Текст книги "Гэсэр"

Автор книги: Бурятский эпос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Поглядите оттуда во все стороны,

Правда ли, сестра моя Енхобой

Едет к себе домой?

Или поднялась она на серебряную сопку,

Или перевалила она через горы высокие?

Или едет она в долину Моорэн,

К великому морю Мухнэ-Манзар,

Где жил во дворце среди прочных стен

Заколдованный нами Абай Гэсэр хан?

Напрягите свое вы зренье,

Поглядите вдаль на дорогу,

Вы рассейте мои подозренья,

Успокойте мою тревогу.

Мне узнать доподлинно надо,

Где тут ложь, а где чистая правда.

Четыре крылатых батора

Вверх взвились,

Оглядывают неба просторы,

Смотрят вниз.

На небе, на воде и на суше

Все выглядывают, все выслушивают.

И видят, что едет там не сестра Енхобой,

А едет Алма-Мэргэн сама собой.

Перевалила она уже горы высокие,

Поднялась она уже на серебряную сопку,

Миновала она уже

Эту сопку серебряную Мунгэше.

Значит, едет она в долину Моорэн,

К великому морю Мухнэ-Манзан,

Где жил во дворце среди прочных стен,

Удалой Абай Гэсэр хан.

Как увидели это издали

Лобсоголдоя крылатые изверги,

Полетели скорее назад,

Все хозяину рассказать.

Летят они вдаль, летят в высоту,

Но и Алма-Мэргэн ведь – не дура,

Языки у крылатых баторов во рту

В обратную сторону перевернула.

Все понятия их смешала,

Все слова у них перепутала.

Не поймут, где концы, где начала,

Не поймут, где вечер, где утро.

Встретил их дьявол Лобсоголдой,

Они тараторят наперебой.

Хотят сказать баторы крылатые,

Что Алма-Мэргэн там едет домой,

А на деле сказали баторы крылатые,

Что осла ведет сестра Енхобой.

Успокоился дьявол черный,

Спать пораньше улегся он

На кровати своей просторной

С солнцеликой Урмай-Гоохон.

В это время

Алма-Мэргэн хатан,

Ведя за телегой своей осла,

Из далеких и чуждых восточных стран

До своей прекрасной земли дошла.

На опушке прекраснейших таежных лесов

Она остановку делает,

У истоков девяти прекраснейших родников

Она остановку делает.

Отвязывает она от телеги осла,

Расколдовывать его начала.

Девятью можжевельниками она его окурила,

Из девяти родников она его напоила,

В девяти родниках его купает,

Девятью родниками его омывает.

Вся великая тайга на него дышит,

Чтобы черное колдовство из него вышло.

После этого

Алма-Мэргэн хатан

Правой ладонью осла по морде бьет.

Осел, на передние колени упав,

Вонючей черной жижей блюет.

После этого Алма-Мэргэн хатан

Левой ладонью осла по морде бьет,

Осел, на задние ноги припав,

Поганой черной рекой блюет.

Девяти родников воды светлей

Ничего не бывает на свете,

Великой тайги зеленых ветвей

Ничего нет лучше на свете.

В течение трех дней три раза в день

Осла она очищает,

Заводит его под деревья в тень,

Окуривает и омывает.

От этих усилий Алма-Мэргэн

Осел тщедушный и серый,

Осел, испытавший железный плен,

Превратился опять в Гэсэра.

Принимает Гэсэр свой прежний вид,

На двух ногах он опять стоит.

Принимает Гэсэр свой прежний вид,

Языком человеческим говорит,

Принимает Гэсэр прекрасный вид,

Алма-Мэргэн он благодарит.

– Ты, Алма-Мэргэн, солнцеликая,

Совершила ты дело великое,

Ты спасла меня от погибели,

Больше люди меня не увидели б.

Обо мне ты, прекрасная, вспомнила,

И пришла ты ко мне очень вовремя.

Жизнь моя висела на липочке,

А душа была тоньше ниточки.—

После этого Абай Гэсэр

За гибкую, тонкую шею жену обнимает,

В правую щеку целует, гладит, ласкает.

После этого

Поехали они в долину Моорэн,

К великому морю Мухнэ-Манзан,

Где жил всегда среди прочных стен

Удалой Абай Гэсэр хан.

Вернулся Гэсэр к воде,

Которую в детстве пил,

Вернулся Гэсэр к земле,

Которую с детства любил.

Устроили Гэсэр и Алма-Мэргэн

С возвращеньем веселый пир.

Но во время пира

Гэсэр задумался,

Но во время веселья

Гэсэр пригорюнился.

Вспомнил бедную Урмай-Гоохон,

Которую у дьявола оставил он.

Черный дьявол ее ласкает,

Черный дьявол ее щекочет,

Ни на шаг из дома не отпускает,

Издевается и хохочет.

– Почему, – подумал Гэсэр,—

Законная моя жена

В руках у другого находиться должна?

Волосы его поднялись дыбом,

Зубами он заскрипел до дыма.

Муж гуляет в тепле и холе,

А жена его в черной неволе.

Муж такой жены недостоин,

Поведенье его не пристойно.

Коровьи кости

Около дома, поблизости валяться могут,

Батора кости

В далеких краях под дождями мокнут.

Участь волка – ночь и ловитва,

Участь батора – поход и битва.

Баторов своих он зовет

Тридцать трех.

Воевод своих он зовет,

Триста тридцать трех.

Оруженосцев своих он зовет,

Три тысячи триста тридцать трех,

Каждый из них на вид неплох.

– Гей вы, – крикнул Гэсэр, – э, гей!

Для похода готовьте коней,

Все вооруженье мое вы возьмите,

Все снаряженье мое соберите.

Все колющее соберите, все острое,

Все режущее, все сверкающее,

Все черно-желтое, все пестрое,

Врага поражающее.

Все оборванное пришейте,

Все рассохшееся прибейте,

Все развязанное свяжите,

Все раскрученное скрутите,

Все ослабшее укрепите,

Затупившееся заострите.

Припасите все, что понадобится.

Тридцать три богатыря,

Триста тридцать три военачальника,

Три тысячи триста тридцать три оруженосца

Слушают, радуются.

Истомилась по битве душа баторов,

Собираются баторы, снаряженьем звеня,

А Гэсэр среди этих шумных сборов,

Вспомнил про Бэльгэна – огненного коня.

«Где ты путник прекрасный мой,

Где ты друг, мой конь золотой!»

Взял он в руки раздвижную трубу,

Имеющую двенадцать волшебных возможностей,

Можно через нее увидеть судьбу,

И далекие земли увидеть можно.

Встал он там, где коновязь золотая,

Смотрит он в сторону гор Алтая.

Смотрит он, где большая лежит тайга,

Называют ее Хуха.

Одновременно он громкий свист издает,

Своего коня Бэльгэна зовет.

Раздвигает он трубу, раздвигает,

Призывает он коня, призывает.

В то самое время, когда Гэсэр

В раздвижную трубу на Алтай смотрел,

Его конь

С крепким горячим телом,

С лоснящейся гладкой шерстью,

С легкими прочными костями,

С непоскользающими копытами,

С неутомляющейся спиной,

С туловищем, в тридцать шагов длиной,

С зубами в три пальца, ушами в три четверти,

С хвостом в тридцать локтей,

С гривой в тридцать аршин,

Лежал под сосной пяти вершин.

Грел он на солнце свои бока,

Ветерок его обдувал слегка.

Вдруг беспокойство почувствовал он,

Начал ушами прядать,

Словно голос Гэсэра услышал он,

Словно Гэсэр здесь, рядом.

На ноги Бэльгэн вскочил стремглав,

Ноздри раздувая, громко заржав.

Одно ухо в сторону неба он навострил,

Другое ухо в сторону земли навострил.

Одно ухо повернул он на юг,

Другое ухо – в сторону севера.

Думает: откуда донесся вдруг

Свист призывный Гэсэра?

Далекого ли, великого врага

Гэсэр встречать собирается,

Близкого ли коварного врага

Сокрушить он намеревается.

Что бы там ни было, этот иль тот,

Лезут враги, грозя,

Но если Гэсэр коня зовет,

Не мчаться на зов нельзя.

Косит Бэльгэн конским глазом

На тайгу, стоящую тихо.

Говорит Бэльгэн животным разным,

Изюбрихам и лосихам:

– Вы на склонах Алтая паситесь,

По просторам тайги носитесь.

Наедаясь травы, жирейте,

Родниковую воду пейте.

Я же конь Бэльгэн и от века

Должен я служить человеку.

Должен я совершать походы,

Резвым быть во время охоты.

Должен я участвовать в битвах,

В состязаниях и молитвах

Когда звезды тихонько светятся,

И сиянье идет от месяца.

И сейчас вот меня домой

Призывает хозяин мой.

Мне на зов не идти нельзя,

Такова уж моя стезя.

Но зато меня почитают,

Золотым конем величают,

Конем огненным называют,

В песнях, сказках нас прославляют,

Гладят шею теплом ладони,

В дружбе мы с человеком, кони.

Говорят изюбрихи и лосихи

Ему голосом грустным тихим:

– Не хотим с тобой расставаться,

И тебе нельзя оставаться.

Значит, мы звериной гурьбою

Все пойдем сейчас за тобою.

Куда ты пойдешь,

Туда мы пойдем.

И что ты найдешь,

То и мы найдем.

– Ничего из этого не получится,

Не годитесь вы мне в попутчицы,

Только мы дойдем до долины,

И ее перейти пожелаем,

Как собаки с хвостами длинными

Нам навстречу бросятся с лаем.

Вы – копытные, гладкошерстые,

А у них у всех зубы острые.

Тотчас выбегут и двуногие,

Полетят на вас стрелы многие.

Стрелы меткие, знаменитые,

Упадете вы все убитые.

Нет уж, здесь вы все оставайтесь,

И двуногим не попадайтесь.

На алтайских склонах паситесь,

По тайге просторной носитесь,

Наедаясь травы, жирейте,

Родниковую воду пейте.

Знайте,

Если трава зеленая

Высоко здесь у вас растет,

Мимо стрелы летят каленые,

И копье меня не берет.

Знайте,

Если в ручьях таежных,

Как и прежде вода бурлит,

Я врагом пока не стреножен,

Я в бою пока не убит.

Если ж травы посохнут ваши,

В родниках иссякнет вода,

То считайте меня пропавшим

И не ждите меня сюда.

А теперь, прощаясь с Алтаем,

Я от вас скачу, улетаю.—

Вскинул голову конь высоко

И по ветру расправил хвост,

Чуть повыше таежных сопок,

Чуть пониже небесных звезд.

Далеко ли он скачет, близко ли,

Высоко ли он скачет, низко ли,

Из-под черных крепких копыт,

Кругляшами земля летит.

Если ж камень вдруг попадается,

То огонь из него высекается,

Искры брызгами вылетают,

В клубах пыли гаснут и тают.

Так и в пламени и в дыму,

Конь к Гэсэру летит своему.

Остановился Бэльгэн усталый

У коновязи серебряной и резной,

С восьмьюдесятьювосьмью драгоценными вставками

Сверху донизу – расписной.

Коновязь конь губой потрогал,

И обнюхав ее, узнал,

Повернулся к дворцу, к порогу,

И призывно, негромко заржал.

Абай Гэсэр выбегает из дому,

Бросается к коню своему гнедому.

Подошел Гэсэр к коню твердо,

Обнял за шею, поцеловал в морду.

В глаза косящие коню глядя,

По спине коня гладит.

Где пройдет по коже его ладонь,

Еще больше лоснится конь.

После этого

Серебряный недоуздок на коня надевает.

После этого

Серебряно-ребристой уздой коня уздает.

После этого

Шелковый потник по коню расстилает.

После этого

Вогнуто-серебряным седлом коня седлает.

Складчато-серебряный надхвостник

Через круп перетягивает,

Из сплошного серебра подгрудник

На лопатки натягивает.

Подпругу с десятью ремешками

Под брюхом затягивает,

Подпругу с двадцатью язычками

Под брюхом застегивает,

Яшмовый красный кнут

Под седло подсовывает —

Прекрасного повода полукруг

На луку седла набрасывает.

Красно-шелковым поводом

К расписной серебряной коновязи

Бэльгэна привязывает.

После этого

Коня по шее погладил и потрепал.

После этого

Сам одеваться и снаряжаться стал.

Сшитые из семидесяти лосиных кож,

Плотно-черные штаны

Он натягивает.

Сшитые из семидесяти оленьих кож,

Со вставками на икрах из рыбьих кож,

Облегающие унты

Он ступнями растягивает,

Ярко шелковую накидку дабта-дэгэл,

Плечом поведя, на себя надел.

Семьдесят латунных пуговиц и крючков

Силой пальцев своих умело он застегнул,

Серебром и золотом вышитый кушак,

В десять сажен длины,

Вокруг себя туго-натуго обернул.

А его оставшиеся концы

Аккуратно с боков запихнул.

Одевается Гэсэр, снаряжается он,

А сам вспоминает Урмай-Гоохон,

«Какой же я муж, какой же батор,

Если жена моя в плену до сих пор?

Какой же я батор, какой же я хан,

Если в неволе моя хатан?

Все женщины

Вправе меня осуждать.

Все мужчины

Вправе надо мной хохотать».

Одевается Гэсэр, снаряжается,

А злость в груди разгорается.

Волосы у него на голове поднимаются,

Челюсти его до хруста сжимаются.

Волосы у него поднялись дыбом,

Зубами он скрипит – с дымом.

Черно-угольный панцирь

Он на себе укрепил,

Спину прикрыл.

Железно-кремневый панцирь

Он на себя укрепил,

Грудь защитил.

Узорно-узкой долиной измеряем,

Серебряный налучник

На правый бок прицепил,

Косым полем измеряемый,

Красно-серебряный колчан

На левый бок прицепил.

Семьдесят пять стрел

Растопыренно ему спину закрыли.

Девяносто пять стрел

Торчат как крылья.

В летнюю жару тень от них будет,

В зимнюю стужу ледяного ветра не будет.

Похожую на копну травы,

Соболиную шапочку на себя надевает,

Похожую на пучок травы,

Кисточку на шапочке поправляет.

Литой, серебряный шлем надел на голову,

Стал похож на большую гору.

То не солнце сверкает,

То не дуб листвой шелестит,

То Гэсэр в боевых одеждах стоит.

И оделся Гэсэр и обулся,

Перед зеркалом так и сяк повернулся,

Где пылинка – ее сдувает,

Где соринка – ее счищает.

В зеркало,

С расправленный потник величиной,

Гэсэр погляделся,

Хорошо ли он обулся-оделся.

Своим видом Гэсэр удовлетворился.

– Хорошо, – говорит, – я снарядился.

После этого,

Чтобы голода не чувствовать десять лет,

Рот себе паучьим жиром намазал.

После этого,

Чтобы голода не чувствовать двадцать лет,

Губы себе червячьим жиром смазал.

– Я готов, – говорит Гэсэр, – пора в дорогу.

И степенно пошел к порогу.

Величественным движеньем

Открывая перламутровую хангайскую дверь,

Из дворца он выходит теперь.

Неторопливыми движениями,

Не уронив ни соринки с ног,

Переступает мраморный хангайский порог,

На серебряно-обширное крыльцо попадает,

Со ступеньки на ступеньку переступает.

На ступеньках этих он не запнулся,

На серебряном крыльце не споткнулся,

Ни разу на ступеньках не оступился,

Без оплошности, благополучно спустился.

Медленно и достойно спустясь

С серебряно-ступенчатого крыльца,

Идет Гэсэр туда, где стоит коновязь,

Красный повод отвязывает от серебряного кольца.

По крупу гладя,

По шее хлопая звонко,

Бэльгэна он ласкает, как жеребенка.

Вокруг него с любовью похаживает,

Там и сям по шерсти поглаживает.

После этого

Яшмовый красный кнут

На правую руку надевает.

После этого,

Левую ногу, обутую в унт,

В серебряное стремя вдевает.

После этого

В якутское серебряное седло он сел,

Правую ногу в стремя вдел.

После этого,

У повода правую сторону натянув,

А левую сторону ослабляя,

Морду коня в нужную сторону повернув,

Его по солнышку направляет.

Да,

На северо-восток он идет,

Движется вслед за солнцем,

И ведет он за собой в эту пору

Тридцать трех баторов,

Триста тридцать трех воевод

И три тысячи триста тридцать трех оруженосцев.

Едет весь этот могучий строй

Туда, где живет Лобсоголдой.

Едут они туда, чтобы биться в поле,

Чтобы царицу вызволить из неволи.

А две оставшиеся его жены,

Две молодые красавицы

Между собой во дворце дружны,

И Гэсэр им обеим нравится.

Сидят они обе, тужат,

Разговор между ними идет,

Из всех возможных лучшего мужа

Проводили они в поход.

Друг против дружки сели,

Вспоминают они о Гэсэре.

Угощаясь домашними яствами,

Много раз повторяют за день:

– Не человек он, а ястреб. —

Сокол он, а не всадник.

– Глазом я не успела моргнуть,

А уж он отправился в путь.

– Я мигнула один лишь раз,

А они уж скрылись из глаз.

– Поглядела я где коновязь,

А там только пыль взвилась.

По дороге широкой, по дороге лесистой,

Едут они рысисто.

По гребням высоких гор они мчатся,

Копыта до гор не успевают касаться.

Над лесными верхушками они пролетают,

За верхушки копытами не задевают.

– А я гляжу,

За дальней горой

Что-то молнией просверкнуло.

– А я гляжу,

Над дальней горой

Шапка с кисточкой промелькнула.

– Это он там скакал, не иначе,

– Пожелаем ему удачи.

– Чтобы он с Лобсоголдоем сразился,

Чтобы выручил Урмай-Гоохон.

– Чтобы жив и здоров возвратился

В эти стены родные он.

Так они его обе любили,

В путь далекий благословили.

Между тем

Абай Гэсэр и все его оруженосцы, воеводы, баторы

Уезжают все дальше в ночную темь,

Углубляются в земные просторы.

Едут они

По Ханской звонкой дороге,

Мчатся они

По общей торной дороге.

Южные склоны они перескакивают,

Северные склоны они перемахивают.

Мчатся они

Чуть пониже неба высокого.

Мчатся они

Чуть повыше лесов и сопок.

С черным ветром

Наперегонки летят,

С белым ветром

Наравне летят.

И луна, и звезды, и солнце,

Все мелькает, летит, несется.

Все летит вокруг, завихряется,

Все мелькает и удаляется.

Словно беркут парит-пластается,

Словно сокол с небес бросается,

Словно гуси летят, гогочут,

Словно эхо в горах хохочет.

Не стрела шуршит оперением,

Скачут воины с нетерпением.

Уж родная земля

Кончается.

Уж чужая земля

Начинается.

Подъезжают они к владеньям Лобсоголдоя,

И видят по всей границе

Колючая чаща стоит стеной,

Ни зверь не проникнет, ни птица.

Нет через чащу никакого пути,

Даже змее не проползти.

Но видят в чаще они проход,

Через который и бык пройдет.

Широкий проход нашелся тут,

Через который пройдет и верблюд.

Тем более хватило простора

Пройти на конях баторам.

Гэсэр особенным знаньем узнал,

Что Заса-Мэргэн проход здесь пробил,

Когда выручать его скакал,

Но с дороги обратно поворотил.

Дальше баторы пошли

В пределы чужой земли.

Лежит на пути у них ров-канава,

А в ней до краев остывшая лава.

Ничего уж тут не бурлит,

Ничего уж тут не дымит,

Синие огни над лавой не витают,

Огненные брызги до небес не взлетают.

Догадался Гэсэр,

Что Заса-Мэргэн здесь был,

Что огненную лаву он остудил.

Дальше пошли баторы

В чуждой земли просторы.

Перед ними широкое море

Расплеснулось вдруг на просторе,

Но не блестит это море волнами гладкими,

А кишит это море червями гадкими,

Червями желтыми и вонючими,

Червями толстыми и ползучими.

Смотрит Абай Гэсэр поверху,

Возможности пройти не находит.

Смотрит Абай Гэсэр понизу,

Возможности пройти не находит.

Тогда Абай Гэсэр

Двенадцать волшебств своих вынул,

Двадцать три волшебства по ладони раскинул,

По пальцам они пляшут и бегают,

Делают все, что Гэсэр от них требует.

После этого Абай Гэсэр

Волшебно-сандаловой палочкой

Море гладит, над морем водит,

Море чистым, прозрачным стало,

Брод Гэсэр через море находит.

Переправился он на другую сторону

Со своими друзьями-баторами,

Со своими воеводами верными,

С оруженосцами своими примерными.

Дальше смело они пошли,

Показался дворец вдали.

Дворец без окон,

Черный, как уголь,

Железом окован

Каждый угол.

Смотрит Гэсэр на здание,

Железом окованное со всех сторон,

Слышит горестные рыдания,

Это плачет Урмай-Гоохон.

Кровь у Гэсэра взъярилась,

Напряглось могучее тело,

Сердце его забилось,

В глазах у него потемнело.

Великие его думы

В голове закипели,

Белые его зубы

Яростно заскрипели.

Очень он рассердился,

Сильно надул он щеки,

Брови его зашевелились,

Торчат, как щетки.

Мысли он сделал волчьими,

Сердце он сделал каменным,

Задушить Лобсоголдоя он хочет

Собственными руками.

Разделил он все свое воинство

На три равных отряда,

Рассказал он каждому воину,

Что делать надо.

Первый отряд

Из одиннадцати баторов,

Из ста одиннадцати воевод,

Из тысячи ста одиннадцати оруженосцев-гвардейцев.

Послал он с боевым наказом вперед

Для ответственных, решительных действий.

Должны они напасть на крылатых баторов,

Со сторожами дьявола биться,

Должны они в схватке жестокой и скорой

Победить этих черных рыцарей.

Посылает Гэсэр второй отряд

Не с баторами на жестокий бой,

А поймать одну за другой подряд,

Трех сестер колдующих – Енхобой.

Третий отряд воинства славного

Послать Гэсэру наступила пора.

Разбить войска черного дьявола,

Кишащие, как мошкара.

После этого,

Повод за левую сторону

Гэсэр потянул,

По правому боку коня стегнул.

И поскакал на Бэльгэне туда, где вдали,

Из каменистой черной земли

Поднималось черное здание,

Окованное железом со всех сторон,

Откуда доносились горестные рыдания

Солнцеликой Урмай-Гоохон.

В это время

Своим особенным знанием,

Особенным умом,

Кудлатой своей головой

Догадался и понял в железном здании

Черный дьявол Лобсоголдой,

Что Абай Гэсэр по его душу

Со своими баторами сюда идет,

Что его он зарубит или задушит,

Уж как-нибудь да убьет,

Что выручит он жену-красавицу,

Солнцеликую Урмай-Гоохон,

Что за все отомстит и расправится,

Подошедший с воинством он.

Вот уж дыханье Гэсэра слышится,

Слышится явственно перестук копыт…

Сердце у Лобсоголдоя колышется,

Ребра гнутся, печень дрожит.

Думает Лобсоголдой:

«Не умирать же, сидя

В собственном доме, как будто я трус.

Лучше я навстречу противнику выйду,

В чистом поле с Гэсэром сражусь».

Железно-синего коня он седлает,

Топор широкий, черный берет,

Коня он всячески понукает,

Кнутом тяжелым жестоко бьет.

В одежде старой, дырявой,

Черный Лобсоголдой,

Седло под ним деревянное,

А потник – волосяной.

Узду он тянет и дергает,

Коню изорвал он рот,

Пена капает с морды,

Капает с брюха пот.

Торопится он навстречу

Смертельным своим врагам,

Жаждет схватки и сечи,

Бьет коня по бокам.

И вот два врага съезжаются,

Лицом к лицу приближаются.

В земле сухой и пустынной,

В земле глухой и постылой,

В земле, где пыльно и ветрено,

Они наконец-то встретились.

Вихрь на вихрь налетели,

Со стеной столкнулась стена,

Друг за дружку задели

Звонкие стремена.

Сшиблись противники лбами,

Плечом зацепили плечо,

Друг на друга большими ртами

Дышат они горячо.

Друг с другом они ругаются,

Друг на друга кричат,

Седлом за седло цепляются,

Коней своих горячат.

Кружатся они двое

В пустыне, где сушь и темь,

Гэсэр у Лобсоголдоя

Спрашивает между тем:

– Будем ли мы состязаться

Коней своих быстротой?

Будем ли мы сражаться

Мечей и стрел остротой?

Силой ли плеч померяемся,

Чьи руки-ноги сильней,

Спин упругость проверим,

Крепость жил и костей?

– Конными или пешими

Сражаться будем с тобой,—

Презрительно и с усмешкой

Ответил Лобсоголдой.

Друг у друга они

Мясо со спины пальцами выдирают.

Друг у друга они

Мясо с груди зубами выгрызают.

Красные ручьи по земле текут.

Красные горы вокруг растут.

Вороны с юга тут как тут,

Разбросанное мясо жадно клюют.

Сороки с севера прилетают,

Свежее мясо кусками глотают.

Наклевавшись за ночь птицы-вороны

Разлетаются на день в разные стороны.

В течение трех дней

Бойцы друг друга свалить стараются.

В течение восьми дней

Друг за друга руками хватаются.

Из-за равной силы

Они одинаково бьются,

Из-за равной удали

Они не сдаются.

«Зачем же коней нам мучить,

Зачем же мечи тупить?

Разве не будет лучше

Просто тебя удавить?

Этими вот руками

На части тебя разорву.

Будешь ты гнить кусками

В грязном вонючем рву».

Гэсэр отвечает спокойно

Дьяволу Лобсоголдою:

– Пожалуй, и правда, лучше

Схватиться вручную нам,

Давно уж я шей не скручивал

Этаким хвастунам.

Тут оба бойца поспешно,

Слов уж не тратя зря,

Седла покинули, спешились,

Опора для них – земля.

Гэсэр движением медленным

Стрелу из колчана взял,

В землю воткнул, Бэльгэна

К этой стреле привязал.

Две красивых полы халата

За кушак Гэсэр затыкает,

Два красивых рукава у халата

По локти Гэсэр закатывает,

С ноги на ногу он переступает,

За плечи противника схватывает.

Схватил он дьявола крепко,

Держит его он цепко.

Но и дьявол черный силен,

Словно бык упирается он.

Друг за друга борцы схватились,

Затоптались и закружились,

Перетаптываются они по кругу,

Лбами уперлись они друг в друга.

Когда же в небе утреннем, сером,

В девятый раз появилось солнце,

Почувствовал борющийся Гэсэр,

Что сильнее с каждым шагом становится.

Ослабевшего дьявола, черного силача

Вскидывает он себе на плеча,

В оборот берет,

В обхват берет,

Веревки он из дьявола вьет.

Под крепкими под мышками сильно жмет,

И наконец, вселенную сотрясая,

На твердую землю его бросает.

С хлестом и стоном,

Как кедр подрубленный,

Брякнулся о землю дьявол погубленный.

Всеми позвонками

Хрястнулось о землю черное тело.

Земля жесткая, каменная,

Долго еще гудела.

В это время в походной пыли,

Воины, разделенные на три отряда,

К Абаю Гэсэру с трех сторон подошли,

Каждый отряд сделал, что надо.

Воины первого доблестного отряда

Крылатых баторов Лобсоголдоя

Преследовали долго, ибо баторы крылатые

Избегали открытого боя.

Вокруг молодой безгрешной земли

Трижды все они пробежали,

Вокруг юной нежной земли

Четырежды они проскакали.

Хотели крылатые воины

Подняться все как один.

К сорока четырем властелинам достойным,

Сорока четырех восточных небесных долин.

Но одиннадцать славных баторов,

Но сто одиннадцать доблестных воевод,

Но тысяча сто одиннадцать оруженосцев-гвардейцев

Вовремя разгадали этот ход

И опередили их действия.

Свои стрелы

Они в крылатых баторов пустили

И всех четырех насквозь прострелили.

Теперь,

Потрудившись здорово,

Привезли они Гэсэру их головы.

Был послан второй гвардейский отряд

Не с баторами на жестокий бой,

А поймать одну за другой подряд

Трех сестер колдующих – Енхобой.

Гвардейцы всех трех сестер поймали,

Железом их головы оковали,

И, между собой не споря,

Сбросили их в мутное море.

Третий отряд воинства славного,

Провоевав от утра до утра,

Истребил войска черного дьявола,

Кишащие, как мошкара.

Теперь все три боевых отряда,

Сделав все, что им было надо,

Непобедимых врагов победившие,

Непереваливаемый перевал перевалившие,

Заднее наперед загнувшие,

Переднее назад заворотившие,

Неломаемое сломавшие,

Непугаемое спугнувшие

Пришли к Гэсэру и доложили,

Что всех врагов они победили.

В это время Абай Гэсэр

Дьявола черного добивает,

Измочалил его совсем,

Кости ему ломает,

Берцовые кости

Выдернет и отбросит,

Бедренные кости

Выдернет и отбросит.

Но в это время

Своим особенным знанием,

Особенным умом,

Золотой своей головой

Оценил и понял свои деяния

Абай Гэсэр хан Удалой.

Он понял, что дьявола Лобсоголдоя

До конца убивать нельзя,

Что черта с кудлатой его головою

Жизни лишать нельзя.

Что вследствие этих действий

На землю обрушатся бедствия.

Реки и родники пересохнут,

Завянет трава, стада передохнут.

Поэтому,

Верещащего, как козленок,

Поэтому,

Брыкающегося, как связанный жеребенок,

Лобсоголдоя, дьявола страшного,

Избитым, изорванным ставшего,

Положил на землю Абай Гэсэр Удалой

И придавил сначала скалой.

После этого

Южную великую гору

Он перетащил и на грудь

Лобсоголдою поставил.

После этого

Северную великую гору

Он перетащил и на задницу Лобсоголдою поставил.

После этого

Бешеного земного силача и батора

С булатным мечом в изголовье поставил,

Сторожить Лобсоголдоя заставил.

После этого

Глупого небесного силача и батора

С тяжелым молотом возле ног поставил,

Сторожить Лобсоголдоя заставил.

После этого

Заговорные слова произносит,

У великих небожителей просит:

«Веки вечные пусть дьявол здесь лежит,

Время пусть мимо него бежит,

Черный ворон над ним постоянно кружит.

В летнюю пору

Пусть копыта его дробят,

В зимнюю пору

Пусть полозья саней скрипят.

Пусть исшаркивается он, измельчается,

Эта казнь его пусть не кончается».

– Теперь, – говорит Гэсэр,—

Если дьявол сам не ушел от меня,

Нужно убить его коня.

Приводит он коня железно-синего

Рукою правой, рукою сильной,

Словно каменной скалой, его по лбу бьет,

С хозяином рядом коня кладет.

Потник волосяной дырявый

На мелкие клочья он изорвал,

Седло большое, но деревянное,

Ногами он истоптал.

Так покончено было на веки вечные

С хитрым, страшным, бесчеловечным,

Грозящим земле и людям бедою

Лойром Черным Лобсоголдоем,

Происшедшим из зада Атай-Улана,

Погибшего от меча Хурмаса, великого Хана,

Атая-Улана победившего,

На семь частей его разрубившего,

По земле разбросавшего эти части,

Жителям земли на большие несчастья.

Если не был бы спущен

На землю

Абай Гэсэр для решительных действий,

Все народы давно бы погибли от бедствий,

Все живое на земле давно бы погибло,

Превратилась бы земля в большую могилу.

Вот почему народы по-праву

Поют Гэсэру громкую славу.

Итак,

Черный дьявол Лобсоголдой

Лежать побежденным в пустыне оставлен,

Несдвигаемой тяжелой скалой

И двумя горами придавлен.

С утренним солнцем

Молодость к нему возвращается,

С вечерним солнцем

В старца он превращается.

Темной ночью

Чуть живой лежит, трепыхается.

Два батора,

Которые его сторожат,

В утреннюю пору

От страха дрожат.

В вечернюю пору

От смеха лежат.

В ночную пору

Спокойно спят.

Так говорят.

Если голову Лобсоголдой приподнимает,

То бешеный силач меч вынимает.

Вынимает он свой булатный меч,

Заставляет Лобсоголдоя на место лечь.

А глупый силач, что в ногах стоит

И дьявола с молотом сторожит,

По голове, как по котлу чугунному, бьет,

Лобсоголдою-дьяволу привстать не дает.

Непобедимого победивший,

Непереваливаемое переваливший,

Заднее наперед загнувший,

Переднее назад заворотивший,

Неломаемое сломавший,

Непугаемое спугнувший

Абай Гэсэр хан Удалой

Все воинство ведет за собой.

Славные баторы,

Умелые воеводы,

Ловкие оруженосцы

За Абаем Гэсэром послушно пошли,

Видят: среди долины просторной

Большой дворец показался вдали.

Дворец без окон,

Черный, как уголь,

Железом окован

Каждый угол.

Подъезжает Гэсэр к этому зданию,

Окованному железом со всех сторон

И тут состоялось у него свидание

С солнцеподобной Урмай-Гоохон.

За белые руки жену он взял,

В правую щеку поцеловал.

Из неволи Урмай-Гоохон освободилась,

Обняла Гэсэра и прослезилась.

Из дворца Лобсоголдоя, ярости полон,

Абай Гэсэр на улицу вышел.

Все что было крышей, сделал он полом,

Все что было полом, сделал он крышей.

Наизнанку он все тут вывернул,

Всю траву вокруг он повыдергал,

Родники он перебаламутил,

Были светлыми, стали мутью.

Серебро белое и красное золото,

Что было Гэсэром захвачено, добыто,

На телеги ящиками грузили

И в свои края увозили.

Всех телят, что в горах паслись,

Гэсэр с собой в дорогу забрал.

Табуны, что в степи носились,

Впереди себя он погнал.

На долину мгла опустилась,

Жизнь в долине остановилась,

Там, где жизнь текла говорливо,

Расплодилась теперь крапива.

Всюду пни торчат, как зазубрины,

Не заходят сюда изюбри.

Даже лоси тех мест избегают,

Даже птицы их облетают.

На одном только старом дереве

Там остался сидеть ворон древний,

Чтобы карканьем он пугал леса,

Да еще одна хромая лиса

Все вынюхивает там что-то, бегает,

А убить ее там уж некому…

Абай Гэсэр Удалой

С Урмай-Гоохон, солнцеподобной женой,

Отправились на конях к себе домой,

Ведя все воинство за собой.

По равнине едут

Во всю ширину,

По долине едут

Во всю длину.

А в долине не помещаются,

По горам скакать ухитряются.

Как ни длинна река,

Но до моря все равно добирается,

Как дорога ни далека,

Но цель все равно приближается.

Подъезжают они к долине Моорэн,

Подъезжают к морю Мухнэ-Манзан,

Где живет во дворце среди прочных стен

Предводитель их Абай Гэсэр хан.

Приезжают они к воде,

Которую в детстве пили.

Приезжают они к земле,

Которую с детства любили.

Где глаза впервые открыли,

Где счастливыми были.

Пусть морские волны шумят-шуршат,

Победных криков не заглушат.

Пусть великое море колышется,

А победные крики слышатся.

Пусть свинцовое море о скалы бьется,

А победная песня поется.

Пусть бурлит, гремит море серое,

Не заглушить ему славы Гэсэровой.

Перевод Владимира Солоухина.

ВЕТВЬ ДЕВЯТАЯ

ПОРАЖЕНИЕ ТРЁХ ШАРАГОЛЬСКИХ ХАНОВ

Девять ветвей у священного дерева,

На каждой ветви свеча горит.

Девять сказаний древних,

Каждое о доблести говорит.

Бобра,

Что драгоценнее всех зверей,

Почему не добыть, пустив стрелу?

Великому роду богатырей

Почему не воздать хвалу?

Абай Гэсэр силу злую, черную

В жестоком бою победил, сокрушил,

Возвратился на землю свою просторную,

Где маленьким бегал, где с детства жил.

Возвратил

Из неволи он

И красное солнышко

Урмай Гоохон.

В это время

Живущий в долине Сагаанты,

Имеющий солово-белого коня,

Имеющий седовласо-белую голову,

Имеющий светло-белые мысли,

Имеющий ясно-белые желанья,

Имеющий книгу белых законов,

Имеющий бело-облачные дороги,

Всем доволен, удовлетворен,

Дядя Гэсэра Саргал-Ноен,

В золотые барабаны бьет,

Северный народ собирает.

В серебряные барабаны бьет,

Южный народ собирает.

С двумя младшими братьями властными,

С двумя невестками юными, прекрасными,

На концах десяти пальцев золотые свечи воскуривают,

На концах двадцати пальцев серебряные свечи возжигают.