Текст книги "Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы)"

Автор книги: Бранислав Нушич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Так было бы в Сербии! Мне неизвестно, почему итальянцы не спросили у нас, как следовало бы распределить этот миллион.

Мы дали бы им дружеский совет.

ОТВЕТ НА ПРИГЛАШЕНИЕ

Товарищи и друзья! Я получил ваше приглашение встретиться после стольких лет разлуки и торжественно отметить двадцатипятилетие со дня нашего окончания университета. Я непременно приму участие в торжества и надеюсь, что оно напомнит мне те прекрасные времена, когда все мы, и я в том числе, верили, что в Сербии важно и нужно иметь университетское образование. Но за эти двадцать пять лет я, к сожалению, убедился, что матушке Сербии грамотные люди не нужны и что университетский диплом – излишняя роскошь, от которой человек уже никогда не может избавиться.

Получая университетский диплом, я думал: мир теперь мой, ведь в руках у меня ключ, открывающий все, даже кованные железом двери, волшебная лампа Аладдина, перед которой расступаются стены.

А что оказалось в жизни, в действительности?

Я хотел стать военным, но когда упомянул, что у меня есть университетский диплом, меня стали расспрашивать, чей я сын.

Я решил податься на государственную службу, но когда сказал, что обладаю дипломом, меня стали спрашивать, есть ли у меня акции и какого банка.

Наконец, убедившись, что диплом – только лишняя обуза и помеха, я принял мудрое решение и начал всем говорить, будто нет у меня никакого диплома, никогда его не было, и я даже не помышлял когда-либо его получить.

Почувствовав себя освобожденным, я снова предложил свои услуги государству, которое однажды их уже отклонило. Являюсь к главе одного министерства, и тот меня принимает в своем кабинете.

– Господин начальник, – начинаю я очень серьезно и стараюсь ни единым словом не выдать, что окончил университет, – я пришел просить, чтобы вы взяли меня на службу.

– А что ты окончил?

– Пять классов гимназии, но экзамены не сдал.

– А ты грамотный?

– Да, немного, но я постараюсь подучиться.

– Конечно! – отвечает глава. – Если будешь прилежным – научишься. Вот я окончил только два класса да земледельческую школу, и этого мне вполне хватает.

Я получил место и сделал бы прекрасную карьеру, если бы мои коллеги каким-то образом не пронюхали, что я окончил университет, и не донесли на меня начальству. Начальство сразу же возымело против меня зуб, и я, понятно, потерял службу.

Выждав некоторое время, чтобы в правительственных кругах забыли о том, что я окончил университет, я отправился к главе другого министерства.

– Господин начальник, говорю, я пришел попросить вас взять меня на службу.

– А кем ты был до сих пор?

– Унтер-офицером.

– Ты где-нибудь учился?

– В унтер-офицерской школе.

– Достаточно. Я был поручиком, и вот... слава богу.

Я опять получил очень хорошее место и занимал бы его до сих пор, если бы против меня не началась целая кампания. Прежде всего министр стал получать анонимные письма, в которых сообщалось, что я окончил университет, затем появились статьи в газетах: "Что это значит? На государственной службе держат человека с университетским дипломом. Знает ли об этом господин министр, а если знает, то собирается ли он и дальше терпеть подобное безобразие?" Когда и этого оказалось мало, поступил запрос в скупщину: "Известно ли министру, что на государственную службу проник человек, окончивший университет, и как министр к этому относится?"

После такого оборота дел, разумеется, я не мог больше оставаться на службе.

С тех пор я уже и не пытался получить какую-либо должность.

Диплом об окончании университета я тем временем вставил в рамку и повесил на стену рядом с дипломом, именующим меня почетным членом одного певческого общества. И от первого, и от второго прок один, вот и пускай висят рядом.

И только я стал забывать о своем досадном жизненном промахе, о том, что и я когда-то окончил университет, как вы, мои дорогие товарищи и друзья, поспешили напомнить мне об этом своим приглашением. Непременно приму участие в торжестве. Почему бы и нет? Если есть люди, празднующие двадцатипятилетие супружеской жизни, то почему бы мне торжественно не отметить это меньшее зло, державшее меня двадцать пять лет в кабале у какого-то диплома и погубившее мою карьеру.

КРАТЧАЙШИЙ ПУТЬ

Какой-то дурак, возомнивший себя философом, изрек одну глупость, которую многие считают верхом мудрости. "Прямая дорога – дорога кратчайшая", – гласит эта мудрость, над которой смеялись и раньше, над которой хохочут теперь, а в будущем по поводу нее станут ядовито улыбаться.

Кто бы ни поверил этой мудрости и ни отправился прямой дорогой, всегда прибывал к месту назначения последним или не попадал туда вовсе.

Возьмите хотя бы такой случай. Вы знаете, что прямая дорога от Калемегдана до Славии проходит по Теразии; по ней проложена трамвайная линия. И вот кто-нибудь, скажем, Алекса, отправится по этой дороге к Славии, а кто-то другой, скажем, Борисав, пойдет от Калемегдана через Варош-капию по Абаджийской Чаршии 1. Разумеется, второй, то есть Борисав, окажется на Славии раньше, чем первый.

1 Названия различных улиц, площадей и парков Белграда.

Но это не очень убедительный пример, я его выбрал не совсем удачно. Конечно, этот второй, Борисав, какой бы крюк он ни сделал, придет первым, поскольку на прямой дороге, по которой будет следовать Алекса, ходит белградский трамвай. Алекса, конечно, не захочет идти пешком и поедет на трамвае. Но если он так поступит, то, разумеется, прямая дорога вовсе не окажется кратчайшей, и наверняка второй путник – в обход и пешком доберется до Славии раньше.

Итак, это неудачный случай, но есть и другие примеры, которые убеждают, что прямой путь – вовсе не кратчайший.

Вот возьмите одно из самых обычных жизненных явлений – любовь, причем любовь серьезную, за которой следует брак. Допустим, господин Пера влюблен в барышню Анку и влюблен серьезно. Он, конечно, считает, что лучше всего прямо сказать ей об этом. Он ищет случай сегодня, ищет завтра и, наконец, на каком-то балу, а их только для этого и устраивают, подходит к ней, дрожит, бледнеет и заплетающимся языком шепчет:

– Я вас люблю!

Услышав признание, она ведет себя, как в таких случаях и подобает вести себя девушке. Она волнуется, краснеет, опускает глаза, у нее сильно бьется сердце, пересыхают губы.

Он хочет знать только одно: "Да или нет?" Танцуют кадриль, а он шепчет ей: "Да или нет?" Танцуют вальс, а он ее спрашивает: "Да или нет?" Танцуют селянчицу, а он опять: "Да или нет?"

Наконец у девушки вырывается: "Да!", и он, совершенно счастливый, мечтает о своем прекрасном будущем.

Но пока господин Пера хранит ее "да" как ценный залог и предается мечтам о будущем, строя карточные домики, господин Сима, которому барышня Анка тоже очень нравится, вовсе не подходит к ней, чтобы объясниться в любви. Он знает, что прямой путь – не самый короткий.

Он подходит к ее матери и развлекает ее разговором:

– Ах, сударыня, какой прекрасный ребенок ваша дочь. Я никогда не встречал так хорошо воспитанных детей.

А матушка сладко смеется, и что-то приятное щекочет ее душу.

– И ведь как верно говорят в народе, – продолжает господин Сима, прежде посмотри на мать, а уж потом сватайся к дочери. Но люди часто ошибаются: собираясь жениться, и не взглянут, что представляет собою мать воспитанная ли она, порядочная ли. А ведь какова мать, такова будет и дочь. Вот, пожалуйста, на вашем примере это лучше всего видно.

А мать слушает, и душа ее вздымается к небесам, будто тесто на дрожжах подходит, сердце ширится, как меха гармоники, и чувствует она, что ей уже не уместиться на одном стуле и нужно подставить второй.

А господин Сима на этом не останавливается. Он ищет и находит тетку барышни Анки. С теткой он ведет совсем иной разговор:

– Ах, сударыня, пусть люди говорят, что годы налагают на человека отпечаток. Но сколько бы ни было вам лет и как бы ни блистали юностью эти девушки на балу, вашей свежести и вашему виду может позавидовать любая молодость.

А у госпожи тетки сверкают глаза, она чувствует, как тепло разливается по всему ее телу, и вдруг ей становится так жарко, что хочется убежать домой переодеться.

Господин Сима не останавливается и на этом, он находит отца девушки, ее другую тетку и всех остальных родственников. И, как вы думаете, кто женится на барышне Анке? Господин Пера, вошедший в ее сердце прямым путем и уже добившийся ее "да", или господин Сима?

И так не только в любви. Стоит лишь посмотреть вокруг.

Возьмите государственную службу. Господин Янко честно и усердно служит, работает, трудится день и ночь, растет число его детей, растут долги, но он все надеется, и для этого есть все основания:

"Вот дослужусь до хорошего жалованья – рассчитаюсь с долгами, дослужусь до лучшего, более почтенного места – займусь воспитанием детей".

И у него есть все основания надеяться. Ведь в его руках верный залог честный труд, всеобщее признание, добрая слава. Но пока он надеется, господин Стева поступает совсем иначе. Он ходит от дома к дому, от двери к двери и узнает, в которые из них можно проникнуть; у него есть тетка, еще на школьной скамье дружившая с нынешней госпожой министершей; у него есть дядя – дальний родственник другой госпожи министерши; вторая его тетка состоит в родстве с госпожой Савкой, советницей, а госпожа советница была первой женой господина генерала, тогда как вторая генеральская жена находится в наилучших отношениях с господином министром.

Как вы думаете, кто в Сербии первым сделает карьеру – несчастный Янко, считающий, что прямая дорога – кратчайшая, или господин Стева, окруженный всеми своими тетками, дядьями и знакомыми?

Стоит только прочесть в "Сербских новостях" указы о назначении, а прочитав, расспросить, кто кому приходится родней, и загадка будет разгадана.

Нет, нет, прямой путь в Сербии – это самый долгий путь, и речь идет не только о поездке трамваем от Калемегдана до Славии.

Даже к богу вы не можете обратиться прямо. И если вы хотите, чтобы на вас низошла его благодать, незачем обращаться к нему с простой, усердной и честной молитвой; вам следует проведать о лазейках, через которые обходным путем скорее всего можно снискать божью милость.

ОПЯТЬ КРИЗИС

С каких уже пор помятые цилиндры валяются под кроватями, с каких уже пор у нас не было правительственного кризиса! А это так непривычно! Нет кризиса – и нам как-то не по себе, все кажется мертвым и однообразным.

Вообразите, например, что какой-то кабинет министров существует у нас десять лет. Целых десять лет непрерывно существует и не уходит в отставку.

Боже, как бы это выглядело? Думаю, это выглядело бы очень необычно.

Наши дети вступили бы уже в министерский возраст, а министрами стать не могли бы, поскольку заняты все места. И дети наши, словно бедные сиротки, бродили бы по улицам, не зная, чем заняться. А мы, родители, были бы вынуждены устраивать целые демонстрации, скандируя: "Освободите министерские места, вас просят дети!"

Далее, это могло бы иметь и более глубокие, более важные последствия и повлиять на все отношения в обществе. В последнее время наши дети не женятся, пока не станут министрами. И если так долго будут заняты все министерские портфели, начнут волноваться и девушки, во всяком случае те, у которых приданое более двадцати тысяч динаров и которые претендуют на звание министерши.

Но, слава богу, такое у нас не может случиться. Десять лет наше правительство никак не продержится, месяцев десять протянет – и то ладно.

Вот и на этот раз уже давненько не было министерского кризиса, и неотутюженные цилиндры претендентов залежались под кроватями. Но вчера цилиндры были извлечены из укромных мест, а сегодня уже сверкают, словно жиром намазанные, и висят в коридоре на вешалке, чтобы в любую минуту оказаться под рукой.

А еще позавчера господин Тома, возвратившись домой позже обычного, заговорил, не успев войти в комнату:

– А что, Савка, где бы это мог быть мой цилиндр?

– Где ему быть, – ответила она равнодушно, – с тех пор как ты его надевал во время последнего министерского кризиса, так все и лежит в картонке. А почему ты спрашиваешь?

– Так, просто в голову пришло.

– Уж не хочешь ли ты подарить его Народному театру?

– Нет, я хочу, чтобы ты отдала его завтра отутюжить.

– Что?!

– Чтобы ты отдала его отутюжить.

– Ой, а нет ли случайно министерского кризиса?

– Ну да, кабинет подал в отставку.

– Боже, и ты так спокойно... Вместо того, чтобы уже в дверях крикнуть мне: "Радуйся!" – ты...

– Я же сказал...

– Так вот, я завтра же утром отдам переделать мое черное шелковое платье. Нужно убрать бархатные отвороты и перекроить рукава. Такие теперь не носят...

– Ой, жена, погоди, ради бога.

– И знай, завтра же, рано утром, ты мне закажешь визитные карточки. У меня нет ни одной визитной карточки.

– Погоди ты, ради бога.

– И еще хочу, чтобы ты мне...

– Да погоди же, прошу тебя!

– Ну конечно, ты всегда так – погоди, погоди, а сам никогда и не станешь министром.

И в доме господина Томы наступает кризис, более опасный и тяжелый, чем кризис правительственный. Ибо если госпожа Савка начнет, она уже не может остановиться. Думаю, кризис этот не окончился до сих пор, тем более что господина Тому, как мне известно, никто и не собирался выдвигать кандидатом на министерский пост.

ДИТЯ ОБЩИНЫ

Несколько дней тому назад произошел необычайный случай. В скором поезде, идущем из города Ниш, неизвестная женщина родила ребенка. На следующей станции она вышла и исчезла, оставив младенца в поезде, который ночью прибывал в Белград.

Как только поезд пришел, ребенка нашли и отнесли в железнодорожный полицейский участок. Тут был составлен протокол, устанавливающий следующие факты:

а) ребенок действительно существует (на случай, если вдруг его матери взбредет в голову отрицать, что он вообще существует);

б) ребенок женского пола;

в) ребенок принадлежит королевству Сербии (на основании известного юридического принципа, утверждающего, что плоды принадлежат той земле, на которой произрастают).

Руководствуясь перечисленными фактами, полицейский комиссар составил акт, приложил к нему ребенка и направил все это в Общую государственную больницу.

Общая государственная больница прочитала акт, изучила приложение к акту и решила, что подобные дела находятся вне пределов ее компетенции. Перегнув акт пополам, она написала на обратной стороне бумаги: "В связи с возвращением данного акта и приложения к нему, Общая государственная больница имеет честь заявить, что она в отношении найденных детей неполномочна".

И вот полицейский комиссар снова "принял в свое ведение" ребенка. Что ему делать, где искать выход? Вертел он его в руках, вертел, словно Дамьянова жена руку Дамьяна 1, и пришло ему в голову, что в больнице на Врачаре 2 существует гинекологическое отделение и акушерские курсы. Следовательно, никто так не "полномочен" в смысле приема детей, как врачарская больница. Сел комиссар за стол и написал великолепный вежливый акт, адресованный этой больнице, приложил к нему ребенка и направил пакет по назначению.

1 Имеется в виду народно-песенный сюжет о жене одного из героев сербского эпоса, которой птицы принесли руку убитого турками мужа Дамьяна, известив таким образом о гибели героя.

2 Врачар – район Белграда.

Пока ребенок путешествовал в больницу, произошло еще одно событие.

Едва у комиссара немного полегчало на душе при мысли, что вопрос с ребенком улажен, как вдруг входит к нему жандарм и отдает честь:

– Господин комиссар!.. Появился...

– Кто появился? – спрашивает комиссар официальным тоном.

– Вот... – смутился жандарм, – появился ребенок.

– Ох, опять этот?

– Нет, не этот, другой!

– Что?! – зарычал комиссар и принялся расшвыривать по канцелярии чернильницы и линейки. – И слышать не хочу, понятно вам? С меня довольно и этого, первого! Отнесите его в Земун, выбросьте его, подарите кому-нибудь, делайте с ним что хотите! Что это значит? Теперь, когда открыта граница, теперь, когда осуществляется экспорт, теперь...

– Ах, нет, извините, – скромно вставляет жандарм, – у вас появился.

– Что еще у меня появилось, говори!

– У вас появился ребенок. Госпожа родила.

Тут комиссар прижал к груди жандарма и помчался домой, обнимая по дороге всех встречных. Прибежав, он заключил свое дитя в объятия. И только он было оттаял в лучах первой отцовской радости, как из врачарской больницы прислали акт и с ним, разумеется, приложение! Больница на Врачаре тоже объявила себя "неполномочной".

У комиссара сразу оказались полные руки детей, а значит, и полные руки забот. Что ему делать, куда деть ребенка? Оставалось только усыновить его, но это был бы плохой прецедент, так как в дальнейшем, где бы каких бы детей ни находили, непременно посылали бы ему. Тут с горя он вспомнил, что существует еще Ассоциация матерей, которой и поручено собирать подкидышей.

Сел он опять за стол и написал акт, адресовав его этой ассоциации вместе с приложением – ребенком, чтобы скорее отдаться своей отцовской радости. А была она так велика, что он чуть не отослал, как приложение к акту, свое собственное дитя и не оставил себе подкидыша.

Спустя некоторое время рассыльный приносит ответ, адресованный комиссару Ассоциацией матерей, а вместе с ответом и приложение. В письме ассоциация заявляет, что, во-первых, ее бюджет превышен и поэтому она не может принять приложенного к акту ребенка, во-вторых, она вообще не принимает детей, направленных к ней на основании акта, ибо в таком случае необходимо созывать совещание, на котором вопрос о принятии ребенка решается большинством голосов, а без такого решения ребенок не может быть принят, за исключением тех случаев, когда подкидыш найден на улице.

Первую причину комиссар прекрасно понимал: превышен бюджет – и точка. В конце концов и мать, оставившая в поезде ребенка, поступила так потому, что превысила свой бюджет.

Но второе объяснение никак не укладывалось у него в голове. Выходит, если ребенка вежливо и по форме вручить ассоциации вместе с официальным актом, его не примут, а если подкинуть, то примут. И комиссару больше ничего не оставалось, как подкинуть младенца, хотя сам он – власть. Добро бы еще хлопотать ради собственного ребенка, а то ведь какой-то найденыш, к появлению на свет которого он совершенно непричастен! И все-таки ему пришлось спрятать этого ребенка под шинель и тайком, чтобы не заметило начальство, положить его у дверей материнской ассоциации. Так окончились невиданные страдания несчастного представителя власти и двухдневные скитания ребенка, который был наконец взят материнской ассоциацией на попечение.

Если бы роман под названием "Дитя общины" не был уже мною написан, этих фактов хватило бы для создания еще одного романа.

СОБАЧИЙ ВОПРОС

На вчерашнем вечернем заседании белградской общины было принято постановление о повышении на десять динаров налога на собак.

Мы вынуждены серьезно задуматься над тем, чего хочет добиться община таким большим повышением налога. А она могла иметь в виду только две цели: либо увеличить свои доходы, либо уничтожить собачье сословие.

Давайте рассмотрим поочередно оба эти предположения и их обоснованность. Допустим, община хочет как можно больше увеличить свои доходы и достигнет этого, повысив налог на собак. Возможно, денежные поступления по этой статье будут так велики, что она даже сможет за счет собачьего дохода платить жалованье одному из своих служащих. И все же я считаю, что общине не следовало бы в данном случае брать пример с государственной власти. Если наше правительство хочет несколько увеличить свои доходы, оно увеличивает их за счет чиновников-практикантов. Так неужели же весь государственный и городской бюджет ляжет на плечи практикантов и собак!

Теперь перейдем к рассмотрению второго предположения, а именно, будто община поставила перед собой задачу уничтожить собачье сословие в Белграде. Если, в самом деле, наша община отважилась на нечто подобное, то пусть она ответит прямо: кто же тогда будет лаять в Белграде?

Я должен сразу же заявить, что понимаю различие между облаиванием и лаем. Вот если бы нашей общине удалось обложить высоким налогом облаивание, я бы еще мог ее понять. В кратчайший срок она стала бы самой богатой общиной в мире и смогла бы произвести большие работы: выстроить великолепные школы, крытые рынки, богадельни, дома для гимнастических обществ и т. д. Вот какие большие доходы принесло бы это у нас в Белграде.

Но лай нельзя обложить налогом, нельзя его и совсем запретить. Лай это, если хотите, наша общественная потребность.

Сколько раз лай собаки спасал людям семейное счастье и честь!

Сколько раз лай собаки спасал гражданам их имущество! О, я неоднократно размышлял о том, как было бы хорошо, если бы ночные сторожа лаяли ночи напролет, раз уж они иначе не способны уберечь наше имущество! Думаю, что таким путем они больше бы содействовали и безопасности белградских граждан.

Именно это делают сейчас наши собаки. Но община объявила теперь собакам войну и угрожает совершенно их истребить.

Прекрасно, но кто же тогда станет лаять в Белграде? Людям невыгодно будет держать собак, а лай – как я вам только что имел честь доложить – наша общественная потребность.

Придется как-то изворачиваться. Думаю, что многие смогут воспользоваться граммофоном. Прежде чем расстаться с любимым псом из-за слишком высокого налога и отдать его живодеру, беднягу заставят налаять граммофонную пластинку. Пес в своем лае постарается излить все, что у него накипело на сердце; он пролает свое завещание и будет отдан живодеру. А его хозяин каждый вечер, заперев ворота, станет выносить граммофон и заводить его во дворе.

А когда за каждыми воротами раздастся лай граммофонов, тут уж ни ворам, ни любовникам даже в голову не придет перелезать через чужие заборы.

А если граммофоны слишком дороги, люди придумают что-нибудь другое. У нас, слава богу, всегда найдется достаточно людей без работы и без хлеба. Кто знает, может быть, таким образом возникнет новая профессия. В один прекрасный день мы станем читать такого рода объявления:

порядочному семейству

требуется молодой человек,

умеющий лаять

Разумеется, этот молодой человек стал бы исполнять в данном порядочном семействе только ночные обязанности, а лай приносил бы ему дополнительный доход. Впрочем, разве мало у нас молодых людей, исполняющих в наших порядочных семьях только ночные обязанности? Ну вот, им было бы очень кстати научиться еще и лаять.

Кто знает, может быть, в результате новой потребности будут созданы специальные курсы в наших школах иностранных языков, и людей станут обучать лаю.

Короче говоря, все сказанное здесь – это ответ на вопрос, как нам выйти из создавшегося положения. Но гораздо важнее, как выйдут из этого положения сами собаки. Поскольку община включила собачий вопрос в повестку дня, не думаю, чтобы они остались к этому равнодушны.

Я даже слышал, что собаки уже провели конференцию в сравнительно узком составе (конечно, не в охотничьем зале отеля "Париж", а на Старом кладбище), где было решено созвать в ближайшие дни большой собачий митинг.

И вот митинг состоялся. Он был организован в котловине на Таш-Майдане. Собрались представители всех собачьих прослоек – собаки, подкармливающиеся на бойне, комнатные собачонки, уличные псы, дворняги из сельской местности короче, собаки всех профессий и званий.

Собрание было открыто ровно в три часа пополудни. Председателем единогласно избрали Мургу, собаку с акционерной бойни.

Председатель поднялся на небольшой пригорок; обнюхав траву и лежавший тут же камень, он отчетливо и звонко пролаял благодарность присутствующим за доверие и сразу же представил им в качестве секретаря какую-то дворнягу, которая каждый день шныряет по Великой Пияце 1.

1 Великая Пияца – район Белграда, где расположен большой базар.

Секретарь произвел на собравшихся не очень хорошее впечатление. Пронесся даже ропот недовольства, ибо эту дворнягу все знали как полицейского шпиона, побывавшего уже несколько раз в фургоне живодеров, но всегда умудрявшегося спастись благодаря заступничеству некоторых жандармов. В хорошо осведомленных собачьих кругах об этой дворняге было распространено мнение, что она не чиста на руку. Уже два или три раза ее застигали на месте преступления, когда на Великой Пияце она вытаскивала кусок мяса из корзинки у какой-нибудь влюбленной кухарки.

Но сейчас, несмотря на все это, она была назначена секретарем, и собрание, хотя и скалило от недовольства зубы, все же вынуждено было терпеть.

Первым на митинге взял слово некий бульдог.

– Прошу вас, господин председатель, разрешите мне первому пролаять.

– Пожалуйста, извольте.

– Братья! – начал бульдог. – Вам известно, почему мы здесь собрались. Вы сами понимаете, что причина наших бедствий кроется не в экономических затруднениях. Наоборот, мы можем констатировать, что со времени разрыва отношений между Сербией и Австро-Венгрией наше положение даже улучшилось. Живой скот из Сербии теперь не вывозится, его режут здесь, на месте, и нам перепадает немало мясных отходов 1. Но наше социальное положение поставлено под угрозу. Налог, которым община обложила нас, так велик, что намерение общинного управления становится совершенно ясным. Оно хочет нас ликвидировать. Будем ли мы молчать, или выступим с протестом? Вот о чем надо сегодня обменяться мнениями.

1 Имеется в виду разрыв торговых отношений Сербии с Австро-Венгрией в 1905 году. Австро-Венгрия, которой не удалось навязать Сербии кабальный торговый договор, закрыла свою таможенную границу для вывоза сербского скота. Начались затяжные таможенные споры, получившие название "свиной войны", так как основную часть сербского экспорта составляли свиньи.

– Протестовать, протестовать! – залаяли все хором.

– Прошу слова! – взвизгнула маленькая кудрявая болонка.

– Слово имеет болонка! – пролаял председатель.

– Очень прошу президиум, – нежно заскулила болонка, – призвать к порядку эту палилулскую дворнягу; пусть этот пес не действует мне на нервы. Весь в репьях, на хвосте у него сплошной репейник, а еще вьется вокруг меня.

– А что, – рявкнул палилулец, – я ведь тоже гражданин этой страны, даже если у меня хвост в репьях.

– Успокойтесь! – взывает председатель.

– Посмотрите только! – лает палилулец. – Выкупалась, надушилась одеколоном, а теперь никто не смеет даже сесть с ней рядом. Ишь, модная картинка!

– Тише вы, ради бога! – успокаивает председатель. – Я просил бы с мест вопросов не задавать, иначе мы никак не сможем перейти к повестке дня, а мы ведь не депутаты скупщины, получающие деньги за каждый день заседаний и готовые заседать сколько угодно. Будьте добры говорить только о деле, ради которого мы здесь собрались.

– Прошу слова! – рычит пес с Нового Селишта.

– Я не понимаю намерения властей, – продолжает рычать оратор. – Я не знаю, мешаем ли мы властям как сословие, и они нас, как таковое, хотят уничтожить, или им мешает наш лай. Если только лай, то у властей есть средства это пресечь. Пусть издадут более строгие законы об ограничении печати, и мы будем лаять совсем иным тоном. Если же они и в самом деле думают уничтожить наше сословие, то следует прежде поставить вопрос: действительно ли мы самое ненужное сословие в столице? Я могу назвать целый ряд других совершенно ненужных в нашем обществе сословий, так почему бы тогда не разрешить живодерам вылавливать также и их, а не только нас? Но полиция наша на это не обращает внимания.

– Позвольте, позвольте! – поднимается со своего места дворняга-секретарь. – Я запрещаю облаивать государственную власть. Решение принимало городское самоуправление, на него вы и лайте, а на правительство нельзя.

– Эх, будем лаять, если понадобится, даже на господа бога, – хрипло тявкает палилулец с репьями на хвосте.

– Успокойтесь! – рычит председатель.

– Гав! – лает одноглазый пес с городской окраины.

– Гав, гав! – присоединяются к нему еще несколько голосов.

– Позвольте, вы это в адрес полиции? – спрашивает секретарь.

– Тише, ради бога! – призывает председатель и встает на задние лапы, чтобы окинуть взглядом собрание.

В этот момент возникает какая-то сутолока. Слышится лай, визг, собаки сплетаются в клубок, кусаются, царапаются, душат друг друга.

– Что такое, в чем дело? – рычит председатель. – Что там происходит?

– Безобразие! – зло отвечает хромая собака. – Ужасное безобразие: эта болонка принесла с собой кусок ветчины, и теперь из-за него все передрались.

– Что же вы, это вам не обструкция в парламенте, чтобы приносить с собой еду. А где эта проклятая ветчина?

– Ее проглотил пес с репьями на хвосте.

– Ну и пусть, на здоровье! – лает оратор с Нового Селишта, хотя у самого слюна так и струится из пасти.

– Прошу вас, господа, приступим к повестке дня! – призывает председатель.

– К повестке дня, к повестке дня! – рычит собрание.

Слово попросила хромая собака, но едва она начала свою речь, как вдруг на улице послышался треск, грохот и визг. В ряды собравшихся неожиданно ворвалась какая-то дворняжка, к хвосту которой была привязана жестянка из-под керосина. Болонки заголосили, словно вдовы, другие собаки завыли, началась всеобщая паника.

Дворняжка с жестянкой на хвосте носилась среди участников собрания, жестянка отскакивала от земли и била присутствующих по головам.

Сборище стало разбегаться. Первым удрал председатель, за ним секретарь, а потом и все остальные.

На месте происшествия храбро остался только один палилулец с репьями на хвосте. Как военачальник разбитой армии, он осмотрелся по сторонам, оскалил зубы и произнес:

– Отвратительно! К каким только средствам не прибегает наша полиция, чтобы разогнать собрание!

Затем он поджал хвост и потрусил вдоль Крагуевацкой дороги.

ЖАНДАРМЫ-КУРСАНТЫ 1

Итак, наши жандармы сдали экзамены, что вполне равноценно окончанию высших курсов, ибо самый низший курс наук каждый из них прошел прежде, чем стать жандармом.

1 По поводу учреждения жандармских курсов. (Прим. автора.)

Подумайте, как это великолепно – иметь образованных жандармов! В конце концов вы и сами увидите существенное различие между тем жандармом, который совсем по-простецки помянет вашу мать, и тем, который обругает ваших мать и отца со знанием дела и грамматически правильно.

Но это еще не все. В школе жандармов, как известно, были тренировки по боксу, и в первый же раз, когда они начнут расталкивать граждан кулаками, граждане почувствуют немалую разницу между жандармами образованными и необразованными. Так, например, неученый жандарм толкнет тебя кулаком куда попало, а образованный – прямо в селезенку, так что у тебя в глазах потемнеет и ты вынужден будешь признать, что он хорошо сдал экзамен.