355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Синюков » Утраченное звено мировой истории (статьи) » Текст книги (страница 34)
Утраченное звено мировой истории (статьи)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:20

Текст книги "Утраченное звено мировой истории (статьи)"


Автор книги: Борис Синюков


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

Рабовладельческое государство и империя – это разные вещи. Хотя в иной империи «свободным» ее гражданам живется хуже, чем рабам в рабовладельческом государстве. Империи, как я уже говорил, бывают двух видов: основанные, как ни странно, на страхе перед завоеванием, и, основанные на идеологии. К империям, основанным на идеологии, безусловно, приложили руку евреи, дав миру Христа. Но сами непосредственно не создавали империй, они просто пользовались результатами империализма. Христос же создал идеологию империализма, внушив миру переход к пройденному евреями этапу Первозакония, то есть объединения «в одном флаконе» религии и нравственности, религии и закона, разделенные Второзаконием по разным «флаконам». На основе идеологии Первозакония легко создавались империи (подробности – в других работах). В этом евреев можно обвинять, но не сегодняшних, а древних. Идеологические империи – это христианские империи, мусульманские, они развалились административно, но все еще живы идеологически. Потом идеологии империализма росли как на дрожжах: коммунизм, фашизм, нацизм, в которых есть немалая доля еврейского ума. Но все это, повторяю, началось с Христа. И эти идеологические империи – это, так сказать, позднейшие изобретения, но началось–то все не с этого.

Началось с того, что люди почувствовали: если не будешь сильным, то тебя сильные будут обижать. Началось с героев, сильных физически. Но быстро заметили, что любого силача четверо–шестеро слабаков одолеют непременно. Потом слабаки заметили, что хитрость, изобретательность и ум помогают даже больше, чем численность. С тех пор предводители кланов стали чаще быть умными, чем сильными. Они быстренько сообразили, что нужно иметь в своей команде больше людей, больше изобретателей, больше хитрецов, которых позднее назвали стратегами.

И тут мне надо, чтобы вы поняли дальнейшее, остановиться на матриархате и патриархате. Эти две штуки историки разделяют на многие тысячи лет, хотя фактически они сосуществовали одновременно даже на первых порах Возрождения, которое началось, как известно, в 15 веке. Одного историки не знают, что была еще одна форма организации жизни. На примере животноводства это называется раздельным содержанием полов. У людей – женские и мужские кланы, встречавшиеся несколько раз в году у речки под песню–пляску «А мы просо сеяли, сеяли…, а мы просо вытопчем, вытопчем…» В некоторых случаях они назывались амазонками. У отцов в таких случаях отцовские чувства не возникали. Поэтому им легко было воровать и продавать детей из женских кланов. Это я говорю о наших лесных дебрях, древней Руси. И о равнинных северных немцах, поляках, финнах – тоже. Кстати финны жили на Руси, начиная от Оки и до самой нынешней Финляндии под названием чудь, то есть чудаки, потому, что не знали никакого оружия. Потому их всех и продали потом «русские», которых в природе нет и не было, в рабство, в Кафу. Но были и такие племена (четвертая разновидность), в которых никогда не было ни патриархата, ни матриархата, ни кланового полового разделения, а были хорошие семьи, такие, например, как у пингвинов или у некоторых видов обезьян, у которых папаша сразу же взваливал новорожденного на свою спину и носился с ним по веткам, отдавая его матери только пососать грудь. Это северные и сибирские народы, которым без семьи не продолжить даже свой род. Все это я говорю к тому, чтобы перейти к империям, основанным на страхе перед завоеванием.

Само собой разумеется, что для того, чтобы противостоять завоеванию, надо быть сильным племенем. Сила эта дается на первоначальном этапе природными условиями – еды много. От сытности охота размножаться. Но это чисто случайный фактор. У сильного племени получается сильным вождь. И он, в конце концов, начинает понимать, что свалившейся с неба силой надо воспользоваться, чтобы подчинить более слабые племена, чтобы стать еще сильнее. Сила перерождается в экспансию. Но наступает сатурация, насыщение, так как с покорением все новых владений сила должна пропорционально возрастать, но она не возрастает пропорционально, так как затраты силы на удержание в повиновении начинают превышать приращение силы, полученной от завоевания. То есть устанавливается естественное равновесие, когда больше завоевывать нельзя, удержать бы прежнее.

Но математическая формула этого равновесия неизвестна до сих пор, и вряд ли ее когда–нибудь откроют. Но если и откроют, то кто же из царей ей последует, ибо с силой непременно и автоматически приобретается самоуверенность. Причем такая самоуверенность, что ни одной науке она становится не под силу. Более того, самоуверенность побеждает науки и изгоняет их от себя подальше, чтобы не раздражали самоуверенность, ибо самоуверенность – сама себе наука, так как считает, что и без науки проживет, на основе только силы.

В местах на Земле наиболее благодатных, наиболее заселенных, в конце концов, устанавливается равновесие силы и противосилы, захвата и удержания. Так возникают государства, которые ныне называются мононациональными, хотя все они – первоначально империи. И зачастую, например, гасконцы и бретонцы, венеты и неаполитанцы, псковичи и рязанцы, баварцы и пруссаки больше ненавидят друг друга, чем они же по отдельности англичан или турок. Между тем по порядку эти пары будут французами, итальянцами, русскими и немцами. Особенно это заметно в самых насыщенных древними племенами местах, например, на Кавказе или в Эфиопии. Вы едва ли даже посадите за один сельский стол, например мингрела и кахетинца, хотя они оба – вроде бы грузины. Естественное равновесие между государствами такого вида устанавливалось несколько веков подряд, но все еще иногда возникают конфликты, правда, все реже и реже. И внутри этих государств – псевдоимперий возникают конфликты. И замечу, конфликты эти разрешаются не по формуле, о которой я говорил выше, а естественным путем, методом проб и ошибок. Кажется, я достиг понятия дипломатии, а мне это совершенно не нужно.

Другое дело в местах, где племена редки как волоски на некоторых головах. Здесь, если места относительно благоприятны, образуются государства – империи того же вида, что я рассмотрел выше, но между этими государствами полдня на лошади скакать по межграничной пустоте. И уже в бескрайней тундре государств вовсе нет, если их понимать как маленькие империи. Там все живут сами по себе как деревья в лесу, если крона – это племя.

Когда такие «деревья» живут тесно, как, например, в чеченских долинах среди гор, получается тейпократия, наиболее мощные «деревья» вытягиваются выше соседних деревьев и затеняют их, закрывают солнце своими разросшимися ветвями. В тени кроны соседних деревьев начинают хиреть.

В разрозненных же семьях–племенах на просторах тундры «деревья» не пересекаются, «солнца» хватает всем, но там другая проблема возникает. Старый человек в кочевой жизни, который большую часть суток должен проводить на ногах, каждую неделю строя хотя и простенький, но новый дом, становится обузой семьи. Пока он ходит, он живет, как слег, то не выдержит даже переезда на новое стойбище – замерзнет в пути, прямо на нартах. Поэтому лежачих стариков просто оставляют умирать у костра, а сами уезжают на новое стойбище, обливаясь слезами. Отъехали, костер горит, старик лежит возле него, костер потух, старик умер – такова жизнь. Поэтому в таких условиях нет геронтократии.

При тейпократии одновременно существует и геронтократия. Старики лежат в самом теплом углу сакли и все их беспрекословно слушаются, они опытны, дальновидны, потеряли любовное либидо, поэтому ничто не отвлекает их от дум о вечном. Сильный тейп имеет сильный совет старейшин, этот совет доминирует по отношению к другим советам на общем совете. Все очень просто, если не обращать внимания на мелочи, которые хотя и двигают туда–сюда равновесие, но силы эти хаотичны, равнодействующая их близка к нулю.

Вернемся к империи, основанной на страхе завоевания. Как мы видели выше, как правило, наступает равновесие между микроимпериями, образуются государства, и среди них наступает равновесие сил. Но дамоклов меч потенциальной опасности завоевания соседями всегда висит над государством. Но это очень отвлеченное понятие, ведь государство, если его сузить до народа, неоднородно. Народ и элита, правители – вот из чего состоит государство, если отбросить понятие земли, территории. И эти две составляющие государства, вернее, совокупного народа, очень по–разному относятся к завоеванию извне.

Конечно, простому народу не совсем все равно, если его завоюют, но народ знает, что уж очень худо ему не будет, иногда может быть даже лучше. Я не буду приводить примеры, их можно приводить бессчетно. Главное, налоги народ будет платить, грубо говоря, те же самые, только другим правителям. И, естественно, народ быстро сообразит, что его завоевали не для того, чтобы живьем съесть. Народ любым правителям нужен живой, здоровый и размножающийся. Основная проблема будет только в народном самолюбии, оно будет здорово ущемлено. Но опять же, это ущемление – не голод, к которому нельзя привыкнуть. К ущемленному самолюбию быстро привыкают, и наступает ассимиляция. Котел любви все постепенно перемешает. Особенно, если завоеватели и завоеванные примерно на равной стадии развития, а носы, глаза и овалы лица примерно одинаковы.

Этот мой тезис не понравится ни одному правительству и ни одной национальной элите, ни в одной стране мира. Вот к ним и перейду, чтобы и вам стало понятно, почему этот мой тезис им не понравится, притом так сильно, что я стану врагом всей совокупной элите всех стран на нашей грешной Земле. Элита при внешнем завоевании теряет все свои исключительные права и привилегии среди своего народа, наперед зная, что, в общем–то, она их и недостойна. А привилегии и права эти весьма и весьма велики, иногда так велики, что если бы свой собственный народ даже о небольшой части их догадывался, то давно бы сам собрался с силами и завоевал свою страну. И в прямом, и в фигуральном смысле. Я приведу только один малюсенький пример. Все дети простого народа России играют в русскую рулетку в 18 лет, называемую армией. В этой рулетке, как известно, ставка – жизнь, не говоря уже о страдании родителей. А внучок даже не действующего, а «прошлого» президента в эту рулетку не играет, и играть никогда не будет.

Элита прекрасно понимает, хотя дураков в ней не меньше чем в простом народе, если она прямо и открыто скажет своему народу, что он должен защищать ее, элиты исключительные права и привилегии от внешних врагов, то народ этому не очень обрадуется. Может даже вообще нисколько не обрадоваться, а напротив, сильно загрустить, и даже обозлиться. Поэтому говорить так совершенно невозможно. Нужно говорить как можно больше бодрых, призывных, не допускающих возражений слов, попросту – шаманских, но таких слов в природе мало. «Родина–мать», которую невозможно себе представить, «единая и неделимая», которую невозможно понять, немного зная физику. «Святой долг» при абсолютном безбожии. Вот, кажется, и все. Поэтому слова переходят в юридическую экспансию: «гражданская обязанность», переходящая в тюремное заключение на максимальный срок, а в военное время – в расстрел, которые действует уже лучше, радикальнее. Но еще менее понятно, чем предыдущие слова. Ибо по Всеобщей декларации прав человека никто не может обязать убивать, даже для защиты элиты.

Кажется, я добрался до причины устройства людоедского правления. И сразу же хотел бы привести пример, не вдаваясь в правовые аспекты разногласий. Когда две страны с общей численностью около полумиллиарда человек из–за разногласий между собой совсем недавно чуть не отправили на тот свет все население Земли в пять миллиардов человек. Этот пример я привел не для иллюстрации людоедства, а для иллюстрации степени напряженности, которая может возникнуть между элитами двух стран. А уже из этой напряженности должно происходить людоедство, когда у страны не хватает сил.

Нищий не очень боится, что его ограбят, а вот богатому есть что терять, поэтому он всегда боится. Бессильный только боится, а сильный предусматривает защиту, чтобы стать еще сильней. Для усиления нужны деньги, но денег негде взять кроме как у своего народа. Можно «присоединить» еще народ и брать деньги уже с двух народов, с трех и так далее, до 200 народов. Это хорошо, но трудно. Чем больше народов, тем большая между ними разница, тем они хуже уживаются друг с другом, то и дело хотят отпрыгнуть подальше. Поэтому все меньше силы приобретается с «приобретением» новых народов, так как большая ее часть начинает уходить на принуждение к «содружеству наций».

Тут возникает несколько вариантов по русской поговорке: знай край, и не падай. То есть, можно остановиться на каком–то этапе истощения народных сил, в той или иной степени. Чем меньше истощен народ, тем он быстрее движется по научно–техническому прогрессу, из которого возникают культурный, правовой и прочие прогрессы. В том числе и прогресс в добывании народом денег. Чем больше истощен народ, тем быстрее все происходит наоборот и главное – денег становится все меньше и меньше. Но элита врет, что все деньги, собираемые с народа на защиту отечества, на нее и тратит. Больший кусок этих денег она тратит на себя. И когда истощенное отечество уже не в состоянии содержать и элиту, и армию, элита переключает почти все деньги на себя, а что останется, то – на армию. Но одновременно усиливается налоговый гнет на народ, так как в элите начинают соревноваться между собой страх и жадность. Нужно и безопасность свою блюсти и сытость своего брюха. Разрываясь между этими двумя желаниями элита начинает раздевать народ до нитки. В результате всяческие прогрессы начинают пятиться, а обезумевшая элита постепенно, по мере своего «обнищания» вводит элементы людоедства, пока не перейдет к полному их набору.

Как ни странно, за редким исключением, такие процессы идут почти параллельно во всех соседних странах, особенно у скученных государств. Параллельно и одновременно. Поэтому статус–кво между ними сохраняется, только этот статус проявляется с каждым годом на более низком научно–техническом уровне. Скоро эти страны вообще не могут производить никакого оружия кроме кинжалов, все остальное им приходится покупать. А страны–производители оружия, которые остановились на самом краю пропасти, о которой я только что сказал, и не упали в нее, прогрессивно развились, но особо прогрессивно они уже сами повысили цены на свое оружие. И государствам с людоедским правлением ничего не остается, как его покупать, еще более угнетая свой народ. А экспортеры все сильнее богатеют и движутся все быстрее в сторону всяческих прогрессов. Но, так как у меня о таких странах речь впереди, замечу по поводу стран с людоедским правлением, что эта людоедская форма, как ни странно – непреложное правило на Земле. А страны прогрессивные – исключение из этого правила. Иначе бы я и не поднимал этого вопроса.

Влюбленный в «новую хронологию» я не полезу вглубь веков за доказательствами этого. Историю можно читать только после начала эры книгопечатания, с середины 15 века. Бросим взгляд на мир с 15 по 20 век, исключая Америку, Россию и те острова, где съели капитана Кука. Первые микроимперии, считающиеся ныне мононациональными государствами, созданы из «малых» народностей – племен, но до сих пор эти праплемена не очень любят друг друга, хотя и живут в одной стране, и зачастую как, например, в Италии не очень хорошо понимают друг друга на «итальянском» языке. Это произошло во всем «цивилизованном» мире, от Японии до Атлантики. Сколько же войн претерпели все эти праимперии–государства друг с другом, так сказать по–соседски, уму непостижимо. Но постепенно все «устаканилось», мне очень нравится сие жаргонное простонародное словечко, оно значительно шире по смыслу, чем, например, успокоилось.

Можно подумать, что островная Япония мононациональна, но айны – ныне «японцы» – отнюдь не японцы на самом деле. И ирландцы, шотландцы не англичане, хотя живут ныне в Англии. О некоторых других странах и входящих в них народах я говорил выше. Это же можно сказать о любой другой стране мира, но не в этом главное. Главное в том, как эти первичные народы сожительствуют. Насколько сильны относительно друг друга входящие в миниимперию народы. И насколько амбициозны превалирующие элиты. В конце концов, одна элита выбирается из кучи элит наверх и остается сидеть на этой куче, питаясь на «подножном» корму.

Родных детей очень жалко, племянников – меньше, а одноклассники вообще могут за малым исключением перемереть, и вам будет ни жарко, ни холодно. Точно так же и с «братскими народами». Отбирать язык, культуру, верования и привычки начинают у самых маленьких народов, заменяя в этом народном винегрете постепенно все компоненты одной, например, картошкой, которую очень любит «основная нация». Потом постепенно переходят к более сильным «компонентам» винегрета, а от последнего, наиболее сильного, оставляют, например, только его любимую соль, которой, как вы сами понимаете, не может быть слишком много. Так получается «единый, монолитный и сплоченный народ», готовый любить и защищать до последнего дыхания свою «Родину–мать».

Естественно, с родных «детей» налогов берут меньше, с «племянников» – больше, а на «одноклассников» можно наваливать столько, сколько элитной душе угодно. Я уже не говорю о соседней «школе». Конечно, тут много нюансов, но основная–то линия именно такова. И это есть всеобщее правило для всей планеты. Любая империя, которая ныне называется мононациональным государством, зиждется на людоедстве, и это происходит потому, что элита тщательно скрывает от народа, что все люди имеют абсолютно одинаковые права. Хотя, собственно, открытие тезиса «все люди рождаются свободными и равноправными» более великое открытие, чем буквенная письменность и теория относительности Эйнштейна. А открытия такого величия не могут прийти одновременно в тысячи голов как это, например, происходит с пресловутым колесом, которое на третьем году жизни изобретают дети, поголовно замечая, что круглое катить легче, чем плоское – тащить.

Империи, основанные на идеологии, я здесь рассматривать не буду, они рассмотрены у меня в других работах. Сейчас же попытаюсь вчерне сравнить Китайскую и Российскую империи, созданные из–за страха. Китайская империя несравненно древнее Российской, о чем говорит Великая китайская стена. Многие подумают, наверное, что у Российской империи не было стены. Другие подумают, что китайская стена создана для обороны, историки, кстати, поголовно так думают. Третьи подумают, что сегодня Китай отсталее России, но в древности был – неимоверно передовой. Вот на этих особенностях и построю свое сравнение.

Китайская империя такая же разнородная по национальному составу, как и Россия. И угнетение народов точно такое же. И пресловутая стена стала великой не по значению, а по сизифову труду на ее возведение, то есть бесполезному. И возведена она не от врагов, а чтобы подневольные народы не разбежались по Забайкальской тайге. И у русских с юга и востока такие стены были, только они назывались засеками, потому что народ так истощили, что его уже невозможно было заставить построить хорошую каменную стену. И сделаны засеки были точно для того же, что и в Китае. Подробности у меня в других работах, в частности в статье про кремли, чети, засеки, первых Романовых и казаков–разбойников.

Основное же отличие Китайской и Российской империй состоит в том, что в Китае элита в целом более умна по сравнению с российской, хотя и не без отклонений временами в ту или иную сторону. Китайская элита видит все–таки край, чтобы не упасть в пропасть. И не только видит, но и предпринимает меры в течение веков и разной степени целесообразности, которые в целом дают ей возможность оставаться на плаву. С тех пор как они построили бесполезную стену прошло немало лет, в течение которых России вообще еще не было, потом она возникла, усилилась до сумасшедшей величины, нахапала земель аж за Тихим океаном, и так же быстро и бесславно заканчивает свою эпопею несмотря на то, что наша элита без устали камлает, иначе не назовешь, российское возрождение. Доказательств тут столько, что я их даже не буду называть, чтобы не обиделись доказательства, которые упущу, на те доказательства, которые я приведу.

Остается сказать, что, несмотря на всю предусмотрительность китайской элиты насчет разглядывания вовремя края пропасти, происходившего много веков подряд, дни этой империи тоже сочтены, но она просуществует немного дольше Российской империи. Сколько бы китайская империя не лавировала среди скал, она не выплывет, так как путь в открытое море в узком проливе загораживает основной закон человечества: все люди свободны и равноправны по первичному праву самого рождения. Не открой его Западная Европа, и не поставь его во главу угла, людоедство продолжалась бы вечно, возвращаясь на круги своя.

Европа – усталая колыбель

Я не буду подробно останавливаться на том, как Европа без России открыла этот закон, как с большими трудами претворила его в жизнь. Это длинный разговор, притом все это у меня описано в других работах. Скажу только, что Возрождение началось отнюдь не с Козимо Медичи, о котором трындят историки, ахая и охая насчет флорентийского искусства и «новоплатонизма». Козимо Медичи как раз и начал создавать вторую идеологическую империю глобального масштаба (первая – мусульманская), да так жестоко, что чуть ли не всех женщин сжег на кострах, чем едва вообще не закончил человеческую историю на Земле. (В книге и статьях это рассмотрено у меня подробно). Возрождение начал Мартин Лютер, продолжили протестанты, кальвинисты, англиканская церковь, великие просветители 15–17 веков. И, как ни странно, все это поддержала совестливая элита Западной Европы. Почему так произошло, я не знаю, но что произошло именно так – несомненно.

Процесс этот растянулся на пятьсот лет, кроме Западной Европы больше на всей Земле нигде не возник, что говорит об его исключительности из общего правила людоедства. Так называемая Римская империя германской нации была идеологической империей, но она во многом фантомна. Просто центр научно–технического прогресса перекочевал с юга, в основном Италии, на север – в нынешние Австрию и Германию, а это, в свою очередь, позволило светской власти северных монархов стать на равных с церковной властью в Италии.

Фантомность этого империализма состоит в том, что привезенная из Византии идея христианства прижилась сначала в Италии в царствующем здесь матриархате. Потом Козимо Медичи свернул его к христианскому патриархату на основе большой путаницы иудейско–еврейского патриархата, а затем закрепил придуманную историю Римской империи книгопечатанием. Но скрыть усиливавшуюся светскую власть на севере Европы, где матриархата, как и в России, никогда не было, было уже невозможно, поэтому и получилась кособокая Римская империя германской нации – почти целиком фантомная, но с элементами имевших место событий. Эту империю можно не принимать к сведению.

Действительная попытка создания империи на основе идеологии была предпринята Козимо Медичи, как я уже говорил, но она подкрепилась деньгами, которые Медичи надумал собирать с богатеющего севера Европы с помощью индульгенций и итальянского банковского дела, пускавшего эти деньги в оборот с колоссальной прибылью. В борьбе Севера и Юга Европы за умы родился протестантизм, давший основу правам человека. Католичество постепенно отступило на свою родину, а потом заторопилось в Южную Америку, где из классического католичества и местных религий получилось нечто невообразимое, когда население, послушав орган в храме, шло домой и справляло свадьбы, занималось магией, хоронило и так далее по своим древним правилам.

Свобода труда, получившаяся из свободы личности, в Западной Европе сделала возможным резкий скачек в научно–техническом прогрессе. Этим сразу же воспользовались светские властители мини империй, которые ныне считаются мононациональными государствами. Я о них говорил немного выше. И начались создаваться империи на страхе перед завоеванием по формуле: или я завоюю соседей, или они завоюют меня. Основная трудность при этом возникла оттого, что народы миниимперий привыкли считать себя гражданами страны. Они хотя и не очень любили друг друга, живя вместе в мирное время, но при внешнем враге общая ненависть к завоевателям превалировала над внутренней нелюбовью, и народы страны объединялись в едином порыве против завоевателя. Конечно, здесь присутствовали тонкости и нюансы, но общий настрой граждан был именно таков.

Усиливались попеременно то Германия, то Франция, то еще кто–нибудь, в результате Европа получала то Бисмарка, то Наполеона, то, наконец, Гитлера. Островные и полуостровные Англия и Испания направили свой взор на далекие страны и континенты. Так возникли Британская и Латинская империи. Континентальные империи здравствовали недолго, заморские же рассыпались уже при моей жизни. Оба типа этих империй потому разное время жили, что заморские империи создавались на основе очень разной степени научно–технического прогресса между метрополией и колониями. Континентальные империи создавались на приблизительно равном техническом уровне вооружений, практически только на основе гения и целеустремленности полководца.

Теперь надо рассмотреть вопрос, почему все эти великие полководцы терпели крах в России? На этот счет историки столько причин навыдумывали, что их не перечесть, начиная от зимних холодов и кончая знаменитым русским военным духом. В действительности причина только одна, и никто ее еще не обозначил. Западные историки потому, что не понимают до конца прелестей для наших правителей нашего рабства, а наши историки потому, что не хотят вообще об этом говорить. В любой войне наши правители раза в три, если не в пять, теряют больше людей убитыми, несмотря на то, что по правилам военной науки обороняющийся должен терять меньше, чем наступающий. Вот единственная причина наших побед, остальное – мелочи.

Обратите внимание на следующий факт войн в Западной Европе. Побеждает то одна, то другая сторона, но жизненная инфраструктура остается целехонькой. Города, дворцы, заводы, дома, дороги, мосты и так далее, как правило, не разрушаются. Более слабая сторона даже солдат своих бережет, отступая перед превосходящей силой. В плен сдаваться здесь не очень почетно, но и не является изменой родине, пленных жалеют и та, и другая сторона. Все это результат прав человека как такового, к которым все привыкли и не замечают их, как люди не замечают, что дышат. Нельзя превращать человека в скотское состояние даже ради победы над врагом, и это естественно как потребность есть. Именно поэтому западные историки и не понимают, чем же берет Россия в войне? Не понимая этого, они верят в наш русский военный дух, который им преподносят наши правители.

Между тем, все наши победы, начиная с побед Миниха, Полтавы, обороны Севастополя при Николае I, последней войны, основаны на рабстве, как военных, так и мирных граждан. Отступая, наши правители уничтожают все и вся, вывозя перед оккупацией только военное имущество и не заботясь об остающемся в оккупации населении. Зато, вернувшись потом, гнобит это население за то, что оно не могли как птички перелететь из оккупации. Побывавший в плену – предатель, недаром многие пленные не хотят возвращаться в свою страну. Убитых героев не хоронят, оставляя их воронью, за кладбищами воинов не следят, сооружая на каждый миллион погибших по обелиску на главной площади городов. А истинные кладбища – поля боев зарастают травой и кустарником, и через несколько лет все уходит в небытие. Наши правители без тени сомнения могут направить тысячи солдат, вооруженных макетами винтовок, против танков. И вражеские танки буксуют в народной крови и пушечном мясе. Мало того, сзади этих невооруженных людей поставят пулеметы, чтобы расстреливать в упор отступающих. Вот они и «бросаются грудью на амбразуры», демонстрируя всему миру русский военный дух.

Разве все это могут понять историки Западной Европы? Проще понять русский военный дух. Я им только напомню, что добровольных самоубийц в природе очень небольшой процент, и на всей Земле примерно одинаковый, если, конечно, привести его к сопоставимым условиям проявления. Но разговор у меня пока не про Святую Русь. Я этим сравнением просто оттенил свободу и ценность человека как такового, на которые на Западе перестали обращать внимания как на собственное дыхание.

Свободы никогда не бывает слишком много. Она вырывается крохами у власть имущих, но к этим крохам также быстро привыкают как, например, к электрическому утюгу, телефону или телевизору. Простые жизненные блага, еда, одежда, место в парламенте становятся доступны и дворянину, и миллионеру, и каменщику. И здесь наступает противоречие между возможностями и потребностями, которые обе сместились в сторону от веками выработанного курса. Потребность кушать и кое–как прикрыть наготу совпала почти полностью с возможностью это сделать. Это было одно из следствий свободы. И недостаточно грамотный народ немного ошалел. Удовлетворенная составляющая свободы – уже не свобода, это уже как манна небесная. Поэтому возникла свобода не обременять себя трудом. Отказаться от свободы трудиться или не трудиться нельзя, так как тут же начинаешь голодать. Поэтому свобода меньше трудиться тут же сместилась в сторону не обременения себя воспитанием детей, ибо воспитание детей занимает весьма значительное место в труде, за который платят деньги. И, кроме того, само по себе является большим трудом. Притом принудительных мер против такой свободы выбора нет, собственному желудку даже выгоднее такая свобода.

Сильный удар, усугубивший эту проблему, нанесло открытие и начало освоения Америки. Первичное ее население целиком состояло из западноевропейцев. Притом качество народа, перебравшегося в Америку, во всех отношениях было самым высоким, а оставшегося в Европе народа – соответственно намного ниже. По закону сита. Ленивые – они хотя и рожают детей из–за лени предохраняться, но тратить на детей свою свободу, – не очень–то спешат. Зато в Европе создалась генетическая структура, в результате которой дети в 18 лет полностью берут заботу о своем пропитании на себя, а родители – тоже не считают себя чем–либо обязанными своим детям. В отличие от русских родителей, готовых кормить своих чад до собственной смерти.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю