Текст книги "Рука адмирала"
Автор книги: Борис Солоневич
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
С. О. г. Садовскому.
Рапорт,
Назначенная по приказанию НачСО усиленная слежка типа С3 за гр. Сумец Николаем, Инспектором спорта Морфлота, дала за отчетный день следующие результаты: гр. Сумец в компании девушки и юноши взял лодку на водной станции Пищевиков и отправился на прогулку по Москва-реке. Группа была заснята сотрудницей Оперотдела в форме наблюдения в бинокль. Фотография группы при сем прилагается. Дальнейшая слежка ничего существенного не представила. Компания провела несколько часов на берегу, купаясь и греясь на песке, и, очевидно, о чем то оживленно переговариваясь. Подслушать не представилось возможным. На обратном пути бывшая в лодке девушка порвала и выбросила за борт какой то листок бумаги. Шедший за лодкой «рыбачий челнок» Оперотдела подобрал сачком несколько обрывков, которые сданы в лабораторию. Слежка продолжается.
Уполномоченный V Сектора Оперотдела
Боровков,
13-го июля 1938 г.
* * *
С. О. т. Садовскому.
Рапорт.
Сообщаю дополнительно, что по информации агентов спутники гр. Сумца были: Сергей Шибанов, студент МСИ[14]14
Московский Строительный Институт.
[Закрыть], живет в общежитии Института, Варварка 14, и Ирма Прегер, врач госпиталя нм. т. Семашко, живет на 2 Мещанской, 22. Согласно вашим указаниям, за перечисленными лицами также установлена слежка типа С 3.Уполномоченный V Сектора Оперотдела
Боровков.
14-го июля 1938 г.
* * *
Лаборатория Оперотдела.
С. О. г. Садовскому.
Анализ № 5709.
Сообщаю, что переданные для анализа обрывки бумаги по мнению экспертов отдела являются карточкой «Государственной Публичной Библиотеки имени Ленина». Произведенная проверка подтвердила, что действительно два дня тому назад кто то требовал по этой карточке монографию о русских адмиралах. Установить фамилию этого лица не представилось возможным, так как № абонемента посетителя среди обрывков бумаги отсутствует.
Начальник лаборатории Крутых.
14-го июля 1938 г.
Садовский прочел эти три рапорта с все возрастающим интересом. Потом он внимательно присмотрелся в лупу к приложенной фотографии. Его догадки относительно Сумца и Прегер оказались правильными.
Он вызвал стенографистку и продиктовал ей три распоряжения. Через несколько минут мотоциклист ГПУ помчался по данным адресам, а еще через два часа перед Садовским лежали ответы.
В первой бумажке было:
Комиссар Штаба Флота,
Секретно.
Характеристика инспектора спорта т. Сумец. Беспартийный. Сын крестьянина. Спецобразование – высшее физкультурное. Отношение к своим обязанностям – в высшей степени добросовестное. Политические убеждения – скрытый противник советской власти. Националист. Спокоен и решителен. Пользуется болъшой любовью и авторитетом у молодежи. Прекрасный специалист по спорту.
Мнение парт-ячейки: политически нежелательный элемент. Нуждается в постоянном наблюдении. При возможности его замещения подлежит переброске на периферию.
Комиссар Штаба Вейнбаум.
Про Ирму Прегер было сказано:
Начинающий врач с большими данными. Беспартийная. Происходит из интеллигентской семьи. Умна и решительна. Может быть руководителем антисоветской группировки. После получения врачстажа подлежит переводу в провинцию подальше от больших центров.
Парторг Мосздравотела Медведев.
О Сереже Шибанове мнение было мягче:
Способный студент. Хорошо учится. Был в комсомоле, но, поссорившись с комитетом, ушел оттуда. В политике не разбирается и ею не интересуется. Без руководства пассивен. Попав под дурное влияние, может быть очень опасен своей необычайной смелостью и энергией. Весьма ценен, как первоклассный спортсмен.
Секретарь комсомольской ячейки МСИ Прейсман.
Прочтя все эти данные, молодой чекист задумался. Группа «заговорщиков» представляла собой опасное соединение, дополняя друг друга. Наделать хлопот они могли, что и говорить…
Садовский был «специалистом по молодежи». Его щупальцы были протянуты во все ВУЗ'ы, во все спорт-клубы, во все школы – словом, во все места, где собиралась молодежь. За бурлившей молодой энергией ГПУ следило с особенным вниманием, провоцируя, подкупая, терроризируя и давя новое поколение, искавшее своих путей в жизни и стремившееся создавать свое собственное миросозерцание. Но из под пресса партии и ГПУ всегда вырывались свежие ростки новой жизни, и Садовский был поставлен для наблюдения и обрезывания этих опасных молодых ростков.
Вот почему к лежавшим перед ним рапортам еврей отнесся с таким тревожным вниманием, и почему энергии трех молодых спортсменов он так опасался.
Просмотрев еще раз присланные характеристики, Садовский взял в руки два склеенных вместе стекла, между которыми были подобраны несколько клочков бумаги. На них сверху можно было прочесть:
«Государ……….ина».
По расшифровке лаборатории это обозначало
«Государственная Публичная библиотека имени Ленина».
Тут же был остаток номера этой карточки —
«671».
Потом стояло несколько слов, написанных чернилом и совершенно расплывшихся. Зато на обороте карточки можно было прочесть обрывки слов, написанных карандашом:
«…град… Уш… Крон… 1799… Круз… нилов…»
Садовский долго и напряженно думал над этими обрывками слов, отыскивая их скрытый смысл. Можно было с большей долей вероятности предположить, что «…град» – окончание слова «Ленинград», а «Крон…» – начало слова «Кронштадт», «…нилов» – окончание фамилии. Но какой? Такое окончание могло быть у тысячи русских фамилий. «Уш…» – неясно. Но вот «Круз…» – уже давал точку опоры для изысканий. Садовский позвонил.
– Принесите мне немедленно из справочнаго отдела энциклопедический словарь старое издание на букву «К».
Через несколько минут он читал:
– «Крузенштерн, Иван Федорович. Русский адмирал. В 1801 году в чине капитана совершил на фрегате „Паллада“ первое кругосветное путешествие. Им открыты Курильские острова, Татарский пролив»…
Положение прояснялось. Было очевидно, что спортсмены проявили необычайный интерес к русским адмиралам. Но какую связь имел, скажем, этот вот Крузенштерн с делом расстрелянного матроса Деревенько или сбежавшего за границу офицера Дерево?..
***
Начальник Секретного Отдела прочел все рапорта и справки Садовского также с большим вниманием. Медленным движением, рассеянно, выбрал он из лежавшей перед ним коробки сигару, задумчиво закурил ее и, откинувшись в кресло, толкнул коробку своему помощнику.
Несколько минут прошло в молчании.
– Н..ну, проговорил, наконец, латыш. А нюх в тебе вырабатывается подходящий. Тут несомненно…
Нет страниц 53, 54.
Глава II
Состязание началось
7. Рука первого адмиралаКрасавица Одесса, казалось, дремала от зноя. Деревья на длинном бульваре у берега моря пожелтели от жары и были покрыты слоем пыли. Яркое южное солнце бросало черные контрастные тени на большой пустой порт, длинные линии пустых пристаней, темную дамбу и ослепительно белый маяк.
На бульваре никого не было: в такую жару – не до прогулок. Да и движение в городе было словно заторможено каскадами горячих лучей, лившихся с неба. Изредка лениво погромыхивал трамвай, да к подъезду больших гостинниц подъезжал неспешащий автомобиль.
На бульвар к старинной пушке, установленной на каменном постаменте, вышли две девушки. Старшая, повыше – была Ирма, только что приехавшая из Москвы. Ее спутницей была маленькая кругленькая живая девушка лет 18–19 с до седины белокурыми волосами и розовым веселым лицом. Она была одета в белую матросскую «форменку» и на груди у нее был значок: якорь и компас, причудливо переплетенные канатами. Впрочем, это одеяние «морского волка» никак не шло к ее юному задору и шалостям.
Видимо, она была очень довольна приезду своей подруги. Тормоша ее за руку, она влюбленными глазами смотрела на москвичку, без умолку тараторила и хохотала во весь рот.
– Господи, и до чего же я рада, что ты, наконец вырвалась из своей противной Москвы, Ирмка! Ужжжжжжасно! А ты теперь совсем гранд – дама. Подумать только – настоящий врач. И как это только тебя Николай отпустил?
– Почему же «отпустил», Мися? усмехнулась Ирма. Я не военнообязанная, чтобы меня можно было «отпускать» или «не отпускать».
– Да я не про дисциплину. А только как это только он с тобой расстался? Разве ревновать не будет?
– Почему это? Ника – не ревнивый.
– Не рев-ни-вый? протянула Мися. Да это, верно, скучно?
– Почему скучно?
– Ну, не так разнообразно… Пикантности нет, полировки крови.
– А ему ревновать нечего, спокойно возразила Ирма. Он знает, что я его люблю крепко, и сердце у меня русское – не мотылек.
Мися словно обиделась и передернула своими круглыми плечиками.
– «Русское»? И я тоже русская не хуже тебя, а пофлиртовать люблю ужжжжжасно. А так – любить, прости, по рыбьему – по моему, скучно… Надо и помучить ухажеров, и стравить их, и заставить поревновать… И самой поволноваться…
Москвичка рассмеялась.
И флиртуй себе на здоровье, Мисенька. Только ведь это – не любовь. Это как ты говоришь – «полировка крови». А сердце любит всерьез только один раз. Поэтому то я и сказала «русское сердце»: оно отдается на совсем и только один раз.
– И одному человеку? тихо с наивным любопытством спросила младшая.
– Да, Мися, одному. Может быть, потом в Ашзни будут и другие, но «это» неповторимо.
– И ты так любишь своего морячка?
Ирма не ответила и только мягко улыбнулась своей подруге.
– Да, да?.. Вот здорово? На всег-да? Как это красиво!.. Я, верно, так не смогла бы! А впрочем – вы хорошая пара. Ты такая… такая, ну как бы сказать – тонкая, непростая, ну… Девушка не находила слов для выражения своей мысли. Такая, ну, небесная, что ли. Не святая – Боже избави, а только ты всегда вверх смотришь, к высшему… А Николка – он словно из крепкого дуба сделан. Ты только не обижайся, Ирмушка. Дуб – ей же Богу, неплохое дерево. Этакий прочный, твердый, спокойный и верный…
Но веселой девушке уже, видимо, надоедал серьезный разговор. С непоследовательностью прыгающей птички она вдруг изменила направление мыслей.
– А только я, право, капельку боюсь за тебя А вдруг его лапы тебя когда нибудь раздавят? Он ведь, Николка то, ужжжасно сильный?
– Глупая ты, улыбнулась Ирма. Это когда такая сила у врага – это плохо. А у друга – так тем лучше. До сих пор, видишь – я жива. А Ника очень даже нежен и мягок.
– Как слон в фарфоровой лавочке! Ну, да Бог с тобой, рискуй своими ребрами, если хочешь. А я такого испугалась бы!
– А ты знаешь, Миська, у нас в Москве друг есть – вот тебе самая пара! Такой же неугомонный чертенок, как ты… Спортсмен и певец, но только сладу с ним нет: такой живой.
Девушка покрутила белокурой головкой, постриженной под мальчишку.
– Нет уж, Ирмочка. Оставь таких ребят про себя. А то я и сама – бесенок в юбке, а если муж еще чертенок в штанах – так мы весь город разнесем… Да и не люблю я заранее прицеливаться в жизни. По моему нужно так: «трах и ваших нет»!.. И замужем!
Ирма рассмеялась такой философии.
– Ну, что ж, Мисенька. Может быть, ты и права. Судьба во все влезет… А суженого и трактором не объедешь, и на авионе не облетишь и на крейсере не обгонишь…
– Во, во… «Кисмет»!.. Но все таки мне нравятся не сорванцы, а… Прежде всего брюнеты, а потом – ну, я так только в теории: на что мне муж?.. А все таки муж мой должен быть солидным, строгим, важным, чтобы я его немно-о-о-жечко и побаивалась… Вот, например, как этот наш милый дюк… Вот он, наш первый одессит. Смотри и любуйся! Ты про него все спрашивала…
На громадном гранитном пъедестале перед ними возвышалась бронзовая фигура герцога в высоких морских ботфортах, треуголке и старинном кафтане. Левая рука его покоилась на рукоятке шпаги, а в правой был сверток пергамента.
Ирма с жадным вниманием изучала руки адмирала. Может быть, на одной из них действительно находятся указания относительно тайны расстрелянного матроса?
Солнечные лучи били почти отвесно, заливая ярким светом рукоять шпаги и часть свертка пергамента, но оставляя другие детали в глубокой тени. Во всяком случае, левая рука была в меньшем подозрении. Она со шпагой была отведена в сторону и ясно видна. Зато правая была прижата к туловищу, и сверток пергамента открывал несколько щелей и отверстий, куда легко могло быть засунуто что либо.
Но как добраться до этих щелей? Как просунуть живую руку во все уголки металла и самой проверить, хранит ли какую либо тайну бронзовая рука русского адмирала, француза по крови, не говорившего по русски, но так много сделавшего для блага и славы России?
Изобретательный ум Ирмы быстро придумал выход из положения. Она, скрывая причину своего интереса к памятнику, рассказала о своем плане. Мисе. Та удивленно поглядела на нее.
– Фу ты… А еще врачиха, почти женатая женщина!.. И меня ругаешь за легкомыслие…
Но потом лукавая улыбка тронула ее розовые подкрашеннные губки.
– А, пожалуй, это и в самом деле смешно выйдет. И уж, во всяком случае, ужасно оригинально. Ну, что ж, Ирменька. Попробуем!
Подруги присели на скамейку на краю бульвара и, казалось, стали кого то или чего то ждать.
Это «кто то» скоро оформился в виде компании немного подгулявших матросов, появившихся на другом краю бульвара. Обнявшись друг с другом, молодые матросы, не торопясь, приближались к памятнику. Один из них негромко запевал:
«Наши нивы глазом не обшаришь,
Не упомнишь наших городов,
Наше слово гордое – „товарищ“
Нам дороже всех красивых слов»!..
Потом хор стройно, хотя ни к селу, ни к городу, подхватил:
«По морям, по волнам,
Нынче здесь, завтра там»…
Завидев двух девушек, в это время подошедших к памятнику, молодые парни приостановились.
– Что, девчата, памятник себе на память хотите взять, что ль? спросил курносый веснусчатый матрос, загоревший до степени бронзы.
– А вроде как ты и отгадал! задорно ответила Мися. Сфотографироваться хотим на память перед дюком нашим.
– Так за чем же дело встало, товарищок – пупсик?.. Может, помочь надо?
– Вот то то и дело, что надо! А вы поможете?
Компания с радостным хохотом окружила девушек.
– Господи, Марксе снятый! Да мы же с нашим полным удовольствием!.. Может, вам, памятник на землю положить прикажете, а вы ему на голову сядете? Вот клево выйдет!..
– Вот еще – моряк, а балда! сурово оборвала Мися, и матросы захохотали.
– Ишь как отрезала! Наповал! Что, Петька – съел?.. Значит, пущай Ришелье покеда постоит? Милостиво разрешаете?
– Довольно вам авралить. Я сама вот скоро штурманом буду – вас так драить буду, что только держись!.. Теперь, ведь при советской власти – женщине везде ход.
– Ну, ясно – «дорогу женщине»!
– «А троттуар мужчине»! съязвил другой моряк… Только, ей же Богу, товарищок, это к вам не относится. Потому, если такой хорошенький штурман драить будет – одно удовольствие!
– Не одно, а сразу два!
– Только как же так, гражданочка, выйдет? Про штурманов везде поют:
Рожа брита,
Грудь открыта,
Брюки клеш,
«Даешь – берешь»…
А как же с вами то будет? Как же грудь то открыть?
– А какую татуировку делать будете? Сердце, пронзенное якорем? А?
– А потом: как же это – штурман с подмазанными губками? А?
– Эх ты, дуботолк, сурово оборвал его другой. Ни черта ты не понимаешь! Тут тоже военное дело – крашеные губки.
– Какое такое «военное»?
– А это, браток, вроде как военная мишень.
– Тю… Для чего?
– Как так «для чего» – для поцелуев: чтобы ненароком не промахнуться в темноте!
Мися сделала вид, что рассердилась на нескромные шутки, но солнышко сияло так ярко, простая грубоватая молодежь была так искренно весела, что у девушки не хватило «сердитости» оборвать задорное нахальство.
– Ну, так все таки, чем же вам, девчата, помочь? А?
– А тут, видите, какое дело. Подруга моя – вот только что с Москвы. Тоже в Мореходку[15]15
Мореходное училище в Одессе.
[Закрыть] поступать хочет, по морям полазить… И вот заело ее ужжжжасно под ручку с этим важным дюком сняться. А тут высоко – метров, видите сами, с пять… Как же быть?
– Эва, какая беда? При наличии отсутствия лестницы, мы ее и сами мигом подсадим…
Двое матросов подошли к Ирме и несколько смутились – перед ними была не сорванец-девчонка, вроде Миси, а спокойная, высокая, с виду строгая девушка.
– Так как, товарищ… нерешительно спросил один из них. По… Полезете?
Ирма поняла, что ей тут нельзя быть взрослой, врачем, и своим серьезным поведением подчеркнуть, что ее, план имеет под собой особые основания. Нужно было стать на несколько минут – «рубахой-парнем», веселой девушкой, позволяющей фамильярность. Она засмеялась при мысли о своей новой роли и, подхватив под руки своих «кавалеров», подбежала к памятнику.
– Ну и что ж? Где наша не пропадала!.. Полезу!..
– Эй, братва… Ширко, Мамай! Гони сюда! Заместо грот – мачты будете.
Ловкие матросы мигом составили пирамиду.
Двое уперлись руками в гранит, на них влезли еще двое, а на них, подсаживаемая не слишком скромными руками, была поднята Ирма.
– Эй, ты там, чернявый… Не присасывайся так к ноге – кожу протрешь! кричала, смеясь, снизу Мися матросу, не отпускавшему стройной ноги Ирмы. Отцепись, прилипала, а то сфотографирую и на корабль в стен-газету пошлю. Там тебе потом проходу не дадут!..
С помощью молодых рук Ирма без труда взобралась к самому памятнику и схватилась за руку адмирала. Наконец то!
Острые глаза девушки мигом оглядели местами позеленевшую бронзу, ловкие пальцы врача скользнули по нагретой солнцем руке статуи и складкам пергамента. Но – увы: признаков надписей и чего либо спрятанного нигде не было…
– Эй, Ирма! Не вертись там: снимаю… кричал снизу задорный голос Миси, окруженной хохочущими матросами. Те не скупились на шутки:
– Это что ж, товарйщок, с дохлыми идолами под ручку сниматься? Вы бы живого любого из нас взяли бы… Кажный с полным бы удовольствием…
– Эй, на мостике!.. А скоро свадьба?
– Вот бы мне поменяться с дюком! Золото – не девочка! с восхищением причмокнул языком один из матросов.
– Иди ты, Иван Болваныч, к дьяволу, ревниво оборвал его приятель. Сам пьян, как штопор, а туда же «де-воч-ка»…
– А сам то – ни Богу свечка, ни чорту кочерга! Глаз у тебя просто завидущий…
– Эй, не бузите, товарищи, остановила их Мися. А то танцовать с вами не приду… Дайте спокойно еще раз щелкнуть… Правей, Ирма. Рукой за шпагу возьмись… Сделай умное лицо.
– Ха, ха, ха… Ей Богу, у ней там лицо, как у ангела, которому только что рюмку водки…
Нет страниц 63–66.
…В этот момент что то щелкнуло наверху, словно там лопнуло какое то стекло, беловатый газ окутал девушек, и они потеряли сознание…
8. Под стеклышкомГород был уже совсем покрыт мягким сумраком южной ночи, когда проходивший мимо небольшого сквера милиционер заметил неподвижно сидящих на скамейке женщин.
– Эк их развезло! недовольно подумал он. Так назюзюкались, что даже домой не дошли…
Он подошел ближе и тронул одну из них за плечо.
– Ну ка… Вставай, тетка… Тут вам не ночлежка!
Женщины не пошевелились, и только тут милиционер заметил, что положение сидящих какое то странное. Электрический фонарик осветил бледные лица, закрытые глаза и посиневшие губы.
Милиционер поднял тревогу, вызвал карету скорой помощи, и через полчаса девушки очутились в лазарете.
Там, придя в себя, Ирма и Мися сообщили то немногое, что они знали сами: как они сели в такси и как неожиданно потеряли сознание. Что было дальше, они не знали. Но их сумочки, деньги, фото-аппарат – все исчезло.
После того как пострадавшие дали свои показания, они были отправлены к себе домой, в маленькую комнатенку Миси.
На следующее утро за ними приехала машина Угрозыска[16]16
Угрозыск – криминальная советская полиция. Подчинена ГПУ.
[Закрыть]. В кабинете начальника Угрозыска на письменном столе лежали – сумочки, деньги, вещи и фото-аппарат.
– Узнаете? усмехаясь спросил начальник.
– Наше… Все наше! радостно ответила Мися. И когда это вы успели?
– Быстрота и натиск! самодовольно откликнулся тот. А теперь проверьте, гражданки, все ли на месте.
Все оказалось в целости.
– Ну и ладно. Пишите расписку в возвращении украденных у вас вещей.
Он позвонил, и через несколько минут в кабинет ввели человека в наручниках.
– Узнаете? лаконично спросил начальник.
Девушки вгляделись в лицо арестованного и без колебаний узнали в нем шоффера, гостеприимно предложившего им «уехать от греха».
– Ну, вот и ладно, повторил начальник, когда девушки подписали показание, уличавшее шоффера Вы, гражданки, свободны. Как видите, советские органы безопасности сумели мигом раскрыть покушение на вас… А ты, бандитская рожа, ты живым уже не выйдешь из наших рук… Не первый раз уже за тобой темные делишки водятся… Сволочь молдаванская! Пролетарочек наших будешь грабить?.. Выдавай своих сообщников, пока тебе в подвале ребра наганом не пересчитали… Ну?
– Да у меня никого сообщников не было, товарищ начальник, жалобно взмолился арестованный. За что же в подвал?…
Под аккомпанимент ругательств и угроз девушки вышли из управления Угрозыска. Когда за ними хлопнула выходная дверь, бандит широко улыбнулся и протянул руки в кандалах начальнику Угрозыска:
– А ведь, кажись, чисто сработали? подмигнул он.
* * *
Одесский Областной Отдел НКВД
20 июля 1938 г. № 1477
Москва, Нач С О. Прилагая при сем протокол обыска, произведенного у гражданок Прегер И. и Бурлай М., сообщаю подробности произведенной операции:
Согласно Вашего телеграфного приказа от 16 июля № 1804 с, за прибывшей из Москвы гр. Прегер было установлено ударное наблюдение типа С 3, на что были брошены лучшие силы отдела.
Сего 20 июля, упомянутая выше гражданка в сопровождении своей подруги Бурлай М., студентки мортехникума, проживающей по ул. Подбельского, 19, посетили приморской бульвар и памятник адмиралу дюку де Ришелье. С помощью случайной группы матросов гр. Прегер взобралась на памятник, где и была сфотографирована своей подругой. Незаметный арест подозреваемых гражданок не мог быть произведен ввиду неожиданного сопротивления компании подвыпивших матросов. Но подозреваемых удалось завлечь в «такси» отдела, где они были приведены в бессознательное состояние способом 48 Р. Тщательный обыск литера Г никаких особых результатов не дал. Проявленные фотографии при сем прилагаю. Слежка продолжается. Приложение: протокол произведенного у гр. Прегер и Бурлай обыска и копии осмотренных документов.
НачОблОтдела
Вейцман.
* * *
На следующий день Мися вихрем влетела в комнату, где что то писала Ирма. Ее розовое круглое лицо выражало жестокое разочарование.
– Ирма!.. Ужжжжасное несчастье!..
Та знала экзальтированность подруги. Улыбаясь, она повернулась к ней.
– Ну, уж и несчастье!.. «Он» на свидание не пришел, что ли?
– Вот еще? Попробовал бы!.. Я б ему все глазья выцарапала!.. Нет, дело серьезнее…
– Ты сама влюбилась?
– А что ж тут было бы ужасного?
– Опять сердце кому нибудь разбила бы!
– Ну и пусть! Что ж их, мужчин, жалеть? Позабирали себе все лучшее в мире, нам только объедки оставили… Пусть хоть мы им за это сердца поразбиваем!.. Но не в этом дело. Хуже: из фотографий ни черта не вышло!
– Как так?
– А я не знаю. Сегодня в фото-магазине показали – все пленки темные… Неужели я могла как нибудь ошибиться?
Мися чуть не плакала.
– Такие снимки!.. Второй раз уже не полезем – обожглись… А я так старалась… Ты меня можешь бить, чем не попадя, Ирма… Моя вина…
– А, может быть, этот вор что нибудь сделал? Огорченное лицо Миси оживилось.
– А ведь и в самом деле… Как ото я не подумала? Он, вероятно, открыл крышку аппарата и пустил туда свет… Ах, чорт… Лучше бы он наши деньги взял… А то такие снимки!.. Ужасно обидно!
В голосе девушки было некоторое облегчение: все таки не она оказалась виновной в неудаче снимков. Но Ирма, выдвинувшая теорию вины вора, не была успокоена. Мысли вихрем неслись в ее голове. Она сопоставляла свои наблюдения, и на их почве быстро рос неприятный и тревожный вывод. Мелкий штрих закрепил этот вывод. Ирма вспомнила, как после их приключения она вернулась из госпиталя домой с еще гудящей от отравления головой. Когда она раздевалась, чтобы лечь спать, ей трудно было развязать петлю шнурка на ботинке. Это ее удивило: еще с детства она привыкла шнуровать ботинки по своему способу. А теперь шнуровка ботинка была иной, словно кто то другой, а не ее привычные пальцы, завязывали петлю. Но в тот момент голова сама свалилась на подушку в тяжелом сне, и эта мелочь была забыта. А утром эта деталь совсем ушла из памяти. Но теперь…
Ирма вспомнила внезапное появление милиционеров, их странную настойчивость, «удачное» появление такси, обморок, шнуровку ботинка, что то очень уж скорое расследование кражи… И вывод оформился еще яснее: за нею было наблюдение, и вся история с такси около памятника была ловушкой ОГПУ. Они были в бессознательном состоянии тщательно обысканы (даже и ботинки были сняты) и в фото – аппарат была вложена другая пленка. И чтобы не явилось подозрений от чистой не экспонированной пленки, ее подвергли действию света, словно это сделал вор…
