Текст книги "Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…"

Автор книги: Борис Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

На самом деле Япония начала войну потому, что была уверена в своей скорой победе и в том, что военной силой она добьется больше, чем переговорами. В итоге это оказалось ошибкой. Как мы уже говорили, Портсмутский мир был воспринят в Японии как национальная трагедия, а потери Японии оказались почти в два раза больше, чем наши потери. Да, Россия проиграла войну, но и Япония ее не выиграла. Бывает и такое.

Но вернемся в 1903 год.

1 июля 1903 года было открыто движение по Транссибу на всем его протяжении. Движение шло через Маньчжурию (по КВЖД). Под предлогом проверки пропускной способности Транссиба немедленно началась переброска российских войск на Дальний Восток. 30 июля было образовано наместничество Дальнего Востока, объединившее Приамурское генерал-губернаторство и Квантунскую область. Целью образования наместничества было объединение всех органов русской власти на Дальнем Востоке для противодействия возможному японскому нападению. Наместником был назначен адмирал Е. И. Алексеев, которому были поставлены в подчинение войска, флот и администрация (включая полосу Китайско-Восточной железной дороги).

На пути к началу войны

Итак, в 1903 году спор из-за русских лесных концессий в Корее и продолжающейся русской оккупации Маньчжурии привел к резкому обострению русско-японских отношений. Как мы уже говорили, иногда в качестве едва ли не одной из главных причин войны называют так называемую аферу Безобразова с лесными концессиями в Корее, причем обвиняют в ней самого Государя. Однако напомним еще раз, что это был частный бизнес, и ни сам Государь, ни царское правительство в этих лесных концессиях не участвовали. А в октябре 1903 года Россия уступила всем японским требованиям по Корее.

Несмотря на слабость российского военного присутствия на Дальнем Востоке, Николай II не мог пойти на стратегические уступки (по Манчжурии), т. к. для России ситуация была принципиальна – решался вопрос о выходе к незамерзающим морям, о русском преобладании на огромной территории, о почти незаселенных земельных просторах Дальнего Востока. Япония же стремилась к полному своему господству в Корее и требовала, чтобы Россия очистила Маньчжурию, на что Россия пойти не могла ни в коем случае.

12 августа 1903 года японское правительство представило российскому проект двустороннего договора, предусматривавшего признание преобладающих интересов Японии в Корее и специальных интересов России в железнодорожных (только железнодорожных!) предприятиях в Маньчжурии.

5 октября Японии был направлен ответный проект, с оговорками предусматривавший признание Россией преобладающих интересов Японии в Корее в обмен на признание Японией Маньчжурии, лежащей вне сферы ее интересов. Положение об исключении Маньчжурии из зоны ее интересов японское правительство категорически не устраивало. Дальнейшие переговоры существенных изменений в позиции сторон не внесли, хотя Николай II шел на очень значительные уступки по Корее и на частичные уступки по Манчжурии. Однако ввиду победы в Японии «партии войны» он не мог пойти на вывод войск из Маньчжурии. Между тем 8 октября 1903 года истек срок, установленный соглашением от 8 апреля 1902 года, для полного вывода российских войск из Маньчжурии. Несмотря на это, войска выведены не были. Одновременно Япония начала протестовать против российских мероприятий в Корее. На самом деле Япония лишь искала повод для начала военных действий в удобный для себя момент.

Итак, напряженные переговоры с Японией велись с августа 1903 года. Николай шаг за шагом шел на частичные уступки, зная, что война для России будет тяжела.

Начало войны

13 (26) января 1904 года Япония ультимативно потребовала безоговорочного признания Россией всех японских требований. 16 января американский посланник телеграфировал в Вашингтон следующее сообщение: «Русские уступают Японии во всем».20 января ответ России был утвержден Царем и отправлен телеграфом непосредственно в Токио и в Порт-Артур. 22 января японский посланник в Петербурге был поставлен в известность об этом ответе официально.

Решение о начале войны против России было принято в Японии на совместном заседании членов тайного совета и всех министров 22 января 1904 года, в тот же день Комура (министр иностранных дел Японии), стремясь опередить русский ответ, предписал «прекратить бессодержательные переговоры» и прервать дипломатические отношения с царским правительством. В ночь на 23 января было отдано распоряжение о высадке в Корее и об атаке русской эскадры в Порт-Артуре – без объявления войны (война была объявлена 24 января).

Максимально выгодный для себя момент Японией был выбран с высокой точностью: перекупленные ею у Аргентины в Италии броненосные крейсера «Ниссин» и «Касуга» только что миновали Сингапур, и их уже нигде и никто не мог задержать по пути в Японию; русские же последние подкрепления («Ослябя», крейсера и миноносцы) еще находились в Красном море.

* * *

Возможно, когда война все же началась, Николай (как и все в России) все же думал сначала, что «мы этих япошек шапками закидаем», но войны он все же не хотел. Он не мог стремиться к ней еще и потому, что к этому времени уже верил полученным предсказаниям о двух тяжелых войнах и революциях (от японского отшельника Теракуто, англичанина Кайро, монаха Авеля, Серафима Саровского).

Даже некоторые лидеры большевиков (как, скажем, Троцкий) сквозь зубы признавали, что царское правительство «на словах делало все возможное для предотвращения войны с Японией». Кстати, выражение «нам нужна маленькая победоносная война» принадлежало, вероятно, министру внутренних дел В. К. Плеве. Николай II никогда не произносил этих слов. Впервые эта приписываемая Плеве фраза была опубликована в 1911 году в книге «Исход российской революции 1905 года и правительство Носаря», вышедшей под псевдонимом А. Морской. Книга критиковала Плеве и вовсю рекламировала Витте. Современники считали эту книгу инспирированной или даже написанной самим Витте [37]37
  См.: Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. Опыт критики мемуаров С. Ю. Витте (в связи с его публицистической деятельностью в 1907–1915 гг.) // Вопросы историографии и источниковедения истории СССР. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 298374. (С полным текстом статьи можно ознакомиться на сайте Государственной публичной научно-технической библиотеки Сибирского отделения РАН в Новосибирске: http://www.prometeus.nsc.ru.)


[Закрыть]. Затем та же фраза Плеве появилась в посмертно изданных воспоминаниях графа Витте [23]. Ну а в советские времена эту фразу стали приписывать уже Николаю II.

Напомню также, что Япония в ходе войны трижды предлагала России мир: сначала после падения Порт-Артура (конец декабря 1904 года), затем после своей победы при Мукдэне (февраль 1905) и сразу после Цусимы (май 1905). Естественно, мир предлагался на невыгодных для России условиях. Но Николай II понимал, что несколько проигранных сражений – это еще не поражение в войне, и что силы Японии стремительно тают, а Россия только наращивала свою мощь в Манчжурии (к лету 1905 года там находилось уже 500 тыс. войск – впятеро больше, чем в начале войны). Япония уже с весны 1905 года не была способна проводить никакие наступательные операции на суше. Экономика Японии была перенапряжена и не могла обеспечить дальнейшее ведение войны, в то время как Россия могла без особых усилий наращивать свою военную мощь и продолжать войну еще как минимум год.

На совещании в июне 1905 года прогноз военных был таков: полная победа через год, наши потери – до 200 тыс. солдат. Николай II принял решение пойти на мирные переговоры, но с жестких позиций: «Не уступать ни пяди земли, ни копейки контрибуций».

Дальнейшее, о Портсмутском мире, известно. Япония шаг за шагом отказывалась от своих первоначальных (огромных) притязаний, Витте согласно жесткой инструкции Государя не уступал ни в чем. Напомним еще раз: Портсмутский мир был встречен в Японии как национальная трагедия; погромы правительственных учреждений в Токио продолжались несколько дней.

Ну а во времена СССР советские историки активно пропагандировали этот миф: «Николай II хотел маленькой победоносной войны с Японией». Это один из многих мифов, созданных еще во время правления Государя и «канонизированный» советскими историками.

Реформы

Летом 1904 года (во время войны!) Николай II меняет внутреннюю политику. После убийства эсерами министра внутренних дел Плеве вместо ужесточения курса (как нам кажется правильным теперь, с нашим советско-постсоветским менталитетом) он начинает готовить широкую программу либеральных реформ и назначает новым министром внутренних дел либерального князя Святополк-Мирского, который заявил о желании правительства «установить отношения доверия с обществом». Осень 1904 года стала началом «политической весны». Как мы отмечали в первой части книги, этот период можно сравнить даже с горбачевской «перестройкой» 1980-х годов! Печать стала свободно критиковать бюрократию и обсуждать вопрос о необходимости коренных реформ.

12 декабря 1904 года правительством был опубликован указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», содержавший широкую программу реформ. Это было во время битвы с японцами за Порт-Артур, после тяжелых поражений наших войск. Разработать новое либеральное законодательство было поручено Витте. Накануне нового 1905 года вся думающая Россия жила в ожидании огромных перемен сверху – возможно, даже конституции. Либералы праздновали победу. Рано…

Последователям Нечаева удалась грандиозная провокация.

Кровавое Воскресенье

С чего все началось

Началось все с того, что в конце декабря 1904 года на Путиловском заводе были уволены четверо рабочих. Завод выполнял важный оборонный заказ – делал железнодорожный транспортер для транспортировки подводных лодок. Русские субмарины могли изменить ход морской войны в нашу пользу, но для этого их надо было через всю страну доставить на Дальний Восток. Без заказанного Путиловскому заводу транспортера сделать это было невозможно. Трое из уволенных пострадали за реальные прогулы, и лишь в отношении одного человека действительно была допущена несправедливость. Но этот повод был радостно подхвачен революционерами, и они принялись нагнетать страсти. Заметим, кстати, что на Путиловском работал (начальником инструментальной мастерской) и эсер П. Рутенберг, входивший в ближайшее окружение Г. Гапона. К 3 января 1905 года рядовой трудовой конфликт перерос в общезаводскую забастовку. Потом руководству завода вручили требования. Однако в рабочей петиции речь шла не столько о восстановлении на работе своих товарищей, сколько о широком списке экономических и политических требований, выполнить которые администрация не могла по вполне понятным причинам. В мгновение ока в знак солидарности забастовал почти весь Питер. В сводках полиции говорилось об активном участии в распространении бунта японских и английских спецслужб [109, гл. 2].

Подробности провокации

Идея идти с петицией к Царю была подана священником Георгием Гапоном и его окружением 6 января 1905 года. Но рабочих, которых приглашали идти к Царю за помощью, знакомили только с чисто экономическими требованиями. Гапоновские провокаторы даже распространяли слух, что Николай II сам хочет встретиться со своим народом. Схема провокации была такова: революционные агитаторы якобы от имени Царя передавали рабочим следующее: «Я, Царь Божией милостью, бессилен справиться с чиновниками и барами, хочу помочь народу, а дворяне не дают. Подымайтесь, православные, помогите мне, Царю, одолеть моих и ваших врагов». Об этом рассказывали многие очевидцы (например, большевичка Субботина) [85, т. 1, с. 179, 181–182]. Сотни революционных провокаторов ходили среди народа, приглашая людей прийти на Дворцовую площадь к двум часам дня 9 января, заявляя, что там их будет ждать Царь. Как известно, рабочие готовились к этому дню как к празднику: гладили лучшую одежду, многие собирались взять с собой детей. В представлении большинства это был своего рода крестный ход к Царю, тем более что его обещал возглавить священник.

О событиях между 6 и 9 января известно следующее [85] [38]38
  См. также статью «Император Николай II и события 9 января 1905 года в Санкт-Петербурге» на сайте «Православная беседа. Библиотека» в материалах Синодальной комиссии, связанных с вопросом канонизации Царской семьи: http://www.pravbeseda.ru/.


[Закрыть]:

Утром 7 января министром юстиции Н. В. Муравьевым была предпринята попытка вступить в переговоры с находившимся к тому времени уже в подполье Гапоном, который, по убеждению знавшего его уже не один год петербургского градоначальника генерала И. А. Фуллона, мог внести успокоение в ряды забастовщиков. Переговоры состоялись днем в Министерстве юстиции. Ультимативный характер радикальных политических требований гапоновской петиции сделал бессмысленным продолжение переговоров, но, выполняя взятое на себя во время переговоров обязательство, Муравьев не отдал распоряжения о немедленном аресте священника.

Вечером 7 января у министра внутренних дел Святополк-Мирского состоялось совещание, в котором участвовали министр юстиции Муравьев, министр финансов Коковцов, товарищ министра внутренних дел, шеф корпуса жандармов генерал Рыдзевский, директор Департамента полиции Лопухин, командир гвардейского корпуса генерал Васильчиков, Петербургский градоначальник генерал Фуллон. После сообщения министра юстиции о неудачных переговорах с Гапоном на совещании рассматривался вопрос о возможности ареста последнего. Однако «во избежание дальнейшего обострения положения в городе было решено воздержаться от выдачи ордера на арест священника».

Утром 8 января Гапон составил письмо министру внутренних дел, которое было передано одним из его сподвижников в министерство. В этом письме Гапон заявлял следующее: «Рабочие и жители Петербурга разных сословий желают и должны видеть Царя 9 января, в воскресенье, в 2 часа дня на Дворцовой площади, чтобы ему выразить непосредственно свои нужды и нужды всего русского народа. Царю нечего бояться. Я, как представитель “Собрания русских фабрично-заводских рабочих” города Санкт-Петербурга, мои сотрудники товарищи-рабочие, даже так называемые революционные группы разных направлений гарантируем неприкосновенность его личности… Ваш долг перед Царем и всем русским народом немедленно, сегодня же, довести до сведения Его Императорского Величества как все вышесказанное, так и приложенную здесь нашу петицию».

Письмо аналогичного содержания было направлено Гапоном Государю. Однако, в связи с арестом рабочего, доставлявшего письмо в Царское Село, оно не было получено Императором. В этот день количество бастовавших рабочих достигло 120 тысяч человек, и забастовка в столице становилась всеобщей. Вечером 8 января приехавший из Царского Села министр Императорского Двора барон Фредерикс передал Святополк-Мирскому Высочайшее повеление об объявлении в Петербурге военного положения. Вскоре Святополк-Мирским было созвано совещание. Ни у кого из его участников не было и мысли о том, что придется останавливать движение рабочих силой, и еще менее о том, что произойдет кровопролитие. Тем не менее на совещании было принято решение об аресте Гапона.

Генерал Рыдзевский подписал распоряжение Санкт-Петербургскому градоначальнику Фуллону о немедленном аресте Гапона и девятнадцати его ближайших сподвижников. Однако Фуллон счел, что «эти аресты не могут быть выполнены, т. к. для этого потребуется слишком значительное количество чинов полиции, которых он не может отвлечь от охраны порядка, и т. к. аресты эти не могут не быть сопряжены с откровенным сопротивлением».

После совещания Святополк-Мирский отправился с докладом о положении в Петербурге к Государю – этот доклад, ставивший своей целью добиться от Государя отмены военного положения в Петербурге, имел успокоительный характер и не давал представления об остроте и сложности положения в столице накануне беспрецедентного по масштабу и радикальности политических требований массового выступления рабочих. Император также не был поставлен в известность о намерениях военно-полицейских властей столицы на предстоящий день. По всем этим причинам 8 января 1905 года было принято решение – Государю не ехать завтра в столицу, оставаться в Царском Селе (он постоянно жил там, а не в Зимнем дворце).

Отмена Императором военного положения в Петербурге отнюдь не означала отмену им распоряжения об аресте Георгия Гапона и его главных сподвижников по организации всеобщей забастовки. Поэтому, исполняя поручение министра Императорского Двора Фредерикса, начальник его канцелярии генерал Мосолов в ночь на 9 января позвонил товарищу министра внутренних дел Рыдзевскому для получения информации по этому поводу. «Я спросил его, арестован ли Гапон, – вспоминал впоследствии генерал Мосолов, – он ответил мне, что нет, ввиду того, что он засел в одном из домов рабочего квартала и для ареста пришлось бы принести в жертву не менее десяти человек полиции. Решено было арестовать его на следующее утро, при его выступлении. Услышав, вероятно, в моем голосе несогласие с его мнением, он мне сказал: “Что же, ты хочешь, чтобы я взял на свою совесть десять человеческих жертв из-за этого поганого попа?” На что мой ответ был, что я бы на его месте взял бы на свою совесть и все сто, т. к. завтрашний день, по моему мнению, грозит гораздо большими человеческими жертвами, что и действительно, к сожалению, оказалось…»

Императорский штандарт над Зимним дворцом 9 января был приспущен, как это делалось всегда в отсутствие Государя в Зимнем. Кроме того, и сам Гапон, и другие руководители рабочих организаций (не говоря уже об эсерах из ближайшего окружения Гапона) знали, что свод законов Российской империи предусматривал подачу петиций Государю разными способами, но никак не во время массовых демонстраций.

Тем не менее можно предположить, что Николай II мог бы приехать в столицу и выйти к народу, если бы не четыре обстоятельства:

• За некоторое время до описываемых событий полиция выяснила, что в ближайшем окружении Гапона появились эсеры-террористы. Напомню, что Устав Союза фабрично-заводских рабочих запрещал вхождение в него социалистов и революционеров, и до 1905 года Гапон (и сами рабочие) строго соблюдали этот Устав.

• Законы Российской империи не предусматривали подачу петиций Государю во время массовых демонстраций, тем более – петиций с политическими требованиями.

• В эти дни началось следствие по поводу событий 6 января [39]39
  См. раздел «Странный выстрел на Водосвятие» в главе 5 части I книги.


[Закрыть], и одной из основных версий являлась попытка покушения на Государя.

• Почти с самого утра в некоторых колоннах демонстрантов начались беспорядки, спровоцированные эсерами (например, на Васильевском острове, еще до стрельбы в других районах).

То есть, если бы в рядах демонстрантов Союза фабрично-заводских рабочих не было эсеров-провокаторов, если бы демонстрация проходила мирно, то примерно к полудню Николаю II могли доложить о сугубо мирном характере демонстрации, и тогда он мог бы отдать соответствующие распоряжения о допущении демонстрантов на Дворцовую площадь и назначить своих представителей для встречи с ними, или сам выехать в столицу, в Зимний дворец, и встретиться с представителями рабочих.

При условии, конечно, если бы не было других трех обстоятельств.

Если бы не эти обстоятельства, Николай II мог бы во второй половине дня приехать в столицу; мирные демонстранты могли быть допущены на Дворцовую площадь; Гапон и несколько представителей рабочих могли быть приглашены в Зимний дворец. Возможно, что после переговоров Государь вышел бы к народу и объявил бы о принятии некоторых решений в пользу рабочих. И уж во всяком случае, если бы не эти четыре обстоятельства, то с Гапоном и рабочими встретились бы назначенные Государем представители из правительства. Однако события после 6 января (после первых призывов Гапона к рабочим) развивались настолько стремительно и были организованы стоявшими за спиной Гапона эсерами настолько провокационно, что власти не успели ни толком их понять, ни правильно на них отреагировать.

* * *

Итак, на встречу с Царем готовы были выйти тысячи людей. Отменить демонстрацию было невозможно – газеты не выходили. И вплоть до позднего вечера накануне 9 января сотни агитаторов ходили по рабочим районам, возбуждая людей, приглашая на Дворцовую площадь, снова и снова заявляя, что встрече препятствуют эксплуататоры и чиновники.

Петербургские власти, собравшиеся вечером 8 января на совещание, понимая, что остановить рабочих уже невозможно, приняли решение не допустить их в самый центр города. Главная задача состояла в том, чтобы предотвратить беспорядки, неизбежную давку и гибель людей в результате стекания огромных масс с четырех сторон на узком пространстве Невского проспекта и к Дворцовой площади, среди набережных и каналов. Стремясь предотвратить трагедию, власти выпустили объявление, запрещающее шествие 9 января и предупреждающее об опасности. Революционеры срывали со стен домов листы с текстом этого объявления и вновь говорили людям о «кознях» чиновников.

Очевидно, что Гапон, обманывая и Царя, и народ, скрывал от них ту подрывную работу, которая велась его окружением. Он обещал Царю неприкосновенность, но сам прекрасно знал, что так называемые революционеры, которых он пригласил для участия в шествии, выйдут с лозунгами «Долой самодержавие!», «Да здравствует революция!», а в карманах их будут лежать револьверы. Наконец, письмо Гапона носило недопустимо ультимативный характер – на таком языке разговаривать с Царем русский человек не смел и, конечно, вряд ли одобрил бы это послание – но, напомню, Гапон на митингах сообщал рабочим только часть петиции, где заключались только экономические требования.

Гапон и преступные силы, стоявшие за его спиной, готовились убить самого Государя. Позднее, уже после описываемых событий, Гапона спросили в узком кругу единомышленников:

– Ну, отче Георгий, теперь мы одни и бояться, что сор из избы вынесут, нечего, да и дело-то прошлое. Вы знаете, как много говорили о событии 9 января и как часто можно было слышать суждение, что прими Государь депутацию честь-честью, выслушай депутатов ласково, все обошлось бы по-хорошему. Ну, как вы полагаете, о. Георгий, что было бы, если бы Государь вышел к народу?

Совершенно неожиданно, но искренним тоном Гапон ответил:

– Убили бы в полминут, полсекунд [85].

Начальник Петербургского охранного отделения А. В. Герасимов также описывает в своих воспоминаниях, что существовал план убить Царя, о котором ему рассказал Гапон во время разговора с ним и Рачковским: «Внезапно я его спросил, верно ли, что 9 января был план застрелить Государя при выходе его к народу. Гапон ответил: «Да, это верно. Было бы ужасно, если бы этот план осуществился. Я узнал о нем гораздо позже. Это был не мой план, но Рутенберга… Господь его спас…»[32, гл. 9].

Представители революционных партий распределялись между отдельными колоннами рабочих (их было одиннадцать – по числу отделений гапоновской организации). Эсеровские боевики готовили оружие.Большевики сколачивали отряды, каждый из которых состоял из знаменосца, агитатора и ядра, их защищавшего (т. е., фактически, из боевиков). Все члены РСДРП обязаны были быть к шести часам утра у пунктов сбора. Готовили знамена и транспаранты: «Долой самодержавие!», «Да здравствует революция!», «К оружию, товарищи!»[79].

9 января с раннего утра рабочие собирались на сборных пунктах. Перед началом шествия в часовне Путиловского завода отслужен молебен о здравии Царя. Шествие имело все черты крестного хода. В первых рядах несли иконы, хоругви и царские портреты. Но с самого начала, еще задолго до первых выстрелов, в другом конце города, на Васильевском острове (а также в некоторых других местах), группы близких к эсерам рабочих во главе с революционными провокаторами сооружали баррикады из телеграфных столбов, водружали на них красные флаги.

Отдельные колонны насчитывали несколько десятков тысяч человек. Эта огромная масса фатально двигалась к центру и чем ближе подходила к нему, тем больше подвергалась агитации революционных провокаторов. Еще не прозвучало ни единого выстрела, а какие-то люди распускали самые невероятные слухи о массовых расстрелах. Попытки властей призвать шествие к порядку получали отпор специально организованных групп. Начальник департамента полиции Лопухин, который, кстати говоря, симпатизировал социалистам, писал об этих событиях так: «Наэлектризованные агитацией, толпы рабочих, не поддаваясь воздействию обычных общеполицейских мер и даже атакам кавалерии, упорно стремились к Зимнему дворцу, а затем, раздраженные сопротивлением, стали нападать на воинские части. Такое положение вещей привело к необходимости принятия чрезвычайных мер для водворения порядка, и воинским частям пришлось действовать против огромных скопищ рабочих огнестрельным оружием [85].

Шествие от Нарвской заставы возглавлялось самим Гапоном, который постоянно выкрикивал: «Если нам будет отказано, то у нас нет больше Царя»[85]. Колонна подошла к Обводному каналу, где путь ей преградили ряды солдат. Офицеры предлагали все сильнее напиравшей толпе остановиться, но она не подчинялась. Последовали первые залпы, холостые. Толпа готова была уже вернуться, но Гапон и его помощники шли вперед и увлекали за собой толпу. Раздались боевые выстрелы. Примерно так же развивались события и в других местах – на Выборгской стороне, на Васильевском острове, на Шлиссельбургском тракте. Появились красные знамена, революционные лозунги. Часть толпы, возбужденная подготовленными боевиками, разбивала оружейные магазины, возводила баррикады. На Васильевском острове толпа, возглавляемая большевиком Л. Д. Давыдовым, захватила оружейную мастерскую Шаффа. «В Кирпичном переулке, – позже докладывал Николаю II Лопухин, – толпа напала на двух городовых, один из них был избит. На Морской улице нанесены побои генерал-майору Эльриху, на Гороховой улице нанесены побои одному капитану и был задержан фельдъегерь, причем его мотор был изломан. Проезжавшего на извозчике юнкера Николаевского кавалерийского училища толпа стащила с саней, переломила шашку, которой он защищался, и нанесла ему побои и раны…» [85].

Всего 9 января 1905 года было убито 96 человек (в том числе околоточный надзиратель), а ранено – до 333 человек, из коих умерли до 27 января еще 34 человека (в том числе один помощник пристава). Итак, всего было убито 130 человек и около 300 ранено. Так завершилась заранее спланированная акция революционеров.

Надо думать, многие участники той демонстрации со временем разобрались в сути провокации Гапона и эсеров. Так, известно письмо рабочего Андрея Ивановича Агапова (участника событий 9 января) в газету «Новое время» (в августе 1905 года), в котором он, обращаясь к зачинщикам провокации, писал:

…Вы обманули нас и сделали рабочих, верноподданных Царя – бунтовщиками. Вы подвели нас под пули намеренно, вы знали, что это будет. Вы знали, что написано в петиции якобы от нашего имени изменником Гапоном и его бандой. А мы не знали, а если бы знали, то не только никуда бы не пошли, но разорвали бы вас в клочья вместе с Гапоном, своими руками [40]40
  Неопубликованное письмо московского слесаря (1905) // Приложение к российскому историко-публицистическому журналу «Родина», 1997, № 1, С. 67.


[Закрыть].

* * *

19 января 1905 года в Александровском дворце в Царском Селе Николай II принял депутацию рабочих столичных и пригородных заводов и фабрик в составе 34 человек в сопровождении санкт-петербургского генерал-губернатора Д. Ф. Трепова, сказав им, в частности, следующее:

Я вызвал вас для того, чтобы вы могли лично от Меня услышать слово Мое и непосредственно передать его вашим товарищам. <…> Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливыми и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах – преступно. <…> Я верю в честные чувства рабочих людей и непоколебимую преданность их Мне, а потому прощаю им вину их. <…> [85].

Император и Императрица назначили из собственных средств 50 тыс. рублей для оказания помощи членам семей «убитых и раненых во время беспорядков 9-го сего января в С.-Петербурге».

Конечно, трагедия 9 января произвела на Царскую семью очень тяжелое впечатление. А революционеры разворачивают красный террор…