Текст книги "Рука адмирала"
Автор книги: Борис Солоневич
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
С различными чувствами смотрели оба беспризорника вслед уходящим. У Митьки было радостно – оживленное лицо, словно он пережил что то светлое, большое. Ванька был нахмурен. Его предубеждение против «больших» не было развеяно дружеским обращением новых знакомых.
– «Накормлю»? проворчал он. Так бы и раньше говорили, а то вот только болты болтали. Только никуда я с ними не пойду.
– Почему такое? рассеянно переспросил Митька, не отрывая глаз от удалявшихся фигур новых друзей.
– А потому, угрюмо отозвался Ванька. Никакого интереса нет.
– Чего ты окрысился? Ладные парни и, верно, здорово покормят.
Ванька презрительно ухмыльнулся.
– Покормят? Жди!.. Пока мы себя сами не покормим – никому до нас дела нет. Обойдемся и без ихней милости!.. Сами!
И он вытащил из кармана чей то кошелек.
– Это откуда ты слямзил? удивился Митька.
– А у тетки энтой, хвастливо ответил Ванька.
– У той, что рассказывала?
– Ara… Покеда она там разорялась насчет адмиралов, я у ей из сумки и сбондил. Ловко?..
Беспризорник не договорил. От сильного удара приятеля он шлепнулся на землю.
– Что это ты, Митяй? С ума слез, что ли? со злобным недоумением спросил он снизу.
Митькино лицо было искажено яростью. Он задыхался от негодования.
– Ах ты, сволочь, сукин сын… Лярва!.. Это что б у таких людей что нибудь пулить? Гадина!.. Да я тебе сейчас череп вот прошибу, стерва, за такую штуку… Они к нам по душевному, как люди, а ты, гадюка, сзади их вжалил… Фраеров тоже себе нашел… Отдавай сейчас же!
Ванька еще ни разу не видал своего приятеля в таком яростном состоянии. Зная по опыту, как решителен и силен Митька, он мрачно поднялся и отдал кошелек.
– И что это тебя так укусило?.. На кой хрен нам ихний обед, когда, может, в этом портмонете побольше найдем?
– Вот кусок идиета, еще кипятился Митька. Да как же ты, сучья башка, не понимаешь, что у таких людей стыдно тибрить? Это все равно, как ты у меня что спулил бы… Фу, даже в пот вдарило…. Тьфу, какой ты обалдуй… Ты только не серчай, что я тебя так вдарил – очень уж за сердце взяло… А теперя мы так сделаем: они тут как раз возвращаться будут – мы им и подкинем обратно портмонет этот… А ты не скрипи, Вань. Я тебе в трамвае любой портмонет сопру – по твоему выбору. Руки, знаешь сам, у меня – золотые… А то деньги этих ребят мне бы руки жгли… Ш.ш.ш.ш. ш…
Он внезапно схватил своего товарища за руку и нырнул в кусты. В темноте наступавшего вечера кто то осторожно шел по тропинке. Крадущиеся шаги приближались к месту, где спрятались беспризорники. Через минуту на вершине кургана показался какой то молодой парень в кепке, внимательно оглядывавшийся кругом. Он увидал удалявшуюся группу спортсменов и скользнул за плиту какого то памятника. Его острые злые глаза не отрывались от уходивших. Когда группа стала скрываться за поворотом, он быстро перебежал к нижним кустам и опять замер. В его руках блеснул бинокль.
Митька сжал руку своего приятеля.
– Сексот… За ними шпионит… Ах, сволочь!..
Ванька, видя взволнованное лицо своего друга, забеспокоился.
– Что ж ты хотишь делать, Митька?
– Что? А вот что: голову ему проломаю, что б не повадно было в следовающий раз следить за хорошими парнями. Бери каменюку, Вань!
– Это мы могем… Для сексота и каменюки не жаль!..
Приятели, вооружившись осколками камней, осторожно подкрались к кусту, за которым спрятался неизвестный парень. Тот, наконец, решил идти дальше и вышел на тропинку. В этот момент один камень ударил его в плечо, другой – в голову. Он споткнулся, обернулся и схватился за карман. Еще два удара камней свалили его на землю, и в кустах послышался топот убегавших ног.
Беспризорники были ребятами смелыми. Они сделали круг по кустам Малахова кургана и опять подкрались к месту «боя». Сбитый камнями с ног парень уже приходил в себя. Приподнявшись на земле, он со стоном ощупал раненую голову, вытащил платок, вытер обильно струившуюся кровь и опять упал. Потом собрал все свои силы, поднялся и, шатаясь, с вытащенным револьвером в руке, медленно пошел обратно к воротам.
Митька и Ванька, сидя в кустах, довольно переглянулись.
– Больше не придет! торжествующе произнес Митька. Причесали ему голову: долго не забудет, сволочь чекистская. Будет знать, как бегать, как пиявка, за хорошими ребятами!..
* * *
Раненый парень, с трудом спустившись к ограде кургана, тихонько свиснул. Из за забора и кустов показались чьи то головы.
– А где старший? тихо спросил чекист. – Тама у ворот.
Через минуту раненый докладывал:
– Так что, товарищ уполномоченный, около памятника ничего интересного не было. Поговорили и пошли дальше – кладбища смотреть. Сейчас вернутся.
– А что это у тебя с головой? Сексот болезненно сморщился.
– Беспризорники те, видно, камнем долбанули. Поймать их надо и пристрелить…
– Подождешь пока… Кто ж за щукой гоняясь – колюшек ловит?.. Ничего! Пролил малость крови за мировую революцию… Иди в казарму на перевязку. А мы пока что сами закончим оцепление. Они, говоришь, опять сюда придут? Тут мы их и зацапаем вместях. А пока надо ближе подобраться…
Темные фигуры стали осторожно подползать по кустам к памятнику адмирала Корнилова.
Глава III
Живая пылинка, остановившая машину ОГПУ
16. Рука второго адмиралаВ тот же день, когда наш футболист Сережа напряженно всматривался в руку памятника адмирала Корнилова, на 2000 километров северней на пустынной площади перед громадным собором с золотым куполом, но без креста, прогуливался коренастый массивный моряк в костюме командира Красного Флота. Николая (читатели уже, конечно, догадались, что это был Сумец) не интересовал собор, превращенный теперь в политический клуб. Он напряженно вглядывался в памятник адмиралу Макарову, стоявший на краю площади.
Фигура адмирала была очень выразительной. Одетый в шинель, которая, как и его широкая русская борода, развевалась под ударами яростного морского ветра, адмирал весь подался вперед, как бы бросая какую то решительную команду. Его левая рука была спрятана в карман, а правая простерта вперед широким, властным жестом. К ногам адмирала подкатывались бронзовые волны, словно бурно и радостно приветствуя этого знаменитого героя русских морей.
Внизу на пьедестале были, слова:
«Помни войну»!
И каждый моряк, любивший море и свой флот, вздрагивал от этих слов, словно что то обжигало его душу.
Он вспоминал одновременно. и бесславную и героическую гибель русских кораблей под Цусимой в 1905 году, когда Балтийский флот, заведомо более слабый, чем японский, сделал невиданный переход из Кронштадта кругом Африки и Азии, чтобы принять неравный бой и тем ослабить японский нажим на Дальний Восток. Там же незадолго до Цусимы в далеких южных морях у Порт-Артура на адмиральском броненосце «Петропавловск», взорванном японской миной, погиб и адмирал Макаров. Его трагическая гибель на боевом посту придала характер завещания-приказа его фразе «Помни войну»!..
Трудно сказать, почему советская власть не уничтожила этот памятник царскому адмиралу. Может быть потому, что сам он был простым солдатом и никогда не занимался политикой. Может быть потому, что его призыв совпадал с ее задачей – усилением красного флота, защищавшего не Россию, а СССР. А, может быть, просто потому, что в фигуре адмирала было столько силы и выразительности, что весь этот памятник как то возбуждал желание работать, напоминал о кораблях, о море, о той жизни моряка, про которую сказал этот герой-адмирал:
«В море – значит, дома»!..
Но, конечно, не эти мысли блуждали в голове Николая, когда он вместе со своим помощником осматривал памятник. «Как бы, чорт побери, туда забраться? думал он. Как бы осмотреть эту протянутую руку»?..
Это внимание удивило его спутника.
– Что это вы, товарищ Сумец, этак воззрились на адмирала? Бороду такую отпустить хотите, что ль? Для авторитета?
В это время смелая мысль пришла в голову
Николаю, и он усмехнулся.
– Нет, товарищ Лоренц… Я про иное думаю.
Видите ли, завтра тут на площади большой парад будет перед открытием Спартакиады. Так вот мне и пришло в голову нечто вроде сюрприза устроить – в руку адмиралу красный флаг вставить…
Простое добродушное лицо моряка озарилось усмешкой.
– А ведь и верно… Это вы здорово придумали, т. Сумец. Вот смеху будет – как на похоронах… Старый царский бородач с красным флагом… Ха, ха, ха… Надо это сгрохать и в самом деле.
План был выработан быстро. Инспектора спорта зашли в казарму, где помещались съехавшиеся со всех флотов спортсмены, выбрали там нескольких здоровых ребят, взяли крепкую табуретку, четыре бамбуковых шеста для прыжков, флаг и опять подошли к памятнику.
Никто из них не заметил, как какая то темная фигура, увидев эти приготовления, бросилась к ближайшему телефонному посту.
Моряки, как это везде в– мире, были народом энергичным, смелым и изобретательным. Длинные четырехметровые шесты были прикреплены к ножкам табуретки, и восемь пар дюжих рук мигом взнесли это сооружение на высоту пяти метров.
– Хватит теперя достать до адмирала? прищурившись, спросил Лоренц.
– В самый раз, ответил один из моряков. Только слышьте-ка, товарищ Сумец… Как бы этак другого человечка вверх взнести? Больно уж вы тяжеловатеньки – небось, с тарой под 100 кил подваливаете?
– Никак, товарищ, нельзя. Мое дело – мой и ответ. А вам ведь только лишняя тренировка в тяжелой атлетике будет. Да это и пустяк – сто кил разделите на 8 рук… По сколько это выйдет на руку? По 12 кило? А если кто другой, а не я сам, сверзится – я под суд пойду. А так – мне первая чарка, мне и первая палка…
– Ну, что ж, ежели так – топайте. А ежели там что – не дрефьте – похороним по первому разряду. Знаете: покойник сам правит машиной…
– И споем нашу грустную кочегарную, подхватил другой матрос:
«Напрасно старушка ждет сына домой.
Ей скажут – она зарыдает…
А волны бегут, да бегут за кормой,
И с плеском вдали пропадают…»
– Значится, так таки и полезете, т. Сумец?
– Так, не так, а перетакивать не будем. Конечно, полезу.
– По шестам, как облизляна?
Николай оглянулся кругом. На краю площади росли большие угрюмые деревья. Он распорядился группе спортсменов подойти к одному из деревьев, а сам, взяв с собой веревку и флаг, ловко полез по сучьям наверх. На дереве он выбрал большую ветку метрах в пяти над землей, оседлал ее, и когда табуретка на шестах была поднесена к этой высоте, осторожно взгромоздился на нее. Медленно и плавно моряки понесли Николая по площади к памятнику.
Предприятие было далеко не безопасным. Шесты скрипели и качались.
– Эй, Сумец, крикнул снизу Лоренц. У вас видно там, как на мостике эсминца в хороший шторм…
– Или после бутылки водки, настоенной на колючей проволоке, добавил один из моряков… Качает сурьезно!..
– Ничего, ребята, ответил сверху Николай.
Раз уж родился – о чем тут горевать? Доплывем!..
– Ладно – главное, не дрефь и держись покрепчае за воздух…
– Как это поется:
Терпи немного,
Держи на норд,
Ясна дорога
И близок порт!
Ты будешь первый,
Не сядь на мель!
Чем крепче нервы,
Тем ближе цель…
Веселые моряки не знали цели усилий Николая. Им казалось, что идея прикрепить красный флаг к памятнику адмирала – веселая шутка для парада… И Николай, сидя на качающейся табуретке на высоте пяти метров, тоже усмехнулся припеву:
Чем крепче нервы,
Тем ближе цель…
А цель была уже близка. Еще несколько секунд, и на уровне лица моряка очутилась бронзовая рука адмирала. Он схватился за нее и стал внимательно всматриваться во все изгибы и складки металла.
Бронза уже позеленела от времени. Широкий рукав морской шинели не имел ни крупных складок, ни отверстий. Надписей тоже нигде не было. Пальцы рук были растопырены властным широким жестом, но ни на руке, ни между пальцами ничего не было… Вторая рука адмирала, была плотно засунута в карман шинели, не образуя даже и мест для тайника.
Щемящая боль разочарования охватила Николая, когда он под шутливые возгласы моряков собирался привязывать флаг к руке адмирала. Никто не заметил, как к ним быстрыми шагами приближаются двое людей.
– Эй, товарищи! внезапно раздался властный окрик. Что это вы тут делаете?
Моряки обернулись.
– Товарищ Корнфельд, прошептал Лоренц. Ах, тещу твою в негашеную известь!.. Откудова его нелегкая принесла, пуд дыму ему за пазуху?
Оглянулись в сторону окрика и другие матросы. Кто то из них на секунду ослабил напряжение, вся неустойчивая пирамида потеряла равновесие и закачалась. Сумец попытался удержаться за руку адмирала, но шесты уже расползлись, и табуретка с «альпинистом» с грохотом упала на землю. Ошеломленный падением Сумец медленно поднимался на ноги, когда человек с несколькими нашивками – большой чин, подошел к группе моряков.
Это действительно был комиссар Балтийского флота, известный своей придирчивостью и суровостью. Рядом с ним шел какой то незнакомый никому моряк.
Лоренц шагнул вперед.
– Так что, товарищ комиссар, отрапортовал он, мы тут надумали флаг прикрепить к параду спортсменов на завтра.
– Какой такой флаг?
– Да, красный, ясно…
– А кто это надумал?
– Товарищ Сумец, инспектор штаба флота.
– Это он сковырнулся оттуда?
– Он самый, товарищ комиссар.
Комиссар шагнул вперед к Сумцу, который, с трудом поднявшись, счищал с себя пыль. Суровый взгляд комиссара буравил его перекошенное от боли лицо.
– Что это вы, т. Сумец, придумали такую нелепицу делать?
– А мне казалось, товарищ Корнфельд, что будет оригинально укрепить там наверху флаг. Парад ведь не военный, а, собственно, спортивный, для молодежи. Пусть посмеялись бы.
Жесткое сухое лицо комиссара не улыбнулось выдумке.
– Политического нюха у вас, т. Сумец, видно, никоторого нет. Прямо стыдно слушать такую ахинею. И как это вам могло в голову придти: адмиралу Императорского флота, реакционному царскому опричнику – и тут – на тебе, здрассте – вставить в руку наш революционный красный флаг? Разве вы не понимаете, что это – политическая бестактность? Что это у вас в голове заскочило?
– Виноват, товарищ комиссар.
– «Виноват», передразнил Николая комиссар, не меняя сурового выражения своего желчного лица. Вместо «виноват» спросили бы лучше сперва у меня. А то вот хорошо, что я тут случайно оказался. А представьте себе, что фотографии с вашей «выдумкой» – такой «о-ри-ги-наль-ной» – пошли бы в Москву. Тогда кому пришлось бы отвечать? А? Кого Реввоенсовет взгрел бы? Кому фитиль вставил бы?
– Виноват, товарищ комиссар.
– Эх, вы… Да еще и свалились. Как это вас угораздило?
– Не знаю… Вероятно, кто то на вашу команду оглянулся и нарушил равновесие.
– Этакую подставку еще выдумали. А расшиблись сильно? Что то лицо у вас бледное.
Действительно, лицо Сумца морщилось от боли.
– Не знаю, товарищ комиссар. Кажется, руку сильно повредил…
– Ну, ладно. Пройдет! А чтобы вам не повадно было больше такие штуки выдумывать, придется вас отправить на губу денька на три. Товарищ Фирин, будьте добры отвести т. Сумца на гауптвахту и передать там мое распоряжение. Об исполнении донести.
Глаза Корнфельда пристально поглядели на лицо своего спутника. Тот незаметно опустил веки в знак одобрения.
– Есть, товарищ комиссар, откозырнул он. Пойдемте, товарищ Сумец.
– А вы, товарищи, строго обратился к морякам еврей. А вы – думайте своей головой. Комсомольцы и партийцы среди вас есть?
– Я… Я… Я… раздалось из кучки.
– Ну, вот видите. А товарищ Сумец – беспартийный. Как же вы так маху дали, товарищи? Как же вы позволили себя так около пальца обвести? Тут ведь не спортивное, а политическое дело. Может быть, даже и контр-революция. Нужно ухо остро держать, товарищи. Пролетарии должны быть всегда на чеку и не поддаваться на всякие провокации. Красный флаг в руку царскому опричнику вложить? Как же вы не поняли, товарищи, что это – оскорбление и унижение для революционного флага?.. Можете идти по местам, но в следующий раз не забывайте, что голова сделана не только для того, чтобы бескозырку носить. Ею изредка и думать нужно. На этот раз я вас прощаю, но смотрите, товарищи – этак и до подвала ГПУ докатиться можно с такими «шут-ка-ми»…
Комиссар, круто повернувшись, пошел через площадь. Моряки проводили его долгими недружелюбными взглядами.
– Tю… И чего это он окрысился? Чуть не контру выискал. Вот чудак! Экая беда, что завтра братва поржала бы насчет флага. Что это его разобрало?
– А Сумца то? Запаял таки, сукин сын, на губу!
– Да, что и говорить, братва: «За что боролись, на то и напоролись»…
– Сумца жаль: Его бы не на губу, а в женский монастырь на покаяние послать бы. Это бы дело было: парень, как дуб…
– И дуб, видно, трещит!.. Легко сказать – с пяти метров слетел… Видать, здорово расшибся. А завтра, небось – Спартакиада начинается.
– Ничего – он главным судьей. Распоряжаться только будет. Да и мы ему поможем – хороший он парень!
– А кто это с комиссаром то был? Такой – тоже жиделеватистый. Адъютант, что ли?
– А чорт его знает. Кто то верно с центра. Я тута в Кронштадте всех жи… евреев знаю, а такой новой рожи не видывал.
– Ну, ну… Слышь ка, Петро? Как встретишь где вечером в переулке этого сукина сына – дай ему за мой счет в харю. А я тебе потом с процентой отдам…
* * *
Острые глаза «адъютанта» не упускали из виду ни одного из движений Сумца, пока они молча шли к комендатуре, где помещалась и гауптвахта. Там он передал распоряжение комиссара, и когда Сумца увели в камеру, вызвал к себе коменданта. Оставшись с ним с глазу на глаз, он что то сказал и показал бумажку. Прочтя ее, комендант вытянулся.
– Есть, товарищ начальник. Будет сделано, ответил ои и вышел.
Через пять минут к арестованному вошел дежурный по «губе».
– И как это вас угораздило, товарищ Сумец, сесть сюда? Да еще с исполнением служебных обязанностей? Кажную ночь сюда придется приходить ночевать.
– Экая важность! Будто бы не все равно, где спать? А я сплю везде без просыпу. Это то пустяк. Но вот что, товарищ. Вызовите мне, пожалуйста, из моргоспиталя дежурного врача. Я, кажется, сильно расшиб руку.
– Ладно, сейчас протелефонирую… Только вот, товарищ Сумец, какая беда для вас. Придется вам всю свою робу снять, в дезинфекцию отдать. Тут, видите ли, у нас случай сыпняка был, так все начальство в панике…
– Но я ведь из Москвы только что. На кой чорт мне дезинфецироваться?
– Ничего не попишешь, товарищок. Правила… А наше дело – маленькое: приказано и точка. Так что – раздевайтесь…
17. Чего они ищут в памятниках?НачОперотдела НКВД. Москва.
Рапорт.
Доношу, что сего числа согласно установленной слежке за гр. Сумец, инспектором спорта Штаба Флота, выяснилось нижеследующее. Прибыв в Ленинград, означенный Сумец посетил штаб Л. В. О.[29]29
Ленинградский Военный Округ.
[Закрыть] и оттуда направился на Волково кладбище. Там он обратился к смотрителю за справкой и пошел на указанное место. Подойдя к памятнику одной из могил, он долго осматривал его издали, потом перекрестился и ушел.Смотритель показал, что т. Сумец спрашивал его про памятник на могиле б. адмирала Ушакова. Передав слежку другим агентам, я лично осмотрел бюст, стоящий на могиле Ушакова. Ничего подозрительного и заслуживающего внимания на бюсте и на могиле не обнаружено. Цель посещения могилы осталась неизвестной.
По данным Штаба ЛВО т. Сумец сегодня вечером выезжает в Кронштадт для проведения там Спартакиады Морей.
Уполномоченный Оперсектора
Фирин.
Ленинград, 26-7-38 г.
* * *
Нач Оперотдела НКВД. Москва.
Рапорт.
Доношу дополнительно. Слежка за тов. Сумец в Кронштадте выяснила нижеследующее. т. Сумец долго изучал памятник адмиралу Макарову. Потом с группой моряков подошел к памятнику и с помощью ловко устроенной пирамиды полез наверх. Там он внимательно осматривал и щупал руку адмирала и потом хотел привязать там красный флаг.
Вызванный мной комиссар Балтфлота т. Корнфельд точно выполнил мои указания. К сожалению, в момент нашего вмешательства в операцию, проводимую товарищем Сумцом, последний упал с памятника и сильно расшибся. Как мне впоследствии доложили, у него оказался перелом руки. Впрочем, по мнению врача, это не помешает т. Сумцу выполнять свои обязанности на Спартакиаде.
Я разрешил перевод т. Сумца в госпиталь только на следующий день. На гауптвахте одежда т. Сумца была мною лично подвергнута тщательному осмотру, равно, как и его камера.
Считая ваше задание ответственным и важным, я ночью вызвал грузовую машину Политотдела с лестницами и сам лично внимательно осмотрел памятник. Ничего подозрительного мной обнаружено не было.
Согласно вашего распоряжения о проведении операции возможно более незаметным образом, т. Корнфельд завтра к вечеру освободит т. Сумца от наказания, чтобы не возбуждать в нем подозрений.
Список вещей и документов, обнаруженных при обыске, при сем прилагаю.
Уполномоченный Оперсектора Фирин.
Кронштадт, 29-7-38 г.
* * *
Эти два рапорта были получены Садовским в тот самый теплый летний вечер, когда оцепление севастопольских чекистов осторожно подбиралось по кустам Малахова кургана, поджидая возвращения молодых людей к памятнику адмирала Корнилова.
Рапорта эти заставили чекиста задуматься. Он долго сидел, опустив голову на руки, в глубоком размышлении. В открытое окно доносился шум Лубянской площади, звонки трамваев, шелест ленты пешеходов на троттуарах, но эти звуки не доходили до сознания Садовского. Он перечитывал строки донесения Фирина и пытался связать их значение с материалами донесений из Одессы.
Чего искали спортсмены в памятниках адмиралов? В чем ключ их розысков?
Садовский курил одну папиросу за другой, и его сухие нервные пальцы с раздражением перелистывали лежавшие перед ним страницы. Острые глаза под нахмуренными бровями и наморщенным лбом вглядывались в каждую строчку донесений. Потом чекист закрыл папку, уже носившую звучное название «Тайна Адмирала», и, взяв лупу, стал вглядываться в присланные из Одессы фотографии, потеря которых доставила столько огорчения Мисе.
На этих фотографиях было ясно видно, как Ирма, держась за руку герцога Ришелье, стоит и весело улыбается. На другой фотографии Ирма делала шутливый вид, что пытается выдернуть тяжелую шпагу из ножен.
На третьей фотографии она нежно взяла герцога под ручку. На всех фотографиях положение девушки была связано с Рукой Адмирала.
Садовский вздрогнул и лихорадочным движением взялся опять за рапорты Фирина… Его догадка подтверждалась: бюст адмирала Ушакова никак не заинтересовал Сумца, ибо в бюсте не было рук… А зато в памятнике адмирала Макарова Сумец, как и Прегер в Одессе, проявил громадное внимание именно к рукам памятника.
– Вот оно что! воскликнул молодой еврей, и хмурое лицо его преобразилось в торжествующей усмешке… Попался, который кусался!.. Наконец то!
Он схватил лежавший рядом телеграфный бланк и написал:
На звонок бесшумно появился рассыльный.
– Срочно. Литера СС, коротко сказал Садовский.
