Текст книги "Призраки стекла (ЛП)"
Автор книги: Бренна Лоурен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– Она теряет ребенка, – сказал Соломон. – Доктор Соррел здесь. Я позову его. Незаметно. Отнеси Джулию в свою спальню. Если кто-нибудь увидит вас, она споткнулась и упала с лестницы.
Я кивнул, борясь с паникой, которая грозила выплеснуться на поверхность.
– Как только доктор придет, я пойду уберу кровь, найду висячий замок и запру кладовку. Уильям, что бы ни случилось, никто не должен туда входить.
– Соломон, – прошептал я, мой голос дрожал. – Соломон, пожалуйста, если ты меня любишь…
– Никто никогда не узнает. – Он сжал мое плечо, повернув меня в сторону нашей с Джулией спальни. – Я клянусь. А теперь очнись, Уильям. Время не терпит отлагательств.
Кивнув в знак благодарности, я повернулся и помчался по коридору, кровь Джулии багровыми струйками стекала по моему предплечью.
Наша дочь, Пенелопа Джулия Дарлинг, родилась на небесах в два часа тридцать минут ночи под раскаты грома. Ее милая головка была покрыта светлыми волосами, как у ее матери.
Я отрезал три локона, чтобы сохранить их навсегда.
Джулия очнулась вскоре после этого, и ее руки потянулись к ребенку.
Я не смог отказать.
Она прижимала к себе крошечного младенца и плакала. До тех пор, пока я не подумал, что она может умереть от рыданий. А потом она посмотрела на меня с болезненной любовью, и горем, и чем-то еще, что слишком сильно напоминало мне стыд.
– Принеси мне его бриллиант, – прошептала она.
– Что?
– Он ведь умер, не так ли? – ее глаза были пусты. – Ты убил его?
– Да, любовь моя. Я убил его.
Джулия кивнула.
– Принеси мне бриллиант. Он забрал то, что значило для нас больше всего на свете. Я заберу у него то же самое. И я переступлю через него, как будто это не более чем кусочек угля.
– Джулия.
– Принеси его сюда, Уильям. И нужно сфотографировать меня с Пенелопой, прежде чем мы…
Я бросился к ней, когда ее слова затихли, а дыхание прервалось от новых волн страдания.
– Я готов отдать все это. Все, что мы построили, чтобы вернуть ее тебе, – прошептал я. – Все это. Ради тебя. – Мышцы в моей груди болели, и быстрая дробь в висках совпадала с биением моего сердца. – Но сейчас не время для мести. Если кто-то узнает, что бриллиант у нас, это будет конец для нас.
– Когда же наступит время? – всхлип сорвался с ее губ, когда она прижалась щекой к мягкой, как перышко, головке Пенелопы.
Охваченный гневом, я вцепился руками в ткань рубашки, пока тонкий летний материал не разорвался, а зубы стиснул с такой силой, что в висках запульсировала боль.
– Мне так жаль, дорогой, – прохрипела она между рваными всхлипами. – Мне так жаль.
Я нежно обнял ее.
– Это не твоя вина, – успокаивал я. – Я во всем виноват. Это я должен нести этот груз. Ты не виновата. И никогда не будешь.
Она склонила голову. По ее щекам уже бежали свежие слезы.
– Где Соломон?
– Он пригнал лодку. – Лодку, направляющуюся на кладбище Бонавентура. – Нам нужно спрятать концы в воду, пока бушует шторм и никто не видит.
Она кивнула.
– А Гораций?
– В кладовке у подножия лестницы в зимний сад. Пока что.
– Его будут искать везде. Как только выяснится, что он пропал, полиция перероет этот остров и всю Саванну вдоль и поперек.
Она была права.
Но Гораций тоже когда-то был прав. Если я и был в чем-то талантлив, то только в том, чтобы следовать интуиции.
Наша драгоценная, навечно уснувшая Пенелопа. Ее похороны будут частными. Мы с матерью будем держать ее близко. Рядом с нерушимой любовью ее родителей и пристальным взглядом стекла, свидетельствующего о ее истории.
Я нежно поцеловал изящную золотистую головку Джулии.
– У нас с Соломоном есть план, моя дорогая. Можешь быть уверена: есть одно место, где никто не посмеет искать Горация Леру.
Глава 29
Уитни Дарлинг
Торжественные огни гасли позади меня, когда я удалялась от Дарлинг-Хауса. Сильный, холодный ветер завывал над болотом, свистел и ревел в бесконтрольном безумии, как банши, плывущий по бескрайней черноте.
Я провела ладонями по голым рукам, жалея, что не потратила лишние несколько минут на то, чтобы захватить куртку из прихожей. Но о погоде я почти не думала, когда вышла из бального зала и помчалась через лужайку, за цветник, туда, где ухоженное великолепие заканчивалось, а дикая земля уступала место болотной траве и воде.
Теперь впереди, в лунном свете, виднелась стекольная мастерская, а в окне мерцало тепло единственной свечи.
Я наполовину споткнулась, наполовину взбежала по деревянным ступеням, материал платья Джулии цеплялся и путался, обмотавшись вокруг моих лодыжек на ветру, как будто она сама пыталась замедлить мое продвижение.
Сердце заколотилось, когда я взялась за ручку двери, а в голове зазвучал текст Эфраима.
Нужно встретиться. В стекольной мастерской.
Это насчет бриллианта.
Неужели он нашел его?
Волнение подстегивало мои шаги.
Мимо окна пронеслась тень, мелькнули белые тусклые волосы.
Джулия. Она тоже была здесь.
Я широко распахнула дверь.
– Эфраим, почему…
Мои слова замерли, встреченные серой тишиной пустой комнаты.
Только мерцающее пламя свечи говорило о том, что здесь недавно был кто-то еще.
– Эфраим?
Тишина.
– Эй? – я шагнула в темную студию и подошла к центральному столу, достала из клатча телефон, чтобы набрать номер Эфраима. Звонок сразу же перешел на голосовую почту.
Я опустила взгляд на стол, освещенный свечами. На столе лежали фотографии, которые я изучала вчера вечером, только теперь они были расположены по-другому. В центре лежала фотография Уильяма и Джулии вместе с Горацием Леру и его сестрой. Я задохнулась, когда подошла, выронив телефон. Кто-то черными чернилами закрасил лица Джулии и Уильяма, следы пера были глубокими и яростными.
Я долго, как парализованная, смотрела на фотографию, ледяные иглы ужаса ползли по позвоночнику.
– Мою прабабушку звали Лейла.
Я обернулась на голос.
– Моника.
– Красивая женщина на той фотографии. Ее звали Лейла. – Моника вышла из тени рядом с пианино.
– Почему ты не на вечеринке? – спросила я, притворившись спокойной.
Взрыв на улице заставил меня напрячься.
Грандиозный финал гала-вечера. Пятнадцатиминутный фейерверк.
Моника настаивала на том, чтобы мы закончили с шумом.
– Как раз вовремя, – сказала она, указав на сверкающее небо за окном. – Я так волновалась, как мне вытащить тебя сюда, подальше от твоего высокомерного мужа. Но потом он ушел и оставил свой смокинг без присмотра. С телефоном в кармане, не меньше. – Она покачала головой. – Он сделал это слишком легким. Я почти чувствую себя виноватой. Как ты думаешь, он уже понял, что тебя нет? – она подняла телефон Эфраима с пианино, затем уронила его на пол и разбила ногой.
Она сделала шаг ко мне, ее улыбка не касалась глаз. Ее волосы были спутаны, а изысканное платье забрызгано грязью и порвано по подолу. Она сняла свои элегантные атласные перчатки и теперь возилась с грязной повязкой на руке, выкручивая запястье под разными углами.
Она заметила, что я наблюдала, и ее улыбка превратилась в гримасу.
– Я сильно поцарапалась, раскапывая ту могилу. Как потом выяснилось, это не стоило таких усилий. – Она пожала плечами. – Бриллианта там не было. Но ты ведь знала об этом, не так ли, Уит?
– Моника, это не то, что ты думаешь, – сказала я.
– Нет, это не то, что ты думаешь! – ее лицо окрасилось в ярко-красный цвет, но она провела рукой по волосам и заставила себя улыбнуться. – Должна признать, что для меня было неожиданностью найти останки моего пропавшего предка под именем Пенелопы. Я могла бы заявить о находке Горация Леру, если бы сама не совершала преступления.
Я переместилась на пятки, пытаясь оценить, сколько шагов отделяло меня от побега, когда дверь с грохотом распахнулась и ударилась о стену, заставив дрожать выставленные на обозрение стеклянные заготовки. Внутрь ввалилась Исла с пепельным лицом. Ее глаза нашли мои, и в тот же миг я поняла, что она следила за мной. Она была снаружи и подслушивала. И слышала все признания Моники. Это было написано на ее лице.
– Уитни, вот ты где! Все тебя ищут, – она неловко улыбнулась и протянула мне руку. – Пойдем, ты нужна в доме.
– Добро пожаловать на нашу частную вечеринку, – промурлыкала Моника, как будто она действительно была хозяйкой эксклюзивного мероприятия. Она нагнулась и достала из кобуры на бедре пистолет. – Я надеялась, что ты придешь.
Исла демонстративно проигнорировала ее, жестом пригласив меня присоединиться к ней у двери.
– Эфраим здесь. Пойдем встретимся с ним на улице.
Я уставилась на свою подругу. Неужели она не заметила пистолет, которым Моника махала в ее сторону? Была ли Исла в шоке?
Была ли я в шоке?
Я напряглась, борясь с дрожью, от которой у меня застучали бы зубы, если бы я поддалась ей.
Исла сделала еще один шаг ко мне.
БАНГ.
Я закричала. В ушах зазвенело, тело содрогнулось, и я уперлась коленями в каменный пол, а Исла рухнула на землю рядом со мной.
Ее руки сжались на бедре. Между пальцами сочились густые струйки крови. Ее глаза, широко раскрытые, голубые и полные боли, встретились с моими.
Моника вздохнула.
– Уф, простите за это. Я ужасно стреляю. Всего пятнадцать футов16, а я промахнулась. Она снова подняла пистолет.
– Моника, нет!
Исла подняла в воздух беспомощную окровавленную руку, когда раздался еще один выстрел, сопровождаемый взрывом фейерверка на улице. С губ Ислы сорвался гортанный вопль, и она без сил рухнула на пол, на ее плече расплылось свежее пятно крови.
– Черт, – воскликнула Моника. – Честно, я тренировалась. В третий раз точно получится.
Я с воплем бросилась на нее, но Моника уклонилась, размахивая пистолетом в мою сторону.
– Она истечет кровью до того, как прибудет помощь. Самое милосердное – избавить ее от страданий.
– Моника! – раздался от двери крик Эфраима.
Мы обе повернулись, чтобы посмотреть на него.
Мое сердце подпрыгнуло в горле.
Он тоже держал в руке пистолет, направленный на Монику.
– Эфраим, мы тебя ждали, – сказала Моника, пригласив его войти.
– Брось пистолет, и я позабочусь о том, чтобы ты получила необходимую помощь, – сказал Эфраим со смертельным спокойствием.
Моника захихикала, ее глаза расширились от восторга.
– Я никуда не уйду, пока не получу то, что мне причитается.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я, ненавидя отчаянную дрожь в своем голосе.
– О, Уитни. Не притворяйся, что не знаешь.
– Бриллиант?
– Да, бриллиант, – выплюнула она слова. – Но это гораздо больше, чем просто бриллиант, не так ли? Это то, что твоя семья отняла у меня. Это жизнь, которая должна была быть у меня. Жизнь, которую ты у меня украла.
Эфраим вошел в комнату и, присев на корточки рядом с Ислой, прижал пальцы к ее горлу. Он поморщился.
Боже, пусть она будет жива.
– Все это время это была ты, – обвинила я. – Ты ворвалась в дом во время похорон. И это ты разнесла стеклянную студию в ту ночь.
– Конечно, – улыбнулась она. – Но не надо меня разочаровывать, Уитни. Я сделала гораздо больше. Вы все считали, что Алистер сломал шею, споткнувшись. Его шея была сломана еще до того, как я столкнула его с лестницы. Я вытолкнула лестницу из-под ног Калеба в тот день, когда он застал меня в кабинете Алистера. И Адель. Она слишком наблюдательна для своего собственного блага и слишком упряма, чтобы умереть. Настоящая стальная магнолия, надо отдать ей должное.
У меня задвоилось в глазах и внезапно затошнило. Все они убиты. Она убила моего деверя. И дедушку. Человека, который вырастил ее, научил стеклодувному делу и бизнесу, принял ее в нашу жизнь, как до этого принял ее мать.
– Дедушка любил тебя, – прошептала я. – Наши семьи любили друг друга на протяжении многих поколений.
Ее глаз дернулся.
– Нет. Моя семья работала на твою на протяжении многих поколений. Мы были чертовски полезны, Уитни.
– Как ты попала в дом и вышла из него? – оборвал Эфраим. – На остров и с острова?
– Я никогда не уезжала, – гордо сказала она. – Ты знаешь, сколько скрытых пространств между стенами в Дарлинг-Хаусе? Сколько маленьких потайных щелей? Я могла приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, и никто из вас, глупых суеверных идиотов, ничего не знал. Я распоряжалась всем домом.
– Моника, – прорычал Эфраим. – Опусти пистолет. Мы разберемся с этим, как цивилизованные люди.
Маниакальная ухмылка исказила ее напряженные черты, ужасающие в мерцающем свете свечи.
– Я имею право, – прошептала она, обхватив пальцами прядь волос и накрутив ее так, что я подумала, что она ее вырвет.
Эфраим шагнул ко мне, словно намереваясь взять меня за руку, но Моника бросилась вперед, прижав пистолет к моему лбу.
Мое сердце остановилось.
Эфраим застыл, не сводя с меня взгляда.
Слезы выступили в моих глазах, затуманивая зрение. Я знала, что если вернусь сюда, в Дарлинг-Хаус, то умру. Но я никогда не думала, что это будет так.
– Брось оружие, Эфраим, – рявкнула Моника. – Я не зря проделала весь этот путь.
Эфраим медленно опустился на колени и положил пистолет у своих ног.
– Пни его мне, – потребовала Моника.
Эфраим сделал то, что она просила, убийственно нахмурившись.
– Ты понимаешь, что уже сделала два выстрела. Скорее всего, за этими окнами стоят пять охранников, каждый из которых целится тебе в голову.
– Сомневаюсь, учитывая все эти фейерверки, но если это так, то будем надеяться, что у них есть мозги. Они выстрелят в меня, и Уитни умрет, – хмыкнула Моника. – А теперь, кто из вас скажет мне, где спрятан этот проклятый бриллиант?
– Моника, – прошептала я. – У нас его нет. Если ты так внимательно следишь за нами, то должна это знать.
– Ты, глупая дура! – топнула она ногой. – Все это должно было быть моим. Джулия любила Горация. А он любил ее. Это Уильям разлучил их. Это Уильям совершил убийство и украл наследие моей семьи. – Она взмахнула пистолетом над головой, указав на великолепную, сверкающую люстру Уильяма. – Либо Лейла так и не поняла этого, либо ей было все равно. Но мне не все равно, и я забираю свое обратно.
За пианино мелькнуло белое платье.
Джулия.
Низкий стон, звук страдающей женщины, эхом прокатился по студии.
Я посмотрел на Ислу. Она все еще лежала без сознания.
Стон раздался снова, но ни Моника, ни Эфраим его не услышали.
Большая люстра Уильяма плавно покачивалась на своей цепи. Сотни фунтов выдувного стекла и кристаллов, сверкающих в свете свечей, покачивались взад-вперед, взад-вперед.
Посмотри на люстру.
Стекло помнит.
Снаружи ветер доносит тихий звук детского плача.
Посмотри на люстру.
Внезапно у меня закружилась голова, и я прижала руки к холодному полу. Я замерла, задыхаясь, когда мой палец коснулся знакомой крошечной буквы «П», вырезанной на камне.
– Уитни, – прошептало стекло.
По щеке скатилась слеза, и я провела пальцами по надписи, мысленно наблюдая, как все детали плавно встают на свои места. Сколько раз я оказывалась именно в этом месте?
– П – преданность.
– П – это потребность, – люстра Уильяма произнесла слова моего деда, которые он использовал, чтобы преподать нам с Сетом бесчисленные уроки здесь, в этой студии, истинном фундаменте наследия семьи Дарлинг.
Я напряглась, готовясь к откровению, которое, как я знала, должно было произойти.
– П – Пенелопа.
Все это время.
Здесь Уильям и Джулия спрятали свой секрет. Здесь они упокоили Пенелопу вместе с заветным бриллиантом Горация. Единственная улика, которая могла стать их погибелью.
Я перевела взгляд на Эфраима, но его взгляд был прикован к Монике.
– Как ты узнала обо всем этом? – спросил он, явно пытаясь отвлечь ее, приближаясь ко мне.
– Ее глупый брат умер, – прорычала она. – Уитни была слишком расстроена, чтобы помочь своей бедной матери подготовиться к похоронам. Поэтому, как всегда, за дело взялась я. Однажды мы перебирали старые альбомы, и там была фотография, на которой сидела Джулия со своим маленьким ребенком, поставив ногу на бриллиант моей семьи. Я поняла это сразу, как только увидела. Легенда, о которой мне не разрешалось говорить. Чтобы не оскорбить Дарлингов. – Она повернулась, прохаживаясь взад-вперед между нами и полировальной скамьей позади нее. – Я начала расследовать. Всегда на много шагов впереди тебя, Уит.
Я подалась вперед, так близко к пистолету Эфраима, что если бы я двигалась достаточно быстро, то могла бы протянуть руку и взять его.
Эфраим бросил напряженный взгляд в мою сторону, его глаза потемнели, а зеленые глубины говорили мне о тысяче вещей одновременно.
Что все будет хорошо.
Что я не должна бояться.
Что он любит меня.
– Алистер следил за мной. Я должна была избавиться от него, – вздохнула Моника, повернувшись ко мне с видом притворного раскаяния. – Мне было больно это делать. Я хочу, чтобы ты знала. – Она снова подняла пистолет, нацелив его на голову Эфраима. – Так же, как и это, мне тоже будет больно.
Выстрел потряс стропила.
Я закричала, но было уже поздно.
Эфраим отшатнулся назад и упал на землю. Он смотрел на Монику, кровь текла по его плечу.
Эфраим, нет. Окружающий мир сузился, навалился на меня, а затем резал, как тупой нож, до тех пор, пока я не перестала дышать. Слезы жгли глаза. Проклятие. Этот момент. Вот почему я уехала. Чтобы никогда не видеть, как ему больно. Чтобы никогда не чувствовать эту боль.
– Черт возьми, – прохрипела Моника.
Ее голос был приглушенным и далеким, как будто я находилась под водой.
Но взведение курка ее пистолета подействовало как электрический разряд.
Я с диким рычанием бросилась вперед, схватив пистолет Эфраима.
Присев перед мужем, я направила пистолет на ошеломленную Монику, которая теперь стояла прямо под самой большой люстрой Уильяма Дарлинга.
Люстрой, которую перенесли сюда из зимнего сада.
Потому что у нее была своя судьба.
И сейчас она плавно покачивалась взад-вперед, свидетельствуя, запоминая. Гордость Уильяма.
«Разбита», – прошептала она мне.
Я прицелилась в стропила, высоко над головой Моники, в путаницу кабелей и старинной фурнитуры, которая крепила люстру к ее держателю.
Из пианино в углу донесся звук одной ноты. Джулия перехватила внимание Моники.
«Будь как стекло», – сказал Соломон. «Не бойся быть разбитой».
Я выстрелила из пистолета. Три раза подряд.
С великолепным стоном массивная люстра рухнула вниз, все четыреста фунтов17 великолепной работы Уильяма Дарлинга, прямо на голову Моники.
Глава 30
Уитни Дарлинг
Для того, кто найдет это.
Меня зовут Соломон Поттер, я друг Уильяма Дарлинга.
Я не скромный человек, но честный.
Я был там в ту ночь, когда был убит Гораций Леру.
Я помогал хоронить его тело. Он лежит на кладбище Бонавентура, где никто и никогда не будет искать его, на участке, который Дарлинги купили для своего вечного упокоения. Его смерть отмечена лишь маленьким камнем. Он установлен в память о потерянной девочке Пенелопе Дарлинг, погибшей в ту же ночь от рук Леру.
Я оставляю здесь это послание как свидетельство того, что Уильям и Джулия Дарлинг не совершили никакого зла, а лишь восстановили справедливость и от души искупили свою вину. Не только своим неизбывным горем, но и верной заботой и поддержкой, которую они проявили к сестре Леру, Лейле, и ее потомству.
Здесь, в этой скромной, тайной могиле, покоится тело любимой Пенелопы. Ангел, охраняющий бесценный бриллиант. А за ней, в свою очередь, присматривает стекло Уильяма. Стекло, которое всегда будет помнить.
Со своей стороны, я сделал все возможное, чтобы мои верные друзья, Дарлинги, были в безопасности от гнева, сверхъестественного или чего-либо иного. Я молюсь, чтобы болотной магии было достаточно, и чтобы талисман колдуна, которым он наделил семью, всегда действовал.
Если со мной что-то случится, этот письменный отчет и правда будут жить.
Соломон Поттер
Бледный рассвет сверкал на реке, переливаясь, как тысяча крошечных бриллиантов, подмигивающих из вечности. Утренний ветерок доносил до нас землистый запах ила. На болотном пляже были разбросаны черные коряги, а также разнообразные ракушки и несколько упрямых устриц, высунувшихся из песка. Прохлада заставила меня плотнее закутаться в толстый кашемировый плед, наброшенный на плечи. Я аккуратно сложила тонкое письмо Соломона Поттера и сунула его в карман. Я перечитывала его уже столько раз, что знала слова наизусть. Но каждый раз, когда мои глаза вчитывались в них, я наслаждалась покоем, которого не испытывала уже очень и очень давно. Определенность. Ответы. Покой.
Эфраим молча стоял рядом со мной, его зеленые глаза пристально смотрели на плещущуюся воду. Мой взгляд прошелся по его широким, сильным плечам. Повязка на ране была незаметна под толстым вязаным свитером.
Мое сердце сжалось, и я вложила свою руку в его большую, улыбнувшись, когда его теплые пальцы крепко обхватили мои.
– Ищешь призраков? – поддразнила я.
Он покачал головой, лукавая улыбка заиграла в уголках его губ.
– Мы с мертвыми пришли к согласию.
Над водой низко и грациозно пронеслась белая цапля.
– Как Исла? – спросил Эфраим.
– Отлично, – ответила я. – Поправляется быстрее, чем ожидалось. Ее брат сказал, что ей нужно отказаться от документальных фильмов о настоящих преступлениях.
Эфраим усмехнулся.
– Ашер всегда был труслив в этих вопросах.
– Да, но я бы сказала, что на данный момент он имеет на это право.
События, произошедшие в ночь гала-вечера, потрясли Саванну так, как ничто другое. Дарлинг-Хаус оставался в центре внимания средств массовой информации региона. Настолько, что мама и тетушки решили остаться на длительный срок в доме Эфраима на Джонс-стрит, а Фрэнсис увез Эддисон и детей к моему отцу в Париж. Мне не хватало их присутствия рядом, но в то же время обстоятельства позволяли нам с Эфраимом уединиться. Правда, он по-прежнему сохранял повышенную безопасность на всем острове.
Большим пальцем Эфраим провел взад-вперед по моим пальцам.
Я глубоко вздохнула.
– Ты принес его?
Он кивнул.
– Ты уверена, что готова с ним расстаться?
– Более чем готова.
Он усмехнулся и полез в карман куртки, стараясь не повредить повязку. Достал стеклянную бутылочку и, прежде чем передать ее мне, подержал в руках, изучив ее на фоне бледного неба.
Я подержала ее в своих пальцах. Такая крошечная вещица.
Обладала ли она когда-нибудь силой, способной защитить нас от гнева Леру и его пропавшего бриллианта? Или, как считал Эфраим, все происходящее было просто узором жизни, разыгрывающимся в тонких, переплетенных деталях?
Так или иначе, после торжественного вечера мы позаботились о том, чтобы Гораций был похоронен рядом с сестрой в Луизиане, а его давно потерянный бриллиант был плотно завернут рядом с ним.
Не было смысла рисковать.
Пенелопа тоже была похоронена достойно, ее перенесли в гробницу Дарлингов к Уильяму и Джулии. Как я и предполагала, пианино в стеклянной студии замолчало, и больше не было видно ни светлых волос, ни белого платья. Воссоединившись с Пенелопой, Джулия успокоилась.
Стекло выглядело довольным, наконец-то оно заговорило со мной так, как я всегда себе это представляла. Компания Darling Glass будет жить и процветать. И если мои подозрения окажутся верными, то в ближайшие несколько лет я буду обучать Перси искусству стеклодува.
Я сделала шаг к воде, подняла руку и бросила в реку маленькую, наполненную грязью бутылочку.
Любовь – это противоядие от хаоса.
Последние слова Алистера, сказанные Эфраиму, эхом отозвались в моем сознании, и я выдохнула, сама, не понимая, что сдерживала дыхание.
Эфраим притянул меня в свои объятия, и его висок прижался к моей щеке, а затем он поцеловал кончик моего носа. Я задрожала, когда внутри меня зародилось тепло, и прижалась к нему, глубоко вдохнув запах океана, реки и воздуха Лоукантри, который поддерживал меня всю мою жизнь.
Мой муж, Эфраим Каллаган, был восхитительно опасен, как и тогда, много лет назад, когда преследовал меня, поймал и сделал своей.
На горизонте серое утро превратилось в золотое и пело, пробудив страшное болото и все дикие существа.
– Я уже говорил тебе, что ты будешь для меня смертью и жизнью, жена?
– Раз или два, я думаю.
Он усмехнулся и притянул меня ближе.
– Я буду любить тебя вечно, Уитни Дарлинг.
– Докажи это, – прошептала я, когда он прижался своими губами к моим.
И я знала, что он это сделает.
