Текст книги "Твой друг (Сборник)"
Автор книги: Борис Рябинин
Соавторы: А. Априщенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
«А сможет ли он подавить в себе пищевой инстинкт?» – подумал я и на глазах у хозяев дал ему необглоданную куриную ножку. Он жадно стиснул ее в зубах, а я, уцепившись пальцами за лодыжку, торчавшую изо рта собаки, потянул куриную ножку, приговаривая мягко, но повелительно: «Отдай, Мишутка, отдай». Жалобно поскуливая, пес то ослаблял прикус, то вдруг еще сильнее сжимал куриную ножку. Ох как мучительно было расставаться с лакомым куском! И все-таки, слегка прицапывая зубами, он выпустил изо рта куриную ножку и при этом даже не разозлился, не рычал. Подхватывая истекающую изо рта слюну и глядя то на куриную ножку, то мне в глаза, Мишутка будто умолял: «Чего ты меня мучаешь? Отдай!..» Я вернул ему куриную ножку, он осторожно взял ее из моей руки и унес в свою конуру.
Петр Кузьмич с удивлением покачал головой:
– Ну и ну… Вот этого я от пса не ожидал…
– А вот тебе бы, Петр, Мишутка не отдал лакомый кусок… – с усмешкой «подковырнула» мужа Мария Ивановна.
– Попробовал бы не отдать… – хмуро буркнул Петр Кузьмич.
Находясь по целым дням (да и ночь) во дворе, пес тосковал по воле. Утром и вечером я ходил на прогулку и брал его с собой. Как только, выйдя на крыльцо, я говорил «гулять», Мишутка выскакивал из конуры и, подбежав к калитке, бил в нее передними лапами. Выскочив со двора, он мчался впереди меня к реке – на мое любимое место.
У него явно стало проявляться какое-то охотничье чутье: наклонив голову, принюхивается к чему-то в траве, шарит, ищет, фыркает, петляет по какому-то зигзагообразному пути, а потом вдруг остановится около дерева и, подняв голову, визгливо взлаивает. Посмотрю вверх, там дятел долбит кору…
Когда же я купался в реке, пес спокойно сидел на берегу, охраняя мое белье, но как только я заплывал далеко, начинал метаться по берегу и громко взлаивать – будто опасался, что я утону. Воды он страшно боялся. Может быть, инстинктивно помнил, как его тащили топить?.. Я решил приучить его к воде: подхватил на руки и, зайдя в реку поглубже, пустил на воду. Фыркая, с вытаращенными глазами он быстро поплыл к берегу. Выплыл и, отряхиваясь от воды, отбежал подальше. С тех пор он не подходил близко к реке и на прогулках не давался мне в руки.
По воскресным дням ко мне на дачу приезжала жена. Она вообще боялась собак и к Мишутке относилась настороженно. А он к ней сдержанно. Но я не думал, что у него может вспыхнуть ревность.
Гуляя по берегу реки, мы с женой присели под березой. Огненно-алый закат отражался в воде, как и все небо с облаками. Казалось, что река бездонная, и в ней тоже небесный мир, заманчиво пленительный, влекущий к себе.
Мишутка, который ходил за нами по пятам, понурив голову, неласково-грустный, когда мы сели, полез ко мне с лаской и запачкал лапами светлые брюки. Я рассердился и грубо оттолкнул его: «Уйди! Надоел…» И обнял жену за плечи. Мишутка вдруг ощерился и схватил жену за ногу. Она вскрикнула и, отдернув ногу, прижалась ко мне. Я сильно ударил пса кулаком по загривку и сердито крикнул: «Нельзя! Пшел!» Мишутка отскочил, а потом распластался на брюхе и пополз к моим ногам, повизгивая, как бы прося прощения за свой дурной порыв.
С тех пор он терпеливо переносил соседство моей жены и даже принимал от нее пищу, но не ласкался к ней. При встрече вильнет хвостом раз-другой для вежливости и осклабится так, словно криво улыбнется.
На прогулках он от меня не отдалялся и был до безумия смел при встрече с собаками: первым дерзко бросался на них, как бы оберегая меня от опасности. За это однажды и поплатился: бросился на здоровенную овчарку, а та его схватила за позвоночник и так стиснула, что он присел и визгливо застонал. После этого несколько дней пролежал в конуре и плохо ел. А тут приключилась с ним новая беда, более тяжелая…
У моего хозяина был яблоневый сад. И вот как-то вечером, когда мы сидели у телевизора, подросток Федя решил полакомиться чужими яблоками. Перелез он через забор и… столкнулся с четвероногим сторожем. Мишутка залаял и бросился на воришку, а тот схватил стоявшую у забора железную лопату и ударил пса по ногам. Тот взвизгнул, присел и начал крутиться на месте, прихватывая зубами перебитую заднюю ногу. А Федька махнул через забор и был таков. Я знал этого мальчишку. Жил он без отца, с матерью, работавшей няней в доме инвалидов. Сильный, ловкий и смелый, Федька был «заводилой» среди подростков дачной округи. Он выше всех забирался на деревья, быстрее всех плавал и на крючок ловил не только окуньков, но и… домашних уток, за что ему не раз попадало от матери и от владельцев уток.
Перелом бедра у Мишутки оказался раздробленным, но, к счастью, закрытым. Когда я накладывал на ногу лубки, пес от боли стонал, скулил и временами слегка прихватывал мои руки зубами. Ночью сорвал зубами повязку. Пришлось лубки накладывать снова, а чтобы не сорвал, надеть намордник. Мария Ивановна прослезилась, а Петр Кузьмич погрозился «оторвать Федьке башку».
Ежедневно я поправлял, укреплял лубки, которые Мишутка пытался стаскивать передними лапами. Трудно было удержать собаку в покое, и хотя нога зажила, на месте перелома образовался ложный сустав. При ходьбе пес слегка прихрамывал, а при беге поврежденная нога подламывалась.
Тяжелая травма, нанесенная собаке подростком Федькой, так врезалась Мишутке в память, что если нам по пути попадались дети, он далеко обходил их стороной. Ну, а с Федькой пришлось ему еще раз встретиться…
Вот как это произошло.
В одну из зим, в первый день нового года, я поехал к Тарановым, чтобы побродить по заснеженно-тихому, притаенному лесу, подышать морозным воздухом. Зимний хвойный лес как-то особенно успокаивает душу и бодрит.
Дома оказалась только Мария Ивановна – Петр Кузьмич гостил у сына в Москве.
Не успел я снять пальто, как Мария Ивановна огорошила меня сообщением:
– А ведь у нас Мишутка чуть было не утонул…
– Где, как?
– А помните у бережка мостки, а перед ними прорубь? Спустилась я туда белье полоскать, а Мишутка за мной увязался. Я прицыкнула на него, прогнала. Как бы, думаю, в прорубь не свалился, обледенело там, скользко. Он и побежал на ту сторону реки. Смотрю, на той стороне ребятишки катаются на огромной собаке, запряженной в санки. Как бы, думаю, не стравили собак. Крикнула: «Мишутка, домой!» А он и ухом не повел. Добежал до середины реки. Тогда я уж еще громче крикнула: «Мишутка, мясо!» Остановился, повернул обратно и побежал ко мне напрямую. А на его пути полынья, припорошенная снегом. Я-то вижу, куда он бежит, закричала во весь голос: «Куда ты?! Назад! Назад!» И с того берега мальчишки что-то закричали, заулюлюкали. Он испугался и еще быстрее припустился ко мне. С разбегу и ухнул в полынью. Бросилась я к нему. Пробежала шагов десять, а дальше не могу. Лед тонкий еще, трещит подо мной, я-то грузная… Гибнет песик, а я ничем помочь не могу. И вдруг вижу, как с нашего крутого берега двое подростков – шмыг на лед. Один Федька, который перебил Мишутке ногу, а поменьше – Сережка, сосед. Скинули с ног лыжи и к полынье, а я кричу им: «Ложитесь, ложитесь, а то провалитесь!..» Плюхнулись они на лед и поползли: впереди Федька с лыжной палкой в руке, а за ним Сережка, ухватив Федьку за ногу. Мишутка уже захлебываться стал. Я уж теперь боюсь, как бы с ребятами чего-нибудь не случилось… Дополз Федька почти до самой полыньи и протягивает Мишутке палку, а тот – от него. Испугался. Да и не может собака ухватиться за палку. Федька отбросил палку в сторону, подполз поближе и протянул руку. Тут уж Мишутка подплыл к нему, и Федька выхватил его за лапу. И что вы думаете? Отряхнулся, отфыркался и побежал не ко мне, а домой…
Мария Ивановна умолкла, а потом, тяжело вздохнув, продолжала:
– Ох, что я тогда пережила… И песика жалко, на моих глазах погибал… А уж из-за ребят испугалась… Страшно вспомнить… К счастью, все обошлось. Сережка домой убежал, а промокшего Федьку я привела к себе, сушить и обогревать. Пришлось и Мишутку привести в дом, чтоб не заболел.
Пока Федька чаевничал, Мишутка довольно спокойно посматривал на своего спасителя, а как стал тот уходить из дома, бросился за ним и облаял. Отругала я его за неблагодарность, да, видно, вспомнил он, как Федька перебил ему ногу.
…Десять лет прожил Мишутка у Тарановых, неся караульную службу, и каждую весну встречал меня так, как встретил после первой длительной разлуки. Впрочем, не совсем так: если в первые свои молодые годы при встрече со мной он неистово прыгал вокруг меня, взлаивал, стараясь облапить, лизнуть, то потом, когда постарел, просто уткнет морду в колени и, закрыв глаза, тихо стонет нутром, временами вздрагивая.
Ко всем приходит старость. Пришла она и к Мишутке. Коротка собачья жизнь: уже через восемь лет он стал худеть, шерсть на нем пожухла, свалялась и плохо линяла весной. Он подолгу залеживался в конуре или под домом, где в жаркое время было прохладнее, много спал и не сторожил хозяйское добро, как раньше. Петр Кузьмич был недоволен, а тут еще, как на грех, хорек задушил несколько цыплят и двух уток кто-то поймал «на удочку». И хотя лески оборвались, но крючки засели где-то глубоко в зобу, и пришлось уток преждевременно прирезать. Правда, в этом случае пес был совершенно неповинен, но Петр Кузьмич и это поставил в вину своему сторожу: «Лежебока… Только жрать да дрыхнуть…» Мария Ивановна по-прежнему жалела Мишутку, кормила его хорошо, но, когда она уехала к сыну в Москву, Петр Кузьмич лишил пса мясного. И появилась на теле у собаки короста, вроде экземы. Петр Кузьмич испугался: как бы не заразил кроликов. Я в это время тоже был в отъезде. Воспользовавшись отлучкой «защитников», Петр Кузьмич решил по-своему судьбу пса: запихнул его в мешок, отнес далеко в лес, положил под кусты и, не развязав мешок, ушел…
Вернувшись из поездки и узнав от Марии Ивановны о судьбе собаки, я спросил хозяина:
– Петр Кузьмич, как это вы могли домашнего друга обречь на такую мучительную смерть?..
– Все равно ведь ему настало время умирать… – ответил хозяин и, как бы извиняясь за содеянное, добавил: – Рука не поднималась покончить сразу…
Когда же я сказал ему о том, что задумал написать о жизни Мишутки, Петр Кузьмич с какой-то жалкой полуулыбкой на худощавом, морщинистом лице попросил меня о том, чтобы я концовку рассказа придумал бы какую-нибудь другую:
– Ну, пусть Мишутка убежит со двора и… пропадет без вести. Писатели ведь все могут сделать, как захотят…
Нет, я не мог, не захотел изменять собачью судьбу и написал так, как было в жизни.
Виктор Пронин
Хорошо бы собаку купить
Вынося эти слова в заголовок, хочу сказать, что речь в конце концов пойдет вовсе не о собаках. С собаками нынче, вроде, все стало на свои места. Осознана необходимость гуманного отношения к животным, по телевидению и по радио не перестают, к общему удовлетворению, раздаваться голоса, призывающие беречь животных, относиться к ним, как к братьям меньшим, а знаменитый Бим со своим не менее знаменитым черным ухом стал в свое время едва ли не самым популярным актером сезона. И не делим мы уже насекомых, морских обитателей, зверей на полезных и вредных, потому что поняли: вредных нет. Есть хищные и травоядные, далекие и близкие, экзотические и привычные. Даже показанная как-то на телеэкране прирученная гиена, зверь с ужасной репутацией, оказалась при ближайшем рассмотрении почти собакой – симпатичной, ласковой, отзывчивой.
Люди потянулись к зверю. Веяние времени? Или мода? А как знать, может быть, многие воспользовались этой модой, чтобы исполнить наконец мечту детства – завести, например, собаку.
Да, конечно, собака в доме требует от человека многих качеств, и все это, как на подбор, прекрасные качества – заботливость, участливость, умение быть великодушным, умение нести ответственность. Это те черты, увидеть которые в своем ребенке будет счастлив каждый родитель.
История первая. Джек
В нашем доме на втором этаже живет девочка Марина. Как-то летом все ее подруги разъехались – в пионерские лагеря, к бабушкам, к родным, и Марина осталась одна. Поскучав недели две-три, побродив возле опостылевших качелей, она случайно познакомилась с бездомным псом – громадным, лохматым, довольно пожилым, потерявшим где-то свой хвост. Вид у собаки был угрюмый и нелюдимый. Но при этом пес оказался доброты бесконечной. И людей отпугивал не нрав его, а вид. От ночевок под скамейками, в подвалах, на строительных площадках он был весь в колючках, в пыли, мусоре. Взгляд казался злобным, на тяжелые лапы нельзя было смотреть без опаски.
Но Марина сразу прониклась к собаке доверием. Надо сказать, доверие было взаимным. Уже через несколько дней пес запросто захаживал в наш двор, иногда поднимался на второй этаж, где жила девочка, робея, укладывался на коврик у ее двери. При приближении соседей Джек – Марина назвала собаку Джеком – демонстративно отворачивался, словно зная о своей устрашающей внешности…
С тех пор все дни девочки были посвящены собаке. Марина кормила ее, вычесывала шерсть, отмывала лапы, чтобы мама разрешила иногда заводить Джека в квартиру. Когда мама заговорила было о путевке в лагерь, Марина категорически отказалась. Какая путевка, какая может быть поездка! Кто будет кормить Джека? Где он будет ночевать? И Марина осталась. И на следующее лето тоже.
Не буду рассказывать о скандалах напуганных жильцов, о протестах почтальонов – собаки, как известно, не очень их любят, – о случаях, когда Джек буквально спускал с лестницы подвыпивших гостей. Было дело – даже подписи собрали под письмом в милицию, требовали убрать собаку…
Марина купила Джеку ошейник и поводок, сводила в ветлечебницу, зарегистрировала собаку на свое имя. Ей выдали официальное свидетельство, определили породу – какая-то неимоверная помесь кавказской овчарки и сибирской лайки.
Пес и сейчас живет в нашем подъезде. Но не о нем речь – о Марине. Она сильно изменилась. Среди подруг отличается серьезностью, чувством собственного достоинства. Знает все породы собак, их повадки, классификацию, методы дрессировки. Срисовывая в альбомы собак из журналов, газет, книг, Марина научилась неплохо рисовать, в школе была организована выставка ее рисунков. Она записалась в кружок любителей животных и сделала там доклад о собаках, об истории их приручения человеком.
Нет-нет, она не замкнулась на Джеке. У нее уйма подруг, она общительна и остроумна, но в тоже время ее отличает более зрелая духовная культура, нежели у сверстниц, воспитанность, выдержка.
Пытаюсь вообразить Марину, совершающую когда-нибудь в будущем поступок подлый, низкий, некрасивый. И не могу. Не могу себе представить Марину, бросающую человека в беде, мелко прикидывающую выгоду от того или иного хитрого хода, злобно завидующую чужому счастью, чужой удаче. А вот ее же поступок благородный, жест щедрый и великодушный, решение дерзкое представляю с легкостью. Потому что все это будет продолжением ее сегодняшних поступков и решений.
Не буду утверждать, что именно Джек, этакий благородный бездомный пес, так повлиял на девочку. Но я глубоко уверен, что на Марину повлияла сама ситуация, возможность проявить заботу, помочь тому, кто в ее помощи нуждается, не подвести того, кто на нее надеется. Ведь она не просто кормила собаку, не просто разрешала ей спать у своей двери – она спасла ее в самом полном смысле слова. И прекрасно понимает это. Другими словами, девочка проявила ту духовную щедрость, на которую – чего уж там – так часто не хватает нас, людей взрослых.
История вторая. Тимка
Эта история печальная. Произошла она на окраине большого города Днепропетровска.
На сей раз девочку звали Юлька. Вернувшись из школы, она вышла поиграть во двор с собакой-таксой по кличке Тимка. Юльку тут же окружила толпа подружек. Пройти мимо шаловливого пса, особенно когда тебе немногим больше десяти, просто невозможно. Устав от возни, Тимка обычно переворачивался на спину и поднимал лапы – все, дескать, больше не могу, делайте со мной, что хотите.
Игра была в самом разгаре, когда к детям подошел какой-то дядя. Разведя длинными руками толпу ребятишек, он молча взял Тимку за шиворот и пошел с ним прочь. Дети вначале подумали, что дядя шутит. Но дядя не шутил. Он был из тех, кого панически боятся все собаки. Подойдя к грузовой машине с крытым верхом, дядя открыл дверцу и бросил Тимку внутрь. И только тогда дети сообразили, что произошло. До сих пор, понимаете, до сих пор, хотя прошло уже больше года, они рассказывают об этом, как о самом ужасном, что им довелось увидеть в жизни: дядя сжал Тимке горло, оно хрустнуло, Тимка дернулся, и дети слышали и до сих пор слышат, как он бьется в предсмертных судорогах о железный пол.
Дети бросились к собачнику, стали перед машиной. Юлька стремглав кинулась домой. Из квартиры тут же выбежала вся семья. Машина еще стояла у двора, дети, рыдая, вцепились в прутья радиатора, и, казалось, никакая сила не может заставить их отступить. Через минуту машину уже окружили взрослые, кто-то пытался открыть дверцу кабины, кто-то прилаживал железный прут к запору кузова, но дядя, видимо, знал свое дело. Он резко дал задний ход, мотор взревел, машина вильнула в сторону и по газону выскочила на шоссе.
Механизированная колонна, к которой принадлежала машина, находилась недалеко. Мама Юльки была там через несколько минут и нашла ту машину. Водителя на месте не оказалось. Кто-то помог подкатить бочку, женщина взобралась на нее, заглянула через маленькое окошко и увидела мертвого Тимку.
– Это Виноградского работа, – объяснили ей. – Собак положено умерщвлять газом, но Виноградский любит это делать руками. И быстрее и чище.
Мне довелось поговорить с этим «любителем чистоты».
– А, – махнул он рукой, – помню я этот случай… Там такой шум поднялся, будто я у них ребенка уволок… Но они опоздали.
– Как же понимать, – спрашиваю, – ведь собака была не одна, вокруг были дети! На собаке ошейник, номерок, поводок – все, как положено.
– А! Номерок! Они на кого угодно номерок повесят… И нам разве до номерка бывает! Схватишь и бежишь! А то догонят и еще шею намылят.
Там же, в автоколонне, мне удалось выяснить кое-какие детали. Оказывается, собак положено подбирать рано утром. Но подниматься на рассвете хлопотно, и выезжают эти так называемые «собачьи будки» в восемь утра. А самая охота начинается к обеду, когда школьники возвращаются с занятий, когда больше всего вероятности встретить собаку, тем более что рядом с детьми они обычно теряют бдительность, осторожность. По правилам положено некоторое время держать животное взаперти – вдруг хозяин объявится. Но собачники неохотно идут на соблюдение правил: за каждого пса им выплачивается семьдесят копеек. Вот и торопятся побыстрее задушить добычу.
Но не о собаках речь. Речь о Юльке.
Она сразу перестала ходить в музыкальную школу. Какая там музыка… Учительница пригласила родителей и пожаловалась на пассивность девочки, ее вызывающий тон, равнодушное отношение к жизни класса, замкнутость. Спрашивала, не случилось ли чего. Ответили, что так, мол, и так, собаку убили. «Ну, тогда это пройдет», – успокоилась учительница. Она попробовала было заинтересовать Юльку работой в школьном живом уголке. Предложение та выслушала молча, но возле животных не появилась ни разу. Учительница перед всем классом пристыдила ее: дескать, кролики голодными остались, птичкам воды никто не налил. Юлька только усмехнулась, криво так, думая о чем-то своем уже недетском. Отец предложил ей купить другую собаку – она отказалась категорически. И от кошки отказалась. И вообще не хочет в доме никакой живности.
Конечно, вполне вероятно, что это ее состояние пройдет, она снова станет прежней Юлькой, опять попросит отца купить собаку, скорее всего, так и будет. Но вряд ли она забудет то, что произошло. И то, что поселилась в ней этакая жестокость, равнодушие, можно считать прямым следствием страстного желания ловца собак прибавить к своей зарплате еще семьдесят копеек. При том, что не так уж мала зарплата у того же Виноградского – двести – триста рублей в месяц получается…
Что сказать? Очевидно, его работа важна, необходима, заниматься ею кому-то надо. Главный инженер автоколонны пожаловался, что охотников до этого дела немного, администрация вынуждена переводить на такие машины водителей, которые в чем-то провинились. Но есть и те, кто занимается ею постоянно. Кстати, Виноградский из постоянных водителей «собачьей будки». И еще главный инженер пожаловался, что случай с Тимкой далеко не единственный, что хозяева часто приходят к нему в поисках своих собак – пойманных, украденных, отобранных. Мне дали прочитать жалобу старушки, у которой болонку сняли прямо с подоконника.
И за грустной улыбкой главного инженера, за какой-то безнадежностью в его голосе чувствовалось, что таким вот молчаливым согласием смотреть сквозь пальцы на эти нарушения администрация как бы расплачивается с водителями за их работу.
И вот результат: водители этих спецмашин даже мальчишек подряжают на охоту за собаками. Деловая хватка верно подсказывает им, что это очень удобный способ заработать – мальчишек собаки не боятся, мальчишкам они доверяют. И находятся юные представители рода человеческого, которые соглашаются за двугривенный сманить у соседа собаку и пустить ее в полном смысле слова на мыло. А отсюда совсем недалеко и до той истории, которая не столь давно потрясла жителей Днепропетровска, – там сколотилась тесная группка ребят, повадившихся в подвале одного из домов истязать животных. Спицы у них были для этого дела, зажигалки, проволочные петли… А когда один паренек не выдержал и отказался от такого времяпрепровождения, его избили до полусмерти. С применением тех же инструментов.
Собаки – ладно.
Но давайте прикинем, как выглядят при этом нормы нравственности, принятые в нашем обществе. Ведь, говоря о любви к животным, о необходимости помогать им, создавая уголки живой природы в школах и детских садах, всячески поощряя любовь к «братьям нашим меньшим», мы заботимся не только о животных и не столько о животных, сколько о морали, о тех убеждениях, которые усвоят наши дети и понесут дальше, в последующие поколения. И когда эту мораль попирают столь бесцеремонно и откровенно, мы должны отнестись к этому с большой серьезностью.
История третья. Рей
Для начала приведу документ. Называется он так: «Акт судебно-ветеринарной экспертизы».
«Мною, Теплоуховым Анатолием Тимофеевичем, врачом Томской ветеринарной клиники сельхозтехникума, имеющим высшее ветеринарное образование, стаж работы по специальности—17 лет, в помещении клиники с 9 до 16 часов, на основании постановления следователя, в присутствии директора клиники и фельдшера произведено вскрытие трупа собаки. Порода – немецкая овчарка. Пол – кобель. Окрас – чепрачный. Кличка – Рей. Возраст – три года. Принадлежал Наташе Игнатовой. Насилие над собакой совершено 1 октября в 17 часов. Время умерщвления – 1 октября, 22 часа.
В результате патолого-анатомического вскрытия установлено…».
Не будем описывать все то, что установил, обнаружил и занес в документ врач. Тяжелое это занятие – читать описание ран, которые можно нанести с помощью топора, лопаты, кованых каблуков. Обращу только внимание на одну деталь: насилие над собакой совершено в пять часов вечера, а умерла она в 10 часов. То есть погибла собака в то самое время, когда дворы, улицы, скверы полны детворы, прохожих.
Так что же произошло? Я имею в виду: что произошло с людьми, которые вольно или невольно оказались втянутыми в историю гибели Рея?
Когда Наташа была в седьмом классе, ей подарили щенка. Причем хорошего щенка, породистого, с родословной. За три года пес вырос и превратился в шестидесятикилограммового красавца. Он участвовал в многочисленных выставках не только в Томске, но и в других городах. Последний его успех – второе место на состязаниях служебных собак.
Наташа отдавала своему другу все свободное время. Как-то, еще будучи щенком, Рей спугнул грабителя, который попытался влезть в квартиру Игнатовых. И брезентовая рукавица, оставленная преступником в спешном бегстве, долго еще служила предметом особой гордости Наташи. Уже когда собака погибла, клуб служебного собаководства выдал ее хозяйке справку, где подтверждалось, что Рей имеет диплом первой степени по дрессировке, экстерьерную оценку «отлично», даже цену указали заботливые товарищи из клуба – триста двадцать рублей.
Наташа так сильно привязалась к собаке, наверно, еще и потому, что атмосфера в семье была тяжелой. Мать часто выпивала и воспитание дочери понимала своеобразно – все время старалась поставить ее на место, уличить в чем-то, выговорить за проступок, мнимый или действительный. Сводный брат бывал лишь наездами и пьянство в обществе матери предпочитал всему остальному. Отец, судя по всему, не относился к сильным людям.
Отвлечемся немного. Вы, наверное, не раз замечали, как ограниченные, пустые люди болезненно воспринимают чужие увлечения, успехи, в чем бы эти успехи ни заключались. Даже, вроде бы, такой пустяк, как привязанность собаки, может вызвать зависть, неприязнь, ненависть в душе заскорузлой и никчемной. Очень уж не терпится таким людям утвердиться хотя бы в собственных глазах. Как угодно, любым способом. Причем чаще всего способом, наименее достойным. Разговаривал я как-то с типом, написавшим анонимку на своего соседа. И куда, кому, думаете, ее послал? В прокуратуру, в милицию, жене, начальнику? Ничего подобного. Послал анонимку человеку, с которым его сосед дружил. Дескать, поссорьтесь, разругайтесь, не встречайтесь – и мне будет легче жить. Тоже ведь философия, а?
А в нашем случае брат Наташи, Александр Аржанников, убил со своими собутыльниками собаку потому, что та была привязана к девушке, и потому, что его сестре было интересно жить. И переносить это брат просто не мог, это уязвляло его, заставляло ощущать собственную неполноценность. А ведь собаку продать можно было. Не продал, не позарился на такие деньги! Потому что наверняка знал: если собаку убить, сестре будет больнее. А цель была именно такая – сделать как можно больнее. Почти невероятно, но и мать Наташи приняла в убийстве самое непосредственное участие. Она сделала основное – надела на Рея намордник. Имела она странную блажь – после выпивки шла прогуливаться с Реем. Смотрите, дескать, люди добрые, какая у меня славная собака, как она меня слушается, и вообще, обратите внимание, какая я значительная особа… Такое вот было у нее тщеславие, вызванное той ограниченностью, бездуховностью, которая влечет за собой бездушие.
Решив убить собаку, брат Наташи со своими собутыльниками, к которым, куда деваться, приходится отнести и мать, первым делом надели на Рея намордник. Потом повели в сарай. Рей пошел, полагая, очевидно, что предстоит обычная прогулка. Наташа в это время была в клубе собаководства. Она ушла из дома, чтобы не видеть пьянеющих родственников, не слышать их удалого разгула. Заведя собаку в сарай, собутыльники несколько раз ударили ее топором по голове. Но то ли много выпили, то ли сарай был слишком тесным, только удары оказались не смертельными, и Рей вырвался, начал с воем бегать по двору, залитый кровью. Пьяные удальцы с гоготом гонялись за Реем – чего им бояться полуживой собаки да еще в наморднике! Накинув Рею на голову мешок из-под картошки, они снова затащили его в сарай и принялись по очереди бить лопатой по голове. Таксист, специально нанятый ими, чтобы увезти труп, сбежал, не вынеся зрелища. А три довольных собой парня, так и не добив собаку, притомились и ушли со двора. Где-то их ожидала выпивка.
– Пусть помучается! – заявил брат через несколько часов. А сказал он это, глядя на подыхающего пса.
Вот что пишет сосед Наташи – А. П. Лунин, работающий в медицинском институте: «Открыв дверь сарая, мы увидели собаку с натянутым на голову мешком. Еще один мешок был натянут на задние ноги. Сдернув мешки, мы увидели, что на собаке надет намордник, а шея ее стянута веревочной петлей. Рей с трудом поднялся на ноги и пошел нам навстречу. Трудно представить себе более жуткую картину, нежели вид огромного пса, с изрубленной головы которого текла кровь. По-видимому, на последнем дыхании Рей проделал путь в сотню метров и поднялся на площадку второго этажа. Здесь силы оставили собаку, и она упала. Трагизм создавшегося положения усугубился тем; что возле умирающей собаки находилась ее семнадцатилетняя хозяйка – Наташа Игнатова. Ее страдания я не могу описать, но с уверенностью говорю, что моральную, психическую травму она получила слишком большую. Буквально силой ее удалось завести в квартиру и уложить на кровать. Вызванные врачи после осмотра собаки заявили, что их помощь уже бесполезна. При содействии начальницы клуба собаководства и представителя милиции был вызван гарнизонный патруль, которого с большим трудом удалось уговорить пристрелить собаку – не было человеческих сил смотреть на страдания Наташи и из гуманности к изуродованному псу.
Я сам солдат в прошлом. Закончил войну на Эльбе. И хочу сказать вот что. Несмотря на то, что фашизм принес нашему народу невероятнейшие страдания и горе, несмотря на то, что у многих из нас родственники, дети, друзья убиты или замучены фашистами, наши солдаты никогда не переносили своей ненависти к врагу не только на мирное население, но и на животных. Жестокость войны не сделала нас садистами. Все солдаты, прошедшие войну, могут рассказать о многочисленных случаях, когда, остановившись на недолгий отдых, они кормили, поили, ухаживали за беззащитными, ни в чем не повинными животными…»
А вот слова Наташи: «В тот же день я ушла из квартиры моей матери и больше туда не вернусь. Живу у бабушки вместе с отцом, который тоже ушел от матери».
Вот такие дела.
Собака – ладно. Ее не вернешь. Наверно, и мать для Наташи тоже уже не вернешь. Кто знает, возможно, когда-нибудь они снова будут жить под одной крышей, но никогда, никогда их отношения не станут дружескими, теплыми отношениями матери и дочери. Навсегда у Наташи останется ощущение, что мать – это тот человек, который в состоянии предать, обмануть, совершить за спиной подлость. Не буду утверждать, что все случилось из-за собаки, что собака стала причиной семейного разлада или, уж если говорить откровенно, семейного краха.
Так уж получилось, что в этой семье собрались люди разные. Наверно, их разлад рано или поздно был неизбежен. И этот трагический случай обнажил их отношения друг к другу… Качества, которые в каждодневном общении были не очень-то видны, вдруг высветились, и сразу стало понятно, кто есть кто. И самоотверженность, духовная щедрость дочери сделались вдруг настолько очевидными, что о ней заговорил весь город, и о дурацком садизме ее брата тоже говорил весь город, и о пьянстве, бездушии матери тоже было сказано немало даже теми, кто никогда о ней ничего не слышал. И все, кто узнал об этой истории, усвоили вполне определенный урок нравственности, вынесли свой приговор.