Текст книги "Мессия"
Автор книги: Борис Старлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
17
Две полицейские машины прочерчивают ночь беззвучными голубыми вспышками.
Они прибывают на Тринити-стрит вместе, потом расходятся налево и направо, как реактивные истребители. Одна останавливается перед Уивелл-корт, а другая тормозит на булыжной мостовой, ведущей к воротам.
Дверцы машин открываются, выдавая приглушенную статику ограниченных радиоканалов. Выходящие из них люди сосредоточенны, и движения их целенаправленны – им предстоит арестовать убийцу. Из одной полицейской машины вылезает Ред. Полисмены, всего их четверо, надевают шлемы. Ред указывает им путь.
– Третий внутренний двор, последняя лестница слева. Лестница три, комната пять. Она не заперта.
Они кивают ему и исчезают за воротами.
Ред присаживается на низенькую, высотой по колено, ограду Тринити и роняет голову на руки. Голубые маячки лениво вращаются на крышах машин, их задние огни роняют красные блики на камни мостовой.
Два цвета. Голубой, холодный цвет бессердечия. И красный – цвет стыда, гнева и предательства.
Ворота Уивелл-корт открываются снова.
Эрик между полицейскими, воротник его старого твидового пальто запахнут, глаза опущены вниз, рот безвольно обмяк. Полицейские держат его за руки, и Эрик, когда они направляются к полицейской машине, слегка обвисает между ними. Со стороны можно подумать, что это какой-то пьяница, которого собрались отвезти в участок и оставить в камере до протрезвления. Мелкий нарушитель, а не убийца. Один из полицейских пригибает Эрику голову, усаживая его на заднее сиденье машины, стоящей ближе к воротам. Эрик не сопротивляется. Двое садятся по обе стороны от него, один занимает место за рулем. Четвертый полисмен садится за руль второй машины, чтобы отогнать ее назад, в Парксайд.
Брата, сидящего на ограде всего-то в десяти ярдах от него, Эрик не видит, потому что тот так и не поднял головы.
18
Суббота, 2 мая 1998 года
На большом столе в комнате, выделенной для совещаний новой группы по расследованию убийств, разложены газеты, и в каждой из них сообщается об убийстве Каннингэма. "Сан", "Индепендент" и "Дейли мейл" поместили эту историю на первых страницах. "Таймс" и "Дейли телеграф", помимо этого, опубликовали еще и некрологи.
В большинстве статей цитируются высказывания Дункана, заявление архиепископа Кентерберийского, приводятся комментарии соседей погибшего. Все безоговорочно склоняются к выдвинутой полицией версии об убийстве при попытке ограбления, о Филиппе Роде не упоминается вовсе. Убийство епископа – это настоящая сенсация, чего никак не скажешь об убийстве ресторатора.
Поскольку сегодня суббота, день, в общем-то, выходной, все одеты неофициально, а поскольку Джез есть Джез, он и в этом доходит до крайности. Мало того что заявляется последним, так еще и в коротких, в обтяжку, шортах и в майке.
– Ух ты! – говорит Кейт. – Есть за что ухватиться.
Джез посылает ей воздушный поцелуй.
– И не мечтай, – смеется он. – Тебе в жизни меня не поймать. Слишком я шустрый малый.
– Уже потренировался? – спрашивает Ред.
– Ясное дело. Триатлон ленивых не любит.
Дункан смотрит на Джеза исподлобья.
– Чем заниматься с утра хрен знает чем, лучше бы штаны надел, – ворчит он.
– Зато от меня не разит с утра пораньше, как от пивной бочки, – парирует Джез.
– А ты, похоже, слишком много о себе воображаешь.
– Эй, вы оба, – вмешивается Ред. – Хватит препираться, мы не для того собрались.
Он-то хорошо понимает, в чем проблема. Дункан досадует на то, что не может провести эти выходные с Сэмом, ну а тяжкое похмелье только усугубляет горечь. Его так и подмывает сорвать на ком-то обиду, и в этом смысле Джез – совсем еще молодой парень, умница, в душе один из "тэтчеровских детей"[3]3
Thatcher's children (англ.) – «тэтчеровские дети» – поколение молодых людей в Англии, чье детство и юность совпали с периодом правления Маргарет Тэтчер (1979-1990).
[Закрыть] – кажется ему подходящей мишенью.
Ред спешит разрядить напряжение, призывая приступить к делу.
– Предлагаю для начала суммировать то, что мы сумели выяснить к настоящему моменту, а уж потом можно будет обсудить имеющиеся у каждого версии и соображения. Кто первый?
– Пожалуй, я, – с готовностью откликается Кейт. – С каких новостей начать: с хороших или с плохих?
– С плохих, – отвечает Ред после секундного колебания.
– Плохие состоят в том, что на обоих местах преступления больше ничего нарыть не удалось. Вчера мы с Джезом произвели повторный тщательнейший осмотр, чтобы удостовериться, что ничего не упустили. Упустить не упустили, но только потому, что там упускать нечего. Никаких дополнительных улик. Опрос соседей, и в Фулхэме, и в Уондсворте, тоже ничего не дал – никто ничего не видел и не слышал. А если кто-то что-то и заприметил, то делиться результатами своих наблюдений с нами отнюдь не желает. Это типично для больших городов – каждый живет сам по себе и считает, что чужие проблемы его не касаются.
– А как насчет судебных экспертов? Хоть они-то нарыли что-нибудь полезное?
– Нет. Совершенно ничего.
– Ладно. А как насчет хороших новостей?
– Есть пара находок. Во-первых, мы установили фирму, которая произвела те серебряные ложки.
Ред поднимает брови.
– Неплохо!
– Это компания в Шеффилде, что и неудивительно. Называется "Ривелин вэлли металворкс". Вчера, во второй половине дня, я поговорила с их главным менеджером, Малкольмом Фримантлом. – Она указывает на несколько цифр в открытом блокноте. – Эти ложки выпускаются в комплектах по двенадцать штук, чистое, высокопробное серебро. В розничную торговлю поступают по цене двести пятьдесят фунтов за набор. Кому это дорого, может купить такие же с виду, но посеребренные гальваническим способом – менее чем за восемьдесят фунтов. Речь, понятное дело, об отпускной цене – розничную наценку торговля устанавливает самостоятельно. Навскидку, не проверяя по документам, Фримантл сказал, что с восемьдесят девятого года они продали около шести тысяч комплектов.
– Почему с восемьдесят девятого?
– Потому что "Ривелин вэлли металворкс" владеет производством с этого времени. Более ранними данными они не располагают. Что же до точных цифр, то Фримантл проверит, что у него есть, и сообщит мне в понедельник.
– А как насчет списка тех, кто закупал у "Ривелин вэлли" эту продукцию?
– Это относится как раз к тем сведениям, которые он обещал предоставить мне в понедельник. Правда, я боюсь, что география поставок у них обширная – по всей стране.
– Ничего страшного. Если они почти за десять лет продали всего шесть тысяч наборов, проверять придется не так много.
Кейт кивает:
– Пожалуй, что так.
– К тому же, совершая покупки на двести пятьдесят фунтов, большинство людей пользуются кредитными картами или чеками, а не наличными. Таким образом, проследить покупателей будет еще легче. Ну а... какая другая хорошая новость?
– Она также имеет прямое отношение к ложкам. Символизм серебряной ложки настолько очевиден, что мы проверили финансовое положение жертв. И что получили?
– Что?
– Филипп Род располагал весьма значительными личными средствами. За то короткое время, которое имелось в нашем распоряжении, – конец вчерашнего дня да еще и в конце рабочей недели – мы не могли выяснить много подробностей, но с тем, что успели узнать, можно работать.
Она шуршит бумагами.
– Вот. Почерпнуто из разговора с отцом Филиппа Рода, состоявшегося на Хекфилд-плейс вчера в четверть шестого. Выясняется, что это состоятельная семья из Уорвикшира – живут там чуть ли не в замке. У Филиппа имелся личный трастовый фонд, управлявшийся биржевиками из Сити, который оценивается более чем в миллион фунтов.
– Ни хрена себе! Но ведь парень жил в Фулхэме обычной жизнью, не так ли?
– Похоже, он был ограничен в распоряжении средствами до достижения тридцати пяти лет. И у меня сложилось впечатление, что у Филиппа с отцом были какие-то разногласия по этому поводу.
– А откуда это известно?
– Старик Род на сей счет особо не распространялся, но, если читать между строк, похоже, он хотел, чтобы Филипп вернулся в Уорвикшир и взял на себя управление родовым имением. Оно принадлежало семье не одну сотню лет, а Филипп был единственным наследником, так что из-за его отказа после смерти отца это достояние могло попросту уйти из семьи.
– А Филипп, стало быть, не хотел плясать под папашину дудку.
– Похоже на то. Его отец бурчал о "стремлении к самостоятельности" и "желании жить своим умом" таким тоном, будто и то и другое является тяжелой болезнью.
– Но их разногласия не зашли так далеко, чтобы старик лишил Филиппа наследства?
Кейт пожимает плечами.
– По всей видимости, нет. В любом случае деньги не могли больше никуда деться, кроме как на благотворительность. Никаких залогов, долгов, прочих обременении. Я проверила.
– Что же, значит, Род в нашу схему вписывается. Как насчет Каннингэма?
– Этим занимался Джез.
Ред обращается к нему.
– Джез?
– Ага. По Каннингэму мне ничего существенного раздобыть не удалось, но, похоже, в отличие от Филиппа, он не был состоятельным человеком. То есть на жизнь ему, конечно, хватало, но священнослужители в роскоши не купаются. Я, правда, связался с его банковским менеджером, но как раз перед закрытием банка, так что тот не сообщил ничего конкретного.
– Ты же по телефону говорил. Он мог подумать, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
– Ну нет. Он понял, что у меня интерес не праздный. Я сразу же попросил его перезвонить мне, через коммутатор Скотланд-Ярда.
– Ну так и что он сообщил?
– В детали не вдавался, он их не помнил, но заверил меня, что никаких "непомерных" – это его выражение, не мое – сумм на счету Каннингэма не было. Кроме того, у меня состоялся разговор с братом епископа, который сообщил в общем то же самое.
Ред кладет ладони на стол.
– Думаешь, тут произошла ошибка?
– Кто знает? Возможно. Все это как-то странно. Если этот тип что-то имеет против богатых людей, почему бы ему, раз уж он взялся за это дело, не разгромить заодно и их дома? Да и вообще, врагу богатеев имело бы смысл наведаться в действительно богатые дома, в Мэйфейре или Белгрэйвии. В некоторых из них охрана не бог весть какая. А те, к кому он заявился, в плане богатства не представляли собой ничего особенного, так ведь?
Ни у кого нет ответа.
Ред встает.
– Ладно. Я тут вчера поработал ногами. – Он подходит к демонстрационной доске. – Побывал ночью в обоих домах и малость пораскинул мозгами. Очевидно то, что и в том и в другом случае следов взлома нет. Иначе говоря, следует предположить, что и Каннингэм, и Род сами открыли дверь убийце.
Ред последовательно знакомит членов следственной группы со своими умозаключениями – и насчет того, что Филипп Род не знал, что будет повешен, и о том, как Каннингэм пытался спастись бегством. Не рассказывает он лишь о том, как его стошнило и каково ему было находиться в домах мертвецов, наедине с бесконечной ночью.
– Мои предположения ни в коей мере не истина в последней инстанции, – заключает Ред. – Но полагаю, что они единственное, что у нас есть, и, пока не придумаем ничего получше, будем исходить из них. Ведь у каждого из нас имеется определенное представление о том, с какого типа человеком мы имеем дело.
Ред берет маркер и рисует на доске человечка.
– Давайте сформулируем идеи.
– Белый, – говорит Джез.
– А? – удивляется Кейт.
– Он белый. Убийца белый. Согласно теории, серийные убийцы редко преступают расовые границы. Как правило, каков цвет кожи у жертвы, таков и у убийцы.
Ред кивает и пишет на доске, рядом со своим схематичным рисунком: "белый".
– Скорее всего, – это снова Джез, – ему не должно быть сильно за пятьдесят. Сомневаюсь, чтобы у пожилого человека хватило силы так избить епископа.
– Человек с образованием. – На сей раз Дункан. – Обычный работяга вряд ли будет носить с собой серебряные ложки.
– Угу, – хмыкает Ред, все это записывая. – Продолжаем. Кейт?
– Знаком с Лондоном. Должно быть, этот малый провел разведку, перед тем как совершить свои нападения. Это не какой-то гастролер из провинции. Он здесь живет, и, скорее всего, не на самой окраине.
– Значит, нам всего-то и надо, что просеять через сито восемь миллионов людей, – усмехается Дункан. – Здорово.
– Может быть, у него имеются какие-то медицинские познания, – замечает Джез. – Лабецкий сказал, что языки были вырезаны со знанием дела.
– Хорошо. – Ред добавляет слово "медик" к написанному возле рисунка и поворачивается к коллегам.
– Почему он вырезает языки? И почему уносит их?
– Медицинский эксперимент? – предполагает Кейт. – Если он имеет какое-то отношение к медицине, мало ли что могло прийти ему в голову.
– М-м-м... Х-м-м. Не исключено.
– А разве это не смахивает на мафиозные разборки? – спрашивает Дункан. – Я имею в виду, как они расправляются со стукачами и им подобными. По-моему, это в их манере – вырезать язык тому, кто не захотел держать его за зубами. Может быть, кто-то из убитых имел связи с преступным миром?
– Из этой парочки? – фыркает Джез. – Я тебя умоляю.
Дункан бросает сердитый взгляд, и Ред снова спешит погасить конфликт.
– Джез, мы не можем знать этого наверняка. Такое предположение, в рамках расследования, вполне имеет право на существование.
– Ладно-ладно, прошу прощения. Но к слову о стукачах. Я тут тоже прошлой ночью задумался насчет аналогий и ассоциаций. Для чего мы используем язык?
– Чтобы говорить, – откликается Дункан. – Как я только что сказал.
– А еще для чего?
– Чтобы есть, – вступает Кейт. – Ну, чтобы пробовать на вкус, во всяком случае.
– То-то и оно. Еда и речь. Пища и слово. Так вот, Филипп ресторатор, а Джеймс епископ. Филипп кормил людей – готовил еду. Джеймс произносил проповеди, то есть речи. Один работал с пищей, другой со словом. Но и у того и у другого работа была связана с языком.
Ред почесывает ухо.
– Как вариант это интересно. Хотя, вообще-то, все так или иначе используют в своей работе язык.
– Да, но некоторые больше, чем другие, – возражает Джез.
Раздражение Дункана, усугубленное головной болью, прорывается в форме саркастической тирады.
– И кто же в таком случае в списке твоих подозреваемых, Джез? Кондукторы автобусов, торговые агенты, полицейские, певцы, актеры и тот малый на углу, который призывает покупать "Ивнинг стандарт"? Великолепное начало.
– Дункан, такой подход делу не помогает, – указывает Ред.
– Да ладно, Ред. Мы тут удим рыбку в кромешной тьме, и ты прекрасно это знаешь. Все это дерьмо собачье, насчет мотива... Ну, в общем, дерьмо оно и есть дерьмо. И ни к чему нас не приведет.
– Так что же ты предлагаешь?
Дункан отклоняется назад на стуле и обводит комнату взглядом.
– Молиться.
19
Перед допросом Эрика два часа выдерживают в камере, отчасти чтобы сделать разговорчивее, отчасти же чтобы дать возможность инспектору Хокинсу прибыть в участок и произвести допрос лично. Допрос продолжается более полутора часов, и Эрик ни разу не плачет. Не кричит, не впадает в истерику, не разражается хохотом и не требует немедленной встречи с адвокатом. Он не буянит и не твердит о своей невиновности, а спокойно и вежливо отвечает на задаваемые Хокинсом вопросы, хотя при этом большую часть времени смотрит в пол. Можно сказать, он ведет себя скорее как человек, чудом уцелевший в автомобильной катастрофе, а не тот, кто до недавних пор был самым разыскиваемым преступником в городе. Эрик кажется сломленным, и Хокинс невольно едва ли не проникается к нему жалостью. Он гонит это чувство, но оно упорно цепляется к нему, не отпуская, когда он выходит из помещения для допросов и идет по коридору за чашкой чая и бланками протоколов.
Без четверти девять утра Эрику Меткафу предъявлено официальное обвинение в убийстве Шарлотты Логан.
20
Интерлюдия
Они не находят ничего. Совершенно ничего.
Джез и Кейт проверяют список друзей Филиппа Рода и Джеймса Каннингэма, но ни одно имя не появляется в обоих списках. Они тщательно рассматривают каждого, кто мог вступать в профессиональный контакт с каждым из убитых, и снова не находят никого, кто мог бы иметь дело с ними обоими. У этих людей нет ничего общего, кроме смерти. Но почему убийца выбрал из миллионов жителей города именно их?
Вопросы следуют за вопросами, порождают новые вопросы, а вот ответами пока и не пахнет. Единственное, на чем они сошлись, так это на прозвище для убийцы – Серебряный Язык.
Дункан занимается списками тех, кто покупал эти ложки. Из шести тысяч проданных комплектов менее пятисот были куплены на территории Большого Лондона. Следственная группа разыскала и опросила всех покупателей до единого. У подавляющего большинства наборы ложек сохранились в целости. Несколько человек заявили, что подарили комплекты родственникам или друзьям, и последующая проверка подтвердила правдивость этих заявлений. Двое из списка покупателей сообщили, что ложки (помимо других вещей) были, очевидно, приобретены с помощью украденных у них кредитных карточек. Эти сведения тоже подтверждаются – банк, выдавший карту, сообщает, что возместил потерпевшим ущерб. Четверо заявили, что серебряные наборы пропали, когда их дома подверглись ограблению, – это согласуется с полицейскими отчетами и страховыми документами. Одиннадцать человек обзавелись серебром за пределами Лондона, но впоследствии переехали в город. Все они допрошены и освобождены от подозрений.
Специалисты по созданию психологических портретов предлагают намного больше, чем Ред и его команда с их нарисованным на доске человечком. К сожалению, привлечь к делу сотрудников прославленного научного отдела криминального поведения ФБР невозможно: эти ребята по уши увязли в расследовании одного громкого дела в городе Гэри, штат Индиана, имеющем сомнительную честь являться самым криминальным городом Америки. По официальному заключению, между убитыми нет ничего общего. Кроме того, на счету Серебряного Языка пока только две жертвы. А согласно классификации, разработанной в ФБР, чтобы заслужить право именоваться серийным убийцей, нужно расправиться с пятерыми.
Средства массовой информации теряют интерес к случившемуся со вполне предсказуемой быстротой. Связанные с убийством епископа звонки становятся все реже, с тем чтобы спустя всего четыре дня после обнаружения тела сойти на нет. Что же до Филиппа Рода, то, похоже, ни один журналист в стране не в курсе относительно того, что такой человек вообще существовал.
Ред, Джез, Дункан и Кейт продолжают работать, занимаясь вроде бы каждый своим делом, но очень скоро становится очевидным, что все разрабатываемые линии роднит одно – они заводят в тупик. Причем зачастую бесперспективность новой линии расследования становится очевидной не только до ее завершения, но еще до того, как к ней успели приступить.
И главное, за все это время Ред так и не приблизился к ответу на вопрос о причинах внезапного затишья. Два убийства за день, а потом ничего. Ред недоумевает, ломая голову над тем, почему Серебряный Язык не наносит нового удара. Совершил какое-то не относящееся к этому делу правонарушение и оказался в каталажке? Умер, заболел, уехал за границу? Или затаился: наблюдает, выжидает и насмехается над попытками его вычислить?
В отличие от многих маньяков он не делает каких-либо попыток вступить в контакт с полицией или средствами массовой информации. Ни телефонных звонков, ни писем, ни посланий по электронной почте. Никаких требований использовать для общения условный код, рекламные страницы или телетекст.
Ничего.
Реду вспоминается дело Колина Ирлэнда, который в 1993 году, прежде чем его поймали, убил пятерых гомосексуалистов. Ирлэнд сам вступил в контакт с полицией и сообщил о своем намерении, пока его не схватят, убивать по гомику в неделю. Ред прекрасно помнит и его заявление, и ответное послание полиции. "Нам необходимо поговорить с вами. Что сделано, то сделано, но давайте положим конец боли, страху, смертям. Предложите ваши условия, и мы обсудим их, как и когда вам будет удобно".
Но обратиться с чем-то подобным к Серебряному Языку они не могут. Он не звонил, и у них нет возможности поговорить с ним напрямую. А поскольку особенности, объединяющие оба убийства, не стали достоянием широкой общественности, обращение к нему через средства массовой информации тоже исключается.
Контакт отсутствует. Молчание затягивается. Неделя. Две недели. Месяц. Два месяца. Жара, сушь и полная безысходность. Каждый день, прихватив с собой сэндвичи, они собираются в парке Сент-Джеймс под одним и тем же деревом, чтобы снова и снова переливать из пустого в порожнее. День проходит за днем, и каждый вечер они расходятся по домам, так и не найдя никакой зацепки.
Первого июля они заключают пари насчет того, произойдет ли до первого августа (когда исполнится ровно три месяца с ночи убийства Филиппа Рода и Джеймса Каннингэма) еще одно аналогичное преступление. Каждый кладет в кубышку двадцать пять фунтов. Джез и Кейт, по их словам, верят в удачу, то есть в то, что сцапают его до наступления этой даты. Дункан, напротив, в поимку Серебряного Языка не верит, но присоединяется к коллегам, считая, что тот залег на дно.
И только Ред утверждает, что Серебряный Язык совершит убийство до начала августа.
Таким образом, если убийства не произойдет, Джез, Кейт и Дункан имеют шанс заработать по 33,33 фунта каждый, но если оно таки случится, Ред загребет аж сотню фунтов. Кейт говорит, что это нечестно, потому что в случае выигрыша они получат гораздо меньше. Ред в ответ указывает, что обстоятельства складываются в их пользу – или, по крайней мере, так все они думают. Этим и объясняются их ставки.
Выигрывает Ред.
