладно тебе. Сегодня великий день в Истории.

– Это уж точно! – ответил тот, что с сигаретой.

И глубоко затянулся...

Они остановились возле старых меблирашек. Дождь не прекращался. Немного посидели в машине.

– Всё, – сказал агент рядом с водителем, – выводи его. Чисто. На улицах никого.

Они провели Президента, держа его между собой, сначала через парадное, затем 3 лестничных пролета вверх, не выпуская его ни на секунду. Остановились и постучали в 306-й. Условным стуком: один удар, пауза, 3 удара, пауза, два...

Дверь открылась, и агенты быстро втолкнули Президента внутрь. Дверь за ним закрыли и заперли. Внутри его ждали три человека. Двоим – за 50. Костюм третьего состоял из старой батрацкой рубахи, поношенных штанов на несколько размеров больше и башмаков за 10 долларов, стоптанных и нечищенных. Он сидел в кресле-качалке посередине. Было ему лет 80, но он улыбался... а глаза оставались теми же; нос, подбородок, лоб тоже не сильно изменились.

– Добро пожаловать, господин Президент. Я долго поджидал Историю, Науку и Вас, и вот все прибыли по расписанию сегодня...

Президент вгляделся в старика в качалке:

– Боже милостивый! Вы... вы же...

– Вы меня узнали! Иные ваши сограждане подшучивали над нашим сходством! Слишком глупо даже предполагать, что я был...

– Но ведь доказано, что...

– Разумеется, доказано. Бункеры: 30 апреля 1945 года. Нам так хотелось. Я был терпелив. Наука оставалась с нами, но иногда мне приходилось поторапливать историю. Нам нужен был верный человек. Вы – наш верный человек. Остальные были слишком невозможны – слишком чужды моей политической философии... Вы – намного идеальнее. Работая через вас, все окажется гораздо легче. Но, как я сказал уже, приходилось немного подгонять ролик Истории... в моем возрасте... я был вынужден...

– Вы имеете в виду?..

– Да. Я убрал вашего президента Кеннеди. А затем – его брата...

– Но зачем было второе покушение?

– К нам поступила информация, что этот молодой человек выиграл бы президентские выборы.

– Но чего же вы хотите от меня? Мне сказали, что покушения на меня не будет...

– Могу я представить вам доктора Графа и доктора Фолькера?

Два человека кивнули Президенту и улыбнулись.

– Но что же будет? – спросил Президент.

– Прошу вас. Минуточку. Я должен уточнить у своих людей. Карл, как прошло с Двойником?

– Прекрасно. Мы позвонили с фермы. Двойник прибыл в аэропорт по расписанию. Он объявил, что ввиду погодных условий переносит полет на завтра. Затем объявил, что едет покататься... что ему нравится кататься на машине под дождем...

– А остальное? – спросил старик.

– Двойник мертв.

– Прекрасно. Тогда давайте начинать. История и Наука прибыли Вовремя.

Агенты подвели Президента к одному из двух хирургических столов. Попросили раздеться. Старик подошел к другому столу. Доктор Граф и доктор Фолькер облачились в халаты и приготовились выполнять задание...

Один из двоих, помоложе на вид, поднялся со стола. Оделся в костюм Президента, подошел к большому зеркалу на северной стене. Постоял перед ним добрых 5 минут.

Затем повернулся.

– Это действительно чудо! Ни единого шрама... никакой послеоперационной реабилитации. Поздравляю вас, джентльмены! Как вам это удалось?

– Что ж, Адольф, – ответил один из врачей, – мы прошли долгий путь со времени...

– СТОП! Ко мне никогда больше не должны обращаться "Адольф"... пока не придет время, пока я не скажу!.. До тех пор – никакого немецкого... Теперь я – Президент Соединенных Штатов Америки!

– Да, господин Президент!

Тут он поднял руку и коснулся верхней губы:

– Но старых усиков мне в самом деле не хватает!

Они улыбнулись.

Затем он спросил:

– А как старик?

– Мы уложили его в постель. Он не проснется еще сутки. В настоящий же момент...

всё... все отростки операции уничтожены, рассосались. Нам остается только выйти отсюда, – ответил доктор Граф. – Но... господин Президент, я бы осмелился предложить этого человека...

– Нет, говорю же вам, он беспомощен! Пусть страдает теперь, как страдал я!

Он подошел к кровати и посмотрел на старика. Седого, лет восьмидесяти.

– Завтра я окажусь в его личном доме. Любопытно, как его жена отнесется к моим ласкам? – И он коротко хохотнул.

– Я уверен, майн Фюрер... Простите! Прошу вас! Я уверен, господин Президент, что ваши ласки ей очень понравятся.

– Давайте тогда покинем это место. Сначала – врачи, пусть едут, куда должны.

Затем все остальные... по одному или по двое... меняем машины и хорошенько выспимся в Белом Доме.

Старик с седыми волосами проснулся. В комнате он был один. Можно бежать. Он выбрался из постели, нащупывая одежду, и, идя по комнате, увидел в большом зеркале старика.

Нет, подумал он, боже мой, только не это!

Он поднял руку. Старик в зеркале тоже поднял руку. Он сделал шаг вперед. Старик в зеркале увеличился в размерах. Он посмотрел на свои руки – все в морщинах, вовсе не его руки! И на ноги! Это не его ноги! Это не его тело!

– Господи! – произнес он вслух. – ОХ ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ МОЙ!

И тут он услышал свой голос. Даже голос был не его. Голосовые связки они тоже пересадили. Он ощупал горло, всю голову пальцами. Никаких шрамов! Нигде ни единого шрама. Он надел вещи старика и быстро спустился по лестнице. На первом этаже постучал в дверь, на которой висела табличка "Консьержка".

Дверь открылась. Старуха.

– Что, мистер Тилсон? – спросила она.

– "Мистер Тилсон"? Сударыня, я – Президент Соединенных Штатов! Это чрезвычайная ситуация!

– Ох, мистер Тилсон, какой вы шутник!

– Послушайте, где тут у вас телефон?

– Там же, где и всегда был, мистер Тилсон. Слева от входа.

Он пошарил в карманах. Мелочь они ему оставили. Он заглянул в бумажник. 18 долларов. Он вложил дайм в щель телефона.

– Сударыня, какой здесь адрес?

– Да ладно вам, мистер Тилсон, вы же его знаете. Вы же тут сколько лет прожили!

Какой-то вы странный сегодня, мистер Тилсон. И я вам кое-что еще хотела сказать!

– Да, да... что еще?

– Мне хотелось вам напомнить, что сегодня вам пора платить за квартиру!

– Ох, сударыня, прошу вас, скажите, какой здесь адрес!

– Будто не знаете! Шорхэм-Драйв, 2435.

– Да, – сказал он в трубку, – такси? Мне нужно такси, Шорхэм-Драйв, 2435. Я буду ждать на первом этаже. Моя фамилия? Моя фамилия? Ладно, пусть будет Тилсон...

В Белый Дом ехать бессмысленно, подумал он, там у них все схвачено... Поеду в крупнейшую газету. Расскажу им. Расскажу редактору всё, всё, что случилось...

Другие пациенты смеялись над ним.

– Вишь, вон парень? На диктатора этого еще как бы смахивает, как там его, только старше. Как бы там ни было, когда его сюда месяц назад привезли, он утверждал, что он – Президент Соединенных Штатов Америки. Так то месяц назад было. Сейчас уже не так часто твердит. Но от газет не оторвешь. В жизни никого не встречал, кто бы так газетами зачитывался. Хотя в политике он в натуре сечёт.

От этого, наверное, и сбрендил. Слишком много политики.

Прозвонил колокольчик на обед. Все пациенты зашевелились. Кроме одного.

К нему подошел медбрат.

– Мистер Тилсон?

Ответа не последовало.

– МИСТЕР ТИЛСОН!

– О... да?

– Пора кушать, мистер Тилсон!

Седой старик поднялся и медленно направился к столовой пациентов.

ПОЛИТИКА – ЭТО КАК ПЫТАТЬСЯ ВЫЕБАТЬ КОТА В СРАКУ

"Уважаемый г-н Буковски!

Почему Вы никогда не пишете о политике или событиях в мире?

М.К."

"Уважаемый М.К.!

К чему? Что там, типа, нового? – все равно все знают, что бекон подгорает."

неистовство наше происходит довольно спокойно: мы просто вперились в ворс ковра и задаем себе вопрос – какое говно покатило не так, когда подорвали трамвай, набитый этими пижонами, с плакатом Пучеглаза-Морячка на боку.

тут вот что самое главное: хорошая мечта испарилась, а когда испаряется хорошая мечта, испаряется всё. остальное – навозная возня для Генералов и хапуг. кстати – я вижу, где еще один бомбардировщик США, начиненный водородными бомбами, снова гахнулся с небес – на ЭТОТ раз в море возле Исландии. ребятки весьма небрежно запускают своих бумажных журавликов, пока ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО защищают мою жизнь. Госдеп говорит, что бомбы были "невооружены", что бы это ни значило. мы продолжаем читать, где одна из водородных бомб (выпавшая) раскололась и распространяет повсюду радиоактивное говнище, пока предположительно защищает мою жизнь, В ТО ВРЕМЯ, КАК я даже не просил такой защиты. разница между Демократией и Диктатурой заключается в том, что при Демократии сначала голосуешь, а потом получаешь приказ; при Диктатуре на голосование времени тратить не нужно.

возвращаясь к выпавшей водородной бомбе – некоторое время назад то же самое произошло у побережья ИСПАНИИ. (мы ж везде теперь, защищаем меня.) и снова бомбы теряются – беззаботные погремушки. 3 месяца потребовалось если мне не изменяет память – чтоб они нашли и подняли оттуда последнюю бомбу. на самом деле, может, и 3 недели, да только людям, что живут в этом приморском городке, показалось, должно быть, что 3 года. эта последняя бомба – проклятущая, зависла на песчаном откосе на дне, и как нежно ее ни подцепляй, петли стряхивает и с каждым разом все глубже соскальзывает. а тем временем все бедолаги из этого городка в постелях по ночам ворочаются: не взлететь бы к чертям собачьим благодаря любезности Звездно-Полосатых. разумеется, Госдеп США издал заявление, что, мол, в водородной бомбе детонатора нет, да только богатеи тем временем все равно в другие края подались, а американские моряки и горожане на вид очень сильно нервничали. (в конце концов, если эти дуры не взрываются, чего ж их тогда на самолетах возить? можно тогда и с двухтонной сарделькой летать. детонатор означает "зажигание" или "спусковой крючок", а "зажечься" ведь может откуда угодно, спусковой же крючок означает "удар" или любое подобное действие, приводящее в движение механизм выстрела. ТЕПЕРЬ же, по терминологии, они "невооружены" – что звучит безопаснее, а на самом деле – одно и то же.) как бы то ни было, бомбу цепляли, но, как в народе говорят, она своим умом жила. тут парочка подводных штормов налетела, и наша миленькая бомбенция все дальше и дальше под укос закатывалась. а море очень глубокое гораздо глубже нашего руководства.

наконец, смастерили специальное оборудование – только для того, чтобы выволочь оттуда бомбовую задницу, и ее из моря вытащили. Паломарес. да, вот где оно все было: в Паломаресе. и знаете, что они сделали дальше? Американский Военно-Морской Флот, чтобы отпразновать находку бомбы, устроил в городском парке КОНЦЕРТ СВОЕГО ОРКЕСТРА – если эта штуковина не была опасна, то чего ж они так руками размахались? да, и матросы играли музыку, а испанцы слушали эту музыку, и все они объединились и слились тут сексуально и духовно.

что стало с той бомбой, которую выволокли из моря, я не знаю, никто (за исключением некоторых) не знает, а оркестр наяривал себе дальше. в это время 1000 тонн радиоактивного испанского грунта переправляли в Эйкен, Южная Каролина, в запломбированных контейнерах. спорить готов, аренда в Эйкене дешевле.

итак, наши бомбы сейчас плавают и тонут, охлажденные и "невооруженные", где-то около Исландии.

и что же вы станете делать, когда мозги людей у вас настроены на что-то не очень хорошее? всё просто: настраивать их мозги на что-то другое. люди умеют думать лишь о чем-нибудь одном зараз. типа, ладно, заголовок от 23 января 1968 года:

Б-52 РАЗБИЛСЯ В РАЙОНЕ ГРЕНЛАНДИИ С ВОДОРОДНЫМИ БОМБАМИ НА БОРТУ; ДАТЧАНЕ РАЗГНЕВАНЫ. Датчане разгневаны? ёбаный стос!

как бы то ни было. ни с того ни с сего 24 января – заголовок: СЕВЕРНЫЕ КОРЕЙЦЫ ЗАХВАТЫВАЮТ КОРАБЛЬ ВМС США.

елки-палки, откуда патриотизм берется! ах, какие сволочи! я-то думал, что ЭТА война окончена! ага. понятно – КРАСНЫЕ! корейские марионетки!

под фотографией АП говорится что-то вроде: Разведывательное судно США Пуэбло – бывший армейский транспорт, ныне переоборудованный в один из секретных шпионских кораблей ВМФ США и снабженный электрическими приборами слежения и океанографическим оборудованием, был насильно доставлен в Гавань Вонсан на побережье Северной Кореи.

вот же красная сволочь, вечно доябывается!

Я ЖЕ заметил, что историю про потерянную водородную бомбу впихнули в малюсенький квадратик: "На Месте Катастрофы Б-52 Засечена Радиация; Подозрение на Расколовшуюся Бомбу".

нам говорят, что президента разбудили между 2 и половиной третьего утра, чтобы рассказать о захвате Пуэбло.

я полагаю, после этого он снова заснул.

США утверждают, что Пуэбло находился в международных водах; корейцы утверждают, что корабль был в территориальных водах. одна страна врет, другая – нет.

потом задаешь себе вопрос: а что толку от шпионского корабля в международных водах? это как в солнечный день плащ напяливать.

чем пристальнее всматриваешься, тем лучше твоя оптика различает.

заголовок: 26 января 1968 года: США ПРИЗЫВАЮТ НА СЛУЖБУ 14.700 РЕЗЕРВИСТОВ ВВС.

потерянные возле Исландии водородные бомбы испарились из печати совершенно, будто и не было никогда.

а тем временем:

Сенатор Джон Ч.Стеннис (демократ от Миссури) заявил, что решение мистера Джонсона (о призыве резервистов ВВС) было "необходимо и оправдано", и прибавил:

"Я надеюсь, он не станет медлить и мобилизует также компоненты сухопутного резерва."

лидер сенатского меньшинства Ричард Б.Расселл (демократ от Джорджии): "По последним анализам, эта страна должна добиться возвращения захваченного судна вместе с экипажем. в конечном итоге, великие войны начинались и с менее серьезных инцидентов."

Спикер Нижней Палаты Конгресса Джон У.МакКормак (демократ от Массачуссеттса):

"Американский народ должен, наконец, осознать, что коммунизм до сих пор стремится к мировому господству. По этому поводу сейчас существует слишком сильная апатия."

мне кажется, если бы Адольф Гитлер еще коптил небо, он бы получил массу удовольствия от сегодняшней обстановки.

ну что тут сказать о политике и событиях в мире? берлинский кризис, кубинский кризис. самолеты-шпионы, корабли-шпионы, Вьетнам, Корея, потерявшиеся водородные бомбы, бунты в городах Америки, голодуха в Индии, чистки в Красном Китае? что – хорошие парни и плохие парни? что некоторые врут все время, а некоторые – никогда? что – есть хорошие правительства и плохие? нет, существуют только плохие правительства и те, что еще хуже. что – вспыхнет светом и пахнет жаром так, что нас раздерет в клочья однажды ночью, пока мы трахаемся или срём, смотрим комиксы или клеим в книжицу синие фишки? во мгновенной смерти нет ничего нового, а в массовой мгновенной смерти – и подавно. но мы усовершенствовали продукт; хорошенько потрудились над веками знаний, культуры и открытий; библиотеки разжирели, кишат и битком набиты книгами; великие картины продаются за сотни тысяч долларов; медицина пересаживает человеческое сердце; на улице безумца от здорового не отличишь – как вдруг мы осознаем, что наши жизни снова в руках идиотов. бомбы могут никогда не упасть; бомбы могут упасть. вышел месяц из тумана...

а теперь, если вы простите меня, дорогие читатели, я вернусь к блядям, к лошадям и к выпивке, пока еще есть время. если и в них содержится смерть, то, мне кажется, не так хамски будет отвечать только за свою собственную, чем за ту, другую, которую тебе суют в рюшечках фраз: Свобода, Демократия, Гуманизм и/или любая или вся скопом подобная Срань.

первая почта – в 12:30. первый стакан – теперь. а блядво всегда окажется поблизости. Клара, Пенни, Элис, Анна...

вынул ножик из кармана...

МОЯ ТОЛСТОЖОПАЯ МАМОЧКА

две хорошие девахи они были – Тито и Лапуся. на вид обеим лет по 60, на самом деле – ближе к 40. а всё пьянство да нервы. мне было 29, на вид – ближе к полтиннику. тоже пьянство да нервы. фатеру оттопырил сначала я, а они уже потом въехали. управляющий меблирашками из-за этого тоже психовал, все время гонял к нам наверх легавых, чуть кто пикни. сплошной мандраж. я даже в центр унитаза ссать боялся.

самое лучшее лучшее время у меня было – ЗЕРКАЛО, когда я рассматривал себя:

пузо распухшее, тут же Тито и Лапуся, пьяные, болеют днем и ночью, мы все втроем болеем, дешевенькое радио орет, трубы все износились, сидим на этом протертом ковре, ах ты ж господи, ЗЕРКАЛО, а я смотрюсь в него и говорю:

– Тито, он у тебя в заднице. чувствуешь?

– ох да, ох боже мой да – ГЛУБЖЕ! эй! ты КУДА?

– а теперь, Лапуся, он вон там перед тобой, а-а? чувствуешь? здоровая лиловая головка, как будто змея арии распевает! чувствуешь меня, любовь моя?

– уууу, дорогуша, я наверное сейчас ко... ЭЙ! ты КУДА?

– Тито, я снова в твоем седалище. я рассекаю тебя надвое. спасенья нет!

– ууу боже ууууу, ЭЙ, ты КУДА? вернись сейчас же!

– не знаю.

– что не знаю?

– не знаю, кому дать его поймать. что же мне делать? я хочу обеих, я не могу ОТЫМЕТЬ вас обеих сразу! а пока я над этим размышляю, меня охватывает ужас краха и агония, что я не смогу его удержать! неужели никто не понимает моих страданий?

– нет, отдай мне и всё!

– нет, мне, мне!

ТУТ ВСТУПАЕТ ЗДОРОВЕННЫЙ КУЛАК ЗАКОНА И ПОРЯДКА.

бац! бАц! БАЦ!

– эй, у вас что тут происходит?

– ничё.

– ничего? что за стоны, визг и вопли? полчетвертого утра. из-за вас четыре этажа глаз не смыкают, не могут понять...

– да ничё. я играю в шахматы вот с мамой и сестренкой.

– уйдите, пожалуйста. у моей мамочки больное сердце. вы ее пугаете до смерти. к тому же у нее последняя пешка осталась.

– и ТЫ тоже, приятель! если ты еще не понял, тот тут Департамент Полиции Лос-Анжелеса...

– господи, ни за что б не догадался...

– теперь догадался. ладно, открывайте, а не то мы дверь вышибем!

Тито с Лапусей сбежали в дальний угол столовой, съежились там, дрожа, удерживая, обнимая свои стареющие, морщинистые, кирюшные, безумные тела. они были глупо хорошенькими.

– открывай, приятель, мы за последние полторы недели к тебе уже четыре раза заходили по одному и тому же вызову. ты думаешь, нам нравится просто так ходить и швырять людей в каталажку просто потому, что нам в кайф?

– ага.

– Капитан Брэдли говорит, что ему наплевать, черный ты или белый.

– передайте Капитану Брэдли, что мне это тоже безразлично.

я сидел тихо. две бляди дрожали и хватались за свои сморщенные тела под торшером в углу. тупое удушливое молчание ивовых листочков в цыплячьем помете среди недоброй зимы.

они взяли ключ у управляющего, и дверь приоткрылась на 4 дюйма, а дальше ее удерживала цепочка, которую я туда накинул. один легавый со мною разговаривал, а второй отверткой пытался вытолкнуть цепочку из щели. я позволял ему почти что ее выпихнуть, а потом задвигал обратно до упора. стоя, между тем, голышом с восставшим членом.

– вы нарушаете мои права. чтобы войти сюда, вам нужен ордер на обыск. вы не можете сюда вламываться по собственной инициативе. что это, парни, с вами такое, к чертовой матери?

– кто из этих двоих считается твоей матерью?

– та, у которой жопа шире.

второму опять почти что удалось снять цепочку. пальцем я задвинул ее на место.

– давай, впусти нас, просто поговорим.

– о чем? о чудесах Диснейленда?

– нет, нет, ты, судя по всему, – человек интересный. мы просто хотим зайти поговорить.

– должно быть, вы меня недоразвитым считаете. если я когда-нибудь и охуею настолько, чтобы браслетики носить, я их и в магазине куплю. я ни в чем, черт возьми, не виновен, кроме вот этой эрекции и громкого радио, а вы меня не просили убавлять ни того, ни другого.

– ты нас просто впусти. нам только поговорить хочется.

– слушайте, вы пытаетесь вломиться без разрешения. а у меня, между прочим, лучший адвокат в городе...

– адвокат? на фига тебе адвокат?

– я им много лет пользуюсь – уклонение от призыва в армию, непристойное оголение в общественных местах, изнасилование, вождение транспортного средства в нетрезвом виде, нарушение спокойствия, оскорбление действием, поджог – паршивые статьи, в общем.

– и он выиграл все эти дела?

– он самый лучший. теперь слушайте сюда: я даю вам три минуты. либо вы прекращаете пытаться выломать дверь и оставляете меня в покое, либо я звоню ему.

ему не понравится, что его разбудили в такую рань. это будет вам стоить ваших блях.

легавые чуть отступили по коридору. я прислушался.

– ты думаешь, он соображает, что мелет?

– думаю, да.

они вернулись.

– у твоей матери действительно здоровая задница.

– жалко, что не про твою честь, а?

– ладно, мы уходим. но вы тут потише себя ведите. выключайте радио и чтоб никаких больше воплей и стонов.

– хорошо, радио мы выключим.

они свалили. какой кайф – слышать, как они сваливают. какой кайф иметь хорошего адвоката. какой кайф – не попадать в тюрягу.

я закрыл дверь.

– ладно, девочки, они ушли. 2 славных паренька не по той дорожке пошли. а теперь смотрите!

я опустил глаза.

– пропало, всё исчезло.

– да, всё исчезло, – подтвердила Лапуся. – куда же оно исчезает? так грустно.

– черт, – выругалась Тито. – похоже на дохлую венскую сосиску.

я подошел и сел в кресло, налил себе вина. Лапуся скрутила 3 сигаретки.

– как вино? – спросил я.

– 4 бутылки осталось.

– поллитровок или галлонов?

– поллитровок.

– господи, надо, чтоб нам повезло.

я подобрал с пола газету четырехдневной давности. прочел комиксы. затем перешел к спортивной секции. пока я читал, подошла Тито, плюхнулась передо мной на ковер. я почувствовал, как она заработала. рот у нее был как один из этих вантузов, которыми забитые нужники прокачивают. я пил вино и пыхал сигареткой.