Текст книги "Рука адмирала"
Автор книги: Борис Солоневич
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
В это время, весело болтая и шутя, молодые люди возвращались в сумерках на Малахов курган.
– А долго мы все таки пробыли у мертвых иностранцев в гостях, сказал Сережа. Интересно, дожидаются ли нас наши «беспозорники»?
– А зачем они тебе?
– Да ведь хорошие ребятишки. Они ко всем, собственно, как волчата относятся: как бы укусить, слямзить, ударить… Рубль в чужом кармане для них, так сказать – вроде личного оскорбления… Если вообще в нашем дурацком мире человек человеку – волк, то для них человек человеку прямо – чорт!.. Но лаской с ними можно многое сделать. Вот, может быть, Тамаре их в свой детдом удастся затащить. На том свете это спасение душ зачтется…
Но на тропинке, где спортсмены расстались с беспризорниками, никого не было.
– Неужели сбежали наши герои? разочарованно протянул Сережа. Экая жаль… Митька этот – прямо бриллиант боксерский. Какого чемпиона можно было бы сделать!
Как и обещали, они шли по старой тропинке к памятнику. Проходя мимо плиты, установленной на месте гибели адмирала Нахимова, Боб вдруг заметил своими зоркими глазами что то белое.
– Это что еще за сюрприз?
Все подошли к плите. Там, завернутый в платок, лежал какой то предмет, оказавшийся… портмонэ Тамары.
– Вот те на… И тут на камне еще что то написано.
При свете нескольких спичек можно было прочесть коряво написанные мелом слова: «вертаем взад звените».
– Ну, и грамотеи!..
– Не в этом дело, торжествующе воскликнул Сережа. А вот видите – я был прав: в каждой душе где то кусочек благородства сидит. И всегда лучше в это верить… Этот кусочек никогда не обманет… Тут, видно, младший спер, а Митька и взъелся на него. Вероятно, у них и драка по этому поводу вышла. Молодцы ребята!
– Постой ка. Да этот платок совсем в крови!
– Вероятно, Митька тому, другому, нос и расквасил.
– Да нет, непохоже. Тут слишком много крови. Посмотри… Тут не расквашенным носом пахнет. Было что то серьезнее: не дружеский мордобой, а настоящее кровопускание, вроде Севастопольской Обороны. Кто то кого то и от кого то оборонял…
– Но где же в самом деле наши ребятишечки? Они ведь обещали обождать.
– Не выдержали, видно. Сбежали.
– Не может быть! Не верю. Этот Митька – парень не таковский, чтобы сбежать!
Москвич оглянулся и крикнул:
– Митька!.. Эй, дружок… Митька! Все молчало.
– Митька!
Неожиданно из кустов послышался неуверенный отклик:
– Я тута.
– Ну, так иди, брат, сюда. Чего ж ты там прячешься?
Несколько секунд длилось молчание. – А драться не будете? Сережа рассмеялся.
– Это он боится наказания за портмонэ. Нет, Митя! Не бойся, выходи! Никто драться не будет.
– Ей Богу?
– Честное слово футболиста.
Очевидно, это обещание подействовало. Смущенная рожа мальчика показалась в кустах. Он нерешительно подошел к молодым людям.
– Так, ей Богу, бить не будете? Вишь ведь вас сколько!
Сережа потрепал его по плечу.
– Не дрефь, Митя. Мы ведь не милиция и не халдеи… А ты ведь все вернул.
– Это, ей Богу – не я, оправдывался Митя. Это – Ванька, сукин сын…
– Так это вы из за этого и дрались? Мальчик качнул головой.
– Угу… Это я ему холку мылил. Пусть не тибрит у своих.
Тамара невольно рассмеялась.
– Ну, значит, мы теперь в «свои» попали? А что такое «свои»?
Беспризорник замялся.
– «Свои» – это которые, значится, свойские. Не фраера. Которые понимают, что и нам жить тоже хотится. Не сволочь, как один тут заявился с кустов!.. Мы тут ему…
– Ладно, ладно, Митя, потом расскажешь… Мне надо теперь с тобой всерьез потолковать. А где, кстати, Ванька?
– Черви-Козырь то? Да он боится сюда идти. Он где то сь с Шариком в кустах сидит.
– Ладно, и пусть посидит. Пока ты мне один только нужен. Ребята, обратился он к Бобу и Тамаре. Будьте хоть раз в жизни перепендикулярны – посидите тут, пожалуйста, несколько минуток в одиночестве. А мне с Митькой кое о чем договориться нужно!
Сережа с мальчиком подошли к памятнику. Уже совсем смерклось. В городе зажглись фонари. На бледно-синем небе показались первые звезды. На Малаховом кургане царила торжественная тишина. Темные кусты скрывали пьедестал памятника адмиралу, мощный силуэт которого резко вырисовывался на светлом фоне неба.
– Видишь ли, Митя, какое дело, тихо начал Сережа. Мой брат – это я тебе по секрету говорю, конечно – офицером был тоже. За Россию сражался – против чекистов. А когда он с Белой
Армией уходил за границу, он спрятал для меня наши семейные документы. Я в то время мальчиком был, в Москве жил. Так вот, написал он мне недавно из за границы, где он спрятал бумаги эти. Написал осторожно, но я понял… Эти бумаги очень важны для меня. Ты мне поможешь достать их?
Мальчик шевельнулся.
– Ну, ясно. Для тебя, дядя Сережа, я все сделаю.
– Спасибо. Так вот что: документы эти должны быть там, на памятнике. Я бы и сам достал, да боюсь лезть – я тяжелый. А тебе легче.
– А куда лезть то?
– А вот видишь – адмирал руку протянул. Так там вот на руке и должны быть привязаны бумаги эти. Если никто не украл…
– Даешь!..
Подсаженный Сережей, Митька мигом взобрался на памятник. Там на гигантском плече умирающего адмирала он вытянулся всем телом и медленно и осторожно пополз по бронзовой руке к пальцам. Сережа с замиранием сердца ждал результатов.
– Ну что? Есть что нибудь? сдавленным взволнованным шопотом спросил он.
– Погоди… Сейчас… донеслось сверху… Есть!.. Что то проволокой привязанное… Вроде палочки какой.
– Сними ее и брось мне!
– Сей минут.
В темноте можно было догадываться, что Митька что то откручивает. Прошло еще минута напряженного молчания.
– Готово!
– Отвязал?
– Ara! Где ты там?
– Здесь… Бросай…
Но Митька не успел ничего бросить. В кустах внезапно раздался яростный лай Шарика и вслед за ним отчаянный вскрик Ваньки:
– Ребята… Облава!.. Спасайся!
В кустах затрещали шаги бегущих людей. Сердце Сережи замерло. Неужели в последний момент тайна уйдет из его рук?..
– Митька! тревожно зашептал он. Не слезай!.. Прижмись – тебя не увидят. И, Бога ради, сохрани мне эту штуку. Я тебе верю, Митя, дорогой!..
– Ладно. Не дрефь! раздался сверху решительный шопот, и Сережа метнулся вниз. Но, пробежав несколько шагов, он вынужден был остановиться. В лицо ему блеснул электрический фонарик, и под ним его острые глаза разглядели блеск револьверного дула. Где то сбоку бежал еще кто то.
– Стой!.. Руки вверх!
Юноша послушно поднял руки. Кружок света уперся ему в лицо.
– Оружие есть?
– Ну, вот… Откуда оружие? А вы кто такой?
– Вас не касается! раздался грубый ответ.
– Значит, не бандиты?
– Нет… Охотники за бандитами.
Сережа сделал вид, что облегченно вздыхает.
– Ну, и ладно… А я думал было – бандиты.
– Мне чхать на то, что вы думали. Идите вперед. Шаг в сторону – буду стрелять.
Голос звучал решительно. Сережа понял, что сопротивление бесполезно. С замирающим сердцем он слышал вскрики и шум в кустах, и одна мысль билась в его сознании:
– Заметят ли Митьку? Удастся ли ему скрыться? Спасет ли он привязанную к руке адмирала «палочку»?
Скоро внизу у ворот Малахова кургана зашумел мотор грузовика. Задержанных спортсменов вместе с пойманным Ванькой повезли в ГПУ. Митьки в грузовике не было…
Когда шум мотора затих в отдалении, Митька, судорожно сжимая в руке небольшой предмет, похожий на обклеенный чем то винтовочный патрон, осторожно слез с памятника. Все было тихо. Он несмело сделал несколько шагов и вздрогнул: навстречу ему метнулось что то темное, мохнатое. Это был Шарик; радостно визжащий и старавшийся лизнуть своего друга прямо в губы.
Пережитое волнение было так сильно, что беспризорник невольно сел на первую попавшуюся скамейку и долго еще не мог собрать своих мыслей. Он крепко зажал в руке таинственный предмет, снятый с руки адмирала и, тревожно дыша, смотрел в темноту, откуда еще, казалось, доносился шум грузовика, увезшего его друзей.
Тайна расстрелянного матроса силой случая попала в руки маленького беспризорника, одного из миллионов человеческих пылинок, разбросанных полураздавленными по дороге революции…
И по странному совпадению именно этой пылинке суждено было остановить ход громадной машины ОГПУ…
19. За бортом жизниВсякая революция – прежде всего несчастье. Даже если она и внесет в жизнь страны какие то очистительные перемены, все равно: страшное напряжение этого периода никогда не проходит даром. Плата оказывается всегда дороже полученных выгод. Революция приносит с собой не только кровь и разрушения, но всегда и длительные, даже неизлечимые болезни народного организма.
Советская революция принесла с собой ужасающие разрушения. Часть из них удалось кое как восстановить, но несколько приобретенных болезней
Нет страницы 132.
В этих трубах обычно обитало не меньше сотни детей. Если приток новых «постояльцев» с севера был особенно велик – это бывало к времени сбора винограда – то «трубная гостинница» не вмещала всех желающих. Тогда те, кто не сумел устроиться в пустых вагонах, сараях, старых домах, кочегарках – уходили в Инкерманские пещеры, в глубине Северной бухты. Там в меловых утесах, ясно видимые даже проезжающими в поездах пассажирами, зияют отверстия пещер доисторического времени. Когда то там жили люди пещерного века, вооруженные каменными топорами и одетые в меха зверей. Они разводили там свои костры, спали на шкурах и мхе и защищались от хищных зверей. Теперь после перерыва в несколько миллионов лет эти же пещеры опять были заняты под жилье русскими детьми, одетыми в лохмотья и вместо каменных топоров вооруженных ножами.
И так же, как и их предки в доисторические времена, эти дети оберегали свою свободу и жизнь обломками скал, которые они сбрасывали не на мамонтов или пещерных медведей, а на милиционеров, чекистов и комсомольцев, грозивших отнять у них свободу и запрятать их в «детдома», больше похожие на тюрьмы, чем на воспитательные учреждения…
* * *
Митька крепко спал, свернувшись калачиком на соломе в своей трубе. К его ногам плотно прижался желтый клубочек – верный Шарик, испытанный друг мальчика. К босым грязным пяткам беспризорника подбирались струйки холодной воды: снаружи, вне «дома» шел мелкий косой дождь, ветром забрасывавшийся в трубу. Но такие мелочи не беспокоили Митьку, уставшего от бурных переживаний дня.
Внезапно Шарик зашевелился и заворчал.
Несломанное его ухо поднялось и прислушалось. Потом собака звонко тявкнула, будя, хозяина, но, когда в отверстии трубы показалась какая то тень – довольно заворчала. Митьке можно было и не окликать появившуюся тень – только Ваньку мог бы так дружелюбно встретить Шарик.
– Ты – Вань?
– А то кому же еще? ворчливо ответил мокрый Ванька. Вот сволочи: как туда – так в машине отвезли. А как домой топать – так на своих, на двоих… Версты две протрепал пехом под дождем…
– А ты где было то? В Гепее?
– Не в пивнушке же!.. Ясно – в Гепее.
– И не оказали, значит, там тебе уважения? подсмеиваясь, сказал Митька. Не довезли обратно?.. Ха, ха, ха… А на кой чорт тебя туда забрали?
– А чорт их знает. Облава была. Тех всех ребят застукали. А за что – не знаю. Ну, я в комендатуре такие слезы развел – дождю впору. А и верно – я тот тут причем? Тех обыскали, а меня послали с солдатом в детдом. На дворе, знаешь, темно, мокро… Я тому чекисту подножку сунул и в переулок. Долго ли умеючи?..
– Молодец, Ванька! А что с теми?
– А я знаю? Я – доктор?.. Кажись, их зацапали. А девка этая, чорт ее раздери – ну и яду там пущала на чекистов! И смех и слезы… Молодец!.. А что потом – откуда мне знать? А, промежду прочим, злой я на тебя, Митька – страх. Полдня проканителили мы с тобой коло тех ребят – и хоть бы копейка поживы. Портмонет заставил отдать, а тут еще вот в облаву вляпались… Чорт тебя, знает, Митюха. Вечно ты не в свое дело влезешь!.. Этак с тобой с голоду пропадешь…
– Брось панику разводить! Ни хрена преподобного… Ну, и поголодаешь ночку – экая невидаль? А завтра опять что нибудь подработаем. Ты на вокзале с кем нибудь в картишки перекинешься и в «двадцать одно» сплутуешь. А я тебе по твоему выбору любой чемодан спулю. Руки у меня на это дело – сам знаешь – золотые.
– Золотые, ворчал Ванька. Чорта мне, что они золотые, когда в животе пусто.
– Ну, не шипи. На, держи!
Митька протянул приятелю кусок черного хлеба, оставшийся под соломой от их «обеда». Тот жадно впился в него зубами.
– Фу, дьявол, сказал он через несколько минут. Ей Бо, по моему, вкуснее черного хлебушка – ничего на свете у нет.
– А кофей буржуйский? съязвил Митька. Ты ж сам говорил, что, верно, вкуснее его ничего нет? Намазать бы этого кофея на хлеб вместо сала – вот бы дело было… Ну, ну, не фырчи… Давай, пока там что покемаем[31]31
Поспим.
[Закрыть] малость.
Приятели прижались друг к другу. Засыпая, Митька протянул руку и еще раз пощупал привязанный под коленом предмет, найденный им на памятнике.
– Гадом буду, а никому не отдам! подумал он, и в его воображении мелькнуло веселое смеющееся лицо московского футболиста. И снова словно теплая волна прошла по маленькому сердцу заброшенного бездомного русского мальчика, засыпающего в старых канализационных трубах под монотонный рокот стучащего сверху дождя.
20. Три часа опозданияТщательный обыск наших друзей, как и следовало ожидать, не дал никаких результатов. Начальник ОГПУ, помня приказание центра по мере возможности не возбуждать подозрений на участие в этом обыске Москвы, вежливо извинился перед арестованными.
– Вы уж, товарищи, не серчайте. У нас тут везде сейчас идут облавы на бандитов и белогвардейцев. Несколько наших сотрудников недавно на тот свет отправлено и, конечное дело, мы все перетряхаем. А как вас вечером на Малаховом застукали – ну, и сочли подозрительными… Вот и вся недолга. А теперя, как мы вас проверили – можете идти на все четыре с половиной стороны…
Когда молодые люди ушли, начальник сел за составление рапорта Москве. Рапорт был короток: следили, арестовали; ничего подозрительного не обнаружено.
Подписав рапорт, начальник дал распоряжение срочно отправить его в Москву, а сам, облегченно вздохнув, отправился домой.
Хорошо обставленная его квартира была расположена в соседнем доме того квартала, который целиком был реквизирован ОГПУ. Выпив водки и закусив, начальник уже лег в кровать, когда внезапно зазвонил телефон.
– Алло, я слушаю, недовольно ответил он.
– Товарищ Пруденко? переспросил дежурный. Тут срочная телеграмма с Москвы на вашее имя.
– Ах, чтобы они там все передохли! злобно проворчал начальник, спуская ноги с кровати. Только вздремнул! Ну, неси ее сюда, твою телеграмму…
В телеграмме было приказание Садовского осмотреть памятник.
– Что это им приспичило? недовольно подумал чекист. Дались им эти памятники? У нас тут наших людей из обрезов, как воробьев бьют, а они вздумали тут мертвяков чугунных обыскивать…
Разве завтра сделать это?
Но посмотрев на телеграмму, Пруденко заметил шифр – «Литера СС». Это обозначало – «срочно, вне всякой очереди».
– Вот, сволочи! Поспать даже не дают! И что там может быть срочного? Стоял памятник полсотни лет и хлеба не просил. А тут на тебе: «срочно»!.. «Молнируйте»! Идиеты московские!.. «Боевое задание»! Тьфу!..
Но все таки старая привычка к военному подчинению сбросила его с постели. Пока он одевался, в мозгу его мелькнул хороший план.
– Алло? наклонился он к телефону. Коммутатор? Дай мне Начпожохра.
Через несколько минут в трубке зазвучал недовольный заспанный голос начальника пожарной охраны.
– Это ты, Иваныч?
– Я… Кому ж еще? А это ты, Пруденко? Какие еще тебе там черти спать не дают? Что у вас там за пожар такой под дождем?
– Пожар, не пожар, а дело, брат, срочное. Приказ Москвы. Дай распоряжение немедленно доставить сюда пожарную переносную лестницу, машину и четырех расторопных ребят.
– А что надо то?
– На Малахов курган полезем. Памятник седлать.
В трубке свиснуло.
– Да ты трезвый ли, Пруденко?
– Ни черта, Иваныч. Давай. Нечего рассусоливать. Приказ и точка!
– Ночь и дождь на дворе! Нельзя ли утречком?
– Никак нельзя. Боевое политическое задание! важно ответил чекист. В ответ ему послышалось сочное ругательство, и трубка щелкнула.
* * *
Минут через десять пожарный автомобиль, громыхая, несся на Корабельную сторону[32]32
Часть города Севастополя.
[Закрыть]. У ворот Малахова кургана он остановился, и несколько человек с фонарями и переносной лестницей во тьме и под дождем пошли наверх.
К руке памятника полез сам Пруденко. На груди его висел сильный электрический фонарь и, кроме того, снизу поднимались снопы света пожарных прожекторов. Во всей этой картине было что то фантастическое: в кромешной тьме южной дождливой ночи над кучкой людей мертвым призраком возвышалась громада памятника, й казалось, что протянутая рука адмирала, резко освещенная снизу лучами света, готова с яростью опуститься и раздавить пришельцев, дерзнувших покусится на вверенную ей тайну…
Фигура человека карабкалась по ступенькам все выше. Дождик монотонно хлестал по непромокаемому плащу и затекал в рукава. Ругаясь и ворча, Пруденко поднялся, наконец, на уровень бронзовой руки и стал ее осматривать и ощупывать. На плече адмирала ничего не было.
– Эй, ребята, крикнул он вниз. Передвинь ка меня левее. Только смотрите, черти, не уроните. Я не ангел, чтобы ночью под небесами летать…
Лестница в крепких руках легко переместилась, и на уровне лица Пруденко оказалась, наконец, рука адмирала. Луч фонаря упал на ее пальцы, и к своему удивлению чекист увидал там остатки ржавой проволочки, что то раньше, очевидно, привязывавшей к руке адмирала.
– Ах, дьявол! выругался Пруденко. Значит, Москва не совсем таки спятила с этими памятниками! Тут что то действительно было!..
Сонное и оппозиционное настроение сразу слетело с него. В чекисте проснулся инстинкт ищейки. Тщательно сняв остатки проволоки, он внимательно осмотрел руку. По остававшемуся следу нетрудно было заключить, что на руке долгое время была привязана какая то небольшая вещица, недавно снятая.
Начальник ГПУ задумчиво покрутил головой и стал слезать с лестницы.
– Вот что, ребята. Тут, может быть, кое что потеряно под памятником. Обыщите ка все это место кругом. Если есть что – тащите мне. Премия за найденное – пятьсот рублей. Думаю, что это, должна быть мелкая вещица, может быть, ржавая и старая, величиной, этак, с кулак. Эту штуку сама Москва ищет!..
Полчаса поисков под дождем в темноте оказались безрезультатными.
– Ладно, завтра утрешком еще раз обыщем. Может, эту таинственную штуку бросили при облаве куда в кусты… Москва, видно, зря паниковать и стреляться телеграммами-молниями не стала бы…
Потом, когда они все были уже около машины, неприятная мысль пришла ему в голову.
– А что ежели те отпущенные ребята сейчас придут сюда искать эту самую штуку, брошенную под куст при облаве?
Но, поглядевши кругом, он несколько успокоился, Кругом было темно, как в колодце, и шум дождя все усиливался.
– Чорта лысого тут что теперь найдешь…
Но все таки он оставил дежурить двух своих спутников со строгим приказом арестовать всякого, кто придет ночью на курган, а сам, придя в отдел ГПУ, написал срочное распоряжение вызвать на пять часов утра всех сотрудников для производства тщательного обыска всего Малахова кургана.
Передав приказание, Пруденко несколько успокоился. Но что то внутри все таки не давало ему возможности заснуть. Ржавая проволочка на руке адмирала, предсказанная телеграммой– молнией из
Москвы, не выходила из его памяти. Задумчиво наливая себе стакан водки («чтобы мозги прочистить», как подумал он), чекист вдруг охнул.
– Ах, елки – палки! Да ведь с этими ребятами еще какой то шибздик, кажется, был. Обыскали ли и его? И где он?.. Ах да! Я велел его в детдом отвести. А ну ка?
Через полчаса выяснилось, что беспризорник бежал из под конвоя. Солдат комендатуры с побагровевшим лицом молча стоял перед начальником и слушал, потупясь, его ругательства и угрозы. Но словами помочь было нельзя. Когда ярость начальника немного улеглась, стоявший рядом сотрудник отдела с перевязанной головой – «крестник» наших беспризорников, осмелился сказать:
– Так что дозвольте доложить, товарищ начальник…
– Доложить, доложить, передразнил Пруденко. Выпустили пташку, а теперь лови ее в чистом поле. Обалдуи стоеросовые…
– Так что вовсе не так уж и страшно, товарищ начальник. Как я думаю, все беспризорники, которые коло вокзала крутятся – а там как раз и Корабельная и Малахов близко – так они завсегда в трубах ночуют. Я сколько разов там облаву делал!.. А теперь дождь – куда им податься, окромя труб? Так что ежели…
– Ах ты, чертушка поломатая! Вот здорово удумал! Значится, у тебя не все мозги каменьями вышибло?.. Правильно! Звякни сейчас же в батальон наших войск и затребуй пару грузовиков и дежурный взвод. Мы это дело сейчас же и провернем!..
– Ясное дело, товарищ начальник, подхватил польщенный похвалой чекист. Я там все дыры, как своих шесть пальцев знаю. Мы этих ребят мигом оттеда выловим!
– Каких таких ребят? поправил красноармеец. Там только один оборванец и был.
Забинтованный: чекист удивленно поднял брови.
– Как это так – «один»? Когда я под вечер следил за всей этой шайкой – там ведь двое ребят крутилось.
– Что было – того не знаю, упрямо стоял на своем красноармеец. А поймали и привезли вы одного…
Начальник ГПУ слушал перебранку со стесненным сердцем и потом опять прорвался в граде ругательств.
– Так, выходит, что вы, сукины дети, одного то и вообще не поймали? Ах вы! Чекисты с вас, как с дерьма пуля. О-б-л-а-в-у делали!.. Расстреливать вас, сволочей, мало! Государственное задание проворонили. Одного выпустили с рук, а другого и совсем вовсе не поймали. Ну, смотрите: ежели их в трубах не окажется – завтра весь город перетрясти надо, а этих двух обратно поймать… Может, им эта штука с памятника была передана! Ах, дьявольщина! И зачем это я на свою голову уже послал рапорт в Москву?.. Теперь уж никак не скроешь, что мы важное дело проворонили… Зря ведь Москва литерами СС швыряться не будет! Ах, если бы эта чортова молния пришла бы часа на три раньше!..
