Текст книги "Помойник"
Автор книги: Борис Терехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Борис Терехов
Помойник
Глава первая
Я, Володя Бугримов, почти как Юра Гагарин. Если он полетел старшим лейтенантом в космос, то я старшим лейтенантом полетел из армии. Но если он приземлился майором, то я – рядовым охранником в бутике. В Москве. Впрочем, мог бы приземлиться где-нибудь похуже и в звании пониже.
Итак, был обычный февральский вечер.
На душе моей было так же холодно, темно и неуютно, как и снаружи, на зимней столичной улице. Но это образно выражаясь и исключительно ради красного словца. Время близилось к закрытию нашего дорогого и модного бутика. Из-за отсутствия покупателей и даже праздношатающихся, мы откровенно скучали и, томясь от безделья, терпеливо ждали этого счастливого момента. Приятно ласкал слух, внося шумовое разнообразие, тарахтящий распылитель воздуха во вместительном аквариуме с крупными рыбками. Куда слабее гудели лампы дневного освещения. Они заливали все вокруг лиловым светом и превращали наши лица в застывшие синюшные маски, как у обитателей морга.
Кстати, мы – это менеджер бутика Гарик, сидящий в центре зала и нарочито подавляющий зевоту. Кассирша Люба – пышнотелая крашенная блондинка, пересчитывающая дневную выручку. Продавщица Вика, стоящая у застекленной витрины и с загадочной улыбкой рассматривающая собственные ногти. И, наконец, я – красавец-охранник – помогающий ей этим заниматься, то есть разглядывать ее ногти. Меня всегда привлекало все прекрасное в любых его формах и проявлениях. В данном случае яркоокрашенные ногти Вики. Потом мне хотелось понять: каким таким своим потаенным мыслям она улыбается? Не маникюру же или лаку для ногтей, купленному по-дешевке, как она сама хвасталась, на вьетнамском вещевом рынке. Отнюдь нет. Вероятно, как и Мона Лиза, чему-то своему сокровенно-интимному. Но, спрашивается, почему бы не предаться барышне сексуальным фантазиям?
Работа охранника в бутике меня нисколько не смущала. Не мог же я, не имея ни малейшей склонности к финансовым операциям-махинациям претендовать, скажем, на роль главного держателя акций холдинга? Или, хотя бы, на должность его генерального директора? Разумеется, не мог. Нужно довольствоваться тем, что есть. А довольствоваться было чем. Например, на мне был строгий серый английский костюм, белоснежная рубашка и шикарный шелковый, в широкую полоску галстук. Да, еще начищенные до блеска итальянские ботинки. Ну а про свежий носовой платок в заднем кармане брюк и упоминать не стоило.
Эти двое парней, что поднялись к нам на второй этаж, не понравились мне с первого взгляда. Хотя, судя по стильной и добротной одежде и потому, как они следили за собой, их вполне можно было отнести к категории наших постоянных клиентов. Но мне не понравилась их взвинченная, дерганая походка. Нездоровый – и не от изъяна освещения – цвет кожи напряженных лиц. Бегающие блестящие глаза и вздрагивающие, как при нервном тике, руки.
Задержавшись на лестничной площадке, парни принялись издали изучать витрины с выставленными на продажу вещами, одежду, висящую на вешалках. Но больше всего, манекены негритянок, в натянутом на них соблазнительном нижнем кружевном белье. Изучали они и нас четверых, томившихся в зале.
Парни беспокойно переминались с ноги на ноги. Особенно один – чуть ли не пританцовывающий. (По-моему, что-то ирландское.) На зеленой ковровой дорожке, естественно, быстро образовались следы от их грязной влажной обуви.
В мои служебные обязанности, помимо прочего, входила обязанность выпроваживать нежелательных посетителей. Брать их за шкирку – и выпроваживать. Не шучу. Но, будучи по натуре человеком мягким и деликатным, меня это крайне тяготило, и я очень не любил выполнять эту свою обязанность. Иногда, бывало, я натыкался на откровенную грубость и хамство. Иногда возникала даже легкая потасовка. Выражалась она в основном в обоюдном толкании и выяснения актуального вопроса: а ты кто такой? К счастью, подобное происходило не часто – не та у нас была публика. Но сейчас был, вроде бы, именно тот случай – эти парни относились к числу нежелательных посетителей.
Я решительно направился к парням. Хотя, вместо этого, мне гораздо больше хотелось подойти к заросшему водорослями аквариуму на подставке в углу зала. Постучать по его стеклу, чтоб к стеклу важно подплыли полосатые, наподобие моего галстука, рыбки. Как обычно, они уставились бы на меня холодными глазами и принялись шевелить толстыми губами, словно говоря, что нечего, дескать, хулиганить, тварь ты сухопутная, – дай нам поесть. Лучше всего живого мотыля, да пожирнее.
Или, на худой конец, продолжать разглядывать Викины ногти. Но мало ли кому чего хочется?!
Приблизившись к нежелательным посетителям, я вежливо, поправляя галстук, поинтересовался:
– Не могу ли я быть вам чем-либо полезным?
Стоящий впереди плотный парень, с круглым скуластым лицом, уклонился от прямого ответа и пробормотал что-то совершенно невразумительное. Второй, что был повыше и с танцевальными задатками, и вовсе ограничился глуповатой ухмылкой. Столь содержательным и интригующим оказалось начало нашей беседы.
Я повторил свой вопрос, но уже настойчивее.
– Э-э, – протянул первый парень.
– Что «э-э»?
– Польза от тебя, голубок, будет вот какая. Покажи нам, где у вас здесь лежат деньги, – проговорил он, на сей раз внятно и уверенно.
– Ага, и давай живее! Ждать нам некогда! – поторопил меня его приятель. – Так, где оно хранится ваше бабло?
– Вестимо где – в швейцарском банке на четвертой полке сверху. Ладно, ребята, все. Повеселились, и хватит. Покиньте, пожалуйста, немедленно помещение, – твердым голосом попросил я. С гордостью про себя я отметил, что не ошибся в своих предположениях на их счет. Глаз у меня был все-таки наметанный.
– Не указывай нам, хмырь! Покинем твое помещение, когда того пожелаем! – подбоченившись, огрызнулся первый парень.
Между тем второй, «танцор», зашел ко мне с левой стороны. Расстегнул молнию на большой спортивной сумке, висевшей на его плече, и рывком вынул оттуда бейсбольную биту.
Я хотел с ехидцей спросить, играть он сюда явился, что ли? Но не успел, поскольку события стали развиваться в самом стремительном темпе. «Танцор» замахнулся битой – и я инстинктивно отступил к лестнице, а следовало бы – подальше в центр зала. Поэтому удар битой меня все же достал, придясь немного выше моего левого уха. Ощущение было ужасное. Я подумал, что голова у меня треснула, мозги то ли разболтались, то ли спрессовались. Шея же свернута на бок под острым углом.
Охнув от боли, я упал и, считая каменные ступени, покатился по лестнице, пока не распластался на площадке внизу. Распластался, словно баран, готовый к разделке или подстриганию шерсти. Сознание у меня спуталось и смешалось, потемнело в глазах. Действительность воспринималась какими-то вспышками и обрывками. Но я отлично чувствовал холод мраморных плит, которыми был выложен пол вестибюля.
Казалось, что все части моего тела, пронизываемого болью, существуют как бы независимо и отдельно друг от друга. Само собой, напрашивалось сравнение с манекеном-негритянкой, расчлененным на составляющие и со съехавшими до колен кружевными трусами. Еще мне было жаль, что помялся мой английский костюм, белоснежная рубашка и шикарный галстук в полоску, не говоря уж о носовом платке в заднем кармане брюк. Что поцарапались итальянские ботинки. Неизвестно, когда теперь выдадут новые. Чем, спрашивается, мне было до тех пор довольствоваться?
Сверху же, из зала бутика, слышался громкий, раздражающий уши шум.
В один из моментов прояснения моего сознания, через туманную пелену, я увидел, как мимо с топотом, проносится парень, стукнувший меня бейсбольной битой. К груди он прижимал свою спортивную сумку.
Я протянул руку и схватил убегавшего парня за голень. «Танцор» споткнулся, замедлил движение, протащил несколько шагов меня за собой и рухнул во весь рост на пол. Тут же встал на четвереньки и попытался освободить свою ногу. Но я держал парня крепко. Тогда он, извернувшись, сильно ударил подошвой ботинка по моему лицу – и сознание окончательно меня покинуло.
– Как твое самочувствие, Володя? – озабоченно спросила моя старшая сестра Шура, приехавшая навестить меня в больницу. Сейчас это была располневшая сорокалетняя женщина с продолговатым и добродушным лицом, одетая почему-то сразу в нескольких шерстяных кофточек. Но в моем восприятии она навсегда останется другой. Тонкой стройной девушкой в нескладном ситцевом платье, часто провожавшей меня за руку в школу. Над этим еще потешались мои одноклассники. Подобное было совсем не принято в нашем небольшом подмосковном городке.
– Так, скажи, как ты себя чувствуешь? – спросила она еще раз.
– Ничего, Шура, сносно, – ответил я. Шумно затянулся сигаретой и, поперхнувшись, ощутил резкую боль в груди – в трех сломанных ребрах. Я задержал дыхание. Тем более что дышать здешним воздухом было не слишком приятно – ароматы его наполняли еще те.
Больница имеет один общий специфический запах. Но каждое отделение в ней, обладая своей собственной изюминкой, пахнет по-особому. Нашему травматологическому отделению был присущ запах гнойных бинтов, мази Вишневского и ампутированных конечностей. (Отрадно хоть, что не моих конечностей!) Правда, в курилке, где мы сидели на кушетке, он почти не ощущался. В курилке витал стойкий дух табака, от которого Шура то и дело морщила нос. Но где еще можно было уединиться зимой в больнице для разговора с близким человеком? Не в операционной же или перевязочной – они предназначены несколько для иных целей. Потом, кто ж нас туда пустит?
– Бросал бы ты курить, дорогой, – покачала она головой.
– Обязательно скоро брошу, и начну вести здоровый образ жизни, – пообещал я. – Только выберусь прежде из больницы.
– Я тебе тут кое-что привезла, – сказала Шура, протягивая мне пакет с продуктами. Как я понял по ее полным сумкам, она успела побывать уже в столичных магазинах. Считалось, что в Москве все товары продаются лучше и качественнее, чем в Подмосковье. Не знаю, насколько они были лучше, но то, что дороже – это точно.
– Захватила тебе еще несколько книжек. Остались от дяди Виктора. Я помню, что ты любишь читать, – вынула она из одной из сумок стопку дешевых изданий карманного формата.
– Спасибо, Шура, – поблагодарил я, взвешивая на ладони стопку. – Почитаю.
– Честно, я думала, что ты выглядишь хуже. Но, оказывается, что ничего. Вполне терпимо.
Шура делала мне явный комплимент. Хотя мои синяки и гематомы почти зажили, вид у меня был отвратительный. Квазимодо Квазимодой. Лицо, словно после продолжительного запоя – заплывшее и опухшее. Не полностью затянулись зашитые рваные раны. Но, справедливости ради, нитки из них не торчали. Такое вот слабое утешение.
Из-за вывихнутой ноги я заметно хромал. Главное же, иногда у меня нестерпимо болела голова.
– Я хотела сказать, что могло быть хуже, – поняв течение моих мыслей, поправилась Шура. Моя старшая сестра была чуткой и по-житейски умной женщиной. Поэтому к ее словам я привык прислушиваться.
– Как вас здесь кормят? – спросила она, меняя тему.
– Так себе, сильно не разжиреешь.
– Ты ешь больше фруктов и пей сок. В следующий раз я еще привезу, – произнесла Шура. Потом внимательно осмотрела курилку. Задержала свой взгляд на плакате Минздрава, висевшем у нас за спиной. – Пока ты не начал вести здоровый образ жизни, постарайся все-таки меньше курить.
– Постараюсь.
– Признаться, я не ожидала, что эта больница окажется такой чистой и хорошей.
– Меня сюда устроило мое начальство. Это здание совсем недавно построили, по-моему, турки. Да, внешний вид – ничего. Но медицинское оборудование старое и изношенное. Лекарств в обрез. С бинтами и теми проблема. В общем, сплошная показуха, – посетовал я.
– Ну, погоди, не все сразу, – вздохнула Шура. – Но я бы и сама полежала в такой больнице.
– Только не накаркай.
– А что? Все мы люди, все под Богом ходим. Болячек у меня скопилась уйма. Но видел бы ты нашу районную больницу! Нищета – страшная! На больных там с потолка штукатурка падает, а со стен – тараканы. Не выдерживают бедные насекомые бытовых условий нашего лечебного заведения.
– Да знаю.
– Откуда, дорогой? Вспомни, когда ты приезжал к нам в последний раз?
– Извини, Шура, мне было все как-то недосуг, – пробормотал я. Что я мог еще ответить? Но так уж сложилась моя жизнь. Не хотелось мне возвращаться после увольнения из армии в свой родной провинциальный городок. Мне совсем нечего было в нем делать.
– Почему ты молчишь? – спросила Шура.
– Немного задумался.
– Володя, а тех преступников поймали?
– Поймали. Оказались обычными наркоманами. Обкурились – и потянуло на подвиги. Как ни странно, оба из благополучных семей.
– Какая тебе разница, из каких они семей?
– В принципе, никакой, – согласился я. – Но их родители приходили ко мне в больницу с извинениями.
– Тебе, Володя, от извинений родителей ни холодно, ни жарко. Лучше бы денег дали на лечение, – заметила Шура. – А что говорит начальство с твоей работы?
– Начальство? Ему, начальству, никогда не угодишь. Поблагодарили, конечно, поохали. Пообещали выписать премию и попеняли, что я не сумел справиться с какими-то двумя несчастными наркоманами.
– Их бы на твое место.
– Им и на своем месте хорошо, – усмехнулся я. – А на мое место они собираются взять более профессионально подготовленного охранника. Позавчера, кстати, ко мне приезжала одна продавщица из бутика, Вика. Она сказала, что у них стал уже работать какой-то бывший спортсмен-пятиборец.
– По-моему, несправедливо.
В курилку осторожно, бочком, вошла молодая женщина в темных очках. Накануне ее привезли в наше травматологическое отделение. Она встала у окна и, вынув из кармана халата пачку сигарет, закурила.
Вид женщина имела самый жалкий. Она горбилась и старалась прикрыть рукой и воротником свитерка кровоподтеки на своем лице. Пестрый халат как на вешалке болтался на ее, часто вздрагивающих, острых худых плечах.
Дежурная медсестра рассказала мне вчера строго по секрету, что эту молодую женщину избил ее бывший муж.
«Вот изверг. Чуть не зашиб бедняжку до смерти. Ноги бы ему повыдергивать. Но привыкай, Володя. Больница – это тебе не великосветский раунд», – в завершение произнесла она и принялась за чтение любовного романа из жизни высшего общества.
«Раундом здесь и не пахло», – согласился я с медсестрой.
– Что ж, начальству виднее, кого нанимать на работу, – сказала после паузы Шура.
– Нехорошо, конечно, такое желать. Но хотел бы я посмотреть на действия этого пятиборца, если бы его неожиданно огрели бейсбольной битой по голове. Тут уж никакие профессиональные навыки не помогут.
– И смотреть не нужно. Ему будет плохо, – кивнула она. – Значит, Володя, с работы тебя уволили?
– Пока нет, но за этим дело не встанет. После больницы мне обещали дать группу инвалидности. А кому нужен охранник-инвалид? Правда, я где-то читал, гунны специально делали себе шрамы на лице, чтобы внушать страх своим врагам. Так что для запугивания грабителей я вполне еще подойду, – заметил я и шепотом добавил: – Особенно на пару вон с той мадмуазель у окна.
– Фантазер ты, Володя. Вы распугаете с ней не только грабителей, но и всех покупателей с продавщицами. Охраннику в магазине следует иметь приятную и располагающую внешность.
– Откуда ж ее теперь взять?
– Ну, не волнуйся. Со временем шрамы заживут, а то и вовсе исчезнут.
– Будем надеяться.
– Как там твоя Марина? – спросила Шура про мою гражданскую жену, а точнее сказать – сожительницу. – С ней все в порядке?
– В абсолютном. Но жить вместе мы больше не будем. Марина не намерена меня содержать, – заметил я, осторожно ощупывая свои ребра.
– Это Марина тебе сказала?
– Нет. Но, наверное, она так думает.
– Прости, Володя, это как-то не по-людски, – нахмурившись, произнесла Шура.
– Почему? У Марины нет передо мной никаких обязательств. Она вольна поступать как ей угодно. Потом, вроде бы, она нашла мужчину своей мечты.
– Тогда понятно. Здесь ничего не попишешь, – согласилась она. – Что ты собираешься делать?
Это был именно тот вопрос, выяснить который Шура и приехала сегодня ко мне в больницу. Но знать бы самому на него ответ. Теперь в Москве у меня не было ни работы, ни жилья.
– Не замыкайся в себе, Володя.
– Я не замыкаюсь.
– Так, что ты собираешься делать?
– Понятия не имею, – честно признался я.
– Станешь снимать квартиру?
– На что? Не на пособие же по инвалидности.
– Верно. На это пособие даже не прокормиться. Вот что, Володя. Если ты решишь перебраться жить ко мне, то, конечно, я тебя не прогоню, – с трудом подбирая слова, произнесла Шура. – Ты мой брат. Наша родительская квартира такая же моя, как и твоя. Тебя оттуда никто не выписывал.
Она замолчала и принялась перекладывать свои покупки из одной сумки в другую.
– Ясно, – пробормотал я.
– Но ты знаешь, что характер у моего Геры не мармелад, – вздохнув, сказала Шура.
Точно. Мармеладным характером этот мой родственник никак не отличался. Чаще всего он бывал вполне приличным и адекватным человеком. Но порой в него словно вселялся бес. Он становился злым и агрессивным. Раздражался буквально по любому поводу – ругался и скандалил, покрываясь красными пятнами и брызгая слюной.
– Володя, еще одно. У меня больной ребенок, – напомнила Шура.
– Но он же в основном живет в интернате, – сказал я, чуть было не добавив «для умственно отсталых», но во время прикусил язык.
– На выходные он приезжает к нам. Иногда с ним бывает очень сложно.
– Не представляю даже, как ты со всем этим справляешься. И больной ребенок, и Гера с его характером, и работа диспетчером в ДЕЗе. Нет, ты заслуживаешь памятника.
– Спасибо, но я привыкла.
– В общем, Шура, я тебя прекрасно понимаю. Но сейчас так уж сложились обстоятельства. Мне совсем некуда деваться, – сказал я. Не хотелось стеснять семью моей сестры. Не хотелось доставлять ей лишние хлопоты и беспокойства – у нее была и без того несладкая жизнь. Но другого выхода у меня просто не было.
– Я обещаю, что проживу у вас недолго. Только подлечусь немного. Потом устроюсь на работу и подыщу себе какое-нибудь жилье, – пообещал я.
– Ни минуты в этом не сомневаюсь, – кивнула она. – Слушай, ты хорошо помнишь дядю Виктора? Ну, младшего брата нашего отца.
– Как же, помню. Но смутно. По-моему, долговязый такой мужик, с луженой глоткой и косматыми бровями. Изредка он приезжал к нам. Обычно они закрывались с отцом на кухне, сидели там и выпивали. После скандалили до хрипоты, но быстро мирились и снова выпивали.
– Верно, – подтвердила Шура. – Между ними всегда были сложные отношения. Они почему-то никак не могли найти общий язык. Что-то у них там тянулось из далекого прошлого.
– Меня это не особенно трогало.
– Да и меня. Дядя Виктор работал зоотехником на птицеферме в одном подмосковном поселке. Пока эту птицеферму не разогнали. Значит, полгода назад он умер.
– Жалко. Очень жалко, – заметил я. – Но, кажется, ты мне об этом говорила по телефону.
Молодая женщина в пестром халате у окна закурила вторую сигарету, сняла темные очки и бросила взгляд в нашу сторону. Я приветливо ей кивнул. В ответ она улыбнулась. Но из-за разбитой губы улыбка у женщины получилась кривая и однобокая. Как у гестаповца из старого советского кинофильма, допрашивающего пойманного партизана.
– Стало быть, дядя Виктор умер и отписал мне свое наследство. Правильнее сказать, нам двоим. Поскольку никаких других родственников у него не осталось. Все его наследство – это двухкомнатная квартира в доме городского типа в поселке Вихляево. Само собой, с обстановкой.
– Я и не знал.
– Володя, я ж тебе рассказывала о его наследстве еще осенью, – упрекнула меня Шура.
– Разве? Что-то не помню, – пожал я плечами. Возможно, она действительно мне рассказывала, но я не придал этому никакого значения. Что ж, бывает.
– Сначала я подумала: зачем нам сдалась эта его квартира? Был хотя бы деревянный домик – тогда куда еще ни шло. Приезжали бы отдыхать летом. А то квартира в поселке – ни туда, ни сюда. Но потом решила: вдруг когда-нибудь пригодится? Чего добру пропадать? Опять же, продать можно. Как твое мнение?
– Точно, вдруг пригодится, – согласился я. – Но лучше бы дядя оставил нам квартиру в Москве.
– Оно конечно, гораздо лучше. В общем, начала я оформлять наследство. Ты не представляешь, как это сложно у нас с нашими бюрократами. Нужно собрать целую кучу документов и ходить с ней по разным кабинетам. А у них, у чиновников, то огромные очереди, то неприемные дни, то они уехали куда-нибудь. Я все нервы себе истрепала, даже аппетит потеряла. Не говорю уж о том, что на каждом шагу приходилось давать взятки. Но куда без них?
– Большие?
– Это – как посчитать, – ответила она и, помолчав, добавила: – Извини меня, Володя, я все записала на себя. Понимаешь, чтобы было меньше волокиты.
– Записала, так записала. Я не в претензии.
– Ну и отлично. Ну так вот, у нас с Герой есть к тебе предложение. Может, после больницы ты поедешь жить в тот поселок? Чего нам всем ютиться в одной квартире? К тому же ты человек молодой. Вероятно, пожелаешь жить с какой-нибудь девушкой.
– Зачем загадывать раньше времени? – смутился я. – Подожду я пока с девушками.
– Ой, не зарекайся. Это ж вполне естественно, и я не намерена тебе мешать. Но как мы в этом случае вообще уместимся в нашей малогабаритной квартире?
– Давай, пожалуйста, не сгущай краски, – попросил я. – Что толковать о том, чего еще нет.
– Нет, так будет, – убежденно произнесла Шура. – Но есть один вариант. Я переоформлю все документы и владей имуществом дяди ты один. Но тогда больше ты ни на что претендовать не будешь. Мы составим соответствующую бумагу. Ладно, Володя?
Как известно, женщины с именами, которые могут быть и мужскими, имеют в характере черты, присущие противоположному полу. У Шуры сейчас это проявилось в полной мере. Женская мягкость сменилась мужской твердостью.
– Как скажешь, – кивнул я. С детства я привык подчиняться своей старшей сестре.
– Вот и чудесно! Только, дорогой, ты не подумай, что я отправляю тебя к черту на куличики. Поверь, у дяди Виктора не так уж и плохо, – быстро сказала Шура, заметив мои колебания. – У него нормальная квартира на втором этаже. Дом городского типа с электричеством, магистральным газом и холодной водой. Есть колонка, чтоб подогреть воду для ванны или душа, – вдохновенно продолжала она. – Словом, квартира полностью пригодна для постоянного проживания.
– Крыша-то в его доме хоть не протекает? – спросил я.
– Нет, не волнуйся – не протекает. За домом следят, – обидевшись, ответила Шура.
– Тогда это то, что мне нужно.
– Конечно. В квартире дяди есть обстановка, холодильник, телевизор. Ну, все-все. А сколько в ней всяких интересных вещичек! Но беспорядок в квартире ужасный. Будто Мамай прошелся. Впрочем, это ерунда. Приберешь потихоньку, избавишься от лишнего хлама, сделаешь косметический ремонт – и живи там хоть до скончания века.
В раздумье я погладил свою побаливающую шею. Меня настораживало, что очень уж все славно Шура описывала. Если там и впрямь так замечательно, то почему она сама не переберется жить туда с семьей? Ведь ее квартира в подмосковном городке далеко не предел совершенства. По сравнению с некоторыми столичными квартирами – она просто собачья конура. Странно. Хотя сестра наверняка ответит, что не переезжает исключительно из-за работы, своей и мужа.
– Кстати, как с работой в том поселке? – спросил я.
– Обыкновенно как – никак. Плохо, как и везде в сельской местности. Но, я думаю, при желании можно всегда чего-нибудь найти.
– До Москвы долго добираться?
– Точно сказать не могу. Но по-моему, где-то в районе двух часов, двух с половиной. Дорога, правда, неудобная. С пересадками. Да, совершенно забыла. У дяди огромная библиотека, – радостно произнесла Шура. – Даже Гера, насколько не охотник читать, и то в последний наш приезд взял себе несколько книг.
– Сама-то ты часто бываешь в дядиной квартире?
– Нет. Говорю же, далеко ехать, не ближний свет. Видишь, даже прибраться в ней не успела.
– Раз так, то поселяне и поселянки мигом все разворуют, – заметил я.
– Не разворуют. Я договорилась с соседом Марком Петровичем, чтобы он присматривал за квартирой. Вполне положительный дядечка – рассчитывать на него можно. Мне кажется, что он с примесью еврейской крови.
– Что ж, будем надеяться на Марка Петровича.
– В общем, квартира дяди для нас всех хороший выход. Только есть одно но. В самом поселке иногда бывает не слишком приятный запах. Это когда дует ветер с определенной стороны.
– Почему?
– Понимаешь, Володя, такое дело, – замялась она. – Поселок находится недалеко от мусорного полигона.
– Рядом с городской свалкой, что ли?
– Ну да. Но не рядом, а на некотором расстоянии. Потом чем она тебя смущает? Это же не ядерный полигон. Местные жители, например, нисколько не жалуются ни на свалку, ни на неприятный запах, – сказала Шура, завершая наш разговор. – Ладно, я побегу. Скоро приеду к тебе с нотариусом. Оформим все документы прямо здесь, в больнице. Конечно, это влетит нам в копеечку. Но зато мы избавимся от всех хлопот. Володя, ты согласен?
– Естественно, – ответил я. Вероятно, самое мое место было сейчас на городской свалке. Дожил, называется.
– Познакомишься там с Помойником.
– Что это за фрукт?
– В поселке узнаешь.
– Но все же?
– Да мне самой ничего про него толком неизвестно. Ну, до свидания, дорогой. Быстрее поправляйся, – сказала она, поднялась и звонко чмокнула меня в лоб.
Прихрамывая, я проводил Шуру до выхода из курилки и немного по коридору. Затем, помахав ей рукой, вернулся обратно на свою насиженную кушетку, закурил и взглянул на женщину в пестром халате, блуждавшую с потусторонним выражением лица у окна.
– Привет! – поздоровался я, возвращая ее на землю.
– А-а?..
– Владимир, – представился я.
– Татьяна, – назвалась она, улыбнувшись мне все той же кривоватой улыбкой. – Простите, я невольно слышала часть вашего разговора.
– Пустяки, нам от людей скрывать нечего.
– Ну, все же как-то неловко. Знаете, я лежу в палате с двумя старушками – милыми созданиями. И за день они уже довели меня до белого каления своими расспросами и наставлениями. Одно убежище от них – курилка, – оправдываясь, сказала Татьяна. У нее был удивительно красивый голос – низкий и мелодичный. К счастью, побои, нанесенные бывшим мужем, ему нисколько не повредили.
– С моими соседями аналогичная история. Почему-то у некоторых в больнице просыпается педагогический дар – неуемная страсть к поучительству. Однако, несмотря на это, пойду, отдохну в палату, – вздохнув, заметил я.
– Разумеется, отдохните – у вас такая напористая родственница.
– Что есть, то есть. До скорой встречи, – я поклонился Татьяне, затушил в пепельнице сигарету и поковылял из курилки. На ближайшее будущее у меня были обширные планы. Как-то: размышление над предложением Шуры, чтение принесенных ею детективов и, само собой, лечение полученных боевых ранений. Поэтому скучать мне не придется.
