Текст книги "Звёздные войны. Последствия. Конец Империи"

Автор книги: Чак Вендиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Он помнит, как танцевал ла-лей, пел для детей. Программу, чтобы их развлекать. Программу, чтобы доставлять удовольствие.

Он помнит три шестерки – вероятно, его обозначение.

Снова тьма.

Матрица его не целостная, и он это знает. У Костика много разумов и много жизней. Некоторые ему известны, другие скрыты. Протокольные программы. Боевые искусства. Военные стратегии. Кукольные представления. Воспитание детей. Все они, пускай и неуклюже, собраны воедино умелой рукой умного мальчика, которому нужен был друг.

Его Костик тоже помнит. Друг. Мальчик. Теммин.

ХОЗЯИН.

Хотя на самом деле он считает мальчика хозяином вовсе не потому, что так запрограммирован. Теммин – хозяин дроида, поскольку Костику не чуждо чувство благодарности. Костик прожил много жизней, все из которых, кроме этой, теперь закончились. Снова обрести жизнь, даже в виде лоскутного одеяла из разных личностей, – особый, редкий и драгоценный дар, и Костик знает, что Теммин – его Создатель.

И соответственно, Теммин – его хозяин. Это справедливо.

Костик выше всего ценит справедливость. И преданность.

И дружбу.

В матрице его разума всплывает лицо друга. В темноте подобно механическим синапсам, вспыхивают участки памяти, и Костик вспоминает, как Теммин, охваченный паникой, отдает ему последний приказ: «Стартуй и лети на Джакку. Найди маму. Защити маму!»

Маму. Мать. Мать Теммина.

НОРРА.

Там, в темноте, – она. В банках памяти дроида вспыхивает, подобно взрыву, новый образ – бластерные разряды, разрывающие его на куски. Костик пытается распространить действие матрицы своего разума на конечности, но те не реагируют. Все диагностические проверки возвращают один и тот же результат: РАЗРУШЕНИЕ.

Все четыре конечности отделены от тела и не реагируют на запросы. Голова дроида тоже частично отделена – гнездо, к которому она крепится, треснуло, но металлический череп связан с туловищем удлиняющимся кабелем.

Матрицу разума омрачает горе. Отчаяние присуще не только живым организмам; дроиды знают, что такое конец существования. Внезапно Костика охватывает беспокойство, подобное яме со скользкими стенами, откуда невозможно выбраться и где полностью поглощается даже свет. Он беспокоится, что мертв, что он не сможет выполнить свое задание, что жизнь, которую дал ему хозяин и Создатель, впустую завершится в этой пустыне, совсем рядом с матерью Создателя.

Дроид желает, чтобы это оказалось неправдой. Костик борется со страхом, что все его жизни в итоге свелись к этому никчемному мгновению.

Но! Диагностика сообщает, что ограничитель, который установил на него штурмовик, теперь бездействует, как и конечности. А потом всплывает новое воспомина– ние – три буквы: РАВ.

Режим.

Автономного.

Восстановления.

«Да».

Костик часто вляпывается в переделки, но анатомическая структура боевого дроида достаточно проста, и он начинает процесс самовосстановления. Кабель, соединяющий голову дроида и его туловище, внезапно втягивается, и гнездо, хоть и поврежденное, раскрывается, вновь принимая в себя основание шеи В1. Опустив голову, Костик вонзает в землю зубастый клюв и, наклоняя его, ползет вперед.

Он повторяет так снова и снова, каждый раз передвигаясь на несколько сантиметров. Процесс медленный и трудный, но он приносит свои плоды.

Оказавшись рядом с ближайшей рукой, он вновь зарывается клювом в песок, но, вместо того чтобы двигать головой вверх-вниз, он поворачивает ее из стороны в сторону. Воют и скрежещут сервомоторы. И опять этого достаточно, чтобы сантиметр за сантиметром сдвигаться вправо, пока туловище не соприкасается с отстреленной рукой. Звяк!

РАВ – режим автономного восстановления. Разъем на боку туловища с гудением намагничивается. Вздрагивая и подергиваясь, неожиданно ожившая рука быстро скользит в сторону тела. Шаровой сустав соединяется с гнездом, и металлические зажимы фиксируют руку.

Костик посылает импульс вдоль конечности. Пальцы шевелятся, рука сгибается. «У меня снова есть рука». Рука – жизненно важное орудие, которое позволяет дроиду, точно воскресшему мертвецу, приподняться над землей и увидеть остальные три конечности: ноги и вторую руку

Он начинает собирать себя воедино – часть за частью, деталь за деталью. Раздаются жужжание и щелчки. Когти из дюрастали подсоединяют к сочленениям провода. Дроид поправляет несколько погнутых ребер. Пальцы его функционируют словно гаечный ключ – вполне достаточно, чтобы закрепить позвоночник, но недостаточно, чтобы выровнять осанку. Левая рука действует не полностью, как и правая нога. Потребуется внешний ремонт.

Но теперь дроид стоит в темноте возле клетки Норры.

Это Костик.

Во тьме джаккуанской ночи Норра вздрагивает и открывает глаза. Что-то не так. Но что?

Что-то изменилось.

Она сглатывает, и ей кажется, будто она давится битым стеклом. Внутри нее все пересохло, а когда она моргает, песок лишь сильнее режет глаза. Поморщившись, она с трудом поднимается, опираясь на руку.

Груда разбросанных частей дроида исчезла. Костик...

Видимо, за ним пришли и забрали, после того как она отключилась. Норра вновь чувствует себя страшно одинокой.

В темноте раздается чей-то крик, который тут же обрывается. Мгновение спустя что-то выкатывается из-за кезиевой установки и с глухим звоном ударяется о ее клетку.

Это шлем – по большей части белый, хоть и испещренный пыльными следами пальцев. Он принадлежит – или принадлежал – штурмовику.

Песок под ним пропитывается кровью.

Вновь раздается пронзительный вопль, и тьму разрывают бластерные разряды. Во тьме что-то движется, и Норра, прижавшись лицом к прутьям, замечает еще двоих бегущих штурмовиков. Они исчезают за кезиевой установкой, и Норра их больше не видит, но слышит их полные боли крики.

Там появляется еще кто-то.

Это офицер Эффни. Он спотыкается, упав на колено, но тут же снова вскакивает и бежит дальше. Он без рубашки, весь в поту, лоб замотан белой тряпкой. В руке его маленький бластер.

Нет! – кричит он, стреляя за спину. – Убирайся! Убирайся от меня, чудовище!

Он – добыча. А потом появляется хищник.

Боевой дроид движется рывками – Норра понимает, что Костик поврежден. Его правая нога каждый раз того и гляди выскочит из сочленения, когда касается земли. Левая рука с выдвинутым лезвием судорожно вздрагивает, но другая уверенно наводит оружие на жертву.

Эффни стреляет, не целясь, и все его выстрелы минуют дроида.

Он бежит к клетке. Сейчас он окажется рядом...

Зарычав, Норра хватает с земли горсть грязи с песком и, когда Эффни пробегает мимо, в панике разинув рот и широко раскрыв глаза, швыряет ее прямо в лицо им– перцу. Он вскрикивает, шаря по физиономии руками.

Этого вполне хватает, чтобы Костик его настиг.

Эффни разворачивается кругом, поднимая бластер, но уже слишком поздно. Лезвие дроида обрубает держащую оружие руку, и та глухо ударяется о песок. Затем Костик поступает с офицером так, как тот сам поступил с Костиком, разделывая имперца по частям, пока рядом с клеткой не остается лишь куча нарубленного мяса.

Дроид направляет виброклинок на замок клетки Нор– ры, и дверь распахивается.

Я совершил насилие, – говорит Костик.

Да, – кивает Норра.

Я тебя нашел.

Это уж точно. Спасибо тебе. – «И спасибо тебе, Теммин, что ты его собрал». Ее странного, кудахчущего, танцующего, размахивающего ножом спасителя. – Нам нужно уходить, Костик. Иначе нам обоим крышка.

Так точно!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В последние дни советник Галлиус Раке очень занят. Занят даже больше ожидаемого, поскольку управлять Империей – непростая задача и далеко не все можно кому-то перепоручить. Некоторые дела требуют его непосредственного участия. Собственно, таких дел немало, и крайне важно, чтобы ситуация всегда была под контролем.

Утро посвящено административной работе. Он сидит за столом под тентом на крыше главного здания, откуда видна вся их база, раскинувшаяся в тени Угольного хребта. Отсюда как на ладони видны все плоды его усилий. На экране появляются данные, свидетельствующие о том, что его Империя набирается сил: по периметру маршируют бронированные шагоходы, с левой стороны ждет колонна AT-ST, с правой – ряды СИД-истребителей. А над головой – призраки звездных разрушителей, готовые обрушиться с небес и рассечь врага надвое, словно топор палача.

Империя растет день за днем. Слабость внутри нее вырезана, как мягкая перезрелая часть плода, и на ее место призваны сильные. Они прибывают сюда, на его испытательный полигон.

Они прибывают к нему домой.

Раке глубоко, сосредоточенно вдыхает, втягивая запахи планеты, на которой он вырос, – запах нагретого солнцем камня, вонь песка, порыв насыщенного мертвечиной ветра. Запахи сушат его нос изнутри, – собственно, все его тело будто лишилось влаги. Империя закаляет: жирный кусок мяса превращается в сухой кожистый пучок жил, единственная цель которого – выжить.

Иногда Раке смотрит в зеркало. Даже он, придерживавшийся строгого режима с тех пор, как покинул эту планету, выглядит похудевшим. Черты его лица стали острее. И подобные изменения ему нравятся. «Я – металл, из которого выкован клинок», – думает он, напевая про себя древний мадригал «Измена и хладнокровие», любимое произведение Палпатина.

Вскоре он заканчивает обозревать себя и свою Империю.

Затем он отправляется на встречу со своим внутренним советом: генералом Боррумом, автором новой программы подготовки штурмовиков Брендолом Хаксом, пропагандистом Ферриком Обдуром и голограммой гранд-моффа Рандда.

Раке говорит им о приближающейся войне.

Она неизбежна, – почти пренебрежительно объясняет он. – Мы наблюдали, как в наш космос вторгся звездолет повстанцев, которому едва удалось сбежать. Вскоре мы обнаружили дроида-шпиона и корабль-разведчик, следящие за нами из соседнего сектора. И все мы видели выступление Мон Мотмы. Хотя мне сообщают, что ее руки связывает нерешительная политика Новой Республики, уверяю вас – близится битва.

Близится, но не спеша, – говорит Боррум. Он прав, и Раке пытается понять, почему это так. Он заверял свой совет, что нападение Новой Республики неминуемо, но идут дни, а их никто не атакует. Сперва он беспокоился, что у Республики на уме какая-то иная стратегия, которую он не в состоянии предвидеть, но теперь он подозревает, что на самом деле все намного проще: Республика стала чересчур робкой. Новая Республика – не военная организация. Это демократия. И крайне наивно полагать, что демократия может работать в масштабах Галактики, корабль под управлением тысячи обезьящеров рано или поздно врежется прямо в солнце.Боррум, хмыкнув, скрещивает руки на груди:

Я начинаю терять терпение. Сколько можно пребывать в состоянии готовности? Войска устали. Это слишком тяжкое испытание для их духа.

«Мой дух действительно подвергается испытанию, Ходнар Боррум».

Пусть не торопятся, – со свойственным ему прагматизмом заявляет Рандд. – У нас будет больше времени, чтобы нарастить численность. С каждым днем к нам присоединяются все новые корабли. Как раз сегодня на звездном разрушителе «Упорный» прибыли ветераны Рилота.

Послание, которое несет наша оккупация... – начинает Обдур, но Раке шикает на него, обрывая на полуслове. Обдур – достойный восхищения болван, но Раке действительно ценит мощь пропаганды. Это необходимый и зрелищный компонент всего, что они делают, а Раке ничего не любит так, как зрелища и театр. Однако Обдур становится бесполезен – никаких «посланий» больше нет, и ценность пропаганды стремится к нулю. Если толь– ^{Ко не} удастся использовать ее для того, чтобы спровоцировать Новую Республику на атаку...

Нет. Это был бы чересчур откровенный шаг. Любой фокус воспринимается лучше всего, если публика вообще не догадывается, что это фокус.

Решено. Он избавится от Обдура. Невелика потеря. Пропагандист был непоколебимым сторонником Слоун и как в итоге та себя повела? Сплошное разочарование. Однако покончить с ним нужно без лишнего шум_а Раке не станет марать кровью собственные руки. Возможно, это испытание для новых рекрутов Хакса...

Что касается Хакса, то тот, как обычно, полон тревоги. В последнее время его широкие плечи все больше горбятся – планета явно оказывает на него свое воздействие. Надо признать, Раке требует от него и его талантов слишком многого, но Хакс нужен Галлиусу. Не для нынешнего момента, но для грядущего. Крайне важно, чтобы Хакс оставался здоров как физически, так и душевно. Возможно, придется довериться ему еще больше.

Конечно, со Слоун все прошло крайне неудачно.

Парадокс. Но с этой проблемой придется подождать. Пока что есть дело поважнее, которое все-таки требует от него запачкать свои руки в крови.

Раке покидает собравшихся еще до окончания встречи.

Он направляется вниз, мимо тренировочного комплекса, где собираются и сражаются друг с другом солдаты в окружении своих коллег, подзуживаемые кровожадными выкриками делающих ставки офицеров. Их подготовка стала теперь более жестокой, похожей на звериную борьбу за выживание, что весьма уместно на этой жуткой планете. У него нет времени смотреть, как они избивают друг друга.

Раке спускается все ниже.

Здесь несколько прохладнее. Вдоль коридоров тянутся трубы и провода, соединяя между собой различные механизмы базы. Пройдя по извилистым коридорам, он находит дверь, ведущую на склад ненужных вещей – в основном формы и справочников времен более облагороженной Империи, которая при нынешних обстоятельствах просто не смогла бы существовать.

В складском помещении Ракса ждет глубокий старик– Руки его связаны за спиной, колени касаются пола, буд^т0 он молится, что, впрочем, для него вполне естественно.

__ Приветствую, Колоб Отшельник, – говорит Гал– лиус-

_Старик поднимает голову и, прищурившись, вглядывается в полумрак. Даже издали Раке замечает, насколько тот постарел. Кожу покрывают глубокие морщины; лицо шея и руки испещрены темными пятнами...

Кто здесь? Кто ты? —· Голос его дрожит и срывается.

Ты меня не помнишь? – спрашивает Раке.

А должен?

Неужели твой разум притупился? Или просто меня столь легко забыть?

Мой разум остр словно кремень, – вздыхает Отшельник. – Он в состоянии постичь все страдания пробуждающегося мира, так же как и запомнить заповеди Пустынника о муках...

Не надо. Я обойдусь без твоих проповедей. Мне нужно лишь, чтобы ты на меня взглянул. Узнаешь?

Я... – Глаза Колоба внезапно расширяются, на губах возникает, но тут же исчезает улыбка. – Ах да. Ты тот мальчик, который ушел. Мальчик из-за края. Галли, это ты?

Да, Колоб.

Плечи старика опускаются.

Значит, это все-таки был ты.

Прошу прощения?

Это ты похищал наших детей.

Раке едва заметно улыбается:

И почему же ты так решил?

Потому что ты и в прошлом этим занимался. В детстве ты сманил других детей из приюта – Брева, Нара– ^Вал, Катину. Они стали столь же своенравными, как и ты. Дикими и мятежными.

~~ Нет, вовсе не мятежными. Я просто нашел иную ^^ель, кроме твоей дурацкой веры. И те дети тоже нашли ^ЭтУ Цель.

И что с ними стало, Галли?

«Я убил их, чтобы сохранить тайну».

Они исполнили свое предназначение.

А зачем ты похищаешь детей сейчас? За ними охотятся не твои имперцы, а ночные бандиты и стервятники Но я вижу, что их направляет твоя рука. Зачем скрывать?

«А в самом деле – зачем?»

Я забираю детей, потому что они тоже послужат моей цели. Они станут первыми.

Первыми в чем?

Но на этот вопрос Раке не отвечает. За его спиной из тени появляется человек в демонической красной маске, отлитой из металла и скрепленной черными заклепками, – Юп Ташу, когда-то советник Императора Палпати– на, а теперь помощник советника Ракса.

Вера Отшельника связана с Силой, – заявляет Ташу. – С ее светлой стороной. Тысячу лет назад отшельники Джакку встали на сторону джедаев. Но теперь верх взяла темная сторона.

Наклонив голову, Ташу протягивает Раксу длинный нож с черным лезвием.

Посмотри на себя, – говорит Колоб. – Маленький дикарь, научившийся петь. Научившись обращаться с вилкой, ты не перестал быть диким ребенком. Ты явился, чтобы показать мне, насколько вырос, но, как я вижу, ты нисколько не повзрослел. Ты говоришь о предназначении. Каково сегодня наше предназначение, малыш Галли? Зачем меня сюда привели? Нет, можешь не отвечать. Я вижу предназначение в твоей руке. Но после стольких лет... зачем?

Раке входит в помещение. Нож легок, но кажется тяжелым. Лезвие его покрыто зазубринами.

Ты говорил, что лучшие дети – те, которых видно, но не слышно, – произносит Галлиус, склоняясь над связанным стариком. – Ты говорил, что дети должны молчать и прислуживать. Стоять на коленях, страдать и не просить каких-то благ в жизни, поскольку служение – _уже достаточная награда.

__ Да, я так говорил. И верю в это.

Раке наклоняется ближе, переходя на шепот:

Ты веришь в ложь. Наша задача – не в страдании. Наша судьба – не просто служить. Мое предназначение намного более великое. Если бы я тебя послушал, я до сих пор торчал бы на этой каменной глыбе, стоя на коленях, молясь за тебя, слушая твои костяные четки и выполняя для тебя любую, даже самую грязную работу. Но сегодня у меня здесь лишь одно грязное дело.

Он вонзает лезвие в грудь старика, все глубже и глубже. Рука становится теплой и мокрой.

Галли...

Ты хотел сказать Галлиус Раке? Больше ты не уведешь с пути истинного никого из детей. Никто больше не станет служить отшельникам.

На губах старика появляется грустная кровавая усмешка.

Я говорил тебе, что вся жизнь – страдание. И твои страдания только... начинаются. За тобой охотятся, Галли. Все твои планы... пойдут прахом... – Он оседает, и лезвие с негромким хлюпаньем высвобождается.

Все кончено.

Раке чувствует, как с него свалилось тяжкое бремя. На плечо его ложится ладонь, и слышится тихий голос Ташу:

Это была необходимая жертва. Темная сторона сильнее. Теперь наша миссия благословлена.

Да, по крайней мере, их истинная миссия. Кивнув, он соглашается с Ташу, – хотя тот знает намного больше остальных, он все равно остается сумасшедшим, страстно ^ВеРующим в черную грань Силы. Раксу плевать на подобный мистицизм, но если Ташу нравится, пусть верит, хоть это и иллюзия.

В любом случае без Ташу ему не обойтись.

Я не хотел торопить вас с жертвой, – говорит Та– шу. – Я хотел дать вам время насладиться ею, но время не ждет, а к вам посетитель.

Посетитель?

Да. Идем.

Они спускаются глубже под землю – вдоль пучков силовых кабелей, мимо ионных панелей, в погруженный в кромешную тьму коридор.

Вспыхивает свет, и в конце коридора возникает фигура в красном плаще.

Раке знает, кто это. Охваченный внезапной тревогой, он делает шаг вперед:

Есть что доложить?

Он понимает, что речь идет о чем-то важном. Визит подобного стража многое значит.

Фигура в плаще поворачивается.

На Ракса смотрит лицо Императора Шива Палпати– на, мерцающее на фоне стеклянной выпуклости маски дроида. Даже искусственное, оно в достаточной степени походит на оригинал, чтобы вызвать суеверный страх. Другие стражи – обычные посыльные, которые появляются, отдают распоряжения и исчезают. Но эти, специально предназначенные для Ракса и его главного плана, намного разумнее. Хотя никто из них не может сравниться с Палпатином в его всеобъемлющем знании стратегии и темном, внушающем ужас уме, они достаточно на него походят.

Голос тоже слишком напоминает Палпатина, и от него кровь стынет в жилах.

Нарушен самый дальний периметр, – произносит дроид-страж.

Покажи.

Из рукава красного плаща появляется черная метал^– лическая рука. В центре скелетоподобной ладони – про_ектор> ^наД которым возникает плавно вращающееся го– дограФ^{ическое} изображение.

Трехмерная картинка показывает путешествующий _п0 долине караван – повозки, верховых животных, путников. В конце его платформа на репульсорах, которую тащат закованные в тяжелые цепи люди. На этой платформе – хатт.

«Ниима».

Большой палец дроида судорожно дергается, и с каждым его спазмом изображение меняется, показывая процессию под разными углами – иногда издали, иногда ближе. Долина усеяна камерами, скрытыми под песком или врезанными в камень, – эта часть сети пребывает там уже почти три десятилетия. Внезапно изображение платформы увеличивается, и Раке раскрывает от удивления рот.

На голограмме – женщина. Ее черные волосы зачесаны назад и замотаны грязной лентой. Глаза скрыты под толстыми очками. У нее смуглая кожа.

Раке знает ее. Он узнает гранд-адмирала Рей Слоун где угодно.

Она жива, – говорит он.

И, – добавляет Ташу, – приближается к обсерватории.

Когда она там окажется?

Учитывая скорость их движения – через три дня, – отвечает дроид.

Три дня. Хорошо. Времени более чем достаточно, чтобы положить конец их путешествию.

~ Включи защиту, – обращается Раке к дроиду.

«Слоун, я восхищаюсь твоей стойкостью, – думает ^0н– – Но пора с этим кончать».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Медленно, словно ползущий по борозде червяк со вспоротым брюхом, Рей Слоун тащится рядом с массивной платформой – помостом, который с жужжанием и пыхтением движется на ржавых репульсорных рельсах. Рабы тащат его за толстые цепи, накинутые на их костлявые плечи. На помосте под огромным кожаным тентом в окружении драных подушек восседает Ниима.

Хаттша спит. Она храпит и фыркает, в ее похожих на щели ноздрях пузырится слизь. Порывы ветра развевают грязные красные ленты, завязанные вокруг ее многочисленных наростов и бугров.

Ложе и его пассажиры лишь замыкают длинный караван – впереди шагают десятки рабов. Другие катятся на моноциклах или старых спидерах, гравиподъемники которых сломаны и смонтированы на катящихся платформах, а двигатели переделаны из чистых турбин в рычащие, извергающие дым локомоторы. Некоторые едут верхом на кожистых, похожих на рептилий животных, тела которых покрыты металлическими пластинами и грубыми бионическими усовершенствованиями вроде телескопических глаз или пневматических челюстей. Вся эта масса бредет по иссушенной солнцем и продуваемой ветрам¹¹ долине, а по обе стороны от них, точно стражи этих запретных мест, возвышаются красные каменные шпили и плоские нагорья, напоминающие наковальни.

Возвышенности отбрасывают в долину длинные тени.

_ До чего же тяжко! – ворчит Слоун.

Брентин Уэксли смотрит на нее. Он устал. На лбу проступили глубокие морщины, щеки покраснели от бьющего в лицо песка. Вероятно, щеки Рей выглядят не лучше. Очки ее тоже покрылись слоем пыли, и каждую пару минут приходится протирать их тыльной стороной ладони.

Оба держатся чуть поодаль от помоста, который тащат рабы. Хотя Ниима спит, они не осмеливаются сболтнуть что-нибудь неугодное хаттше в непосредственной близости от нее.

Все же какой-никакой, а прогресс, – говорит Брентин. Неужели и на этот раз его оптимизм не показной? – Наша судьба неразрывно связана с хаттшей.

Прошла уже почти неделя.

Знаю.

Нужно воспользоваться подходящим моментом. Я кое о чем подумала...

На лице спутника отражается беспокойство.

А мне обязательно об этом знать?

Обязательно. И только попробуй возразить. У меня есть план.

Какой?

Хаттша целыми днями спит, а это значит, что пришло время нанести удар. Может быть, даже сегодня.

Ты с ума сошла? Убить хатта не так-то просто...

Мы не станем на нее нападать.

А на кого? На ее... людей?

~ Не называй их людьми, – усмехается Слоун. – ® НИХ уже почти не осталось ничего человеческого. Они ^столь долго пробыли в рабстве, что в них давно запрограммированы совершенно иные существа. – Не успев договорить, она понимает, как может воспринять ее ело– ва Брентин. Он вздрагивает, как от пощечины. – Я не это имела в виду, Уэксли. Ты на них совсем не похож.

Ну и прекрасно, – бросает он. – Вряд ли стоит обсуждать, что делает нас людьми. Значит, хочешь атаковать рабов? Но у нас нет оружия.

У них есть. И я сама оружие. Я обучена и могу сражаться.

Всех нам все равно не победить.

Хватит одного или двух. У них есть моноциклы. Убьем наездников и захватим машины. Двигатели наверняка достаточно мощные, так что хватаем моноцикл и мчимся прочь отсюда. Чем быстрее, тем лучше.

За нами погонятся.

Знаю. Но какой у нас выбор?

Продолжать идти дальше. Как ты сказала, прошла уже почти неделя. Зачем что-то менять?

Рей преграждает ему путь:

Затем, что я только что придумала план.

Это ложь, в которой он, понизив голос, тут же ее обвиняет:

Нет у тебя никакого плана. Почему мы с самого начала так не поступили, если все настолько очевидно? Просто ты жаждешь мести и злишься, что она откладывается.

А ты не злишься? Тебе не хочется отомстить?

Лицо его внезапно мрачнеет. Что это – грусть?

Слоун, мне нужна вовсе не месть.

Не лги. Если не месть – то что? Что тебя гонит по этому безжизненному пеклу? – Она наклоняется к Брен– тину и приподнимает очки, уставившись ему в лицо холодным взглядом темных глаз. Ее охватывает ярость при мысли, что он не разделяет ее желания свершить заслуженную кару. – Тебе что, не хочется приставить бластер ко лбу Галлиуса Ракса?

Да. Во имя всех звезд – да. Но я здесь не за этим Я хочу искупить вину за содеянное.

Мысль эта столь абсурдна, что Рей не может удержаться от неуверенного смешка.

Искупить вину – за что? За Чандрилу? Кто-то подсадил тебе в голову чип, Брентин. Ты плясал на ниточках _в руках Ракса. – «Как и мы все». – Ты ни в чем не виноват. Ты можешь просто взять и обрубить эти проклятые нити, перерезав ему горло.

Я должен остановить Ракса, потому что только так я могу продемонстрировать жене и сыну, кто я на самом деле. Только так я могу исправить то, что натворил.

Слоун хватает его за рубашку:

Дурак. Нами движет месть. Забудь обо всем остальном.

Он медлит, и взгляд его наполняется еще большей грустью и... жалостью.

У тебя ведь никого нет, да? Потому-то тебе и не понять. Нет никого, кого бы ты любила или кто любил бы тебя. – (Его слова ранят ее в грудь, словно выстрел из бластера, оставляя дыру величиной с кулак.) – Должен быть кто-то или что-то, за что ты могла бы сражаться. А не просто так. Не только ради... сведения счетов.

У меня есть то, что есть.

У тебя есть Империя. Ты можешь ее спасти.

Потрясающе! Повстанец рассказывает мне, как спасти мою Империю. Моя Империя? Она мертва. Она умерла в то же мгновение, как только коснулась этой планеты. Единственное, чего я хочу, – и единственное, что мне нужно, – взглянуть Раксу в лицо перед тем, как я со всем этим покончу. – Она оглядывается на караван. Прислужники с костлявыми физиономиями уже заметили, что они отстают. – Я снова беру ситуацию в свои РУки. Можешь пойти со мной или умереть, став хаттским Рабом.

С этими словами женщина поворачивается и направляется обратно к процессии. Сосредоточившись, она наблюдает за рабами на моноциклах, которые описывают круги вокруг каравана, выбрасывая из выхлопных труб клубы дыма от сгоревшего кезиевого топлива. Слоуц быстро шагает рядом с платформой, рассчитывая направление атаки.

Прямо перед ней идет раб – один из немногих, вооруженных бластером. Винтовка покоится в грудной клетке какого-то создания, по бокам от ствола – пара сломанных бивней. Один удар – и она завладеет оружием.

Однако это привлечет внимание. Придется стрелять на бегу.

Но если правильно рассчитать время, раб на описывающем круги моноцикле окажется на расстоянии выстрела. Убить его, схватить моноцикл... Как в тот раз на Ян-Корельде, когда она, будучи еще простым имперским новобранцем, едва унесла ноги от банды повстанцев, заправив свой мотоспидер. Один из бластерных зарядов в буквальном смысле поджарил прядь ее волос – запах ощущался еще много часов спустя.

Рей срывается с места, мчится мимо помоста, мимо пары бессвязно бормочущих рабов. Она понятия не имеет, где Брентин – спешит за ней по пятам или прячет голову в песок. Сейчас ей все равно. Ее цель – бластерная винтовка, затем моноцикл.

А после – Раке.

Раб хаттши ничего не подозревает вплоть до момента, когда она оказывается рядом. Он начинает оборачиваться...

Бум! Слоун врезает кулаком по его затылку. Клацнув зубами, раб валится лицом в песок, и Рей тут же выхватывает из его руки бластер. Теперь у нее есть оружие. Ниима не позволила им с Брентином взять бластеры – в этом путешествии они были не более чем зрителями, вынужденными участвовать в поездке, о которой не просили. Теперь все меняется.

Но приближающийся к ней моноцикл внезапно вздымает облако песка и, взревев двигателем, разворачивается

обратную сторону. «Нет! Вернись, проклятый хатто– лиз!» Она бросается бежать, но вокруг раздаются тревожные крики рабов Ниимы, призывающих свою госпожу. ц та их не разочаровывает – Слоун слышит механическое бульканье коробки-переводчика, с помощью которой хаттша выплескивает свою ярость: «ОСТАНОВИТЕ ЕЕ!»

Все происходит слишком быстро.

Один из рабов бросается на Рей, и она бьет ему в подбородок прикладом бластерной винтовки. Он падает, глотая осколки собственных зубов и размахивая руками, но вместо него подбегают двое новых. Слоун вскидывает винтовку и целится.

Пара лазерных лучей приканчивает обоих рабов, которые валятся наземь с дымящимися дырами в груди.

Что-то с размаху бьет ее сбоку по голове. В ушах звенит. Рухнув на песок, она перекатывается и инстинктивно прикрывает бластером лицо за мгновение до того, как раб обрушивает на нее наточенный мачете. Лезвие застревает в винтовке, и уродец отчаянно пытается его высвободить.

Кто-то хватает нападающего со спины и отшвыривает его назад.

«Брентин».

Уэксли пинает врага сапогом, затем одной рукой хватает мачете, а другой помогает Слоун подняться.

Оказавшись на ногах, Рей слышит шорох песка и заунывное пение рабов, а затем понимает, что к ней кто-то приближается.

«Ниима».

Слоун всегда разделяла распространенное мнение, что хатты – ленивые, сонные создания, которых вполне заслуженно называют слизняками. Но Ниима легко рвет ^Этот шаблон – это существо отнюдь не напоминает вялый ком жира. Слоун оглядывается через плечо Бренти– ^На> и ее охватывает неодолимый ужас – хаттша сваливайся с помоста, поднимая облако песка и пыли. Ниима скользит к ним с проворством змеи. К ней, словно наездники, цепляются скалящиеся рабы. В руках у них бластеры, из которых они начинают стрелять.

Слоун хватает Брентина за руку, и они бросаются бежать со всех ног.

Бластерные разряды вздымают песок у их ног.

Шорох скользящего по песку тела Ниимы за их спинами становится все громче и ближе. Рей не представляет, насколько далеко от них хаттша, но до ее ноздрей уже доносится отвратительная вонь чудовища. У нее возникает мысль развернуться и выстрелить прямо в змеиную морду, но рабы попросту накинутся на нее толпой. Нет. Нужно придерживаться плана – добраться до моноциклов. Слоун на бегу целится из винтовки в одного из ездоков...

Но что-то ее отвлекает. Вдали в долине мерцает вспышка яркого света, заметная даже на фоне полуденного солнца.