Текст книги "Подростки"

Автор книги: Борис Ицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Подготовка велась тщательная. У ребят было много работы. Им пришлось разносить в разные концы города свертки свежих, пахнущих типографской краской листовок. С ними они побывали на квартирах у мельничных рабочих в Заречье, в маленьком домишке на окраине Порт-Артура, у старика-сторожа на чаеразвесочной. Были и на кожевенном заводе. Все сошло гладко, задание ребята выполнили точно – старались не зря.

Валя часто видел теперь в депо, как старик Михей, Папулов и Степан в обеденные перерывы собирали вокруг себя рабочих.

Беседы велись вполголоса, а мальчик по заданию Степана обычно сидел на таком месте, откуда он мог видеть, когда мастер или другой кто покажется поблизости. И как только Валя тихонько свистел, в группе рабочих сразу начинался громкий, оживленный разговор, слышались шутки, прибаутки, раздавался смех.

Однажды Степан снова позвал к себе всех троих. Ставни низенького дома были закрыты, окна завешены сверху донизу. Нигде ни щелки, в которую бы мог проникнуть свет из комнаты.

Ребята до полночи сидели на лавочке перед воротами. Николай наигрывал на балалайке, и если кто-нибудь приближался к домику, все трое затягивали частушку… Тогда в домике все замолкали и прикручивали фитиль лампы. Время от времени то Валентин, то Дмитрий прогуливались по улице и проулкам вблизи от дома Степана, смотрели, нет ли чего подозрительного. На случай облавы был предусмотрен особый сигнал. Но применить его не пришлось. Собрание прошло благополучно.

На каждом шагу мальчики сталкивались с подготовкой к маевке.

Проснувшись однажды среди ночи, Валентин увидел, как Елена вместе с Наташей нашивали большие белые буквы на кумачовое полотнище.

На квартире у Степана, когда тот вызывал их, ребята несколько раз встречали незнакомых людей, не тех, с кем они поддерживали связь по заданию организации.

Наконец наступил долгожданный день – Первое мая. Это было воскресенье. Еще с вечера Степан сказал, что будет ждать ребят к девяти часам утра у себя, а девочки к десяти пусть придут к лесным складам, что у Восточного бульвара.

Мальчики поднялись в этот день вместе с солнцем. Побежали к Степану.

– Ишь вы, ранние! – засмеялся он. – Сказано к девяти, а они к семи примчались. Ну, ладно, повторим урок, – и он еще раз рассказал, что нужно будет делать.

Часам к десяти они уже были у дровяных складов. Мальчики оглянулись. Неужели девочки не придут?

– Не узнали? – раздался знакомый голос. У склада сидели три девочки в ситцевых платьицах и платочках.

Дружный смех ребят подтвердил, что они действительно не узнали своих подруг.

– Трогаемся, войско! – скомандовал Степан.

Вид у Степана был самый праздничный. Кремовая сатиновая рубаха, лакированные сапоги, новый картуз и «тальянка» через плечо. Пошли на торфяное болото – между Пермской и Сибирской железнодорожными линиями. Место было глухое. Проселочная, малоезженная дорога тянулась параллельно Сибирской магистрали. Вдалеке, версты за три, виднелся лес.

Встретили мужика. Он был с уздечкой, искал лошадь. Ребята заметили, как Степан сильнее растянул свою «тальянку», а мужик чуть приметно взмахнул уздечкой.

– Эй, дядя, лошадь ищешь? – крикнул Степан.

– Ищу, не видал ли?

– Нет, там вроде ничего не видно. А в леске, дядя, был?

– Был. Там тоже не видать.

Они пошли дальше.

– Все спокойно, – сказал Степан. – Это наш. Он место осматривал.

Ребята переглянулись.

– Ловко! Вот тебе и мужик с уздечкой! И не подумаешь.

– А почему вы его прямо не спросили? Ведь здесь все свои? – удивилась Вера.

– А кто его знает, может, где чужой притаился? Да и меня-то он хорошо не знает, а вдруг я переодетый сыщик? И не только я его спрашивать буду. Не может же он всех в лицо знать. Наконец кто-нибудь посторонний может подойти и случайно поинтересоваться, не ищет ли он лошади, ведь мужик-то с уздечкой. Зато дальнейший разговор позволит узнать, свой или чужой. Осторожность в нашем деле – главное.

– Вам сейчас в первый дозор садиться, – сказал немного погодя Степан Николаю и Любе, – не забыли, что делать надо?

– Чего тут забывать, – ответил мальчик.

– А все-таки повторите!

– Мы должны сидеть, будто отдыхаем, и смотреть за теми, кто мимо идет, – начала Люба.

– Если он картуз снимет и снова наденет… – подхватил Николай.

– А женщина должна платок головной развязать и завязать снова…

– Да, да. Значит, идет свой, а не сделает – чужой. Тогда я ее оставлю здесь, – Николай показал на Любу, а сам побегу вперед по дороге, чтобы обогнать чужого…

– По дороге взрослые патрули будут, – не вытерпел и вмешался Валентин. – Они увидят, что мы бежим и разберутся, кто и зачем идет по дороге.

– Правильно, молодцы, на пять с плюсом! – сказал, улыбаясь, Степан. – Ну, сидите, да будьте внимательны.

– Ничего: они прозевают, мы с Верой не пропустим, – сказал Валя.

– А вы прозеваете, мы с Фатьмой есть, – вставил свое слово Механик.

– Расхвастались! – неодобрительно проговорил Николай.

– Нельзя на других надеяться, – сказал Степан. – Сами не должны ни одного человека прозевать. А три патруля это на всякий случай, и тут случайность может быть. Посторонний человек снимет картуз, чтобы лоб обтереть, вы его пропустите, но у второго поста он уже не сделает этого.

Вскоре все шестеро сидели на своих местах. Дежурить было совсем не скучно. По дороге часто проходили то в одиночку, то парами, а иногда и группами по-праздничному одетые мужчины и женщины. Шли с гармошками, балалайками, гитарами, несли корзины с продуктами, – одним словом, – гулял народ, обрадовавшись теплому воскресенью.

Ребята внимательно следили за прохожими, с минуты на минуту ожидая, что появится чужой. Но все обошлось без происшествий.

Сидеть пришлось недолго, народ собирался дружно, и вскоре к последнему дозору подошел Степан и четверо друзей, которых Антипов снял с постов.

– Молодцы, – сказал он, – все идет, как полагается. Ваша работа закончена. Можете бежать вон туда, в лес.

Все шестеро, схватившись за руки, кинулись было к лесу.

– Стой! Стой! – крикнул парень. – Эх, вы! Кто же вас пропустит так, безо всяких? Слушайте, да крепко запомните: как только вас остановят, вы говорите: мы сегодня празднуем и радуемся. Поняли?

– Поняли, – крикнули ребятишки и пошагали к лесу.

– Эй, пострелы, куда?

Дети оглянулись. Откуда окрик? Никого как будто поблизости нет?

– Куда, говорю, разлетелись? – Из придорожной канавы, заросшей невысоким кустарником, поднялся пожилой, незнакомый мужчина.

Николай шагал немного впереди. Его и остановил незнакомец. Мальчик от неожиданности опешил. Но тут же подбежали остальные и чуть не хором заявили: «Мы сегодня празднуем и радуемся».

– А, пикетчики! Ну, бегите, бегите.

Ребята уже к лесу подошли и опять не заметили, как наткнулись на человека, сидевшего в густой поросли молодых берез.

– Куда? – негромко окликнул он ребятишек. Но теперь они не растерялись, ответили сразу и через несколько минут вбежали на большую, залитую солнцем поляну. Здесь было много народу.

Ребята присели в сторонке, внимательно разглядывая собравшихся. Для них все было новым и необычным. Чувствовали они себя взволнованно. Еще бы! Сколько мечтали они хотя бы узнать, что такое сходка, а сейчас присутствуют даже на маевке.

– Вон Елена наша, – не без гордости сказал Валентин, показывая на сестру, сидевшую в группе женщин и девушек под большой березой.

– А это, смотрите, товарищ Андрей, – показал девочкам Николай.

– Эх, Данилы нашего, жалко, нету! – вздохнул Митя.

– Да, плохо ему в тюрьме.

Ребятам стало грустно. Они вспомнили своего первого друга и наставника.

– Товарищи! – раздался молодой громкий голос. Посреди полянки, на толстом пне старой березы стоял плечистый, среднего роста мужчина. Его сухощавое лицо было смуглым. Говор, носившийся над поляной, стих. Все повернулись к человеку, стоявшему на пне.

– Товарищи! – после небольшой паузы повторил оратор. – Поздравляю с первой маевкой челябинских рабочих!

Сидевшие встали. Встали и ребята. Почти одновременно в разных концах полянки взвились, как языки пламени, алые полотнища знамен.

– Знамен-то, знамен! – шепотом воскликнула Люба.

– Раз… два… три… шесть! – сосчитала Фатьма.

– Тише вы, – шепнул Митя. – Поют.

И действительно, над поляной вспыхнула песня. Чей-то приятный женский голос начал негромко, но внятно:

 
Слезами залит мир безбрежный…
 

И сразу десятки голосов громко и сильно подхватили торжественный напев. Ребятам казалось, что они поют громче всех, а голоса звучат мужественно и грозно. От волнения щекотало в горле.

Песня окончилась, а друзья стояли, не шевелясь, замерев в восторге. Торжественны были и лица окружающих.

Человек, стоявший на пне, заговорил. Открыто, в полный голос он произносил такие слова, как «революция», «вооруженное восстание», и это было удивительно и радостно.

Когда оратор кончил, раздались громкие хлопки и снова полилась песня, на этот раз бодрая «Варшавянка». Ребята и ее знали. Они пели вместе со всеми, гордые сознанием того, что участвуют в маевке вместе с революционерами.

Подошел Степан.

– Ну, мальчики, – сказал он тихо, когда песня кончилась, – есть для вас новое поручение. В дозор пойдете. Забирайтесь вон на те березы. Видите, с которых парни спускаются. Ты, Валя, на эту, Николай – вон туда, а Дмитрий на ту, что у дороги городской. Смотрите внимательно за дорогой и вокруг. Если увидите полицию, солдат или просто большую группу народа – свистите.

– А если одного? – спросил Николай.

– Если один или двое, тревоги не поднимайте. Этих есть кому проверить. Ваше дело предупредить о приближении большого количества людей, чтобы на нас не могли напасть неожиданно. Глядите в оба, не прозевайте! Ну, марш! Живо!

Ребята не заставили повторять дважды. За несколько минут они вскарабкались до средины берез и сели верхом на толстые сучья, укрывшись за стволами, так, чтобы с дороги их нельзя было заметить. Переплет веток, довольно густой на этой высоте, скрывал их от постороннего глаза, не мешая им видеть, что делается вокруг. Митя сидел лицом к городу. Впереди было пустынно. Далеко, насколько хватал глаз, тянулась, утомляя своим однообразием, серая лента дороги. Он стал внимательно, кусок за куском, просматривать лежащее перед ним пространство. Вначале это ему показалось занятным. Вон там что-то черное шевелится, должно быть, корову или лошадь выгнали на раннюю траву. Вон совсем недалеко в канаве лежит человек, очевидно, часовой. Однако скоро это надоело. Сидеть было не очень удобно и скучно. Он оглянулся. На березах чернели фигуры приятелей, а внизу на поляне, точно цветы в поле – люди в ярких праздничных одеждах. На пне стоял седобородый старик. Он что-то говорил, размахивая руками. Слова его сюда не долетали. Вот он кончил речь. Снова вспыхнула песня, но издалека она уже не казалась такой мощной. Митя посмотрел на березу, где сидел Николай. Тот тоже оглянулся. Механик показал рукой на дорогу, отрицательно покачал головой, – ничего, мол, пусто.

Николай махнул рукой.

«Скучно, ничего интересного, пустое занятие», – понял Митя этот жест.

Но вот Николай забеспокоился и, показав один палец, стал внимательно всматриваться. Митя понял, что с его стороны идет или едет кто-то. Понял и позавидовал. Эх, надо бы ему сесть на ту березу, все-таки хоть один человек пойдет. Он взглянул на Валю. Тот тоже всматривался и по его виду чувствовалось – что-то заметил. Он даже два пальца к губам поднес, точно свистнуть собирался.

«Вот, черт, повезло кому», – с досадой подумал Дмитрий, забыв даже, что такое «везение» – опасность для собравшихся. Фартит же людям, а у него! Он взглянул на дорогу и обмер. Даже сердце упало, а руки и ноги задрожали от страха: по дороге из города пылила группа всадников. Она быстро приближалась, и Мите показалось, что он видит, как верховые машут чем-то вроде нагаек или сабель. «Казаки!» – молнией пронеслось в голове и он, заложив два пальца в рот, свистнул и кубарем скатился вниз. На поляне все вскочили.

– Казаки, верхами, – закричал он, подбегая к Степану.

Толпа шарахнулась в противоположную сторону, в лес, а к городской дороге бросилось человек двадцать из боевой дружины. Выхватывая на бегу из карманов револьверы, они ложились на опушке в редком кустарнике. Николай и Валентин тоже покинули свои посты и приятели легли позади цепи дружинников. Занятые своим делом, взрослые не обратили внимания на мальчиков, а девочек Елена сразу же увела с собой в лес. Рабочие, не имевшие оружия, быстро набрав палок, камней залегли в дальнем конце полянки. Не было никакой растерянности, все произошло быстро и организованно, чувствовалось, что и к возможному нападению готовились.

– Без команды, товарищи, не стреляйте! – раздался голос Андрея.

Лежавшие в цепи теперь ясно слышали топот. Лошади шли, очевидно, мелкой рысью. Ребята увидели, как зашевелилась цепь. Дружинники старались улечься поудобнее, приготовились к отпору. Степан привстал на колени и выглянул из кустов.

– Ой, смотрите, что он делает! – воскликнул Николай. Действительно, Степан вдруг поднялся во весь рост и шагнул вперед, на ходу засовывая свой «смит» в карман. Дружинники в недоумений вскочили и поляна огласилась громким хохотом. Ребята бросились вперед и, выскочив из-за деревьев, остановились в недоумении. По дороге трусцой ехало человек десять башкиров, завсегдатаев праздничных базаров.

Степан, подойдя к всадникам, о чем-то переговорил с ними, и те, повернув лошадей, поехали стороной, чтобы не заезжать на поляну.

– Эх, ты, горе-часовой! – проговорил Степан, подходя к Губанову. – Не разглядел, а тревогу поднял.

Дмитрий стоял, закусив губу, опустив голову, растерянный, не зная, куда деваться от стыда. Ему казалось, что все вокруг с укором смотрят на него.

Прерванная маевка продолжалась. Сейчас народ, собравшись тесным кружком, слушал рассказ пожилого человека в пенсне о жизни в далекой якутской ссылке. Рассказывал тот увлекательно, живо и горячо. Слушали его внимательно и пятеро подростков. Только Митя сидел в кустах, в стороне, насупившийся, угрюмый, молчаливый. Ребятам стало жаль друга.

Валентин подсел к нему.

– Брось, Митяй! Всякое бывает. Кто их разберет, казаки ли, башкиры ли: пыль ведь.

– А что, и я бы свистнул. Тут секунда дорога. Окажись казаки, пока разглядывал, знаешь, что могло быть? – сказал Николай.

Слова друзей мало утешили Механика. И только когда в сумерках шли они домой, мальчик постепенно разговорился и забыл про свою оплошность.

Глава XII
НЕЗАДАЧЛИВЫЕ СТРЕЛКИ

С наступлением летних каникул для поселковых мальчишек началось горячее время. Занятия в школе кончились, и ребята опять разделились на два враждующих лагеря. Колупаевцы и никольцы дрались теперь каждое воскресение. И только трое приятелей – Валя, Митя и Николай – впервые в этом году ни разу не участвовали в драках и даже с ребятами не играли.

До того ли было? Начинала осуществляться самая заветная мечта. У них появилось оружие. Да, да у Валентина Кошельникова, Дмитрия Губанова, по кличке Механик, и Николая Осипова появилось настоящее оружие. Тут были «бульдоги», и «смиты», и «велодоги».

Правда, оружие это ненадолго оставалось в руках ребят.

Теперь чуть не каждый день они получали то один, то два револьвера. Все это было старое, испорченное оружие, неизвестно откуда добытое и требовавшее тщательного ремонта. Вот ребятишки и таскали его в Заручейный поселок к веселому хромому кузнецу Никанору.

Какое это счастье – идти и нести за поясом под рубашкой настоящий револьвер. Правда, он испорченный, не стреляет, но зато как это здорово – чувствовать прикосновение холодной стали. Одно огорчало приятелей: нельзя было похвастаться перед ребятами. Вытащить бы из-под рубахи, хотя и неисправный, «смит». Вот бы онемели от восторга поселковые ребятишки. А если бы еще иметь исправные! – Пальнуть бы во время драки с колупаевцами, хотя бы и холостыми.

Однажды Степан сказал приятелям:

– Бегите к кузнецу и возьмите три починенных револьвера.

Вот когда припустили ребята! Ног под собой не чувствовали от счастья! Ведь сегодня они понесут исправные, готовые к бою револьверы.

Дед Никанор дал им три исправных «смита».

– Ну, марш! – сказал он, сердито шевеля лохматыми бровями, из-под которых смотрели на ребят ласковые, улыбающиеся глаза. – Да, чур, смотреть в оба, чтоб не нарваться на иродов! Дело-то не шуточное. А это в карманы положите, да смотрите, чтоб ни одного не обронить! – И он дал каждому по десятку патронов.

Ребята засунули под рубашку револьверы, рассыпали патроны по карманам и отправились. Теперь они не бежали, наоборот, шагали медленно, степенно. К чему торопиться? Прибежишь к Степану – оружие отдавать надо. До темноты долго, еще часа четыре.

– Айда через кладбище, – предложил Николай. – Ближе, пожалуй.

И хотя торопиться было некуда и дорога через кладбище не короче, ребята согласились. Очень всем троим хотелось поближе рассмотреть исправные револьверы, а на улице этого не сделаешь.

На кладбище было тихо. Березы стояли одетые сережками и точно купались в лучах майского солнца. Ребята присели на одну из могил. Не сговариваясь, сразу все трое вытащили револьверы. Даже сердце забилось чаще, когда они почувствовали в ладонях шершавые рукоятки «смитов».

Валентин вытащил из кармана патроны.

– Вот как это делается, – сказал он, переломил револьвер, заложил патроны в барабан и поставил его на место. Потом он встал в позу заправского стрелка: отставил правую ногу немного в сторону, левую руку заложил за спину, а правую с револьвером вытянул вперед на уровень прищуренного глаза.

Приятели, конечно, не отстали. Мигом зарядив свои револьверы, они тоже стали целиться в стволы берез.

– Видали, – крикнул Валентин, не оборачиваясь. – Учитесь у меня. Целиться надо так… – Он увлекся, нажал гашетку, и вдруг – бах! – прокатился по кладбищу выстрел.

– Валька, сдурел! – крикнул Механик, но сейчас же и сам нажал гашетку.

– Ах, вы так! – И Николай, чтобы не остаться в долгу, тоже спустил курок. Выстрелы оглушили и напугали ребят. Они растерянно поглядели друг на друга.

– Услышат! – почему-то шепотом сказал Николай.

– Бежим! – крикнул Механик. И все, сунув револьверы под рубашки, кинулись со всех ног бежать. Выскочив с кладбища, они увидели, как от тюрьмы по дороге пылило трое верховых. Приятели свернули с дороги и, юркнув в кусты, отсиживались там часа два и, только убедившись, что их никто не ищет, выскочили из своего убежища и побежали к Степану.

Степан стал рассматривать принесенное оружие, а мальчики стояли ни живы, ни мертвы.

– Кто?!

Все трое молчали, потупившись.

– Кто, спрашиваю, а?

– Я! – Валентин шагнул вперед. – Это я первый начал. Попробовать захотелось. Никогда в жизни не стрелял.

– Мы тоже только попробовали, – в один голос сказали Митя и Коля.

– Попробовали, попробовали! Да знаете ли вы, что нам каждый патрон на вес золота? А вы вон сколько добра на ветер перевели. Где пробовали! В городе?

– На кладбище… – пробурчал Валентин, красный от смущения.

– А если бы задержали вас, тогда как? Вы когда-нибудь подведете организацию. – Он помолчал. – За эту вашу недисциплинированность вы никогда больше не будете переносить оружие.

Ребят как громом поразило. Этого они никак не ожидали.

– Мы собирались вам дать еще одно серьезное поручение, но теперь не придется, а жаль: вы бы могли его хорошо выполнить. Но озорников, которые каждое серьезное дело могут в игру обратить, мы не можем послать на такое дело.

Ребята не выдержали.

– Степан, честное слово, ей-богу, больше никогда не будем, – в один голос закричали они. – Мы это только один раз.

– Один-единственный, – проговорил Валя, чуть не плача. – Если бы не я первый, они бы ничего…

– Посмотрим… – неопределенно сказал Степан. – Скоро настанет время, и у вас, может, будет работа, но на оружие не рассчитывайте.

…Дней пять ребята не знали, куда девать себя. Они потеряли покой, никак не могли примириться с тем, что по глупости лишились доверия. Вечерами они сидели на крылечке у Кошельниковых или без дела слонялись по улице. Состояние было подавленное: ни играть, ни разговаривать не хотелось.

Особенно скучали Николай и Дмитрий. У Валентина было меньше свободного времени, но и для него вечера были тягостными, пустыми.

А давно ли, кажется, всего только с год тому назад, каждый свободный час был заполнен играми, озорными развлечениями. Вот и сейчас в прозрачной тишине майского вечера, далеко за огородами, звенят ребячьи голоса – идет игра в сыщики-разбойники. Но трем приятелям не до того. Ну разве будет Валентин с увлечением прятаться от какого-нибудь Степки-сыщика, когда он удирал от настоящего шпика с нелегальной литературой. Интересно ли Дмитрию Губанову изображать арестованного, когда он пережил настоящий обыск и сумел перехитрить самого полицейского пристава. Какое удовольствие сидеть в старой бане и воображать, что это тюрьма, когда они постоянно носят туда передачу. Нет, ребячьи игры их теперь не волновали. Скучно… скучно… скучно.

Ребята до сих пор бегали в тюрьму, но передачи теперь были неинтересные.

– Почему, Степан, ты ничего теперь не передаешь Даниле, ни записок ни… – спросил однажды Валентин своего старшего друга.

Степан улыбнулся.

– Данила получил все, что надо. А зря не стоит гусей дразнить.

Вынужденное безделье томило ребят. Они решили что-нибудь придумать. Но почему-то ничего интересного не приходило в голову даже изобретательному Механику. Да и что придумаешь? Можно, конечно, устроить какую-нибудь пакость станционному жандарму, да что толку! Снова драться с колупаевцами ребят тоже не тянуло.

Степан, очевидно, понял состояние ребят. Он видел: Валентин избегает его, ходит все время хмурый, недовольный, да и работает не так, как прежде.

– Валька, – сказал однажды Степан, – не удирай раньше меня. С работы пойдем вместе.

– Ну, говори, что задумали! – сразу начал Степан, когда они отошли от депо и поблизости никого не было.

– Ничего! – пробурчал мальчик.

– Да брось ты дуться-то! Надо привыкать ответ держать. В партии будешь, там не так, брат, влетит, если заслужишь. Большевики не должны падать духом. – Он оглянулся. – Сядем, товарищ Кошельников, – тихо и серьезно произнес он, спускаясь с насыпи и усаживаясь на траве.

Мальчик недоуменно взглянул на него: что он смеется, товарищем называет? Но Степан не смеялся.

– Ну, так вот, слушай, товарищ Кошельников. Ругал я вас потому, что считаю хорошими ребятами, надежными, смелыми. По-моему, вы уже отыгрались, взрослыми стали. Из вас могут настоящие большевики вырасти.

У Валентина даже дыхание перехватило.

Степан еще раз оглянулся и прислушался. Стояла чуткая вечерняя тишина. В такие минуты каждый звук за версту слышится.

– Победы добиться, всего себя надо отдать, – продолжал Антипов негромко. – Большевик себе не принадлежит. Его жизнь – служение народу, партии, поручения которой он обязан выполнять безоговорочно. Ясно?

– Ясно, – почти шепотом отозвался Валентин.

– Любого из нас в любую минуту может ждать тюрьма, каторга, и каждый пойдет на все, лишь бы дело общее победило. Большевик не может сказать, получив задания: «не хочу, не могу». Да, брат, железная у нас дисциплина. А иначе нельзя…

Он помолчал.

– Первое время у нас в организации разные люди были. Иные только числились в партии, а для революции палец о палец не ударяли. Как до серьезного доходило, такой – голову под крыло. Ему бы все по-мирному, по-тихому, забастовки, чтоб без политических требований, с восстанием бы пообождать. Такие в силу рабочего класса не верили. С этим покончено. Большевики от таких отмежевались раз и навсегда, те в меньшевиках теперь… Понял?

– А то нет!

– Оружие видел?

Валентин покраснел.

– Ладно, про то забудем. Так вот, дружину боевую укреплять будем.

– Нас в дружину? – Мальчик даже привстал.

– Ну и порох! – Степан засмеялся. – Какой же ты дружинник? Да ты не обижайся, я ведь тебе все, как взрослому рассказал. И рассказал для того, чтобы ты понял и дружкам своим разъяснил, что помощь большевикам – не игра, а работа и не легкая, опасная. Она осторожности и серьезности требует.

– А мы разве не понимаем: помогали ведь!

– То еще цветочки были, а ягодки впереди.

Они помолчали немного, и Степан спросил:

– А как ты думаешь: Дмитрий Губанов на серьезное дело может?

– Митька-то! Ну, как же! Вон, когда Данилу арестовали, он что устроил? Листовку за сараем выбросил, так прикинулся, хитрущий он парень.

– Так. А Николай Осипов?

– Этот деловой. Самый смелый в поселке. Могила, в жизнь не проболтается.

– А как же у вас всякое там получалось?

Валя помолчал, потом решительно тряхнул головой:

– Так это все больше я. С листовками первый раз – я, в гимназии – я, да и с оружием – я! Но только, честное слово, никогда этого не будет. Поверь, товарищ Антипов.

Степан пристально посмотрел мальчику в глаза.

– Руку, товарищ Кошельников.

Валентин горячо пожал сильную, загрубевшую от работы руку слесаря.

– Ну, а девочкам доверять можно?

– А то как же! Они любое задание выполнят. Потом, знаешь, что я тебе скажу, – он опять зашептал, – у Веры Кочиной отец в ссылке умер, революционер он был. Раз я у них одного незнакомого видел, такой большеволосый, с бородой. Вера по секрету говорила – скрывается, бежал.

– Да, про Верину маму я лучше тебя знаю. Кто, кто, а уж Нина Александровна Кочина нам известна. Она, правда, не большевичка, но немало услуг организации оказала. Да и этому, как ты говоришь, большеволосому мы тоже помогли за границу уехать. Но я спрашиваю не про Нину Александровну, а про девочку.

– Ни-ни, и не сомневайся! Вроде нас. Нет, даже лучше.

– Вот то-то, разве, что лучше, – засмеялся Степан. – Ты вот что, расскажи своим орлам обо всем, посоветуйтесь и, если на настоящее дело решитесь, приходите ко мне… Получите уже задания посерьезней. Но, запомни, и ребят предупреди – никаких фортелей! От тех, кто дисциплину нарушает, да еще потом и сердится, пользы нам никакой, и мы их исключаем из организации. Понял, товарищ Валентин? – и Степан, сорвав с головы мальчика картуз, взъерошил его густые каштановые волосы.

– Все ясно! – крикнул Валентин и, сорвавшись с места, помчался, ног под собой не чуя. Он спешил к друзьям.

Ребята даже не сразу поверили Валентину.

– Вот это здорово, коли не брешешь! – воскликнул Механик.

– Да, это, брат, дело настоящее, – поддержал приятеля Николай. – Только, если набрехал, Валька, – берегись!

– Берегись, берегись, неужели я буду… дело-то серьезное. Это вам не игра!

Ребята насилу дождались следующего вечера и, встретив Валентина и Степана у ворот депо, пошли вместе с ними. Степан, как взрослым, рассказал им подробно о дружине и о предстоящей забастовке, а возможно даже о вооруженном восстании. Доверие заставило ребят подтянуться, и они внимательно выслушали новое задание – отнести часть прокламаций на архиповскую мельницу и в чаеразвесочную. Ребят там уже знали многие революционно настроенные рабочие и поэтому поручение было выполнено быстро и без всяких происшествий.

Вскоре Степан наказал Валентину, чтобы все шестеро в воскресенье, под вечер, пришли на берег Миасса к рощице, верстах в трех от моста. Валентин знал это место. Они как-то ходили туда со Степаном. Оно было за чертой города. Река здесь протекала по пустырю, вдали от дорог.

– Девочки пусть оденутся попроще. И чтобы у всех удочки были. Это ты обеспечишь!

Ребята не заставили себя ждать. Когда Антипов пришел в назначенное место, мальчики сидели у воды, внимательно наблюдали за поплавками, а девочки возились с уловом, готовя рыбацкую уху, варить которую научил их всезнающий Механик.

Подсев к ребятам, Степан тоже закинул удочку. Уха сварилась. Дмитрий, Валентин и Николай быстро осмотрели окрестности, и только тогда все уселись вокруг котелка с ухой и вынули ложки.

– Дело на этот раз, друзья, особенно серьезное. – Степан помолчал. – Даже опасное. Надо быть отважным и очень осторожным. Ничем себя нельзя выдать. Если провалитесь, ни вам, ни нам несдобровать. Но и лучше вас никто не сделает. Подумайте, и, если не чувствуете, что справитесь, или робеете, не стесняйтесь, откажитесь. – И он объяснил, в чем дело. Нужно было перенести оболочки баббитовых бомб из поселка в город, там их будут начинять взрывчаткой.

– Мальчик, идущий с девочкой, да еще с гимназисткой, не вызовет подозрения, – продолжал Антипов. – Носить будете по очереди, то одна пара, то другая, то третья – тоже не так подозрительно.

Никто из ребят, конечно, не отказался. Они разбились на пары: Валя был с Верой, Николай с Любой, а Митя с Фатьмой.

Дело шло на лад. Ребята брали на квартире у одного старого литейщика оболочки из баббита, величиной чуть больше утиного яйца, укладывали их в корзину, накрывали тряпкой, а затем доверху наполняли корзину овощами. Шагать было не близко, но за разговорами незаметно доходили до небольшого домика на Азиатской улице. Там встречали их курчавый, белозубый, похожий на цыгана, студент и реалист-старшеклассник.

– А, пирожное принесли! Замечательно, замечательно, покушаем, – каждый раз одинаковой шуткой встречал их студент.

Работа подходила к концу. Степан говорил, что еще раза два всего и сходить-то придется. На этот раз Николай взял ношу потяжелее, и они с Любой направились окольными путями к знакомой квартире.

Ребята никогда не ходили одной и той же дорогой, Николай решил пройти по глухой Оренбургской улице.

Вот и нужный двор близко. В это время из-за угла показалось трое ребятишек. Один из них, проходя мимо, слегка толкнул Николая плечом. Тому бы пройти мимо, но он, забыв про корзину, ловким движением левой руки столкнул мальчишку с тротуара.

– Ах, ты пихаться! – в один голос воскликнули все трое задир.

– А вы?

– Дай ему, Васька! – крикнул парнишка постарше.

Васька размахнулся и ударил Николая в плечо.

– Возьми корзинку! – крикнул тот Любе.

Завязалась неравная драка. Николай дрался ловко, но против троих ему приходилось туго. Люба не знала, что делать, она бегала около дерущихся и кричала со слезами в голосе:

– Ребята, мальчики, бросьте! Коля, бежим! – Наконец она не выдержала и своим маленьким кулачком ударила по спине одного из ребятишек и сейчас же, испугавшись, бросилась бежать.

– Кешка, догони девчонку! – крикнул старший мальчик, очевидно, коновод, – мы им обоим всыплем.

Средний из ребятишек кинулся за Любой.

Николай испугался не на шутку за Любу и того, что мальчишка может вырвать корзинку, уронить ее… Он оттолкнул обоих драчунов и бросился следом за Кешкой, который преследовал девочку.

Это была странная картина. По улице бежала перепуганная девочка, изнемогая под тяжестью корзины. Ее догонял белобрысый парнишка, за ним бежал Николай, и дальше опять погоня – двое разъяренных задир.