Текст книги "Театр под сакурой(СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Ты сгущаешь краски, Юримару, – не хотела соглашаться с ним Мидзуру. – Мы, как и прежде, одна команда, друзья, товарищи по оружию.

– В том-то и дело, что уже нет, – вздохнул Юримару. – Ты что же, совсем не понимаешь, что я говорил тебе? Накадзо предал не только меня, направив дирижабли мне на голову, но – всех нас. Тебя, Ивао, мальчишку Нагэна, – всех, и каждого.

– Нельзя так говорить! – Мидзуру рывком села на постели. – Нельзя сомневаться в командире, иначе – конец всему! Не только нашему отряду, но всему нашему делу!

– Да уж, Мидзуру-тайи, – усмехнулся Юримару, – устав очень крепко врос в тебя. Ты из нас двоих – настоящий военный, верящий в непогрешимость командования.

Он и сам не заметил, как оскорбил Мидзуру. Глаза девушки расширились, она прижала руки к лицу и, отшвырнув одеяло, выскочила из комнаты Юримару. Тот только плечами пожал – мало ли, что в голову девушке взбрести могло. Завернувшись в одеяло, он уснул

– Я много думал, чем тогда оскорбил Мидзуру так сильно, – сказал Юримару, – и понял, что я назвал её по званию. Я не хотел оскорбить её этим, просто намекал на устав и военных… А ведь оказалось, что ударил по самому больному.

– После всех этих разговоров о дружбе и товариществе, – кивнул я. – Да вы, Юримару-сан, можно сказать, землю из-под ног у Мидзуру выбили.

– Раз такая нежная, – ехидно заметила Кагэро, – нечего было в армию идти.

Юримару зло поглядел на неё, заставив одним этим взглядом замолчать. Но Кагэро, чтобы лицо сохранить, отвернулась от него с независимым видом.

– Ваша проблема была в том, – решительно заявил я, – что вы слишком сдружились, а это – недопустимо в армии. Накадзо ведь мог вполне сознательно отправить любого из вас на смерть…

– Я сейчас это хорошо понимаю, – кивнул Юримару, – но тогда, в двенадцатом Тайсё, я был идеалистом. Что и сделало меня тем, кто я есть сейчас.

– Вот чего я так и не понял, – усмехнулся я, – так это того, кто вы есть сейчас, Юримару-сан. И что это за великое зло Синсэнгуми, о котором говорил Хатияма?

– Кто я такой, не важно, – отмахнулся Юримару, – а древнее зло Синсэнгуми… – Он помолчал несколько секунд, и продолжил: – Сначала лучше я тебе расскажу, что было в первый день кугацу двенадцатого года Тайсё.

1 сентября 12 года эпохи Тайсё (1923 г.) Токио.

День этот ничем не отличался от других. С утра всех подняли звуки бравурного марша, и когда недовольные бойцы отряда вышли из комнат с законными претензиями, их встретили Ивао с Нагэном. Они стояли у опутанного проводами патефона с таким гордым видом, будто лично изобрели этот аппарат.

– Что это значит? – строгим голосом поинтересовался Накадзо, став похожим на школьного учителя.

– Мы записали музыку для нашего марша, – заявил Нагэн, сияющий словно новенькая монетка. – Теперь осталось всем спеть слова.

– Делать нам больше нечего, – бросил Юримару, – только песни распевать.

– Да бросьте вы, – махнул рукой Ивао – и куда только весь его цинизм делся, – всего-то надо полчаса потратить. А мы потом размножим грампластинки – и у каждого будет своя.

– Прорывов новых пока нет, – пожал плечами Накадзо, – только какие из нас певцы?

– Главное начать! – решительно заявил Нагэн. – Петь же хором будем, там ни голоса особого, ни слуха не нужно.

– Ну, можно попробовать, – снова пожал плечами Накадзо, – раз прорывов пока нет.

– Я такой ерундой заниматься не намерен, – отмахнулся Юримару, демонстративно направляясь в ванную комнату.

Накадзо и Мидзуру, однако, хоть и восприняли эту идею без особого энтузиазма, но присоединились к Ивао и Нагэну. Конечно, после завтрака. Юримару же сделать этого так и не захотел. Однако не успели они расположиться вокруг патефона, вооружившись листами с текстом марша (автором которого был Нагэн), как раздался звонок общей тревоги. Одновременно с ним пол под ногами задрожал, с полок посыпались книги, со стены упали картины на шёлке, с неприятным звуком хлопнулся на ковёр включенный микрофон. Нагэн обеими руками схватил патефон, не давая тому последовать за ним.

– Что такое?! – выскочил из своей комнаты Юримару. – Прорыв?!

Словно отвечая на его вопросы, в зал вбежал молоденький гунсо в полевой форме и с винтовкой на плече.

– Несколько прорывов, – выпалил он с порога. – В столице и в Иокогаме! Пока не оборвалась связь, оттуда докладывали о страшных потерях в полиции и войсках городского гарнизона.

– Там же никто не умеет воевать с каии! – вскочил Нагэн.

– Не умеет воевать?! – Юримару бегом спускался по ступенькам, на ходу застёгивая портупею с мечом. – Да они просто не знают, кто такие каии! Накадзо, я – туда!

– Ты с ума сошёл! – удивился Накадзо. – В одиночку прорыв остановить хочешь?

– А ты туда дирижабли отправь, – ядовито бросил ему Юримару, – подумаешь, какая мелочь – Иокогаму разбомбить, чтоб каии не досталась.

– Брось юродствовать, – осадил его Накадзо, – надо думать, как спасти Иокогаму, но если не будет другой возможности, я не остановлюсь перед тем, чтобы сровнять её с землёй, но не допустить распространения каии.

– Иного я не ожидал, – махнул на него рукой Юримару. – Думать поздно, надо прыгать. Я отправлюсь в Иокогаму и приму командование – для этого мне нужна только бумага с подписью и печатью, ты такие добывать умеешь, Накадзо. А уж натаскать солдат и полицию против каии я сумею. Из столицы брать ни одного солдата нельзя, вполне возможно, что враг как раз на это и рассчитывает.

– Ты рассуждаешь так, – сказал Ивао, – будто каии управляет некий противник со стратегическим и тактическим мышлением.

– А ты считаешь, что это не так? – в упор глядя на него, спросил Юримару. – Видишь, он уже применяет тактику атаки по двум направлениям. Быть может, раньше он и тупо тыкался куда попало, но сегодняшние события доказывают, что он способен учиться.

– Будет тебе бумага с печатью, – кивнул Накадзо, – через час. Отправляйся на вокзал, постараюсь добыть для тебя литерный поезд, если не получится, отправишься обычным – по ветке Токио-Иокогама поезда ходить ещё должны.

Юримару уже направился к дверям, когда Накадзо окликнул его:

– И ещё, Юримару, – сказал он, – вернись живым.

– Постараюсь, – кивнул тот, поглядев на Мидзуру, но девушка отвела взгляд.

– На вокзале меня ждал сюрприз, – усмехнулся Юримару. – Вместо литерного у платформы под парами стоял бронепоезд [49]49
  Историческая неточность допущена мной намерено. В действительности ни одного бронепоезда на территории островов у японцев не было.


[Закрыть]. А к нему прилагался батальон солдат. Никто из них ничего не понимал, по всему Токио шли бои, каии лезли отовсюду, гвардейские полки стянули к императорскому дворцу, устроили заслоны вокруг Гинзы и Касумигасэки. Даже мехи кое-где вывели, хотя их тогда по пальцам пересчитать можно было, и доспехами духа они ещё не были. В общем, дрались по всему городу. И тут выводят из боя целый батальон, да не просто батальон, а закалённых в боях в Китае и Корее ветеранов. Они были одеты в жёлто-зелёную форму колониальных войск, отлично вооружены и совершенно не понимали, куда их отправляют в такой тяжёлый для столицы империи момент. Пришлось убеждать их не только бумагой с печатями и подписями, но и словом.

– Значит, так, бойцы! – обратился Юримару к офицерам батальона. – У меня нет времени объяснять вам, что к чему. Скажу лишь одно, в Иокогаме сейчас солдаты гарнизона и полиция дерутся с такими же тварями. Но там нет гвардии и колониальных полков, присланных на переформирование, и ближайшие солдаты, кто могут отправиться им на помощь это мы! – Он перевёл дух и выкрикнул погромче: – Грузиться в бронепоезд! Бегом!

Солдаты начали забираться в вагоны, потащили на платформу пару немецких «Цундапов» без колясок.

– Это у вас вместо лошадей? – спросил Юримару у командира батальона – немолодого сёса с «Бергманом» через плечо.

– Да, – ответил тот, – выдали в военном министерстве, хотя в Корее как раз лошади сподручней, там дорог нет, чтобы по ним на этих дрынчалках гонять. Но нам сказали: положено – берите. Автомобилизация или как-то так. Бензина, говорят, жрут чёрт знает сколько, а где его в протекторате достанешь. Талонов не напасёшься.

– Не думаю, что они нам пригодятся, сёса, – кивнул Юримару, – но не бросать же их здесь. Идёмте, сёса, времени в обрез, а бронепоезд готов выехать.

И уже через пять минут бронепоезд стучал колёсами по рельсам. Стук этот несколько успокоил Юримару. Он откинулся на стену бронепоезда и глядел в низкий потолок, от нечего делать считая заклёпки. Голова его болталась из стороны в сторону, и Юримару чувствовал себя китайским болванчиком. Он сунул руки под затылок, помогло не сильно, зато сидеть стало удобнее.

– У нас около получаса до прибытия, Юримару-сёса, – обратился к временному начальнику командир батальона, – вы не расскажете мне за это время, что нам предстоит.

– Вы умный человек, сёса, – как-то невпопад ответил Юримару, – не стали расспрашивать меня, кто я такой и откуда у меня бумага. Сразу видно военную косточку. У вас, в колониях, некогда болтать, воевать надо. А вот я, простите, разболтался. – Он сел прямо и посмотрел на командира батальона. – Враг наш – не человек. Это твари, вышедшие из глубин нижнего мира. Что их оттуда вытащило, и почему они лезут, сейчас не важно. А важно, что они быстры, ловки, на одной руке у них когти, которыми они могут разорвать вас за секунды, а зубы вполне могут прокусить тело человека насквозь. Но это не самое главное. А как вы думаете, сёса, что – самое главное?

– Их можно убить, – кровожадно ухмыльнувшись, ответил комбат, – в противном случае, в нас не было бы нужды.

– Думаю, мы быстро найдём общий язык, – рассмеялся Юримару. – После этого дельца, я напишу рапорт о переводе вашего батальона, сёса, в Токио. Нам в войне с каии нужны такие бойцы.

– Не боитесь обескровить колониальные войска? – шутливым тоном спросил у него комбат.

– В масштабах наших колоний один батальон – ничто, – вполне серьёзно ответил Юримару, – а вот в масштабах одного города, даже такого большого, как наша столица, он может многое изменить.

Комбат хотел что-то ответить, но тут бронепоезд начал сбрасывать скорость. Это удивило Юримару, ведь до Иокогамы было ещё не меньше двадцати минут. Он снял трубку внутренней связи, покрутил ручку вызова и спросил у командира бронепоезда:

– Что случилось? Почему тормозим?

– Дальше нет дороги, – ответил тот. – С поста наблюдения доложили, что рельсы перекручены, шпалы вырваны, и так на протяжении нескольких тё.

– Понятно, – Юримару положил трубку. – Идёмте, сёса, на наблюдательную площадку. Надо самим оценить обстановку. У вас, кстати, бинокль есть?

– Конечно, – ответил комбат, – не в городах воюем.

– Вы нравитесь мне всё больше, сёса.

Согнувшись, оба офицера пробрались к люку, ведущему наверх. По дороге оба старались не треснуться обо что-нибудь, получалось у обоих плохо. Комбат, вынувший из вещмешка бинокль, едва не расколотил его о скобу лестницы, ведущей наверх. Они по очереди выбрались на броню. Комбат передал бинокль Юримару. Тот приложил его к глазам и стал рассматривать окрестности. По железнодорожному полотну словно ураган прошёлся, создавалось такое впечатление, что пара детей великанов решили шутки ради скрутить из него спираль, да бросили забаву, как надоела. Ехать дальше бронепоезд не мог.

– Выводите солдат, сёса, – приказал Юримару, передавая комбату бинокль. – Пешком мы до Иокогамы не доберёмся вовремя.

– Что вы хотите делать? – спросил у него комбат, водя биноклем туда-сюда.

– Думаю, ваши дрынчалки сегодня сослужат нам хорошую службу, – ответил Юримару, выбираясь из люка прямо на броню. Он скатился с ней прямо на насыпь, гравий заскрипел о туфли, запачкал белой пылью форменные брюки. Юримару было на это плевать.

Прошло несколько минут – и уже весь личный состав батальона выстроился перед Юримару. Даже мотоциклы стащили с платформ. Комбат, действительно, был ловким командиром и понимал начальство с полуслова.

– Нужны два добровольца, – сказал Юримару, – которые отправятся на мотоциклах по округе.

Вперёд вышли несколько человек, среди которых офицеры отобрали двоих – готё [50]50
  Готё (япон.) – ефрейтор.


[Закрыть]и гунсо. Оба тут же направились к мотоциклам.

– Ваша задача, – обратился к ним Юримару, – проехаться по окрестностям и найти нам грузовики, автомобили, да хоть подводы, будут рикши – тащите и рикш с их двуколками. Нам нужно достаточное количество транспорта, чтобы доставить батальон в Иокогаму. На всё про всё у вас не больше часа, помните, в Иокогаме гибнут люди!

Когда же мотоциклы уехали, оглашая округу жутким рёвом и наполняя воздух бензиновой гарью, Юримару снова обратился к батальону.

– Остальным не расслабляться, – сказал он, – что-то подсказывает мне, всё это неспроста. Приготовиться к обороне, вырыть окопы, в случае чего нас прикроют орудия бронепоезда.

Солдаты были опытные – не прошло и двадцати минут, как рядом с железнодорожной насыпью была вырыта линия окопов, установлены пулемёты, а бойцы залегли в них, готовые отразить любую атаку.

– Юримару-сёса, – подбежал к седовласому самураю телефонист, – вас вызывает наблюдательный пост бронепоезда.

– На связи, – бросил в трубку Юримару, – докладывайте.

– Наблюдаем странное скопление птиц, – ответили ему, – оно движется в нашу сторону. Кроме того, засекли большое количество странных тварей, также движущихся в нашу сторону.

– Если наблюдатели так часто повторяют слово «странный», – сказал Юримару к комбату, – значит, речь идёт о каии. Приготовиться к отражению атаки. – И уже в трубку: – Птицы на вас, как только подлетят на расстояние выстрела, открывайте огонь. Считайте их эскадрильей лёгких мехов. – Не дожидаясь ответа он бросил трубку телефонисту. – Вы как мечом владеете, сёса? – спросил у комбата.

– Был лучшим по кэн-до в Рикугун сикан гакко, – не без гордости ответил тот, погладив длинную рукоять кю-гунто.

– Отлично, – кивнул Юримару, – это искусство вам очень пригодится.

Ему вспомнился командир автоматчиков, погибший в Асакусе. Будучи «западником» до мозга костей, молодой офицер пренебрегал старинным оружием, больше полагаясь на свои «Бергман» и «Нанбу». В его роте ни остальные офицеры, ни сержанты мечей не носили. И это весьма прискорбно сказалось на их судьбе, когда каии добрались до них и пошли в рукопашную. К счастью, в батальоне колониальных войск царили совсем другие порядки – у всех офицеров и сержантов были мечи уставного образца.

Не прошло и двух минут, как застрекотали зенитные пулемёты бронепоезда. Юримару с комбатом обернулись и увидели чернеющее на горизонте небо. Его почти полностью закрывала громадная стая летучих тварей. Юримару ещё не приходилось иметь с такими дело, и это пугало его.

– Не отвлекаться на летучих каии, – приказал Юримару, – наш враг на земле.

Словно в ответ на его слова грянула пушка. На бронепоезде не было зенитных орудий, только пулемёты, но артиллеристы его нашли способ бить по врагу из носовой пушки. Юримару после спросил у командира бронепоезда – зачем было стрелять по тварям в небе. Оказалось, артиллеристы зарядили носовое орудие шрапнельным снарядом и первым же выстрелом снесли изрядное количество каии. Ведь те летели достаточно низко – и снаряд взорвался в самой гуще, хорошо проредив их ряды.

А по земле уже неслась толпа чёрных тварей. По ним открыли огонь остальные орудия бронепоезда. Они били как шрапнельными снарядами, так и обыкновенными болванками, оставлявшими в чёрной толпе каии широкие просеки.

– Может в этот раз и не дойдёт до рукопашной, – произнёс Юримару. – По крайней мере, мне бы очень этого хотелось.

Не смотря на огонь бронепоезда, твари подбирались всё ближе. Вот уже застучали Тип 11 Тайсё батальона, выкашивая первые ряды. Но, не смотря на это, каии подходили всё ближе. Они неслись куда быстрее, чем в городе, атаковали более широким фронтом, да и количество их намного превышало любое, с каким Юримару приходилось сталкиваться в Токио.

– Возьмите, Юримару-сёса, – комбат протянул ему «Бергман», – умеете им пользоваться?

– Более-менее, – пожал плечами Юримару, вешая автомат на плечо, – да тут промазать труднее, чем попасть.

– Зря вы его на плечо повесили, – усмехнулся комбат, как раз снимая свой «Бергман» и перехватывая его поудобнее, – скоро уже придётся палить. Это – наша кормушка. – Он указал на открытый ящик, доверху наполненный дисками для «Бергмана». – А сюда кидаем пустые магазины. Второй ящик – пока пустой.

Комбат вскинул свой автомат и дал длинную очередь по врагу. Казалось, все бойцы батальона сделали это одновременно – воздух наполнился грохотом автоматных очередей, от которого у Юримару даже уши слегка заложило. Он с некоторой задержкой присоединился к бойцам батальона. Но каии рвались через этого свинцовый град, упавших затаптывали несущиеся следом.

«Бергман» в руках Юримару застучал затвором. Он выдернул диск, швырнул его в наполнявшуюся такими же коробку, схватил следующий из стремительно пустеющей «кормушки». Загнав диск на место, Юримару принялся поливать каии длинными очередями, стараясь зацепить как можно больше. Для него было загадкой, как твари могли прорываться через сплошной вал огня и свинца. Они не пытались увёртываться от выстрелов, скакали вперёд, часто припадая на передние конечности, пули рвали их на куски, задние напирали на передних, топтали и давили оступившихся. И всё равно, их было слишком много, чудовищно много.

– Юримару-сёса, – крикнул телефонист, на шее которого висел «Бергман» с дымящимся стволом, – с бронепоезда доложили, что виден край толпы тварей.

– Отлично, – кивнул Юримару, меняя магазин в автомате. – Значит, отобьёмся!

– Но приближается новая орда летучих, – продолжил телефонист, – и у носового орудия нет больше шрапнельных снарядов.

Об этом Юримару решил подумать после. Пусть летят – сейчас куда важнее твари на земле.

«Бергман» в его руках раскалился, обжигая ладони, но это мало волновало Юримару. Пусть хоть до костей прогорят, главное, врага остановить. А они уже взбирались на невысокий бруствер, первые запрыгнули в окоп, началась рукопашная. Люди и каии катались по земле, молотя друг друга до смерти. К стуку пулемётов и стрёкоту автоматов примешались самые непристойные ругательства, какие только можно услышать на войне. На Юримару налетел каии, замахнулся когтистой лапой, метя в лицо и горло. Юримару откинулся назад, врезавшись спиной в заднюю стенку окопа – земля и гравий с железнодорожной насыпи посыпались ему за шиворот. Он выругался самым непристойным образом – и вдавил спусковой крючок в скобу. Длинная очередь буквально пополам перерубил каии, он рухнул ничком, скатился в окоп. Но на его место уже заскочил следующий. Юримару швырнул в него бесполезным «Бергманом» с опустевшим магазином – каии ловко перехватил его на лету. Но это задержало его на секунды, необходимые для того, чтобы выхватить меч. Первым же ударом Юримару отсёк твари ногу. Та рухнула прямо на подставленный клинок, который распорол ей бок и грудную клетку. Крови у каии не было в привычном понимании этого слова – некая субстанция, вроде летучего ихора, образовывала вокруг ран чёрные облачка, которые рассеивались за несколько секунд, как та же кровь только под водой. Поэтому очищать клинок от неё надобности не было. Юримару сунул меч в ножны и подобрал «Бергман». Скинув труп каии с ящика с пустыми магазинами, Юримару бросил туда свой и взял один из последних из ящика с полными.

Но стрелять было уже не в кого. Последних каии добивали прикладами и мечами в окопах. Теперь у него появилась возможность посмотреть на небо. Орду летучих тварей было видно и без бинокля – насколько близко они успели подлететь к бронепоезду.

– Сёса, – приказал Юримару комбату, – отходим к поезду. Укроемся в вагонах, так хоть какой-то шанс будет против летучих каии.

Солдаты подхватили ящики с магазинами и принялись грузиться обратно в вагоны, помогая раненым, забирая убитых. Последних, кстати, было не так и много, что особенно порадовало Юримару.

– Телефониста сюда, – распорядился Юримару, уже в вагоне.

– Здесь есть внутренняя связь, – протянул ему трубку комбат, плечо которого охватывала широкая белая повязка с пятнами крови. – Вы руки сожгли, Юримару-сёса, забинтовать их надо.

– Потом, – отмахнулся Юримару, беря трубку, – сейчас важнее связь.

– Без ладоней остаться хотите, – рявкнул на него комбат. Он вынул из его рук трубку и показал, как зажать её плечом, после чего подал обратно и жестом подозвал медика.

Врач извлёк из своей сумки, украшенной красным крестом, несколько упаковок бинта и баночку с антисептиком. Он взял ладони Юримару в свои, щедро посыпал жгучим белым порошком, стряхнул излишки и быстро принялся бинтовать. В то же время Юримару, кривясь от боли, говорил с командиром бронепоезда.

– Всем орудиям бить по этим чёртовым птицам, разрывными снарядами, шрапнелью, да хоть болванками лупите, лишь бы толк был.

– Снарядов осталось мало, – ответили из трубки, – как и патронов для пулемётов. Так что драться с этими птицами придется, в основном, вам.

– Приготовиться к отражению атаки с воздуха, – приказал комбат. – Пулемёты к дверям вагонов. Остаётесь здесь за главного, Юримару-сёса, я – в другой вагон пойду командовать.

Комбат отдал Юримару честь и быстрым шагом направился к выходу. Не успел он покинуть вагона, как поезд сотрясся от первых залпов орудий. Только когда комбат вышел, Юримару понял, что так и не узнал его имени. Теперь, выходит, может и не узнать.

Летучие каии обрушились на поезд чёрной волной. Они врезались в крышу и стены вагона, пытаясь пробить их. В дерево врезались когти, вырывая куски, стараясь добраться до людей. Солдаты отвечали короткими очередями из «Бергманов». Самые отважные, кто сидел у выхода из вагона с Тип 11 Тайсё, поливали из них налетающих каии. Те, казалось, атаковали их с особенной яростью – уже не первый отчаянно смелый солдат расстался с жизнью, успев в последний миг перед смертью швырнуть ручной пулемёт вглубь вагона. Их прикрывали товарищи, поливая налетающих каии из автоматов, однако твари, словно понимая, кто их главные враги, неизменно целили когтями в пулемётчиков.

Командовать в этом пороховом аду было незачем, и Юримару это понял в первые же секунды. Он не мог обожжёнными ладонями стрелять из «Бергмана», а потому взялся за меч. Драться им он мог в любом состоянии. Юримару занял позицию, перехватив меч поудобнее, и принялся тыкать в лезущих в вагон каии и рубить тех, что пытались лезть в распахнутую дверь или утащить ближайшего к нему пулемётчика.

Он думал, что в окопах царил жуткий шум из выстрелов, солдатской брани и воплей каии, но тут, в замкнутом пространстве, все звуки усилились многократно. Они, казалось, отскакивали от дырявых стен вагона, бились в уши, грозя разорвать барабанные перепонки. От концентрированной пороховой гари уже начинало тошнить, и Юримару серьёзно опасался, что его вывернет. Он до боли сжимал зубы, лишь бы не допустить этого. Так опозориться на глазах солдат, которых ему, скорее всего, вести на смерть, Юримару позволить себе не мог.

Бой закончился как-то неожиданно. Вот вроде ты только что тыкал и рубил мечом, поражая лезущих отовсюду каии, и тут – раз и нет их. Не надо больше никого рубить и колоть, вокруг только свои, а трупы врагов ногами выталкивают из вагона. Среди солдат снуют медики, перевязывая раненых, вкалывая морфий тем, кому уже не помочь. В отдельный угол оттаскивают трупы.

– Телефонист, за мной, – махнул обожжённой рукой Юримару, – и отделение солдат для прикрытия.

Они выбрались из вагона, и Юримару широко зашагал прямо по трупам каии. Солдаты и телефонист с коробом на спине старались поспеть за резвым командиром, направившимся к деревянному столбу телеграфной и телефонной связи.

– Свяжитесь с Иокогамой, – махнул на него рукой Юримару. – Мне надо знать обстановку в городе.

Телефонист отстегнул от пояса жутковатого вида крючья, больше похожие на орудия пыток, надел их на ноги и ловко вскарабкался на столб. Несколько минут поколдовав с проводами, он кинул вниз эбонитовую трубку, шнур которой оказался на удивление длинным. Юримару подхватил её и несколько раз дунул в трубку.

– Иокогама, – крикнул он, – Иокогама, вы меня слышите?!

– Иокогама на связи, – донеслось до него сквозь помехи. – Штаб эвакуации города.

– Что у вас происходит? – спросил Юримару. – Почему эвакуация?

– В залив вошли линейные корабли «Нагато» и «Муцу», – ответил штаб эвакуации, – и открыли огонь по заражённым частям города. Население эвакуируется в срочном порядке.

– Можно возвращаться в Токио, – махнул рукой телефонисту Юримару, – Иокогаму обстреливают линкоры, скоро от города останутся одни руины.

– Значит, весь наш поход зря? – спросил подошедший комбат.

– Отчего же зря, сёса, – удивился Юримару. – Как вы думаете, куда направлялись летучие твари, если не в Токио. Мы отразили их атаку на дальних рубежах, так что ни один из ваших солдат не погиб зря. А теперь нам надо возвращаться в столицу, там на счету каждый боец.

Растащив трупы каии, батальон снова занял позиции у поезда, так они хотя бы были прикрыты с тыла. За противоположной стороной внимательно наблюдали с бронепоезда, и бойцы были готовы в любую минуту перебраться туда. По ту сторону позиции были подготовлены ничуть не хуже.

К Юримару снова подошёл медик и объяснил, что пора менять повязки на ладонях.

– Надо смазать их мазью от ожогов, – сказал он, – и удалить обожжённые ткани.

– Я смогу после этого драться? – спросил Юримару.

– Вам будет очень больно держать оружие, – честно ответил медик, не глядя в глаза командиру, – хотя правую ладонь вы обожгли не так сильно… – Он только плечами пожал, как бы добавляя к своим словам – решайте, мол, сами.

– Давайте, – кивнул Юримару, – только пальцы не бинтуйте, чтобы я мог более-менее нормально сражаться.

– Вам ввести морфий? – спросил медик, извлекая из специального кармашка в сумке готовый к инъекции шприц. – Боль, когда я буду удалять повреждённые ткани, будет адская.

– Я должен оставаться в сознании, – помотал головой Юримару.

– Вы скорее от боли потеряете сознание, – заметил комбат, – так что морфий вам в этом поможет.

– Колите, – сжал зубы Юримару. Он никому не говорил о своей несколько постыдной слабости – до дрожи в коленках бесстрашный самурай и гроза каии боялся уколов.

Колол, надо сказать, медик легко и профессионально. Юримару зажмурился, когда он поднёс к его бедру шприц, но особенно больно не было. Когда он открыл глаза, врач уже откупоривал пузырёк с перекисью водорода. Он щедро полил ею руки Юримару – перекись зашипела на бинтах, ладони обожгло, Юримару втянул воздух, сквозь плотно сжатые зубы, но сдержался, и ругаться не стал. Медик принялся сноровисто снимать бинты – и это было во сто крат больнее любых уколов. Он отшвыривал почерневшие от засохшей крови полоски марли прямо под ноги. Однако очень скоро боль в руках притупилась – начал действовать морфий. В голове слегка зашумело, ноги налились свинцом, но Юримару приложил все усилия, чтобы удержаться и не осесть на землю. Однако медик заметил его состояние, и прежде чем приступить к очистке ран, мягко, но непреклонно усадил Юримару на железнодорожную насыпь. А когда медик начал чистить раны, Юримару зарычал от боли, не смотря на укол морфия. Военврач швырнул несколько почерневших тампонов на бинты, валявшиеся под ногами, и принялся обрабатывать ладони Юримару какой-то остро пахнущей мазью. Это было не так больно, по сравнению с процедурой очистки ран, и Юримару смог немного отдышаться, откинувшись спиной на железнодорожную насыпь. И плевать ему было, что галька и земля снова посыпались за шиворот мундира.

– На левой руке я пальцы оставил открытыми, – объяснил врач, – их и не обожгло совсем. На правой всё же пришлось забинтовать, но я постарался оставить им максимальную подвижность.

– Спасибо, – кивнул Юримару, осматривая замотанную чистыми бинтами правую ладонь, на ней каждый палец забинтован был отдельно. Так он не только стрелять сможет из «Бергмана», но и рубиться мечом ему будет куда сподручней.

– Вот, держи, – протянул ему кожаные перчатки комбат. – Многие поначалу обжигают ладони, когда хватают «Бергман», как винтовку. Я не исключение. Вот такие перчатки очень помогают. Я их с первых дней, как автомат выдали, с собой таскаю, хоть и не ношу уже. Думаю, тебе подойдут. – Он как-то сам собой перешёл с Юримару на «ты», а тот останавливать комбата не стал.

Юримару натянул их прямо на бинты, слегка поморщившись, руки не болели, но раны саднили. Сжав и разжав пальцы, Юримару кивком поблагодарил комбата и перехватил «Бергман».

Вернулся только один мотоциклист, что сталось со вторым, понятно. Однако вернулся разведчик не один. За ним тянулась длинная вереница грузовиков, тракторов и подвод, с впряжёнными в них спокойными лошадьми и мулами. Рикш, правда, не было.

– Грузиться только тем, кто может сражаться, – распорядился Юримару, – остальные остаются в бронепоезде и ждут прибытия войск. – Он выбрался из окопа и прошёлся по его краю, стараясь заглянуть в глаза каждому. – Только те, кто может сражаться, – повторил он. – Вы не должны красиво погибнуть, ибо это не война прошлого, наша война – война будущего. И мерило победы – не только честь и верность, но и полезность! Каждый из вас должен сам подумать, сможет он помочь товарищам, или же погибнет с честью, но без пользы.

Он спустился с бруствера и зашагал к головному грузовику. Бойцы и офицеры батальона разделились на две части. Одни направились к грузовикам и подводам, вторые выбирались из окопов и лезли в вагоны. Они же помогали товарищам выгружать наполненные дисками короба, и забирали из окопов те, в которых лежали пустые магазины.

Юримару забрался в кабину головного грузовика, где сидел пожилой дядька в промасленном комбинезоне и кепке, надвинутой почти на глаза.

– Куда едем-то? – спросил шофёр, не глядя на Юримару.

– В столицу, – ответил тот. – Бензина хватит?

– У меня да, – сказал шофёр, – за остальных не скажу. Но ехать недалеко, так что должно у всех хватить.

Тут по крыше грузовика несколько раз хлопнули, значит, всё готово – можно ехать. О чём Юримару сообщил шофёру, и тот дёрнул длинный рычаг, мерно стучал двигатель грузовика, и авто двинулось вперёд. Невозмутимый шофёр правил прямо по трупам каии, грузовик переваливался с борта на борт, Юримару пришлось схватиться за ручку, чтобы не налететь на шофёра. А тому было хоть бы хны. Правда, остальные водители оказались не столь невозмутимыми, а лошади и вовсе отказались приближаться к трупам каии. Это существенно замедлило продвижение колонны к Токио, но расстояние было не так и велико, да и миновав поле боя грузовики и подводы двинулись со вполне приличной скоростью.

Вот только скорость эта, по мнению Юримару, была удручающе низкой. Ведь каждая минута промедления стоила жизни нескольким жителям столицы.