Текст книги "Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…"

Автор книги: Борис Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)

Глава 5
Евангелие социализма

Итак, до января 1905 года рабочее движение в России развивалось при покровительстве Николая II (еще в абсолютной монархии!) по пути социального сотрудничества с рабочим классом, с самыми широкими массами рабочих!

Конечно, не все рабочее движение было избавлено от влияния революционеров.

Чтобы понять, как революционеры пытались в те первые годы кризиса раскачать ситуацию в стране и как их деятельность соотносилась с нравственностью, вспомним… роман Горького «Мать». Да, да, как это ни удивительно, в нем можно найти ответы на вызовы того времени. Читателям советую еще посмотреть кадры из фильмов «Мать», поставленных в 1926 году (Всеволодом Пудовкиным) и в 1955 году (Марком Донским).

Роман А. М. Горького «Мать»

Роман «Мать» был задуман Горьким как своего рода «евангелие социализма». Как обычно пишут литературные критики, роман этот, имеющий центральной идеей воскресение из мрака человеческой души, наполнен христианской символикой: по ходу действия многократно обыгрывается аналогия между революционерами и библейскими апостолами; друзья Павла Власова сливаются в грезах его матери в образ коллективного Христа, причем сын оказывается в центре, сам Павел ассоциируется с Христом, а Ниловна – с Богоматерью, которая жертвует сыном ради спасения мира. Центральный эпизод романа, первомайская демонстрация, в глазах одного из героев превращается в крестный ход во имя «Бога Нового, Бога света и правды, Бога разума и добра». Путь Павла, как известно, кончается как бы «крестной жертвой». Все эти моменты были глубоко продуманы Горьким. Он был уверен, что в приобщении народа к социалистическим идеям очень важен элемент веры (в статьях 1906 года «О евреях» и «О Бунде» он прямо писал, что социализм – это религия масс).

Для кого же предлагал Горький эту религию? Читаем строки об отце Павла:

Так жил и Михаил Власов, слесарь, волосатый, угрюмый, с маленькими глазами; они смотрели из-под густых бровей подозрительно, с нехорошей усмешкой. Лучший слесарь на фабрике и первый силач в слободке, он держался с начальством грубо и поэтому зарабатывал мало, каждый праздник кого-нибудь избивал, и все его не любили, боялись. Его тоже пробовали бить, но безуспешно. Когда Власов видел, что на него идут люди, он хватал в руки камень, доску, кусок железа и, широко расставив ноги, молча ожидал врагов. Лицо его, заросшее от глаз до шеи черной бородой, и волосатые руки внушали всем страх. Особенно боялись его глаз, – маленькие, острые, они сверлили людей, точно стальные буравчики, и каждый, кто встречался с их взглядом, чувствовал перед собой дикую силу недоступную страху, готовую бить беспощадно.

– Ну, расходись, сволочь! – глухо говорил он. Сквозь густые волосы на его лице сверкали крупные желтые зубы. Люди расходились, ругая его трусливо воющей руганью.

– Сволочь! – кратко говорил он вслед им, и глаза его блестели острой, как шило, усмешкой. Потом, держа голову вызывающе прямо, он шел следом за ними и вызывал:

– Ну, – кто смерти хочет?

Никто не хотел.

Говорил он мало, и «сволочь» – было его любимое слово [34].

«Зарабатывал мало», но как-то Горький не пишет, в чем нуждалась семья, чего необходимого не могла купить. Когда Михаил Власов заболел, пришел к нему доктор, предложил сделать операцию – опять же, не пишет Горький, что не было денег на доктора, на операцию в больнице. Михаил сам отказался от операции.

Но, может, жила семья Власовых в подвале, в бараке, в «коечно-каморочном общежитии»? Нет, все рабочие этой фабрики жили в слободке в отдельных домиках (арендовали их), и, видимо, аренда была не в тягость, иначе Горький непременно бы об этом упомянул.

Что это были за домики? Вот домик Власовых, семья из трех человек:

Дом их стоял на краю слободы, у невысокого, но крутого спуска к болоту. Треть дома занимала кухня и отгороженная от нее тонкой переборкой маленькая комнатка, в которой спала мать. Остальные две трети – квадратная комната с двумя окнами; в одном углу ее – кровать Павла, в переднем – стол и две лавки. Несколько стульев, комод для белья, на нем маленькое зеркало, сундук с платьем, часы на стене и две иконы в углу – вот и все.

Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстух, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет. Ходил на вечеринки, выучился танцевать кадриль и польку, по праздникам возвращался домой выпивши и всегда сильно страдал от водки. Наутро болела голова, мучила изжога, лицо было бледное, скучное [34].

Отдельный дом, хотя бы и небольшой, – не так уж плохо для семьи из трех человек (а после смерти отца, для двоих) по тем временам. Напомню, что в СССР еще и в 1970-х гг. на очередь на жилье ставили с жилплощадью менее 4,5 м ²на человека (позднее менее 6 кв. м на человека), а жилье давали из расчета 12 м ²на человека – похоже, не меньше было у семьи Власовых до смерти отца. Так что в СССР даже и в 1970-х гг. их не поставили бы в очередь на улучшение жилья, и метраж жилья у них соответствовал советским нормам 1970-х гг.

И где же в семье Власовых нищета, нужда, недоедание? Будучи еще подростком, Павел на фабрике зарабатывает достаточно, чтобы и оплачивать аренду отдельного домика, и приодеться, и гармонь приобрести (недешевая покупка). Кстати, вспомним, что действие романа разворачивается примерно в 1904–1905 гг., а впоследствии уровень жизни рабочих и их социальное обеспечение неуклонно повышались.

Ну а в те годы на многих крупных фабриках действовал Общероссийский рабочий союз Зубатова, который приобщал рабочих и к учебе, и к культуре, – но такую, более типовую для того времени фабрику Горький описать не мог. Не получился бы его роман на такой фабрике.

Что же, беспросветна и безвыходна была жизнь в описанной рабочей слободке?

Вроде нет. Вот Павел Власов начал было правильный путь:

И в отношении к матери было что-то новое: он иногда подметал пол в комнате, сам убирал по праздникам свою постель, вообще старался облегчить ее труд. Никто в слободе не делал этого.

Однажды он принес и повесил на стенку картину – трое людей, разговаривая, шли куда-то легко и бодро.

– Это воскресший Христос идет в Эммаус! – объяснил Павел.

Матери понравилась картина, но она подумала: «Христа почитаешь, а в церковь не ходишь…»

Все больше становилось книг на полке, красиво сделанной Павлу товарищем-столяром. Комната приняла приятный вид. Он говорил ей «вы» и называл «мамаша» [34].

Но одновременно Павел Власов подпадает под влияние социалистов. С чего они начинают охмурять его? Читаем…

Звучный голос сливался с тонкой, задумчивой песней самовара, в комнате красивой лентой вился рассказ о диких людях, которые жили в пещерах и убивали камнями зверей. Это было похоже на сказку.

Понятно. Естественная история по Дарвину. Мол, не Бог создал человека, а обезьяны. Интересно еще и то, что эти «наставники» апеллируют вовсе не к тому, что рабочие живут плохо материально. Вот что говорит главный «наставник», хохол по фамилии Находка:

Сытых немало, честных нет! Мы должны построить мостик через болото этой гниючей жизни к будущему царству доброты сердечной, вот наше дело, товарищи!

Ну а его подельник, известный слободе сын вора Даниды, добавляет:

– Пришла пора драться, так некогда руки лечить! – глухо возразил Весовщиков.

Постепенно эти социалисты разворачивают в поселке свою деятельность, печатают листовки. А что же слободские, рабочие? Читаем:

Пожилые люди, имевшие на фабрике хороший заработок, ругались:

– Смутьяны! За такие дела надо морду бить!

И носили листки в контору. Молодежь читала прокламации с увлечением:

– Правда!

Большинство, забитое работой и ко всему равнодушное, лениво отзывалось:

– Ничего не будет, – разве можно?

Но листки волновали людей, и, если их не было неделю, люди уже говорили друг другу:

– Бросили, видно, печатать…

А в понедельник листки снова появлялись, и снова рабочие глухо шумели. В трактире и на фабрике замечали новых, никому не известных людей. Они выспрашивали, рассматривали, нюхали и сразу бросались всем в глаза, одни – подозрительной осторожностью, другие – излишней навязчивостью [34]

Н-да… Как-то подловато выглядит вся эта социалистическая агитация.

Подловато, гнусно выглядят социалисты в этом «евангелии» социализма от Максима Горького.

И в истории с «болотной копейкой» – вместо того, чтобы вести с дирекцией переговоры, добиться приемлемых для обоих сторон условий и вместе сделать доброе дело, осушить болото, сразу – буза и стачка. Притом ведь у Горького как было: рабочим-то и не жалко эту копейку на осушение болота, но именно социалисты подбивают рабочих на стачку – сразу, без переговоров.

И понятно, что главное для них, для социалистов, – разжечь ненависть. И, хуже того, добиться крови – в разговорах между собой они прямо об этом говорят.

Вот и «милейший главарь» Андрей Онисимович Находка приоткрыл личико:

– За товарищей, за дело – я все могу! И убью. Хоть сына…

– Ой, Андрюша! – тихо воскликнула мать. Он улыбнулся ей и сказал:

– Нельзя иначе! Такая жизнь!.. [34].

А оказывается и убил уже – пока еще не сына своего, а заводского табельщика, который предлагал ему образумиться.

Вся философия этих «спасителей мира» крутится вокруг того, что из души русского человека надо изгнать Иисуса Христа (социалисты и их вожаки точно понимают, что именно он, Христос, главная препона на их пути!) и заменить Христа в душе неким «богом-другом» (так Андрей Онисимович его называет), а по существу – заменить истинного Бога иллюзией о грядущем всеобщем рае на Земле, без Бога и против Бога.

В общем, мерзко все это читать!

И несчастную мать, Ниловну, уловили в свои сети эти заблудшие души. А ведь ей сердце-то с самого начала верно подсказывало, что мрак и ужас за всем этим стоят:

Ей вдруг стало трудно дышать. Широко открыв глаза, она смотрела на сына, он казался ей чуждым. У него был другой голос – ниже, гуще и звучнее. Он щипал пальцами тонкие, пушистые усы и странно, исподлобья смотрел куда-то в угол. Ей стало страшно за сына и жалко его.

– Зачем же ты это, Паша? – проговорила она. Он поднял голову, взглянул на нее и негромко, спокойно ответил:

– Хочу знать правду.

Голос его звучал тихо, но твердо, глаза блестели упрямо. Она сердцем поняла, что сын ее обрек себя навсегда чему-то тайному и страшному. Все в жизни казалось ей неизбежным, она привыкла подчиняться не думая и теперь только заплакала тихонько, не находя слов в сердце, сжатом горем и тоской [34].

Конечно, жалко и Павла Власова, и несчастную Пелагею Ниловну, но жалко прежде всего как сбившихся с пути, как заблудших, как совращенных иллюзией…

Но вернемся к замыслу автора.

Горький увлекался так называемым богостроительством и считал, что именно рабочий класс является источником «боготворчества социализма». Выражение «евангелие социализма» пошло еще от народников, и роман «Мать» именно как евангелие – т. е. «благая весть» – социализма и был написан.

Ну а поскольку этот роман действительно именно «евангелие социализма», то – с точки зрения людей, знающих Библию (хотя бы и неверующих) – главный теоретический вопрос заключается в том, кто (или что) ставится на место Иисуса Христа, и на какие жертвы готовы адепты нового «евангелия» ради своей веры.

Горький устами Андрея Находки утверждает, что «ради дела и товарищей – сына убью».Это и есть момент истины новой «религии».

С точки зрения верующего христианина, Иисус Христос своей Жертвой положил конец этой ветхозаветной проблеме. И если даже после Его Воскресения кто услышит призыв убить своего сына, для христианина ясно, что это не «глас Божий», а от дьявола речи. Но необязательно верить в Бога, достаточно быть порядочным и нравственным человеком (хотя бы и социалистических убеждений), чтобы понять, что надо следовать заповеди «Не убий», а не «евангелию социализма».

Если адепты социализма не готовы к «сыноубийству» (к насильственному насаждению социализма и репрессиям против несогласных), происходит эволюция капитализма к обществу с сильными социальными гарантиями, иногда (как в Норвегии или Швеции) и прямо к социализму (по советским понятиям нынешний норвежский социализм вообще скорее на коммунизм похож, как его в СССР представляли).

Ну а в России к 1917 году народ в значительной мере уже отпадал от православия (как стержня жизни), образованное общество почти полностью от него отошло, а такие адепты социализма как Ленин в 1915–1917 гг. уже прямо призывали к братоубийственной гражданской войне. «Перевести империалистическую войну в гражданскую…» – этот ленинский лозунг превозносился советскими историками и стыдливо замалчивается или вуалируется лживыми оговорками их «наследниками» в наши дни…

Глава 6
Война и революцияРусско-японская война

Один из лживых совдеповских мифов о царской России жив до сих пор:

Царю была нужна «маленькая победоносная война» для подавления нараставшего революционного движения в России. Бездарные царские генералы позорно проиграли Русско-японскую войну. Это и послужило началом революции 1905–1907 гг. [36]36
  Такую формулировку можно найти в советских энциклопедиях. В частности, см. в главе 19 источника «Всемирная история. Энциклопедия // Энциклопедия: в 10 т. М.: Изд-во Социально-экономической литературы, 1960 (Historic.Ru: Всемирная история).


[Закрыть].

Современные исследования показывают гораздо более объективную картину, и лживость этого большевистского представления становится очевидной. Верно только то, что Россия проиграла ту войну – но причины ее были иными; и поражение было трагическим, но не позорным: потери японских войск были почти в два раза больше наших; и Портсмутский мир был почетным для России (а в Японии он был воспринят как национальная трагедия). Правильнее сказать даже так: Россия войну проиграла, но и Япония ее не выиграла. Россия сумела отстоять Дальний Восток и свои интересы в этом регионе Азии.

Ну а революция в России была в значительной степени реализацией японского плана подрыва России изнутри и делалась на японские деньги.

Давайте разбираться.

Дальнейший рассказ основан на исследованиях известного историка (моего тезки и однофамильца) Бориса Александровича Романова «Очерки дипломатической истории Русско-японской войны (1895–1907)» [95], а также исследованиях А. В. Шишова «Россия и Япония. История военных конфликтов» и его же книге «Неизвестные страницы Русско-японской войны. 1904–1905 гг.» [123].

Интересы России на Дальнем Востоке во второй половине XIX – начале XX века

Во-первых, эта война была для Николая II вовсе не средством для подавления близящейся революции (или отвлечения народа от его насущных проблем), а стала нежеланным, но неизбежным рубежом в развитии коренных интересов России на Дальнем Востоке.

Напомню, что только в середине XIX века русскими первопроходцами началось активное освоение Дальнего Востока, чему в немалой степени способствовало быстрое ослабление могущества Китая (империи Цин) к середине того века. В 1850 году лейтенант Г. И. Невельской высадился в устье Амура и явочным порядком основал там военное поселение. К концу 1855 года в низовьях Амура было основано еще четыре поселения: Иркутское, Богородское, Ново-Михайловское, Сергеевское. В 1858 году правобережье Амура официально отошло к России по заключенному с империей Цин Айгуньскому договору. Этот договор зафиксировал передачу России современного Приморского края, на территории которого в 1860 году был заложен Владивосток. С Японией в 1855 году был заключен Симодский трактат, согласно которому Курильские острова к северу от острова Итуруп объявлялись владениями России, а Сахалин становился совместным владением двух стран.

Дальнейшее укрепление российских позиций на Дальнем Востоке ограничивалось малочисленностью российского населения и отдаленностью от населенных частей империи – так, в 1885 году Россия располагала за Байкалом всего 18 тысячами войскового контингента.

С другой стороны, в Японии после Реставрации Мэйдзи, произошедшей в 1868 году, новое правительство прекратило политику самоизоляции и взяло курс на модернизацию страны. Проведя масштабную модернизацию экономики страны, Япония к середине 1890-х гг. перешла к политике внешней экспансии, в первую очередь в географически близкой Корее. В ходе Японо-китайской войны (1894–1895) Япония нанесла Китаю сокрушительное поражение. Симоносекский договор, подписанный по итогам войны, зафиксировал отказ Китая от всех прав на Корею и передачу Японии ряда территорий, включая Ляодунский полуостров в Маньчжурии.

В 1895 году в Японии была принята программа ускоренного развития вооруженных сил. В 1897–1899 гг. расходы на строительство военного флота достигли астрономических размеров – трети государственного бюджета. Императорское правительство намеревалось в течение всего нескольких лет утроить численность сухопутных войск и вчетверо увеличить тоннаж военно-морского флота. Особенно впечатляюще смотрелась кораблестроительная программа 1895 года, утвержденная сразу после победного завершения войны с Китаем. Предусматривалось построить, прежде всего в Англии и США, 4 эскадренных броненосца, 6 броненосных крейсеров 1-го класса, 3 легких крейсера (и еще 3 легких крейсера в самой Японии), 14 эскадренных миноносцев (и еще 6 в Японии), 55 миноносцев водоизмещением в 75—150 тонн. Основная часть заказов была размещена по английским судостроительным фирмам, обладавшим новейшими технологиями.

В Санкт-Петербурге не могли не знать о том, что восточный сосед форсированно строит флот. Усиление Японии под крышей Англии и США не устраивало также Францию и Германию. Россия, Германия и Франция добились изменения условий Симоносекского договора: предпринятая с участием России тройственная интервенция привела к отказу Японии от Ляодунского полуострова, а затем и к передаче его в 1898 году России в арендное пользование. 15 марта 1898 года между Россией и Китаем была подписана конвенция, согласно которой России предоставлялись в аренду незамерзающие порты Ляодунского полуострова (Порт-Артур и Дальний) и разрешалась прокладка к этим портам железной дороги от одного из пунктов Китайско-Восточной железной дороги. С этого момента в качестве основной базы российского флота на Тихом океане начал усиленно развиваться Порт-Артур, где находились главные силы флота. Этот порт как приморская крепость занимал чрезвычайно выгодное положение на Желтом море.

Все это привело к новой волне милитаризации Японии, на этот раз направленной против России. Англия и отчасти США, не желая усиления России в этом регионе, поддерживали Японию дипломатически, а также финансами и военно-технической помощью.

С другой стороны, в России еще в 1895 году по инициативе тогдашнего министра финансов С. Ю. Витте был учрежден Русско-Китайский банк (в который были вложены и французские капиталы). Пекинское правительство под гарантию Санкт-Петербурга получило заем для выплаты Японии контрибуции на более приемлемых условиях, чем те, которые предлагали другие европейские страны (после Японо-китайской войны).

Русско-китайский договор 1896 года и КВЖД

Внешнеполитические усилия российских дипломатов приносили желаемые плоды. В начале 1896 года Россия и Китайская империя заключают оборонительный союз против Японии. Первая статья договора гласила: «Всякое нападение Японии как на русскую территорию в Восточной Азии, так и на территорию Китая или Кореи будет рассматриваться как повод к немедленному применению настоящего договора». Оба государства брали на себя обязательства о поддержке друг друга сухопутными и морскими силами. Вслед за этим между Россией и Китаем был подписан еще один стратегически важный договор – о строительстве через Маньчжурию железной дороги из Забайкалья к порту Владивосток.

От строительства железнодорожной магистрали (получившей название КВЖД – Китайско-Восточная железная дорога) обе стороны получали существенную выгоду. Россия значительно укрепляли позиции на Дальнем Востоке, а Китай, получая твердые гарантии вооруженной защиты от вполне реальной новой агрессии Японии, мог начать экономическое освоение огромного Маньчжурского края.

Железную дорогу строили в мало освоенных землях. Строителям приходилось преодолевать нетронутые массивы девственных лесов, пустыни, горные хребты, бурные реки. К тому же на этой территории Китая была весьма слабая администрация, не способная защитить даже местное население от банд хунхузов. В Северной Маньчжурии полностью отсутствовала какая-либо промышленность, где можно было разместить заказы для нужд железнодорожного строительства. Поэтому все, до последнего гвоздя, приходилось доставлять чуть ли не кругосветным путем из Одессы во Владивосток. Отсутствовали пригодные для перемещения большого количества грузов дороги для гужевого транспорта. Зимой морозы достигали 40 градусов, летом приходилось преодолевать последствия катастрофических ливней.

КВЖД включала много сложных объектов: было сооружено 1464 моста, проложено 9 туннелей, из них два протяженностью более трех километров. Уникальным для тех лет стал двухпутный Хинганский туннель, построенный под руководством русского инженера Н. И. Бочарова. На строительстве Китайско-Восточной железной дороги трудилось почти 200 тысяч китайских рабочих, которых приходилось обеспечивать вооруженной охраной от частых нападений банд хунхузов.

2 ноября 1901 года на всем протяжении КВЖД была завершена укладка рельсов, и дорога открылась для временной эксплуатации. Регулярное движение по всей магистрали началось 13 июля 1903 года. Административно-техническим центром КВЖД стал город Харбин.

Скрытый раздел Китая получил новое развитие. Великобритания компенсировала усиление России захватом Вейхайвея и установлением своего контроля над бассейном реки Янцзы. Лондон добился от Пекина девяностодевятилетней аренды значительной части полуострова Цзюлун (район современного города Сянгана), расположенного на материке напротив британской островной колонии Гонконг на юге Китая.

Франция получила морскую базу и железнодорожные концессии в приграничных с французским Индокитаем китайских провинциях. Париж, по примеру европейских держав, добился получения в аренду побережья Гуанчжоуваньского залива близ острова Хайнань.

Германия заняла своими войсками Циндао (на Желтом море) и начала строить крупную военно-морскую базу и крепость (в самом начале Первой мировой войны ее силой оружия захватят японцы).

Приобретение Квантуна с Порт-Артуром и портом Дальний российская общественность встретила с известной долей одобрения и понимания. Участник Русско-японской войны контр-адмирал Д. В. Никитин писал:

Наше правительство предприняло в 1898 году очень смелый, но вполне правильный и своевременный шаг: оно заняло военной силой Квантунский полуостров, получив на это согласие Китая. Оно ясно сознавало, что путь к владению Владивостоком лежит через Порт-Артур. Оставалось только по мере усиления Японии своей военной мощи соответственно увеличивать сухопутную и морскую оборону вновь занятой области.

Самые крупные расходы, которые приходилось бы при этом нести, несомненно, являлись бы каплей в море по сравнению с тем, что стоило бы оборонять рядом крепостей грандиозной длины границу вдоль реки Амур. Нечего говорить и о том, что они представлялись бы прямо ничтожными, если учесть тот моральный и материальный ущерб, какой понесла Россия в результате неудачной войны.

Но тут выступила на сцену так называемая русская общественность. Совершенно не разбираясь в стратегической обстановке на Дальнем Востоке, наши тогдашние газеты зашумели о безумной авантюре. В обществе стали говорить: «Швыряют миллионами, чтобы великим князьям можно было наживаться на лесных концессиях на Ялу».Давление на правительство было произведено такое организованное и всестороннее, что по настоянию Витте средства на постройку Порт-Артурской крепости были значительно урезаны [123].

Конечно, молодому Николаю II было непросто в те годы – первые годы своего правления, – и некоторые его решения (но не главные) можно, вероятно, назвать и сомнительными. Так, в 1897 году он согласился на просьбу Вильгельма, чтобы Россия не возражала против захвата Германией китайского порта Циндао (Киао-Чау). Действительно, впоследствии это привело к обострению противоречий на Дальнем Востоке, всех против всех, и необходимости для России участвовать далее в разделе Китая. Иногда можно услышать еще и такое мнение, что как раз в те годы лучше было бы, если бы Николай заключил союз с Вильгельмом. Но это уж точно не так: положение на Дальнем Востоке после 1897 года стало бы ухудшаться еще быстрее, противостояние в этом регионе с Англией, США и Японией все нарастало бы, и Россия вступила бы в войну с Японией раньше, в гораздо менее выгодных для себя условиях (еще и Транссиб не был сдан в эксплуатацию). Кроме того, в случае союза с Германией Николаю II пришлось бы согласиться не только на оккупацию Германией Киао-Чау, но и на многое другое. Ну а Германия помогала бы России таким образом, чтобы противостояние и война с Японией длились как можно дольше.

Такова была ситуация на Дальнем Востоке к концу XIX века.

Дальний Восток как центр внешней политики России

Николай II с самого начала своего правления прекрасно понимал, что без активной политики на Дальнем Востоке и без мощного усиления этого региона как в хозяйственном, так и в военном отношении Россия неизбежно его потеряет, а значит – лишится и выхода к незамерзающим портам в Азии. С целью сократить время пути из европейской части России до Владивостока до двух-трех недель в мае 1891 года было начато строительство Транссибирской магистрали. Российское правительство было крайне заинтересовано и в сельскохозяйственной колонизации Приморья, и как следствие – в обеспечении беспрепятственной торговли через незамерзающие порты Желтого моря, такие как Порт-Артур и Дальний.

Более того, «Большая азиатская программа» была ключевым моментом внешней политики всю первую половину царствования Государя, и он прямо и публично говорил, что рассматривает укрепление и усиление влияния России в Восточной Азии как задачу именно своего правления. Именно для того, чтобы не потерять Дальний Восток навсегда. Основным препятствием к русскому владычеству на Дальнем Востоке была Япония, неизбежное столкновение с которой Николай II предвидел и готовился к нему как в дипломатическом, так и в военном отношении. Сделано было немало: соглашение с Австрией и улучшение отношений с Германией обеспечивали русский тыл; постройка Транссиба и усиление флота давали материальную возможность борьбы. Однако в русских правительственных кругах была сильна надежда на то, что страх перед силой России удержит Японию от прямого нападения.

И не только надежда. Напомню, что в 1898 году Государь предпринял беспрецедентную инициативу в мировой политике, разослав лидерам всех держав (с которыми Россия имела дипломатические отношения) предложение созвать всемирную конференцию по ограничению вооружений и разоружению для предотвращения войн в будущем. Несмотря на первоначальный скепсис некоторых мировых лидеров, благодаря личной настойчивости Николая и усилиям русской дипломатии такая конференция все же состоялась в Гааге в мае 1899 года и прошла весьма успешно, заложив основы подобных международных соглашений и организаций на весь XX век (и Лига Наций, и затем ООН были фактически продолжением тех инициатив Николая II). Однако напряжение на Дальнем Востоке нарастало.

В октябре 1900 года в рамках подавления Ихэтуаньского восстания в Китае войсками альянса восьми держав (куда вошли силы Японии, России, Англии, Франции, США, Австро-Венгрии, Италии и Германии) русские войска оккупировали Маньчжурию.

Япония: победа «партии войны»

В мае 1901 года в Японии пал сравнительно умеренный кабинет министров Хиробуми Ито, и к власти пришел кабинет Таро Кацура, настроенный более конфронтационно в отношении России. 17 (30 января) 1902 года был подписан англо-японский договор, статья 3 которого в случае войны одного из союзников с двумя и более державами обязывала другую сторону оказать военную помощь. Договор давал Японии возможность начать борьбу с Россией, обладая уверенностью, что ни одна держава (например, Франция, с которой Россия с 1891 года состояла в союзе) не окажет России вооруженной поддержки из опасения войны уже не с одной Японией, но и с Англией. Японский посол, отвечая на вопрос англичан о возможном поводе для войны с Россией, пояснил, что «если безопасность Кореи будет гарантирована, Япония, вероятно, не пойдет на войну из-за Маньчжурии или Монголии или других отдаленных частей Китая» [95].

3 (16) марта 1902 года была опубликована франкорусская декларация, явившаяся дипломатическим ответом на англо-японский союз: в случае враждебных действий третьих держав или беспорядков в Китае Россия и Франция оставляли за собой право «принять соответствующие меры». Декларация эта имела необязательный характер – существенной помощи на Дальнем Востоке Франция своей союзнице России оказать не могла.

26 марта (8 апреля) 1902 года было подписано русско-китайское соглашение, по которому Россия обязывалась в течение 18 месяцев (т. е. к октябрю 1903 года) вывести свои войска из Маньчжурии. Вывод войск должен был быть осуществлен в три этапа по шесть месяцев каждый. В апреле 1903 года российское правительство не выполнило второй этап вывода своих войск из Маньчжурии, понимая, что агрессивная политика нового правительства Японии опасна в первую очередь для этого региона. В ответ Англия, США и Япония заявили России протест против нарушения сроков вывода российских войск.

Еще в 1902 году, давая свое согласие на заключение англо-японского союза, Ито заявил в Лондоне, что «рано или поздно необходимо будет положить предел русскому вторжению в Маньчжурию, если не штыком, так какими-нибудь иными средствами». <…> Не будь Ито, возможно, кабинет Кацуры открыл бы войну не в феврале 1904 года, а раньше. Но в январе (1904 года) посол Японии Гаяси мог уже смело заявить в Лондоне, что «была одно время в Японии мирная партия – теперь ее не существует». <…> И это было не по каким-нибудь корейским, а только по маньчжурскому пункту японских условий, которому японское правительство тогда придало ультимативный характер [95].

Как видно, в Японии с самого начала была очень сильна «партия войны», которая считала переговоры вообще излишними – и к январю 1904 года эта партия победила. Да и «партия мира» (Ито) с самого начала не исключала решение проблем военным путем. Кроме того, для японцев именно маньчжурский, а не корейский пункт был главным – и как раз по этому пункту Николай II с лета 1903 года все же шаг за шагом пошел практически на полные уступки Японии, стремясь предотвратить войну.

Фанатичный сторонник «партии войны», посол Японии в Лондоне Гаяси, во все время переговоров непрерывно распространял информацию о том, что война – дело решенное, и ему удалось фактически нейтрализовать посреднические усилия Франции для разрешения этого конфликта. Итак, в Японии побеждала «партия войны» – в этом и была вся проблема, а вовсе не в том, что Николай «тянул время», или «недостаточно уступал».