Текст книги "Призраки стекла (ЛП)"
Автор книги: Бренна Лоурен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 27
Уитни Дарлинг
– Недавно мы с Эфраимом встретили вашего родственника. – Я налила в стакан виски из хрустального графина, стоявшего на столе дедушки.
Наконец наступил торжественный вечер. Бальный зал официально открылся пятнадцать минут назад, и гостей уже встречали в холле сотрудники, которых Моника проверила и привезла для этого мероприятия. Разумеется, вместе с дополнительной охраной Эфраима.
Соломон Поттер, одетый в шикарный черный смокинг, стоял напротив меня у дверей на веранду. Эта сцена очень напомнила мне первую ночь, проведенную в Дарлинг-Хаусе, когда он передал мне загадочное письмо Алистера и положил начало всей этой авантюре.
– У меня довольно много родственников, – сказал он.
– У меня такое чувство, что вы, возможно, не встречали этого человека раньше.
Он приподнял кустистую белую бровь.
– Понятно. Я так понимаю, это была не традиционная встреча в парке?
– Не совсем, – сказала я. – Он утверждал, что дружил с Уильямом Дарлингом. Мы встретились на кладбище Бонавентура и, похоже, он очень много знает о Дарлинг-Хаусе.
Соломон кивнул, не выглядя удивленным.
– Моя семья связана с вашей так долго, сколько она существует. Ты понимаешь, есть такие узы, которые длятся вечно.
– А секреты? Они тоже вечны?
Морщинки появились вокруг его глаз, и он терпеливо покачал головой.
– Иногда. Но клянусь тебе, если бы я знал больше о том, как все это закончить, то сказал бы тебе об этом с самого начала.
Я провела рукой по передней части своего винтажного платья эпохи Гэтсби. Я, конечно, знала об этом. Но мне было приятно слышать, как он это говорил. Я чувствовала себя в безопасности. Откинула голову назад и стала рассматривать мерцающую люстру над его головой.
– Мне нужен другой защитный амулет, – сказала я. – Что-нибудь посильнее шалфея. Еще один талисман. Это может быть что угодно. Мне все равно. Я заплачу, сколько бы это ни стоило. – Я выпрямилась, сдерживая поток слез.
– Уитни.
– Я не хотела возвращаться сюда. Но вернулась. И теперь все стало еще опаснее и сложнее, чем раньше. Я не могу допустить, чтобы кто-то еще пострадал. Я не могу потерять, – мой голос дрожал, – я не могу потерять…
– Эфраима?
Я кивнула.
– Дорогая, я понимаю. Клянусь, я понимаю. – Соломон опустился в дедушкино кресло, закинув одну ногу на другую, и покрутил пальцем костяное ожерелье на шее. – Боюсь, что еще один амулет не поможет решить этот вопрос.
– Тогда что же? Что, если мы так и не найдем бриллиант? Что, если Гораций никогда не оставит нас в покое?
– Что тебе сказало стекло?
Я посмотрела на люстру.
– Стекло не говорит со мной. Вернее, говорит, но я не понимаю. Прошли недели. Я просила его. Я умоляла его.
Соломон покачал головой.
– Это потому, что ты этого не хочешь.
– Простите? – рявкнула я.
Он протянул руки, указав на уютный кабинет вокруг нас.
– Ты держишься за прошлое. И хочешь вернуть то, что помнишь, ту жизнь, которая у тебя была раньше. Но ты не можешь двигаться вперед, оглядываясь через плечо, милая девочка. Стекло говорит с теми, кто хочет его: тайну, риск. Вечно вперед – таков путь стекла.
– Я не понимаю, – сказала я сквозь стиснутые зубы.
– Нет, понимаешь. Просто тебе это не нравится, – мягко сказал он. – Чтобы по-настоящему услышать стекло, ты должна стать такой же, как оно, любовь моя. Не боясь быть разбитой.
Между нами воцарилось долгое молчание.
– Почему Гораций Леру был похоронен в могиле Пенелопы? Расскажи мне об этом.
Соломон покачал головой.
– Некоторые тайны похоронены так тщательно, что раскрыть их невозможно. То, во что мои предки могли быть или не быть посвящены, ушло в могилу вместе с ними. Поттеры – верные друзья. Если ты ищешь ответы на подобные вопросы, я предлагаю тебе вернуться на кладбище и попробовать снова встретиться с моим дедом. Я слышал, он был очень воспитанным джентльменом.
Я рассмеялась и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Я подумаю об этом.
Он поднялся, пересек ковер и заключил меня в теплые объятия.
– Сегодня вечером мы с тобой верим, что все секреты будут раскрыты со временем. – Он указал на дверь. – Пойдем. Ты же не хочешь опоздать на свою собственную вечеринку.
– Спасибо, что всегда присматриваешь за мной, – прошептала я и, встав на носочки, поцеловала Соломона Поттера в щеку.
Я спустилась по широкой изогнутой лестнице в бальный зал столетней давности, в котором не было ни танцующего призрака Горация Леру, ни его красивых нарядов, ни чего-либо другого. Элегантное помещение было украшено сверкающими нитями золотых огней. Аккуратные столики, покрытые черным атласом, были уставлены вазами с белыми розами. Со сводчатого потолка свисали жемчужные фонари и люстры со свечами, дополнявшие грандиозное центральное украшение – массивную хрустальную люстру Darling. Одна из величайших работ Алистера. Если кто-нибудь купит ее сегодня вечером, то отдаст полмиллиона на благотворительность.
Мой взгляд с любовью скользил по другим произведениям дедушкиного искусства, стратегически расположенным на мраморных столах и постаментах с колоннами, и все они были выставлены на негласный аукцион.
Мириады черно-белых фотографий Алистера с бокалом, или позирующего в студии, или с семьей и друзьями, свисали с потолка на толстых черных лентах, низко опускаясь над обеденными столами – купол воспоминаний при свечах.
На мероприятии присутствовало более двухсот самых известных людей Лоукантри, все они были одеты исключительно в белое в стиле арт-деко. Они толпились в зале, покачиваясь под музыку, исполняемую живым оркестром с возвышения у танцпола. Со всех сторон доносился звонкий смех. Башни сверкающих бокалов с шампанским стояли на страже в каждом углу бального зала, а хорошо обученный персонал разносил подносы с изысканными закусками для гурманов, икрой, украшенной золотыми листьями, сочными гранатами и количеством сладостей, способным удовлетворить самые темные желания любителя шоколада.
Это была мечта.
Я боролась с бабочками в животе. Как только мы увидим, что аукцион завершился без каких-либо заминок, Моника, Исла и я сможем отпраздновать отлично выполненную работу.
Я провела рукой по своему винтажному серебристому платью. Оно принадлежало Джулии. Тонкий материал был усыпан крошечными сверкающими кристаллами, рукава украшены драпировкой из кристаллов, а сзади закреплены рядом аквамаринов. В ушах висели подходящие серьги, а волосы были уложены в элегантный шиньон, украшенный подвеской из аквамарина. Платье представляло собой декадентское произведение искусства, которое, безусловно, не было бы создано в наше время. Когда мы выбрали для сегодняшнего вечера тему арт-деко в честь происхождения семьи Дарлинг, я поняла, что оно идеально.
Эфраим смотрел на меня снизу лестницы.
– Вы великолепны, миссис Каллаган-Дарлинг, – его легкий тон скользнул по моей коже, как теплый бархат, когда он протянул мне руку.
Он выглядел сногсшибательно в своем белом смокинге, одновременно элегантный джентльмен и темный, таинственный человек, укрощающий ночные болота. Я улыбнулась и позволила ему проводить меня к гостям, заметив, как несколько женщин бросили в его сторону тоскливые взгляды.
– Как ты думаешь, сколько людей сейчас обсуждают наш скандальный брак по расчету? – спросила я, слишком увлеченная тем, как он смотрел на меня, чтобы заботиться о том, что говорили другие.
На его щеке появилась ямочка, и он притянул меня к себе, вливаясь в поток вальсирующих, кружившихся по танцполу. Наши тела двигались в идеальном, плавном ритме, пока Эфраим уверенно вел меня по залу.
– Пусть говорят, – ответил он. – Они так разволнуются, что потеряют контроль над своими ограничениями. Это может привести к грандиозному успеху вашего аукциона.
– Мне нравится ход твоих мыслей. – Я рассмеялась, мои мысли обратились к дедушке, когда мы покачивались под привязанными лентами фотографиями, океаном черно-белых воспоминаний. – Это удивительно выглядит.
– Твой дедушка оказал влияние на многих людей, – сказал Эфраим. – Хотя, думаю, он был бы немного ошеломлен всеми этими фанфарами.
– Думаю, кто угодно был бы, особенно из-за собственного поминального бала?
Он усмехнулся, и этот глубокий, легкий звук заставил меня улыбнуться.
За последние недели я обнаружила, что мне нравится смешить Эфраима, видеть, как маленькие морщинки собираются по краям его глаз, а веселье делает его зеленые глаза еще ярче. Это было мое самое любимое зрелище на свете.
Я крепче сжала его плечо.
– Из всех присутствующих здесь, – сказал он, – я, несомненно, больше всех обязан твоему деду. Полагаю, я должен сделать самое большое пожертвование.
– Правда?
Он наклонился и прижался поцелуем к моим губам, задержавшись на мгновение дольше, чем следовало.
– Совершенно точно.
– Эфраим?
– Да?
Мое сердце заколотилось в горле.
– А что, если я решу… что, если после всего, после этого года брака я не захочу уходить?
Его глаза потемнели, и он притянул меня ближе.
– Если ты когда-нибудь уйдешь от меня, жена, я приду за тобой. И верну тебя обратно. Пойми, Уитни Дарлинг. Ты моя. Ни один другой мужчина никогда не прикоснется к тебе. Не попробует тебя на вкус. Не будет любить тебя. Ты моя. И всегда была моей.
Мое сердце заколотилось, а на глаза навернулись слезы.
Я оторвала взгляд от его глаз, внезапно осознав, что если не отвлекусь, то потеряю контроль над собой и начну либо плакать, либо безудержно смеяться.
Эфраим лукаво усмехнулся, а затем, сжалившись надо мной, указал туда, где возле одного из десертных баров стояли Роза и Адель и угощали гостей.
– Твоя мама и тети, похоже, хорошо проводят время.
Я проследила за его взглядом. Адель была прекрасна, ее синяки были тщательно скрыты под макияжем. Мама стояла рядом с ними и наблюдала за вечеринкой, сияя от гордости так, как я не видела уже давно.
– Думаю, что как бы я ни противилась, им было полезно побывать в городе. Эддисон и Фрэнсису тоже. Я забыла, что у меня была двухлетняя отсрочка от Дарлинг-Хауса. Они были здесь все это время, принимая удары по мере их поступления.
– Так и есть, – сказал Эфраим. – Но никто из них не нес такого бремени, как ты. Я думаю, что их счастье связано с твоим возвращением домой. Ты вернула Дарлинг-Хаус к жизни. С проклятием или без. – Он погладил меня по щеке большим пальцем. – И это было смело.
– У меня не было особого выбора.
– Выбор есть всегда, любимая. – Его глаза прищурились, увидев что-то за моим плечом. Он приблизился к краю танцпола, заставив наш вальс внезапно прерваться.
Нежное прикосновение к моей руке заставило меня повернуться, и, как и во время нашей свадьбы, мой отец ждал, чтобы украсть меня для танца.
Он смущенно улыбнулся мне.
– Добрый вечер, Уитни.
Я вздрогнула.
– Папа, что ты здесь делаешь?
– Это потрясающая вечеринка, дорогая. Ты превзошла саму себя.
– Спасибо, – сказала я, придя в себя от шока, вызванного его присутствием. Неужели мама и тети уже заметили? – я думала, ты вернулся в Париж.
– Я не мог пропустить самое обсуждаемое светское событие сезона.
Я прищурила глаза. Моему отцу не было никакого дела до светских приемов.
– Кроме того, меня беспокоило то, как мы расстались прошлой ночью. Я был зол, – сказал он. – Не стоило срывать злость на тебе.
Оркестр снова заиграл, и мой отец вышел вперед, пренебрежительно кивнув Эфраиму, и вывел нас в центр зала.
Мы долго молчали, с механической легкостью двигаясь сквозь толпу, пока звучала музыка, приближаясь к концу. Я не пропустила взгляды, которые мы притягивали, сопровождаемые перешептываниями вне пределов нашей слышимости. Мама стояла рядом с Соломоном, и я не могла не заметить, как он протянул ей руку для поддержки.
Мой отец был человеком, вызывающим разногласия. Люди либо любили его, либо ненавидели.
Но никто не хотел столкнуться с его плохой стороной.
– Тебе не стоит беспокоиться, папа, – сказала я. – Мы с Эфраимом все ближе к тому, чтобы разобраться во всем этом. С тем, что произошло в этом доме. Ты не поверишь.
– О, я бы поверил. Я верю во все это. Вот почему проклинаю тот день, когда ты вышла замуж за этого человека и снова заточила себя здесь. Ты была так близка к побегу. Я бы нашел для тебя место в Париже, ты же знаешь. – Он крепче прижал меня к себе, его лицо было бесстрастным. – Все осуждают меня за то, что я бросил твою мать после смерти Сета. Но смерть действует на каждого из нас по-разному, Уитни. Кого-то она ломает, кого-то делает озлобленным, а кого-то, как ни странно, делает сильнее. – Он закружил меня в финальном аккорде, когда музыка смягчилась и затихла. – Ты, моя дорогая, стала сильной.
Отец прошел со мной по залу в ту сторону, где стоял Эфраим и смотрел на нас. Эванджелин стояла рядом с ним, наклонившись к нему и что-то шепча ему на ухо.
Я глубоко вздохнула, напомнив себе, что время, проведенное Эфраимом с ней, было мимолетным. Но то, что она стояла так близко к нему, и ее пышные волны волос ниспадали по стройной обнаженной спине, едва прикрытой черным платьем, облегавшим ее изящные изгибы, заставляло меня нервничать.
Выглядела ли я когда-нибудь настолько ухоженной?
Я не пропустила, как отец оценил стройную женщину, когда мы подошли к ней.
– Эванджелин, – сказала я. – Как приятно видеть вас здесь.
Она слабо улыбнулась.
– Уитни. Я тоже рада вас видеть. Какое скромное платье.
– Спасибо, – сказала я, погладив рукой бесценное платье, которое было каким угодно, но не скромным.
– Это винтажное платье от Шанель, – сказал Эфраим с кривой улыбкой. – Подарок от Коко самой Джулии Дарлинг. – Эфраим взял меня за руку и притянул к себе. – Как историк, вы, должно быть, находите такие вещи потрясающими.
– Конечно, – покраснела Эванджелин, затем изогнула бровь правильной формы. – Это удивительно.
Мой отец прочистил горло.
– Уитни, познакомь меня со своей прекрасной подругой.
– Папа, это Эванджелин Уокер. Эванджелин, это мой отец, мистер…
– Уитни, боже мой, ты можешь в это поверить? Ты когда-нибудь видела такой впечатляющий гала-вечер? – голос Моники прорвался сквозь все представления, когда она схватила меня за руку и потащила прочь от Эфраима. – Мы справились.
Я бросила взгляд молчаливого извинения на отца, который уже вовсю знакомился с бывшей девушкой Эфраима.
В глазах Эфраима плясал плохо скрываемый смех.
Я проглотила свой дискомфорт и позволила Монике, одетой в черное платье в стиле свободных девушек 20-х годов и атласные перчатки длиной до локтя, подтащить меня к одной из башен с шампанским, где она взяла два хрустальных бокала и протянула один мне.
– Только представь, сколько денег будет собрано. Столько детей будут благословлены смертью твоего дедушки. Это так поэтично, ты не находишь?
Я почти задохнулась от глотка шампанского. Я бы так не сказала, но, как ни странно, она была права.
– Спасибо за все твои усилия, Моника. Наследие Алистера Дарлинга, безусловно, будет жить благодаря художникам, финансируемым сегодня.
В ее глазах промелькнули эмоции, которые я не смога разобрать.
– Наше наследие – это действительно все, что у нас есть в конечном итоге, не так ли?
– Уит, это шампанское просто не может не понравиться, – взволнованный голос Ислы заставил меня повернуться. Она сияла в зеленом вечернем платье, ее длинные светлые волосы были закручены в локоны, перекинутые через плечо.
– Ну, так и должно быть, раз уж твой брат его предоставил.
Она усмехнулась.
– Он хотел присутствовать. Но не смог отложить свою поездку в Италию.
– Ты не можешь его винить, – сказала Моника. – На его плечах лежит большая ответственность, ведь он в одиночку управляет семейной империей.
Исла пожала плечами.
– Я так не думаю.
– О, я уверена, что он чувствует это сильнее, чем ты, будучи первенцем. – Она сделала большой глоток своего напитка. – Девушки, извините меня. Похоже, прибыл один из моих музейных контактов.
– Конечно, – сказала я, отойдя в сторону.
Моника ушла, на ее красных губах играла профессиональная, приятная улыбка.
– Ну, это было неловко, – Исла ободряюще положила руку мне на плечо. – Никогда не могу понять, нравлюсь я ей или нет. Она, наверное, одна из самых зажатых собеседниц, которых я когда-либо встречала.
– Я думаю, что ты ей нравишься, – заверила я ее. – Она ошеломлена.
Исла подняла бровь, но не стала спорить.
Рука Эфраима легла на мою спину, и я расслабилась, прижавшись к нему.
– Пойдем, – прошептал он мне на ухо. От прикосновения его щетины к моей коже маленькие искорки удовольствия пробежали по пальцам ног. – Я еще не закончил танцевать с вами, миссис Каллаган-Дарлинг.
Исла захихикала, и я не была уверена, от чего появились розовые пятна на ее щеках – от смущения или от шампанского.
– Прошу нас извинить, – сказал Эфраим и повел меня обратно на танцпол.
Мы танцевали бесконечно.
Я наслаждалась тем, как уверенно лежала его рука на моей спине, как он вел нас, словно мы парили, легко и беззаботно, над черно-белым мрамором. Люстры над нами сверкали, как золотые звездочки, завораживая своей красотой. Они шептали мне прекрасные вещи, обещания легкой судьбы и детей. Мы кружились по кругу, одну мелодию за другой, тоскливые звуки виолончелей и скрипок, арф и фортепиано ложились на сцену в гипнотическом вечернем ритме.
– Так приятно насладиться вечером с тобой, – сказал он. – Без всяких проклятий, призраков и тайн.
– Не говори раньше времени, – предупредила я.
Он рассмеялся и проводил меня к краю танцпола, после чего снял смокинг и перекинул его через спинку стула.
– Здесь стало тепло. Прогуляйся со мной по террасе?
– Встретимся там, – сказала я, указав на туалетную комнату.
Он кивнул и шагнул к стене со стеклянными дверями, выходящими в сад.
– Не задерживайся.
Через несколько минут я вышла из туалетной комнаты.
– Уитни. – Появившаяся из ниоткуда Эванджелин взяла меня за локоть.
– Наслаждаешься вечером? – спросила я, сразу же раздражаясь.
Она накрутила каштановый локон на тонкий палец.
– Настолько, насколько можно было ожидать. Признаюсь, странно наблюдать, как человек, с которым я так недавно была близка, женат на другой женщине. – Она окинула меня взглядом, тонкие черты ее лица вытянулись. – Саванна может показаться мегаполисом, но на самом деле это маленький город. Город сплетников.
– Ты пытаешься что-то выяснить?
– Слухи. Новостные статьи. – Ее красные губы расплылись в лукавой улыбке. – Вполне логично, что ваш брак с Эфраимом – всего лишь деловая договоренность. За все месяцы, что мы с твоим мужем провели вместе, он ни разу не упомянул о тебе.
Я почувствовала, что мои щеки покраснели, но все равно передернула плечами и нацепила на лицо свою самую снисходительную ухмылку.
– За все время, что мы женаты, он тоже ни разу не упомянул о тебе.
– Поверь мне, Уитни, я не ревную. Насколько понимаю, вы оба созданы друг для друга.
Ложь. Я никогда не видела более завидующей женщины.
– Спасибо, – сказала я. – За комплимент. – Телефон завибрировал в моей сумке, и я молча поблагодарила Бога за то, что кто-то прервал наш разговор. Я вытащила телефон из сумки. – Прошу меня извинить. Это Эфраим.
Эванджелин жестко улыбнулась и ушла прочь.
Выдохнув, я посмотрела на светящийся экран в своей руке.
Сообщение от Эфраима.
Нужно встретиться. В стекольной мастерской.
Это насчет бриллианта.
Глава 28
Уильям Дарлинг | 1930 г.
Белое платье Джулии сверкало в теплом свете дюжины люстр Дарлингов, висевших над бальным залом, и каждая из них шептала мне, создавая какофонию радостного торжества. Зал гудел от бурной болтовни наших именитых гостей, а оркестр увлекал празднующих в безумные танцевальные волны. Это была масса блестящих, восторженных от шампанского тел, слишком счастливых, чтобы помнить о предшествующих тяжелых годах.
Первая большая вечеринка после того, как все вокруг стало черным, печальным и безнадежным. Это был золотой катализатор, момент, которого все ждали, хотя и не знали об этом. Взошла новая заря, и я, как Король-Солнце, танцевал всю ночь напролет в своем собственном Версале на берегу моря.
– Ты прекрасна в своем жемчуге, дорогая.
Джулия лукаво улыбнулась мне.
– Наверное, это все из-за танцев.
Я опустил взгляд на ее живот, совершенное свидетельство нашей страсти и открывающейся перед нами новой главы.
– Ты никогда не была так прекрасна.
– Обещай мне, что наше будущее больше никогда не будет неопределенным.
Я наклонился и поцеловал ее губы.
– Я сделаю все, чтобы это было так.
Ее глаза засияли.
– Полагаю, этого достаточно.
Наше внимание привлекла суматоха у входа в бальный зал. В дверь, пошатываясь, вошел мужчина в костюме цвета слоновой кости, его золотистые волосы волнами рассыпались по плечам.
– Что он здесь делает? – задохнулась Джулия.
– Он, должно быть, услышал о вечеринке.
Она нежно провела рукой по своему животу.
– Уильям, от него одни неприятности.
– Пойди выпей чего-нибудь прохладительного. Я отведу Горация в оранжерею и провожу его через черный ход, так его гордость не будет слишком уязвлена.
– Гордость? Да какая у него может быть гордость сейчас?
Я пожал плечами.
– Он жив, значит, где-то она должна быть.
Джулия повернулась, чтобы уйти, но Гораций окликнул ее, когда приблизился к нам, заставив ее остановиться и взять меня за руку.
Я натянуто улыбнулся ему, когда он неуверенно встал перед нами, от него несло бурбоном.
– Ты не хочешь пригласить меня на свою вечеринку, Джулия?
– Мы с тобой оба знаем, что ей нечего тебе сказать, – огрызнулся я, обратив внимание на повышенное внимание, которое мы уже привлекли.
– Она не должна воспринимать все так серьезно. Это был всего лишь момент страсти.
Джулия напряглась, и я облизнул губы, готовясь к волне нарастающего гнева.
– Гораций, почему ты здесь?
Он пренебрежительно махнул рукой.
– Уверен, мы оставили все произошедшее в прошлом. Мы же братья, Уильям. Посмотри на сверкающее шоу вокруг тебя. Ни один квадратный дюйм этого не существовал бы, если бы не я.
– Боюсь, это спорный вопрос.
Гораций уставился на меня, выглядя искренне оскорбленным.
– Может быть, нам стоит поделиться историей и устроить дебаты по этому поводу? – он указал на группу дам, внимание которых привлек своим появлением.
Я схватил его за рукав.
– Брат, – подошла Лейла, ее лицо было очень спокойным, но по выражению глаз я понял, что она прекрасно разобралась в щекотливой ситуации. Она обняла брата и улыбнулась ему со смесью опасения и глубокой привязанности. – Как приятно видеть тебя здесь сегодня вечером.
Гораций усмехнулся и притянул Лейлу к себе поближе.
– Я бы ни за что не пропустил эту встречу, – просиял он. – Ты просто мечта, любовь моя.
Лейла покраснела, ее глаза метнулись к женщинам, которые все еще изучали наше общение с Горацием.
– Мы должны выйти на веранду, чтобы подышать воздухом.
– Извините, мистер Дарлинг. – К нам подошел молодой человек в черном костюме, на шее у него висел фотоаппарат. – Могу я сфотографировать вашу группу, сэр? Я делаю снимки для «The Daily Morning».
Джулия улыбнулась ему и сжала мою руку.
Я сухо кивнул.
– Замечательно. Встаньте поближе друг к другу, – проинструктировал молодой человек, поставив нас так, чтобы мы стояли бок о бок, а мы с Горацием – в центре. – О, да, это прекрасно. Материал, достойный первой полосы.
– Спасибо, сынок, – сказал я, когда молодой человек пожал мне руку и ушел.
Я повернулся к Горацию, чьи налитые кровью глаза изучали округлившийся живот Джулии. Я вежливо взял его за локоть.
– Мы с тобой в зимний сад. Сейчас же.
Белое платье Джулии развевалось вокруг ее ног, когда она выбежала на освещенную люстрами площадку второго этажа зимнего сада. Мерцание десяти тысяч стеклянных кристаллов отбрасывало пляшущие тени на ее лицо, когда она смотрела на нас с Горацием.
Я скрипнул зубами от досады. Слишком долго не возвращался в бальный зал.
Я старался быть терпеливым с Горацием, позволив ему рассказывать мне о своих приездах и отъездах, о своем новом бизнес-предприятии, которое он собирался открыть в заброшенном складе, обнаруженном им на Ривер-стрит.
Только ему нужны были дополнительные средства.
В дополнение к тем тысячам долларов, которые он получил и быстро растратил с тех пор, как я разрешил ему пользоваться моими квартирами в городе.
Я ему отказал.
И теперь он был не только пьян.
Он был зол.
– Любовь моя, – воскликнул Гораций, – присоединяйся к нашей маленькой встрече. Ты должна убедить своего мужа. Он должен понять.
– Мне больше нечего сказать, Гораций, – мягко произнесла Джулия. – Мы и так помогли тебе больше, чем следовало. Пришло время птице улететь из гнезда. Иди и сделай что-нибудь сам. Сделай это для Лейлы.
Гораций поднял дрожащий палец, его румяные щеки пылали.
– Ты мне должна. Я освободил тебя от нашей сделки, Джулия, и ты мне должна.
– Сделка? – волна ужаса захлестнула меня. – Джулия?
Гораций обернулся и посмотрел на меня.
– Мой бедный Уильям, ты не знаешь, да? Действительно не догадываешься, – чеширская ухмылка расплылась по его лицу. – В обмен на твое освобождение из тюрьмы восемь лет назад твоя восхитительная жена согласилась отдаваться мне. Раз в неделю, когда мы только приехали в Саванну. Как и в ту первую ночь на корабле. Я из тех, кто ценит красоту.
Сердце заколотилось о ребра.
– Ты лжешь.
Гораций продолжал улыбаться.
– Убеждай себя в чем хочешь.
Я посмотрел на Джулию, ожидая увидеть возмущение, но ее щеки пылали.
Это была правда.
О, Боже. Это была правда.
Мое зрение расплылось, когда я, шатаясь, сделал шаг к ней, а затем в моих глазах начало двоиться.
– Я обратилась к ним за помощью, – оправдывалась Джулия. – Я не знала никого другого. У меня не было другого способа спасти тебя, – всхлипывала она. – Дорогой, он не оставил мне выбора.
– Твоя жена действительно верная женщина. Она довольно сильно плакала первые пару раз, когда я брал ее, – промурлыкал Гораций, сверкнув глазами. – Но даже так не было неприятно.
– Я убью тебя, – прорычал я, сжав кулаки.
– Боюсь, что, несмотря на мое состояние, я слишком хорошо известен, чтобы меня убивать. Ты бы не оставил свою жену и ребенка разоренными и одинокими. Гораздо лучше уладить это как цивилизованные люди. Отдай мне то, что мне причитается. Отплати мне за то, что я подарил тебе эту жизнь, и больше ты меня никогда не увидишь.
– Ты забыл, где ты меня нашел. Я далеко не цивилизованный человек. – Я потянулся к пистолету, висевшему у меня за спиной.
– Уильям! – закричала Джулия.
Гораций бросился на нее и схватил за руку, притянув к себе на верху лестницы. Он обхватил ее лицо и крепко поцеловал в губы, а затем, нахмурившись, посмотрел на меня.
– Ты не будешь стрелять в свою беременную жену. Убери пистолет.
– Отпусти ее. – Пот струился по моей спине. Кровь шумела в ушах, искривляя мир под странным углом. – Мы с тобой решим этот вопрос на улице.
Гораций уставился на меня, как будто обдумывал вызов, но затем притянул Джулию ближе, крепко обхватив ее за талию.
– Я обещаю тебе это, – прорычал я. – Ты пропащий человек. И уже получил от меня все, что мог.
Гораций напрягся.
– Я здесь не для себя, Уильям. Дело в Лейле. Она больна, она… – он заколебался, выглядя неожиданно уязвимым. – Она беременна и ни в чем не виновата. Уильям, ты же разумный человек.
– Разум покидает человека, когда он узнает, что его друг изнасиловал его жену.
Гораций неловко сдвинулся с места.
– Честность – самая чистая форма лести, Дарлинг.
Я покачал головой.
– Ты неправильно понял эту фразу. Это подражание. – Я сделал шаг к нему, мои пальцы сжались на курке. – Подражание – вот самая чистая форма лести. И я подражал тебе, не так ли? Я сделал это так хорошо, что стал тобой. Я заменил тебя.
Лицо Горация стало каменным. Он дернул Джулию за руку, заставив ее вскрикнуть.
Я сделал шаг ближе.
– Думаешь, что ты слишком важен, чтобы исчезнуть? В этом городе нет никого важнее меня. И ты сделал меня таким.
– Отдай мне то, что должен. Сейчас же, черт возьми, или, клянусь, я тебя погублю, – прорычал Гораций. – Я расскажу им всем, где я тебя нашел. В тюрьме, покрытого грязью и дерьмом. Я скажу им, что твоя жена – шлюха.
– Ничего ты им не скажешь.
Я выстрелил из пистолета.
Он выстрелил, как пушка, сотрясая стеклянные стены зимнего сада и заставив дрожать люстры.
Гораций отшатнулся назад, выпустив Джулию. На его левом плече расцвело ярко красное пятно.
Джулия бросилась ко мне, но, несмотря на шок, Гораций рванулся вперед, схватил ее сзади за руку и одним плавным яростным движением швырнул вниз по лестнице.
Ее испуганный крик отозвался пронзительным и ужасным эхом, а затем раздался резкий, тошнотворный звук – она ударилась о мрамор, прежде чем скатиться вниз по ступенькам.
Я помчался за ней, быстрее, чем могли двигаться мои ноги, наполовину скользя, наполовину падая при спуске. Я настиг ее, когда она скатилась на пол.
Соломон уже стоял на коленях рядом с ней, его глаза пылали.
– Я все видел, Уильям.
Я обхватил дрожащую Джулию руками.
С ее губ сорвался мучительный вопль. Она свернулась в позу эмбриона, обхватив руками живот.
– Наш ребенок, – всхлипывала она. На мраморном полу под ней растекалась лужа красной крови, пачкая ее белое платье.
– Что мне делать? – я откинул с лица ее золотистые волосы. – Джулия?
– Мне так жаль, дорогой, – слеза прочертила неровную дорожку по ее щеке, губы дрогнули, приоткрылись, запнулись на каком-то полуслове, прежде чем ее глаза плавно закрылись.
– Джулия. – Мой голос оборвался на ее имени, когда тело жены обмякло в моих объятиях. – Джулия!
Приглушенное дыхание Горация донеслось до моих ушей. Словно в трансе, я повернулся и увидел, как он, пошатываясь, идет к нам, его лицо было пепельным.
– Дарлинг, она…
Я поднял пистолет и выстрелил Горацию Леру прямо в лоб.
На его лице отразилось удивление, на мгновение перехватило дыхание, после чего он рухнул на колени и безжизненно свалился с лестницы.
– Черт возьми, Уильям, – пробурчал Соломон, поднявшись на ноги. – Черт, я не виню тебя.
Я застыл, глядя, как Соломон схватил Горация за плечи и потащил его обмякшее тело вниз по последним двум ступенькам и по полу зимнего сада. Я старался не смотреть на зияющую дыру в голове Горация. Но мой взгляд снова и снова возвращался к нему, и те секунды, которые потребовались Соломону, чтобы дотащить его до ближайшей кладовки с садовыми принадлежностями, показались мне вечностью.
«Дарлинг, разбита», – шептало стекло, его бесплотный голос торжественно и трепетно звучал в моем сознании. «Разбита». Люстры раскачивались взад-вперед, надо мной. Самая большая, мое самое прекрасное творение, задрожала, запустив в робкий безумный танец тысячи крошечных стеклянных бусинок и мерцающих кристаллов.
Ошеломленный, я поднял Джулию на руки.
Мы с Соломоном взбежали на два лестничных пролета и ворвались в холл. Звуки бального зала, находящегося в двадцати метрах от нас, отдавались в ушах гулким эхом.
