Текст книги "Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…"
Автор книги: Борис Романов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)
Сравнивая Россию с другими воюющими странами, доктор исторических наук С. В. Волков пишет [93]93
См. статью доктора исторических наук, профессора Православного СвятоТихоновского гуманитарного университета С. В. Волкова «Забытая война» (2004) на его личном сайте http://www.swolkov.narod.ru.
[Закрыть]:
К 1917 году русский фронт был совершенно благополучен, дела на нем обстояли никак не хуже, чем на западе, и не существовало ни малейших оснований ни чисто военного, ни экономического порядка к тому, чтобы Россия не продержалась бы до конца войны (тем более, что не будь Россия выведена из войны, война бы кончилась гораздо раньше). Русская промышленность, разумеется, имела худшие шансы быстро приспособиться к войне, чем германская, но к лету 1916 года кризис был преодолен, от снарядного голода не осталось и следа, войска были полностью обеспечены вооружением и в дальнейшем его недостатка не ощущалось (его запасов еще и большевикам на всю Гражданскую войну хватило).
В ту войну противнику не отдавали полстраны, как в 1941–42 гг., неприятельские войска вообще не проникали в Россию дальше приграничных губерний. Даже после тяжелого отступления 1915 года фронт никогда не находился восточнее Пинска и Барановичей и не внушал ни малейших опасений в смысле прорыва противника к жизненно важным центрам страны (тогда как на западе фронт все еще находился в опасной близости к Парижу).
В той войне русские генералы не заваливали врага, как сталинские маршалы 30 лет спустя, трупами своих солдат. Боевые потери русской армии убитыми в боях (по разным оценкам от 775 до 908 тысяч человек) соответствовали таковым потерям Центрального блока как 1:1 (Германия потеряла на русском фронте примерно 300 тысяч человек, Австро-Венгрия – 450 тысяч и Турция – примерно 150 тысяч). Россия вела войну с гораздо меньшим напряжением сил, чем ее противники и союзники. <…> Даже с учетом значительных санитарных потерь и умерших в плену общие потери были для России несравненно менее чувствительны, чем для других стран.
Доля мобилизованных в России была наименьшей – всего лишь 39 % от всех мужчин в возрасте 15–49 лет, тогда как в Германии – 81 %, в Австро-Венгрии – 74 %, во Франции – 79 %, Англии – 50 %, Италии – 72 %. При этом на каждую тысячу мобилизованных у России приходилось убитых и умерших 115, тогда как у Германии – 154, Австрии – 122, Франции – 168, Англии – 125 и т. д.), на каждую тысячу мужчин в возрасте 15–49 лет Россия потеряла 45 человек, Германия – 125, Австрия – 90, Франция – 133, Англия – 62; наконец, на каждую тысячу всех жителей Россия потеряла 11 человек, Германия – 31, Австрия – 18, Франция – 34, Англия – 16. Добавим еще, что едва ли не единственная из воевавших стран, Россия не испытывала никаких проблем с продовольствием. Германский немыслимого состава «военный хлеб» образца 1917 года в России и присниться бы никому не мог.
При таких условиях разговоры о стихийном «недовольстве народа» тяготами войны и «объективных предпосылках» развала выглядят по меньшей мере странно: в любой другой стране их должно бы быть в несколько раз больше. Так что при нормальных политических условиях вопрос о том, чтобы «продержаться» даже не стоял бы. Напротив, на 1917 год русское командование планировало решительные наступательные операции. Но, как известно, не всех такое течение событий устраивало.
Посмотрим теперь, что происходило в течение Первой мировой войны в других странах [29, т. 19].
Великобритания. Лидеры Лейбористской партии и тред-юнионов в самом начале войны заключили с предпринимателями «перемирие в промышленности», однако уже весной 1915 начался подъем рабочего движения, нараставший до конца войны [94]94
См. материалы В. Г. Трухановского «Рабочее движение в Великобритании» в его книге «Новейшая история Англии» (М., 1958).
[Закрыть]. В феврале 1915 года произошли крупные стачки в машиностроительной и судостроительной промышленности бассейна реки Клайд в Шотландии. В июле того же года в течение недели бастовали 200 тыс. горняков Южного Уэльса. На контролируемых государством предприятиях стачки строжайше запрещались; вводился принудительный арбитраж по трудовым конфликтам. Тем не менее стачки продолжились и в 1916 году – рабочие требовали государственного контроля над продовольственным снабжением, национализации крупной промышленности и транспорта [29].
Особенно острые события происходили в Ирландии: Ирландское восстание 1916 года имело место 24–30 апреля («Пасхальное восстание») под лозунгами за независимость Ирландии и против тягот войны. Согласно БСЭ [15, статья «Ирландское восстание 1916»], наиболее активную роль в восстании сыграли ирландские рабочие и их вооруженная организация – Ирландская гражданская армия, возглавляемая Дж. Конноли. Основной ареной восстания был Дублин, где 24 апреля повстанцы провозгласили Ирландскую республику и сформировали Временное правительство. Локальные вспышки произошли также в Дублинском и соседних с ним графствах. После 6-дневных боев восстание было подавлено двадцатитысячным английским корпусом с исключительной жестокостью: расстреляны почти все лидеры восстания, в том числе тяжелораненый Конноли; рядовые участники подверглись массовой высылке из страны.
Братания на Западном фронте. Так называемые «Рождественские братания» начались уже в 1914 году, после двухдневного перемирия (для захоронения трупов) и продлилось неделю, причем английские и немецкие солдаты играли в футбол и вместе пели рождественские песнопения. Для прекращения братания английскому командованию пришлось заменить командира английской дивизии и расстрелять несколько младших офицеров.
Несмотря на то, что в Англии в годы войны наблюдался некоторый рост сельского хозяйства, его продукция покрывала лишь меньшую долю потребности страны, импорт же продуктов питания значительно сократился. Вследствие этого в стране остро ощущался недостаток продовольствия. Уже 5 августа 1914 года был создан продовольственный комитет, который устанавливал твердые цены и собирал данные о запасах продуктов питания. В 1916 году вследствие неурожая в Америке и потопления огромного количества английских судов германскими подводными лодками ввоз продовольствия заметно уменьшился, что обострило снабжение Англии хлебом. В январе 1917 года был установлен контроль над торговлей кукурузой, а в дальнейшем и над другими зерновыми продуктами. Вместе с тем было ограничено и взято под контроль потребление мяса трудовым населением [122, гл. 5].
Весной 1917 года в Англии поднялась новая волна стачек. Их центром стал промышленный район Ланкашира, где в конце апреля 1917 года разразилась огромная забастовка, вскоре охватившая около 250 тыс. рабочих машиностроительной промышленности в 48 городах. Волна стачек вызвала сильную тревогу в правящих кругах, и правительству пришлось принять ряд мер. В этих маневрах особое место занял план мероприятий, разработанный правительственной комиссией во главе с либералом Уитли. Он сулил рабочим контроль над производством в виде создания промышленных советов из представителей предпринимателей и рабочих, которые занимались бы улаживанием конфликтов, решением вопросов заработной платы и т. п. Вскоре правительство развернуло пропаганду «плана Уитли» в печати и при поддержке тред-юнионов начало осенью 1917 года его осуществлять [29].
Франция. Захваченная немцами территория давала накануне войны 75 % продукции каменного угля и кокса, 84 % чугуна, 63 % стали, 60 % продукции металлообрабатывающей промышленности и т. д. Во время войны было разрушено 3256 французских городов и селений, около 8 тыс. километров железных дорог. В армию было призвано свыше 60 % мужской части сельского населения и около половины рабочих. Затем, когда правительству пришлось спешно развертывать военную промышленность, часть мобилизованных рабочих была возвращена на заводы. Эти рабочие рассматривались как военнослужащие, «откомандированные на заводы», и на них распространялась военная дисциплина. При малейших признаках недовольства и неповиновения рабочие посылались на фронт [29].
Тем не менее стачечное движение охватило в 1915–1916 гг. железнодорожников, швейников, трамвайщиков, горняков, банковских служащих. В 1916 году число стачек увеличилось более чем втрое по сравнению с 1915. Правительство ввело на предприятиях оборонной промышленности обязательный арбитраж, лишивший рабочих права на стачку, и создало институт «делегатов от мастерских», который должен был способствовать сотрудничеству рабочих и предпринимателей. Но в начале 1917 года стачечное движение достигло еще большего размаха [29]. Известно также о бунтах призывников на призывных пунктах. В связи с повышением цен на продукты питания в 1915 и 1916 гг. были изданы законы, которые уполномочили французское правительство таксировать определенное число предметов первой необходимости и производить реквизицию зерна и муки. Карточная система на ряд продуктов питания была введена уже в 1915 году [122, гл. 5].
Во Франции весной и летом 1917 года также наблюдался значительный подъем стачечного движения. В мае бастовало больше рабочих, чем за все предыдущие 33 месяца войны, вместе взятые, а в июне количество забастовщиков увеличилось вдвое по сравнению с маем. Забастовки охватили свыше полутора тысяч предприятий текстильной промышленности, а также немало кожевенных и других предприятий. Рабочие требовали увеличения заработной платы, сокращения рабочего дня, гарантированного отдыха в воскресенье. Весьма активную роль в этих стачках играли работницы, добивавшиеся 8-часового рабочего дня, одинаковой заработной платы и одинаковых прав с рабочими-мужчинами.
Впервые с начала войны французские рабочие провели в 1917 году первомайскую забастовку, которая охватила Париж и почти все промышленные центры страны. В забастовке участвовали многие тысячи рабочих военных заводов. На митингах выдвигались лозунги прекращения войны, быстрейшего заключения демократического мира. В июне в Париже и провинции проходили антивоенные демонстрации рабочих и работниц, нередко сопровождавшиеся ожесточенными уличными схватками с полицейскими; для подавления демонстраций правительство использовало и колониальные войска.
Посевная площадь зерновых культур в стране неуклонно сокращалась, достигнув к 1917 году всего 67 % довоенной площади, а сбор важнейших продовольственных культур составил от двух третей до половины довоенного. В 1917 году государство объявило монополию на хлебопродукты, а закупку и распределение их возложило на созданное при Министерстве продовольствия центральное хлебное бюро. Кроме того, в дополнение к введенной ранее карточной системе, Франция прибегла к сокращению потребления продуктов трудящимися, ограничив потребление мяса путем установления постных дней (три дня в неделю) [122, гл. 5].
Значительно усилилась среди солдат-фронтовиков ненависть к правящим верхам. После провала апрельского (1917) наступления генерала Нивеля армию охватило революционное брожение. Оно продолжалось до конца июня и распространилось, по официальным данным, на 75 пехотных полков, 23 стрелковых батальона и 12 артиллерийских полков. Солдаты отказывались идти в окопы, устраивали митинги, предъявляли правительству революционные требования. В документе, который суммировал эти требования и обошел всю армию под названием «10 заповедей французского солдата», один из пунктов гласил: «Кончить войну до зимы. Немедленный мир без аннексий и контрибуций… Отправка на фронт депутатов, сенаторов и журналистов, проповедующих войну до победного конца». В некоторых случаях солдаты оказывали неповиновение начальству. Так, 700 солдат 298-го полка организовали военный лагерь, которым руководил командир, избранный солдатами из своей среды. Два полка в Суассоне, узнав о расправе колониальных войск над вышедшими на демонстрацию парижскими работницами, захватили стоявшие на железнодорожной станции поездные составы и отправились в них к столице, но были задержаны в пути. 29 мая несколько полков в полном боевом вооружении отправились из этого же района в Париж походным маршем; один из них приблизился к столице и вел ночной бой с кавалерийскими частями [29].
Французское правительство сумело вывести страну из кризиса летом-осенью 1917 года. Фронт и тыл с помощью полицейских мер были разъединены, а восставшие полки беспощадно усмирены вооруженной силой. Мятежных солдат предали военно-полевым судам, которые вынесли сотни смертных приговоров. Под видом массовых отпусков командование удалило с фронта десятки тысяч «неблагонадежных» солдат. В то же время материально-бытовые условия солдат и их семей были несколько улучшены. Правительство демобилизовало запасных старших возрастов. Нивеля и некоторых других непопулярных генералов сместили. Метод «кнута и пряника» применялся правящими кругами и в борьбе с рабочим движением. На рабочие организации и на пацифистов обрушился град репрессий. Усилилась милитаризация труда. Вместе с тем в швейной промышленности была введена сокращенная рабочая неделя (пять с половиной дней); работницы и низкооплачиваемые категории рабочих получили прибавку к заработной плате [29].
Германия. В феврале 1915 года была введена хлебная норма (225 г муки в день на человека) и в течение 1916 года – карточки на масло, жиры, мясные продукты, картофель, на покупку одежды [29]. Была установлена обязательная сдача крестьянами всего урожая, за исключением строго ограниченной нормы личного потребления (продразверстка). Однако она распространялась лишь на мелких производителей и не устраняла спекуляцию хлебом, а, наоборот, способствовала ее росту [122, гл.5]. Осенью 1916 года урожай картофеля снизился вдвое по сравнению с предыдущим годом. Картофель стали заменять брюквой, ставшей едва ли не единственным доступным продуктом питания трудящихся; голодную зиму 1916/17 немецкий народ прозвал «брюквенной зимой». На фронте и в тылу росли антивоенные настроения. Уже в декабре 1914 года были случаи стихийных братаний немецких солдат с французскими и английскими солдатами. В 1915 году участились стачки, возникали демонстрации рабочих [29].
Весной 1917 года хлебный паек был снижен до 170 г муки в день, или 1600 г печеного хлеба в неделю. Потребление мяса и жиров сократилось до одной пятой довоенного. В 1917 году забастовки проходили уже во всех городах и промышленных районах Германии. 16 апреля 1917 в Берлине забастовали металлисты, работавшие в военной промышленности. Стачка приобрела политический характер и распространилась на всю страну. Берлинские металлисты провозгласили солидарность с русской революцией. В Лейпциге бастующие металлисты также выдвинули ряд политических требований: отмены осадного положения и законов о принудительном труде, освобождения политических заключенных, введения всеобщего избирательного права; они требовали также, чтобы правительство заявило о готовности немедленно заключить мир без аннексий. «Спартаковцы» призывали рабочих всех профессий создавать по русскому примеру Советы рабочих депутатов. Первые Советы в Германии возникли на предприятиях в ходе апрельской стачки. Правительство подавило апрельскую стачку. Однако в июне произошли новые крупные стачки, сопровождавшиеся демонстрациями в Кельне, Гамбурге, Дюссельдорфе и других городах.
Всего в 1917 году число забастовок в Германии увеличилось по сравнению с первыми годами войны вдвое, а число бастующих – вчетверо. Пример русских рабочих и солдат усилил брожение в германской армии. На Восточном фронте участились случаи братания немецких солдат с русскими. 1 мая 1917 года тысячи немецких солдат устраивали вместе с русскими солдатами собрания и митинги, требуя мира. В германской армии на Западном фронте также множились случаи нарушения воинской дисциплины. Особенно серьезными были события в германском военном флоте. Тайная революционная организация моряков, имевшая свой центр на линейном корабле «Фридрих Великий», насчитывала к началу августа 1917 около 4 тыс. членов. Ее руководитель матрос Рейхпич подготавливал создание во флоте «матросских советов по русскому образцу». Среди рабочих на верфях и среди матросов распространялись листовки, призывавшие поддержать русскую революцию революцией в Германии. «Победоносная русская революция в союзе с победоносной германской революцией будут непобедимы», – говорилось в одной из таких листовок [29].
Австро-Венгрия. В городах и промышленных районах Австрии на втором и третьем годах войны воцарился настоящий голод. Голодала и сельская беднота. Серьезным источником бедствий народа была инфляция. Уже в 1916 году стоимость австрийской кроны составляла лишь 51 % довоенной. Золотое обеспечение валюты уменьшилось в 47 раз – больше, чем в какой-либо другой воюющей стране. Установленный с первых дней войны режим военной диктатуры направлялся на подавление антивоенных настроений в стране и был особенно заострен против славянских народов Австро-Венгрии. Общеавстрийский парламент – рейхсрат – в течение первых двух лет войны не созывался [29].
После получения известия о русской революции произошли бурные уличные митинги и антивоенные манифестации. На предприятиях Вены начались забастовки. Усилилось разложение австро-венгерской армии. Министр иностранных дел Чернин в записке императору признал, что «дальше нести военные тяготы невозможно». Замешательство в правящих кругах было настолько значительным, что правительство даже объявило 1 мая нерабочим днем. Число стачек в Австрии (без Галиции и Буковины) увеличилось в 1917 году по сравнению с 1916 втрое, а число бастующих – в 11 раз. В мае 1917 года бастовало большинство рабочих на военных предприятиях Вены и Будапешта. Крупные забастовки вспыхнули летом 1917 года в промышленных районах Чехии. В Брно произошло восстание, в течение нескольких дней на улицах города шли вооруженные столкновения [29].
США (Северо-Американские Соединенные штаты). В 1915 году, а особенно в 1916 в Соединенных Штатах увеличилось число забастовок на самых различных предприятиях. За эти два года было зарегистрировано около 5 тыс. забастовок с 2 млн участников. Забастовщики требовали 8-часового рабочего дня и повышения заработной платы. Правительству приходилось считаться со сложившейся в стране политической обстановкой и проводить подготовку к вступлению в войну с большей осторожностью. Считаясь с тем, что в массах были сильны антивоенные настроения, руководство демократической партии в 1916 году выдвинуло кандидатуру Вильсона под лозунгом: «Он спас нас от войны!» В ноябре Вильсон был вторично избран президентом; правительство, получив мандат на дальнейшее управление страной, продолжало энергично проводить политику милитаризации страны. Вильсон хотел сохранить вид человека, которому война навязывается против его желания. Германское правительство, объявив с 1 февраля 1917 года беспощадную подводную войну, облегчило Вильсону его задачу. Неумелые действия германской дипломатии также помогли Вильсону. 16 января министр иностранных дел Германии Циммерман поручил посланнику в Мексике предложить мексиканскому правительству союз для совместного нападения на Соединенные Штаты. Английская разведка расшифровала эту телеграмму. Опубликование в конце февраля в Вашингтоне текста телеграммы Циммермана подогрело воинственные настроения в стране. В итоге, объявив 6 апреля 1917 года войну Германии, правительство Вильсона изобразило дело так, будто это было ему навязано общественным мнением страны [29].
Как видно, даже в невоевавших (до апреля 1917 года) США забастовок было не меньше, чем в России, а ситуация с продовольствием в воюющих странах (не только в Германии и Австро-Венгрии, но и во Франции и даже в Англии) была хуже, чем в России. Конечно, народы всех воюющих стран к 1917 году устали от войны – но только в России нашлась кучка высокопоставленных заговорщиков, которые раздували это недовольство (прежде всего в столице страны, в истеричном Петрограде) и использовали беспорядки как шанс для свержения верховной власти. Остается только повторить приведенные нами в начале этого раздела слова известного историка С. В. Волкова:
…разговоры о стихийном «недовольстве народа» тяготами войны и «объективных предпосылках» развала выглядят по меньшей мере странно: в любой другой стране их должно бы быть в несколько раз больше. Так что при нормальных политических условиях вопрос о том, чтобы «продержаться» даже не стоял бы. Напротив, на 1917 год русское командование планировало решительные наступательные операции. Но, как известно, не всех такое течение событий устраивало.
Не станем подробно рассказывать об отречении Николая II – эта история общеизвестна, хотя в ней остается еще немало тайн. Скажем только, что Николай Александрович Романов был человек чести, ему и в голову не могло прийти, что военные, генералы, с которыми он ежедневно общался, способны изменить Присяге…
Кстати, один из самых наглых мифов – миф о том, что решение Государя возглавить армию в августе 1915 года якобы было ошибкой и привело к тяжелым последствиям. Достаточно знать историю Первой мировой войны, чтобы понимать – именно в результате этого решения Государя и принятых им организационных и кадровых мер катастрофическое (до августа 1915 года) положение на фронтах стало быстро улучшаться: был преодолен снарядный голод, с октября-ноября 1915 года Германия и ее союзники вынуждены были отказаться от крупных наступлений на Восточном фронте (и они уже никогда не смогли продвинуться восточнее городка Сморгонь (на 110 километров западнее Минска)). К 1917 году русская армия уверенно держала все фронты, и общая с союзниками победа была уже близка.
Сам факт принятия Государем командования привел, например, уже в сентябре 1915 года к успеху Вильно-Молодечненской операции. Приведем отрывок из воспоминаний генерала А. И. Спиридовича:
«Мы стояли и разговаривали втроем, когда принесли телеграмму о принятии Государем командования, генерал Крымов, командир местного пехотного полка и я», – так рассказывал мне бывший комендант г. Львова, граф Адлерберг «Я выразил большую радость. “Слава Богу”, – сказал генерал Крымов. Пехотный же командир полка перекрестился. Я спросил его, почему он крестится. Разве так было плохо раньше? И командир начал рассказывать, как много несправедливостей делала старая Ставка. “Теперь все переменится”, – говорил командир. – “Будет правда Царская”. И, действительно, из новой, Царской Ставки повеяло спокойствием, правдой и справедливостью».
Переломом к лучшему на фронте явилась так называемая Вильно-Молодечненская операция. <…> Планомерный переход наших войск от отступления к наступлению был совершен с уменьем и настойчивостью, доступными лишь высоко доблестным войскам.
Когда-нибудь историки беспристрастно расскажут, как часто в той операции казавшееся почти невозможным выполнялось блестяще только благодаря магическим словам: «По повелению Государя Императора», «Государь Император указал», «Государь Император приказал», что значилось и повторялось в телеграммах генерала Алексеева разным начальникам [107, книга 1, глава 12].
И далее А. И. Спиридович выражает надежду, что беспристрастные военные историки должны будут указать, сколь большую роль играл в успехе операции лично Государь Император, помогая генералу Алексееву своим спокойствием, а когда нужно было – твердым и властным словом. Еще недавно совершенно растерянный, главнокомандующий Северо-Западного фронта генерал Алексеев будто переродился, нашел себя, заработал с умом и талантом. Таково было влияние спокойного и вдумчивого Государя. Это счастливое сочетание столь разных по характеру людей, как Николай II и Алексеев, спасло русскую армию от катастрофы, а страну – от позора и гибели.
А. И. Спиридович в своих воспоминаниях рассказывает еще о том, что генерал Алексеев, знавший, какую роль сыграл в те дни Николай II, просил Его Величество возложить на себя за Вильно-Молодечненскую операцию орден Святого Георгия 4-й степени. Государь горячо поблагодарил Алексеева, но отказал. Это мало кто знает, но это исторический факт [107].
Рассмотрим еще один миф – что Государь ничего не сделал для подавления беспорядков в Петрограде, а затем «спокойно отрекся, как эскадрон сдал».
На самом деле утром 27 февраля 1917 года, узнав о беспорядках в Петрограде, Николай II издал следующий приказ:
Начальнику штаба Алексееву. Назначить Генерал-адъютанта Иванова Главнокомандующим Петроградским Военным Округом. Послать от войск Северного фронта в Петроград для подавления мятежа: 67-й и 68-й пехотные полки, 15-й уланский Татарский и 3-й уральский казачий полки; с Западного – 34-й и 36-й пехотные полки, 2-й гусарский Павлодарский и 2-й донской казачий; с Юго-Западного фронта – лейб-гвардии Преображенский, 3-й и 4-й гвардейские стрелковые полки. Также – одну пулеметную команду Кольта для Георгиевского батальона (отряда генерала Иванова), который идет из Ставки. Гвардейские полки: Преображенский, 3-й и 4-й Гвардии стрелковые назначить в распоряжение Генерал-адъютанта Иванова. Всего – до 40 тысяч штыков [51, 79].
Генерал Алексеев 28 февраля принял окончательное решение примкнуть к заговорщикам и телеграммами остановил эти боеспособные части на пути к Петрограду. В его циркулярной телеграмме ложно утверждалось, что беспорядки в Петрограде пошли на убыль и надобность в подавлении мятежа отпала. Крайне негативную роль сыграл в те дни, как известно, председатель Государственной Думы М. В. Родзянко.
Некоторые из этих частей находились уже в часе-двух езды от столицы. Все они были остановлены. Генерал-адъютант Н. И. Иванов получил приказ Алексеева уже в Царском Селе – его солдат не большевистские агитаторы уговорили, как рассказывали в СССР, а остановил сам генерал Иванов по получении этой телеграммы.
А Николай II 28 февраля попал в западню.
Обо всем этом можно прочитать в мемуарах участников тех событий. Как я уже упоминал, наиболее полно впервые собрали эти материалы историки-эмигранты Виктор Сергеевич Кобылин [51] и Сергей Петрович Мельгунов [64].
Выезжая из Ставки в Царское Село, Николай был уверен, что к его приезду мятеж в Петрограде будет подавлен снятыми с фронтов войсками – или что по крайней мере 40 тысяч боеспособных штыков окажутся в его распоряжении. Подавить мятеж было нетрудно – в Москве в декабре 1905 года было гораздо сложнее.
Иногда от оппонентов можно услышать и такую инвективу: зачем Николай II уступил заговорщикам 2 марта в Пскове? Надо было сопротивляться до конца. Мол, «режьте-стреляйте, мученический приму, но от Богом данной власти не отрекусь»… Ну, предположим…
Надо тут помнить, что генерал Рузский еще при первом разговоре прямо сказал Государю, что в случае отказа он не может ручаться за безопасность Александры Федоровны. Это был шантаж, но после убийства Распутина ненависть всей оппозиции оказалась направлена именно на нее. Хотя даже посол Бьюкенен писал, что Императрица в Петрограде самая решительная патриотка и намерена стоять за войну до победного конца (это к слову о масштабах клеветы). Можно не сомневаться, что если бы Государь отказался отречься, Александра Федоровна была бы немедленно арестована заговорщиками, а может и убита – к этому дело и шло.
Версия
Предположим, Николай II отрекаться отказался. Через три-четыре часа ему сообщают, что Александра Федоровна арестована, и весь Петроград требует его отречения (ложь, но сказали бы).
С кем дети? Четыре дочери, больные корью, и сын?
Предположим, он все равно отказывается отречься. В этом случае пришлось бы заговорщикам его арестовать, а скорее всего и убить. На престоле, по закону о престолонаследии, оказался бы больной Алексей при регентстве Михаила. Михаил отрекся и при живом брате, при отречении Николая II в его пользу – значит, отрекся бы и в этом случае – в пользу того же Временного комитета (правительства).
Все это произошло бы в три-четыре дня. Ну, возможно, в течение недели.
Итог – все то же самое, только с арестованными на несколько дней раньше Николаем и Александрой (не исключено, что и с убийствами), с больным Алексеем, который скончался бы без ежедневного внимания матери в месяц или два.
Народ поднялся бы за Государя?
Может и поднялся бы, если бы призвала Церковь. Но Святейший Синод в Петрограде еще 26 февраля отказался призвать православных мирян (т. е. практически весь народ) не участвовать в беспорядках и демонстрациях, а через несколько дней после отречения радостно приветствовал новую власть и благословил ее.
Следуя логике оппонентов, можно сказать, что и в этом виноват Николай II. Однако католический приход в Петрограде выпустил воззвание к своим прихожанам – не участвовать в демонстрациях – и ни один католик в событиях февраля-марта 1917 года участия не принял! Об этом честно написал в своих воспоминаниях товарищ (заместитель) обер-прокурора Святейшего Синода (с сентября 1916 по март 1917) князь Н. Д. Жевахов [42, с. 385–387]. Что, Николай католиков любил особо? Нет, этого не было.
Таким образом, при любом варианте развития событий результат был бы аналогичным. Возможно, Государь это понимал. Возможно, не думал об этом, а думал о жене и больных детях. В любом случае, другого выхода у него не было. Не говоря уже о том, что с точки зрения нормального человека он поступил совершенно правильно.
Наиболее вероятно, что еще вечером 1 марта в Пскове Рузский в самые бурные («буря была» – по выражению самого Рузского) часы шантажа, после почти неприкрытых угроз в адрес Императрицы открыто сказал Государю, что у них (у заговорщиков) в случае дальнейшего упорствования не будет другого выхода, кроме как убрать и его, Государя – и что это вызовет раскол в армии, но у них теперь нет другого выхода. Скорее всего, еще тогда же, вечером 1 марта, Рузский сказал Государю и то, что отречение согласовано с союзниками, с послами Англии и Франции. Почти наверняка так оно и было: заговор был согласован в общих чертах, и Рузский сказал об этом Государю. Можно не сомневаться, что после общей победы в Первой мировой союзники не хотели видеть ни того, как Россия становится в Европе гегемоном, ни того, что во главе ее стоит сильный Государь. То, что США не хотели вступать в войну, пока на троне Николай II, а в России нет конституции – это давно известно. Государь это знал. Напомню, что США вступили в войну после падения монархии в России. Вероятно, все это Рузский и обрушил на Государя вечером 1 марта в царском вагоне литерного поезда в Пскове.
Николай II согласился отречься на следующий день, 2 марта, когда Рузский показал ему пять телеграмм от командующих фронтами в поддержку отречения, скрыв при этом резкий отказ представителя флота в Ставке адмирала А. И. Русина. Возражали против отречения также генералы Ф. А. Келлер и Хан Нахичеванский. Напомню при этом еще раз, что Государь все это время в Пскове был изолирован от всех коммуникаций и не имел возможности повлиять на ситуацию.
