Текст книги "От Альп до Гималаев"

Автор книги: Бронюс Яунишкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

8

Мальчика, раненного тигром, я не отправил в детский приют в Шиллонге, а оставил у нас в миссии. Звали его Лалус Чаухан. В нашем городке врача не было, поэтому я сам лечил мальчика. Рана на его руке никак не заживала, начала гноиться. Я решил самостоятельно сделать операцию. Протер скальпель спиртом и хотел уже было вскрыть гнойник, но мальчик стал плакать, не позволяя мне прикоснуться к нему. Пришлось позвать Фасати.

Когда миссионер пришел и взял ласково руку мальчика, тот сразу успокоился. Я осторожно вскрыл нарыв. Лалус только вскрикнул и побледнел.

– Потерпи, – упрашивал я его. – Будь мужчиной.

Я быстро перевязал ему руку и хотел уложить в постель, но мальчик стал просить, чтобы я дал ему грифельную доску и показал, как писать новую для него букву «R».

Когда я собрался на урок в школу при миссии, где обучал детей, Лалус увязался со мною. Желание учиться у него было сильнее боли.

Я велел пономарю вынести грифельную доску во двор и поставить под олеандром, где тихо сидело несколько мальчуганов. Я удивился, почему они не шумят, как обычно. Но едва подошел к доске, как кто-то сзади крепко обхватил меня за плечи. Вздрогнув, я обернулся – это был профессор Юозас Густас.

– Каким ветром? – спросил я радостно по-литовски, и даже дрожь пробежала по телу – так отвык от родного языка.

– Вот, прибыл поздравить тебя, как обладателя божественной силы, которая победила тигров, а заодно посмотреть, как работаешь, – ответил он улыбаясь. – К тому же у меня есть к тебе предложение.

– Предложение? – переспросил я с удивлением. – Опять на тигров охотиться?

– Не угадал, на сей раз речь идет о продолжении твоей учебы. Работая в миссии, ты можешь окончить теолого-философский институт. Ведь ты дьякон. Не нужно будет и в Италию возвращаться. Надо воспользоваться случаем.

– Неужели это возможно?

– Все возможно, было бы желание. Хоть сегодня можешь сдавать догматику. Профессор перед тобою. После посвящения в сан ты сможешь преподавать в нашем институте физкультуру. Охотник за тиграми! Это тебе не шутки! Мы должны поддерживать друг друга. Мы ведь здесь как братья.

– Спасибо за заботу, – поблагодарил я.

– Трудись, и бог поможет тебе...

Мне захотелось развлечь Густаса, и я подозвал одного из мальчиков, рядом с которым стояла корзинка:

– Подойди! Покажи, что сегодня у тебя есть. Он взял корзинку и подошел к нам.

– Так что там у тебя?.. Попугай?

– Да нет, кобра.

– Кобра?..

– Могу показать, – сказал мальчик, глядя на нас своими добрыми глазами. – Можно?..

Он достал тростниковую дудочку и приложил ее к губам. Поплыла удивительно нежная мелодия. Из корзинки появилась голова очковой змеи. Она раздула шею и огляделась, словно выбирая жертву.

Мальчик продолжал играть. Кобра поворачивала свою страшную голову. Дудочка умолкла, и кобра, еще раз оглядев нас, медленно опустилась на дно корзинки. Мальчик улыбался и ждал похвалы. Я погладил его растрепанные волосы.

– Будешь факиром, – похвалил я парнишку.

– Его отец факир, – уточнил кто-то из учеников.

– Неси кобру домой, – велел я ему.

– А если он по дороге упустит ее? – вмешался профессор. – Может быть, я его все же провожу. Представится случай и факира повидать.

– Тогда и я с вами. Заодно познакомлюсь с родителями мальчика, – сказал я и посмотрел на Чаухана. – Лалус, ты научишь своих друзей писать букву «N», а заодно вместе повторите прошлые уроки.

Чаухан подошел к доске, начертил линию и стал писать буквы.

А мы втроем отправились в городок. Миновали несколько лавок, храм Шивы, мусульманскую мечеть. У одного домишки мы увидели группу сидящих детей и мужчин. Когда мы подошли, темнокожий индус указал на меня пальцем и сказал:

– Это гуру моего сына, – потом обратился к нам. – Позвольте вам показать, что я умею.

Мы с профессором присели рядом с индусами на землю.

– Вот лестница! – произнес факир уверенным голосом.

Он быстро отвязал висящую у пояса веревочную лестницу, подбросил ее вверх, и она повисла в воздухе. Факир посмотрел на сына и приказал ему:

– Полезай наверх!

Мальчик ухватился за висящую в воздухе лестницу и быстро взобрался по ней. Внезапно он исчез.

– Где ты, непослушный? – стал кричать факир. – Слезай вниз.

Мы были поражены, увидев мальчика на другой стороне улицы, и не понимали, как он там очутился. Лицо отца выражало гнев. Он выхватил из-за пояса кирпан – индийский кривой меч – и одним махом отсек мальчику голову. Мы оцепенели и смотрели друг на друга, ничего не понимая. А факир как ни в чем не бывало начал обходить зрителей с жестянкой и просить:

– Бакшиш!

Когда он подошел ко мне, я не выдержал:

– Что ты сделал с сыном? Факир вдруг исчез.

Оглянувшись, мы увидели их обоих, отца и сына, в обнимку приближающихся к нам. Подойдя, отец вновь протянул свою жестянку:

– Бакшиш!

Я бросил три рупии в протянутую жестянку. Факир достал откуда-то стакан и, улыбаясь, начал его грызть. На наших глазах он со смаком съел его. Потом факир обратился ко мне:

– Пришли Чаухана, я его обучу своему ремеслу. Это гораздо легче, чем убивать хищников.

Я ничего не ответил, только подумал, что Чаухана и впрямь следовало бы обучить какому-нибудь ремеслу. Способный мальчик. Может быть, устроить его к маханту Магджуру в класс рисования? Но ведь тот не примет шудра.

На обратном пути в миссию я спросил сына факира:

– Почему ты пришел учиться в католическую школу?

– Вы учите даром, а в других нужно платить за учебу, ответил он не раздумывая.

– А зачем тебе нужна учеба?

– Хочу поступить в цирк. А туда неграмотных не принимают.

– В цирк? – удивился я. – Отец тебя обучит своим фокусам, и ты легко проживешь.

– Фокусы отца надоели. Я хочу выступать в красивом цирке. И поэтому я должен учиться.

В миссии Чаухан усердно обучал мальчишек.

9

Перед отъездом профессор Густас поинтересовался у меня мировоззрением Фасати. Насколько глубока и искренна его вера? Я не знал, что ему ответить, но с того времени стал внимательнее наблюдать за Фасати. Однажды, выслушав исповедь, он взял облатки и пошел к алтарю. Затем стал причащать верующих. Когда Фасати вернулся в ризницу, я осторожно, чтобы не обидеть, спросил его:

– Ты не забыл освятить облатки?

– Какая разница, освящены они или нет, – пожал он плечами. – Все равно верующие восприняли облатки как тело Христово. Главное – это верить. Неверующим и освященные облатки не помогут.

– А ты веришь в то, что делаешь? – спросил я.

Не ожидавший такого вопроса Фасати слегка смутился, растерянно улыбнулся и сказал:

– С помощью религии я стараюсь поднять достоинство людей. Разве этого мало? – Он посмотрел на меня так, словно желал прочесть мои мысли. – А духовные иллюзии, которые распространяем мы – католики, индуисты или буддисты, – одни и те же. Только облечены они в разные формы, но предназначены для обмана людей.

– Если ты не веришь в бога, зачем в таком случае миссионерствуешь? – возмутился я. – Это ведь лицемерие. Или ты извлекаешь из этого какую-то выгоду?

Фасати не успел мне ответить, так как в ризницу зашли два индуса, споря между собою. Это были отцы наших недавних новобрачных. Невозможно было понять, чего они хотят. Показывая пальцем на своего свата, отец девушки начал объяснять:

– Во время сватовства об этом договоренности не было, а он вломился в мой дом и живет там. Разве есть такое право?

– Как же я не имею права, сват? – наступал отец юноши. – Мой сын теперь хозяин твоего дома. Он обещал в старости ухаживать за мной. Теперь у всех нас права на этот дом, и ты меня не выгонишь...

– Законы Ману[31]31
  Законы Ману – древнеиндийский сборник наставлений, определяющих поведение человека в частной и общественной жизни. Приписывается мифическому полубожественному предку людей Ману.


[Закрыть] говорят, что когда человека убелит седина и он дождется внуков, то обязан порвать все земные связи. А ведь у твоего старшего сына уже есть дети, – не сдавался первый. – Отправляйся в джунгли.

– Не спорьте, – пробовал утихомирить их Фасати.

– А он разве пойдет в лес, когда дождется внуков? – не хотел остаться в долгу второй. – Все хотят жить!

– Ты хочешь воспользоваться положением своего сына, нечистая твоя душа, – вскочил отец девушки.

– Идите во двор, разберитесь между собой, тогда поговорим, – махнул рукой Фасати. – Я не обязан вас выслушивать, тем более что вы не католики.

Теперь оба напали на Фасати.

– Вы связали наших детей, вот теперь и судите! – сказал отец девушки. – Как же иначе? Пожалуйста, сааб, возьмите, это очень красивый сапфир. Его нашел в горах мой прадедушка. Только Прошу вас честно решить наш спор.

– Конечно, меня вы обделите, ведь мне нечего вам дать, – вмешался второй.

– Разве не хватает в вашем доме места для всех? – спросил Фасати.

– Наш дом не маленький, – отвечал отец девушки.

– Так чего же еще вам нужно?

– Вот он злится, что я не ем панчагавии[32]32
  Панчагавия – смесь из молока, творога, масла, коровьего навоза и мочи, предназначаемая в качестве пищи при духовном очищении.


[Закрыть], – вмешался отец юноши. – А как я буду есть панчагавию, если отец невестки ест панчамарит[33]33
  Панчамарит – смесь из молока, творога, масла, сахара и меда, которую едят члены высших каст при духовном очищении.


[Закрыть]?

– Так почему же вы по-разному питаетесь? – поинтересовался Фасати.

– Так постановил панчаят.Таково наше духовное очищение.

– А почему вас судил панчаят?

– Почему?.. – Они вытаращили глаза, поражаясь непонятливости Фасати. – Потому, что наши дети приняли католическую веру.

– Так почему же вас панчаят по-разному наказал? Мужчины переглянулись.

– Так ведь он же вайшья, а я – шудр, – пояснил отец молодого супруга. – Мы ведь из разных каст.

– Переходите в нашу веру, мы снимем с вас наказания, и вам не придется спорить, – предложил Фасати. – Мы не признаем каст и индуистских панчаятов. Мы, как и Ганди, провозглашаем равенство людей. Не нужны будут и драгоценности. Иначе одним сапфиром не отделаетесь.

– Я бы перешел, да вот он не хочет...

– Почему же он не согласен?

– Он мечтает возродиться кшатрием. А я никогда не дождусь такой мокши. Я ведь шудр. Зачем мне такая религия?

Миссионер над чем-то долго раздумывал, а затем спросил:

– А если махант Магджура снимет с вас наказание, вы не будете ссориться?!

– Нет! – они оба вскочили.

– Послушайте наше богослужение, – сказал Фасати. – Вот закончу службу и отправлюсь в храм к маханту. Может, что-нибудь и удастся сделать.

Усадив отцов наших молодоженов возле ризницы, Фасати ушел служить обедню. После чтения евангелия, когда миссионер отдыхал, сидя на стуле, я взошел на амвон и произнес проповедь, в которой мирил обоих отцов. Я говорил о любви к ближнему, о дружной совместной жизни, о взаимном уважении и вечной жизни после смерти в царстве небесном. Во время проповеди отец юноши неоднократно подталкивал локтем своего свата и показывал на меня. Я был убежден, что проповедь подействует на них.

После богослужения, проводив верующих из церкви, мы с Фасати решили отправиться в храм индуистов. Но идти нам не пришлось. Пономарь сообщил, что в миссию прибыл махант Магджура. Это нас удивило и обрадовало. Может, начнется наконец взаимное общение.

Мы застали Магджуру сидящим на циновках и уселись рядом с ним.

– Я пришел по делу сына, – начал махант.

– Чем мы можем помочь? – спросил Фасати.

– Это – личное дело. Может, вам неудобно?

– Пожалуйста, не стесняйтесь!

– Так вот, гуру нашей семьи недостаточно хорошо учит сына английскому языку. А сын ведь уже посвящен.

Фасати взглянул на меня. Ведь из нас двоих только я хорошо знал английский. Я, тут же сообразив, что к чему, попросил Магджуру:

– А вы в свою очередь не приняли бы воспитанника миссии в свою школу для обучения рисованию? Только этот мальчик из касты шудров, может быть даже хариджанин. Вы могли бы учить его частным образом, так же как и я вашего сына?

– Я буду обучать его как вашего воспитанника, а не как шудра. Вы согласны с этим?

– Но вот еще одно дело, – вмешался Фасати. – Только не личное, а общественное.

Магджура ничего не ответил, словно не к нему были обращены слова миссионера. Однако Фасати не обратил на это внимания и начал разговор издалека:

– Во время упанаяны вашего сына вы говорили, что ни в мире богов, ни на земле нельзя заслужить большего сокровища, чем сердечная доброта. Ссылаясь на это мудрое изречение, я, как католический миссионер, прошу вас снять с родителей, чьих детей мы недавно обвенчали, наказание, наложенное панчаятом. Теперь эти семьи связывают обе наши религии – индуизм и христианство.

Магджура приподнял голову, с укором посмотрел на миссионера и ответил:

– Великодушный от рождения даже в трудные минуты всегда остается великодушным. Но я бессилен перед святым панчаятом, хотя и являюсь его председателем. Будьте терпеливы, ждите нового решения.

Фасати благочестиво склонил голову и обратился ко мне:

– Может быть, нальем по рюмочке французского коньяка, испробуем божьей благодати?

Махант не стал отнекиваться. Выпил одну, потом вторую рюмку. Он стал нас расспрашивать, много ли в мире католических миссий. Сожалел, что индуизм невозможно распространять в других странах. Он тоже стал бы миссионером. А так он вынужден довольствоваться своей страной.

Вскоре после того как Магджура покинул нас, в миссию пришел брахман и сказал:

– Всемогущий Шива снимает наказание, наложенное панчаятом.

Лишь теперь мы вспомнили, что оставили сватов в ризнице, где они все еще продолжали спорить. Когда же они узнали, что с них снимается покаяние, наложенное панчаятом, то очень удивились, а потом бросились друг другу в объятия и радовались как дети.

– Живите всегда в согласии, – пожелал им на прощание Фасати.

Когда сваты покинули церковь, миссионер улыбнулся и сказал:

– Моя самая сокровенная цель – служить людям. Может быть, ты скажешь, что я плохой миссионер?

Я ничего не ответил, но так и не понял, верующий он или нет.

10

Приближался праздник троицы. После окончания уроков ученики отправились в джунгли за ветками цветущих деревьев. Мы сплели гирлянды, поставили ветки и цветы в сосуды с водой.

Лалус, которого я тоже послал в лес, что-то долго не возвращался. Когда же я его наконец увидел, лицо его было встревоженно. Он вернулся без веток.

– Неужели встретил зверя?.. – спросил я с испугом.

– Нет, не встретил. Но в городе орудуют грабители. Какой-то мусульманин просил передать, чтобы вы их спасали. Поэтому я и вернулся.

– Что там происходит?

– Бьют окна в лавках, грабят людей.

– Грабители? Не может быть!

Лалус пожал плечами. Откуда ему знать! Но тут в церковь вбежал мужчина с окровавленным лицом.

– О Аллах! – он низко поклонился мне. – Священную корову индуистов растерзал леопард, а обвинили в этом нас. Спасите!

– Кого вас?

– Мусульман!.. Помогите нам.

Посоветоваться было не с кем – Фасати уехал в Шиллонг. Но при виде раненого я не мог оставаться равнодушным. Велев ученикам продолжать плести венки, я тут же отправился в городок. Уже издали было видно, как какие-то люди бросают камни в окна лавок и жилых домов. Слышались крики, брань и вопли.

Я направился к маханту Магджуре, чтобы просить его воспрепятствовать погрому мусульман. Увидев маханта, гуляющего с женщинами у пруда возле храма, я подошел к священнослужителю:

– Сааб, остановите погром, – попросил я. – Священную корову растерзали звери. Мусульмане здесь ни при чем.

Магджура, даже не посмотрев на меня, сложил ладони, поднял их и стал творить молитву:

– О леопард, я припадаю к твоим ногам. Помилуй своего слугу и больше не терзай священных коров. Ведь ты такое же существо, созданное богом, как и мы. Ты можешь возродиться человеком, и для тебя коровы тоже станут священными.

Помолился и ушел, не обратив на меня никакого внимания. А я решил отправиться в полицейский участок. Дежурный отвел меня к капралу. Тот сидел в своем кабинете с угрюмым видом, в каком-то оцепенении. За его спиной на стене висел герб Англии.

– О, европеец! – обрадовался капрал и поднялся мне навстречу. – Какой редкий гость! Может быть, пропустим по стаканчику виски?

– Я по делу.

– Дела не убегут, – он достал бутылку и наполнил две рюмки. – За встречу.

Мы выпили по рюмке, и я сказал:

– В городе беспорядки: индуисты громят мусульман. Остановите их.

– Ну, видите ли, – капрал наморщил лоб, – в такие дела мы не вмешиваемся. Если бы на вашу миссию напали, тогда другое дело. Еще стаканчик?

И мы опять выпили.

– Во имя человеколюбия, – не сдавался я, – защитите невиновных!

Капрал махнул рукой и встал. Нас сопровождали двое полицейских с винтовками.

На площади по-прежнему было неспокойно, кое-где были взломаны двери лавок, валялись осколки битого стекла.

– Заряжай! – скомандовал капрал полицейским. – Сначала в воздух.

Раздались выстрелы. Участники погрома были ошеломлены. Завидев полицейских, перезаряжавших винтовки, они пустились наутек, кто куда. Их бегство сопроводил новый залп. Площадь опустела.

– Ну вот, видите, все в порядке, – добродушно улыбаясь, сказал капрал. – Мы здесь еще немного подежурим.

Когда я вернулся в церковь, она была уже украшена. Я отблагодарил мальчишек за труды конфетами, и они разбежались довольные.

Вскоре приехал миссионер, и я рассказал ему о том, что здесь произошло. Он удовлетворенно заявил:

– Вот теперь ты видишь, что нужен здесь! И разве это так важно – верить или нет? Религия – это обман, которого люди жаждут.

Меня передернуло от этих слов:

– Что ты говоришь? Религия – это божественное откровение... Ведь столько пророков слышали глас бога, писали о нем.

– А кто такой пророк? Глашатай воли божьей и ее толкователь. Так говорят все религии. А в действительности он ведь глашатай мифов. Более того, шарлатан.

– Не ожидал я, что ты так относишься к религии, – возмутился я словами Фасати и, скорбя о потере им веры, опустил голову.

– Pucatur intra et extra[34]34
  Повсюду встречаются прегрешения (лат).


[Закрыть]. Настанет час, и ты повторишь мои слова, – сказал с убеждением миссионер. – Ты только хорошенько подумай! Мы готовимся к троице. Этот праздник посвящен святому духу. А святой дух является одной из ипостасей троицы. Как это понимать?.. Один бог в трех лицах? Так сколько же богов? Один или три? Тайна! Все религии полны таких тайн. Во что же верить? В тайну?

Я ничего не ответил, но слова его запали мне в душу и заставили глубоко призадуматься.

– А зачем тебе, монаху, богатство? – не утерпев, спросил я.

– А как долго я смогу пробыть в миссии? Ну десять, двадцать лет. А затем куда я денусь? Направят обратно в Италию, запрут в келье, – по-дружески объяснял мне Фасати. – А в этой стране драгоценные камешки иногда просто сохой вырывают из земли. Их даже и не ценят. А я вот собираю. Это гарантия моего будущего. Когда-нибудь эти камни мне ох как пригодятся.

– Так и их ты отправляешь брату в Италию?

– Да, посылаю. Вместе с лекарственными травами.

11

Однажды во дворе миссии появился громадный слон. Он остановился перед домом, подогнул колени и опустился на землю. С его спины слез мужчина, одетый в белый шерван, в узеньких брюках. На голове его была чалма. Скорее всего это был мусульманин.

Мы с мусульманами никогда никаких дел не вели. Зачем он препожаловал? Быть может, наши ученики что-нибудь натворили?..

Войдя в дом, мусульманин низко поклонился и поздоровался.

Уловив удивление в моем взгляде, он сказал:

– Я приехал отблагодарить вас за то, что вы сделали для меня.

– Где?.. Когда?..

– Когда хищники растерзали корову, принадлежащую индуистскому храму Шивы, брахманы распустили слух, что это я ее убил. Индуисты разбили окна моей лавки, выломали двери. Я обратился за помощью к капралу, но он лишь высмеял меня. А вас послушался. Ради Аллаха, быть может, я могу чем-нибудь услужить вам?..

Мне давно хотелось посмотреть, как живут индуистские монахи – санньяси. Но ближайший монастырь располагался в труднодоступном месте в джунглях.

– Если вы проводите меня к индуистскому ашраму[35]35
  Ашрам – индуистский монастырь.


[Закрыть], я буду вам благодарен.

Мусульманин призадумался. Видимо, его пугал трудный путь по джунглям. Но все же он согласился:

– Да поможет нам Аллах!

В назначенный день у миссии вновь появился слон. Он был украшен еще наряднее. Попона расшита серебром, на шее раскачивался позолоченный шар. На слоне сидел одетый во все белое уже знакомый мне мусульманин.

Я с предосторожностями забрался на спину слона. Когда тот поднялся на ноги и пошел, пришлось ухватиться за веревки у седла и раскачиваться в такт его ходьбе.

Мы пробирались в джунглях узкой тропой. Казалось, что этот сумрачный коридор из деревьев никогда не кончится. Но вот перед нами открылась поляна. Слон вдруг остановился и, поводя большими ушами, стал пятиться. Неподалеку я увидел двух тигров, играющих с детенышами.

«Ну и влипли», – подумал я. И незаметно достал из кармана пистолет. Мусульманин схватил ружье.

– Стреляем! – предложил я.

– Стреляем, – согласился тот. – Только не в зверей, а в воздух. Если мы раним тигров, о Аллах, неизвестно, что тогда случится.

Грянули выстрелы. Взрослые хищники встали, огляделись, посмотрели на нас, будто раздумывая, нападать или нет... Мы выстрелили еще раз. Семейство тигров медленно направилось в чащу джунглей. Тогда тронулись и мы.

От страха я даже вспотел.

– О Аллах! – облегченно вздохнул мой спутник. Джунгли вроде бы поредели. Сквозь кроны деревьев

все чаще пробивались солнечные лучи. Вскоре мы достигли ашрама, высеченного в базальтовых скалах. Высокая каменная стена, воротца с козырьком. Когда мы приблизились, калитка открылась и вышел монах в оранжевом одеянии. Его голова была обрита, только на макушке оставлен пучок волос. На ногах – деревянные сандалии. Стоя в проходе, он поклонился нам.

Мы слезли со слона, подошли к нему и поздоровались.

Он ответил на наше приветствие, приложил ко лбу сложенные лодочкой ладони, низко поклонился и спросил:

– Какие дела привели вас к нам?..

– Мы хотели бы познакомиться с санньяси.

– Вы христианин, поэтому милости просим. А вот тот мусульманин, ему нельзя.

Он потянул за висящий у калитки шнурок. Где-то в отдалении звякнул колокольчик. Пришел второй точно так же одетый монах, поклонился и пригласил меня пройти во двор.

Во дворе я увидел висящих на суках деревьев вниз головою обнаженных мужчин. От неожиданности я даже вздрогнул. Сделав еще несколько шагов, я чуть было не наступил на чью-то голову: несколько монахов по шею были зарыты в землю, другие лежали на острых колючках. Мне стало как-то не по себе.

Монах ввел меня в ашрам. Везде узенькие коридоры, площадки с колоннами, ниши, в которых стояли различные фигурки индуистских богов. Многие из них были размалеваны красной, синей или желтой краской, осыпаны пеплом сандалового дерева или обмазаны коровьим навозом.

Мы зашли в столярную мастерскую. Здесь изготовляли оконные рамы, вырезали фигурки святых. Когда мы вошли, работающие здесь монахи даже не подняли глаз, будто и не видели нас.

Затем меня ввели в зал, где монахи сидели на полу, раскрыв толстые книги, и читали с застывшими лицами. Они также не проявили никакого интереса, когда мы входили и уходили. Казалось, что для них существует только то, что написано в книгах. Как пояснил сопровождающий, они изучали небесные светила, космическую энергию, силы природы и их влияние на духовную жизнь человека.

Гораздо интереснее было в большом зале, где множество санньяси сидели в позе лотоса. Все они смотрели на кончик своего носа и непрерывно шептали священное слово: «Рам, рам, рам...»

– Наша главная цель – научиться управлять своими чувствами, – пояснил сопровождающий. – Иначе никогда не достигнешь слияния с богом.

– А что для этого нужно?

– Необходимо овладеть восемью ступенями йоганги. Первая – яма, запрещает лгать, воровать, владеть имуществом, общаться с женщинами; вторая – нияма – требует стать аскетом, исполнять все обряды индуизма, изучать Веды; третья ступень – асана – умение принимать различные позы; четвертая – пранаяма – умение управлять своим дыханием; пятая – пратьядхара – контроль над своими ощущениями; шестая – дхарана – управление своим вниманием; седьмая – дхьяна – постоянные размышления об истинах, содержащихся в благородных Ведах; и, наконец, восьмая ступень, или самадхи, требует везде и всегда пребывать в покое, полностью погрузившись в себя.

– И все санньяси достигают этой цели?

– Нет. Многие не выдерживают испытаний и возвращаются к мирской жизни. Иногда умирают. Так случилось с миссионером из Литвы Габриелем Ленткаускасом, который очутился здесь после того, как мусульмане сожгли Мадурскую миссию. Ленткаускас, пробираясь через джунгли, обнаружил этот ашрам и захотел жить с нами. Но он не был подготовлен к таким испытаниям.

«Вечный покой даруй ему, господи», – я перекрестился и, молча сотворив молитву за упокой его души, продолжал интересоваться:

– Скажите, а что влечет индусов в ашрам?

– Мокша – спасение.

– На какие средства существуют ашрамы?

– Во-первых, за счет имущества вступающих в коммуну и от подаяний. Среди нас ведь есть садху[36]36
  Садху – святой (хинди).


[Закрыть], – подчеркнул монах. – А садху – это частица богов!

– А я мог бы увидеть садху?

– Они живут отшельниками в скальных пещерах, – ответил монах.

Он повел меня в трапезную. У стен продолговатого помещения были разложены циновки. Санньяси собирались молча, словно тени. Затем уселись друг против друга и погрузились в медитации. Неподалеку от них уселись и мы. Обслуживающий монах положил перед каждым на пол лист бетеля. Затем принес миску риса и стал раскладывать его по горсточке на листья.

Санньяси принимали листья как нечто священное и отворачивались к стене. Молча, о чем-то размышляя, они медленно брали щепотку риса тремя пальцами и клали в рот, не касаясь губ.

Хотя я и проголодался, но есть не мог. Очень уж подозрительно пахла приправа.

Но если отказаться от еды, обидишь монахов. К счастью, все они отвернулись. Я тоже повернулся лицом в угол, вынул из кармана платок и вытряс в него рис.

После обеда сопровождающий, узнав, что Ленткаускас – мой соотечественник, стал еще больше его расхваливать. Он призывал меня последовать примеру миссионера, остаться в ашраме, где я смог бы обрести истинное слияние с богом. Я поблагодарил за приглашение, пообещал подумать и простился, положив, как и он мне, руку на его плечо.

Мне не терпелось увидеть садху. И, усевшись на слона, мы двинулись в сторону гималайских предгорий. Местность стала холмистой. Между редкими деревьями проступали большие потрескавшиеся скалы с множеством пещер. Мы остановились. Слона оставили пастись, а сами направились искать садху.

Одного из них мы застали в нижней пещере. Я поразился, каким изможденным и высушенным был этот отшельник, – кожа да кости. Он не обратил на нас никакого внимания, погрузившись в медитации.

Я попытался заговорить с садху. Одел на его шею четки из ароматного сандалового дерева. Но он даже не взглянул на меня, не дрогнула ни одна мышца, будто к нему никто и не прикоснулся.

Другие святые занимались различными упражнениями. Они были похожи на двигающиеся скелеты. Мне так и не удалось с ними поговорить.

– Вот до чего доводит фанатизм, – сказал я своему спутнику. – Ужас! Никто не поверит!..

– Думаешь, у мусульман лучше? – взглянул на меня проводник. – Намаз – молитвы пять раз в день, ураза – пост целый месяц, хаджж – паломничество через пески пустыни в Мекку. Мучение!

– Для того и существуют боги, чтобы ставить своих приверженцев на колени, – сказал я и испугался этих слов. – Но без религии как проживешь?

– Если бы не бессмертие души, о Аллах!

Мы замолчали. В самом деле, почему боги требуют стольких мучений? В миссию я вернулся смертельно уставшим.