Текст книги "Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы)"

Автор книги: Бранислав Нушич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Приехав в Белград, Аркадий и Лепосава остановились в гостинице и стали подыскивать квартиру. Разумеется, в первую очередь они подали заявление в жилищный комитет, а потом и сами взялись за усиленные поиски, бродя по улицам Белграда с раннего утра до позднего вечера. Они и не предвидели таких затруднений, когда оставляли свой желтый домик с красивым садиком, за которым вместе ухаживали.

Исходили они Белград вдоль и поперек, от Соборной церкви до Смедеревского Джерма, от Малого Калемегдана до Топчидера, но так ничего и не нашли. Если и попадалась им подходящая квартира, то плата за нее в несколько раз превышала новое жалованье Аркадия вместе с процентами. Так, например, на Топличком Венце понравились им две комнатки, но хозяин дома запросил четыре тысячи динаров.

– Боже мой, почему так дорого? – удивился Аркадий.

– Потому что в центре города, – ответил хозяин.

Они побывали даже в Банице и нашли там две комнатки. Хозяин потребовал две тысячи пятьсот динаров.

– Боже мой, почему так дорого? – поразился Аркадий.

– Потому что отсюда самый лучший вид на Белград!

На пустыре около Дуная хозяин за две комнаты просил две тысячи динаров, "так как в будущем столица переместится к Дунаю"; выше Тркалишта 1 за две комнаты цена была тоже две тысячи, "потому что согласно новому плану реконструкции здесь будет центр столицы".

1 Тркалиште – ипподром в Белграде.

Блуждая по Белграду, Аркадий, разумеется, каждый день заходил в жилищный комитет, но там только обещали.

День шел за днем, и счет в гостинице стремительно рос. Миновал месяц, и Аркадий вынужден был заплатить за этот срок свое двухмесячное жалованье, а еще надо было платить за вещи, которые лежали в камере хранения на вокзале; долг за них вырос тоже порядочный. Оплачивая гостиничный счет, бедный Аркадий застонал, и вспомнился ему желтый домик с красивым садиком, за которым он и госпожа Лепосава ухаживали с такой любовью. Но стонами делу не поможешь, приходилось думать, что делать дальше, так как жить в гостинице было не по карману.

Самым естественным выходом было бы, конечно, поселиться у тещи, но, во-первых, у нее не было места, во-вторых, Аркадий попал бы прямо в тещину пасть и, в-третьих, усатая свояченица ни за что не согласилась бы жить в одной комнате с мужчиной. А если мужчина станет раздеваться, чтобы лечь спать! Не приведи бог, у свояченицы начнутся желудочные колики, сердечный приступ и кто знает, какие еще напасти.

Этот вариант, следовательно, отпадал, а так как других не было, то госпожа Лепосава решительно заявила мужу:

– Я пойду к маме. Хоть и очень тесно будет, но перебьемся. А ты как-нибудь устраивайся, пока не подыщем квартиру.

Аркадий и сам видел, что другого выхода нет, поэтому Лепосава в тот же день отправилась в коробку с сардинами, в которой и без нее уже было тесно. А Аркадий отказался от комнаты в гостинице и побежал в жилищный комитет, где получил новую порцию обещаний.

Бедный Аркадий, оставшись без жены и без крова, первую ночь до утра просидел с какой-то компанией в кабаке. Он не пил, не веселился, а просто сидел, положив локти на стол, и дремал. На другой день Аркадий уже не смог повторить это: он чувствовал себя разбитым и утомленным и решил попросить в гостинице комнату с одной кроватью. "Это наилучший выход, – размышлял Аркадий, – одну ночь просижу, а в другую хорошенько высплюсь: так и буду снимать номер всего пятнадцать дней в месяц – получится большая экономия".

Но, приняв такое решение, он натолкнулся еще на одну неприятность. В гостиницах не было мест. До часу ночи ходил он из гостиницы в гостиницу и наконец, смертельно усталый, снова вернулся в кабак и продремал до утра на стуле среди веселой компании!

Утром третьего дня Аркадий решил позаботиться о ночлеге и подыскать комнату в гостинице, но в Белграде начались какие-то съезды, какие-то торжества и партийные совещания. Мест не было. Он поделился своими невзгодами со знакомыми, и те посоветовали пойти утром в баню, взять номер и поспать на топчане. Так он и решил сделать. До полуночи ему пришлось пробыть в Калемегдане, а до утра продремать около тех, кто весело проводил время. Аркадий даже не задумывался, знакомы или незнакомы ему люди, сидящие рядом. Он ходил из кабака в кабак и, увидев компанию, которая, по его мнению, должна была кутить до зари, подсаживался к столику и, никому не мешая, дремал на стуле. Иногда его обливали вином, иногда будили и силой заставляли выпить под аккомпанемент туша, иногда сонному подносили к носу нюхательный табак, и чего только не было, но несчастный Аркадий переносил все, лишь бы где-нибудь скоротать ночь.

На четвертый день, рано утром, он пошел в баню, взял номер, не раздеваясь лег на кушетку и сладко захрапел. Но и тут ему не повезло. Не проспал он и трех часов, как его разбудили. Банщикам показалось подозрительным долгое пребывание Аркадия в номере, и они созвали целую комиссию: жандарма, хозяина бани, уборщицу и нескольких клиентов – и вся эта толпа ворвалась в его номер. Увидев спящего клиента, хозяин, разумеется, заорал на него:

– Это вам, господин хороший, не гостиница. Извольте убираться домой, там и спите.

Когда хозяин бани произнес слово "домой", несчастный Аркадий глубоко вздохнул, невольно вспомнив желтый домик и садик, за которым он ухаживал вместе с женой.

Смертельно усталый и разбитый вышел Аркадий из бани, шатаясь от недосыпа. Он побывал в жилищном комитете, обошел все гостиницы в надежде найти где-нибудь место и завалиться на кровать. Но и в этот день ему не повезло: он нигде ничего не нашел.

Последние силы покидали Аркадия. Он уже было решился просто сесть на тротуар, прислониться к какому-нибудь дому и уснуть, как вдруг в его голове мелькнула очень простая мысль. Он пошел на Саву, купил билет до Радуеваца и обратно в каюте со спальным местом. Войдя в каюту, Аркадий бросился в постель и спал от Белграда до Радуеваца и обратно, то есть две ночи в один день.

Почувствовав себя окрепшим после такого основательного отдыха, Аркадий сходил в первую очередь в жилищный комитет, а потом сел и написал жене, с которой не виделся уже десять дней, нежное письмо.

Жена ответила, что встретиться с ним может разве только на улице. Если ей даже и удастся выпроводить из дома мать и сестру, принять его все равно нельзя: ее сестра (та, усатая) обязательно учует, что в доме побывал мужчина, ведь она терпеть не может мужчин.

Аркадию снова предстояло проводить ночи за кабацкими столиками. Он отлично поспал на пароходе, но билет стоил в три раза дороже гостиничного номера, а это ему было совсем не по карману.

Прошло еще четырнадцать злополучных ночей. За это время ему удалось одну ночь провести в гостинице в Земуне, ночь в зале ожидания на железнодорожном вокзале и ночь на скамейке в Калемегдане.

В конце концов совершенно обессилевший и обалдевший от недосыпания Аркадий предпринял отчаянную попытку обеспечить себе ночлег. Около полуночи он подошел к ювелирному магазину и принялся возиться с железным ставнем, которым была закрыта витрина, в надежде, что его увидит жандарм и арестует. В участке он бы выспался, а утром рассказал следователю, почему так поступил. До трех ночи возился несчастный Аркадий с замком, но ему опять не повезло: жандарм не появлялся, и, потеряв всякую надежду на успех, Аркадий оставил свою затею.

Однажды ночью, чуть не со слезами на глазах, Аркадий рассказал о своих злоключениях незнакомому человеку из пьяной компании, к которой он пристроился, чтобы немного вздремнуть. Добродушный пьяница пожалел его и пригласил к себе ночевать, но предупредил:

– Только на сегодня, а как встанешь – иди куда хочешь. У меня нет места.

Уже светало, когда Аркадий Яковлевич шел по улице с незнакомым пьяным человеком, выслушивая его советы:

– Если ты нигде не можешь найти квартиру, притворись сумасшедшим. Так мы, братец мой, и сделаем. Ты прикинешься сумасшедшим, и я отведу тебя к врачу, пусть недельку подержат, а когда увидят, что здоров, выгонят. Зато на целую неделю ты будешь обеспечен жильем.

Аркадий сначала посмеялся над советом пьяницы, но потом задумался: может быть, действительно так и сделать?..

Эта ночь прошла ужасно. В дверях дома, куда привел его новый знакомый, их подкараулила разгневанная хозяйка и так принялась браниться, что несчастный Аркадий не знал, как ему быть.

– Мало тебе, что явился домой пьяный как свинья, – кричала она на мужа, – так ты привел с собой еще и этого!

– Цыц, не гавкай! – отвечал ей муж за себя и за Аркадия. – Это мой гость!

Но жена ничего не хотела слышать. Она визжала, пищала, ругалась, а потом стала бросать в них туфли, веники, кочергу – словом, все, что ей попадалось под руку. В своего мужа, имевшего большой опыт по части таких переделок, она, конечно, не попала, но зато хорошо огрела кочергой несчастного Аркадия.

Наконец она кое-как утихомирилась, провела их в комнату, разбудила ребенка, взяла его с дивана. Повернувшись к незнакомому гостю, показала на мокрый диван:

– Вот тебе, ложись и дрыхни!

Можете себе представить положение несчастного Аркадия! Но желание поспать было сильнее, и он бросился на маленький детский диванчик, великодушно простив продолжавшей бубнить и брюзжать хозяйке столь грубое отношение.

Этой ночью в мокрой детской постели Аркадию приснился страшный сон. Как будто он прикинулся сумасшедшим и его повели на осмотр.

– Как тебя зовут и чем ты занимаешься? – спрашивает доктор.

– Меня зовут Белым Пароходом, – ответил он, подделываясь под сумасшедшего, – а по занятию я – Аркадий.

– Слушай, что я тебя спрашиваю: чем ты занимаешься?

– Дую в божью дыру, – ответил Аркадий, продолжая изображать сумасшедшего, чтобы доктор оставил его на несколько дней для наблюдения.

– А когда ты сошел с ума? – строго спрашивает его доктор и смотрит прямо в глаза.

Аркадий чуть не сбился и не сказал: "С тех пор как оставил свой желтый домик с садиком и приехал в Белград", но спохватился, что этим он выдал бы себя, и, ничего не придумав, взял и укусил доктора. Доктор повернулся и приказал санитарам:

– Он буйный! Свяжите его хорошенько веревками и посадите в карцер.

Распоряжение доктора так перепугало Аркадия, что он сразу же проснулся. Хозяйка все еще ворчала, хозяин храпел в кровати. Аркадий наспех оделся и пошел в город. Разумеется, как и прежде, в первую очередь он отправился в жилищный комитет, размышляя по дороге о минувшей ночи и о страшном сне, который казался ему дурным предзнаменованием. Но при входе в жилищный комитет ему сразу же сообщили хорошую новость: для него найдена квартира.

Радости Аркадия не было границ. Все еще чувствуя боль от удара кочергой, которой его угостила ночью хозяйка, ощущая на себе мокрое белье, впитавшее влагу с детской постели, он весело помчался к жене, как сумасшедший ворвался в коробку с сардинами и со слезами радости на глазах обнял госпожу Лепосаву, не обращая внимания на усатую свояченицу, у которой из-за безнравственного поступка зятя начался припадок истерии и колики в животе.

На следующий день Аркадий и госпожа Лепосава въехали в новую квартиру, уплатив на вокзале несколько тысяч динаров за хранение багажа. С большой радостью размещали они свои вещи, с которыми были разлучены два месяца.

– Конец моим мучениям! – воскликнул Аркадий, обнимая свою жену после месячной разлуки. Несчастный и не предполагал, что это вовсе не конец, далеко еще не конец его невзгодам.

Новая квартира оказалась очень хорошей и удобной. У владельца дома было семь комнат, и жилищный комитет полтора года бился с ним, пока не занял две эти комнаты. Домовладелец, разумеется, был недоволен и решил во что бы то ни стало выжить Аркадия. В первый же день, как только появились постояльцы, хозяин пришел к ним и сообщил:

– Квартира хорошая, только должен вас предупредить, что у нас водятся привидения, поэтому я и не решался сдавать эти комнаты.

Госпожа Лепосава задрожала от слов хозяина, но Аркадий, которому в прошлые ночи и кочергой перепадало, был храбрее. Однако и в новой квартире он не мог заснуть спокойно: за стеной все время что-то шуршало, кто-то щелкал замком, а госпожа Лепосава повизгивала в кровати.

– Давай съедем отсюда! – приставала она к мужу, но Аркадий, вспоминая месяц бессонных ночей, мучений и невзгод, скорее согласился бы спать с привидениями, чем вернуться к прежней жизни.

На другую ночь привидения вели себя еще нахальнее. Они стучали в стены, в двери; на третью ночь в коридоре гремели какие-то сковороды, звенело разбиваемое стекло. Это невозможно было выдержать. Госпожа Лепосава дрожала от страха и нервничала, а Аркадий совсем изнемог от недосыпания.

– Разве вы не боитесь привидений? – спросил их хозяин.

– Боимся, как не бояться, но приходится терпеть. Не можем же мы из-за привидений оставить комнаты.

"Ага, значит, они уже привыкли и сжились с привидениями", – про себя рассудил хозяин и стал думать, что бы еще такое сделать.

Получив приглашение на первое собрание домовладельцев, он пошел туда посоветоваться со своими коллегами о способах и приемах избавления от неугодных постояльцев. Но, разумеется, и Аркадий не сидел сложа руки. Он отправился на собрание квартиросъемщиков и там рассказал историю с привидениями. На собрании ему в один голос объяснили, что это старый трюк домовладельцев, и посоветовали никак не реагировать, а спокойно и равнодушно относиться ко всем провокациям, так как это единственный способ выстоять и одержать победу над хозяином.

Хозяин и Аркадий, вооруженные советами, начали долгую и отчаянную борьбу. Домовладелец вкладывал много сил и энергии, а Аркадий парировал его атаки терпением.

Однажды, когда у Аркадия ужинал гость, хозяин оборвал электропровод. Все магазины уже закрылись, и купить свечи было невозможно. В другой раз, когда прачка пришла стирать белье, водопровод оказался перекрытым. Потом хозяин заложил кирпичом дымоход, и на кухне у Аркадия стало так дымно, что госпожа Лепосава не могла готовить дома. Обедать пришлось в трактире. Наконец, хозяин снял черепицу над комнатой, в которой спал Аркадий. При первом же дожде с потолка прямо на кровать Аркадия полилась вода. Штукатурка отсырела и начала падать, так что спать стало опасно.

Увидев, что Аркадий все это спокойно переносит, хозяин, следуя советам, полученным на собрании домовладельцев, пустил в ход более сильные меры воздействия. На несколько дней он уехал вместе с женой, а дома оставил своего слугу, разрешив ему кутить по ночам с цыганами в общем коридоре. Три ночи бил бубен, три ночи ворочался в постели и стонал Аркадий, три ночи рыдала несчастная госпожа Лепосава. Когда возвратившийся хозяин увидел, что и это не помогло, он притащил из лавки ларь и перегородил им коридор. Сам хозяин и его семья пользовались черным ходом. Аркадию же приходилось четыре раза в день перелезать через ларь. Но и эти муки он перенес стоически.

Хозяина стало раздражать терпение Аркадия. Все способы, рекомендованные на собрании домовладельцев, были исчерпаны, и он обратился к одному из адвокатов, специализировавшихся после войны на выселении квартиросъемщиков, посулив хорошо заплатить ему, если удастся избавиться от докучливого постояльца.

По просьбе адвоката хозяин рассказал о предпринятых им мерах.

– И он все выдержал? – удивился адвокат.

– Все! – ответил хозяин. – Он доведет меня до того, что я сломаю дом, только бы выгнать его.

Адвокат попросил два-три дня для наведения нужных справок об Аркадии Яковлевиче.

Через несколько дней он сообщил хозяину, что дело на мази, но придется временно пожертвовать еще одной из пяти комнат.

– А коридор действительно общий для всех семи комнат? – спросил адвокат. – Ну, тогда не беспокойтесь.

И адвокат начал доверительно шептать на ухо хозяину свой план. У того глаза засияли от удовольствия. Через несколько дней план был осуществлен. Хозяин выделил еще комнату, как раз смежную с комнатой Аркадия, и в одно прекрасное утро в ней поселилась теща Аркадия с усатой свояченицей.

Все было сделано в глубокой тайне. Какая-то женщина, доверенная адвоката, побывала у тещи и спросила, сколько она платит за бывшую ванную. Узнав, что платят триста динаров, женщина всплеснула руками:

– Ой, господи! Я за сотню найду вам комнату, да еще какую! Два окна, изразцовая печь.

Потом женщина сообщила, где находится комната, и попросила скорее закончить дело и ни слова не говорить зятю, "так как он может оболгать вас перед хозяином".

– Конечно, он все испортит! – согласилась теща. – Разве придет ему что-нибудь хорошее на ум, когда дело касается меня.

Аркадий оказался в ужасном положении. Ночи, проведенные на стульях и на калемегданских скамейках, привидения, падающая штукатурка и лазание через ларь – все было пустяком по сравнению с тещей и усатой свояченицей.

Сломя голову помчался он в союз квартиросъемщиков и заявил о выходе из него, "так как союз не в состоянии защитить своих членов". Потом отправился в министерство финансов и подал заявление с просьбой назначить его снова помощником сборщика налогов в провинции, ибо он готов поехать даже в Пишкопею, на албанскую границу.

ПОВЫШЕНИЕ

Произошло это в те счастливые времена, когда мы были совсем маленькими, а железная дорога не проходила еще через наши нивы и карманы. Начальники были отцами для своих подчиненных. Адвокаты мирили поссорившихся, стараясь не доводить дело до суда, а глубокие карманы священников существовали для того, чтобы поддерживать и подкармливать нуждающихся прихожан.

Тяжело было тогда чиновнику решиться на поездку в Белград. Путь был очень долог: два-три дня в возке по бесконечным, неоглядным дорогам. За это время тратилось двух– трехмесячное жалованье. Если человек задумывал ехать в Белград, то еще в начале года говорил своей жене и друзьям: "В нынешнем году, бог даст, отправлюсь в Белград". А потом откладывал каждый месяц по пять дукатов и заранее, за полгода, просил у начальства позволения на поездку.

И об этом знали все в городе. Когда он шел по улице, каждый встречный спрашивал: "Правда, что вы нынче думаете поехать в Белград?", "Когда намерены отправиться?" Потом, за целый месяц до отъезда, начиналось паломничество знакомых, у которых в Белграде живут родственники: одни приносили посылки, другие письма, третьи слали приветы. А в день отъезда все друзья и знакомые выходили за город, на дорогу, и провожали.

Так было когда-то.

В то счастливое время господин Стоян, начальник, заявил как-то своей жене, госпоже Персе:

– В этом году, бог даст, возьму отпуск и отправлюсь в Белград.

Слова господина Стояна сразу стали известны соседям, потом соседям соседей, и в тот же день о них узнал весь городок. И если кто-нибудь заходил в магазин, чтобы за прилавком у своего приятеля выпить чашку кофе и обменяться несколькими словами, разговор начинался обычно так:

– Ты слышал, что говорят?.. Господин Стоян думает нынче отправиться в Белград.

Чиновники только и говорили, что об этой поездке.

Господин начальник пришел в канцелярию. Подрезал ногти, почистил мундштук, свернул сигарету, заказал кофе и задумался – начинать работу или нет. В этот момент потихоньку вошел господин помощник и поздоровался.

– Доброе утро, господин Лаза.

– Это правда, господин начальник? Неужели это правда? – с умилением спросил помощник.

– Что, господин Лаза?

– Вы нынче собираетесь в Белград?

– Да... – протянул господин начальник, – собираюсь, собираюсь, господин Лаза. Я ведь давно уже не был в Белграде. Вообще-то дел никаких нет, но хочется повидаться с господином министром; есть у меня в Белграде и родственники, да и для дома кое-что надо купить.

– Ну конечно, надо съездить, господин начальник.

Помощник ушел к себе в кабинет и проделал то же самое, что и его начальник, – то есть подрезал ногти, прочистил мундштук, свернул сигарету, заказал кофе, и только было решился приступить к работе и уже обмакнул перо в чернила, как в кабинет потихоньку вошел секретарь.

– Добрый день, господин помощник.

– О, господин Сима, добрый день!

– Правда ли, господин помощник, что господин начальник собирается нынче в Белград? – с любопытством спросил секретарь.

– Да, да, – важно ответил господин помощник, – он поедет. Мы только что говорили с ним, он поедет.

– Да, поехать надо, конечно, надо! – поддакнул секретарь и возвратился в свой кабинет. Там он занялся тем же самым делом, которое уже закончили начальник и помощник, но только отпил первый глоток кофе, как вошел писарь с кипой бумаг под мышкой.

– А, господин Пера, что это за бумаги?

– Не очень срочные, – ответил господин Пера. – Можно подождать, я и позднее зайду.

– Ну хорошо, хорошо... зайдите позднее.

– А вот... позвольте узнать... правда ли, что нынче господин начальник собирается в Белград?

– Да, господин Пера, мне только что говорил господин помощник. Начальник действительно собирается.

Писарь вместе с бумагами ушел в свой кабинет, сел за стол и задумался. Он так задумался, что не заметил, как сигарета догорела до пальцев. Почувствовав ожог, он очнулся и увидел у дверей практиканта Срету. Господин Пера не слыхал, когда Срета открыл дверь и вошел.

– Что вам, господин Срета?

– Да так, ничего. Я пришел спросить, нет ли какой-нибудь работы?

– Да, да, работа будет... я вас позову.

– Хорошо, – ответил Срета и направился к выходу, открыл двери, переступил порог, но вдруг остановился.

– Чего еще? – спросил писарь. – Вы хотите что-то сказать?

– Да, если позволите.

– Пожалуйста, говорите.

Срета закрыл дверь и подошел к столу писаря.

– Говорят, что господин начальник собирается нынче в Белград.

– Ну?

– Так я хотел спросить, правда ли это?

– Правда, господин Срета.

– Спасибо, большое вам спасибо, извините, что побеспокоил вас.

Получив нужные сведения, Срета ушел в свой кабинет и, разумеется, сразу же обо всем рассказал стражникам.

Готовя в тот вечер кофе в своей комнате, практикант Срета размышлял:

"Боже мой, вот господин начальник отправится в Белград и будет говорить с самим господином министром. Конечно, будет говорить... Какой он счастливый! У него есть деньги, ему дают отпуск, а кроме того, он знаком и с господином министром... Хорошо ему. Господи, если бы он и за меня замолвил словечко. Если бы он только захотел..."

В это время кофе закипел, и он принялся дуть в джезву 1, быстро помешивая, а потом снял ее с огня, долил холодной воды и закрыл крышкой, чтобы гуща осела. Проделав это, Срета сел за стол и подпер голову руками.

1 Джезва – медный сосуд, подобие ковша, для приготовления кофе.

"Я уже тринадцать лет работаю практикантом. У меня не было ни одного замечания. Пора бы получить и повышение. Разве я не лучше многих других?! Разве не меня столько раз благодарили за службу, разве не сказал как-то господин начальник при всех, что я самый добросовестный чиновник?!"

Так размышлял господин Срета, пока не вспомнил о своем кофе, который уже настолько остыл, что пришлось снова ставить его на огонь.

А на другой день господин Срета взял документы, переписанные им накануне, и понес писарю для сверки. Сверяли, читали, исправляли, работали и наконец закончили. А когда закончили, Срета начал разговор, задуманный еще вчера вечером во время приготовления кофе.

– Хотелось бы мне спросить вас, господин Пера, если позволите.

Писарь откинулся в кресле и исподлобья уставился на господина Срету.

– О чем?

– Очень вас прошу, скажите мне откровенно, довольны ли вы мной? Честно и добросовестно я служу или нет?

– Я доволен вами, господин Срета.

– Хорошо. Но справедливо ли, что я вот так, всю свою жизнь, буду практикантом?!

– Нет, не справедливо. Но... знаете как... судьба...

– Нет, не судьба, а случай. Нужно ждать, чтобы подвернулся подходящий случай. И я думаю, что лучшего случая никогда не будет.

– Какой же это случай?

– Да вот, господин начальник едет в Белград. Он будет разговаривать с господином министром, не так ли?

– Да, будет.

– Видите, если бы вы захотели сделать для меня...

– Я? Что бы я мог для вас сделать?! – удивленно спросил писарь.

– Могли бы, многое могли бы, если бы захотели. Замолвите за меня словечко перед господином секретарем.

Писарь на мгновение задумался, затем весело кивнул головой.

– Замолвлю, господин Срета, замолвлю. Пора вам получить повышение, давно пора. Я сейчас же поговорю с ним, и вы убедитесь, что я забочусь о вас, как о самом себе.

Срета с благодарностью пожал писарю руку, и тот сразу же направился прямо к секретарю. Довольный и счастливый Срета возвратился в свой кабинет, а писарь уже говорил с секретарем.

– Я бы хотел вас попросить, господин секретарь!

– Пожалуйста. Что вы хотите?

– Да так, одно дело, в котором вы могли бы мне помочь, если бы захотели.

– С удовольствием, если это в моих силах.

– Господин начальник едет в Белград, – продолжил писарь. – Там он встретится с господином министром и, конечно, будет говорить о своих чиновниках.

– Конечно, конечно, – согласился секретарь.

– Да... а нельзя ли... не сможете ли вы поговорить обо мне? Я уже шесть лет не получал повышения по службе, а... думаю, что заслуживаю. Ведь я ничем себя не опорочил.

– Конечно, ничем, – поспешно согласился секретарь. – Что касается вашей просьбы, то это вы хорошо придумали, действительно, поездка господина начальника очень удобный случай. Я бы сам не догадался. Только... я не могу говорить с господином начальником!

– Так и не нужно с ним. Поговорите с господином помощником.

– С ним – да. С ним я поговорю.

– Прошу вас, сделайте это.

– Хорошо, сделаю.

Секретарь крепко пожал руку писарю.

– Вот у меня как раз есть несколько документов на подпись. Сейчас пойду к нему и, будьте спокойны, сразу же поговорю. – И секретарь поднялся с документами в руках.

– О, благодарю вас от всего сердца.

Писарь, с довольной улыбкой, удалился в свой кабинет, а секретарь с документами вошел к помощнику.

– Что-нибудь на подпись? – спросил помощник, и по всему было видно, что ему не хотелось брать пера в руки.

– Да есть две-три бумаги. Могут и подождать, не срочные.

– Ну и пусть подождут, пока не перепишут все остальные.

– Я их вместе и принесу. Но... я хотел бы вас попросить, есть тут дельце, которое вы можете, если захотите...

– Что же это такое? – с любопытством спросил господин помощник.

– Если бы вы захотели поговорить обо мне с господином начальником: он ведь едет в Белград и мог бы поговорить с господином министром. Вы сами знаете, что мне бы уже давно следовало получить должность помощника.

– Но... – начал помощник.

– Прошу вас, поймите меня правильно, – поспешно добавил секретарь. – Я не думаю быть помощником здесь, на вашем месте, боже сохрани! Я могу перейти в любой другой округ. А почему бы нет? Округ есть округ.

– Да, верно вы говорите, – согласился помощник, и лицо его просветлело. – Действительно, вам следовало бы получить повышение. Человек вы способный, добросовестный и исполнительный. Хорошо, господин секретарь, я обязательно поговорю с господином начальником. И почему бы ему этого не сделать? Едет в Белград, будет говорить с господином министром, может поговорить и о вас. Вы заслужили, вполне заслужили, чтобы за вас похлопотать.

– О, спасибо, большое вам спасибо. Вы так хорошо обо мне думаете. Я так благодарен вам и буду считать вас своим благодетелем.

– Пожалуйста, пожалуйста, господин Сима. Вы заслужили.

Помощник сразу же поднялся и – к начальнику.

– Входите, входите. Садитесь, господин Лаза, садитесь. Поговорим немножко, – приветливо встретил его начальник.

– Я как раз и шел к вам, чтобы поговорить по-дружески, попросить вас.

– Э?.. О чем, господин Лаза?

– Да... как бы вам сказать? Знаете, что мне сейчас пришло в голову. Ведь вы едете в Белград и встретитесь с господином министром. И, я думаю... не могли, бы вы поговорить с ним обо мне. Я думаю, что будет справедливо и благородно, если мне доверят округ. Не могу же я всю жизнь быть помощником. Вы и сами знаете, что я одиннадцать лет состою в этой должности. Вы, кажется, не так долго ожидали...

– Да, – равнодушно ответил господии начальник. – Я был помощником только семь лет.

– Семь! Вот видите, а я – одиннадцать.

– Да, да. Давно ждете. Пора бы и вам получить округ.

– Так почему бы вам не поговорить, если представится благоприятный случай.

– Да!

– Благоприятный случай! – повторил помощник.

– Хорошо, хорошо, господин Лаза, обязательно поговорю! А почему бы мне и не поговорить с господином министром?

Пришло время отъезда. За два дня до этого господин начальник обошел подряд все дома, зашел во все магазины попрощаться. Многие обещали проводить его.

А когда наступило это утро, перед канцелярией стояла запряженная коляска, стражники подкладывали в нее сена, расстилали ковры, взбивали подушки. К коновязи у канцелярии были привязаны две оседланные лошади (стражники должны проводить господина начальника немножко подальше); перед входом в канцелярию собрались друзья, кое-кто уже ушел пешком до первого кабачка на окраине города. Многие отправились провожать в колясках. Они тоже держат путь к кабачку, чтобы там дождаться начальника и проститься с ним. Сначала проехала коляска протопопа (на ней потом возвратится вместе с протопопом госпожа начальница), затем в одной коляске – помощник, секретарь и писарь (Срета ушел пешком), за ними казначей и госпожа казначейша, лавочник господин Михаил со свояком и многие другие.

Наконец к кабачку подъехала коляска начальника. Он вышел. Все выпили по чашке кофе, и наступила минута прощания.

Перед отъездом господин начальник еще раз пожал руку господину помощнику и шепнул на ухо:

– Я не забуду.

Помощник отвел в сторону секретаря и шепнул на ухо:

– Он сказал, что не забудет!

Секретарь отвел в сторону писаря и шепнул на ухо:

– Господин начальник сказал, что вас не забудет. Писарь отвел в сторону практиканта Срету и шепнул на ухо:

– Господин начальник сказал, что вас не забудет.

Повозка господина начальника двинулась в клубах пыли по дороге, а практикант Срета, счастливый и довольный, полный надежд на будущее повышение, пешком возвратился в город.

Прошел день, другой, третий после отъезда господина начальника. Прошла неделя, другая. И вот в один прекрасный день госпоже Персе принесли от начальника из Белграда телеграмму следующего содержания:

"Получил повышение в чине. Сообщи друзьям и моим чиновникам".

Госпожа Перса в тот же день разнесла эту новость по городу и по всем канцеляриям.

Не прошло и недели после этого известия, как господин начальник, получивший повышение, уведомил о своем приезде. Встреча была такой же, как и проводы. И господин протопоп в коляске, и казначей с казначейшей в коляске, и помощник с секретарем и писарем в коляске, и стражники на лошадях, и практикант Срета пешком.