Текст книги "Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…"

Автор книги: Борис Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)

Формальное освобождение от уголовной ответственности, указанное в примечании к статье, служит лишь для успокоения общественного мнения и маскировки коррупционной направленности пункта 1 статьи 291 УК, т. к. в существующей практике освобождение от ответственности не носит автоматический характер. Учитывая, что чиновники, занимающие высокие посты, имеют влияние на правоохранительные органы, существующее законодательство делает фактически невозможным привлечение к уголовной ответственности за мздоимство. Более того, комментарий к статье гласит:

Освобождение взяткодателей от уголовной ответственности по мотивам вымогательства взятки или добровольного сообщения о даче взятки не означает отсутствия в действиях этих лиц состава преступления. Поэтому они не могут признаваться потерпевшими и не вправе претендовать на возвращение им ценностей, переданных в виде взятки [50]50
  Постановление Пленума ВС РФ от 10 февраля 2000 г. № 6, обновление 2006 года «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе», п. 24.


[Закрыть].

Это значит, что даже человек, давший взятку под давлением, уже считается преступником и не может быть признан потерпевшим.

Отмена уголовной ответственности за дачу взятки – необходимое условие для обеспечения общественного контроля над чиновниками. Преступлением следует признавать лишь шантаж и побуждение к незаконным действиям, но не сам факт дачи взятки, т. к. иначе практически невозможно привлечь взяткополучателя к ответственности, если на это отсутствует воля правоохранительных органов.

* * *

Между тем то, как следует относиться к взяткодателям, было понятно законодателям России еще в 1865 году!

Напомню, что с 1845 года основным законодательным актом, регулировавшим ответственность чиновников за мздоимство и лихоимство, стало Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Вопрос об ответственности за дачу взятки (лиходательство) рассматривался там весьма подробно. Такие действия расценивались как преступные, но ответственность дифференцировалась в зависимости от ряда обстоятельств (статья 412). При этом принимались во внимание: характер действий должностного лица, за которые давалась взятка (здесь различались действия, не противные законам, долгу и установленному порядку; действия, не согласные с порядком службы, хотя и не составляющие прямого преступления; действия, явно противные справедливости, закону и долгу службы), имело ли место вымогательство или взятка давалась по собственному побуждению, а также настойчивость, проявленная взяткодателем в «обольщении служителей правительства». Наиболее сурово карались лиходатели, которые старались «предложением взяток или иными обещаниями, или же угрозами побудить должностное лицо к уклонению от справедливости и долга службы и, невзирая на его отвращение от того, будут возобновлять сии предложения или обещания». Напротив, лица, согласившиеся дать взятку лишь вследствие вымогательства, требований или настоятельных и более или менее усиленных просьб должностного лица, за свою «противозаконную уступчивость и недонесение о том, как бы следовало, начальству» подвергались лишь строгому выговору в присутствии суда. В статье 413 Уложения 1845 года предусматривалась ответственность лиходателей, склоняющих должностное лицо похитить, скрыть, истребить деловые бумаги или учинить в них подлог. Фактически речь шла о подстрекательстве должностных лиц к похищению документов или к их подлогу, и лиходатели подвергались высшим мерам наказания, предусмотренным Уложением за подлог или похищение документов. Последняя норма сохранилась в Уложении о наказаниях в редакциях 1866 и 1885 гг. (статья 382). Что же касается наказуемости лиходательства как самостоятельного деяния, то после решения Государственного совета от 27 декабря 1865 года, предусматривавшего, что уголовное преследование взяткодателей приводит к невозможности изобличения взяткополучателей, она была исключена.

Ну а в современной России с 1996 года статья 291 УК РФ (о даче взятки), как мы видели, недостаточно учитывает опыт борьбы с коррупцией в царской России 1865–1917 гг. Конечно, я не юрист (и не имею соответствующего образования), поэтому не могу утверждать, что разобрался в этом вопросе досконально, но, думаю, изложенное выше вполне заслуживает внимания как информация к размышлению.

Николай II

В 1903 году было введено Уголовное уложение, которое в части борьбы с коррупцией было гораздо более проработано, чем действовавшее до этого Уложение о наказаниях. Уголовное уложение, в частности, разделило понятия «взяточничество» и «лихоимство». После 1903 года в России, как и во всем мире, имел место рост коррупции (в России, в отличие от Европы и США – только низовой коррупции, высшие чиновники в России взяток по-прежнему не брали). Сведения о количестве чиновников и канцелярских служащих в конце XIX – начале XX века в целом по России разнятся в источниках, причем разброс в предполагаемых цифрах весьма велик, от 200 до 550 тысяч. Есть точные данные статистики по отдельным городам и губерниям (по справочникам о гильдейских и промысловых свидетельствах): так, в 1913 году в Санкт-Петербурге и в Москве было по 42 тысячи чиновников (около 3–4 % городского населения), в Одессе – 3 тысячи (менее 1 %). Но даже если ориентироваться на верхнюю планку в целом, то Российская империя по бюрократизации в пятерке самых развитых стран мира (куда она уже входила в начале XX века) была явным аутсайдером. По подсчетам Б. Н. Миронова [68, т. 2, с. 203] в 1910 году на каждого служащего, занятого в государственном и общественном управлении, приходилось: в России – 270 человек, в Англии – 137, США – 88, Германии – 79 и Франции – 57 человек, или, в пересчете на тысячу жителей: в России – 3,7 (занятых только в гос. управлении, т. е. гос. чиновников – 1,63 [51]51
  Любарский Г. Чиновники и госслужащие // Социальная реальность. Журнал социлогических наблюдений и отчетности, № 1, 2006: http://socreal.fom.ru.


[Закрыть]), в Англии – 7,3, США – 11,3, Германии – 12,6, Франции – 17,5 [68, 82].

Рост взяточничества с начала XX века в России (как и в других странах первой пятерки) имел место в связи как с ростом числа чиновников, так и с поставками и военными заказами, сделками с недвижимостью, основанием новых кооперативных обществ, получением для эксплуатации земельных участков с полезными ископаемыми и другими сделками в начале XX века. В России – особенно в период Русско-японской, а затем и Первой мировой войны, рост коррупции вызвал необходимость как усиления ответственности за получение взяток, так и отказа от ненаказуемости за взяткодательство [25]. Царское правительство быстро отреагировало на всплеск коррупции в самом начале Русско-японской войны и ужесточило отношение к ней; предпринимались все новые попытки к пресечению мздоимства и лихоимства. Об этом свидетельствует, в частности, и тот факт, что на лиц, их совершивших, не были распространены милости (амнистия), даруемые Всемилостивейшим Манифестом от 11 августа 1904 года. В частности им не могли быть уменьшены назначенные судом сроки заключения на две трети (как многим другим осужденным по уголовным статьям), они не могли быть освобождены от суда и наказания в случаях, если против них было возбуждено преследование или последовало решение суда или решение еще не приведено в исполнение до 11 августа 1904 г., и др. [52]52
  См. источник: Ответственность чиновников за взяточничество и лихоимство по дореволюционному законодательству России // Законодательные акты: http://www.alldocs.ru/.


[Закрыть]

14 апреля 1911 года министр юстиции И. Г. Щегловитов внес в Государственную Думу развернутый законопроект «О наказуемости лиходательства». Дача взятки рассматривалась в этом проекте как самостоятельное преступление, нарушающее принцип безвомездности служебных действий, предлагалось объявить ее наказуемой независимо от будущей деятельности взяткополучателя. Лиходательство же в качестве платы за прошлую деятельность должностного лица предлагалось считать преступным лишь при неисполнении им служебной обязанности или злоупотреблении властью. Однако данный законопроект рассмотрен не был – вероятно потому, что Николай II понимал, что это может затруднить борьбу с коррупцией [25].

Закон от 31 января 1916 года, принятый в порядке чрезвычайного законодательства, существенно повышал наказание за мздоимство и лихоимство, в частности в случаях, когда они были учинены по делам, касающимся снабжения армии и флота боевыми, продовольственными и иными припасами, пополнения личного состава и вообще обороны государства, а также железнодорожной службы. Эти же обстоятельства усиливали ответственность и за лиходательство, которое объявлялось безусловно наказуемым.

Предусматривалась ответственность за лиходательство-подкуп за выполнение или невыполнение служебного действия без нарушения должностным лицом установленных законом обязанностей, а также за лиходательство-подкуп и лиходательство-вознаграждение за действие или бездействие должностного лица, связанные с злоупотреблением властью. Наказывалось и лиходательство-подкуп члена сословного или общественного собрания и лица, внесенного в список на определенную сессию суда, а равно вошедшего в состав комплекта присяжного заседателя. Обстоятельством, квалифицирующим лиходательство как особо тяжкое, признавалось учинение его шайкой. Полное название этого пакета законов от 31 января 1916 года было таково: «О наказуемости лиходательства, об усилении наказаний за мздоимство и лихоимство, а также об установлении наказаний за промедление в исполнении договора или поручения правительства о заготовлении средств нападения или защиты от неприятеля и о поставке предметов довольствия для действующих армии и флота» [25].

Ужесточение борьбы с коррупцией в 1915–1916 гг. и, в частности, отмена ненаказуемости лиходательства в 1916 году были обусловлены тем, что была выявлена крупная коррупция во влиятельнейшем Земгоре и военно-промышленных комитетах (руководимых Гучковым), которые (Земгор и ВПК) уже в 1915 году занимались не только своими прямыми делами всесторонней помощи и снабжения армии, но и превратились в отлаженную и отлично мобилизованную оппозиционную политическую организацию.

Конечно, в низших и отчасти в средних слоях бюрократии, промышленников и политиков (причем в основном как раз оппозиционных самодержавию) коррупция после двух лет Первой мировой войны была велика. Незадолго до революции журнал «Русский мір» поместил большую статью, посвященную разбору этого явления в России [53]53
  Штейман В. История коррупции в России // Библиотека антикоррупционера. МОО «Справедливость». Межрегиональная общественная организация содействия защите гражданских прав. 27.02.2009: http://www.s-pravdoy.ru.


[Закрыть]:

Нескончаемою вереницею тянутся сенаторские ревизии за ревизиями, идут газетные разоблачения за разоблачениями. И всюду встает одна и та же, лишь в деталях разнящаяся картина. Воистину, «от хладных финских скал до пламенной Колхиды» сенаторские ревизии и газетные разоблачения открывают обширные гнезда крупных, тучных, насосавшихся денег взяточников, а около них кружатся вереницы взяточников более мелких, более скромных, более тощих. Около каждого казенного сундука, на который упадет испытующий взор ревизора, оказывается жадная толпа взяткодавцев и взяткополучателей, и крышка этого сундука гостеприимно раскрывается перед людьми, сумевшими в соответствующий момент дать соответствующему человеку соответствующую взятку. Сейчас за взяточничество принялись очень основательно…

И даже близость к вершинам власти, и прошлые заслуги, и работа на немалых должностях в тайной полиции – все это до 1917 года не давало гарантию от расследования, суда и тюрьмы. В конце 1916 – начале 1917 года газеты широко освещали крупный коррупционный скандал: так называемое дело Манасевича-Мануйлова, дружившего с Распутиным [107, Книга 2, гл. 22, с. 121–123]. В 1915 году И. Ф. Манасевич-Мануйлов был личным информатором товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, осведомителем следственной комиссии генерала Н. С. Батюшина и одним из близких к Распутину людей. В конце того же года был причислен к Министерству внутренних дел, а после назначения в январе 1916 года Б. В. Штюрмера Председателем Совета министров откомандирован в его распоряжение. Карьера его дала трещину после отставки Штюрмера (который планировал назначить Манасевича-Мануйлова заведующим Заграничной агентурой Департамента полиции). Но вместо Парижа осенью 1916 года Иван Федорович попал в тюрьму. Петроградским окружным судом 13–18 февраля 1917 года по обвинению в шантаже товарища директора Московского соединенного банка И. Хвостова Манасевич был признан виновным в мошенничестве и приговорен к лишению всех особых прав и преимуществ и к заключению на полтора года, – но уже 27 февраля 1917 года был в числе прочих заключенных освобожден «революционерами Февраля» из Литовского замка [54]54
  Биографический указатель. Манасевич-Мануйлов И. Ф.: см. Библиотека Хронос: http://www.hrono.info/.


[Закрыть].

Единственным случаем, когда попавший под следствие коррупционер был защищен из личных (по одной из версий) интересов Царской семьи (Александры Феодоровны) было дело банкира Д. Л. Рубинштейна [55]55
  Биографический указатель. Рубинштейн Д. Л.: см. Библиотека Хронос: http://www.hrono.info/.


[Закрыть]: он занимался финансовыми махинациями, пытаясь использовать свою близость к Г. Е. Распутину. Знакомство их длилось всего несколько месяцев, и в феврале или в марте 1916 года Распутин запретил принимать Рубинштейна, после чего (10 июля 1916 года) последний был арестован по подозрению в пособничестве неприятелю и выслан в Псков. Его деятельность стала предметом расследования специально созданной для этого комиссии генерала Н. С. Батюшина. Рубинштейну инкриминировались: продажа русских процентных ценных бумаг, находившихся в Германии, через нейтральные страны во Францию; продажа акций общества «Якорь» германским предпринимателям; взимание высоких комиссионных за сделки по русским заказам, выполнявшимся за границей, и прочее – неизвестно, что из этих обвинений было доказано следствием. По утверждению генерал-лейтенанта П. Г. Курлова, Рубинштейн вообще просидел пять месяцев в тюрьме «без всяких оснований» [57]. В сентябре 1916 года Александра Федоровна настаивала на ссылке Рубинштейна в Сибирь; и только позднее Императрица ходатайствовала перед супругом о смягчении участи Рубинштейна – ввиду его тяжелой болезни [84, с. 619]. По настоянию Александры Федоровны он был освобожден 6 декабря 1916 года. По одной из версий, ее заступничество объяснялось тем, что через Рубинштейна она тайно передавала в Германию деньги своим обнищавшим немецким родственникам [103, с. 395–396], которые были лишены Вильгельмом II с начала войны всех источников дохода. Версия передачи Императорицей денег немецким родственникам осталась недоказанной ни Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, ни впоследствии большевиками [65]. По некоторым сведениям, после Октябрьской революции Рубинштейн перебрался в Стокгольм и стал финансовым агентом большевиков. В 1922 году Рубинштейн проходил в делах немецкой полиции, которая зарегистрировала его контакты с большевистской делегацией в Германии. Причем его имя проходило рядом с именем бывшего заводчика А. И. Путилова и большевика Л. Б. Красина [83].

Многочисленные обвинения в коррупции членов царского правительства в дальнейшем не нашли никакого документального подтверждения, хотя Временное правительство приложило немало усилий для поиска доказательств, и именно этим занималась Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК) Временного правительства. К лету 1917 года члены комиссии констатировали, что не находят в действиях подследственных никакого состава преступления, а когда председатель комиссии (Муравьев) пытался их заставить изменить свое мнение, некоторые из них – в частности Руднев – подали в отставку. Летом 1917 года Керенский был вынужден признать, что «в действиях Николая II и его супруги не нашлось состава преступления». То же самое Керенский подтвердил английскому послу Бьюкенену. Не смогла ЧСК предъявить обвинений в коррупции и бывшим царским министрам, главноуправляющим и прочим высшим должностным лицам как гражданского, так и военного и морского ведомств [51, 65].

* * *

Итоговые данные по росту главного рассадника коррупции, чиновничества в Российской империи таковы: на 1 тысячу жителей страны чиновников было: в конце XVII века – 0,39; XVIII – 0,57; в 1857 году – 2; в 1880 – 1,4; в 1897 – 1,24; в 1913 – 1,63 [56]56
  Любарский Г. Чиновники и госслужащие // Социальная реальность. Журнал социологических наблюдений и отчетности, № 1, 2006: http://socreal.fom.ru.


[Закрыть].

В СССР чиновников стало больше по сравнению с дореволюционными временами во много раз, с самого начала образования СССР: на 1 тыс. жителей в 1922 году их было 5,2 (для сравнения – в 1913. – 1,63); в 1928 – 6,9; в 1940 – 9,5; в 1950 – 10,2; в 1985 – 8,7 [57]57
  Там же.


[Закрыть].

Коррупция в царской России и сталинском СССР

В последние годы, когда коррупция в России стала системной, когда объем «откатов» и взяток сравним с бюджетом страны (!), и в коррупционном рейтинге из 180 стран Россия скатилась почти на самое дно (где-то около 140-го места), нередко можно услышать, что в России так было всегда: мол, корни коррупции и взяток идут из царской России,и только при Сталине она была почти изжита. На самом деле это лукавые мифы, выгодные нынешним властям. О коррупции, пронизавшей всю сталинскую судебную систему по уголовным делам, и о трех закрытых судебных процессах 1948–1949 гг. дважды писал журнал «Коммерсантъ-Власть» [58]58
  Жирнов Е. Члены Верховного суда брали взятки // Коммерсантъ-Власть, № 31, 11.08.2008; Жирнов Е. Как суды СССР боролись с коррупцией // Коммерсантъ-Власть, № 45, 16.11.2009.


[Закрыть]. Ниже привожу выдержки из этих статей.

Один из мифов сталинизма – миф о честных судах. На самом деле взятки и коррупция в милиции, в судах и даже в ЧК были с самого начала советской власти по всей системе, снизу доверху.

Итак, что можно сказать о 1920-х годах…

Коррупция, о борьбе с которой так много говорили большевики, никуда не делась. Буквально в первые же дни после создания чрезвычайной комиссии Дзержинского выяснилось, что два ее следователя брали взятки за прекращение дел и освобождение арестованных. Что после этого можно было говорить об обычных, не облеченных высоким политическим доверием милиционерах, следователях и членах трибуналов? Например, в Петрограде член следственной комиссии ревтрибунала Алексеевский практически открыто вымогал взятки. <…>

Как водится, больше всего жалоб было на милицию, сотрудники которой вымогали взятки, продукты, самогон, «крышевали» подпольные притоны и бордели, а то и просто грабили мелких торговцев и зажиточных крестьян. Благо конфискации производились так часто, что вряд ли кто-нибудь мог отличить государственную выемку ценностей от частной. Не отставали от милиционеров и трибунальские следователи с чекистами, среди которых наблюдались массовые злоупотребления с арестами и освобождениями задержанных на протяжении всей Гражданской войны. На общем фоне судьи смотрелись едва ли не ангелами. Но истина заключалась в том, что самые денежные клиенты до трибуналов просто не добирались. Их обирали еще во время задержания и следствия.

Вся эта вакханалия, казалось бы, должна была прекратиться с окончанием Гражданской войны. Но военно-революционное время сменилось разрухой, во время которой милиционерам в глубинке перестали выдавать пайки и выплачивать зарплату. Не в лучшем положении оказались чекисты, следователи и судьи. И тут вдруг оказалось, что у судей есть огромное преимущество перед другими представителями правоохранительно-карательного сообщества. Они могли налагать штрафы за действительную или мнимую вину. А многие торговцы и самогонщики готовы были кормить и поить судей, чтобы избежать разного рода неприятностей. Причем картина не изменилась даже после введения НЭПа и появления в стране относительной финансовой стабильности.

<…> Никакие меры наказания не помогали. Судьи продолжали пить и брать подношения.

А что же было при Сталине?

Во время войны поток писем о судейских и прокурорских злоупотреблениях не уменьшился. Однако по большей части, если проступок не вызывал у населения сильного озлобления, опытному судье давали выговор и новую должность, поскольку более или менее квалифицированные судьи были на вес золота. Ведь в те годы отнюдь не редкостью были председатели судов, имевшие за плечами лишь неполное среднее образование и краткосрочные судейские курсы. Те же, кого все-таки увольняли из суда и прокуратуры, в скором времени приходили в адвокатуру. Так что люди, умевшие давать и брать при решении правовых вопросов, стали задавать тон в советской судебной системе. И вскоре после окончания войны поток жалоб настолько увеличился, что в ЦК решили приструнить зарвавшихся юристов. Начали с главного канала передачи взяток от подсудимых к судьям – адвокатов.

«В Московский городской коллегии адвокатов, – говорилось в докладе о проведенной в 1946 году проверке заявлений граждан, – выявлены факты вымогательства взяток со стороны ряда адвокатов, грубого попирательства ими права обвиняемых на защиту в суде и использования этих прав в корыстных целях. <…>»

Но наказание нескольких взяточников-адвокатов не произвело на юридическую общественность почти никакого впечатления. Ведь те, кто брал взятки в 1920–1930-х гг., уже заняли в судебной системе руководящие посты и, видимо, считали, что по-другому она функционировать уже не может.

Никого не напугали и аресты некоторых зарвавшихся взяточников из прокуратуры.

А вот еще показательный пример:

«Предоставляли квартиры для встреч с преступным элементом и пьянок»

К 1948 году стало очевидным, что без громких расправ обойтись уже не удастся. Так что теперь в места, откуда приходило особенно много жалоб на судей, стали отправлять сотрудников Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). После проверки Верховного суда Башкирии они докладывали:

«В Комиссию партийного контроля прислала заявление Абдулина Газета Валеевна, в котором сообщала, что зам. председателя Верховного суда Башкирской АССР Амирханов берет с преступников взятки и за это освобождает их из-под ареста и оправдывает по суду. Областной комитет ВКП(б) знает об этом, но мер никаких не принимает.<…>»

<…> По этим сигналам обком ВКП(б) создал комиссию, которая в течение мая и июня месяцев 1948 года провела тщательную проверку работы Верховного суда Башкирии. В процессе работы комиссией было установлено, что ряд работников Верховного суда Башкирии, а именно: члены Верховного суда Сайфутдинов, Каримов, Гильманов и зам. председателя Верховного суда Амирханов злоупотребляли служебным положением, брали взятки и за это освобождали от наказания уголовных преступников, вместе пьянствовали с осужденными и привлеченными к уголовной ответственности. В эту преступную деятельность были втянуты и технические работники Верховного суда, которые предоставляли свои квартиры для встреч этих работников с преступным элементом и пьянок.

Председатель Верховного суда Башкирии Хананов и министр юстиции Авзянов, имея сигналы о фактах аморальных явлений и злоупотреблениях среди работников Верховного суда, относились к этому либерально и глушили эти сигналы.

…Аналогичные проверки в других регионах показали, что подобную чистку можно устроить в любом областном или республиканском суде. А также в Верховном суде Союза. Проверка, проведенная там, показала абсолютно аналогичную картину.

<…>

Проверкой вскрыты позорные факты злоупотреблений служебным положением некоторыми членами Верховного суда СССР и работниками его аппарата, которые за взятки снижали меры наказания и освобождали преступников. Состав консультантов засорен лицами, не внушающими политического доверия, в аппарате имеет место семейственность.

<…> Члены Верховного суда СССР тт. Каравайков, Орлов и Добровольский допустили политические ошибки при рассмотрении дел об измене Родине и других контрреволюционных преступлениях. Ряд членов Верховного суда – тт. Гусев, Машков, Юргенев – не справляются со своими обязанностями».

В итоге все перечисленные судьи вместе с председателем Верховного суда СССР Иваном Голяковым были освобождены от постов. Но и это лишь на время уменьшило масштабы судейско-прокурорской коррупции. А вскоре все вернулось на круги своя. Различия в общесоюзной картине мздоимства были лишь в том, что в Средней Азии и на Кавказе брали помногу и наличными. А в европейской части страны – поскромнее, предпочитая товары и услуги. Главный рецепт эффективной борьбы с судейским взяточничеством предлагался потом еще не раз и практически не отличался от того, о котором писал в 1928 году судья Кефалиди, – снять с работы всех руководителей суда, имеющих коррупционный опыт. Но это так никогда и не было сделано.

Почему это не было сделано при Сталине? Ответ прост: многомудрому вождю было выгодно иметь компромат и держать на крючке не только своих партайгеноссе, но и прокуроров, и судей, и всех прочих власть имущих в СССР.

А вот данные, касающиеся коррупции в 1948 году:

Из доклада прокурора СССР Григория Сафонова руководству страны следовало, что вся советская судебная система снизу доверху поражена коррупцией:

«Докладываю, что за последнее время Прокуратурой СССР вскрыты многочисленные факты взяточничества, злоупотреблений, сращивания с преступными элементами и вынесения неправосудных приговоров и решений в судебных органах Москвы, Киева, Краснодара и Уфы. Расследованием установлено, что эти преступления совершались в различных звеньях судебной системы, а именно в народных судах, Московском городском суде, Киевском областном суде, Краснодарском краевом суде, Верховном суде РСФСР и, наконец, в Верховном суде СССР. <.. > Хотя следствие по этим делам еще далеко не закончено, однако только по Москве арестовано 111 человек, в том числе: судебных работников – 28, адвокатов – 8, юрисконсультов – 5 и прочих – 70».

Описание судейской коррупции Сафонов начал с Мосгорсуда:

«По этому делу арестована группа бывших членов Мосгорсуда, а именно: Гуторкина, Обухов, Праушкина и Чурсина, которая в течение последних двух лет являлась членом Верховного суда СССР, а также народные судьи Короткая, Бурмистрова и Александрова. Кроме того, арестован бывший председатель Московского городского суда Васнев. Как установлено следствием, все эти лица систематически, на протяжении нескольких лет, получали взятки по судебным делам, а также совершали всякого рода злоупотребления, причем были связаны между собой в своей преступной деятельности».

Ничем не лучше, судя по докладу Сафонова, выглядела картина в Верховном суде РСФСР:

В Верховном суде РСФСР также вскрыты факты взяточничества и других злоупотреблений. Следствием установлено, что этим преступлениям способствовала нездоровая обстановка семейственности, существовавшая в аппарате Верхсуда. Арестованный за систематическое взяточничество бывший старший консультант Верхсуда РСФСР Попов К. Т, объясняя обстановку, способствовавшую совершению им преступлений, показал:

«Моим преступлениям способствовала обстановка работы Верхсуда РСФСР, я бы сказал, семейственная обстановка. Никто из руководящих работников Верхсуда не останавливал сотрудников, которые приходили к ним с разными просьбами по судебным делам за родственников, за знакомых и т. д. Если бы не существовало такой обстановки, то, конечно, никто бы не решился делать подобные дела».

Победили ли с помощью трех закрытых процессов 1948–1949 гг. коррупцию? Конечно, нет. Ведь, к примеру, по делу Верховного суда СССР прокурор писал о двух судьях. А в решении Политбюро «О положении дел в Верховном суде СССР» говорилось, что только за 1947 год было незаконно истребовано и пересмотрено 2925 дел. Вряд ли два человека могли справиться с таким потоком.

Но главное не это. Если судье «рекомендуют» сверху преступить закон, исходя из государственно-политических интересов, стоит ли удивляться, когда он преступит его, исходя из личных? Ну а вождь (или авторитарный правитель) в этой ситуации проводит «избирательное правосудие» и держит всех чиновников «на крючке».

Итак, из доклада прокурора СССР Г. Сафонова 1948 года руководству страны следовало, что вся судебная система сверху донизу поражена коррупцией.Честность сталинских судей – это миф.

* * *

Однако согласно еще одному расхожему мифу, Сталину не удалось победить коррупцию в судах, поскольку костяк советских судебных органов в начале 1920-х гг. формировался из прежних – царских – судейских чиновников. Мол, это они изначально развратили советские суды. Конечно, по политическим делам взяточничества в СССР не было, а вот уголовные дела бывшие царские чиновники «оседлали для кормления». Давайте разберемся.

Во-первых,в конце 1920-х – начале 1930-х гг. параллельно с массовой «чисткой» армии от бывших царских офицеров произошла массовая «чистка» и судебных органов, и в них пришли «выдвиженцы» победившего класса. В основном совершенно безграмотные в юстиции, что, в конечном счете, способствовало коррупции. Конечно, некоторые из этих людей были идейными фанатиками или романтиками, но среди них немало было и циничных карьеристов. А кроме того, совдеповская система (в том числе судебная) быстро обламывала как идейных, так и романтичных. Вспомним хотя бы главное произведение идейного романтика (а пожалуй, и фанатика) 1930-х гг. Павла Когана – стихотворение «Монолог». Честный, чуткий и умный поэт Павел Коган в 1936 году писал про большевиков и комсомольцев, лучших и честных, про таких каким был он сам:

 
Честнейшие – мы были подлецами,
Смелейшие – мы были ренегаты.
 

Павел Коган принял сталинизм и никогда не писал и не говорил ничего против Сталина, но вот бывшим идейным романтикам и фанатикам он дал такую оценку – именно потому, что понимал, как сталинская система их перемалывает.

Ну а к концу 1930-х гг., когда в советские суды стали приходить выпускники с юридической подготовкой, малограмотные выдвиженцы 1920-х – начала 1930-х гг., даже и идейные, многие уже стали – «ренегатами и подлецами» и занимали руководящие посты в системе, и определяли в ней высокий уровень взяточничества и коррупции. Хуже всего, что сталинская система перемалывала делающих карьеру, шел «отрицательный отбор» во всех сферах.

Во-вторых,давайте зададимся вопросом: кто из бывших царских чиновников после Октября 1917 года и в начале 1920-х пошел в совдеповские учреждения и суды? Вспомним о чиновничьем саботаже, с которым столкнулись большевики сразу после октябрьского переворота. Да, при НЭПе в советские учреждения и суды могли пойти некоторые «бывшие» – из тех, кто не был зачислен в «лишенцы» и поражен в правах. Вероятно, мы не ошибемся, если предположим, что практически все бывшие царские чиновники среднего и высшего звена (в том числе по ведомству юстиции) к началу НЭПа или эмигрировали, или оказались «лишенцами». А между тем особенностью царского чиновничества было то, что наименее коррумпированными являлись как раз высшие чины. Коррупция в царской России была в основном в низших звеньях, среди низших чинов. Именно это низовое чиновничество и могло, не попав в «лишенцы», пойти в совдеповские учреждения в период НЭПа, который к тому же сам по себе уже развращал чиновников – как «бывших», так и «выдвиженцев». Таким образом, изначально костяк ранней совдепской номенклатуры (в том числе по юстиции) составили худшие, наиболее развращенные коррупцией «бывшие».