Текст книги "Гэсэр"

Автор книги: Бурятский эпос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

То степной, то лесной тропой.

Вот и Желтого моря прибой,

Перед нею – копье Гэсэра,

И вонзилось оно в песок,

Подпирает морской поток,

Будто этот поток – потолок.

Больно стало сестрице до слез!

Сиротливо боярышник рос,

Был к нему привязан гнедой,

Отощавший, слабый, худой.

Он от голода изнемог,

На груди его вырос мох,

Разрослась на спине ракита,

Были выпасть уже готовы

Все четыре его копыта

И все сорок белых зубов.

Он уже умереть был готов!

До того он сделался тонок,

Будто снова Бэльгэн – жеребенок,

Будто сделался вновь лончаком,

Будто остовом стал Бэльгэн!..

Чтоб царица Алма-Мэргэн,

Обладавшая колдовством,

Небожительницу не узнала,

Порешила Гэсэра сестрица

В лебедь белую превратиться.

Два крыла она распластала,

Погрузилась в Желтое море,

Увидала: на косогоре,

На траве сидит ее брат,

Он пасет коней-жеребят,

Тьма в его блуждающем взоре.

Он отравою напоен,

Одурманен и опьянен…

Облик истинный свой приняв,

Села рядом Эржэн-Гохон,—

На нее Гэсэр и не взглянет,

Он невнятно поет-шаманит.

Чтоб вернуть ему разум здравый,

Ударять его стала сестра

То по левой щеке, то по правой.

Началась у Гэсэра зевота,

Началась у Гэсэра блевота,

Изо рта Гэсэра тогда

Потекла забвенья еда.

А сестра, в чащобе густой

Духовитых листьев нарвав,

Из десятка целебных трав

Для него сотворила настой,

Напоила Гэсэра водой

Девяти таежных ручьев,—

Стал он снова разумен, здоров.

И сказала Гэсэру сестра:

«Нам на землю вернуться пора.

Я – сначала, а ты – за мной».

Белой лебедью стала снова,

Воспарила к тверди земной.

А Гэсэр пошел, и большого

Подстрелил он лося рогатого,

И берцовую кость сохатого

Он сварил в лесной тишине.

Ничего не сказав жене,

Кликнул дочку двухгодовалую,

Приласкал он девочку малую,

Приказал ей: «К деду пойди,

О порог споткнись, упади

И заплачь, и деду-царю

Ты отдай берцовую кость,—

Сделай так, как я говорю».

Внучка малая к деду седому,

К величавому царскому дому

Побежала, как ветерок,

Спотыкнулась она о порог

И заплакала, – горе стряслося!

Перед дедом держит в руке

Кость берцовую крупного лося.

Дед погладил ее по щеке:

«Что ты плачешь, дитя чужеземное,

От отчизны своей вдалеке?

Чужеземец – хоть милый он гость

На чужой уживется ль земле?

Может лося берцовая кость

Уместиться в малом котле?

Сироте-жеребеночку снится

Молодая мать-кобылица,

Человек тоскует вдали

От своей родимой земли,

И влекут его думы живые

В отчий дом, что отселе далек,

К той реке, из которой впервые

Он когда-то сделал глоток!»

Понял старый властитель морской,

Что Гэсэр должен ехать домой,

Что разлука теперь неизбежна.

Внучку малую обнял он нежно,

Кликнул дочку и отдал ей

Половину овец и коней,

Половину имущества-золота,

И Гэсэра вместе с женой,

Вместе с внучкою озорной,—

Да пребудет их счастье молодо! —

Он с почетом отправил домой.

Как поднялся Гэсэр на сушу,

Обожгло ему болью всю душу:

У боярышника гнедой

Изнемог, – ослабелый, худой,

На едва обтянутый кожей

Неподвижный остов похожий.

Снять бы надо с гнедого седло,

Да оно к потнику приросло,

Снять потник тяжелее вдвойне:

Он прирос, он прилип к спине!

Боль Гэсэра стала больнее.

Он погладил Бэльгэна по шее,

Будто конь – жеребеночек малый

Или слабый лончак годовалый,

И, в слезах, он к гриве приник

Сотоварища боевого.

Осторожно с коня гнедого

Снял Гэсэр седло и потник,

Грудь очистил от мха густого,

Напоил скакуна водой,

Накормил травой духовитой,—

И поправился конь знаменитый,

Мощь и крепость обрел гнедой!

Стал выдергивать воин свое

Подпиравшее море копье,

Но оно укрепилось в песке,

И птенцов своих на древке

Начала уж высиживать птица,—

Здесь понравилось ей гнездиться!

Но Гэсэр ее снял с копья —

Улетела птичья семья.

Ухватился Гэсэр за древко,

И копья острие легко

Воин вытащил из песка.

Сел в седло, сжал коню бока,

И окрепший, сильный Бэльгэн

Поскакал в долину Морэн,

К побережью вечного моря.

Так Гэсэр с царевной-женой,

Вместе с дочкою озорной,

Возвратился в свой край родной,

Возвратился не ведая горя.

Три дворца в долине Хатан

Счастлив был Сэнгэлэн, и Саргал

Седовласый возликовал.

Слезы радости льются из глаз.

Приглашают троих в добрый час,—

Да войдет в их дом дорогая

Третья ханша, царевна морская!

В золотой они бьют барабан,

Собирают-зовут северян,

И серебряный бубен зовет

Собирает южный народ.

Возвышаются горы мяса,

Разливаются реки вина,

И пирует на свадьбе страна,

И дрожит вся тайга от пляса.

Сэнгэлэн и Саргал седой

Сочетали племянника-сына

С третьей ханшей, с царевной морской, —

Да сольются они воедино!

Только масло в огонь подлила

Третья ханша Алма-Мэргэн,

Меж подставками для котла

Вырос красный ствол золотой.

Сэнгэлэн и Саргал седой

Угощали невестку и сына.

Восемь дней пировала долина,

Девять дней продолжалось веселье,

На десятый настало похмелье.

В путь пустился пирующий люд,

Возглашая благопожеланье.

Северяне на север идут

И на юг уходят южане.

Стали жить-поживать без забот.

Вот могучий Гэсэр зовет

Триста славных своих воевод,

Тридцать трех силачей-храбрецов

И три тысячи ратных бойцов:

Крови нет, если их проколоть,

Прострелить, – бессмертна их плоть!

Эти люди Гэсэру верны,

Им живые в бою не страшны:

Словно волки, они упорны

И тверды, словно камень горный.

К тридцати и трем храбрецам

И к трем тысячам ратным бойцам,

И к тремстам вожакам суровым

Обратился Абай-Гэсэр

С задушевным, радостным словом:

«Я хочу в долине Хатан,

Там, где вечный шумит океан,

Три воздвигнуть прекрасных дворца,

Чтобы радовали сердца,

Чтоб они достигали небес».

За Гэсэром отправились в лес

Тридцать три силача-храбреца,

Триста грозных знатных вождей

И три тысячи ратных людей.

Где тайга свободно росла,

Там, дерев нарубив без числа,

Обстругали крепкие бревна

И пригнали друг к другу любовно.

Не жалели ни сил, ни труда, —

Возвели три дворца, три гнезда,

Упиравшиеся в небосвод,—

Да сверкают из рода в род.

Им подобных не ведали раньше:

По чертогу-дворцу – каждой ханше!

Показаться могло: с небосклона

На земное твердое лоно

Три сияющих капли скатились

И чертогами засветились!

Были стены покрыты наружные

Серебром, и казалось, что вьюжные

Ослепляют снега белизной,

Было золото стен их внутренних

Ярче зорь златоцветных утренних,

Споря блеском с ханской казной.

Было нижних семь тысяч окон,

И семь тысяч вечных планет

Им дарили вечерний свет,

Было множество верхних окон,

Что сияли, свеченье вобрав

Девяти небесных держав.

Серебро облекло-покрыло

Балки, пол, потолок, стропила.

Люди радовались, построив

Девяносто без двух покоев

И навесив восемь дверей,

Что казались зеркал светлей.

А была еще дверь наружная,

Дверь хангайская, дверь жемчужная,

А порог – белый мрамор Хангая,

И, серебряная, витая,

Красовалась ручка дверная.

Доски каждым светились ребром,

И косяк был покрыт серебром,

И крыльцу дано серебриться,

И ступени все – в серебре:

С жеребятами кобылица

Здесь могли бы взапуски бегать,

Здесь могли бы играть на заре!

Для супруги Тумэн-Жаргалан

Был в верховье долины Хатан

Драгоценный дворец возведен.

Для супруги Урмай-Гохон

Был в средине долины Хатан

Драгоценный дворец возведен

Для супруги Алма-Мэргэн

Был в низовье долины Хатан,

Обладающий крепостью стен,

Драгоценный дворец построен.

Так небесный властитель и воин,

Сын Хурмаса Бухэ-Бэлигтэ,

На великую землю сошел,

Чтоб ее избавить от зол.

Он сперва был Сопливцем-Нюсатой,

Он скакал по урочищам диким,

Но, умом и отвагой богатый,

Был он назван Гэсэром Великим.

Чтоб тринадцать ханов возглавить,

Он спустился на землю с небес,

Чтоб людей от страданий избавить,

Он спустился на землю с небес.

Он спустился на землю с неба,

Чтоб народ не ведал невзгод.

Он спустился на землю с неба,

Чтоб спасти человеческий род,

Чтоб узнала людская семья

Праздник жизни, свет бытия!

Хороши его земли-становища,

Три жены у него, три сокровища!

«Кто красивей: Тумэн-Жаргалан

Иль рассвет, что горит сквозь туман?

Кто светлее: Урмай-Гохон

Или утренний небосклон?

Что заре мы найдем взамен?

Но прелестней Алма-Мэргэн!»

Так без горя пел-напевал,

Так у моря жил-поживал

В трех дворцах Гэсэр величавый, —

Подчинялись ему три державы.

Перевод Семёна Липкина.

ВЕТВЬ ТРЕТЬЯ

О БОРЬБЕ ГЭСЭРА С ДЬЯВОЛОМ АРХАНОМ

Девять ветвей у священного дерева,

Каждая ветвь листвою повита.

Девять сказаний древних,

В каждом сказаньи – битва.

В бобра,

Что драгоценнее всех зверей,

Почему не пустить стрелу?

Великому роду богатырей

Почему не воздать хвалу?

Когда

Хан Хурмас, божественный властелин

Пятидесяти пяти западных небесных долин,

Атая-Улана, божественного властелина

Сорока четырех небесных долин,

В ожесточеннейшей схватке победил.

Когда

Победитель Хан Хурмас

Побежденному Атай-Улану голову отрубил,

Когда Хан Хурмас

Отрубленную черно-круглую голову ногой пнул,

Когда Хан Хурмас

Волосато-круглую голову вниз столкнул,

Большая круглая голова закрутилась.

Между небом и землей остановилась.

Вверх возвратиться – так сил уж нет,

Вниз опуститься – желанья нет.

Словно на веревке с неба спускается,

Словно на подпорке над землей поднимается.

Превратилась она меж звездных сфер

В черного дьявола Архан-Шудхэр.

То медленно вращается,

То метеором несется,

Намеревается проглотить и луну и солнце.

Черным вороном каркает,

Черным злословием харкает,

Светлое небо руганью загрязняет,

Чистое небо проклятьями засоряет.

Ясное небо туманом дымится,

Земля под небом пылью клубится.

А люди на земле

В это время благоденствуют,

Бесчисленные племена на земле

В это время блаженствуют.

Из месяца в месяц, из года в год

Становится многочисленнее земной народ.

Из сопливого жидкого семени

Возникают племя за племенем.

Из мальчишек вырастают мужчины,

Из девчонок вырастают красавицы.

У мужчин у всех – могучие спины,

Все красавицы – улыбаются.

Все красавицы – чернооки,

Аргамаки все – быстроноги.

А охотники все – обучены,

А народы все – благополучны.

При виде этого

У черного дьявола Архана,

Происшедшего из Атай-Улана

Лохматой большой головы,

Злые замыслы

Подобно туману подплыли.

Серые замыслы

Как в котле забурлили,

Чудовищные замыслы

Клубиться стали,

Отвратительные замыслы

Заклокотали.

Волосы его поднялись дыбом,

Челюсти его сжались с дымом,

Зубы его скрежещут,

Ноздри его трепещут.

Высокое просторное небо

До краев содрогается,

Низкая просторная земля

До глубин сотрясается.

Обуян нестерпимой местью,

Черный дьявол по небу мечется.

То на месте кружится, то несется,

Намеревается проглотить и луну и солнце.

Просторную добрую землю Улгэн

Хочет он захватить в безвозвратный плен.

Племена, населяющие землю Улгэн,

Хочет он превратить в пыль и тлен.

Из широкого рта

Изрыгает он красное пламя,

Из широких ноздрей

Выдувает он черный ветер.

Навис он над мирными племенами,

Подобно неотвратимой смерти.

По небу черный туман расплывается,

По земле желтый туман расстилается.

В это самое время,

О котором идет у нас речь,

В это самое время,

О котором рассказу нашему течь,

Части Атай-Улана, мечом раздробленные,

Куски Атай-Улана, по земле разбросанные,

Валяются, гниют, высыхают,

Черное зловоние порождают.

Распространяются от них гниль и плесень,

Расползаются от них все болезни.

Возникшие из них дьяволы,

Черти, колдуны и всякая нечисть

Быть бы сильными, а не слабыми,

Собираются они вместе.

Раньше раннего,

Позже позднего

Произносят они

Клятву грязную.

На всех земных людей

Наводить болезни и мор,

На все земные края

Напускать нищету и разор,

Напускать холод, голод и тьму,

Напускать язву, оспу, чуму,

Напускать распри, слезы и кровь,

Чтоб забыли люди жалость, любовь…

Узнав об этом,

Главный дьявол Архан-Шудхэр

Сильнее завертелся меж звездных сфер.

Он обрадовался, возвеселился,

Закуражился, загордился.

Белые зубы скалит,

Глазными белками сверкает.

Силы у него прибавляется,

Коварство у него умножается.

Прежде чем солнце и луну проглотить,

Прежде чем землю Улгэн испепелить,

Прежде чем народ на земле истребить,

Он высокое небо раскачивает,

Он широкую землю растрясывает,

Он глубокое море разволновывает,

Он Сумбэр-гору потрясает,

Жадный ветер на волю выпускает.

Сквозняками мир продувает,

Ядовитым туманом глушит,

Едкой пылью сушит и душит.

Напустивши пыли, ветров и тумана,

Дьявол Архан-Шудхэр,

Происшедший из головы Атай-Улана,

Из головы лохматой, черной, большой,

Стал гоняться за солнцем и за луной.

Три дня и три ночи он их преследует,

Три дня и три ночи он за ними гоняется,

Но проглотить их – не получается.

Все усилия его бесполезны:

Ни луна, ни солнце в глотку не лезут.

Измучился дьявол – хоть вешайся,

Разозлился дьявол – до бешенства.

Сердито надул он щеки,

Брови его – как щетки.

Тогда обратился он, бывший их господин,

К властелинам сорока четырех восточных долин.

Чтобы тэнгэрины его увидели,

На небесную встал он кромку.

– Помогите! – кричит им издали,—

Пособите, – кричит им громко,—

Язык мой ноет,

Гортань моя сохнет,

Глаза ослабли,

Силы иссякли.

Вы внутренности мои соберите,

Части тела моего воссоедините,

Пусть приму я тот,

Мой прежний вид,

Как трава растет,

Как камыш стоит.

Я на мир тогда

Огонь напущу,

За годы стыда,

За позор отомщу.

На просторах земли Хонин-Хото

Я устрою тогда великий потоп,

С Ханом Хурмасом схвачусь опять,

Как веревку его скручу,

Западных небожителей пятьдесят пять

Вдрызг растопчу.

Только внутренности мои соберите,

Части тела моего воссоедините.

Пусть приму я тот,

Мой прежний вид,

Как трава растет,

Как камыш стоит.

Сорок четыре восточных небожителя

Голос бывшего Атай-Улана услышали,

Издалека они его увидели,

Из жилищ наружу все вышли.

Собрались они быстро в кучу,

Началась между ними буча.

Всю черноту-клевету собрав,

Они ругаются,

Всю серость-мерзость собрав,

Они толкутся,

Между собой они тягаются,

Между собой они дерутся.

Наконец Агсаргалдай,—

Главный черный батор,

Широтой груди своей хвастаясь,

Толщиной костей своих бахвалясь,

Начинает деловой разговор.

– Послушайте, – говорит,—

Что я скажу сейчас.

Нас, восточных небожителей,

Обидел западный небожитель Хан Хурмас.

Нашего славного Атай-Улана

В ожесточеннейшей схватке он победил.

Тело нашего славного Атай-Улана

На семь частей он мечом разделил,

Разбросал он эти части по земле, где тайга,

В одном месте шея валяется, в другом нога.

А отрубленную черно-круглую голову

Ногой он пнул.

Волосато-круглую голову

Вниз столкнул.

Большая круглая голова закрутилась,

Между небом и землей остановилась.

Вверх возвратиться – так сил уж нет,

Вниз опуститься – желанья нет.

Словно на веревке с неба спускается,

Словно на подпорке над землей поднимается.

Превратилась она меж звездных сфер

В черного дьявола Архан-Шудхэр.

Во все стороны дьявол мечется и бросается,

Солнце и луну проглотить старается.

Но усилия его бесполезны,

Луна и солнце в глотку не лезут.

В это время

Части Атай-Улана, мечом раздробленные,

В это время

Куски Атай-Улана, по земле разбросанные,

Валяются, гниют, высыхают,

Черное зловоние порождают.

Распространяются от них гниль и плесень,

Расползаются от них все болезни.

Богатая жизнь людей стала бедной,

Жирная жизнь людей стала скудной.

За что ни схватятся люди – вредно,

За что ни возьмутся люди – скучно.

Болезни, о которых никто не знал,

Людей косят.

Болезни, о которых никто не слыхал,

Стада косят.

Люди плачут и голосят.

Людей, которые счастья достойны,

Разоряют бедствия, войны.

Люди мучаются, люди мрут,

В горе-горьком они убиваются,

Слезы людские Рекой-Ангарой текут,

Слезы людские Леной-рекой разливаются.

Услышав об этом бедствии,

Западные небожители решили действовать.

Чтобы все обсудить заранее,

Собрались они на собрание.

Собранье надзвездное, мудрое,

Собранье надлунное, утреннее,

Все до тонкости обсудило

И твердейше постановило:

«Хана Хурмаса, небожителя и властелина,

Среднего, Красного сына,

Бухэ-Бэлигтэ батора,

Согласно добровольному уговору,

На низменную землю спустить.

В краю, где темно и глухо,

В семье старика со старухой,

Людей безвредных,

Живущих бедно,

Их сыном его родить».

Как собранью тому хотелось,

Так оно все и сделалось.

На краю земли, средь болот и гор

Народился Бухэ-Бэлигтэ батор.

Вырос он в краю убогом и сером,

А называться он стал Гэсэром.

Вырос он, лисицами не обнюханный,

Вырос он, быками не боданный.

Землю, где живут старик со старухой,

Считает он теперь своей родиной.

Хочет он, решительно действуя,

Избавить народ от бедствия.

Сорока четырем восточным небожителям

Под одним солнцем с ним не жить нам.

Могуществом большого пальца

Предстоит с ним тягаться.

Силой плеча помериться,

В мощи спины увериться.

Жечь его нашим красным огнем,

Чтобы больше нам не слышать о нем.

Кончилось время бояться,

Настала пора сражаться.

Черный дьявол Шудхэр-Архан

Обратился за помощью к нам: —

Все усилия мы приложим

И ему сообща поможем.

Тело доблестного Атай-Улана,

Что страдает, местью томим,

Соберем мы, обшарив все страны,

И в единое соединим.

Придадим ему прежний вид,

Пусть опять зубами скрипит.

На могучие ноги поставим,

Новой силы ему прибавим,

Чтоб из дьявола черного, лешего,

Хана Хурмаса не победившего,

Стал он вдвое сильнее прежнего,

Стал он втрое сильнее бывшего.

Берегись тогда, Хан Хурмас,

Что задумал идти против нас.

Вместе с сыном твоим Гэсэром

Из тебя мы лепешку сделаем.

И всех западных небожителей

Из пятидесяти пяти долин,

Расточители и разрушители,

Превратим мы в коровий блин.

Их старуху Гурмэ-Манзан

Кинем мы в кипяток, в казан.

Всех врагов мы расквасим вдрызг,

Не останется даже брызг.

Будет нашим западный край,—

Похвалялся Агсаргалдай.

В это время чернее черного

Голос подал со стойбища черного

Небожитель другой – Балай.

Говорил он тоже напыщенно,

Но слова его были услышаны,

Все решили: Балая слово

Своевременно и толково.

– Если витязь родился ловким,

Если витязь родился сильным,

Надо убить его, пока он в пеленках,

Изрубить, пока он плаксивый.

Если он на колени встанет,

До него уже не достанешь,

Если на ноги витязь встанет,

То его уже не затронешь,

А до стремени он дотянется,

То его уже не догонишь.

Найти,

Извести,

Спугнуть,

Догнать,

Изрубить,

Скрутить,

Согнуть,

Изломать!

Чтобы величайшего из врагов победить,

Чтобы быстрейшего из жеребят перегнать,

Чтобы переднее назад заворотить,

Чтобы заднее наперед загнуть,

Чтобы неломаемое сломать,

Чтобы непугаемое спугнуть,

Чтобы сор без остатка вымести,

Чтобы обиды горькие выместить,

Чтобы одержать нам победу полную,

Чтобы, победив, мы чаши наполнили,

Чтобы на пиру победителей радоваться,

Вот что, небожители, надо нам.

Тринадцать бойцов самых ловких и быстрых

На низменную землю сразу же выпустим.

Будет там великое побоище…—

Говорил Балай с черного стойбища.

В это время

Черный-пречерный Хирхаг,

Из черной головы своей мысли беря,

Из черного рта своего слова даря,

Говорил-кричал примерно так:

– Из локтевой кости Гэсэра

Рукоятку для плетки сделаем,

Из берцовой кости Гэсэра

Кнутовище сделаем,

Из круглой головы Гэсэра

Дымящуюся головешку сделаем!

Атая-Улана

Разрубленные куски соберем,

На небо поднимем, воссоединим,

Жизнь и силу в него вдохнем,

Оживим и оздоровим!

Третий оратор Хара-Оеор

В другую сторону повел разговор.

Стал он дальнее вспоминать,

Стал он давнее ворошить.

Гладко-гладкое стал он мять,

Цельно-целое стал крошить.

– Вспоминать разве мы не должны,

Что ведь сам Атай-Улан

Развязал узелок войны,

На дорогу сраженья встал,

Разве он не пускал стрелу?

Разве он копья не ломал?

А теперь он упал во мглу,

А теперь он в беду попал,

Для чего заботиться нам?

Пусть вину искупает сам.

Когда два человека дерутся,

Люди смотрят со стороны.

Когда два бугая сойдутся,

Хозяева наблюдать должны.

Тут вышел, мрачен и хмур,

Черный шаман Боолур,

В которого вселилась Атая-Улана душа,

Вышел он, одеждами звякая и шурша.

Начал он шаманить,

Начал он бормотать-завывать.

– Восточных шэнгэринов сорок четыре,

Западных шэнгэринов пятьдесят пять.

Несправедливость творится в мире,

Западные восточных начали притеснять.

Начали нас оплетать-винить,

Начали нас угнетать-чернить.

Все колющее они точат,

Всем рубящим они машут.

Обижают нас кто как хочет,

Ни о чем нас не спрашивают.

Бывало,

Там, где мы боялись,

Атай-Улан храбростью нашей был.

Бывало,

Там, где мы поддавались,

Атай-Улан опорой нашей был.

Бывало,

Там, где мы сомневались,

Атай-Улан душой нашей был.

Думайте день,

Думайте ночь,

Атай-Улану надо помочь.

Тело доблестного Атай-Улана,

Что страдает, местью томим,

Соберем, обшарив все страны,

И в единое соединим.

На могучие ноги поставим,

Новой силы ему прибавим.

Чтоб из дьявола черного, лешего,

Хана Хурмаса не победившего,

Стал он вдвое сильнее прежнего,

Стал он втрое сильнее бывшего.

Все заклятья с него мы снимем,

Возвратим его доброе имя.

Все задуманное решится,

Все желаемое совершится,

Все препятствия одолеем,

Все преграды пройти сумеем.

Всех западных небожителей

Из пятидесяти пяти долин,

Расточители и разрушители,

Превратим мы в коровий блин.

Всех врагов мы расквасим вдрызг,

Не останется даже брызг.

Тех, кто нынче сверкает перлами,

Раскидаем по ветру перьями.

И на небе мы будем первыми,

И над небом мы будем первыми.

Так закончил Боолур шаманить —

Так закончил он бормотать-завывать:

– Найти,

Извести,

Спугнуть,

Догнать,

Изрубить,

Скрутить,

Согнуть,

Изломать!

Новому оратору говорить пора,

Вышел небожитель Уняар-Хара.

Сильно он рассердился,

Щеки надул,

Говорил-горячился,

Что пришло на ум.

– В припасенный аркан

Шею свою продевать не будем.

В навостренный капкан

Ногу свою мы ставить не будем.

Земные несчастья

Нас не касаются,

Атай-Улана части

На земле пусть валяются…

Тут столпились небожители в кучу,

Началась между ними буча.

Всю черноту-клевету собрав,

Они ругаются,

Всю серость-мерзость собрав,

Они толкутся,

Между собой они тягаются,

Между собой они дерутся.

Среди неба большого, просторного,

Разделились они на две стороны.

В это самое время,

О котором речь у нас идет,

В это самое время,

О котором рассказ наш течет,

Самый западный из западных небожителей

Хухэрдэй-Мэргэн,

А с ним витязь-царевич

Хултэй Тайжа

Вышли от бабушки Манзан-Гурмэ,

Вышли от батюшки Эсэгэн-Малан

С наказом, который был им дан.

Едут они откуда, середину неба видать,

Едут они откуда, середина земли видна,

Едут они, где встречаются солнце и луна.

Этого места достигнув, Хухэрдэй-Мэргэн

Повод синего коня натягивает,

Синего коня своего останавливает,

Синий конь ему подчиняется,

Батор Хухэрдэй-Мэргэн на синих стременах

Синего серебряного седла

Приподнимается.

Черный дьявол Архан-Шудхэр,

Происшедший из лохматой головы Атай-Улана,

Витязей этих издалека разглядел,

За черное колдовство приняться хотел,

Чтобы напустить какого-нибудь тумана,

Но испугался он свыше всяких мер,

Устыдился он свыше всяких мер,

Колдовство его прерывается,

За спину золотого солнца спрятаться он успел,

За грудью нежно-прекрасной луны он скрывается.

Богатырь Хухэрдэй-Мэргэн

И царевич Хултэй Тайжа,

Два витязя славных,

Оба витязя равных,

Догадались,

Что солнце Алтай-господин,

Догадались,

Что луна Алма-госпожа

Черного дьявола собою прикрыли.

Очень они рассержены были.

Хухэрдэй-Мэргэн

В широкую грудь полнеба вдохнул,

Хухэрдэй-Мэргэн

Щеки свои сердито надул,

Крик оглушительный издает,

Как тысяча лосей одновременно ревет.

Крик сотрясающий издает,

Как десять тысяч лосей одновременно ревет.

Солнце Алтана-господина

Он обвиняет,

Луне Алма-госпоже

Он пеняет:

– Архана – черного дьявола

Вы зачем за собою спрятали?

Вы зачем его

Своей золотой спиной защитили?

Вы зачем его

Своей нежной грудью прикрыли?

По доброте своей это вы сделали,

Или черт Архан показался вам страшен?

Или вы такие уж смелые,

Что хотите врагами стать нашими?

Услыхав эти дерзкие речи

И словами им не переча,

Солнечный сын Нагадай-Мэргэн дегэй

И лунный сын Сайхан-Мэргэн дегэй

Оседлали своих коней,

Бухарские желтые луки взяли

И колчаны, что стрел полны.

– Посмотрим, – они сказали,

Что там бродят за крикуны.—

Кони у них хоть разные,

Но оба огненно-красные.

За гривы они хватаются,

В седла они садятся,

Сразиться они собираются,

Никого они не боятся,

Оба они красивы,

В плечах у обоих – сила.

Пальцы рук у них цепки,

Сухожилия крепки.

Они схватки достойной жаждут,

Силу-ловкость они покажут.

Между тем

Атая-Улана лохматая голова,

Хоть и чертом ставшая, но умная,

Все смекнула, все поняла

И коварство свое задумала.

Вышел дьявол

Из-за солнечной золотой спины,

Вышел дьявол

Из-за лунной нежной груди,

Где он прятался и таился.

Оказался он у витязей на пути,

Смирным, добреньким притворился.

Нагадаю-Мэргэн дегэю

И Сайхан-Мэргэн дегэю

Как бы нечаянно

Он навстречу идет.

Как с друзьями с ними встречается,

Сладкие речи ведет.

– Ах, вы витязи мои, витязи,

Ах, дегэи мои, дегэи,

Наконец-то мы свиделись,

Глазам поверить – не смею.

Мы ведь так же сродни,

Как жир и масло,

Нашей дружбы огни

Пусть не гаснут.

Давайте

На десять белых лет

Сватьями станем.

Давайте

На двадцать светлых лет

Кумовьями станем.

Давайте

На тридцать сияющих лет

Братьями будем,

Соединим наши судьбы.

Так витязям коварный Архан говорит,

А сам полосатым глазом вбок косит.

Он взглядом своим блукает,

Он клыками своими сверкает.

Называя витязей братцами,

Зубами своими клацает.

Думает он, что улыбается,

А выходит, что огрызается.

Витязи все увидели,

Ждать себя не заставили.

Стрелы хангайские вынули,

В пасть Архана направили.

Натянули луки бухарские,

Целят в бельмы арханские.

Но дьявол Архан схитрил и тут —

Из глаз у Архана слезы текут.

Как коза кричит пронзительно,

Как ягненок блеет просительно.

Стал он витязей уговаривать,

Обещаньями стал задаривать: —

Ах, вы, витязи мои, витязи.

Ах, дегэи мои, дегэи,

Не стреляйте в меня вы, витязи,

А уж я услужить сумею.

Ты, солнечный сын, Нагадай-Мэргэн,

Ты, лунный сын, Сайхан-Мэргэн,

Опустите луки свои до колен.

Когда будете вы в дальнем пути,

Я помогу вам скакать-идти.

Когда будете дневную землю обогревать,

Я буду вам помогать,

Когда будете ночной земле светить,

Я буду лучи блестить.

Впереди у вас

Видимость улучшать я буду,

За спиной у вас

Я крепостью буду.

Дела решать – советником буду,

В пути ночевать – товарищем буду.

Коней ловить,

Деревья рубить,

Скот пасти терпеливо буду.

Давайте

На десять белых лет

Сватьями будем,

Давайте

На двадцать светлых лет

Кумовьями будем.

Давайте

На тридцать светящихся лет

Братьями будем,

Соединим наши судьбы.

Солнечного сына Нагадая-Мэргэна дегэя

Обмануть речами не удалось.

Посмотрел он на дьявола не робея

И увидел его насквозь.

– Днем,

Когда мы ходим по небу,

Сопровождать не надобно нас.

Ночью,

Когда мы ходим по небу,

Тысячи звезд окружают нас.

Ни в полдень ясный, сияющий,

Ни в полночь, ни в дождь, ни в туман

Не нужен нам в спутники и в товарищи

Черный дьявол Архан.

Между тем

Лунный сын Сайхан-Мэргэн

К дьяволу как будто прислушивается,

Дьяволу как будто сочувствует,

Дьявола как будто жалеет,

Защитить его собирается,

Приголубить намеревается.

– Когда днем по небу ходить мы будем,

Тенью нашей он будет.

Когда ночью по небу ходить мы будем,

Дополнительным светом будет.

Сделаемся с ним мы сватьями,

Станем с ним кумовьями.

Соединим наши судьбы.

Нас никто не осудит.

Станем с ним побратимами,

Всюду славными, всюду чтимыми.

Будем с ним мы как сверстники,

Будем с ним как ровесники.

Для веселья и боя

Лучше трое, чем двое.

Дьявол даже ушам своим не верит,

Рот растянул шире чем двери.

Громко хохочет, клыками сверкает,

С новой речью к витязям подступает.

– Если мы стали уже побратимыми,

Давайте меняться вещами любимыми:

Кресалами, трубками, кошельками,

Кисетами, плетками, кушаками.

Сядем мы на винно-черной реке,

У каждого чаша с вином в руке.

Говорить будем,

Пока сметана на чистой воде не образуется.

Беседовать будем,

Пока трава на голом камне не вырастет.

Помогать друг другу мы обязуемся,

Общий дом на троих мы выстроим.

На десять белых лет

Сватьями будем.

На двадцать светлых лет

Кумовьями будем…

Чем больше

Лунный сын Сайхан-Мэргэн

Про дружбу с дьяволом плел и пел,

Тем больше

Солнечный сын Нагадай-Мэргэн

Лицом мрачнел.

Начали витязи спорить,

Вспоминать хорошее и плохое,

Начали они вскоре

Ссориться между собою.

Каждый камень переворачивать,

Каждое слово переиначивать.

В конце концов

Нагадай-Мэргэн, солнечный сын,

Поехал дальше один.

А черный дьявол Архан

Тотчас полез в карман,

Достает из кармана за предметом предмет,

Кресало, трубку, кисет.

Все это Сайхану в руки сует,

А его вещи себе берет.

– Раз уж стали мы, – говорит, – побратимами,

Обменяемся вещами любимыми.—

Взяли они трубку, величиной как пень,

Взяли они кисет, величиной как олень.

Кисет этот, набитый табаком, они открывают,

Трубку эту резаным табаком набивают,

Кресалом белым, как зимний день,

Искры жаркие высекают.

Трубку они сосут шумно,

Дым они выпускают клубно.

Говорят,

Пока сметана на чистой воде не образуется,

Говорят,

Пока трава на голом камне не вырастет.

Помогать друг другу они обязуются,

Общий дом собираются выстроить.

Тем временем

Дорога Нагадая-Мэргэн дегэя

Прямо ли идя,

По сторонам ли кружа,

Встретилась с дорогой батора Хухэрдэя

И царевича Хултэя Тайжа.

Рассказал им

Нагадай-Мэргэн – солнечный сын,

Почему он оказался один.

Рассказал он им,

Что лунный сын Сайхан

И черный хитрый дьявол Архан

На десять белых лет

Сватьями стали,

На двадцать светлых лет

Кумовьями стали.

Что сидят они там и братаются,

Помогать – дружить обещаются.

– Начали было мы с ним спорить,

Вспоминать хорошее и плохое,

Но из-за этого вскоре

Перессорились между собою,

Каждый камень переворачивали,

Каждое слово переиначивали.

Я с тех пор одиноким стал,

Я с тех пор, как тень потерял.

О таком услыхавши деле,

Оба витязя обалдели.

Стоят, не понимая, стоят ли,

Сидят, не понимая, сидят ли.

Рассердились, щеки надули,

Огорчились, луки согнули.

Посылают стрелу к Сайхану,

Посылают стрелу к Архану.

Полетели, шурша опереньем,

Эти стрелы с предупреждением.

Не увидеть Сайхан не мог,

Как воткнулись стрелы у ног.

Вниз он в землю глядит, мрачнеет,

Вверх он в небо глядит, бледнеет.

Догадался в конце концов,

Что глупец он из всех глупцов.

Хухэрдэй-Мэргэн не долго думая

Хангайскую стрелу достает,

Хухэрдэй батор не мудрствуя

Черную стрелу на тетиву кладет.

Он ногами землю притаптывает,

Он глазами небо проглядывает,

Над острием стрелы он нашептывает,

Над опереньем стрелы наговаривает: —

Ты лети, стрела,

Легка и остра,

Не в небе пропасть,

Не в поле упасть.

Ты лети, стрела,

Шархану в пасть!

Черного дьявола

Насквозь пронзить,

Мохнатую голову

На куски разбить.

Боевой свой лук

Он так натянул, что дым пошел.

Бухарский свой лук

Он так натянул, что огонь пошел.

Вырвалась стрела, полетела,

Зашуршала и засвистела.

Силой большого пальца закрученная,

Ловкостью указательного пальца пущенная,

При полете звук родящая,

Звук по воздуху носящая.

Нацеленная стрела молниеносно летит,

Хангайская стрела неотвратимо звенит.

Желто-черная стрела в цель попадает,

Жилы-мускулы разрывает,

Кости крепкие раздробляет,

Душу с мясом разъединяет.

Высокое, просторное небо

До краев содрогается,

Низкая, просторная земля

До глубины сотрясается.

По небу черный туман расплывается,