355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Терехов » Помойник » Текст книги (страница 8)
Помойник
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:12

Текст книги "Помойник"


Автор книги: Борис Терехов


Жанры:

   

Ужасы

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава восьмая

Я давно понял, жизнь сложна ровно настолько, насколько ты сам ее себе усложняешь. Усложняешь в собственном воображении. И по мере сил старался этого не делать. Что получалось, к сожалению, далеко не всегда.

Можно сказать, что у нас с Татьяной был медовый месяц.

За это время узнаешь друг о друге много нового и интересного. Например, вскоре выяснилось, что хозяйка из моей избранницы никакая. Точнее, она не любила заниматься домашним хозяйством. Просто оно ее не волновало – это была не ее стихия.

Иногда, правда, Татьяну обуревала неуемная страсть к наведению чистоты и порядка. Тогда она, предварительно выкурив подряд две сигареты, надевала передник и принималась за уборку. Всего в течение нескольких минут ей удавалось перевернуть квартиру буквально кверху дном. Но ее порыв также внезапно затухал, как и возникал. Она уставала и отправлялась отдыхать на кресло перед телевизором. Завершать начатую уборку приходилось обычно мне.

Не обладала Татьяна и кулинарными способностями. Предпочитала готовить блюда простые и незатейливые. Они же, как известно, были самыми здоровыми для организма. Если, конечно, не подгорали или не переваривались.

Но я и не рассчитывал найти в ее лице домработницу и повариху.

Словом, не стоило все усложнять. В своем воображении – тем более.

Раза два к нам заходил сосед Марек, одетый в парадный костюм, сохранившийся, вероятно, со времен работы заведующим на свиноферме. Он был непривычно чисто выбрит. И от него пахло одеколоном, а не как всегда – сивухой.

С собой Марек приносил бутылку самого лучшего самогона из собственных запасов. Сидел на кухне и рассказывал забавные истории из своей комсомольской юности. Много шутил и отпускал комплименты в адрес Татьяны. Определенно, что ему хотелось понравиться и наладить с ней добрые отношения. Но та держалась с ним подчеркнуто сухо и сдержано.

– Володя, не приучай Марека к нашему дому, – попросила она после его очередного визита.

– Почему? – удивился я.

– Скользкий он тип.

– Пожалуйста.

– Спасибо.

Через неделю к нам пожаловала моя старшая сестра со своим мужем. Чтобы посмотреть, как я устроился здесь, в поселке Вихляево. О чем она заявила сразу же с порога. И, едва сняв верхнюю одежду, принялась с сосредоточенным видом, рысцой, обегать квартиру, разглядывать каждый угол и комментировать то, что увидела.

За Шурой, словно собачка на поводке, неотступно следовал Гера. Кивал и во всем с ней соглашался. За то время, что мы с ним не встречались, он разительно изменился. Сейчас это был совсем другой человек, чем прежде. Гораздо мягче и послушнее. Вот так Шура! Она сумела усмирить буйный нрав мужа и приспособить его под себя.

При осмотре квартиры моя сестра высказала множество советов, замечаний и предложений. Но в целом осталась довольной. Во всяком случае, на словах.

Шура и Татьяна занялись на кухне приготовлением обеда. Что, как правило, позволяет женщинам лучше узнать и понять друг друга. Мы же с Герой уединились в комнате, служившей гостиной. Стало быть, для мужского общения. Он скинул тесноватый пиджак и повесил его на спинку стула. Расстегнул две верхние пуговицы и облегченно вздохнул. Потом долго и опасливо устраивался в кресле, словно боясь, что из него выскочит пружина и вонзится ему в зад.

– Ну, ты как, Володя? – спросил он на правах старшего, разглядывая стену напротив себя, с висевшими на ней картинами.

– Ни шатко, ни валко.

Честно, я никогда не испытывал к Гере особой симпатии, и, по-моему, совершенно взаимно. Он был обычным, ничем не примечательным мужиком. Со своими тараканами в голове. С минусами и плюсами. Но главным для меня было то, что он был мужем моей сестры.

– И как тебе житуха в этом поселке?

– Я уж с ней свыкся, – ответил я. – Отсюда и нужно танцевать.

– Понимаю. Я как бы твой родственник и того… желаю тебе одного добра.

– Мне известно.

– Кстати, что это за девица у тебя в доме? – оживившись, поинтересовался Гера. – Раньше я почему-то ее не видел.

– Это – Татьяна. Я же представлял вас друг другу в коридоре. Ты еще пожимал ей руку. Или забыл? Мы познакомились, когда вместе лежали в больнице.

– Ничего не скажешь, Володя. Нашел подходящее место для знакомства, – заметил он.

– В театре, конечно, знакомиться лучше, – согласился я.

– Она, случайно, не хворая?

– Была, теперь нет. Поправилась.

– Приезжая? То есть, откуда она родом?

– Из Красноярска.

– Ух ты, не ближний свет. Сибирь. Но ты с ней только того… не сильно расслабляйся. Мало ли чего, – неопределенно поводил рукой в воздухе Гера. – Сейчас с приезжими необходимо соблюдать крайнюю осторожность.

– Думаешь, кто-нибудь позарится на эту квартиру в поселке рядом с городской свалкой?

– Еще как позарится! Ты просто плохо знаешь людей. Некоторые за копейку готовы убить. Убить, и не перекреститься, – авторитетно заявил он. – А как она вообще?

– Вообще? Вполне прилично.

– Ты меня не понял, Володя. Я имею в виду, гм, в чисто женском плане?

– У Татьяны красивый голос.

– Я обратил внимание. Голос у нее и впрямь красивый. А то бывает такой, что живого в гроб вгонит. Как железом по стеклу, – вздохнул Гера. Видимо, у него имелся печальный опыт на этот счет. – А какая у Татьяны профессия?

– Она – дикторша.

– Смотри-ка! Наверное, денежная профессия?

– Это точно. Деньги лопатой гребет. Но пока Татьяна сидит дома. Слушай, Гера, а как ты? Как у тебя с работой? – спросил я, устав отвечать на его вопросы.

– Знаешь, нормально. Я ведь ушел из железнодорожного депо. Надоело, понимаешь, горбатиться за гроши. Которые к тому же не всегда выплачивают в срок. Шура тебе говорила, что мы купили садовый участок за городом? Ближе к лету переберусь туда жить. Хочется на старости лет пожить в свое удовольствие.

– Отличная новость. Я рад, – сказал я. – А как у вас с деньгами?

– Обыкновенно. Крутимся-вертимся. Как все, – ответил Гера. Взгляд его блуждал по комнате, перескакивая с предмета на предмет.

– Если тебе что-то понравилось, то можешь взять. Не стесняйся. Сестра, по-моему, оставила мне слишком много дядиных вещей.

– Это не мое дело, Володя. Пускай решает Шура.

Прервав нашу затянувшуюся беседу, нас позвали обедать на кухню. Признаться, эта беседа мне изрядно наскучила и начала тяготить. Да и Геру под конец тоже. Бедняга с трудом сдерживал зевоту.

За столом говорила в основном Шура. Извинялась за незатейливые блюда, приготовленные на скорую руку, рассказывала последние новости своего городка. Восхищалась нынешней ранней весной. Жаловалась на частое нарушение графика движения пригородных электричек. Хвалила меня за мой выбор, то есть за Татьяну. Поскольку в доме без женщины не обойтись, а без такой рукодельницы – тем более. Шура договорилась даже до того, что теперь, дескать, ей было не страшно и умереть. Было на кого меня оставить.

Не проронивший до этого мгновения ни звука, Гера не сдержался и громко высморкался в салфетку. Естественно, мужик обиделся, что его совсем не принимали в расчет. Вроде бы он здесь совсем лишний и посторонний.

Но Шура не прореагировала на эту наглую выходку мужа. В настоящий момент мою сестру гораздо больше занимала Татьяна и ее поведение.

Сама же Татьяна была, как никогда, внимательной и услужливой.

– Хорошо, что сейчас есть, кому присмотреть за Володей, – сказала ей Шура. – Он редкий шалопай. За ним нужен глаз да глаз.

– Ну, ты наговоришь, – заметил я.

– Разве я не права?

– Но ты преувеличиваешь.

– Какое там! Вспомни, как я провожала тебя в школу. Один ты до нее, случалось, не доходил. Шлялся где-то. А сколько раз ввязывался в драки? Не счесть!

– Добавь еще, Шура, что меня до сих пор помнят в школе. За то, что я спалил ее.

– Чего не было, того не было. Слава Богу, школу ты не поджигал. Да и вообще не всегда хулиганил. Бывали просветы. Посещал даже кружок танцев.

После обеда Шура сказала, что хочет сходить в магазин. Купить чего-нибудь сладкого к чаю, а заодно прогуляться. Меня она попросила ее сопровождать.

Что и говорить, поселок был сейчас малопригоден для пеших прогулок. Везде текло и капало. Дороги превратились едва ли не в сплошное грязевое месиво. Но здешних поселян это обстоятельство нисколько не смущало. Они натягивали сапоги и смело шлепали, куда того желали. Иное дело – я. На улице Шура сразу вцепилась в мою руку и тесно к ней прижалась, затрудняя тем самым мне возможность для маневра в огибании луж и куч талого снега. Поэтому я был вынужден прыгать в своих кроссовках горным козлом с одного сухого места на другое.

– Извини, Володя, что я назвала тебя шалопаем, – сказала она, щурясь от яркого солнца.

– Я не обиделся.

– Молодец. Но это, действительно, так. За тобой нужно присматривать, – покачала Шура головой. – Твоя Татьяна симпатичная девушка. Но хозяйка из нее так себе. Поверь моему женскому взгляду. За квартирой следит плохо. А то, как она готовит – лучше вообще не видеть.

Я промолчал. Что я мог ответить, если это было правдой? Но любые наши слова не прибавят Татьяне кулинарных и хозяйских способностей. Они лишь распалят нас.

– У нее артистическая натура. Но со временем она научится готовить. Научится следить за квартирой, – заметил я после паузы.

– Возможно. Ну да ладно. Важнее всего, что она тебе нравится, – произнесла Шура, замедляя шаг. – Меня больше волнует другое. Насколько хорошо ты ее знаешь?

– Вопрос по-существу. Я знаю, что она приехала из Красноярска, ушла от мужа и работала диктором на вещевом рынке. Вот, пожалуй, и все, – ответил я. – Кстати, это же у меня спрашивал и Гера.

– Видишь, Володя. Нас волнует одно и то же. Мы боимся, что ты попадешь в лапы какой-нибудь мошенницы.

– С Татьяной я познакомился в больнице. Не думаю, что она попала туда с мошенническими целями.

– Народ сейчас очень ловок. Впрочем, будем полагаться на твою интуицию, – заметила Шура. – Только как обычно делают нормальные люди? Какое-то время они присматриваются к человеку и потом уже начинают жить с ним вместе. А не наоборот.

– Прости. У меня получилось не как у нормальных людей.

– Да, с Мариной было намного проще. Но тебе, по крайней мере, следует быть осторожнее с этой Татьяной. Не раскрывать перед ней всех своих карт. Нам же неизвестно, что на уме у твоей новой женщины.

– Что за карты ты имеешь в виду? – спросил я.

– Не игральные карты, Володя. Не игральные, – вздохнула Шура. Дать мне полностью исчерпывающий ответ она не успела. Мы подошли к огромной луже перед магазином и принялись огибать ее по краю.

Как выяснилось, Юля прекрасно знала мою сестру. Она тут же расплылась в широкой радостной улыбке, сверкая при этом своим золотым верхним передним зубом.

– Добрый день, тетя Шура! – произнесла рыжеволосая продавщица. – Что-то давно тебя не было видно в наших краях. Куда ты запропастилась?

– Здравствуй, Юлечка! Здравствуй, моя красавица! Понимаешь, завертелась как белка в колесе. Но вот выбрала денек и приехала навестить своего брата-шалопута.

– Привет, Володя! – заметила она и меня. – Как поживаешь, дорогой?

– Привет! Устроили бы перед магазином паромную переправу, что ли? А то, наверное, тонут люди.

– Обязательно. Но если ты пойдешь паромщиком.

– Да, Юля, расскажи, как он у вас в Вихляево себя ведет? – попросила Шура.

– Володя-то? О, он в нашем поселке не скучает. У него множество развлечений. Ходит на мусорный полигон. Дружит с бомжами. Устраивает кулачные разборки со всеми подряд. Опять же, крутит безумный роман с этой расфуфыренной фрей. По имени Татьяна. Прямо вылитый Евгений Онегин. В общем, твой брат развил у нас здесь кипучую деятельность, – заключила она.

– Тебя, Юля, послушаешь, так хоть смирительную рубашку на меня надевай, – буркнул я.

– Ну, смирительную рубашку, может, и рано надевать. Но приструнить тебя следует.

– Ладно, Юля. Мужчинам надо прощать их маленькие слабости, – резонно заметила Шура.

– Вот так маленькие! – воскликнула та.

– Мужчины ничего не смыслят в жизни. Но зато мнят себя очень умными. Поэтому, Юля, прошу, присматривай за ним. Пока он не отмочил чего-нибудь похуже.

Мы купили просроченную на полгода коробку зефира в шоколаде, пакетик леденцов и полкило сушек. Попрощались с рыжеволосой продавщицей – я коротким кивком, а сестра поцелуем в щеку – и вышли на улицу.

– Замечательная девушка эта Юля. Веселая, расторопная, услужливая – прелесть, – сказала Шура, поправляя платок на голове.

– Ага, прелесть. За всеми тут следит и наблюдает, – дополнил я.

– Ты к ней чересчур строг. Просто она старается быть в курсе происходящего в поселке.

– Кстати, Шура, вопрос в тему. Ты была в курсе того, что этот магазин раньше принадлежал дяде Виктору? – поинтересовался я.

– Да, была, – выдержав небольшую паузу, ответила она. – Ты, конечно, можешь обижаться, что я тебе этого не сказала. Но что б изменилось? Да ничего! Все равно у нас нет на него никаких документов. Но если б даже они и были… Хорошо, предположим, что были бы. Ты знаешь, каково ходить по кабинетам чиновников и добиваться права на вступление во владения любого наследства? На право же владения магазином – и подумать страшно! Сколько для этого требуется сил и здоровья! Нет, благодарю покорнейше. Я уж вдоволь находилась, когда оформляла на себя квартиру дяди.

– Представляю, – кивнул я. – С нашими чиновниками лучше не связываться.

– Точно, Володя. Поэтому давай с тобой жить спокойно и не связываться с ними.

– Но допустим, что у нас все-таки были бы эти документы. Ты бы стала тогда оформлять наследство на магазин?

– Я не уверена, – ответила Шура, останавливаясь у подъезда моего дома. – Прежде всего, нам бы понадобилось много денег. Очень много денег. Чтоб избежать излишней волокиты. Потом, у нас бы возникли трения с нынешним владельцем магазина.

– С Генкой Кривоносом?

– С ним самым. Отвратительная личность. Юля шепнула мне по секрету, что ты с ним уже сталкивался, – призналась она. – Хотя, с другой стороны… Словом, если ты обнаружишь в квартире какие-нибудь важные бумаги, то немедленно сообщи мне.

– Непременно.

Шура помедлила, внимательно посмотрела на меня и спросила:

– Ну а вообще, Володя, ты находил что-либо ценное в дядиной квартире?

– Ценное? Что ты имеешь в виду?

– Да что угодно.

– Как будто, нет, – нерешительно ответил я. – Так, по мелочам. Интерес, по-моему, представляют две-три картины, висящие в большой комнате. Но это под вопросом. Есть еще английский барометр и каминные часы. Желаешь, забери чего-нибудь себе.

– Спасибо, Володя. Но пускай эти вещи хранится у тебя. Как память о нашем дяде.

Мы вернулись в квартиру к скучавшим Татьяне и Гере. Все вместе попили чаю с зефиром в шоколаде и сушками, поболтали о том, о сем, и через полчаса сестра с мужем засобирались к себе домой. На прощание они пообещали вскоре приехать с повторным визитом.

Оставшись вдвоем с Татьяной, мы прибрали на кухне, посмотрели по телевизору очередной сериал и стали готовиться лечь спать.

– У меня поползли колготки, – трагическим тоном сообщила Татьяна, сидя на краю кровати. – Это моя последняя пара. Где теперь купить новые? Ума не приложу. В нашем магазине они не продаются.

– Поноси пока обыкновенные носки. Длинные, на резинках, – зевнув, посоветовал я. – Выглядеть, между прочим, будет весьма сексуально.

– Это ты привираешь. Убогость не может выглядеть сексуально. Но придется носить носки, коль нет другого выхода.

– Придется, Таня. Эти колготки уже не заштопать. У них на пальце дырка.

– Володя, у тебя прекрасная сестра, – сказала она без всякого перехода. – Да и Гера, сразу видно, что порядочный человек. К тому же у него есть хорошая черта. Он старается ни во что не вмешиваться. Но, я чувствую, обо мне у них сложилось не слишком лестное мнение.

– Заблуждаешься, крошка. Напротив. Ты им очень понравилась. Они рады, что мы стали жить вместе, – заметил я, поправляя под собой складку на простыне.

– Хочу тебе верить, – погладила она мое плечо. – Володя, ты меня любишь?

– Конечно.

– Слушай, а кем был твой дядя? Почему им все так интересуются?

– Кто все?

– К примеру, Гера. Когда вы с Шурой ушли в магазин, он расспрашивал меня о нем. Но что я могла ответить? Я сама ничего не знаю.

– Он был сторожем на мусорном полигоне.

– Всего-навсего, – разочарованно протянула Татьяна.

– По меркам жителей поселка – это завидная должность. В руках дяди была сосредоточенна большая власть. На полигоне все ему беспрекословно подчинялись. Ходят еще слухи, что он спрятал где-то мешок, а то и два, с деньгами и драгоценностями.

– Ну да! Славно было бы нам их найти, – мечтательно произнесла она.

– Естественно, – согласился я. – Тогда не пришлось бы тебе горевать по поводу порванных колготок. Мы купили бы их целый таможенный терминал. Только до его сокровищ много охотников.

– Понятно теперь, почему вокруг твоего дяди такой сыр-бор.

– Чтоб совершенно все прояснилось, добавь сюда и Помойника.

– Что еще за Помойник? – спросила Татьяна.

– Шут его разберет. Нечто вроде собаки Баскервилей на местный лад, – сказал я. – Это наш ответ сэру Артуру Конан Дойлу. Но Помойник круче. Изнеженная английская собака не выжила бы у нас на свалке. Ей, привереде, девонширские болота подавай.

– Как любопытно, – заметила она и, поколебавшись, поинтересовалась: – Может, мне сделать объявление? Скажем, что на территории вещевого рынка работает кафе «Привет», предлагающее вкусную и здоровую пищу.

– И дорого предлагает?

– Не очень.

– Хорошо, сделай это объявление. С удовольствием его послушаю, – заметил я, пододвигаясь к ней ближе на постели.

Но, несмотря на восхитительный голос Татьяны, меня быстро сморил сон. Однако, закрыв глаза, я успел подумать, что все вокруг ведут со мной какую-то непонятную игру. И Шура с Герой, и Татьяна, и продавщица Юля, и сосед Марек, и Генка Кривонос. У бомжей и у тех есть что-то свое на уме. Или я ошибался? Хорошо, если бы это было так.

Ночью мне приснился странный сон. Мне снилось, что на городскую свалку, подобно гигантскому спруту, опустилась ночь, опутав ее щупальцами непроглядного мрака. Не светила луна, скрытая за покрывалом плотных облаков. Иногда только вспыхивали то здесь, то там маленькие холодные огоньки. Дующий порывами свежий ветер разносил по полигону пьянящие запахи гниения и нечистот. Ночную тишину лишь нарушало едва уловимое дыхание завалов спрессованного мусора.

Наступила моя пора. Я любил ночь. Ночь была неотъемлемой частью моей сущности. Она придавала мне необычайную силу.

Я был Помойник.

Мои глаза прекрасно видели в темноте. Они различали даже самый мелкий и незначительный предмет, встречавшийся мне на пути. Мои движения были быстрыми и уверенными. Мое дыхание – легким и глубоким. Мне не было преград.

Я был хозяином этих мусорных просторов!

Я чувствовал в себе неистребимую злость, и не желал ее укрощать. Эта злость мне нравилась. Она грела меня изнутри, доставляя несказанное наслаждение. Она была такой же неотъемлемой частью моей сущности, как и ночь. Охотнее всего я вымещал ее на живых людях. Мне нравилось преследовать их. Настигнув же – мучить и терзать. Пока не начнет коченеть их обезображенная плоть.

Вот и сейчас я гнался за одним жалким человечком, который осмелился оказаться здесь ночью. Моя погоня будет долгой. Она будет изнурительной для человечка, выматывающей все его силы. И в какой-то момент он даже решит, что ему удастся спастись. Что он сумеет перехитрить меня, Помойника. Но напрасно. Просто я любил поиграть с людьми. Участь его была предрешена.

Глава девятая

Утром Татьяна поднялась непривычно рано. Заходила в распахнутом халате и полуспущенных из-за тугой резинки трусиках по квартире. Захлопала дверьми, слила воду в туалете, приняла, вскрикивая, холодный душ в ванной. Включила зажужжавший, как огромный майский жук, фен. Потом загремела пустыми кастрюлями на кухне.

Я полежал в постели, прислушиваясь к этим обычным утренним звукам. Думая о том, что, как справедливо замечено, подлый быт убивает всякие романтические чувства. Затем, отчаянно трясся головой, последовал ее примеру – встал и побрел умываться.

За завтраком Татьяна сказала мне, что хочет съездить сегодня в Москву. Забрать из квартиры бывшего мужа оставшуюся там одежду. В том числе, разумеется, и колготки.

Что ж, ее желание было вполне объяснимым и обоснованным. Потому как пополнить здесь, в поселке, свой личный гардероб ей было решительно негде. Если не считать обносков, найденных на свалке, что продавались в местном магазине. И еще моих и дядиных вещей. Но последние были Татьяне явно не по размеру и болтались бы на ней как на огородном пугале.

В коридоре, возле нашей двери, Марек старательно подметал пол.

– Доброе утро, молодежь! – бодро поздоровался сосед, выпрямляясь. – Далеко ли это вы направляетесь ни свет ни заря?

– Здравствуйте, – произнесла куда-то в сторону Татьяна.

– Доброе утро, Марек! Далеко. Татьяне нужно съездить в Москву, – ответил я.

– Да, полезно бывает иногда отвлечься от домашних дел. Погода мерзкая. Для поездки в столицу в самый раз. А я вот решил прибрать в коридоре. Чтоб не нести грязь в квартиру.

– Марек, прошу, оставьте. Не утруждайте себя. Отдохните лучше. Я сама здесь подмету. Завтра или послезавтра, – заметила Татьяна и перешагнула через кучу наметенного мусора.

– Мне это не сложно. Для меня это вместо утренней зарядки. Не следует позволять расти животу до безобразных размеров, – с улыбкой заметил он, подтягивая слезающие с бедер линялые трико. – У вас вчера, кажется, были гости?

– Да, моя сестра с мужем.

– Я знаю. Перекинулся с Шурой несколькими фразами. Хорошая она женщина. Ты, Володя, прислушивайся к ее словам. Плохого она тебе не посоветует.

– Извините, Марек, но нам некогда. Мы торопимся, – заявила Татьяна, взяла меня под руку и чуть ли не силком повлекла за собой к лестнице.

– Счастливо! – прокричал сосед нам вслед.

– Неприятный же он субчик, – сказала Татьяна, когда мы вышли из подъезда и оказались на сырой полутемной улице.

– Почему неприятный? Не каждый человек будет утром подметать пол в коридоре возле чужой квартиры, – заметил я.

– Ты разве не понимаешь, зачем он это делает?

– Зачем?

– Да чтоб стоять у наших дверей и подслушивать. Нет, Володя, ты обрати внимание, вечно он чего-то там вынюхивает. Ко всему присматривается.

– Возможно. Но к Мареку требуется относиться снисходительнее. Он одинокий пожилой человек. Чем, спрашивается, ему еще заниматься? Ему ведь необходимы свежие впечатления, – заступился я за Марека. Как-никак мы иногда вместе с ним пили его самогон. Говорили по душам. Такими соседями грех было разбрасываться.

– Но его страсть к свежим впечатлениям переходит все допустимые границы, – возразила Татьяна. – Разве ты не понимаешь, что он за нами откровенно шпионит?

– Не преувеличивай, пожалуйста. Мы с тобой не секретные агенты ЦРУ или важные персоны из Кремля, чтоб за нами следить. По большому счету, мы никому не нужны и не интересны. Мареку – тоже.

– Ну, не скажи, – не согласилась она. – Некоторым мы очень даже нужны и интересны.

Я проводил Татьяну к автобусной остановке. Говорить, собственно, нам было больше не о чем. Не обсуждать же до посинения поведение Марека? На остановке она принялась изучать график движения автобусов на жестяной табличке, висевшей на столбе. Я же стал смотреть на руины церкви на фоне быстро плывущих по небу низких фиолетовых облаков. Впрочем, казалось, что облака как раз никуда и не плыли – это руины церкви вместе с самим поселком Вихляево уносились неизвестно куда. В какой-то другой мир.

С отчаянным громыханием подъехал автобус, грозивший вот-вот рассыпаться на отдельные части. Поддерживая за талию, я помог Татьяне подняться в него. И послал ей воздушный поцелуй, когда она бочком пробиралась вглубь салона.

Отправив Татьяну, я решил не возвращаться домой, а прогуляться по поселку. Мне хотелось развеяться от кошмарного ночного сна. Признаться, он произвел на меня сильное впечатление. Не каждый же день снится, что ты Помойник и словно угорелый гоняешься на мусорном полигоне за людьми.

В общем, мне нужно было немного погулять.

Пройдя по кривой улочке с бревенчатыми домами, я остановился у пожарного пруда, обрамленного старыми плакучими ивами. Пруд еще крепко сковывал лед. Но ближе к берегу лед уже начал чернеть и подтаивать.

На базарчик перед магазином с котомками торопилась тетка Ульяна, мать Юли. Правда, слово «тетка» к ней не очень подходило. Это была невысокая поджарая женщина. Понятно, что с нелегкой жизнью, но с такими же веселыми и задорными глазами, как в пору своей молодости.

Возле меня она замедлила шаг и, широко улыбаясь, поздоровалась. Я ответил ей такой же улыбкой и пожеланием здоровья. Именно у тетки Ульяны я недавно купил мешок картошки и другие овощи. И она вполне обоснованно считала, что обрела в моем лице надежного и постоянного клиента.

Почти сразу за ней возникла местная львица – Лариска, с которой я нередко встречался в поселковом магазине. Она обладала крупным мясистым носом и роскошным розовым пальто с воротником-чернобуркой. Впрочем, сейчас на ней была ее повседневная верхняя одежда – короткая куртка сизого цвета, с испорченной молнией. Но если пальто Лариски и отсутствовало, то, во всяком случае, ее нос оставался на месте.

Она не без кокетства поприветствовала меня. На что я отвесил ей изящный поклон.

Нет, в поселке Вихляево прямо-таки бурлила жизнь!

– Чего размечтался, Володя? – спросил через минуту проходивший мимо Пахом Максимыч. Тот самый мужик, что в первый день моего приезда в поселок растолковывал мне, как найти улицу Механизаторов.

Пахом Максимыч – сутулый узкоплечий человек, в толстых очках и вечно приоткрытым ртом – работал в поселковой администрации. Имел важную и ответственную должность. Конкретно же занимался он тем, что перекладывал деловые бумаги из одной стопки в другую. По крайней мере, именно это он делал, когда я по просьбе Татьяны приходил в поселковую администрацию жаловаться на частое отключение подачи воды в своем доме.

– В настоящий момент вода у вас идет исправно? – поинтересовался Пахом Максимыч.

Кстати, у него была любопытная манера расхаживать по своему кабинету, держа одну руку во внутреннем кармане пиджака, вторую – в кармане брюк. Наверное, одна его рука не давала потеряться деньгам, вторая – брюкам. Еще Пахом Максимыч, по слухам, имел любовницу. Естественно, что ей являлась Лариска. Но не думаю, что у них на сегодняшнее утро намечалось романтическое свидание. Оба они были не при параде.

– Так, вода в вашем доме идет исправно? – повторил Пахом Максимыч свой вопрос.

– Спасибо, твоими молитвами, – ответил я.

– Без перебоев?

– Вроде бы. Но боюсь сглазить.

– Тогда лучше сплюнь. Как электричество?

Если серьезно, то Пахом Максимыч был заместителем главы поселковой администрации. Но поскольку сам глава постоянно отсутствовал, то все его обязанности исполнял он. Человек же, наделенный властью, требовал к себе уважения.

– Претензий, Пахом Максимыч. никаких нет, – сказал я со всей ответственностью.

– Видишь, как мы трудимся на фронте оказания коммунальных услуг? В поте лица и не покладая рук! – с чувством законной гордости произнес он. – Так что ж тебе мечтать, коль вода и электричество есть? Газ-то поступает нормально? Без перебоев?

– Нормально. Без перебоев.

– Замечательно. Хотя я тебя понимаю. Мне, например, тоже не дает покоя эта поправка.

– Какая еще поправка? – спросил я.

– Да американская поправка. Джексона-Веника. Дискриминационная она по отношению к нашей стране.

– Что есть, то есть.

– А твои думы о чем, Володя?

– Хочу вот как-нибудь на досуге заняться рыбной ловлей, – кивнув на пруд, произнес я первое пришедшее на ум. Не рассказывать же ему о моем ночном кошмаре.

– Одобряю. Карасей десять здесь точно водится, – заметил Пахом Максимыч. – Если повезет, поймаешь одного. Может, даже двух.

– Жалко, я рассчитывал как минимум на трех.

– Эка, разбежался – на трех! Весь пруд зарос тиной и водорослями. Летом он полностью цветет. В нем способны обитать одни лишь пиявки да лягушки.

– Понятно, – протянул я. – Нет, спасибо, пиявки с лягушками мне не нужны. Я ж не француз. Но почему бы вам его не почистить? Не запустить в него какую-нибудь приличную рыбу?

– Конечно, неплохо бы привести наш пожарный пруд в божеский вид. Запустить в него, как ты говоришь, промысловую рыбу. Скажем, ту же форель. Благоустроить берег. Поставить на нем скамейки и беседки. Открыть пункт общественного питания. В общем, превратить в место культурного отдыха населения. То мое давнее желание. Но у нас не хватает средств. У нас катастрофически ни на что не хватает средств, – печально вздохнул он. – Но вот если бы ты, Володя, спонсировал поселковую администрацию. Тогда бы мы облагородили пруд и прилегающую к нему территорию. Могли бы завести даже белых и черных лебедей.

– Здорово! Нас бы показали по телевизору на сельском часе! Но с лебедями ты, Пахом Максимыч, по-моему, переборщил, – заметил я.

– Согласен, с лебедями я перегнул палку. Обойдемся без них. Ну как, Володя, поможешь? – спросил он с загоревшимися глазами.

– Я не знаю.

– Ладно, побегу. Заболтался я здесь с тобой. Работы у меня непочатый край. Но ты подумай над этим предложением. Дело того стоит.

– Несомненно, – сказал я ему на прощание, чтобы не разбивать его мечту о создании культурного центра для отдыха населения. На мои капиталы.

«И черт меня дернул за язык с этой рыбной ловлей!» – выругался я про себя в сердцах. Зачем мне этот водоем, заросший тиной и водорослями?! Теперь при каждой встрече Пахом Максимыч будет просить у меня деньги на очистку пруда и благоустройство его берега. Он, как и все жители поселка, был уверен, что я необычайно богат.

Нет, лучше было бы рассказать ему о моем сегодняшнем сне, о Помойнике!

От досады мне захотелось закурить, и я полез в карман куртки за сигаретами. Но тут же вспомнил, что нашу последнюю пачку увезла с собой Татьяна. Следовательно, нужно было идти в магазин.

– Довольно прихорашиваться, красотка. Пора приниматься за торговлю, – сказал я рыжеволосой продавщице, стоявшей за прилавком, вытянув трубочкой накрашенные губы и подводящей карандашом глаза.

– Чего?

– Привет, говорю, Юля! Чудесная погода! Но к вам не проберешься. Когда высушите вашу лужу перед входом?

– Была охота. Сама высохнет.

– Хотелось бы надеется. Отпусти-ка мне сигарет и, пожалуй, ведерко устриц.

– Чего? – снова переспросила она, пряча в карман халата зеркальце и карандаш.

– Чего-чего. Пиявок и лягушек я не люблю. Они пахнут тиной и водорослями, – доходчиво объяснил я. – Поэтому давай отпусти господину ведерко устриц.

– Господам устриц мы продаем только бочками.

– Нет, бочки для меня будет много. Давай тогда одних сигарет.

– Поштучно?

– Можно целую пачку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю