Текст книги "Просто бывшие (ЛП)"

Автор книги: Чарити Феррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА

ЛОРЕН

Джей ставит свой поднос на стол и садится напротив меня в больничном кафетерии.

– К твоему сведению, мой муж на тебя злится.

Я роняю вилку в свой салат.

– Что? Почему?

– Он до сих пор не получил свежих новостей о ситуации с бывшим. Ему необходимо знать, был ли у тебя с ним секс.

– Нет, – отвечаю я со стоном. – Мы не будем заниматься сексом. Если ты не помнишь, у него в машине с нами была его спутница!

– И ему было плевать на нее. Он был «У Клейтона» ради тебя. Он отвез тебя домой ради себя. Для его собственного спокойствия, что ты будешь в безопасности. Держу пари, он высадил свою спутницу и поехал домой один.

Не совсем один. Но я не буду разглашать эту информацию.

– За всем этим злобным, жестким фасадом Гейдж – заботливый человек, который всегда будет думать о моей безопасности. Он такой и есть. Он офицер полиции. Это его долг.

– Верно, но он также делает это, потому что любит тебя. – Он вздыхает. – Ты любила его в какой-то момент. Эти чувства были, и, судя по тому, как это выглядело за ужином, они все еще есть.

– Это неправда.

– Когда ты в последний раз ходила на свидание?

– Моя работа – это мой парень. Спасение человеческих жизней – мой оргазм. Вот где я провожу все свое время. Ты знаешь это.

– Так почему бы не встречаться с кем-то, кто здесь работает? Врачи разговаривают. Я знаю, сколько людей в этом здании приглашали тебя на свидания.

– Я не заинтересована в свиданиях, и к твоему сведению, я уже переспала с кем-то, с кем работала, так что я не лишаю себя оргазмов, – вру я. Я никогда не ходила на свидание с кем-то из больницы.

– Кто это был? – Он пристально смотрит на меня. – Скажи мне, что это был не Пит из ортопедии. – Я провожу линию над губами и фальшиво застегиваю молнию.

Это был не Пит из ортопедии.

Это был Виктор, мой вибратор, любезно предоставленный Amazon Prime.

* * *

Я не могу дождаться, когда приму душ и пойду спать.

Когда я подъезжаю к дому, в мансарде горит свет.

Должно быть, Гейдж забыл выключить его после того, как починил душ. Если только я не оставила его включенным, что меня не удивило бы, учитывая, что я якобы паршивый арендатор и все такое. Если это место загорится, меня точно запрут.

В главном доме нет никаких признаков жизни, но машина Гейджа здесь, так что он, должно быть, в постели. Я вхожу в парадную дверь и начинаю раздеваться. Я не проверяла себя в зеркале перед уходом с работы, но я знаю, что мои глаза опухшие, а по щекам стекает тушь.

Я тру глаза и зеваю, пока пробираюсь в ванную, а затем испускаю полный драматизма крик.

Гейдж стоит передо мной с улыбкой на лице, вытирая мокрые руки о полотенце. Я в лифчике и трусиках. Повторяю, я в лифчике и трусиках перед своим бывшим парнем, и они внезапно промокли больше, чем то, что будет, когда я войду в душ. Он без рубашки, и остатки воды стекают по его упругой груди.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, переводя дыхание.

– Чиню твой душ, – говорит он, указывая на ванну. – Извини, я не хотел тебя напугать. Я должен был предупредить тебя, что буду здесь, но у меня нет твоего номера. У меня был тяжелый день, и это была первая свободная минута.

– Нет проблем.

Он протягивает мне полотенце.

– Поверь мне, детка, на тебе нет ничего такого, чего бы я не видел раньше. Точнее говоря, я видел гораздо больше. – Он хихикает и облизывает губы. – Я также знаю, какая ты на вкус.

– Я могу сказать то же самое о тебе, – шепчу я.

Он вытирает губы.

– Кайл убежден, что мы собираемся заняться сексом.

– Кайл, должно быть, сошел с ума после нашего последнего разговора. – Я бросаю на него разочарованный взгляд. – Ты знаешь, что он не разговаривал со мной с тех пор, как мы расстались? Я знаю, что братский кодекс существует и все такое, но этот парень ненавидит меня до глубины души.

– Это же мой мальчик.

– Ну и ну, спасибо. Не помню, чтобы я создавала клуб ненависти против тебя.

– Никогда не говорил ему ненавидеть тебя. Он сам сформировал такое мнение, и я не понимаю, как кто-то может злиться на меня за то, что ты прекратила наши отношения. – Он прислонился к стене. – Ты знаешь, что я бы никогда так с тобой не поступил, особенно так, как ты это сделала.

– Мы можем теперь вернуться к шуткам о сексе? Я слишком устала, чтобы говорить о вине и о том, что люди злятся на меня.

Он несколько раз моргает на меня.

– Ты расстроена.

Я киваю, пытаясь не дать себе разрыдаться.

– Длинный день?

– Ты даже не представляешь. – Я сползаю по стене и оседаю на пол.

– Что случилось?

Слеза скатывается по моей щеке.

– Сегодня вечером к нам поступил ребенок, который залез в тайник с кокаином своей матери, пока она была в отключке. У него была передозировка, и вместо того, чтобы позвать на помощь или отвезти его в больницу, она позвонила своей матери. Его привезла бабушка, потому что мать боялась, что ее арестуют за хранение наркотиков. Когда он добрался до нас, у него начались судороги, и мы поняли, что уже слишком поздно.

– Черт, – шипит он.

– Я была его медсестрой. Джей – его врачом. – Еще одна слеза падает на мое лицо. – Мы испробовали все, но не смогли его спасти. Ему было два года, и его больше нет в живых, благодаря его эгоистичной матери. У меня не было выбора, кроме как позволить ей увидеть его, когда она, наконец, набралась смелости и пришла в больницу. Боже, я хотела сорваться, когда она кричала на нас, чтобы мы спасли ее ребенка, как будто это была наша вина, а потом она посмела сказать, что мы сделали недостаточно, чтобы сохранить жизнь ее ребенку. – Я вздыхаю, воспоминания пронзают меня, и сжимаю челюсть. – Они готовят нас к таким ситуациям. Я видела, как умирали пациенты всех возрастов, как люди теряли конечности и проходили через тяжелые травмы. Это тяжело, но по какой-то причине эта женщина меня разозлила. Ее сын умер, потому что она была безответственной и халатной.

Его лицо бледнеет, когда он садится рядом со мной и притягивает меня в свои объятия.

– Нет ничего хуже, чем мать, которая намеренно подвергает опасности своего ребенка. Любой родитель, который так поступает, – эгоцентричный кусок дерьма.

Мне не кажется странным, когда он наклоняет голову и целует макушку моих волос. Удивительно, но мне это кажется комфортным и успокаивающим.

– То, что ты делаешь, необычно, Лорен. Тяжело для сердца, но необычно.

– Ты делаешь то же самое, – шепчу я, прижимаясь к его боку. – Ты так же расстроен, как и я.

Он сжимает меня.

– Я не тот, кто любит, когда люди причиняют боль другим. Поверь мне, иногда мне тоже приходилось сдерживать себя, чтобы не сорваться.

Я хочу, чтобы он рассказал мне больше, но в то же время не хочу.

Полицейские постоянно находятся в больнице, и от некоторых из их рассказов у меня мурашки по коже.

Я вытираю глаза и медленно отстраняюсь, фыркая.

– Спасибо, что выслушал меня. – Я киваю в сторону его испачканной слезами и тушью футболки. – И за то, что позволил мне испортить твою одежду.

– В любое время. Ты либо портишь ее, либо крадешь. Здесь ничего не изменилось.

– По какой-то причине, когда ты крадешь у парня футболку, это делает ее в сто раз удобнее.

– Ты можешь пользоваться ими в любое время. – Он встает и помогает мне подняться на ноги. – Душ исправен и весь в твоем распоряжении. Тебе еще что-нибудь нужно, пока я здесь?

Притяни меня обратно в свои объятия.

Останься здесь со мной.

Я качаю головой.

– Ты, наверное, устал так же, как и я.

Он поглаживает меня по спине.

– Прими душ. Это поможет тебе расслабиться.

Я раздеваюсь, и напор воды становится идеальным, когда я ступаю под горячую воду. Мои слезы падают в слив, и я хочу, чтобы они унесли с собой воспоминания о сегодняшнем дне. Это те дни, когда я не люблю свою работу, когда я сомневаюсь, в правильной ли сфере я работаю, и когда я думаю, не выбрать ли мне другой карьерный путь.

Я приняла решение отбросить свои чувства, когда решила стать медсестрой. Забота о моих пациентах – это приоритет номер один. Временами это самая трудная часть работы.

Отсутствие эмоций было бы прекрасно, потому что боль так уродлива. Наблюдать за пренебрежением и не иметь возможности кричать об этом во всю мощь своих легких – это больно. Это тяжело – иметь сердце, когда люди приходят без него.

И именно это, как мне кажется, произошло сегодня.

Мои рыдания становятся все сильнее.

Я боролась за этого ребенка.

По крайней мере, за то короткое время, что он был с нами, у него были люди, которые боролись за его жизнь, за его безопасность, за его счастье.

Самое трудное было то, что мы подвели его.

Его мать подвела его.

Система подвела его.

И именно с такими случаями труднее всего бороться на работе.

Я мою волосы, выпуская наружу все свое разочарование, и чищу кожу сильнее, чем нужно. Я дрожу, когда вытираюсь и надеваю пижаму.

Когда я выхожу, Гейдж сидит на идеально заправленной, нетронутой кровати, а на тумбочке рядом с ним стоит стакан воды.

– Ты еще не спала в кровати? – спрашивает он. Я качаю головой.

– Я сплю на диване.

– Почему?

Я пожимаю плечами.

– Воспоминания. Простыни все еще пахнут тобой.

– Сделай мне одолжение, пусть они пахнут тобой, чтобы мне что-нибудь осталось, когда я перееду обратно.

– Что? Ты же сказал, что квартира сдается.

Я была права. Он никогда не собирался сдавать его в аренду. Гейдж любил это место, любил свое пространство и никогда бы не позволил никому занять его. Даже когда он переехал. И его отец тоже.

Когда Гейдж уехал, у Амоса было много предложений сдать его в аренду, но он отклонил их все, надеясь, что его сын однажды вернется.

– Мой отец думал об этом, но передумал. Но ты можешь остаться, пока не найдешь жилье. Ему нравится моя компания в доме.

Я сузила глаза в его сторону.

– Я не понимаю. Почему ты бросил это и позволил мне остаться здесь?

– Уже поздно. У тебя был тяжелый день. – Он целует мой лоб. – Поспи немного. Дай мне знать, если душ доставит тебе еще какие-нибудь проблемы или если тебе нужно будет с кем-то поговорить, когда угодно, хорошо?

ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА

ГЕЙДЖ

Я хватаю телефон с тумбочки, когда он подает звуковой сигнал.

Неизвестный: Ты не спишь?

Я начинаю отвечать: «Кто это?», когда приходит еще одно сообщение.

Неизвестный: Это Лорен.

Черт. Я боялся, что у меня будет ее номер.

Я: Проснулся. Что случилось?

Лорен: Не хочешь составить компанию девушке?

Я: Не спится?

Лорен: Нет.

Мне тоже.

Я: Уже иду.

Я вскакиваю с кровати, прекрасно понимая, что это плохая идея. Я влезаю в спортивные шорты и накидываю футболку, а затем тихонько выскальзываю из дома в теплую летнюю ночь. Кузнечики стрекочут, пока я иду по дорожке, а затем поднимаюсь по лестнице.

Дверь не заперта, а она лежит на диване, подтянув ноги к груди. Волосы мокрые. Глаза опухшие.

– Знаешь, – говорю я, проходя в комнату, – вероятность того, что ты заснешь в кровати, выше, чем на диване. Я могу почти гарантировать это.

Она похлопывает по подушке рядом с собой.

– Эй, я нахожу этот диван удобным. Не могу поверить, что ты ничего здесь не поменял.

– Мне еще предстоит найти время, чтобы отточить свои навыки дизайна интерьера. – И я хочу сохранить эти воспоминания. Несмотря на то, что они преследуют меня как маньяк, я хочу сохранить их все. – В Чикаго у меня не было ничего, что напоминало бы мне о доме, поэтому воспоминания иногда приятны.

Любопытство пересекает ее лицо, любопытство о том, какой была моя жизнь в Чикаго, но она останавливает себя от этих вопросов.

Не то чтобы я винил ее за интерес. Это то, чего хотел каждый житель Блу Бич с тех пор, как я вернулся домой. Ответы. Отчета о том, чем я занимался. Вопросы о том, почему их золотой мальчик был брошен, уехал за тысячи миль, а затем не возвращался в течение многих лет – ни на праздники, ни на встречи выпускников, ни даже на вечеринку по случаю выхода моего отца на пенсию из электрической компании. Вместо того чтобы отпраздновать это с ним здесь, он прилетел ко мне. Я ни с кем не общался, не вступал ни в какие социальные сети и стал чужим в месте, которое меня воспитало.

Она прочищает горло.

– Хочешь посмотреть передачу или фильм?

Я сделаю все, что угодно, лишь бы она отвлеклась от ужасов прошедшего дня. Я опускаюсь на другую сторону дивана и не свожу с нее глаз, устраиваясь поудобнее.

– «Правдивые преступления» все еще твоя фишка?

– Моя фишка. Мое арахисовое масло.

– Ты имеешь в виду свои огурчики в арахисовом масле?

На моем лице мелькнула улыбка.

– Мои соленые огурцы на моем арахисовом масле. – Лорен – единственный человек, которого я знаю, который наслаждается солеными огурцами, арахисовым маслом и желе. Она, скорее всего, единственный человек на планете, который так делает, учитывая, что я еще не встречал никого с таким снисхождением.

– Значит, «правдивые преступления», – говорю я. Я драматично качаю головой. – Ты и твои серийные убийцы.

Она берет пульт с журнального столика.

– Вини себя. Это из-за тебя я помешалась на всех этих документальных фильмах. Мое прозвище на работе – Медсестра Параноик, потому что я считаю, что каждый человек – серийный убийца.

– Из-за этих передач я решил пойти работать в правоохранительные органы.

Моя мама была зачинщицей нашей одержимости «правдивыми преступлениями». Я вырос, смотря их, и, по мере того как мы с Лорен становились ближе и взрослее, мы делились друг с другом своей любовью к различным интересам.

Я подсадил ее на «правдивые преступления», а она подсадила меня на клубнично-банановые молочные коктейли.

Она возится с пультом и листает путеводитель по телевизору.

– Видишь, что-то хорошее вышло из наших документальных фильмов. У тебя есть новые фавориты?

Я хочу сказать ей, что нет, у меня их нет, потому что я перестал смотреть любые передачи, связанные с «правдивыми преступлениями», много лет назад. Не потому, что это напоминало мне о ней, а потому, что это стало моей жизнью. Я видел это воочию – убийства, подкуп, все это. Но я не говорю этого, потому что ей это нужно. Ее разум заслуживает того, чтобы отправиться в другое место, и если это означает, что мне придется сидеть на чем-то, что может вызвать у меня воспоминания, то так тому и быть.

– Выбор за тобой, – отвечаю я.

Ее ноги опускаются, когда она ложится на диван и принимает позу зародыша после того, как сделала свой выбор. Тонкое одеяло обернуто вокруг ее плеч, голова лежит на подушке, а ее внимание обращено к телевизору.

Я остаюсь в своем углу, скрестив ноги на лодыжках, и на удивление сохраняю спокойствие. Может быть, дело в ее присутствии. Может быть, моя попытка успокоить ее сделала то же самое для меня.

Через два документальных фильма она захрапела. Мы не вели светской беседы. Мы сидели в тускло освещенной комнате в полном одиночестве. Я тихо сползаю с дивана и на цыпочках выхожу из мансарды, хотя все, чего я хочу, это остаться там, затащить ее в свои объятия и создать еще больше воспоминаний на этом диване.

Я не пытаюсь включить свет, когда попадаю в свою комнату и падаю на кровать. Моему сердцу сегодня легче, и улыбка дергается на моих губах, когда я думаю о том, как здорово снова быть рядом с Лорен. Мне не требуется много времени, чтобы заснуть, и это необычно.

Жаль, что мои кошмары все еще преследуют меня, высасывая все спокойствие, которое она мне подарила.

Один и тот же разговор.

Одна и та же сцена, которая проигрывается снова и снова.

– Что ты сделала, Мисси? – Мой голос становится все громче, все злее, все больше яда выплескивается с каждым резким, нервным словом. – Что, блядь, ты сделала?

– Это все твоя вина, ты знаешь, – отвечает она. – Если бы ты любил меня по-настоящему, ничего бы этого не случилось!

– Ты сделала это из злости на меня?

Я придвигаюсь ближе под звуки сирен на заднем плане. Во мне бурлит решимость добраться до нее раньше них, и я опускаюсь на колени, готовый умолять, если понадобится.

– Где он? – спрашиваю я, слезы застилают мне глаза.

Она лукаво улыбается.

– Ты никогда не узнаешь. – Эти четыре слова убивают меня, но в то же время удовлетворяют ее, когда она их произносит.

Я весь в поту, когда просыпаюсь. Я вскакиваю с кровати и сбрасываю с себя промокшую футболку. Затем я иду на кухню за водой и решаю, что мне нужен свежий воздух.

ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

ЛОРЕН

– Ох, давай же, – бормочу я во время пятой попытки завести машину.

Может ли еще что-нибудь пойти не так на этой неделе?

Моя квартира сгорела.

Есть.

Бывший вернулся в город.

Есть.

Вчера вечером была одна из самых тяжелых смен в моей карьере, которая эмоционально истощила меня.

Есть.

Моя машина играет в игру, не желая заводиться.

Есть.

Солнце падает на меня. Только рассвело, а значит, будить кого-либо и просить подвезти будет неудобно. Я беру свою сумку с пассажирского сиденья и начинаю рыться в ней, ища свой телефон. Надеюсь, им не составит труда найти мне замену в последний момент.

Я разблокировала экран в то же время, когда услышала звук захлопывающейся двери. Я смотрю через лобовое стекло и вижу, как Гейдж сходит с крыльца, в его руке чашка с кофе, а по груди стекают струйки пота.

Когда я проснулась утром на диване, телевизор все еще был включен, а Гейджа не было. Я не знаю, как долго он оставался после того, как я заснула, но если бы не его присутствие рядом со мной, я бы вообще не спала этой ночью. Он был рядом со мной, когда я разбилась и плакала в его объятиях, и воспоминания о том, как он делал это в прошлом, преследовали меня, пока я собиралась на работу.

Я опускаю телефон обратно на колени, когда он спрыгивает со ступенек и встречает меня.

– Проблемы с машиной? – спрашивает он.

Я морщусь, пытаясь снова завести машину, но у меня ничего не получается. Я резко вцепилась в руль.

– Да.

– Ты знаешь, в чем проблема, не так ли?

– Если бы знала, я бы уже уехала.

– Она не заводится из-за своего уродства. Она решила, что наконец-то пришло время отправиться в автомобильный рай.

– Засунь его себе в задницу, – ворчу я. – Еще слишком рано слушать, как ты выносишь приговор моей машине.

– Тебе нужно работать?

– Нужно, но я собиралась отменить работу. Я не могу ожидать, что кто-то будет час ездить туда-сюда, чтобы отвезти меня на работу.

– Я могу. Моя смена в участке начнется только через два часа и, скорее всего, закончится раньше твоей.

Я вспоминаю то, что произошло прошлой ночью. Как он обнимал меня, когда я плакала, как воспоминания о том, как мы проводили время вместе, снова закрались в мою душу. Привязанность к Гейджу только погубит меня впоследствии. Нам опасно снова сближаться. Он ненавидит меня. А что, если он захочет узнать, почему я с ним рассталась? Его убьет то, что я должна хранить свой секрет.

Все происходит слишком быстро. Мы годами не разговаривали, а теперь, внезапно, общаемся каждый день.

– Спасибо за предложение, но я хотела бы отказаться.

– Лорен, у меня нет вшей.

– У тебя есть гораздо большее.

Мое сердце. Член, о котором я не могу перестать думать.

– Сейчас же в мою машину.

Я теряю его из виду, когда он двигается и стучит по капоту моей машины.

– Дай мне быстро переодеться.

Я выпрыгиваю из машины.

– Ты не должен этого делать.

Он разворачивается и начинает идти назад.

– Ничего страшного.

– Почему ты так добр ко мне?

– Как я уже говорил, я задаю себе тот же вопрос с тех пор, как арестовал тебя.

Его машина не заперта, и я бросаю свою сумку в ноги. Гейдж возвращается, одетый в джинсы и футболку. В его руке две кофейные чашки.

– На случай, если захочешь выпить чашечку другую за поездкой, – говорит он, протягивая их мне.

Я беру напиток и стону.

– Это вкусно.

– Мой отец любит это сладкое дерьмо, которое я терпеть не могу. Я думаю, что сливки со вкусом булочек с корицей или еще какой-нибудь дряни.

Я потягиваю кофе и выпрямляю ноги, пока он отъезжает от дороги. Он не включил радио и не начал никакой другой разговор после разговора о сладком кофе. Я не выношу молчания. Я бы предпочла неловкий разговор, чем неловкое молчание.

– Чем ты занимался с тех пор, как… ну, ты знаешь?

Он смотрит на меня.

– С тех пор, как ты бросила мою задницу?

Ну, черт. Может, молчание было бы лучшим вариантом.

– С тех пор, как мы расстались, – поправила я.

– Я переехал в Чикаго, работал в правоохранительных органах, а потом решил, что пришло время вернуться домой.

– И это все? Что-нибудь еще произошло за все эти годы?

– Ничего, о чем бы я хотел поговорить. – Он сосредоточился на дороге. – А что насчет тебя?

– После окончания школы медсестер я устроилась на работу в больницу скорой помощи, вернулась домой, и тут загорелась моя квартира, в результате чего я стала ночевать у своего бывшего.

– И это все? – спрашивает он, бросая мои слова мне в лицо. – Больше ничего не произошло за все эти годы?

– Хадсон обручился со Стеллой Мендес, – добавляю я, переводя внимание с себя на свою семью.

В моей жизни не было ничего слишком захватывающего. В колледже я погрузилась в учебу, а сейчас я только и делаю, что работаю, чтобы занять себя, чтобы не думать о своем школьном возлюбленном. Я достаточно дисциплинированна, чтобы не искать его, хотя такое желание возникало у меня много раз.

Время признания. Я искала его дважды, когда выпила слишком много. Первый раз это было на следующий день после окончания колледжа. Боже, как я хотела поделиться с ним этой новостью. Он знал, что это была моя мечта. Второй раз – год назад, когда моя невестка скончалась от рака груди. Она умерла молодой, в возрасте около тридцати лет, и в тот день меня охватило сожаление. Я хотела извиниться за то, что сделала.

Я ничего не могла найти о нем. У него не было ни аккаунтов в социальных сетях, ничего. Гейдж был призраком для всех, кого я знала с тех пор, как мы расстались.

– Я слышал об их помолвке, – говорит он. – Новости быстро распространяются, когда голливудская знаменитость обручается с местным жителем из Блу Бич.

– Люси умерла, – продолжаю я, мой голос понижается, а в груди болит.

– Я также слышал об этом. Мое сердце разбилось за твою семью, когда мой папа сказал мне об этом.

– У Далласа был еще один ребенок от подруги и личного помощника Стеллы.

– Черт, я пропустил какое-то дерьмо.

– Не хочешь поделиться еще чем-нибудь личным о себе?

– У меня нет ничего особенного, Дайсон. Я никогда не был помолвлен со знаменитостью и никого не обрюхатил.

Я жду от него подробностей, желая, чтобы он рассказал мне больше, но он этого не делает.

– Односторонние разговоры – это так весело, – комментирую я.

– Какого черта ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, Лорен? Что я тебе должен?

Это не тот разговор, который я хочу вести первым делом утром, перед тем как отработать двойную норму.

Я скрещиваю руки и двигаюсь на своем сиденье, чтобы посмотреть в окно.

– Лучше бы я никогда ничего тебе не рассказывала. Я должна была двигаться дальше, выйти замуж, родить пятнадцать детей, чтобы доказать себе и всем остальным, что я могу быть счастлива без тебя.

– Да, я хотел бы сказать то же самое, но моя любовь к тебе, моя гребаная одержимость тобой, никогда не позволяла этого. Моя любовь к тебе разрушила всю мою гребаную жизнь.

Что за черт?

– Что я тебе разрушила? Ты мог бы легко жениться и завести семью. Не вини в этом меня. Это было твое упрямство.

– Я был женат.

Я вдруг почувствовала, что задыхаюсь.

– Что ты сказал?

– Я был женат.

– Ты женат? – Я вскрикнула, как будто ослышалась.

– Нет, я женился и теперь разведен.

– Ты лжешь. – Слова звучат как хныканье, слетающее с моих губ. Он качает головой.

– Я не лгу.

– Ты сказал, что никогда не занимался любовью ни с кем другим, – шепчу я. – Никогда не любил никого.

В моем мозгу происходит скрежет.

– Почему ты женился на той, кого не любил?

– Это долгая история.

– Хорошо, что у нас много времени.

– Это не значит, что я буду об этом говорить.

– Ты был женат.

– Да. – Похоже, эта тема его расстраивает.

Я играю с тканью своего халата.

– Где она сейчас? Вы все еще общаетесь?

Она красивее меня? Худее? Умнее?

Я ревную к женщине, которую никогда не видела.

– В тюрьме.

Ладно, может, теперь не так завидно.

– Что? – Я жду, что он скажет мне, что он шутит, что это какая-то больная шутка, но он не говорит. – Не хочешь поподробнее рассказать об этой бомбе правды?

– Нет. Мы поженились по глупой причине, она потеряла свой чертов разум, и я развелся с ней.

– Просто чтобы быстро прояснить. Жена работает в тюрьме, или она заключенная в тюрьме?

– Она в тюрьме.

Это мне ни о чем не говорит.

– Что она сделала, чтобы заслужить заключение в тюрьму?

– Она была чертовой эгоисткой.

– Хорошо, – говорю я. – С твоей работой в правоохранительных органах, я уверена, ни для кого не секрет, что тебе не дадут срок, что ты просто эгоист. Ты должен совершить преступление, чтобы отсидеть срок.

– Круто. Спасибо за просвещение. Но все равно я не говорю об этом.

Этот утренний разговор пошел не туда. Поворот, который мне не нравится.

– Мои вещи будут вывезены с чердака к концу недели. Надеюсь на это, учитывая, что у меня не так много вещей. Не беспокойся о том, чтобы забрать меня сегодня вечером. Я найду попутку.

Он показывает на себя в изумлении.

– Ты злишься на меня?

– Я вскидываю руки вверх.

– Да!

– Лорен, ты не имеешь права злиться на меня.

– Ты женился на другой женщине!

– И ты бросила меня, дав мне возможность жениться на ней. Если бы мы никогда не расстались, ты была бы единственной женщиной, которой я когда-либо говорил «люблю».

– Это не имеет значения и не меняет моего отношения к этому. Ты затаил на меня обиду, обиду за то, что я разбила тебе сердце, но при этом женился на другой женщине. – Я фыркнула. – Тогда ты солгал мне прямо в лицо, сказав что больше никогда не влюблялся.

– Я никогда не любил ее. Мы были друзьями, и я женился на ней как в качестве одолжения.

Одолжение? Кто женится на ком-то в качестве одолжения? Не здравомыслящие люди, это точно.

– Чушь собачья. Может, тебе нужно быть с ней взаперти – из эгоистических соображений, конечно.

– Лорен, – предупреждающе говорит он.

– Да пошел ты, Гейдж. Если ты не любил ее, почему ты чувствовал необходимость жениться на ней, как будто это обычная вежливость, а не какое-то дерьмо?

– Не собирался любить, и никогда не буду. – Он покачал головой. – Я не должен был тебе говорить. Забудь, что я сказал.

– Стоп, тормози, приятель. Ты не можешь бросить бомбу правды, а потом ожидать, что я забуду об этом.

У меня так много вопросов.

– Вот тут ты ошибаешься. Как ты не должна объяснять мне, почему ты порвала со мной, так и я не должен объяснять тебе, что я делал с тех пор.

Я топаю ногами по коврику, когда он поворачивает ко входу в больницу. Мне нужно больше времени, чтобы вытянуть из него признание. Хотя я сомневаюсь, что он доверится мне о чем-либо еще.

– Во сколько заканчивается твоя смена? – спрашивает он, переводя свою машину на стоянку.

– Не беспокойся об этом. Я найду попутку. Иди позвони своей жене.

Я веду себя глупо, и знаю об этом, но у меня кружится голова от мысли, что он ушел к другой. Мне не следовало бы этого делать, учитывая, что я толкнула его в ее объятия, но это единственная реакция, которую я могу дать в данный момент.

– Мы слишком стары, чтобы играть в долбаные игры, – говорит он, раздражение сквозит в его словах. – Во сколько, Лорен?

– В восемь, – хриплю я.

– Я буду здесь.

Я выхожу и захлопываю дверь.

Он женился.

Сказал, «люблю» другой женщине.

Гейдж Перри не имеет права злиться на меня.